Рассказ "Когда часы бьют полночь..."

Когда часы бьют полночь.

***

Запах свежей хвои ещё витает в воздухе после встречи Нового года. И сейчас, сидя у окна и смотря в затягивающую темноту угасающего шестого января, эти ощущения всё ещё теплятся глубоко внутри, а чувство предстоящих праздников навевают загадочную пелену на всё окружающее. Даже моя черепаховая кошка блаженно улеглась на диване.

Взгляд падает глубоко за пределы нашего мира – далеко на ночной небосклон. Сегодня он прекрасен: абсолютная чёрная жижа, усеяна неимоверным количеством сверкающих бликов, а золотистый лунный серп воспарил между ними своим королевским величием ночного светила.

Минуты спешат бегом горного ручья, который стремительно ускоряет свой ход, срываясь с покатых обрывистых склонов, пока не превращается в великую горную реку – минуты стали часами. Наши старинные настенные часы, доставшиеся отцу от бабушки, показывают без четверти двенадцать. Вот-вот наступит новый день, а с ним и новый леденящий поток времени.

Эти часы – самая красивая вещь в доме. Большие, с медным маятником и широким пожелтевшим циферблатом, они казались живыми, походя на сказочного персонажа из волшебной сказки. Выбитые на циферблате чёрные римские цифры, замерли в ожидании, когда ,украшенная замысловатым резным узором, к ним подойдёт изогнутая стрелка. Весь корпус часов украшен прекрасной лепниной, образуя различные верхние и нижние башенки с загадочными завитками. Внутреннюю полость скрывает плотное стекло, обрамлённое медными пластинами, плавно огибающими его, и наползающими прыткими змеями на центральную башенку, увенчанную трезубцеобразным наконечником. Мне очень хочется остановить их. Прямо сейчас. В эту секунду. Но я не смею этого сделать, потому что знаю : бег времени неумолим.

На весь дом раздался оглушающий бой часов – пробило полночь. От такой неожиданности кошка резко подскочила с дивана и понеслась прочь, подальше от давящего звука. Очень хочется спать, и я не собираюсь отказывать себе в этом блаженном удовольствии, ведь засыпая в новорождённом времени, ощущаешь, что и сам стал чем-то новым.

 Глава 1.

Выпавший снег.

Утро встретило меня солнечными лучами, безжалостно бьющими по закрытым векам. Они были такими яркими, что казались ненастоящими. Кое-как поднявшись и раскрыв свои затуманенные глаза, я направилась к умывальнику, но проходя мимо небольшого незанавешенного окна увидела огромные, нет, просо гигантские сугробы. Напрочь позабыв об умывальнике, я рванула на улицу. Снега было так много, что он мог бы с лихвой покрыть половину моего роста.А ведь за весь прошедший месяц не выпало ни снежинки! Значит, он выпал за одну- единственную ночь.«Невозможно…» – промелькнуло в голове, но тут же эта мысль унеслась в свои неведомые человеку просторы.

Морозный воздух покалывает кожу. Он задорно щиплет раскрасневшиеся щёки. Хочется бежать по этой белоснежной глади, не помня себя от приливов нахлынувших ощущений, а в конце, когда уже не останется сил, упасть на неё, раскинув руки, и всем телом ощутить зимний сковывающий холод  вперемешку с громкими ударами сердца. Уже почти сделан первый шаг к нахлынувшим желаниям, но меня останавливает знакомый нежный голос, с едва уловимой хрипотцой, придающей ему насмешливую строгость, голос самого родного для меня человека – голос моей бабушки.

– И куда с утра пораньше собрался мой чертёнок? – улыбаясь, говорит она.

Улыбка этих губ настолько ласковая и добрая, что стоит только взглянуть на неё, как по всему телу разливается тепло. От мягких губ небольшого рта, убегая, в уголках больших серых глаз собрались стаи мелких морщинок, а поседевшие волосы засверкали переливами серебра, озарённые  прозрачными утренними бликами.

Сейчас на ней широкая белая хлопчатая рубаха, подол которой выглядывает из-за мехового полушубка и длинная, до пят, цветастая юбка, вся усеянная мелким узором голубых васильков, на фоне раскинувшегося пейзажа смотрящихся чужими и одинокими. Она слегка махнула мне рукой, подзывая к себе. Я, не смея ослушаться этих плавных движений, подхожу к ней.

От бабушки всегда пахнет розмарином и гвоздикой – очень приятным и резким запахом. Поэтому я люблю, уткнувшись носом в её плечо, вдыхать эти ароматы пряностей, вызывающие  лёгкое, но приятное головокружение. Когда же я подошла вплотную, она едва уловимо, словно кутая, обняла моё тело тонкими жилистыми руками.

– Ты совсем замёрзла, дорогая мой. И как твоя голова додумалась выбежать из дома, не накинув своё  пальтишко?  

 И действительно, я совсем про это забыла. Увидев первый снег в этом году, я перестала о чём-либо волноваться, хотелось только дотронуться до этих причудливо изогнутых белых складок на мазутно-чёрной земле. Их блики полностью покорили меня, заставив любоваться никем не тронутой красотой и жадно вдыхать запах их свежести.

– Пора бы и в дом зайти, а то совсем окоченеешь, – бабушка  легонько подтолкнула меня вперёд, в направлении к двери.

Сложив руки на груди и наблюдая за каждым моим движением хитрым  взором, она ждала, когда я наконец-то войду внутрь. Уже у самого входа я оглянулась и увидела бабушку на фоне бледно -персикового рассвета, разбросавшего свои лапы по сверкающему земному одеянию. Её стройная фигура  выглядела на его фоне завораживающе, будто сам ангел спустился с небес.  

Глава 2.

День накануне Рождества.

Большая русская печь посреди бревенчатых стен источала жар тлеющих дров, недавно охваченных дикой пляской яркого пламени. Высокие большие окна закрыты от посторонних глаз  белами плотными занавесками, а «красный угол» с иконами Спасителя и Богородицы на многоярусном киоте освещены тусклыми бликами, пробивающимися сквозь плотную ткань. Всё вокруг выглядит, как голубоглазый младенец, открывающий глаза после томного и глубокого сна. Немного поодаль, слева от печи, напротив образов, стоит массивный дубовый стол, чьё дерево отливает глянцем. Он тоже застлан белой тканью –тонкой и лёгкой, словно голубиное перо, вышитой изящным узором маргариток и герберов. На столе стоит старинный медный самовар, пыхтящий и пузатый, скрывающий восхитительный терпкий напиток. Рядом с ним расположилась упитанная банка, наполненная золотистым майским мёдом, отдающим воспоминаниями о жужжащей пчелиной пасеке. Вокруг толстого самоварного поддона кружком расставлены неглубокие расписные блюдца, содержимое которых благоухает ароматом лесных ягод и фруктовых садов. Недалеко – две белоснежные фарфоровые чашки на тканевых салфетках с миниатюрными серебряными ложечками, доставаемыми только по большим праздникам.

Я не сразу понимаю, почему бабушка достала их, но ,подумав пару секунд, вспоминаю, что сегодня один из самых захватывающих дней года – Рождество – время-предвестник, знаменующий скорое начало девичьих гаданий и старинных народных поверий, продлящихся не одну неделю.

Смотрю на эти ложечки уже с осознанием их значения, и моё настроение резко подпрыгнуло до отметки «совершенно прекрасно» и растеклось приятными волнами по всему телу, наполняя его энергией на весь последующий день. Очень хочется поделиться этой энергией с бабушкой, рассказать о планах на праздники и услышать её одобрительный смех ,ощутить прикосновение рук, теребящих мои непослушные растрёпанные волосы, но именно этого человека нет рядом. Куда же она ушла? Тем более, не предупредив меня? Единственное, что оставалось, –  это подождать, хотя настроение упало на три отметки вниз , это уж точно.

Я села на лавку возле окна. У меня совершенно не возникало желания идти в свою комнату – небольшую светлую горницу, оконце которой выходило на восточную сторону, но было расположено довольно высоко, чтобы не мешать ночному сну. Однако просидеть так до позднего вечера- перспектива тоже не из приятных, ведь бабушка может придти ближе к шести или семи часам вечера, а пока лишь десять утра.

Чтобы как-то развлечь себя, решаю найти книгу, которую недавно начала читать. Она должна быть на печи. В последний раз я открывала её именно там, укутавшись в тёплый плед, закрытая ото всех большим ситцевым покрывалом, отделяющим «чёрное место» от убранства чистой избы.

Эта книга была мне совершенно непонятна, так сказать, книга «ни о чём», но переворачивая страницу за страницей,понимаю,что постепенно она стала затягивать меня глубоко внутрь каждой истории, каждого момента и в итоге  покорила меня.  И вот сейчас, забираясь по невысокой лесенке наверх, очень хочу, чтобы все прочитанные истории вылетели из моей головы. Хочу вновь ощутить чувство, когда жадно пожираешь взглядом страницу за страницей, ожидая развязки происходящего события в такой интересной, но выдуманной жизни персонажа.

Как здесь тепло! Книга благополучно отыскалась под пледом и теперь покоится на моих коленях, раскрытая на начале новой истории. Когда читаешь, для тебя весь мир превращается в тонкие буквенные нити, переплетающиеся, как плющ на жердевой ограде. Они возникают на фоне белой или пожелтевшей от времени бумаге, возвещая тебя о начале чего-то нового, развернувшегося на книжных страницах.

После долгого чтения всегда клонит в сон, прямо как сейчас. Я, наверное, просидела за книгой не менее пяти часов, значит, мой прогноз о том, что бабушка вернётся не раньше шести, оказался верным. Но вот скрипнула дверь и на пороге с лёгким, словно неуверенные мазки начинающего художника, румянцем, стоит моя бабушка. В одной руке она держит плетёную корзинку, а в другой – ведро с чистой водой. Это видно даже отсюда, потому что в ведре зияет дно и практически неуловима находящаяся в нём жидкость, только искажение выдаёт её существование. Содержимое лукошка пока остаётся загадкой – оно скрыто широким клетчатым платком.

Бабушка ищет меня глазами, обводя каждый угол комнаты серыми буравчиками глаз.

Резко соскочив с печи на пол, отчего в ногах возникает неприятная боль, становлюсь прямо напротив неё ,но это была не лучшая идея. Бабушка немного приподнимает брови, но тут же опускает обратно, выдавая одну из своих лучших улыбок.

– Не сильно без меня скучала?

– Как сказать, – отвечаю я.

- Это хорошо, негоже детям скучать без взрослых – это слишком «правильно». Лучше всегда находить себе занятие. Ну да ладно. Не хочешь глянуть, что я принесла? Думаю, тебе будет интересно, ведь уже вечереет, но всё потом, потом…

Она ставит на стол свою большую корзину, отодвигая в сторону  банку мёда вместе с самоваром. И вот, срывая платок с корзинки, я смотрю на три осиновые ветви, две красные восковые свечи и одну жёлтую,церковную, собратьев которой я видела в храме неподалёку, когда мы ходила на крещение внука бабушкиной подруги. Кроме того, там лежали бутылка молока и маленькая прозрачная скляночка, остальное же представляло собой всевозможные съестные вкусности – от пряников до кутьи, видимо врученной кем-то из знакомых. Между тем, пока я перебирала содержимое корзинки, за моей спиной происходили странные действия. Бабушка, широко распахнув дверь, впуская в натопленную избу уличный холод, с силой выплеснула внесённое ранее ведро воды.

– Вот так-то лучше, – улыбаясь, тихонько проговорила она. – Теперь всё гораздо лучше…

– Зачем ты это сделала? – удивляюсь я.

– Для того, моя дорогая, чтобы беды не преследовали нашу семью, –сказала она и вышла наружу, затворяя дверь с внешней стороны.

Она вернулась через пару минут, внося с собой связки грибов и баночки ароматных трав. Подойдя к печи, подвинула к ней небольшой прямоугольный стол, внушающий доверие всем своим видом, говорящим о крепкости и долголетии этого элемента мебели. Она положила на него деревянную кухонную доску и нож, рядом же поставила ухват- чапельник и разные чугунки. Я поспешно взобралась на печь, потому что сейчас начиналось настоящее зрелище – готовка еды.

Когда тесто превращалось в пышные пироги, а мясные и овощные кусочки, плавающие в глубоком чугунке, становились наваристым супом, пахнущим тяжёлым аппетитным запахом, –это всегда навевало чувство творившегося на глазах волшебства. Но сегодня всё было в двойне волнительней: ведь это не простой ужин, а самый настоящий праздничный ужин!

Ловкие, привыкшие к такой работе руки, легко расправились с замешенным тестом, сформировав из него вогнутую круглую форму. Небольшие кусочки, заранее отделённые от основы, скрутились замысловатыми спиральками и крендельками. Покончив с тестом, бабушка потянулась за связкой подосиновиков и  белых грибов, ровными рядами нанизанных на нитку. Она срывала их, потягивая за ножки, которые разрезались вдоль своего основания. Потом ножом нарезала их на три части,пропарила и уложила на дно пирога, плотно закрыв его раскатанным слоем теста и украсив приготовленными завитками. Внезапно она резко закрыла от меня вид на своё рабочее место и начала делать непонятные движения, снова колдуя над будущим пирогом. Через секунду произведение кулинарного искусства,уложенное на противень и водружённое на ухват, отправилось в жерло ожидающей его раскалённой печи.

Теперь черёд приходит для ватрушек с творогом, щей, рубленого мяса, рыбы– происходящее нравится мне всё больше и больше. Но вот со всем покончено: стол заставлен дымящимися, обжигающими язык блюдами, от вида которых, рот наполняется солоноватой слюной.

Открываемые с характерным звуком баночки трав, опустошаются руками, набирающими щепотки сухих трав и бросающими их в кипящую воду. За окном же всё сгущаются сумерки.  

– Пойдём,  милая, нужно переодеться, – проговаривает бабушка,бросая поспешный взгляд в окно, после чего мы идём в мою горницу.

Там из скрипучего шкафа она достаёт аккуратно сложенный белый сарафан, обрамлённый кружевными оборками и атласными лентами. После бабушка принимается за приведение в порядок моих волос, расчёсывая их широким острым гребнем и поспешно заплетая в тяжёлую косу-пшеничку. Всё это время она смотрит на меня умилённым взглядом с искоркой грусти глубоко в их бездне.

А стрелка подбиралась всё ближе к отметке восьми вечера, и наступает пора садиться за стол. Но бабушка почему-то не спешит этого делать, напротив она занялась совершенно другим делом.

Глава 3.

Когда бесы воспевали Христа.

– Милая, хочешь, расскажу тебе сказку? – неожиданно сказала бабушка, остановившись посреди комнаты, опершись рукой о стол.

– Да, – тихо и удивлённо сказала я.

 Всё казалось каким-то странным, и чем плотнее наступала чернота за окном, тем чаше по моей спине пробегали мурашки.

– Но это очень длинная история, которая началась  ещё тогда, когда мир не знал покаяния, - начала она. – Люди были черны, как бесы, и не замечали оных среди себя. Именно в эти времена и родился спаситель – Христос. Судьба изначально подготовила ему множество бед, но он рос сильным и милосердным; он мог отличить ложь от правды, а грех от проступка, он мог прощать, но не мог изгнать тьму из людских сердец.Но неужели люди так плохи, что вогнали себя во тьму и бесы поглотили их? Нет, милая, всё совсем не так. Бесы возрадовались рождению Христа: они уже давно хотели покоя, отстранения от мира и забытья. Они хотели заснуть после тысячелетнего бодрствования и помочь очистить сердца людей. Даже сам Люцифер содействовал Христу, но не мог самолично сойти на землю, поэтому он открыл врата подземного царства, выпуская своих детищ и оживляя мертвецов. Они надеялись на то, что смогут уразумить людей и помочь им постигнуть истину добра, ведь в мире, по сути, нет истинного зла. Но люди не смогли их понять.

Тут бабушка остановилась и глубоко вздохнула.  Она достала из корзинки ту самую прозрачную маленькую скляночку и  открутила от неё крышку, попутно вынимая осиновые ветви. Она окунула в скляночку пальцы и начала брызгать ветви, бормоча себе под нос какие-то непонятные слова.Я понимала, что это не простое бормотание, а что-то мне недоступное и неведомое. Закончив с этим, она направилась к двери, прихватив с собой обрызганные ветви. Одну из них  она повесила на дверь, а две другие положила на подоконники с восточной и западной стороны горизонта. Но на этом всё не закончилось. Снова подойдя к столу, она достала из корзины свечи. Красные она зажгла и поставила на стол, а жёлтую поднесла к киоту и вставил в бронзовый подсвечник.

– Давай помолимся, за тех, кого уже нет с нами, – едва слышно произнесла бабушка.

Всё это время я спокойно сидела на стуле, ожидая, что же последует за действиями бабушки, а сейчас послушно подошла к ней и, сложив ладони руки, вознесла с ней молитву «За упокой души». Ещё с раннего детства  бабушка учила меня важным молитвам, не всем подряд, а только самым значимым, которые можно читать в минуты горя и в минуты радости.

Мы стояли так около пяти минут и, завершив действие словами «Во имя Отца и Сына и Святого духа. Аминь», направились к столу. Прежде чем приступить к пище, мы снова помолились, вознося благодарность за посланные угощения. Это было необходимо сегодняшним вечером, ведь такой праздник бывает только один раз в году. Еда уже порядком поостыла, но именно теперь она была в меру горячей и не обжигала нёбо с языком. Так что, порядком проголодавшись, я быстро расправилась с первым и вторым блюдами, после чего выпила сладкого молока с куском пирога, испечённого сегодня бабушкой. Пирог был очень вкусный, грибы хорошо пропитали тесто, отдавая лесным кисловатым вкусом, а сами превратились в мягкие рыхловатые кусочки. Сверху пирог был румяным и зажаренным, внутри – пышным и нежным. Поглощая второй по счёту кусок этого лакомства, я ощутила,что по моим зубам что-то резко стукнуло, будто в мясном рагу, попалась острая косточка, нещадно пронизывающая зуб. Выплюнув этот инородный предмет, неведомой силой занесённый в грибной пирог, я обнаруживаю пятирублёвую монету.

– Что это? – удивлённо спрашиваю я.

– Удача и богатство в новом году. Считай, что тебе крупно повезло завладеть ей, – тихонько проговорила бабушка, доедая  кусок всё того же пирога.

Потом мы встали и убрали со стола всю грязную посуду, тщательно вымыв её. Позже, после того, как все чистые приборы были разложены по шкафам и ящикам, а чернота за окнами полностью укутала мир, я тихонько подошла к окну и отдёрнула плотную штору. В небе сияли скопища звёзд, образуя неисчислимое количество созвездий, но одна из них сияла ярче всех, отдавая дань знаменитой Вифлиемской  звезде. На секунду мне показалось, что за окном мелькнули два жёлтых огонька, проносящихся над потемневшей снежной гладью, но тут же угасших, словно их и не было. Я задёрнула штору, увидев, что на столе уже пыхтит разогретый самовар, а пиалы со сладчайшей кутьёй ждут, когда в них погрузят расписные деревянные ложки.

Завершение ужина протекало неспешно. Пока мы убирали со стола, я заметила, что под скатертью лежит солома, что меня немало удивило, да и вообще  сегодня меня много чего удивляло, даже становилось немножко не по себе.

– Бабуль, так какое продолжение было у той истории? – несмело спрашиваю я, боясь услышать, что продолжения не будет.

– Печальное, внученька, – непонятно-низким голосом, совершенно  непохожим на  задорный бархатистый тембр, отвечает бабушка. – Бесы, погибли, но не буквально, а как бы погибли теми несчастными остатками души, что находились глубоко внутри их тел. Они впали в бесчинство. А всё оттого, что в ночь, когда родился Христос, люди вознамерились убить его, тем самым гася в себе свет веры. Простой же люд, настолько испугался неизведанного, что начал совершать ритуалы по изгнанию демонов и защите от нечистой силы, чем прогневал тех, к кому они были обращены. Всю ночь бесновалась нечисть, распевая песни, скребя острыми когтями по оконному стеклу и стуча в двери, пугая молодых женщин и похищая малых детей. Их гуляния продолжались две недели, пока Владыка тьмы не приказал им вернуться в мрачную обитель и не упокоил потревоженных усопших, но с тех пор  каждый год происходят эти гуляния, напоминая людям о их невежестве и потере веры. Такое время земля превращается в решето, из которого выползает вся тьма мира, и происходит это, когда часы бьют двенадцать.

После этих слов она умолкла, сложив руки на столе и сцепив пальцы в крепкий замок – часы пробили полночь ,и напротив меня, за окном, загорелись два ярко-жёлтых глаза.

***

Холодный пот прошибает всё тело, а глаза распахиваются от увиденного. Но я уже не в деревянной избе, вся содрогаясь от ужаса, смотрю на два фосфоресцирующих глаза, а в своей уютной комнате, в лабиринте бетонных джунглей, лежу на кровати.

– Сон. Всего лишь сон, – шепчу я пересохшими, потрескавшимися губами.

Медленно поднимаясь с кровати, пытаюсь обдумать всё произошедшее. Такой реалистичный и такой пугающий сон мне снился впервые. Но страха или паники я совершенно не чувствую, совсем наоборот  - совершенное спокойствие. Тут замечаю, что в моих ногах дремлет любимая кошка. Лёгкая улыбка непроизвольно ползёт вверх.

За окном уже брезжит едва уловимый рассвет, пелена которого освещает ещё звездное небо, от- чего кажется, что на него выплеснули светло-серую краску.

Осторожно, чтобы не разбудить мою любимицу, я встаю, слегка разминая затёкшие ноги и поворачиваясь, иду в направлении кухни, выпить стакан воды: за ночь горло совершенно пересохло. Уже держа заветный стакан в руке, замечаю на телефонной тумбе записку от отца. Взяв её в руки, читаю: «Дочь, сегодня буду поздно, неотложные дела по работе. И не забудь, сегодня приезжает бабушка. Пробудет две недели. С любовью, твой папа».

«Вот так вот, интересно, что принесут нам грядущие праздники? - думаю я, отложив записку и  повернувшись к окну,-  Ведь в такое время, земля превращается в решето, из которого выползает вся тьма мира, и происходит это, когда часы бьют двенадцать».