"Огонь, вода и медные трупы" (рассказ)

Как все началось 

     Все начиналось не так плохо. А в том, что мой драгоценный зять оказался еще большим неудачником, чем я предполагал, не виноват – увы – никто. Он постучал в дверь как раз в тот момент, когда я собирался заказать по меньшей мере грузовик пиццы и провести увлекательные выходные в стиле "не выходи из комнаты, не совершай ошибку". Уже за то, что он прервал меня в подготовке к этому священному действу, его следовало бы казнить, но поскольку я – благодушный и милый парень, ничего такого, конечно, не произошло.

- Вацек, входи, - я открыл дверь, он кивнул и вошел, нервно оглядываясь на улицу.

    Вообще с нервами у него было явно что-то не то. Само отсутствие всепоглощающего потока речи и шумовых эффектов, сопровождавших каждое его появление где бы то ни было, настораживало, если даже не пугало. Пора было начинать строить предположения о том, что в его несчастной голове царит гегемония только что вселившихся нервных призраков-интровертов, решивших захватить мир (и сперва выпытать стратегические о расположении баллистических ракет у меня), но это даже предполагать было бы достаточно странно. Во всяком случае, можно было традиционно спросить: "Кто ты, и что ты сделал с нашим болтливым Вацеком"- но я решил начать с нейтрального.

– Как дела? – спросил я, когда он наконец смог стянуть с себя ботинки.

- Эээ, - многозначительно и тупо протянул он, и я понял, что он болен. И возможно, неизлечимо.

"Так-так" , - подумал я. Потом подумал еще немного и заключил, что отчаянные времена требуют отчаянных мер, и направил свои стопы на кухню, а именно – к холодильнику. Бедняга Вацлав плелся за мной.

    Когда пицца была доставлена, кофе разлит, телевизор убавлен, и я, наконец, получил возможность требовательно уставиться на Вацека, он все-таки смог выдавить из себя пару слов.

-У меня проблемы, - сказал он и шмыгнул носом.

   “Клешнями, клешнями тяни”, - настойчиво шептал мне кто-то из глубин разума. Я послушался и придвинул чашку поближе к Вацеку, как бы намекая на бесконечную дружескую и родственную поддержку, обычно выражающуюся в ежегодных звонках по праздникам, а также на то, что, рассчитывая на мое исключительное терпение и доброту, не знающую границ, он должен немедленно высказать все гложущие его мысли и превратиться в кого-нибудь менее пугающего и более похожего на себя самого.

- Эм, чел, я же могу тебе доверять? – спросил он так, как будто, несмотря на любой мой ответ, доверять мне он не собирался ни в коем случае.

   Получив утвердительный кивок и несколько дополнительных кусков пиццы в тарелку (о да, тогда я действительно верил в спасительную силу еды, особенно вкусной, особенно на изголодавшийся нервный желудок), он продолжил:

- Ээ, дело в том, что... ээм, пару дней назад я закопал труп в соседском саду.

- Ого, - только и смог выдавить я.

То, что рассказал Вацек

   Вацек говорил много и долго. Ну, то есть он не совсем говорил. Половину его речи составляли междометия вроде "ммм", "мда", "ээээ" и "ну вот". Я тоже был хорош. Около пятидесяти процентов всего рассказа я просидел с открытым ртом, а когда заметил, оправдываться было уже слишком поздно

- Эээ, так вот. Я захожу, а там оно. Лежит. У меня на кровати. Мда.

   Я подумал, что где-то я уже слышал это. Про труп на кровати. Там ещё было что-то связанное с карликами и терновыми кустами. Что-то очень, очень знакомое.

- Я подошел, проверил. А оно холодное. Я запаниковал. Эээ. Покричал немного. Ну, как обычно, то есть. Мда. А вечером, ну, в общем, психанул и прикопал у соседей где-то на клумбе. Ммм, вот. А сегодня они приехали и решили сажать там яблони. Такие дела.

   Он уронил голову на стол, и я наконец-то смог закрыть рот.

- И, гм, откуда он у тебя вообще взялся? – осторожно спрашиваю я. Нам, невротикам, нужно быть осторожными с собой и друг с другом.

- Де здаю, - бурчит Вацек, по-прежнему уткнувшись носом в столешницу. – Од пгосто был там. Тагой холодный. Эээ вод. Угска меня убгёт.

   И он замолчал. Я доел последний кусок пиццы из его тарелки и уставился внутренним взором в огромное гиперпространственное звенящее отсутствие каких-либо мыслей в моей голове. Даже плохих.

Возможно, это продолжалось около трёх минут, возможно, меньше. Я успел понять только одно – это все было отстойно. Но ещё не так, как то, что было потом, когда Вацек повернул голову и уставился на меня.

- Ну, короче. Чел. Ты должен мне помочь.

И тут я наконец понял, что наступил настоящий отстой.

Мы – гробокопатели

   Дом соседей Вацека возвышался мрачной каменной трехэтажной громадой. Он выглядел вполне соответствующе моим представлениям о домах с трупами, закопанными на заднем дворе. Довольно жутко и довольно готично. Кажется, хозяев не было, и это определенно хорошо, хотя я не думаю, что их наличие или отсутствие как-то меняло планы Вацека. Мы продирались куда-то сквозь кусты крыжовника. Впереди шел мой милый зять, беспардонно загораживая мне обзор непомерно широкой спиной и помахивая железным ломиком так, как будто я вовсе не находился прямо за ним. Колючие ветки хлестали по ногам, отскакивая от Вацека и, в особенности, от его ужасного лома, и я невольно задумывался о двух вещах.

   Конечно, первая из них: почему я всё-таки согласился?

   Честно говоря, я был талантливым бездельником, своего рода профессионалом в этой области. Это было моим стилем жизни, моей философией, главная идея которой заключалась в вечном вопросе: "Что бы поделать, чтоб ничего не делать?" И сейчас меня ждало такое предательство со стороны собственной идеологии. Я оказался безвольным бездельником. Пойдя на поводу у собственной доброты и мягкотелости, родственных чувств, любви к дурачкам вроде Вацека (и боязни за его шкуру в том числе), я ввязался в отвратительную переделку с мертвецами и колючими растениями, а ведь меня ожидало блестящее будущее: ночь полная ужастиков и вкусной еды. А теперь я сам был как в ужастике. И если люди называют это приключениями, мне они совсем не нравятся. Ни люди, ни приключения.

   Меня утешало лишь одно: если я так сокрушительно провалился в области ничегонеделания, я еще мог бы стать профессиональным гробокопателем. Или археологом, на крайний случай.

Кроме того, второй вещью было то, что я надел шорты. А крыжовник почему-то считал, что любой приличный куст должен быть максимально покрыт шипами.

   Вдруг кусты закончились, и началось что-то более безопасное, вроде деревьев и газона. И когда Вацек отошёл, я заметил дверь сарая, мелькнувшую среди веток. Дверь соседского сарая.

- Ну, так что мы собираемся делать? - спросил я, глядя как Вацек подозрительно умело снимает ломиком навесной замок с двери. - Выкопаем трупешник и вернем на место?

   Он обернулся, удивленно посмотрел на меня и зашёл в сарай. Наверное, он не рассчитывал, что я продержусь с ним так долго.

- Нет, зачем? На какое ещё место? Тем более наша проблема вовсе не в эээээ… не в трупе. Гм, да.

   Нет, вы только послушайте его. "Пляблема вовси ни в тлупи, ляляля". По-моему, предельно ясно, что все наши проблемы заключены в этом куске мяса.

- А делать-то что будем? А? - это уже почти отчаяние, без надежды на прямой ответ и хоть немного вразумительный план. Но он всё-таки подает голос.

- Мы украдем саженцы. Бери половину.

***

Я сидел на бревне во дворе у Вацека и поливал царапины перекисью водорода. Перекись шипела, я периодически тоже. Рядом мирно полыхал костерок. В нем мирно дотлевали яблоневые саженцы. Вацек сидел рядом, жевал крыжовник и держал палочку с куском булки над огнем. Он заметно расслабился.

- Останешься у нас сегодня?

- Зачем? - спросил я, хотя и домой мне ехать уже было незачем.

- Ну так, - он неловко улыбнулся. - Урска завтра приедет.

- Ага, и ты предлагаешь мне снова прикрывать тебя?

- Ты же знаешь, она мне мозги выест за этот пепелище на ее драгоценном газоне, - смеётся.

   Я подумал: "Оставшиеся мозги"- и тоже посмеялся. А потом до меня вдруг дошло.

- Вацек, погоди. Откуда у тебя крыжовник?

Он абсолютно безмятежно посмотрел ягоды на своей руке и сказал:

- А, собрал у соседей, пока шли.

- Вацлав. Вацек. Послушай меня, - говорю я максимально медленно, чтоб и до него тоже дошло. - Ты зарыл у них в саду труп. Ты взломал их сарай и сжёг их имущество. И теперь ты жрешь крыжовник, украденный у них, сидя прямо над костром с их саженцами? Ничего не упустил?

Вацек истерично хихикнул и пробурчал с набитым ртом:

- Они все равно никому не нужны.

   Я возвел глаза к небесам и, конечно же, остался на ночь.

Концы в воду

   Когда я высунулся в окно, предоставив миру исключительную возможность увидеть мое лицо, покрытое красными следами от подушки, впечатавшейся в него во время сна, было уже около одиннадцати. Улица выглядела пусто, прохладно и заманчиво. Перед крыльцом был огромный черный след костра.

   У Вацека дома есть диван. Это диван наших с Урской родителей. Он большой, потрёпанный, и каждый, кто на него садится, уже больше никогда не встаёт с него. Но у него есть недостаток. Он слишком короткий. Поэтому ты либо спишь на нем сидя, и страдает твоя спина, либо ты лежишь, а твои ноги идут нафиг. Удовольствие сомнительное в обоих случаях. Я проверял это неоднократно, и при одной мысли об чудесных ночах, проведенных на нем по разным причинам (в основном из-за того, что я был упрямым дурачком) у меня начинала болеть спина.

   И именно по всем причинам, изложенным выше, я дико сочувствовал Вацеку, нервно дергающему нижней левой конечностью на этом самом диване.

- Чел, подъем! - я подёргал его за руку, свисавшую с подлокотника. Я ненавижу будить людей. Сон не может быть здоровым, когда тебя будят. Да и вообще, не будите, и небудимы будете.

- Подъем! – еще раз сказал я, начав тормошить его чуть активнее и отказывая самому себе в возможности немного попинать его. Я ведь всё-таки сочувствую ему. Немного.

   Вацек пошевелился и издал звук, довольно странный и неприятный, но свидетельствующий о его живости, бодрости и готовности свершать великие деяния. А потом он перевернулся и упал на пол. Я все ещё боролся с желанием попинать его, ну или хотя бы ткнуть под ребра. Но совершенно точно ногой.

- Чего ты тут делаешь?

   Вацек помычал ещё немного, вздохнул, пошевелился, лег на спину и посмотрел на меня.

- Сплю, - глубокомысленно и пространно ответил он.

Вау.

- Почему здесь? Из нас двоих я - губернатор Ленеграда, но, как видишь, я все-таки дошел до кровати.

- Не знаю. Просто. Думаю, мне было немного страшно вчера, - он пытается пожать плечами, лёжа на полу, и это выходит не особенно эффектно.

- Страшно, что злобный призрак укусит тебя за пятку?

   Вацек скорчил кислую мину. "Ну почему ты такой противный?" - читалось в его взгляде. Потому что. Вот почему.

 
- Штепан, - протянул он, - Ну отвяжись, а? Ты вообще представляешь, сколько сейчас времени? - святая простота, кажется, он уверен, что сейчас около шести утра или что-то в этом духе. Ха! Я бы ни за что не встал в шесть утра.

- Мм, ну, дай подумать. Кажется около половины двенадцатого.

   Я был готов отдать полтинник, чтоб ещё раз посмотреть на бесценное выражение лица Вацека, когда я сказал ему это.

- Чёрт! Черт-черт-черт, - причитал он, силясь подняться, морщась от боли в спине и пытаясь снова научиться сгибать ноги, - Черт, Штепан! Урска! Через полчаса! Я уже опоздал!

Ага, Урска. Именно Урска. Которую, по-видимому, кто-то должен был встретить, кто-то, кто все на свете проспал. И из нас двоих это совершенно точно не я, нетушки.

   Вацек спал в одежде: старая, почти выцветшая футболка и штаны, что-то среднее между спортивными и джинсами. Все это пропахло дымом настолько, насколько это было возможно после двух часов, проведенных вплотную рядом с костром. Я сообщил ему об этом, в ответ услышав нечленораздельный скулеж, видимо свидетельствующий о трудности примирения с фактом необходимости переодеться. Вацек был смешной. Он скользил носками по полу на поворотах, и наблюдать, как он разбрасывает вещи и выдвигает ящики в поисках заначки со сладким, было в определенной степени весело.

   Впрочем, ровно до того момента, как он сообщил мне, что это все кто-то должен будет прибрать, и этим кем-то скорее всего придется стать мне. Мои мольбы, взывания к его совести и упоминание о моем страшном заболевании не возымели ожидаемого эффекта. Вацек считал, что ненависть к труду - не болезнь.

   Когда он ушел, первое, что я сделал, - это пошел на кухню и опустошил окончательно уже практически пустой холодильник. Я вылил прокисшее молоко, доел бутерброды, а потом, подумав, вытащил шоколадный батончик из заначки Вацека. Не думаю, что он когда-нибудь расстроится из-за этого.

   Вещи, раскиданные Вацеком, я распихал по углам, довольно небрежно, так чтоб они не особенно бросались в глаза. В целом, они замечательно сливались с обстановкой. Что делать с пепелищем во дворе, я не знал, и поэтому решил пойти путем наименьшего сопротивления, используя лопату и мои супернавыки игры в прятки. Проще говоря, я скидал угли в одну из клумб, а то, что не смог убрать, замаскировал под не слишком ровный газон. Получилось прекрасно на первый взгляд и не так уж и ужасно на все последующие.

   Но оставалось самое худшее.

   Когда я стоял перед приоткрытой дверью в спальню моей сестры и Вацека, единственное, что я мог думать, это “фу”. Пожалуй, это было “Фу” с большой буквы или даже с двух больших букв.

   Интересно, сколько там кровищи разбрызгано?

   Дверь скрипнула и качнулась вперёд, намекая на то, что ещё немного, и она сама откроется и под белы рученьки введёт меня в комнату. “Ладно, ладно, как скажешь”, - подумал я, и зашёл сам.

   Что ж, ничего необычного, я полагаю, здесь не было, помимо катастрофического завала на полу, да и вообще везде. В какой-то степени, они, эти два хламушника, нашли друг друга, а на их фамильном гербе наверняка красовался бы девиз в духе: "Пол - лучшая полка". Отрезы ткани, бумага, лоскутки и прочие штучки Урски лежали вперемешку с коллекцией дисков «Твин Пикс», книжками о восточных единоборствах и мифологии, журналами и выпусками комиксов, которые копились у Вацека. На двуспальной кровати, предполагаемом смертном одре некого тела, ныне покоящегося в недрах соседского участка, следов ужасных событий, произошедших здесь некоторое время назад, видно не было. В целом, это была обычная кровать, кое-как застеленная покрывалом.

    Я принюхался. В комнате пахло грязным бельем, непроветренным помещением и, возможно, немного алкоголем. Запах гнившего некогда на этом месте тела отсутствовал. Поэтому я просто открыл окно и вышел: что-что, а прикасаться к этому чудовищному завалу мне точно не хотелось.

***

   Урска светилась. В основном, в прямом смысле, но и в переносном тоже. На каждой щеке красовалось по пятну золотых блёсток, и что-то, похоже, посверкивало и на веках. В качестве дополнительных очков по блестяшности можно было засчитать ее склонность к одежде, называемой ей “мерцающей”, что бы это ни значило.

- Привет, - сказал я. Она обняла меня, и я чмокнул ее в щеку, размышляя о том, достанется ли теперь мне часть ее золотого сияния.

   Вацек стоял за ней, держа в руке один из ее чемоданов размером с маленькую необъятность. Он вопросительно поднял брови и скорчил рожу. Я подмигнул. Вроде как, все в норме. Он всё равно не слишком приободрился.

   Урска шила одежду. Довольно странную одежду, но такая обычно нравится людям, которые хотят быть странными, так что у моей сестры, кажется, были все шансы прославиться. И ещё она постоянно куда-то ездила. Показы, вечеринки, показы - модельная тусовка. В этом определенно было что-то классное, я считаю.

- Привет, - ответила она и огляделась, кривя губы. - Фу, вы что, прибрались здесь? Я же опять ничего не найду.

   Я посмотрел на комнату за моей спиной. Назвать ее прибранной можно было только с очень большой натяжкой. Подушки валялись как попало, на диване комком лежал плед, которым Вацек укрывался ночью, по углам расползались стопки книг, кучки из одежды равномерно распределились по периметру помещения - я не особенно старался прибраться здесь. Разгрести вековые завалы и разрушить лабиринты хлама, в которых каким-то загадочным образом ориентировалась моя сестра и любимый зять, не представлялось мне возможным. Все, что я сделал, - это переместил вещи от центра комнаты к ее стенам, чтобы хотя бы можно было ходить. Урска не впечатлилась. Всегда она так.

- Это все ты, я знаю, Штепан, - она с улыбкой погрозила мне пухленьким пальчиком.

   Каюсь, каюсь, признаюсь.

- Я так устала, просто сил нет! - воскликнула Урска с намеком на театральность и без малейшей усталости в движениях и плюхнулись на диван.

   Я посчитал нужным предупредить ее, что есть дома нечего. Вацек посчитал нужным сообщить, что сейчас наберёт ей ванну, и быстренько смотал удочки.

- Ну, как дела, как девочки? - спросил я, садясь рядом.

- Классно, знаешь! Девочки как всегда, выше всех похвал, делают свою работу. Все было потрясающе, у нас даже кое-что купили, и, наверное, стоило остаться там ещё ненадолго, но все равно никак не могла дождаться того момента, когда я вернусь домой. И вот! Наконец-то!

   Вот теперь она светилась ярче, чем ее щеки.

- О, кстати! Ты ведь опять пытался здесь прибраться. Не видел мой новый манекен случайно? Марта должна была занести его к нам пару дней назад, и он какой-то нереально крутой. Не знаю точно, я ещё его не видела, но она говорила, это буквально лучшее, что можно найти. И шарнирный и устойчивый, представляешь? Не могу дождаться. Она была такой милой, сказала, что завезет его прямо ко мне домой, чтоб не мучиться с курьерами.

- Очень реалистичный манекен, наверное, да? - спросил я, уже зная ответ и чувствуя, как начинают холодеть руки.

- Ага, знаешь! Марта говорила, что от человека ну просто не отличить! Она сказала, что он первый из партии, на пробу, но я уже чувствую, что буду без ума от них. Эй, погоди, что с тобой? Ты, кажется, довольно бледный. Ты опять ничего нормального не ел, пока меня не было, да? Вот кто за вами уследит, если не я? Живёшь один, а все ещё как маленький!

- Мне… я думаю, мне нужно в туалет, - у меня буквально не было сил слушать поток жизнерадостного щебета, вбивающего гвозди в крышки наших с Вацеком гробов. Это был конец.

   Я распахнул дверь в ванную комнату, и встретился глазами с Вацеком, сидевшим с отсутствующим выражением лица на бортике набирающейся ванны.

- Вацек, - прошипел я. - Вацек, мы сдохнем.

   Он меланхолично отвел глаза.

- Ага. Я знаю.

Я уже представил, как рядом с захоронением бедного манекена воздвигают огромное пафосное надгробие. "Здесь покоятся" и все в таком роде. Как туда организовывают паломничества, и как Урска вытирает черным кружевным платочком слезы. "Ах, я любила их, но что поделать! Моральная дилемма!" Ей бы пошел траур.

- Как думаешь, может, мы успеем его выкопать?

- Нет, чувак. Не успеем, - обреченно сказал Вацек.

- А что делать?

- Не знаю. Может, выкопаем под покровом ночи или что-то в этом духе. Или сделаем вид, что его никогда не было.

   Одно другого не утешительнее. Вода медленно, но верно начала переливаться за бортик.

- Вацек, вода!

   Он посмотрел на нее, на свои намокшие штаны и махнул рукой…

    А я ведь просто хотел поесть пиццы.