«Фантастическое в литературе». «Л.В.Чхаидзе об отсутствии мистицизма и фантастического подтекста в «Пиковой даме» А.С.Пушкина»

Муниципальное бюджетное образовательное учреждение
средняя общеобразовательная школа № 168 имени И.И.Лабузы
Канавинского района города Нижнего Новгорода

«Фантастическое в литературе»

«Л.В.Чхаидзе об отсутствии мистицизма и фантастического подтекста в «Пиковой даме» А.С.Пушкина»

Работу выполнила:

Кашичкина Анастасия Николаевна, ученица 9 «Б» класса

Руководитель:

Русскина Альбина Николаевна, учитель русского языка и литературы первой категории.

Нижний Новгород
2014

Сегодня, в век инфраструктуры и глобальной информатизации науки и культуры интерес к печатному изданию затухает и акцентируется внимание лишь в пределах изучения школьной или ВУЗовской программы.

Однако, среди молодого поколения в малой степени, но все-таки остается интерес ко многим глобальным произведениям русской литературы, оставляющим след в душе и воображении читателя.

Одним из таких произведений, затрагивающих нотки разума и сердечного обаяния, является повесть А.С.Пушкина «Пиковая дама», о поэтике и стиле коего можно много говорить и рассуждать.

Достаточной заинтересованностью обладает вся сюжетная линия повести, но наибольший интерес проявляется в части фантастического подтекста «Пиковой дамы». Интерес к мистицизму возник сразу же при «выходе в свет» повести. И, вероятно, не случайно…

Много монографий и научных работ было посвящено раскрытию данной проблемы. Особенно поражает работа Чхаидзе Л.В. «О реальном значении мотива трех карт в «Пиковой даме».^[1] Нельзя говорить о том, что автор работы издал свои мимолетно навеянные впечатления. День за днем, восстанавливая факты биографии, переписки, изучая черновые материалы Пушкина, историю возникновения игры «штосс» Чхаидзе анализирует и передает «своему» читателю переработанный, «передуманный» труд всей «жизни «Пиковой дамы».

Уже с первых строк Чхаидзе Л.В. ставит под сомнение факты фантастики и мистицизма. Уже с первых строк акцентирует внимание на том, что главный герой – Германн, изначально у автора «с душевным и психическим расстройством», что и могло натолкнуть его (Германна) на подтекст мистики.

В самом начале работы Л.В.Чхаидзе обращается к мнениям и истолкованиям фантастического А. Л. Слонимского и Н. П. Кашина.

А. Л. Слонимский в статье «О композиции «Пиковой дамы», приведя этот «бред» Германна пишет: «В этой числовой игре, в этом неожиданном скоплении чисел, аналогичного которому мы больше не встретим на протяжении повести, выделяются две цифры: 3 и 7 (имеющие притом кабалистическое значение)». И далее: «Мысль формируется в тройственной схеме: расчет, умеренность и трудолюбие — вот мои три верные карты... Затем присоединяется семерка: восемьдесят семь (возраст графини Л. Ч.)... неделя (7 дней)... И оба числа смыкаются: утроит, усемерит...». «Таким образом, — заканчивает свой вывод Слонимский, — фиксирование двух первых карт происходит двояким путем: извне, со стороны графини, и изнутри, со стороны Германна. Рядом с явной фантастической мотивировкой-скрытый намек на возможную реально-психологическую мотивировку. Намек этот так легок и так запрятан, что его можно принять за случайность. Но случайности тут нет — даже в том случае, если Пушкин сделал этот намек бессознательно. Внимание Пушкина уже раньше было сосредоточено на этих цифрах, и это-то и заставило его сомкнуть их в мыслях Германна».^[2]

Н. П. Кашин в статье «По поводу „Пиковой дамы“»: «Я полагаю, что Пушкин хотел здесь достигнуть просто большей эффектности благодаря отмеченной детали, так как несомненно, что это совпадение: „тройка, семерка“ — „утроит, усемерит“ очень эффектно».^[3]

Именно эти мнения и легли частично в основу труда Чхаидзе. Только автор на этих объяснениях не остановился, а самолично проанализировал и саму повесть, и черновики поэта, на полях которого всегда можно найти как скрытый, так и явный подтекст.

Далее автор аннотации углубляется в толкование сущности игры и вероятности выигрыша. Не удивительно, что Германна, который, «будучи в душе игрок, никогда не брал... карты в руки», но «целые ночи просиживал за карточными столами и следовал с лихорадочным трепетем за различными оборотами игры», охватил навязчивый бред. При этом, как нетрудно видеть, в его бреде был определенный расчет, основанный на описанном выше ходе игры: «...вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость!» — рассуждает Германн, бродя по Петербургу, после того как услыхал анекдот о трех картах. Чхаидзе приводит пример расчетов, произведенных Пушкиным в одной из рукописей (при подготовке в конце 1836 года несостоявшегося издания собрания сочинений):

                                      1-й день     2-й день      3-й день

«47+47=94+94=188+188=376»

(так и в печатном тексте — сорок семь тысяч); и предположительно:

«67+67=134+134=268+268=536».^[4]

Всё становится на вполне реальную почву и никакой «мистики» в повести нет: сильный, но впечатлительный человек, долго смотревший на чужую игру и хорошо знавший, как и сколько можно выиграть, внушил себе, на какие вытекавшие из игры карты ставить, но в последний момент недопустимая небрежность привела его к проигрышу, к полному краху всех желаний.

Не претендуя на достаточно полное освещение психологического состояния Германна, можно сказать, что известное объяснение получает и вторая галлюцинация («пиковая дама прищурилась и усмехнулась»), так как такой человек, как Германн, имевший «сильные страсти и огненное воображение», мог приписать свою небрежность чему угодно — судьбе, злому влиянию старой графини — и, при всей сложившейся ситуации, сойти с ума. Это тоже вполне реально и понятно каждому.

Изложенное полностью подтверждает, что Пушкин, хорошо знавший карточные игры и по примеру многих людей своего времени смотревший на них как спорт, написал совершенно реалистическую повесть о карточном игроке, а фантастика в ней — не более как высокохудожественное обрамление, столь характерное для подобных сюжетов в ту эпоху, особенно для такого поэта, как А.С.Пушкин.

Следовательно, фантастика-это не что иное, как игра нашего воображения под влиянием необузданных желаний.