Дуэль в жизни и творчестве А.С. Пушкина

Муниципальное образовательное учреждение

средняя общеобразовательная школа № 85

с углублённым изучением отдельных предметов

Сормовского района г.Н.Новгорода

Реферат

Дуэль в жизни и творчестве А.С.Пушкина

Выполнил:

Кучеров Валерий,

ученик 9 «Д» класса

Учитель:

Муреева Е.Н.

Н.Новгород

2011

СОДЕРЖАНИЕ

Стр.

Введение…………………………………………………………………………………..3

Глава 1  Дуэльный кодекс и история русской дуэли…………………….……………4

Глава 2  Дуэль Гринёва и Швабрина (по повести «Капитанская дочка»)…………...12

Глава 3  Дуэль Онегина и Ленского (по роману «Евгений Онегин»)………………17

Глава 4  Дуэль Сильвио и графа Б*** (по повести «Выстрел»)………………………24

Глава 5  Отношение А.С.Пушкина к дуэли…………………………………………..26

Заключение …………………………………………………………………………......29

Список литературы………………………………………………………………………30

Введение

История поединков уходит в глубокую древность. Дрались из-за женщин, за право владения землёй, ради мести, наконец, просто чтобы показать свою силу и унизить, а то и уничтожить соперника.

Дуэль, во всем многообразии своих проявлений, запечатлена в русской литературе XIX века от Бестужева-Марлинского до Чехова. Писатели сосредотачивают свое внимание на психологии дуэлянта, на его преддуэльных размышлениях и переживаниях, на его состоянии и поведении во время поединка; художественные характеристики существенно дополняют документальное знание.

Целью этой работы является анализ произведений А.С.Пушкина, в которых изображены дуэли, их сопоставление.

Задачи:

-  ознакомиться с дуэльным кодексом и историей дуэли в России;

-  проанализировать сцены дуэлей в произведениях А.С.Пушкина;

- выявить особенности  изображения дуэлей и определить авторское  отношение к поединку.

Актуальность данной работы обусловлена особым интересом сегодня к дворянской культуре и истории нашей страны.

Для того чтобы приступить к анализу дуэльных сцен в произведениях А.С.Пушкина необходимо выработать критерии этого анализа. Так, мы предлагаем, изучив особенности дуэльного кодекса, рассмотреть соответствие сцен дуэли в анализируемых произведениях этим «законам» и выявить отношение автора к поединку.

Этой логике и подчинена структура работы, состоящая из введения, пяти глав и заключения.

Глава 1

Дуэльный кодекс и история русской дуэли

Дуэ́ль (фр. duel < лат. duellum — «поединок», «борьба двух») — строго регламентированный дуэльным кодексом поединок между двумя людьми, цель которого — удовлетворить желание одного из дуэлянтов (вызывающего на дуэль) ответить за нанесенное ему или его чести оскорбление с соблюдением максимально честных и равных условий боя. Как правило, дуэли происходят только внутри отдельных общественных слоев, и зачастую ассоциируются с аристократией.

Основным видом оружия изначально было холодное (нож, кинжал, шпага, рапира, сабля и т.п.) и только в XVIII веке всё большее распространение получает огнестрельное оружие (по установившейся традиции — гладкоствольный пистолет).

Применение пистолетов снимает главную проблему всех дуэлей с использованием физической силы или холодного оружия — разницу в возрасте, различную физическую подготовку дуэлянтов. Для ещё большего уравнивания шансов соперников дуэльные пистолеты делают парными, ничем друг от друга не отличающимися, за исключением цифры 1 или 2 на стволе.

Известно, что в Россию дуэль как обычай пришла с Запада. Но и там она существовала не вечно. Время зарождения классической дуэли в Западной Европе можно отнести к эпохе позднего средневековья, примерно к XIV веку, когда окончательно сформировалось и расцвело рыцарское сословие — предшественник дворянства — с его понятиями о чести, во многом чуждыми простолюдину или купцу. В XVI веке дуэли приняли уже такой угрожающий размах и уносили столько жизней, что короли начали бороться с этим обычаем. Но ничто не помогало. Дворянство упорно избегало вмешательства государства и судов в дела чести. Признавая право короля распоряжаться их жизнью и службой, оно отвергало право решать вопросы, связанные с честью и достоинством. Отказ от поединка на протяжении всей истории продолжал считаться несмываемым позором, навсегда исключая отказавшегося от поединка из общества порядочных людей.

Предположительно первой дуэлью в России можно считать поединок, состоявшийся в 1666 году в Москве между двумя наемными иностранными офицерами — шотландцем Патриком Гордоном (впоследствии петровским генералом) и англичанином майором Монтгомери. Но в то время в среду русских этот обычай еще не проник. Тем не менее единичные прецеденты заставили царевну Софью в указе от 25 октября 1682 года, разрешившем всем служилым людям Московского государства носить личное оружие, оговорить запрет на поединки. Петр Великий, энергично насаждая в России европейские обычаи, поспешил предупредить распространение дуэлей жестокими законами против них. 139-й воинский артикул, принятый в 1715 году императором Петром I, строго воспрещал дуэли между офицерами.  

Однако петровские узаконения против поединков, формально действовавшие до 1787 года, за все эти семьдесят лет ни разу не были применены, потому что дуэлей практически не было вплоть до второй половины екатерининского царствования. Дело в том, что само понятие чести в его европейском значении еще не вошло в сознание русского дворянства. Не следует забывать, что петровские нововведения в отношении западных обычаев и нравов были слишком поверхностными, в массе своей русское дворянство по уровню воспитания и внутренней культуры долго еще мало чем отличалось от простого народа, и стремление смыть поругание чести кровью в честном бою было ему чуждо.  

Поэтому, когда в екатерининскую эпоху среди дворянской молодежи начали распространяться дуэли, представители старшего поколения отнеслись к этому с безусловным осуждением. Д. И. Фонвизин в «Чистосердечном признании в делах и моих помышлениях» вспоминал, что его отец считал дуэль «делом противу совести» и поучал его: «Мы живем под законами, и стыдно, имея таковых священных защитников, каковы законы, разбираться самим на кулаках или на шпагах, ибо шпаги и кулаки суть одно, и вызов на дуэль есть не что иное, как действие буйной молодости». А вспомним, как отчитывал Петра Гринева, героя пушкинской «Капитанской дочки», за поединок со Швабриным его отец Андрей Петрович Гринев в своем письме: «...собираюсь до тебя добраться да за проказы твои проучить тебя путем как мальчишку, несмотря на твой офицерский чин: ибо ты доказал, что шпагу носить еще недостоин, которая пожалована тебе на защиту отечества, а не для дуэлей с такими же сорванцами, каков ты сам».

И тем не менее дуэли постепенно все более проникали в среду дворянской молодежи. И причиной здесь был не столько «дух буйной молодости», в чем неодобрительно корили детей законопослушные отцы, сколько формировавшееся чувство чести и личного достоинства, складывавшееся постепенно, с развитием образования и сословного воспитания, и усиливавшееся с каждым новым поколением. Дворянская молодежь, по-прежнему верная присяге и престолу, не допускала при этом вмешательства государства в дела чести. Позднее эту формулу емко и сжато выразил генерал Корнилов в своем жизненном кредо: «Душа — Богу, сердце — женщине, долг — Отечеству, честь — никому».

Ко времени распространения в России дуэлей грозные статьи петровского артикула, каравшие смертью за поединок, были основательно позабыты, так как прошло шестьдесят лет со времени их опубликования. И перед «властями предержащими» встает проблема: как бороться с дуэлями? В 1787 году Екатерина Великая издала «Манифест о поединках». В нем дуэли назывались чужестранным насаждением; участникам дуэли, окончившейся бескровно, устанавливался в качестве меры наказания денежный штраф (не исключая секундантов), а обидчику — пожизненная ссылка в Сибирь. За раны и убийство на дуэли наказание назначалось как за соответствующие умышленные преступления.

Апогея своего дуэли достигли в первой половине XIX века. Запрещение дуэлей было вновь подтверждено в изданных при Николае I «Своде законов уголовных» 1832 года и «Уставе военно-уголовном» 1839 года.

Но ничто не помогало! Более того, дуэли в России отличались исключительной жесткостью условий неписаных кодексов: дистанция колебалась от 3 до 25 шагов (чаще всего 15 шагов), встречались даже дуэли без секундантов и врачей, один на один, нередко дрались до смертельного исхода, порой стрелялись, стоя поочередно спиной у края пропасти, чтобы в случае попадания противник не остался в живых (вспомним дуэль Печорина и Грушницкого в «Княжне Мэри»). При таких условиях нередко погибали оба противника. Более того, командиры полков, формально следуя букве закона, фактически сами поощряли в офицерской среде такое чувство чести и под разными предлогами освобождались от тех офицеров, которые отказывались драться на поединке.

На 20—40-е годы XIX века приходятся громкие дуэли Пушкина с Дантесом, Рылеева с князем Шаховским, Грибоедова с Якубовичем, Лермонтова с де Барантом и Мартыновым.

С появлением в России во второй половине XIX века относительной свободы печати споры вокруг дуэли перенеслись на ее страницы. Мнения разделились на сторонников дуэли и ее противников.

Еще при императоре Николае I по «Уложению о наказаниях уголовных» 1845 года ответственность за дуэли была существенно понижена: секунданты и врачи вообще освобождались от наказания (если только они не выступали в роли подстрекателей), а наказание дуэлянтам уже не превышало — даже в случае гибели одного из противников — заключения в крепости от 6 до 10 лет с сохранением дворянских прав по выходе. Это положение лишний раз отразило всю противоречивость законодательства о дуэлях. На практике же и эти меры никогда не применялись — наиболее распространенным наказанием для дуэлянтов был перевод в действующую армию на Кавказ (как это было с Лермонтовым за дуэль с де Барантом), а в случае смертельного исхода — разжалование из офицеров в рядовые (как это было с Дантесом после дуэли с Пушкиным), после чего они, как правило, довольно быстро восстанавливались в офицерском чине.

Тем не менее наказания за поединки становились все мягче.

Наконец в 1894 году, в самом конце царствования Александра III, поединки были официально разрешены. Приказ по военному ведомству № 118 от 20 мая 1894 года, так и озаглавленный: «Правила о разбирательстве ссор, случающихся в офицерской среде», состоял из 6 пунктов. Первый пункт устанавливал, что все дела об офицерских ссорах направляются командиром войсковой части в суд общества офицеров. Пункт второй определял, что суд может либо признать возможным примирение офицеров, либо (ввиду тяжести оскорблений) постановить о необходимости поединка. При этом решение суда о возможности примирения носило характер рекомендательный, решение о поединке — обязательный к исполнению. Пункт третий гласил, что конкретные условия дуэли определяют секунданты, выбранные самими противниками, но по окончании дуэли суд общества офицеров по представленному старшим секундантом-распорядителем протоколу рассматривает поведение дуэлянтов и секундантов и условия поединка. Пункт четвертый обязывал офицера, отказавшегося от дуэли, в двухнедельный срок представить прошение об увольнении в отставку; в противном случае он подлежал увольнению без прошения. Наконец, пункт пятый оговаривал, что в тех войсковых частях, где отсутствуют суды общества офицеров, их функции выполняет сам командир войсковой части.

Если во второй половине XIX века число дуэлей в русской армии явно пошло на спад, то после официального разрешения в 1894 году их количество вновь резко возрастает. Для сравнения: с 1876 по 1890 год до суда дошло лишь 14 дел об офицерских дуэлях (в 2 из них противники были оправданы); с 1894 по 1910 год состоялось 322 дуэли, из них 256 — по решению судов чести, 47 — с разрешения войсковых начальников и 19 самовольных (до уголовного суда не дошла ни одна из них). Ежегодно происходило от 4 до 33 поединков в армии (в среднем — 20). По данным генерала Микулина, с 1894 по 1910 год в офицерских дуэлях участвовали в качестве противников: 4 генерала, 14 штаб-офицеров, 187 капитанов и штабс-капитанов, 367 младших офицеров, 72 штатских. Из 99 дуэлей по оскорблению 9 окончились тяжелым исходом, 17 — легким ранением и 73 — бескровно. Из 183 дуэлей по тяжелому оскорблению 21 окончилась тяжелым исходом, 31 — легким ранением и 131 — бескровно. Таким образом, гибелью одного из противников либо тяжелым ранением заканчивалось все же незначительное число поединков— 10—11% от общего числа. Из всех 322 дуэлей 315 состоялись на пистолетах и только 7 — на шпагах или саблях. Из них в 241 поединке (т. е. в 3/4 случаев) было выпущено по одной пуле, в 49 — по две, в 12 — по три, в одной — по четыре и в одной — по шесть пуль; дистанция колебалась от 12 до 50 шагов. Промежутки между нанесением оскорбления и поединком колебались от одного дня до... трех лет, но чаще всего — от двух дней до двух с половиной месяцев (в зависимости от длительности разбора дела судом чести).

Неписаный порядок проведения дуэли был следующим.

Общепринятым было условное деление достаточных для дуэли оскорблений на три категории:

1) легкие — если оскорбление пусть и особо язвительное, но затрагивает несущественные стороны личности — внешность, манеры, привычки и т. д.; в таком случае оскорбленный мог выбрать только род оружия;

2) средней тяжести — если оно соединено с бранью; тогда оскорбленный мог выбрать род оружия и род дуэли (до первой крови, до тяжелой раны, до смерти);

3) тяжелые — если оскорблению сопутствовали рукоприкладство или особо тяжкие, порочащие обвинения; в таком случае потерпевший выбирал род оружия, род дуэли и назначал расстояние.

Оскорбленный терял право выбора оружия, если его противник извинился, а он не принял извинений. Не допускалась замена одного дуэлянта другим, его поверенным, если только первый был в состоянии драться. Секунданты могли отклонить холодное оружие, если их клиент был одноногим или без правой руки, и также могли отвести пистолеты, если он был одноглазый и при этом нанес легкое оскорбление. Кстати говоря, при выборе холодного оружия секундантам было труднее всего регулировать ход поединка в силу его подвижности и возбуждающего воздействия на противников; кроме того, в поединках на холодном оружии всегда сильнее сказывалось неравенство дерущихся в таком сложном искусстве, как фехтование. Поэтому дуэли на холодном оружии не были широко распространены. Обязательным условием дуэли являлось одинаковое оружие у противников — по длине, отточенности шпаги или сабли, силе боя и марке пистолета. Секунданты обязаны были перед началом дуэли тщательно проверить боевые качества оружия; при этом при поединке на пистолетах марка пистолета не должна была быть заранее известна противникам.

Неправоспособными к дуэли (чей вызов можно было не принимать и кого не принято было вызывать) считались:

- лица, опозоренные в общественном мнении (шулера; ранее отказавшиеся от дуэли; подавшие жалобу на обидчика в уголовный суд);

- сумасшедшие;

- несовершеннолетние, т.е. не достигшие 21 года (кроме женатых, студентов и служащих — вообще же четкой границы не было);

- лица, стоявшие на низких ступенях общественной культуры (т.е., как правило, представители простого народа);

- должники по отношению к своим кредиторам; близкие родственники (до дядей и племянников включительно);

- женщины.

Защищать честь женщины был обязан ее естественный покровитель (муж, отец, брат, сын, опекун, близкий родственник); но при этом необходимым условием допустимости дуэли из-за женщины являлось ее нравственное поведение — то есть за женщиной, известной легким поведением, справедливо не признавалось право на защиту от оскорблений. По правилам вызов на дуэль посылался через 24 часа после определения суда, ответ — через 24 часа после получения вызова.

При этом промедление вызова не считалось препятствием к дуэли. Обязательным было и принятие на себя обязанностей секунданта по приглашению. Как правило, каждый из противников выбирал себе по два секунданта (но могли и по одному) — из зрелых людей, при этом не заинтересованных в деле и не близких родственников (дяди и племянники еще исключались, двоюродные братья уже допускались; то же было и при вызовах на дуэль). Наконец, существовал непреложный обычай, согласно которому за одно и то же оскорбление можно было вызывать на дуэль только один раз.

В заранее условленное время (обычно утром) противники, секунданты и врач прибывали в назначенное место. Опоздание допускалось не свыше 15 минут; в противном случае опоздавший считался уклонившимся от дуэли. Поединок начинался обычно через 10 минут после прибытия всех. Противники и секунданты приветствовали друг друга поклоном. Избранный секундантами из своей среды распорядитель предлагал дуэлянтам в последний раз помириться (если суд чести признавал это возможным). В случае их отказа распорядитель излагал им условия поединка, секунданты обозначали барьеры и в присутствии противников заряжали пистолеты.

При дуэли на саблях или шпагах противники раздевались выше пояса до рубашек. Из карманов полагалось вынимать все. Секунданты занимали места параллельно линии боя, врачи — позади них. Все действия противники совершали по команде распорядителя. Если в ходе поединка один из них ронял шпагу, либо она ломалась, либо дерущийся падал — его противник обязан был прервать дуэль по команде распорядителя, пока его оппонент не поднимется и не будет в состоянии продолжать дуэль. Как правило, дуэль на шпагах велась до тех пор, пока один из противников не терял полностью возможность продолжать ее — т. е. до тяжелого или смертельного ранения. Поэтому после каждого ранения поединок приостанавливался, и врач устанавливал характер раны, степень ее тяжести. Если в ходе такой дуэли один из противников, несмотря на предупреждения, трижды отступал за границу поля боя, такое поведение засчитывалось как уклонение или отказ от честного поединка. По окончании боя противники подавали друг другу руки.

Дуэли на пистолетах имели несколько вариантов. Чаще всего противники вставали на расстоянии до 30 шагов друг от друга и по команде шли к барьерам, расстояние между которыми было не менее 10 шагов, по команде же первый на ходу стрелял, но ответного выстрела ожидал стоя на месте. При такой дуэли время на ответный выстрел не превышало 30 секунд, для упавшего — 1 минуты с момента падения. Переступать барьеры запрещалось. Осечка тоже считалась за выстрел. Упавший мог стрелять лежа. Если при такой дуэли - после четырех выстрелов ни один из противников не получал ранения, то ее можно было прекращать.

Реже противники располагались на расстоянии 25—35 шагов и, оставаясь неподвижными, стреляли одновременно — по команде на счет «раз-два-три» или по сигналу в три хлопка. Такая дуэль была наиболее опасной, и нередко погибали оба противника. По окончании противники подавали друг другу руки.

Из этого можно вычленить следующие основные признаки классической дуэли:

• цель дуэли — удовлетворение поруганной чести (а не представление, не решение спора и не состязание в силе);
• участников дуэли только двое (а не «стенка на стенку»), т. е. оскорбленный и его обидчик (отсюда само слово «дуэль»);
• средство дуэли — смертоносное оружие;
• наличие установленных обычаем правил (условий) дуэли, обязательных к строгому соблюдению.

Глава 2

Дуэль Гринёва и Швабрина (по повести «Капитанская дочка»)

Пушкин неоднократно изображал дуэли в своих произведениях: повестях «Капитанская дочка», «Выстрел», романе «Евгений Онегин».

В повести «Капитанская дочка» нам показан поединок времени «становления» дуэли, распространения этого обычая в русском обществе.

История дуэли проста. Главный герой Петр Гринев проходит службу в Белогорской крепости. Один из офицеров крепости Швабрин был переведен в эту часть за убийство на дуэли одного поручика. Оба героя влюблены в дочку местного капитана – Машу Миронову, которая отказывает Швабрину и благоволит Гриневу. Швабрин же, ревнуя, распространяет о девушке непристойные вещи. Не желая, чтобы кто-то безнаказанно порочил доброе имя Маши, Гринёв вызывает обидчика на дуэль.

Пётр Андреевич Гринёв с детства воспитывается в обстановке высокой житейской нравственности. В Гринёве как бы соединились доброе, любящее сердце его матери с честностью, прямотой, смелостью - качествами, которые присущи отцу.  

 Швабрин - полная противоположность Гринёву. Он человек корыстный и неблагодарный. Ради своих личных целей Швабрин готов совершить бесчестный поступок.

В «Капитанской дочке» поединок изображен сугубо иронически. Ирония начинается с княжнинского эпиграфа к главе: «- Ин изволь и стань же в позитуру. Посмотришь, проколю как я твою фигуру!»

Хотя Гринев дерется за честь дамы, а Швабрин и в самом деле заслуживает наказания, но дуэльная ситуация выглядит немного забавно. Когда Петр Гринев просит коменданта быть его секундантом, то слышит в ответ: «Помилуйте, Петр Андреич! Что это вы затеяли? Вы с Алексеем Иванычем побранились? Велика беда! Брань на вороту не виснет. Он вас побранил, а вы его выругайте; он вас в рыло, а вы его в ухо, в другое, в третье – и разойдитесь; а мы уж вас помирим. А то: доброе ли дело заколоть своего ближнего, смею спросить? И добро б уж закололи вы его: Бог с ним, с Алексеем Иванычем; я и сам до него не охотник. Ну, а если он вас просверлит? На что это будет похоже? Кто будет в дураках, смею спросить?»^[1].

И эта сцена “переговоров с секундантом”, и все дальнейшее выглядит как пародия на дуэльный сюжет и на саму идею дуэли. Это, однако же, совсем не так. Пушкин представил столкновение двух эпох. Героическое отношение Гринева к поединку кажется смешным потому, что оно сталкивается с представлениями людей, выросших в другие времена, не воспринимающих дуэльную идею как необходимый атрибут дворянского жизненного стиля. Она кажется им блажью. Иван Игнатьич подходит к дуэли с позиции здравого смысла. А с позиции бытового здравого смысла дуэль, не имеющая оттенка судебного поединка, а призванная только удовлетворить самолюбие дуэлянтов, несомненно, абсурдна.

Для старого офицера поединок ничем не отличается от парного боя во время войны. Только он бессмыслен и неправеден, ибо дерутся свои. Иван Игнатьич и не мог понять смысла дуэли, ибо она не входила в систему его представлений о нормах воинской жизни.

Вряд ли и сам Петр Андреич сумел бы объяснить разницу между поединком и вооруженной дракой. Но он – человек иной формации – ощущает свое право на это не совсем понятное, но притягательное деяние.

С другой же стороны, рыцарские, хотя и смутные, представления Гринева отнюдь не совпадают со столичным гвардейским цинизмом Швабрина, для которого важно убить противника, что он однажды и сделал, а не соблюсти правила чести. Он хладнокровно предлагает обойтись без секундантов, хотя это и против правил. И не потому, что Швабрин какой-то особенный злодей, а потому, что дуэльный кодекс еще размыт и неопределен.

Поединок окончился бы купанием Швабрина в реке, куда загонял его побеждающий Гринев, если бы не внезапное появление слуги Гринева Савельича. И вот тут отсутствие секундантов позволило Швабрину нанести предательский удар.

Комендантша Василиса Егоровна представляет новичку Гриневу Швабрина как переведенного в крепость "за смертоубийство". Выбор слова для обозначения вины Швабрина показателен. Речь, идет о дуэли, но она названа так же, как может быть поименовано, например, деяние, совершенное разбойником. В рассказе Василисы Егоровны Мироновой дуэль на шпагах представлена в отстраненном, полукомическом виде: "Бог знает, какой грех его попутал; он, изволишь видеть, поехал за город с одним поручиком, да взяли с собой шпаги, да и ну друг в друга пырять; а Алексей Иваныч и заколол поручика, да еще при двух свидетелях. Что прикажешь делать. На грех мастера нет"^[2].

Не менее существенно, что поединки осуждаются в повести с точки зрения религиозной. О них как о грехе говорит комендантша и позднее, именуя дуэль с участием Петра Гринева и Швабрина всё тем же словом "смертоубийство" (а потом и словом "душегубство", применяемым в первую очередь по отношению именно к разбойным убийствам) и завершающим назидание Гринева упреком: "Добро Алексей Иваныч: он за душегубство и из гвардии выписан, он и в Господа Бога не верует; а ты-то что? туда же лезешь?"^[3] 

Анализируя отношение поручика, комендантши и капитана Миронова к дуэли, можно увидеть главную причину в том, что они, «старинные люди», смотрят на поединки в соответствии с еще петровским официальным взглядом на них как на преступления. Действительно, капитан Миронов прямо ссылается на воинский артикул (относивший дуэли к тяжким преступлениям), соглашаясь с мнением жены о поединках.

Гринев же и Швабрин, представители молодого поколения, разделяют иной взгляд на дела чести. Еще одной из причин является то, что и капитан, и его супруга, и поручик, очевидно, не потомственные дворяне, а выходцы из низов; Иван Игнатьич и комендант дворянство, очевидно, выслужили. Об этом говорит и их быт, и уровень образования и, прежде всего, весьма незначительные воинские звания, несмотря на весьма немолодой возраст. Службу они начинали, наверное, солдатами. Религиозное и одновременно рационалистическое неприятие ими дуэли отражает народный взгляд на эту дворянскую "глупость". Не случайно Иван Игнатьич, чуждый дворянским представлениям о чести, прибегает к народной пословице "Брань на вороту не виснет". Согласно Пушкину, народному сознанию идея чести не чужда: эпиграфом к роману избрано тоже народное речение — "Береги честь смолоду". И, очевидно, дуэль и честь в народных воззрениях не связаны между собой.

Именно такой поворот дела и показывает некий оттенок отношения Пушкина к стихии «незаконных», неканонических дуэлей, открывающих возможности для убийств, прикрытых дуэльной терминологией. Этот взгляд отражен в повести "Капитанская дочка".

Глава 3

Дуэль Онегина и Ленского (по роману «Евгений Онегин»)

Негативный вариант дуэли изображен у Пушкина в романе «Евгений Онегин». Дуэль из пушкинского романа в стихах — странная, однако эта странность отнюдь не исключает трагичности происходящего.

Онегин - главный герой романа — молодой помещик. Воспитание, полученное Евгением, было самое скверное. Он рос без матери. Отец, легкомысленный барин, чиновник, не обращал на сына никакого внимания, поручив его наемным гувернерам. В Петербурге Онегин ведет пустую, бесцельную и бессодержательную жизнь. Устав скучать в Петербурге, Евгений едет скучать в деревню. И здесь жизнь его не отличается богатством событий: купание в реке, прогулки на коне и пешком, чтение журналов, поцелуи крепостных девушек.

Владимир Ленский молод. Ему 18 лет. Он на 8 лет моложе Онегина. Ленский - отчасти юный Онегин, ещё не созревший, не успевший испытать наслаждения и не изведавший коварства, но уже наслышанный о свете и начитанный о нём. Ленский - приятель, достойный Онегина. Он, как и Евгений, один из лучших людей тогдашней России. Поэт, энтузиаст, он полон детской веры в людей, романтическую дружбу до гроба и в вечную любовь. Ленский благороден, образован, его чувства и мысли чисты, его восторженность искренна. Он любит жизнь.

История самой дуэли, вроде бы, банальна и проста. Ленский влюблен в сестру Татьяны Лариной – Ольгу. Роман Ольги с Ленским развивается стремительно: они гуляют, читают, играют в шахматы – и приближается к свадьбе. Ленский приглашает Онегина на именины Татьяны. Евгений соглашается ехать при условии, что  других гостей не будет. На деле же оказалось иначе: дом Лариных был полон поместными дворянами с многочисленными семействами. В основе пушкинского конфликта лежит неумение Татьяны «властвовать собою», не показывать своих чувств.  

Затаив обиду на друга, Онегин решает проучить Владимира: нарочито ухаживает и танцует только с Ольгой. Ленский ревнует и уезжает с именин с мыслью о дуэли.

Владимир выбирает себе секунданта:

Зарецкий, некогда буян,

Картежной шайки атаман,  

Глава повес, трибун трактирный^[4] 

Зарецкий привозит Онегину вызов Ленского. Получив вызов на дуэль, прекрасно понимая свою неправоту и бессмысленность этого поединка, Онегин все же принимает вызов.

Евгению понятна легковесность вызова, сделанного Ленским - разгоряченным юношей-романтиком; тем не менее, он берет в руки пистолет - берет, подчиняясь нравам «большого света», опасаясь сплетен, «хохотни глупцов», иначе говоря, уступая тому, что в душе презирает. «Пружина чести» здесь играет роль ложного стимула, предопределяющего неизбежность бессмысленного убийства. 

Онегин и Зарецкий – оба нарушают правила дуэли. Первый, чтобы продемонстрировать свое раздраженное презрение к истории, в которую он попал против собственной воли и в серьезность которой все еще не верит, а Зарецкий потому, что видит в дуэли забавную, хотя порой и кровавую историю, предмет сплетен и розыгрышей.

В романе Зарецкий был единственным распорядителем дуэли, потому что «в дуэлях классик и педант», он вел дело с большими упущениями, сознательно игнорируя все, что могло устранить кровавый исход. Еще при первом посещении Онегина, при передаче картеля, он обязан был обсудить возможности примирения. Однако, получив согласие Евгения, Зарецкий «встал без объяснений; Остаться доле не хотел, Имея дома много дел»^[5]: он не предпринимает никаких попыток примирить бывших друзей.

Зарецкий имел все основания не допустить кровавого исхода, объявив Онегина не явившимся (по дуэльному кодексу явившийся обязан ждать своего противника 15 минут, после чего составляется протокол, свидетельствующий о неприбытии противника). Онегин опоздал более чем на час. Но и здесь Зарецкий игнорирует дуэльные обычаи.

Перед началом поединка попытка окончить дело миром также входила в прямые его обязанности, как секунданта, тем более что кровной обиды нанесено не было, и всем, в том числе и Ленскому, было ясно, что дело заключается в недоразумении. Но Зарецкий, скучая по военным забавам,  решает довести дуэль до конца.

Зарецкий мог остановить дуэль и в другой момент: появление Онегина со слугой вместо секунданта было ему прямым оскорблением, а одновременно и грубым нарушением правил, так как секунданты должны были встретиться накануне без противников и составить правила поединка.

На поединок с Ленским Онегин привез как секунданта слугу-француза Гильо. Избирая на роль своего секунданта слугу, Евгений дерзко нарушил неписаный дуэльный кодекс: поединки, как дела чести, происходили только между дворянами (первые дуэли с участием разночинцев относятся только к середине XIX в.), и секунданты должны были тоже принадлежать к благородному сословию. Онегин делает своим секундантом слугу, во-первых, так как больше не к кому обратиться, во-вторых, этим он выражает свое несерьезное, пренебрежительное отношение к дуэли. Поведение Онегина, избирающего секундантом слугу, может быть понято не только как демонстрация презрения к навязываемым обществом правилам, особенно нужная Евгению в условиях, когда, не предотвращая поединка, он попадает во власть «общественного мненья». Таким образом, Евгений, возможно, пытается предотвратить поединок. Будь Зарецкий более щепетилен и менее кровожаден, он отменил бы дуэль.

Поведение Онегина на дуэли неопровержимо свидетельствует, что автор хотел сделать его убийцей поневоле. Для людей, знакомых с дуэлью не понаслышке, было очевидно, что тот, кто желает безусловной смерти противника, не стреляет сходу, с дальней дистанции и под отвлекающим внимание дулом чужого пистолета, а, идя на риск, дает по себе выстрелить, требует противника к барьеру и с короткой дистанции расстреливает его как неподвижную мишень.

Демонстративное нарушение Онегиным дуэльных правил, очевидно, неслучайно: пушкинский герой не только выказывает неуважение секунданту Ленского дворянину, отставному офицеру Зарецкому, которому открыто заявляет о своем секунданте-слуге. Зарецкий почувствовал оскорбление в словах Онегина, но замечать это не решился. Евгений, как ранее упомянул автор, нравственные качества секунданта противника не ценил, хотя, «не уважая сердца в нем, / Любил и дух его суждений, / И здравый толк о том, о сем»^[6].

Мотивы онегинского поступка можно истолковать различно. Онегин руководствуется теми же соображениями, которым следовал сам создатель романа в стихах. «Судя по тому, что знаем мы о дуэлях Пушкина, он достаточно презрительно относился к ритуальной стороне поединка. Об этом свидетельствует и последняя его дуэль, перед которой он предложил противной стороне самой выбрать ему секунданта — хоть лакея. И это не было плодом особых обстоятельств. Это было принципом, который он провозгласил еще в "Онегине", заставив его, светского человека и опытного поединщика, взять в секунданты именно слугу, и при этом высмеял дуэльного педанта Зарецкого. Зарецкий, в действительности, не столько педант дуэли (в таком случае ему следовало отложить поединок из-за нарушения правил), сколько интриган, любящий «друзей поссорить молодых / И на барьер поставить их»^[7]; примиряя же поссорившихся, он имел обыкновение их «после тайно обесславить / Веселой шуткою, враньем»^[8]. Об опытности Онегина как дуэлянта Пушкин не сообщает ни слова, и предположение это остается недоказанным и, главное, оно попросту недоказуемо.

Участие Онегина в дуэли вынужденное, он ощущает свою вину за неосмотрительное поведение у Лариных. Страх прослыть трусом делает для Евгения дуэль неизбежной («Но шепот, хохотня глупцов... / И вот общественное мненье! / Пружина чести, наш кумир! \ И вот на чем вертится мир!»^[9]).

Действия Онегина не диктуются желанием отомстить противнику. Они "вторичны", зеркальны по отношению к поступкам Ленского: за картелем – вызовом на дуэль – следует ответ – согласие; видя, что Владимир начал поднимать пистолет, Евгений стреляет.

В романе дана «хронометрическая» точность описания дуэли. Тридцать два шага, отмеренные Зарецким, очевидно, обозначают крайние точки дуэльной дистанции, от которых дуэлянты движутся к барьерам — ближним точкам, переступать за которые уже не позволено (расстояние между ними не указано). Онегин стреляет с дальней дистанции, в невыгодных условиях для дуэлянта, желающего убить противника. Однако до его выстрела он и Ленский успели сделать по девять шагов каждый, то есть к моменту выстрела их разделяет только четырнадцать шагов. В русской дуэли описываемого времени в отличие от менее "жестокой" и "кровожадной" европейской, бывшей скорее символическим ритуалом, чем реальным поединком, средняя дистанция — очень опасные десять шагов. Однако и четырнадцать — это расстояние уже не большое. Кроме того, действие Онегина — реакция на поведение Ленского, начинающего целить в противника. (Очевидно, Владимиру в эти мгновения дистанция уже представляется достаточной для точного выстрела.)

Евгений не мог выстрелить в воздух; дуэльная этика допускала такой поступок только после выстрела, произведенного противником; первый выстрел в воздух, обязывающий другого дуэлянта поступить аналогично, считался проявлением трусости. Но промах Онегина как раз нетипичен для дуэлянта, метившего в ноги: обычно, если пуля при этом невольно попадала в противника, то поражала в живот, а не в грудь.

Однако логика дуэльной развязки нередко обусловливалась непосредственными ее обстоятельствами, поведением противника. Если считать, что Ленский не просто "начал" поднимать пистолет, а уже прицелился, то онегинский выстрел (отнюдь не обязательно направленный в ноги) может объясняться естественным раздражением при виде противника, жаждущего убийства.

Возможно и иное понимание: поведение Онегина, принимающего вопреки собственному мнению вызов на дуэль, и стреляющего при виде начинающего поднимать пистолет и угрожающего ему Ленского — проявление своеобразного автоматизма. Но поведение героя на самой дуэли не столько подчинено реальным психологическим факторам и достоверно, сколько символично: это действия скорее не человека, а именно "автомата".

Зарецкий легко говорит о смерти Ленского: «Ну что ж? убит» - антитеза Онегину, который глубоко переживает смерть друга. Дуэль для Онегина служит толчком к новой жизни. В нем просыпаются чувства, и он живет не только умом, но и душой.

В онегинскую эпоху нерезультативные дуэли вызывали ироническое отношение. При отсутствии твердо зафиксированных правил резко возрастало значение атмосферы, создаваемой вокруг поединков бретерами — хранителями дуэльных традиций. Эти последние культивировали дуэль кровавую и жестокую. Человек, выходивший к барьеру, должен был проявить незаурядную духовную самостоятельность, чтобы сохранить собственный тип поведения, а не принять утвержденные и навязанные ему нормы. Поведение Онегина определялось колебаниями между естественными человеческими чувствами, которые он испытывал по отношению к Ленскому, и боязнью показаться смешным или трусливым, нарушив условные нормы поведения у барьера.

Любая, а не только «неправильная» дуэль была в России уголовным преступлением. Каждая дуэль становилась в дальнейшем предметом судебного разбирательства. И противники, и секунданты несли уголовную ответственность. Суд, следуя букве закона, приговаривал дуэлянтов к смертной казни, которая в дальнейшем для офицеров чаще всего заменялась разжалованием в солдаты с правом выслуги (перевод на Кавказ давал возможность быстрого получения снова офицерского звания). Онегин, как неслужащий дворянин, вероятнее всего, отделался бы месяцем или двумя крепости и последующим церковным покаянием. Однако, судя по тексту романа, дуэль Онегина и Ленского вообще не сделалась предметом судебного разбирательства (Это могло произойти, если приходской священник зафиксировал смерть Ленского как последовавшую от несчастного случая или как результат самоубийства. Строфы XL-XLI шестой главы, несмотря на связь их с общими элегическими штампами могилы «юного поэта», позволяют предположить, что Ленский был похоронен вне кладбищенской ограды, то есть как самоубийца).

 Дуэль Онегина и Ленского — нелепа по своему поводу, но страшна финалом. Дуэльный этикет не соблюден во всех частях: секундант Зарецкий не пытается примирить бывших друзей ни при вручении картеля, ни перед началом поединка. Онегин опаздывает на поединок на больше, чем принято; выбирает секундантом слугу, что тоже недопустимо дуэльным кодексом. Стреляются герои с дистанции 14 шагов (наиболее распространенней вариант), в результате чего следует один выстрел – Онегина, которым он убивает Ленского, не желая такой развязки. Авторское отношение к дуэли в романе находит  выражение в косвенных замечаниях, ремарках. Автор понимает нелепость поединка, беспомощность бывших друзей в желании помириться.

Пронизаны иронией строки, посвященные «пружине чести» Онегина, который не готов отказаться от бессмысленного поединка из-за боязни «хохота глупцов». В 23 строфе шестой части поэт размышляет, что приятно «взбесить оплошного врага» дерзкой эпиграммой, приятно на дуэли встретиться «на благородном расстоянье», но делает вывод, что «отослать его к отцам/ Едва ль приятно будет вам». Такой результат поединка – смерть – не принимается автором ни в каком случае.

                                             Глава 4

 Дуэль Сильвио и графа Б***

Пушкин был известным «забиякой» и на дуэлях дрался часто. По такому поводу он даже носил тяжелую трость — руку тренировал, чтобы не дрогнула, если стреляться придется. Может быть, потому и герои его произведений дерутся с большим азартом. То Гринев, то Онегин, то Сильвио. Последний случай, описанный в повести «Выстрел», и взят из жизни автора. Как-то в бытность в Кишиневе Пушкин играл в карты с неким Зубовым, офицером генерального штаба. В генеральных штабах всегда карты передергивают, а когда мечут банк, уж и подавно. Пушкин проигрался, но сказал друзьям, что лично он за такие проигрыши платить бы запретил. Оскорбительный намек Пушкина дошел до Зубова. Решили стреляться в винограднике за Кишиневом. Пушкин пришел с фуражкой, полной черешен. Пока Зубов суетился, целился, Пушкин завтракал черешнями. Зубову, видимо, тоже так захотелось черешен, что он выстрелил мимо и  бросился к Пушкину. Тот думал, что мириться, но оказалось, за черешнями. Чуть снова дело не дошло до дуэли.

В повести «Выстрел» все происходит драматичнее и фатальнее. Центральным героем повести является бывший гусар Сильвио. Когда-то он служил в гусарах, но потом по неизвестной причине ушел в отставку – его окружала какая-то тайна, несомненно, и она служила причиной его притягательности. Крутой нрав, злой язык, опытность – все вышеперечисленное давало ему «многие преимущества» перед другими. Жил Сильвио бедно, а единственной роскошью его «бедной мазанки» была богатая коллекция пистолетов.

В первой части повести Сильвио рассказывает офицеру, от лица которого ведется повествование, о дуэли со своим сослуживцем в полку, во всем превосходящим Сильвио. Ум, красота, деньги, храбрость – все заставляло Сильвио испытывать к нему зависть и бешеную злобу. Он стал искать ссоры со своим врагом. Однажды на балу Сильвио сказал своему врагу какую-то грубость, а в ответ получил пощечину. Решено было драться. Первый выстрел достался по жребию врагу Сильвио. Он прицелился и … прострелил лишь фуражку. Очередь была за Сильвио. Сильвио был рад, но его враг не проявлял и тени беспокойства, а равнодушно ел черешню. Это очень разозлило Сильвио, и тогда он предложил ответить выстрелом на выстрел когда-нибудь в другой раз. Теперь, спустя шесть лет, Сильвио получил письмо, в котором говорилось, что его дальнейший враг собирается вступить в брак. Сильвио собирался только теперь завершить некогда начатую дуэль.

Во второй части повести этот офицер-рассказчик случайно встречается с противником Сильвио по дуэли, а ныне графом - своим соседом по имению, и узнает продолжение истории. Зловещее продолжение дуэли с долгожданным выстрелом произошло в имении графа. Сильвио не смог просто стрелять в графа, и потому снова предложил ему выстрелить первым. След от пуль в картине на стене стал результатом этого выстрела. Затем Сильвио хотел было выстрелить в графа, но помешала графиня, которая упала к его ногам. Со словами «предаю тебя твоей совести» Сильвио вышел. После этого граф его никогда не видел. А через некоторое время Сильвио погиб на войне.  

Сильвио предстаёт не с лучшей стороны. Само Значение имени "Сильвио"      (фр. "лесной") есть антитеза понятию — "культурный". Дуэль превращена им в какой-то спектакль. Ведь поединок должен быть поединком, на нём должна защищаться честь оскорблённого, вне зависимости от поведения обидчика. Зачем откладывать дуэль, зачем устраивать все эти представления? В Сильвио нет ни капли благородства, он думает о собственной выгоде. Это видно ещё  в начале повести, где Сильвио предпочитает защите чести дальнейшее мщение. И опять Пушкин показывает отход от дуэльных традиций: во втором поединке нет секундантов, оба дуэлянта решают свой спор один на один, без свидетелей.

Глава 5

Отношение А.С.Пушкина к дуэли

Удалось установить, что в жизни А. С. Пушкина было 29 состоявшихся и несостоявшихся дуэлей. Поэт был отменным стрелком, попадал с 20 шагов пуля в пулю. Но во время дуэлей он ни разу не пролил кровь противника и в многочисленных поединках не стрелял первым. Хорошо зная дуэльный кодекс, он, видимо, следовал высказанному им устами Моцарта принципу: "Гений и злодейство - две вещи несовместные".

Стремление к независимости, обостренное чувство собственного достоинства, юношеская запальчивость, жажда военных подвигов и острых ощущений рано привели Пушкина к дуэлям. Пушкин выходил на поединок многократно, несколько наметившихся дуэлей не состоялось по разным причинам, часто из-за вмешательства друзей поэта. Он хорошо фехтовал и был отличным стрелком, постоянно совершенствуя свое мастерство владения оружием.

В восемнадцать лет он вызвал своего дядю Семена Исааковича Ганнибала, повздорив с ним во время танцев из-за девицы Лошаковой; правда, вскоре они помирились. Еще через несколько месяцев вызов Пушкина отказался принять его лицейский однокашник Модест Корф, человек гордый, холодный, но и осмотрительный. На протяжении всей жизни поэт неоднократно принимал участие и как секундант, и как дуэлянт.

Вспыльчивость, импульсивность поэта, известная не только его близким друзьям,  но и мало знакомым людям, исчезали, когда он являлся на дуэль, становясь невозмутимым и хладнокровным. В молодости Пушкин не только использовал любой подходящий повод для создания дуэльной ситуации, но и сам провоцировал поединки.

Как и многие декабристы-дуэлянты, он охотно испытывал себя под пулями, но не любил стрелять в других. Пушкин был дуэлянтом «высокого класса» и обычно не стремился стрелять первым. Дело в том, что у сохранившего выстрел соперника было право подозвать выстрелившего к барьеру и расстрелять его на минимальном расстоянии как неподвижную мишень. Для того чтобы сдержаться и не выстрелить первым, требовалось железное хладнокровие.

Была в поэте безудержная удаль, в том числе и его бретёрство, страсть к дуэлям. Ибо дуэльное поле в его эпоху было главной площадкой человеческой свободы. К барьеру выходил человек, свободно распоряжавшийся своей жизнью и смертью. Его честь, его жизнь и смерть в момент поединка — не собственность и не прихоть государя и деспотического режима, а  лишь заложница случая и судьбы. Она в руках противника, который на той стороне барьера, но еще больше она в собственных руках, она зависит от твердости собственного духа, от крепости руки, от верности глаза. И больше ни от кого и ни от чего. Разве что от Божественного провидения.

Пушкин непрестанно проверял крепость собственного духа и свою судьбу.

К чести Пушкина надо сказать, что если он убеждался в нежелании обидчика задеть его честь и достоинство, то сам шел на примирение. С годами он стал, конечно, мудрее и даже степеннее.

С возрастом у Пушкина исчезает легкость в отношении к поединкам. Он уже не рвется попусту стреляться сам и с охотой, когда удается, предотвращает поединки своих друзей. Дуэль перестает быть для Пушкина азартным развлечением, он словно бы вырос из одежд, в которых пожизненно пребывали записные бретёры. Теперь он смотрит на дуэль исключительно как на средство защиты чести как на шпагу, которую истинный боец не станет обнажать, чтобы сшибать репейники, а прибережет для настоящего боя.

В последние годы жизни Пушкина наметились дуэльные ситуации с несколькими, как ему в его положении казалось, недоброжелателями. И у него оставался один выход для спасения не только своей чести, но и чести своего творчества - поединок. Такова его последняя дуэль с Дантесом,  оказавшаяся роковой для Пушкина.

Великолепный стрелок, он, легко и свободно подставляя себя под пули, за всю бесконечную череду своих дуэльных стычек никого не убил и даже не ранил, если не считать контуженного им Дантеса в той последней роковой дуэли.

Все эти происшествия показывают, насколько поэт дорожил своей репутацией, как боялся казаться смешным. Ни одна мелочь, способная бросить тень на его имя, не оставлялась без последствий. Понятна поэтому реакция Пушкина на возникшие весной 1836 года слухи о внимании, которое оказывает Наталье Николаевне кавалергард Дантес, приемный сын голландского посланника барона Геккерна. Вскоре стало очевидно, что сплетни — это лишь верхушка айсберга весьма сложной и разветвленной интриги и, значит, только чудо могло предотвратить поединок.

Дуэль состоялась 27 января 1837 года на Черной речке около 5 часов дня. 26 января на балу у графини Разумовской Пушкин предложил советнику английского посольства Магенису, которого знал как порядочного человека, стать его секундантом, но тот отказался. 27 января после полудня Пушкин случайно встретил на улице К.Данзаса, своего лицейского товарища, и тот согласился стать его секундантом.

Составленные условия дуэли при барьерах в 10 шагов (7 м) были почти смертельными. Сам Пушкин жаждал убить Дантеса, и тот понимал, что ему необходимо убить Пушкина, иначе дуэль могла быть возобновлена. Все было по правилам. Секундантом Дантеса был виконт д'Аршиак. В глубоком снегу утоптали дорожки для поединка, шинелями секундантов обозначили барьеры. Подполковник Данзас махнул шляпой, и Пушкин, быстро подойдя к барьеру, прицелился, чтобы выстрелить наверняка. Но Дантес выстрелил раньше, не дойдя шага до барьера. Пушкин упал на шинель Данзаса, смертельно раненный в правую половину живота. Он нашел в себе силы, чтобы лежа прицелиться и выстрелить. Дантес стоял правым боком, согнув правую руку в локте, закрывая грудь и разряженным пистолетом - голову. Это его и спасло. Пуля пробила правое предплечье и сплющилась о пуговицу мундира. Дантес упал, Пушкин крикнул: "Браво!" - но Дантес быстро поднялся: ранение было не опасным. Спустя 46 часов после ранения Пушкин скончался.  

История дуэлей Пушкина — тоже история его жизни. В них предстает весь его характер, в котором все — поспешность, легкомыслие, трагическая случайность, сосредоточенная решимость, высокий порыв, отчаянный вызов. Для Пушкина в дуэли главным были суть и результат, а не обряды. Александр Сергеевич -   человек чести, и дуэль для него -  лишь способ её защиты.  

                                               Заключение

Работая над темой, я пришел к следующим выводам.

Дуэль можно отнести к типичному, хотя и запрещенному, явлению XIX века. Она являет собой происходящий по определенным правилам парный бой, имеющий целью восстановление чести, снятие с обиженного позорного пятна, нанесенного оскорблением. Таким образом, роль дуэли социально-знаковая. Дуэль представляет собой определенную процедуру по восстановлению чести и не может быть понята вне самой специфики понятия «честь» в общей системе этики русского европеизированного послепетровского дворянского общества.

Пушкин – не первый, кто показал дуэль в своих произведениях, но у него эпизод дуэли возвышается до поединка морального, становится эпизодом художественно универсальным. В своих произведениях Пушкин показал разные поединки: между Гриневым и Швабриным, Онегиным и Ленским, Сильвио и графом Б***.

В произведениях выражено авторское отношение к дуэли. Поединки осуждаются с точки зрения религиозной. Автор против дуэлей-«представлений», цель которых – не защита чести, а  мстительность, зависть одного из дуэлянтов. Против и кровавых, смертельных исходов поединков.

Для Пушкина в дуэли главным были суть и результат, а не обряды. Во всех изображенных поединках показаны отступления от дуэльного кодекса: пренебрежение к выбору секунданта, а иногда и отсутствие его, не соблюдение жестких требований (по времени, правилам нанесения ударов и т.д.).  

 Но дуэль как средство защиты человеческого достоинства не была чужда Пушкину. Это находит отражение не только в его произведениях, но и в его жизни.

Отношение Пушкина к дуэли противоречиво: он видит в ней проявление «светской вражды», которая «дико… боится ложного стыда».  Однако дуэль – и средство защиты достоинства оскорбленного человека. Дуэль – предрассудок, но честь, которая вынуждена обращаться к ее помощи, -  не предрассудок.

Список литературы

1. Благой Д. Мастерство Пушкина. - М.: Советский писатель, 1955.
2. Гордин Я. Дуэли и дуэлянты. – С.-Пб.:  Пушкинский дом, 1996.
3. Кацура А.В. Дуэль в истории России - М. : Радуга, 2006.
4. Лотман Ю. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX века). – СПб:  Искусство-СПБ, 1997.
5. Макогоненко Г. Творчество А С. Пушкина в 1830-е годы. - Л.: Художественная литература, 1974.
6. Мейлах Б. Пушкин и его эпоха. - М.: Гослитиздат, 1958.
7. Набоков В. Комментарий к роману А.С. Пушкина "Евгений Онегин". – С.-Пб.: Искусство-СПБ, 1998
8. Пушкин А. Евгений Онегин. – М.: Детская литература, 1979.
9. Пушкин А. Проза. – М.: Правда, 1983.
10. Рейфман И. Ритуализованная агрессия: Дуэль в русской культуре и литературе - М. : Новое лит. обозрение, 2002.  
11. Соловьев С. Судьба Пушкина. – М.: Современник, 1990.
12. Утехин Н. Дуэль. – М.: Правда, 1990.

Рецензия

на реферат по литературе                                                                                           на тему «Дуэль в жизни и творчестве А.С.Пушкина»                                                           ученика 9 «Д» класса школы № 85 Кучерова Валерия

В данном реферате проведено сопоставление дуэльных сцен в таких произведениях, как «Евгений Онегин», «Капитанская дочка» и «Выстрел» А.С.Пушкина.

Актуальность работы обусловлена как возрождающимся сегодня интересом к дворянской культуре, так и непреходящей ценностью понятий чести и достоинства, без которых немыслима русская литература XIX века.

Кучеров Валерий изучил дуэль как общественное явление в России XIII - XIX веков и, постепенно анализируя сцены дуэли в исследуемых произведениях, выявляет в своей работе как особенности изображения каждого поединка, так и отношение к дуэли автора.

Реферат логически верно выстроен. Содержание глав соответствует поставленным задачам и раскрывает заявленную тему.

Учитель                                    Муреева Е.Н.