Исследовательская работа по теме : "Они писали Л.Н.Толстого"

Муниципальное  бюджетное  образовательное  учреждение

«Училинская  основная  общеобразовательная  школа  Арского  муниципального района Республики  Татарстан»

     Исследовательская  работа по  теме

       «Они  писали  Льва  Толстого”

                                                                 Работу  выполнила: ученица 9 класса

                                                                   Мухаметзянова  Лиана Рашитовна

                                                                   Руководитель: учитель русского  языка    

                                                                   и литературы  Нигметзянова Рузия                      

                                                                   Махмутовна

                                  2014 г.

  Оглавление

1. Первоначальный  взгляд  Льва  Толстого  к  позированию – стр. 1

2. Художник  Н.Н.Крамской  и  писатель  Лев  Толстой          - стр.2-3

3. Создание  нового  образа  -художника Михайлова в романе “Анна Каренина”.                                                                                 -  стр.

4. Столкновение “крещеной веры” с “петербургской  верой”.

5. Друг и единомышленник  Льва  Толстого- художник  Н.Н.Ге.

6. Бесценный  вклад  И.Е.Репина в прижизненную изобразительную Толстониану.

7. Изображение Толстого, занятым  крестьянским  трудом.

8. Заключение.

Проблемы искусства и  изобразительного искусства глубоко  волновали писателя Льва  Толстого  как  мыслителя  и  как  богоискателя. Мы  видим   эстетические  и  религиозные  убеждения  ,  человечность, высокую  культуру  ,  нравственность   и  духовное  родство   писателя  с  художниками. В  данной  работе  мы  можем  узнать  историю  написания  знаменитых  портретов Льва  Толстого   И.Н.Крамским, Н.Н.Ге, И.Е.Репиным.  Если  Н.Н.Крамской в своем портрете передает  в  первую  очередь  образ  мыслителя, образ  человека, стемящегося  проникнуть  в  тайники  зрительской  души, то  на  портрете  Н.Н.Ге  изображен  именно  Писатель. Художник  показал   эпоху  мучительного  переосмысления  прожитой  жизни писателя, его  отношение  к  миру, к  моральным  основам ( в это  время  выходят  произведения “Исповедь”,”В  чем  моя  вера?”). А  художник  И.И.Репин создал  наибольшее  число  портретов  писателя  и  раскрыл  образ  писателя  совсем  с  другой  стороны, изобразив его  в  природе, занятым  крестьянским  трудом.

                                              Введение

    Цель данной  работы: осознать    эстетические, нравственные  и  религиозные  взгляды писателя  Льва  Николаевича  Толстого, попытаться  поникнуть  в  его  духовный  и  художественный  мир.

        Актуальность  выбранной  темы  в  том , что  мы  всегда  читаем  и  перечитываем произведения  Льва  Николаевича  Толстого,  потому  что они дают энциклопедически широкое представление о жизни, о человеческих характерах и ценностях, важных в любую историческую эпоху.Несомненно, не всегда человек способен проявить живой интерес к произведениям Льва Толстого – они довольно сложны и неоднозначны. Однако на каком-то этапе своего взросления каждый дорастает до него, и Л.Толстой, как никакой другой писатель, способен дать доверившемуся ему читателю очень много.

    Данная  работа  является  не  только  написанием  биографии  писателя  или  очерком  его  творчества , а  скорее  всего, цель в том, чтобы показать  взамиоотношения  Льва Николаевича  Толстого  с  великими  русскими  живописцами и  взглянуть  на  него, прежде  всего , как на  великого  мыслителя, образа  человека, стремящегося  проникнуть  в  тайники  зрительской  души, и писателя, мучительно  осмысляющегося своего  отношения  к  миру, к  вере.

    Будучи  студентом Казанского  университета, лев  Толстой  увлекается  идеей  нравственного  возрождения  человечества. Сам начинает анализировать  отрицательные  стороны  своего  характера  с  предельной  искренностью  и  прямотой. Так  начинается  беспримерный  труд  души, которым  будет  заниматься   Толстой  всю  жизнь. Он пишет:”Каждый человек— алмаз, который может очистить и не очистить себя. В той мере, в которой он очищен, через него светит вечный свет. Стало быть, дело человека не стараться светить, но стараться очищать себя”.

     И  вот  этот  процесс  «очищения», поиск  себя, своего  собственного «я»  продолжается  везде: в Петербургском университете (успешная сдача экзаменов, но бросает начатое); служба в канцелярии Тульского губернского правления - но и это оставлено. «Метания души»приводят его на Кавказ. Он становится участником Крымской войны. Впечатления от войны лягут в основу«Севастопольских рассказов» и «Войны и мира».

    Как  уже  довольно  известный  писатель, автор  военных  рассказов, романов, он  счастлив  в  кругу  семьи,но постоянно  очущает, что  что-то не  так, то  есть  смысл  жизни, поиск  истины  продолжается.Таким он был запечатлен на картинах русских художников, не раз приезжавших в Ясную Поляну.

    Интересно то, что не  только  художники  изучают Л.Н.Толстого , но и  Толстой  изучает  этих  художников. Он  беседует  с  ними ,  иногда  даже  спорит , хочет  отстаивать  свои  религиозные, эстетические   убеждения и  удачно  использует этот  материал  в  своих  произведениях( например, образ художника  Михайловского  в  романе  «Анна Каренина» - это образ художника   Н.Н. Крамского).

    Примерно  половину  своей  долгой  жизни  Лев  Николаевич  Толстой   был  связан  со  многими  художниками самой  разной  направленности , образованности  и  таланта. Да, он  по-прежнему недолюбливал  позировать , но  говорил, что ,не  отказав  в этом  однажды, не  может  отказывать  после. Он  узнавал себя  сторонними глазами на  полотнах и  каждый  раз  открывал  новую  частицу  истины  о  себе  и  об  искусстве.

Говорят, что Лев Николаевич не  очень — то любил позировать. Ни живописцам, ни скульпторам, ни даже фотографам. Он находил сие занятие делом несерьезным, пустою тратой времени, но втайне скорей всего попросту не желал вторжения в сокровенную жизнь собственной души. Пристально и жадно изучая внутренний мир других, писатель ревностно защищал свой, не допуская самой мысли стать объектом наблюдения, моделью. Ведь зоркий глаз истинного художника непременно высветил бы духовное начало Толстого-человека, раскрыл бы некую заветную тайну, не подлежащую раскрытию, а это невольно могло оттолкнуть от подобных общений. Действительно, так  ли  это  было в  самом  деле?

   Да, так продолжалось долго, пожалуй, слишком долго. Между тем талант Толстого развивался год от года, креп, мужал, его произведения ставили перед каждым мыслящим и честным человеком острейшие нравственные вопросы, они требовали переосмысления устоявшихся ценностей. Талант переплавлялся в гений. Личность писателя все больше и больше привлекала к себе внимание не только читающей публики, но и широких слоев народа. Постепенно становилось ясно, что без прижизненных портретов Толстого русская культура неизбежно потеряет очень много. Пожалуй, отчетливей других осознавал это Павел Михайлович Третьяков. Основателя национальной галереи изобразительных искусств не могло не беспокоить такое положение вещей. И в 1869 году он предпринимает первую попытку склонить Льва Николаевича позировать кому-либо из художников, выбрав в качестве посредника в столь деликатной миссии его друга, поэта Афанасия Афанасьевича Фета. Увы, попытка эта завершилась неудачей. Из Ясной Поляны последовал категорический и энергичный отказ. В письме к Фету от 21 октября 1869 года Лев Николаевич писал: «Насчет портрета я прямо говорил и говорю: нет. Если это Вам неприятно, то прошу прощения. Есть какое-то чувство, сильнее рассужденья, которое мне говорит, что это не годится». Время шло дальше, и начинало казаться, будто ничего здесь не изменится к лучшему.

  Но как часто бывает в таких ситуациях, на помощь пришло стечение благоприятных обстоятельств.

  Летом 1873 года в село Ваныкино, находившееся неподалеку от Козловки-Засеки (теперешняя железнодорожная станция «Ясная Поляна»), приехал на этюды художник Крамской. Он приехал писать какую-нибудь заброшенную усадьбу к картине «Посещение старого дома». Лето выдалось неважное — сырое и дождливое, работалось трудно, щемило душу: в далеком Крыму умирал товарищ, двадцатитрехлетний блистательный пейзажист Федор Васильев. Мысли о нем терзали Ивана Николаевича. К тому же надо было как-то возместить сумму, отпущенную Третьяковым на лечение несчастного. Известие о том, что по соседству живет граф Толстой, наполнило сердце Крамского надеждой и радостью. 1 августа он отправил Третьякову взволнованное письмо, где, между прочим, были и такие строки: «Не знаю, что я Вам приготовлю в уплату этого долга (имеется в виду сумма, отпущенная на лечение Васильева.), но употреблю все старания, чтобы написать портрет графа Толстого, который оказывается моим соседом — в пяти верстах от нас его име

ние, в селе Ясная Поляна. ... Повторю, я употреблю все, от меня зависящее, чтобы написать с него портрет».

   Стоит ли говорить о реакции Третьякова! Разом могли сбыться его давнишние планы, да и сам художник загорелся в предвкушении новой работы, — все как-то поворачивалось вроде бы в нужную сторону. Однако первая встреча художника со Львом Николаевичем прошла трудно. Писатель по-прежнему стоял на своем, упорно отказываясь позировать. Тогда Крамской прибегнул к «дипломатии». Сущность его доводов сводилась к следующему. Ваш портрет так и так будет кем-нибудь написан, утверждал он. Не сейчас, так много позже, лет через тридцать, через пятьдесят, и потому уже написан будет скверно. Зачем же доводить  до   скверного?  Трудно   сказать, насколько убедительными показались подобные доводы Льву Николаевичу. Пожалуй,   их   наивная   «логичность»   только укрепила бы его в прежнем упорстве, однако произошло нечто особенное. И этим особенным  явилась  сама  незаурядная натура   Крамского.   Большой  художник, руководитель  Товарищества  передвижных выставок, академик Российской Академии художеств, мастер, только что создавший полотно «Христос в пустыне», он неожиданно привлек писателя не только как выразитель новых течений в современной живописи, как личность, полная любопытных мыслей и смелых суждений, но  просто как симпатичный и добрый человек. К тому времени Толстым была вчерне завершена предварительная работа , над  «Анной   Карениной».  Требовалось дальнейшее эпическое развитие, требовались новые сюжетные завязки, новые лица. Более того: писалась пятая глава романа, повествующая, среди прочих событий, об итальянском путешествии Анны и Вронского,  об увлечении Вронского живописью, — появление Крамского в Ясной Поляне становилось теперь,  если  вдуматься, чем-то вроде подарка судьбы. И долгожданное    согласие    позировать  было,   наконец,   получено.   Приступая  к своему делу, Крамской еще и не предполагал, что сам уже становится моделью. Произошло событие, по-своему захватывающее, по-своему неповторимое — художники запечатлевали друг друга.

    Идея ввести живописца, художника в ткань романа возникла у Толстого вместе с тем далеко не случайно. Проблемы искусства вообще и изобразительного в частности глубоко волновали писателя. Что такое искусство, как оно соотносится с жизнью, с верой, в чем предназначение творящего субъекта? Но помимо этих фундаментальных эстетических вопросов романиста не могли не занимать и злободневные стороны художественной жизни. Реализм   в  живописи   начинал   только-только утверждаться в России. Толстой — мыслитель и богоискатель — с известной долей скепсиса принимал это новое направление, полушутя-полусерьезно окрестив его «петербургской верой», иначе говоря, чем -то холодным,  искусственным. Все это делалось как бы антиподом «крещеной веры», как противопоставление  толстовским   взглядам   на  мир. Возможно потому, что где-то в глубине души Лев Николаевич считал нового знакомца заблуждавшимся человеком, этаким религиозным и эстетическим путаником, жертвою авангардистских идей, он и стремился со всею страстью донести до собеседника   собственное   понимание смысла жизни, смысла искусства. Яркие дарования, они сходились нелегко, однако с каждым днем, от сеанса к сеансу, яснее   проявлялась   их  душевная   близость. Они не сошлись до конца, не сделались, да и не стремились сделаться единомышленниками, предпочитая чаще оставаться в спорщиках. Зато с каким нескрываемым удовольствием пишет Лев Николаевич своему приятелю, критику и философу Н.Н.Страхову: «Для меня же он интересен, как чистейший тип петербургского новейшего направления, как оно могло отразиться на очень хорошей художнической натуре. Он теперь кончает оба портрета и ездит каждый день, и мешает мне заниматься. Я же во время сидений обращаю его из петербургской в христианскую веру и, кажется, успешно». Упоминание об успешном «обращении», думается, было все же несколько поспешным. Любопытно, что буквально в тот же день, 23 сентября, он посылает второе письмо, Фету, где также рассказывает о своих яснополянских новостях: «У меня каждый день, вот уж с неделю, живописец  Крамской  делает  мой   портрет  в Третьяковскую галерею, и я сижу и болтаю с ним и из петербургской стараюсь обратить в крещеную веру». Об атмосфере, царившей во время тех сеансов, выразительно и лаконично пишет и Софья Андреевна в одной из дневниковых записей: «Крамской пишет его два порт-рета и немного мешает заниматься. Зато споры и разговоры об искусстве всякий день». Но почему же оба они, и Лев Николаевич и Софья Андреевна, говорят о двух портретах?

  Дело в том, что семейство Толстых пожелало   иметь   собственный   портрет Льва Николаевича. И перед художником встала довольно трудная задача — писать сразу два портрета,  причем  писать  в крайне сжатые сроки: работая над «Анной Карениной», писатель не имел возможности для долгого позирования. Возникли определенные затруднения и во взаимоотношениях с Третьяковым. Придирчивый и   требовательный   знаток   искусства, Павел   Михайлович  забеспокоился  при мысли о том, что в его коллекции может очутиться всего-навсего копия, причем, вполне возможно, значительно уступающая оригиналу в художественных достоинствах. Третьяков следовал железному правилу — не приобретать копий, даже если те и были выполнены мастером, создавшим оригинал. Крамской поспешил успокоить коллекционера,  заверив,  что будет писать два различных портрета. Портреты оказались действительно различны, но различия были весьма незначительными, сведясь к несколько неодинаковому положению и размерам фигуры  портретируемого да к формату холстов. Лучший портрет все-таки попал в галерею Третьякова. Целиком завершить его в Ясной Поляне художник не смог, доделывая отдельные детали одежды и фон уже по памяти у себя в мастерской. Этот портрет знаменитого писателя стал, как выяснилось   позже,   и   безоговорочно лучшим. Отныне Крамской приобретает славу непревзойденного портретиста. Современники, в том числе такие, как Тургенев,  Репин, очень высоко оценили картину, находя, что живописец сумел выразить, кажется, самую сущность толстовской   души.   Собственные   отзывы Крамского были,  разумеется,  куда как скромней. В частных разговорах и переписке с друзьями он постоянно подчеркивал, что считает портрет «хорошим», то есть «честным», подразумевая под честностью искреннее стремление настоящего таланта к постижению истины.  В целеустремленном и волевом лице Толстого прочитывается, кажется, чуть не вся история его былой и настоящей жизни со всеми сомнениями, надеждами и бореньями страстей. Перед нами участник Крымской кампании, насмерть стоявший в горящем Севастополе.

    Крамской, конечно же, помнил те беседы с писателем в памятные для них обоих осенние дни семьдесят третьего года. Лев Николаевич насмешливо называл их «болтовней». Итогом «болтовни» стало рождение новой фигуры в «Анне Карениной» — художника Михайлова. То был в известном смысле редкий случай в истории русской литературы, когда конкретный и очень известный художник ожил, пусть и под другим именем, на страницах замечательного романа. Ряд типических особенностей характера, ума и таланта, которыми наделялся выведенный персонаж, без труда помогли многим читателям узнать в них реального, живого Крамского. Создавая образ Михайлова, Толстой до неузнаваемости изменил обстоятельства жизни и творческой биографии действительно существующего лица, руководствуясь при этом не столько даже общепринятыми этическими соображениями, сколько увлеченностью художнического поиска. Главным же, соединявшим Михайлова и Крамского, оставался талант. Вспомним: толстовский Михайлов — бедствующий живописец, уехавший в Италию, не признанный на родине ни Академией, ни правительством, болезненный человек, озабоченный добыванием хлеба насущного, ссорящийся с домочадцами, заискивающий перед знатными визитерами и одновременно ненавидящий себя за это, — словом, почти неудачник, но вопреки всем невзгодам своего существования пишущий-таки сокровенное — картину «Христос перед судом Пилата». И тут возникает перекличка с жизнью реальной. За год до написания портрета Толстого Крамской заканчивает «Христа в пустыне», полотно, проникнутое глубоким философическим содержанием. Лев Николаевич не мог не видеть этой картины. И если Крамской пишет Христа, погруженного в раздумья, то Михайлов словно бы движется дальше, показывая один из важнейших моментов земного  бытия  Спасителя.   Разговоры, возникающие в романе вокруг «Христа перед судом Пилата», интересны не только тем, что раскрывают некоторые эстетические умонастроения той эпохи. Они проливают свет и на интереснейшие эпизоды из все той же яснополянской «болтовни». В главе седьмой части пятой романа Вронский сталкивается с бывшим товарищем по Пажескому корпусу,  Голенищевым.   Голенищев   размышляет   о Михайлове, о его искусстве. Признавая за ним несомненные дарования, он тут же  дает  им   нелицеприятную  оценку, считая  художника  жертвою  реализма, критикуя за  Талант и человеческое обаяние Крамского произвели тогда на писателя сильное впечатление. Вместе с тем   столкновение  «крещеной   веры»  с «петербургской верой» убедило Льва Ни¬колаевича в безнадежности какой бы то ни было затеи с обращением в «крещенную веру» человека, изначально ей чуждого. Его высокоумный либерал Голенищев, наделенный и впрямь некоторыми способностями судить об искусстве, -это, в сущности, сам Толстой. К тому же, иронизируя над Голенищевым, Толстой иронизирует и по поводу ряда собственных эстетических идей, подвергает их сомнению  и   переосмыслению.  

    Преданным другом и единомышленником Толстого был другой крупный русский живописец, Николай Николаевич Ге. Впервые они познакомились в Риме, в январе 1861 года, но тогда их встреча оказалась мимолетной и в чем-то случайной. Настоящее сближение произошло много позже, спустя двадцать один год, в марте 1882 года. Николай Николаевич переживал тяжелый душевный разлад, ощущая, что искусство и жизнь постепенно теряют для него всякий смысл.  Кто был в силах поддержать в тяжкую пору? Ответ явился вскоре: Толстой. Лев Николаевич также проходил через одну из нелегких полос жизни, поэтому сошлись они легко и сразу, точно давно готовились к встрече. Знакомство произошло после того, как в одной из московских газет Ге прочитал толстовскую статью «О переписи в Москве», где автор призывал идти на помощь бедноте и страстно осуждал богатство как первопричину общественных зол. В отличие от Крамского Ге пришел к Тол-стому не как художник, а как человек к человеку. Такое не могло не тронуть Льва Николаевича. К тому же Ге обладал удивительно мягким и добрым характером, всегда подмечая в других только лучшие черты. Эта вторая встреча моментально и естественно переросла в дружбу. Ге много писал на евангельские сюжеты, его постоянно притягивал образ Христа, а это, разумеется, находило живейший отклик в толстовской душе. Под влиянием писательских идей живописец постепенно воспринял толстовское мировоззре-ние. Приняв христианство, принял аскетическую жизнь: старался по возмож-ности избегать наемных услуг, признал вслед за Львом Николаевичем необходимость физического труда, стал вегетарианцем и даже обучился мастерству складывать печи. Известен случай, когда они со Львом Николаевичем и его дочерьми Татьяной и Марией сложили печь для одной погорелой крестьянки в Ясной Поляне, причем главным строителем стал сам Николай Николаевич. Близость двух людей переросла уже в духовное родство. Приезжая погостить в Ясную, занимаясь там живописью, Ге любил устраивать выставки под открытым небом, любил, когда его работы запросто сходились посмотреть окрестные крестьяне, и живо интересовался их наивными, но зачастую меткими суждениями. Он никогда не носил с собой альбома, не делал мгновен ных зарисовок, не рисовал «просто так», помня наставления своего учителя, Брюллова, говаривавшего: «лучше ничего не делать, чем делать ничего». Портрет Толстого художник начинал создавать медленно, наблюдая за ним в различных ситуациях. Подготовка к сеансам заключалась в кропотливом и пристальном изучении внутреннего мира писателя, проявлявшемся в привычках, в манере общения с другими людьми, в тех вещах, что окружали гения. Портрет Льва Николаевича писался лишь на третий год знакомства, в Москве, в январе 1884 года и написан был всего за несколько сеансов. Помогли накопленные наблюдения. Толстой уже и не позировал в привычном смысле этого слова, он просто занимался в кабинете, позволяя художнику запечатлевать себя в момент творчества. Этим-то запечатленным моментом творчества так и притягательна картина Ге. Если толстовский портрет кисти Крамского передает в первую очередь образ мыслителя, образ человека, стремящегося, казалось бы, проникнуть в тайники зрительской души, то на портрете, исполненным Ге, изображен именно Писа-тель. Сам замысел показать Толстого, пишущим, необычайно занимал художника. На холсте словно оживает тишина кабинета, еще немного — и может почудиться поскрипывание пера и шелест бумаги. Ге удалось уловить тяжелую душевную борьбу писателя, борьбу с противоречивыми устремлениями, его обостренную потребность в постоянном самоусовершен-ствовании. Период работы над большими романами отступил уже в прошлое. Наступает эпоха мучительного переосмысления прожитой жизни, а вместе с тем и своего отношения к миру, к моральным основам, на коих покоятся государство и общество. К этому времени из-под пера выходят такие произведения, как «Исповедь», «В чем моя вера», пишется «Смерть Ивана Ильича». Кисть Ге раскрывает писательство изнутри, раскрывает как труд — постоянный, самозабвенный, бескорыстный, отмеченный печатью подвижничества.

  Узы двенадцатилетней дружбы, связывавшей обоих мастеров, способствовали тому, что Николай Николаевич сделался последовательным и горячим сторонником чуть ли не всех толстовских убеждений, порой безоговорочно принимая их на веру. В истории общения Толстого с различными художниками эта дружба, эти отношения по-своему стоят особняком. Вольно или невольно Лев Николаевич являлся тут главным — наставником, вдохновителем, Николай Николаевич не учеником, нет, но благодарным последователем толстовского учения. Интересно, что парадоксальности в суждениях Толстого, не раз приводившие писателя к жарким спорам с иными собеседниками, находили лишь полное понимание со стороны Ге. Наверное, он обладал изрядной некритичностью к подобным суждениям, но это объяснялось скорей всего той безграничной любовью к другу, которая не желает рассуждений и анализа. Лев Толстой являлся для него человеком, указавшим путь к постижению смысла жизни, к нравственному и духовному обновлению.

Ге был несравненным рассказчиком. Раскрывая замыслы будущих полотен, он мог подчас поведать целую историю ,им заслушивались в толстовской семье. И, как никто другой, Лев Николаевич видел разнообразие его таланта, постоянно подавая живописцу советы заняться «писательством», то есть публицистикой и эссеистикой. Под воздействием этих советов Николай Николаевич действительно взялся за перо. Его заметки были опубликованы в мартовском  номере журнала «Северный вестник» за 1894 год.

   Портрет Толстого не сразу, но все же был приобретен у автора Третьяковым. Это произошло только в 1891 году. Однако через три года, когда художника не стало, разборчивый и придирчивый Павел Михайлович упорно не пожелал приобретать остальные его произведения, сославшись на их художественную неравноценность. Убитый смертью друга, взволнованный   такими   настроениями коллекционера,  Лев  Николаевич  пишет ему 14 июня 1894 года письмо, в котором есть строки: «Пишу Вам это мое мнение затем, чтобы посоветовать приобрести все, что осталось от Ге, так, чтобы Ваша, то есть национальная русская галерея не лишилась произведений самого своего лучшего живописца с тех пор, как существует русская живопись»

   Авторитет прославленного романиста и мыслителя был к тому времени столь высок, что Третьяков впервые в жизни отступил от заведенных правил.  Можно понять известную  пристрастность  высказываний Льва Николаевича — ведь им руководило стремление спасти наследство мастера.

 И в том, что весьма значительная часть этого наследства действительно сохранилась, сосредоточившись в лучшем российском музее, есть немалая его

заслуга.

    Бесценный вклад в прижизненную изобразительную Толстониану  внес Илья Ефимович Репин. Тридцать лет близкого знакомства художника с Толстым стали по-своему уникальным явлением культуры. Репин создал наибольшее число портретов и зарисовок писателя. История мирового изобразительного искусства вообще не знает иного такого случая, когда бы художник так часто возвращался к воссозданию образа одного и того же человека.

   Их первая встреча произошла 7 октября 1880 года в мастерской Репина, на-ходившейся тогда в Москве, неподалеку от Долго-Хамовнического переулка, где жили Толстые. Живописец одновременно работал над двумя полотнами. То были впоследствии  знаменитые   «Запорожцы ' пишут письмо турецкому султану» и «Вечорниц!».   Именитый   и  долгожданный гость похвалил «Вечерниц!»  Между ними устанавливаются отношения близости и привязанности. Это не было дружбой в обычном понимании слова, той дружбой, что таит в себе тяготы долга и жертвенность, неизбежно подчиняя одного другому. Нет, в течение долгих лет их взаимоотношения постоянно колебались, меняясь иногда от восторженных до   прохладно-иронических.   Репинский талант не желал, да и не мог подчиняться чьему-либо влиянию, в том числе и влиянию толстовскому. Многие социальные и эстетические воззрения Льва Николаевича Репин считал заблуждением. По сути дела, это было продолжением все тех же попыток обращения «заблудших» в пресловутую «крещеную веру».  Однако всевозможные противоречия, в общем-то неизбежные между такими величинами, в  конечном счете не отдаляли, а скорее, напротив, сближали их.

   Подобно Ге, Репин также исподволь готовился писать Льва Николаевича. Но делал это несколько иначе. Он начал с иллюстраций     коротких     толстовских рассказов,    выходивших    отдельными книжками в издательстве «Посредник». Значительной его работой стали рисунки к статье «Так что же нам делать?  Тем не менее Репин не спешит при ниматься за толстовский портрет. Признанный портретист, он точно боялся приступить к задуманному. Это тянулось целых семь лет. Что же мешало Илье Ефимовичу? Мешало, удерживало сложное чувство к своему учителю, Крамскому. Ученик уже превосходил во многом знаменитого учителя и, понимая это, понимая, что значит зависть мастера, наложил на себя добровольный запрет, отказавшись при жизни учителя писать портрет Льва Николаевича. Истинно благородный человек, он не мог поступить иначе. Только смерть Крамского, последовавшая в марте 1887 года, сняла это табу. В августе того же года художник  приезжает в Ясную Поляну и энергично принимается за работу. За какую-то неделю прожитую в Ясной, создаются друг за другом два портрета. У живописца        прозревает мысль изобразить Толстого на природе, занятого крестьянским трудом, показать, каков он есть в обыденности, он, человек и писатель, горячо призывающий к равенству и справедливости. Черновая, подготовительная работа к будущей картине не заставила долго ждать. Почти тут же по приезде к Толстому художнику предоставилась возможность стать очевидцем его сельских забот. Жарким августовским днем тот собирался вспахивать участок  поля  для  одной  крестьянской вдовы. Репин захватил с собой альбом и, придя на поле, пристроился где-то на середине пути пахаря, откуда удобнее всего было делать зарисовки. Наброски давались трудно . Множество зарисовок одна за другой возникали на бумаге, и дотоле неотчетливо видевшаяся картина начинала теперь все ясней и ясней проступать перед мысленным взором. Шесть часов кряду трудились они в тот жаркий день 9 августа. Илье Ефимовичу становилось понятно: да, надо писать пахаря, именно пахаря, чей труд на Руси испокон веку был окружен благоговейным почтением. Лев Толстой пашущий. Да это же небывалый, не

виданный еще сюжет! Это уже не столько рассказ о частностях обыденной жизни гения, это настоящий символ трудящейся, мыслящей и совестливой России.

...На обратном пути домой, в сумерках, было много разговоров о разном. Лев Николаевич восторженно говорил о часах полевого труда, дарящих ни с чем не сравнимую радость несомненно принесенной пользы.

  Картина «Пахарь. Л.Н.Толстой на пашне», написанная в тот же год, вскоре по возвращении из Ясной Поляны, быстро обрела широкую известность, вызвав как восторги, так и множество споров, противоречивых оценок. Одно было несомненно — она не оставила равнодушных ни среди знатоков и любителей живописи, ни среди людей из народа, особенно из крестьян, зачастую специально приезжавших издалека исключительно ради того, чтобы увидеть это репинское полотно.

    Примерно  половину  своей  долгой  жизни Лев Николаевич Толстой был связан со многими художниками самой различной направленности, образованности и таланта. Да, он по-прежнему недолюбливал позировать, но часто замечал полушутя, полусерьезно, что, не отказав в этом однажды, не может отказывать после. Он узнавал себя на полотнах, узнавал как бы издалека и, очевидно,  каждый раз открывал новую  частицу истины и о себе и об искусстве. Кисти несравненных мастеров:  Ге,   Крамского,   Репина,   навсегда запечатлели   драгоценные   мгновения   жизненного пути Льва Толстого.

                          Список  литературы :

1. Толстой  Л.Н. Полное  собрание  сочинений .В.90 т. -М.,1928-1958 -Т.61-С.220
2. Гольдштейн С.Н. И.Н.Крамской : Жизнь и  творчество.- М.,1965 .-С.132-133.
3. Толстой Л.Н. Полное  собрание  сочинений.В.90т.-Т.62.-С.48-50
4. Дневники С.А.Толстой.-М.,1928-1929
5. Тостой Л.Н.Полное  собрание  сочинений.В.90 т.-Т.67.-С.154-155
6. Государственная Третьяковская галерея. Искусство XII — начала XX века. — М.: СканРус, 2007. — С. 270.