Данная работа повествует о тяжёлой судьбе ветерана Великой Отечественной войны, с детства испытавшего голод и холод, познавшего тяжёлый труд. В период Великой Отечественнрой войны захваченного в плен фашистскими оккупантами и заключённого в концентрационный лагерь, после чего оказавшегося по воле судьбы в другом плену - трудовой армии в г. Молотово Пермского края. Автор подробно повествует о том, через что пришлось пройти ветерану, чтобы через 15 лет адского труда, голода и недосыпания вернуться в родные места.
Вложение | Размер |
---|---|
Творческая работа о ветеране ВО войны, трудармейце - Никкель Франц Францевиче | 35.96 КБ |
МБОУ «Пролетарская средняя общеобразовательная школа» Красногвардейского района Оренбургской области
VII областной конкурс
детского литературного творчества «Рукописная книга»
Номинация «Великой Победе посвящается»
Творческая работа
«Сильный духом»
Никкель Франц Францевичу посвящается..
Выполнила: Штоббе Рита
МБОУ «Пролетарская СОШ»,
отряд «Хранители».
461167, с.Ишалка, ул. Центральная,
дом № 16; тел. 9223534533732
Руководитель: Крекотина Ольга
Николаевна – педагог
дополнительного образования
высшей квалификационной
категории МБОУ ДОД «ДДТ»
461167, с.Ишалка, ул.Центральная,
дом №82, тел.: 3-37-09, 89228015390
с. Ишалка – 2015 год
Введение
Чередой пролетают годы. В водовороте событий дни сменяются днями. Неумолимое время многое расставляет по своим местам. В настоящее время заново переосмысливаются ранее казавшиеся незыблемыми духовные и нравственные ценности, бывшие кумиры уходят в небытие. Тем примечательнее факт, что жизнь наших бабушек и дедушек, переживших все перипетии истории, перенесших голод и холод, разруху и тяжёлый непосильный труд, остаётся в памяти людей примером мужества и несгибаемой воли, стойкости и непримиримости к жестокости и насилию. Сколько им пришлось вынести и пережить, откуда они брали силы, чтобы выстоять и не очерстветь душой, остаётся только догадываться.
Склоните головы пред павшими, живые,
Отдайте дань бессмертию в веках,
Замрите, трубы духовые,
Молчания минута на устах ...
В годы Великой Отечественной войны местами компактного проживания немцев на Южном Урале были Люксембургский (ныне Красногвардейский), Александровский, Буртинский, Соль-Илецкий, Переволоцкий районы Оренбургской области. В Оренбуржье проживало около 50 тысяч немцев, среди них был ветеран Великой Отечественной войны и труда Никкель Франц Францевич.
Никкель Франц Францевич родился 17-го ноября 1916-го года в селе Богомазово Люксембургского района Чкаловской области в дружной многодетной семье, но так как шла подготовка к Великой октябрьской социалистической революции и сельских советов ещё не было, а в церкви зарегистрироваться было не суждено, жил мальчик целый год без метрики. Лишь 17 ноября 1917-го года он стал гражданином советской республики и законным обладателем настоящего документа о рождении.
Его родители переехали в 1919-ом году с Волги в село Ишалка, где построили своими силами небольшой саманный дом и стали обживать его.
Отец, Никкель Франц Яковлевич (1891-1970 г.), работал бригадиров колхоза имени Блюхера, переименованного впоследствии в колхоз имени Чкалова, во время Великой Отечественной войны был осуждён и отбывал срок за то, что в голодные годы дал умирающим от голода сельчанам немного пшеницы. А до рождения сына участвовал в войне с Турцией.
Мать, Никкель (Рогальская) Аганета Яковлевна (1896-1897 г.) была домохозяйкой. Франц был старшим из одиннадцати детей Никкель.
В 1921-ом году семья жила голодно, от недостатка кормов и болезни погибает в хозяйстве вся живность, успели зарезать только корову, чтобы самим не умереть с голоду. Ежедневным рационом питания семьи была сахарная свёкла, в которую добавляли при варке чуть муки и корни растений, на этом и держались.
В 1924-ом году мальчик поступил в первый класс Ишальской начальной школы. Уроки в школе велись по старому режиму и начинались с молитвы Богу. При малейшем нарушении дисциплины учитель бил детей указкой. Однажды во время игры на перемене заигравшийся Франц схватил знамя, стоящее в углу класса, и случайно задел им портрет Рыкова, который висел на стене. За это учитель избил его палкой, а дома «свою порцию» добавил сыну отец. Однажды в класс быстро вошёл учитель и велел собрать всю библейскую литературу и спрятать в печку (в ней тогда не было огня). Оказалось, что в школу приехали районные ревизоры, которые строго следили за преподаванием в школах. На другой день вся религиозная литература была возвращена на прежнее место, и учить её продолжили учащиеся дальше.
По окончании 7 класса мальчик начал торговать в отделении «Горт», товар для которого доставляли из Сорочинска. В 1936-ом году он добровольно вступил в комсомол. С 1936-го по 1937-ой г. окончив курсы шоферов в городе Сорочинске, стал работать по специальности в своём колхозе и в ближайшей Автоколонне.
А перед этим, в 1932-ом году, село Ишалка стало отдельным колхозом. Отца назначили пастухом стада, насчитывающего 100 голов, постоянным помощником и правой рукой отца был Франц. За это семья получала молоко, из которого мать варила сыр, творог, а хлеба по-прежнему не видели месяцами. Чтобы было хоть какое-то мясо, Франц отправлялся в поле выливать из нор сусликов, которых и варили, и жарили. Благодаря мальчику в семье дети ели мясо, пили молоко, в результате чего, по его словам, «росло брюхо». Но приходилось терпеть, такая участь была у многих семей.
Воспитывались в семье дети в строгости и справедливости, в уважении и почитании друг друга. А примером для них были родители, трудолюбивые, ответственные люди.
Когда мальчику было 12 лет, он участвовал с отцом в сенокосе. Среди ковыля было много колючек, которые постоянно попадали в сандалии (единственные в семье) и нестерпимо жгли ноги мальчика. И когда не было сил терпеть, он снял их и поставил рядом с копной. Босые ноги тоже нестерпимо болели, но боль эта была привычной. А когда поздно вечером вернулись домой, мальчик обнаружил, что сандалии остались в поле. В семье не было возможности ни отмолчаться, ни схитрить, этому учили родители. И узнав о потере обуви, отец отправил сына в поле. И он бежал 6 км., чтобы принести сандалии домой, и путь был не из лёгких, но очень поучительным. Каждый должен беречь то, что имеет, и учить этому принципу жизни других.
30 января 1940-ого года, достигнув призывного возраста, Франц Францевич по повестке был призван в ряды Советской Армии для прохождения срочной воинской службы, попал в учебный полк по подготовке младшего командного состава, по окончании которого был оставлен для прохождения дальнейшей воинской службы в звании сержанта.
Великая Отечественная война
18 февраля 1941-го года Никкель Ф. находился в составе полка в летнем лагере. Ночью их подняли по тревоге, они построились у казармы и готовились к маршу. Им сказали, что это тактические занятия. Маршем шли на запад день и ночь. На вторые сутки Франца вызвали в штаб полка, где вручили в пользование «колхозную» полуторку. Она долгое время стояла без надзора, бензобак весь проржавел. Франц хорошо его промыл, подлатал и стал ездить на этой машине.
18 июня 1941 года полк в составе стрелковой дивизии участвовал в плановых военных учениях вдали от населенных пунктов.
А 22 июня 1941 года на привале командир полка развернул дивизионную газету и прочитал бойцам срочное сообщение командования о том, что фашистские войска вероломно напали на нашу землю - началась Великая Отечественная война! Войска гитлеровских оккупантов продвинулись на территорию Советского Союза на 15-20 км. На следующие сутки, 24 июня, бойцам в срочном порядке выдали боеприпасы, продовольствие и отправили на линию фронта.
Вскоре воинский эшелон, в котором ехал Никкель Ф.Ф., прибыл на станцию Жмеринка Винницкой области, которая находилась в Южной Украине у самой польской границы. До 15 марта бойцы должны были пройти двухгодичную программу, которую приходилось осваивать круглосуточно
В 1941 году после выхода указа Сталина «О демобилизации немцев из Красной Армии» Никкель Франц Францевич работал шофёром и был в командировке.
Когда вернулся в часть, дивизия в которой он воевал, отступала под натиском гитлеровских войск, и отправить его в тыл по указу Сталина не представлялось возможным. Так и остался Никкель Ф.Ф. вопреки приказу Сталина воевать на фронте. Сначала он служил водителем на машине-полуторке. Ездили в разные города: Винницу, Проскурово, Хмельник, Волновицы, доставляли боеприпасы, необходимые грузы. Возил Франц и тяжело раненых бойцов в госпиталь. Было страшно смотреть, как страдали и корчились от нестерпимой боли раненые бойцы. Но помочь им он ничем не мог.
Последний раз грузили машины в городе Умань. Рано утром гружёные машины выехали в степь и сразу попали в окружение. Бились бойцы жестоко, сражаясь не на жизнь а на смерть, но вырваться из окружения тогда не удалось – силы были неравными. Шоферов с машинами спрятали рядом с полевой кухней в лесу. В начале августа, когда машины и кухня были пусты, бойцов вызвали на передовую линию. Дивизия была тогда разбита до роты, включающей в себя около 100 человек, командовал ею старший лейтенант Шампанский, который в мирное время был начальников полковой школы. Он знал Никкель Франца Францевича ещё в мирное время из полковой школы, где молодой боец проходил обучение. В ожесточенных боях под Уманью на территории Украины, старший лейтенант Шампанский вызвал к себе Франца и сказал: «Ты закопайся тут недалеко, может быть, поймаем фрица, тогда будешь переводчиком». И как вспоминал впоследствии Франц Францевич: «Обстреливали фрицы ужасно. А у нас кроме винтовки и небольшого количества патронов ничего не было. К вечеру фашисты перестали стрелять. Стало темнеть. Старший лейтенант Шампанский снова вызвал меня к себе».
Он послал сержанта Никкель Ф.Ф. с одним узбеком в разведку, выяснить, есть ли фашисты в ближайшем населенном пункте. Шампанский сказал: «Вы доберётесь к селу с запада, двое пойдут с востока, а двое с севера. Как только встретитесь, сразу ко мне и обо всём доложите!»
Шли бойцы по полевой дороге осторожно, с левого боку была лесопосадка, а справа – поворот в село. До села оставалось ещё с полкилометра. На повороте лежала на боку искорёженная снарядом полуторка. Вдруг напарник Никкель Ф.Ф. отказался идти дальше. «Хоть убей меня здесь, но дальше не пойду»,- твёрдо заявил он. «Ладно, оставайся, - сказал Франц. – Я поползу в село, если услышишь выстрелы и я не вернусь, иди обратно и доложи, что я убит». Пришлось бойцу Никкель Ф.Ф. выполнять приказ командования в одиночку. Он осторожно полз по канавам за домами, даже не догадываясь, что фашисты давно его обнаружили и ждали, когда подползет ближе. Добравшись до первого дома, он услышал немецкую речь и понял, что в доме немцы. Он сначала подумал, что это восточная разведка идёт навстречу, взяв «языка» в плен. Но вдруг раздалась автоматная очередь и крики: «Хенде хох!»
Что оставалось делать Францу? Он решил, что умереть ещё успеет, ведь так мало ещё пожил. Знал, что будут пытки, допросы, но решил, что пока не покажет, что знает немецкий язык. Мечтал их подслушать и что-то выведать для своих. Так Франц Францевич Никкель и был взят в плен и переведен в фашистский концлагерь. В лагере обращались жестоко, и что тогда пришлось пережить и вынести бойцу, знал только он, и старался никогда об этом не говорить, так как вспоминать ужасы концентрационных лагерей было не под силу многим. В фашистском плену рядовой Никкель был до 9 мая 1945 года. В конце Великой Отечественной войны концлагерь находился на территории Чехословакии, на границе с Германией, откуда был освобожден Советскими войсками. Наши войска наступали так стремительно, что охрана концлагерей бросала все и в спешном порядке присоединялась к отступающим войскам гитлеровских оккупантов. Пользуясь случаем, узники, которые были способны хоть как-то самостоятельно передвигаться, разбежались из концлагерей.
Сразу же после освобождения перед Никкель Ф.Ф. невольно встал вопрос: «Куда отправиться дальше: в Западную сторону, Канаду или Англию, или вернуться домой?» Тогда он точно знал, что на родине тех, кто был в плену, считали предателями, изменниками родины. Но он твёрдо дал себе зарок, что во что бы то ни стало вернётся только на родину.
Тяжелые будни в трудармии
По возвращении в Советский Союз начались бесконечные допросы в КГБ. Представители власти с недоверием относились к фронтовику, в результате чего он был отправлен в трудовую армию (трудовой лагерь) в город Молотов Пермской области без права переписки и без права покидать границы лагеря, где пробыл он впоследствии полных 15 лет. Погрузили его, как и многих земляков. в машины-полуторки и повезли на стацию в г. Сорочинск. Там загнали трудармейцев в пульман вагоны для перевозки скота с тяжёлыми решётками на окнах. На границе каждого хорошо покормили, предварительно тщательно обыскав, и закрыли в «пульман». За 9 суток нахождения в пути бойцам давали 100 грамм сухарей и по одному глотку воды и то не каждый день. Когда их привезли на угольные шахты «Кизель-уголь», находившиеся в Пермской области, многие трудармейцы не могли самостоятельно выбраться из вагонов, как не могли без помощи передвигаться. После выгрузки из вагонов всех пленных загнали под конвоем в бараки, которые были огорожены двухметровым, деревянным забором, сколоченным из сплошных досок. У ворот и на вышках по всему периметру лагеря была вооруженная охрана. Ежедневно были допросы. Через две недели была врачебная комиссия. Тех, кто был здоров, определили на работу на угольные шахты и держали их отдельно. Никкель Ф. первая комиссия забраковала, признав у него больное сердце. Но так как на шахте здоровых людей не хватало, администрацией лагеря была объявлена вторичная медицинская комиссия, по осмотру желающих добывать уголь на шахте. Шахтёрам, работающим под землёй, обещали давать в сутки по 1 кг.200 гр. хлеба. А тем, кто оставался на поверхности, от 400 до 800 гр. В связи с этим и пошёл Франц добровольно работать на шахту. Тогда он думал так: «Что в шахте погибнуть, что на поверхности с голоду умереть – всё равно». А что значит голодать, он хорошо знал (много раз приходилось), но привыкнуть к этому чувству так и не смог.
На шахту работников проводили под конвоем. Затем конвой остался на поверхности, а рабочие по крутым лестницам спускались под землю. Шахты представляли собой колодцы глубиной до 100 метров – первый уровень, и ещё до 100 метров – 2-ой уровень. Работать приходилось в разных шахтах с пологим и крутым пластами угля.
Под землёй в основном командовали не конвойные, а вольнонаёмные бригадиры, которые сами никогда не работали, но командовать они умели! Их администрация величала надзирателями, они ходили и постоянно покрикивали: «Давай, давай!» А как «давать», об этом они не заботились. Работать приходилось по 12 часов в сутки, и сил передвигаться дальше порой просто не было. Часто в шахте проводились взрывные работы, после чего воздух в ней становился тяжёлым, вентиляции практически никакой не было, заключённые от нехватки чистого воздуха практически задыхались. И хотя норма добычи угля с началом работы трудармейцев на шахте стала превышать суточную норму практически в 10 раз, надзиратели не унимались и продолжали кричать «Давайте! Давайте больше и всё!»
Спецовки заключённым не выдавали, работали они в той одежде, в которой вернулись с фронта. в той же одежде водили нас под конвоем в баню. Конвой охранял баню снаружи, в баню не заходил. Рабочие мылись, надевали свою грязную одежду и обратно под конвой отправлялись в лагерь. У каждого был котелок или консервная банка, в которую наливали «затерку» (или баланду, как её там называли). Одна порция баланды состояла из 3-4 ложек отрубей, пол-литра кипячёной воды. Этим и кормили заключённых два раза в сутки: перед работой и после неё.
Спали на нарах в этой грязной, надоевшей до мозга костей одежде. Постельных принадлежностей никто, конечно же, не выдал, зато клопов хватало достаточно. Измученный тяжёлой работой, голодный. Франц Францевич мечтал всегда хоть пару часов поспать, а порой и уснуть навсегда, сил терпеть происходящее не было. Но как только он оказывался на нарах, клопы не давали ни уснуть, ни умереть.
Однажды, это было 20 марта 1946-го года, заключённых стали по очереди вызывать к администрации лагеря. Их тщательно обыскивали и отбирали последнее, что осталось в память о родных, близких людях и о далёкой Родине. У Франца отобрали права на вождение автомобиля и фотокарточку, на которой был запечатлен маленький сын Владимир. Осталась у него только рваная грязная одежда, которая была на нём, пустая консервная банка и половинка столовой ложки, половинку вилки изъяли до этого, по-видимому знали, что питаться ею в лагере не придётся.
После этой унизительной церемонии начальство зачитало Приказ: «С сегодняшнего дня конвой при вас снимается. Каждый из вас будет прикреплён к одной угольной шахте. Жить останетесь в бараках, будете получать зарплату, но без разрешения коменданта лагеря покидать территорию лагеря запрещается. Получать будете карточки. По желанию карточки можете сдать в столовую, обменяв их на талоны. По талонам можно получить еду в столовой. Кто захочет, может сварить себе сам, выкупив продукты в магазине, согласно карточкам».
И как часто вспоминал Франц Францевич: «Если бы нам тогда давали продукты, которые были назначены в карточках, то жить было бы легче, и мы могли бы нормально питаться. Но вместо мяса выдавали рыбу, вместо сахара – несколько конфет «подушечек», вместо сливочного масла выдавали конопляное, и так было с другими продуктами».
Теперь, когда каждый знал своё место работы, стало немного легче. Администрация стала отмечать трудармейцев, выполнявших производственный план по добыче угля на 120% и более стахановским пайком, который включал в себя 50 гр. сала, 800 гр. хлеба и пол-литра водки, смешанной с водой. Многие старались работать ещё лучше.
Сталина боялись все, это в настоящее время можно многое прочитать о нём в прессе или других СМИ, а тогда его имя было у трудармейцев под запретом. Но местное начальство лагеря внушало страх заключённым не меньший, чем имя Сталина. Америка поставляла на территорию лагеря обувь, продукты питания, но до заключённых это практически не доходило. Жёны начальников спекулировали этим, наживая себе состояние. Начальник лагеря прибыл на место назначения, когда Франц пробыл в лагере уже два года, приехал с двумя чемоданами, а покинул территорию лагеря в 1950-ом году, направляясь в Донбасс. И имение его едва умещалось в пульман вагон. Новое имение представляло собой жилую площадь в 200 квадратных метров, имел 8 личных помощников, которые получали государственные зарплаты и ухаживали за его имением.
А шахтёры теснились в каменных обледенелых бараках, по 3-4 семьи жили в маленьких комнатушках. Усталые, голодные, измученные тяжёлой работой возвращались они в эти невыносимые условия проживания и пели: «Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Терпели трудармейцы всё, так как знали, что шаг влево или шаг вправо без разрешения начальства считался за побег и приравнивался к расстрелу. Терпение многим помогло выжить и дожить до оттепели.
В феврале 1947-го года Франц познакомился с Маргаритой Петровной, которую полюбил с первого взгляда. Молодые стали встречаться и вскоре по разрешению начальства сыграли свадьбу. А весной по разрешению главного инженера шахты молодой супруг начинает строить небольшой домик (3*5) на сваях. Маргарита очень помогала мужу. Хотя оба были голодные и уставшие, но из последних сил старались свить своё гнёздышко. После долгих и трудных дней строительства к осени перешли в свой дом. Взяли с собой железную тяжёлую кровать, подаренную на свадьбу. У Маргариты вместо приданого был с собой небольшой деревянный ящик, который стали использовать под комод, гармошка и мандолина. А приданым Франца за 7 лет мучительной лагерной жизни был матрас с гнилой соломой (штрозак) и грязное хлопчатобумажное одеяло, да огромная любовь к жизни и бесконечная надежда на лучшее. Только это и помогало скрасить мучительные дни, проведённые вдали от родины. Порой нервы и не выдерживали, давали сбой, но надежда на большие перемены и светлое будущее побеждали.
Франц Францевич часто вспоминал один случай, который произошёл в 1947-ом году, в последний день перед праздником октября. Тогда, придя в баню, он спросил у её директора Страхова: «Что, Страхов, завтра празднуем?» А тот ответил: «Вот дали бы нам буханку хлеба, вот тогда был бы праздник!»
А в 1948-ом году внезапно произошла денежная реформа и в лагере отменили карточную систему. Сначала заключённые не могли понять, что хлеба можно купить и есть сколько хочешь. И тут опять перед праздником Франц спрашивает Страхова: «Ну что, а теперь-то, Страхов, празднуем? Теперь хоть две, хоть три булки бери!» И по лицу старика потекли непрошенные слёзы. Как долго ждали измученные люди этого дня?!
И вот в 1948-ом году Франц получил на руки первую зарплату, радости просто не было предела. Тогда улица состояла уже из 23-ёх домов, в которых проживали немцы, узбеки. И в этот же день в дверь постучали, открыв дверь, Франц увидел на пороге милиционеров, которые попросили предъявить Домовую книгу. Никто тогда и слышать не слышал ничего об этой книге, ведь все были под крылом комендатуры, знали, что обязаны ходить туда отмечаться, что сами пока живы и работали не покладая рук, а об остальном никто не просвещал. Тогда в ответ представители власти заявили: «Раз книги нет, то с вас штраф 100 рублей!» И хотя Коспаш уже называли городом, но госбанка здесь ещё не было. Трудармейцам приходилось ходить к коменданту лагеря и просить разрешения съездить в город Кизель, который находился в восьми километрах от г.Коспаш и там в госбанке заплатить 100 рублей.
В 1949-ом году жизнь постепенно начинает налаживаться к лучшему. Вся улица Шахтёрская, на которой проживал и Франц, начинает благоустраивать дома, огораживать дворы, заниматься покраской. Каждый старался улучшить свой быт. Всё, казалось бы, хорошо. Но начальство начинает поговаривать о том, что дома застройщиков стоят на топком болотистом месте, на «завальной» стороне, поэтому в любую минуту могут провалиться, поэтому их надо срочно снести. И тут, конечно, застройщики запаниковали, и как говорил сам Франц, «крылышки опустили», других-то квартир им никто не обещал, да их и не было. Потом эти разговоры постепенно умолкли, и жизнь вновь потекла своим чередом.
А тут вскоре подселили к молодой семье земляка и друга Фризен Петра Избрантовича с молодой супругой, который был родом из посёлка Каменец, и целый год молодые вчетвером жили в одной комнате дружно, поддерживая друг друга во всём, никогда не ссорясь. А впоследствии Пётр с супругой построил маленький домик по соседству и стал жить там.
А в 1950-ом году Франц Францевич заболел, болезнь не отступала полных четыре месяца, в результате чего врачебная комиссия впоследствии определила его на лёгкий труд. А чтобы определить его на инвалидность, ему необходимо было до сего момента отработать на шахте не менее пяти лет. И хотя полных пять лет Франц уже отработал, но при оформлении документов выяснилось, что первые полтора года трудармейцы по документам нигде на работах не числились, так что и инвалидности он не заслуживал.
С 1954-го года стали трудармейцам предоставлять отпуска с выездом на родину, и, конечно, только по разрешению коменданта. И вот тогда впервые после 14-ти мучительных лет Франц отправился в отпуск в родное село Ишалка. Какие чувства и эмоции его переполняли – не передать словами.
Возвращение домой
В 1955-ом году желающим разрешили рассчитаться и выехать в родные места. Но немцам запретили выезд в Крым, на Кавказ, в Москву, Ленинград и другие большие города. Село Ишалка Чкаловской области не попало по приказу начальства в запретную зону, поэтому, прочитав приказ, Франц сразу стал собираться на родину. И 1-го апреля 1955-го года после долгих мытарств вернулся домой, в родное село Ишалка. Супругу Маргариту с ним не пустили, так как она была родом с Кавказа. Необходимо было ещё провести много расследований, чтобы дать ей разрешение на выезд. Но надежды её оправдались, и в мае месяце Маргарита вернулась к мужу в Ишалку, и с тех пор стали они жить в мире и согласии среди родных и близких людей. А вскоре с помощью многочисленной родни и сельчан построили в селе небольшой саманный дом, где родился второй ребёнок. 6-го августа 1956-го года устроился Франц работать почтальоном в местное почтовое отделение, возил на лошади корреспонденцию сельчанам из села Пролетарка в Васильковку и Ишалку, проработав добросовестно полных 15 лет.
На склоне лет казалось, что и умереть уже пора, но жить ещё очень хотелось. Ведь он, как никто другой, знал цену каждой минуты жизни и научился её ценить. Он часто задавал себе вопрос: «Чем я провинился? Почему жизнь так жестоко обошлась со мной? Почему в самые тяжёлые минуты жизни не кончил её самоубийством, ведь эти мысли часто посещали голову?» И сам себе он всегда отвечал: «Я очень хотел жить, не потому, что боялся смерти, а потому, что читал «Как закалялась сталь» Островского ещё до начала войны, и в памяти навсегда засели его слова: «Кончить жизнь самоубийством много ума не надо, а пережить трудности – это гораздо тяжелее, это требует терпения, а иногда и геройских действий».
Он часто говорил: «Я никогда не хотел рассказывать о своём поведении в плену, потому что у меня нет никаких документов о моём геройском поведении, нет свидетелей, которые могли бы это подтвердить. Отчитаться могу только сам перед собой, перед своей совестью, и могу честно и открыто сказать, что никогда и нигде ни в мыслях, ни на деле я не предавал своей родины, не предавал советскую власть, никогда не участвовал в каких-либо противоправных действиях против советской Армии. Я всегда мечтал о мире между народами, мечтал о дружбе всех народов на земле. И уверен: если бы все думали так, как я, то можно было бы распустить все армии на планете. Но тогда это были только слова и мои несбыточные мечты».
Жил Никкель Франц Францевич без обиды на то, что с ним произошло. Часто встречался со школьниками, посещал внеклассные мероприятия школы, митинги и Парады Победы. Покидать свою родину - Россию никогда не собирался, хотя и звали его к себе жить многочисленные родственники и дети из Германии.
Но на склоне жизни он тяжело заболел, сказались голодные и жестокие годы концлагерей, трудармейские годы. И в 2005-ом году после продолжительной тяжёлой болезни ветерана не стало. Похоронили его со всеми почестями в селе Ишалка. А перед смертью после реабилитации вернули Никкель Ф.Ф. все звания и награды, которых у ветерана немало.
Акварель + трафарет = ?
Кто грамотней?
Украшаем стену пушистыми кисточками и помпончиками
Снегири и коты
Муравьиная кухня