Девочку давно интересовали мифы и легенды народов мира, особенно привлекали шотландские, ирландские, кельтские мифы.Это обстоятельство и обусловило тот факт, что возникло желание, использовав труднейший жанр баллады, "оживить" забытые образы сказаний и поверий. Так появился цикл "Легенда страны вереска", пять историй объединены одним рассказчиком
Вложение | Размер |
---|---|
legendy_strany_vereska.zip | 29.61 КБ |
Красотки Баваан
Поведать ль вам историю, знакомую дедам,
Про молодца МакБьюкена и кровожадных дам?
Я вижу: вы бледнеете и оторопь берет.
Ну что ж, не буду мучить вас, поехали вперед!
МакБьюкен был непромах, мужчина хоть куда:
Железную подкову погнуть мог без труда.
И скажет вся деревня, нимало не приврав,
Что был отменный, честно, у человека нрав.
Единственною страстью (греха зачем скрывать)
Была привычка Гвенна частенько выпивать.
И, скажем откровенно, парнишка давно жил,
Охоту, как невесту, он преданно любил.
В один из дней прекрасных наш Гвенн собрался в путь,
Быть может, с ним захочет хотя бы кто-нибудь?
Но все башкой мотают :«Прости, приятель, нас:
У нас забот по горло, давай-ка в другой раз!»
Пожал плечами парень, лук взял и- сразу в лес,
Никто не видел толком, как он в бору исчез.
А одному туда ходить опасно, зуб даю,
Страшнее места этого не ведали в краю.
И вот, судьбе отдавшись, по следу он идет,
Уже какого зверя счастливчик этот бьет!
Заметить не успел он, как ночь сменила день,
МакБьюкен наш доволен : повален им олень!
Но жуток лес в потемках, Гвенн резко приуныл,
Заветную добычу из рук он уронил.
Дорогу не найдет он, и мучит его страх…
Ужели пропадет он в безлюдных сих местах?
МакБьюкен не заметил крыла бесшумный взмах,
Ни черной птицы ночи на тоненьких ветвях.
Злой ворон громко каркнул, разрезав леса тишь.
Гвенн вздрогнул и направить успел он лук свой лишь...
Как вдруг перед собою увидел деву он,
Глаза протер получше, быть может, это сон?
Красавица такая, что Гвенн раззявил пасть,
И думал, как бы только пред нею не упасть.
Красотки этой косы как золото горят,
На шее тонкой виден жемчужин крупных ряд,
Зеленый шелк волнами сбегает по ноге,
Глаза же как уголья в остывшем очаге.
Смеется фея эта :«Ну, что же ты застыл,
Или не ты сейчас тут на лес весь голосил?
Гвенн мямлит что-то вроде ответа на вопрос,
А сам же не спускает глаз с золотых волос.
«Уж верно это фейри», — подумал наш чудак, -
И добрая, наверно, не буду я дурак!»
Гвенн в детстве слушал сказки, про фейри, что спасут,
Коль вдруг в чащобу люди нарочно забредут.
Идет он за девицей и позабыл про страх,
Не видит он улыбки на царственных губах!
Вдруг близко показался веселый огонек,
Который Гвенна нашего, конечно же, привлек.
Из маленькой избушки несется шум и гвалт,
МакБьюкен, разумеется, невероятно рад.
Заходит он с девицею и видит пары там,
Парней знакомых многих и их прелестных дам.
Тут за руку красавицу МакБьюкен наш берет
И смело танцевать ее он за собой ведет.
Смеется та прелестница, подруги вторят ей,
Доселе не видал Гвенн таких же, ей же ей!
Плясал с ней Гвенн и час и два, короче, сколько мог,
Ну а милашка все парит, не поднимая ног!
И тут одна мыслишка в башке его: щелк-щелк!
А что ж скрывает этот зеленый тонкий шелк?
И тут ботинком удалец вдруг рвет его неловко,
Ну а под шелком, черт возьми, копыто «стук» подковкой!*
Оторопел приятель наш, ну кто не оробеет?
И побежал не чуя ног, как только он умеет.
Бренча копытами за ним толпа несется фейри.
Вот-вот поймают беглеца, почти закрыли двери...
Но сказки помнил Гвенн еще и не забыл того,
Что от беды его спасти способно лишь одно.
Смеясь, подкову он достал, с ноги его коня,
И фейри охнули, страшась железа как огня.
Ослепли, словно старики, красавицы в зеленом,
А Гвенн, дыханье затая, упал навзничь под кленом.
Проснулся рано утром он, подкову все сжимая,
Не знал Гвенн, как, чего, и что, слов не припоминая.
Зашел с опаскою он в дом, и что же видит там?!
Пять обескровленных юнцов лежат и тут и сям...
И поседела голова МакБьюкена мгновенно,
Ужасной смерти избежать сумел, негодник, верно.
В деревню же вернулся он, как снег весенний белый,
Но все, однако, не сочли влезать не в свое дело...
Преданию старинному уж очень много лет,
И все-таки оставило оно в рассказах след.
С тех пор в чащобу страшную пойдет один болван,
Никак не забываются красотки Бааван.
*Фейри боятся только железа, выкованного человеком, поэтому Бааван ши свободно могут носить подковы «собственного производства» xD
Роана
Про фейри говорить могу, наверно, битый час,
Ну что ж, о них на этот раз и будет мой рассказ.
В воде живет народ один, скажу вам без обмана,
Уж верно догадались вы, зовем мы их роаны.
Однажды молодой рыбак, бедняк из бедняков,
Собрался в море по делам, дай, Бог, большой улов...
Закинул сеть он в первый раз и видит: ну дела!
Клянусь я вам, в его сетях …тюлениха была.
От радости бедняга наш чуть за борт не свалился,
Не знаю я, как он скакал и как же веселился!
Тюленя тащит он скорей на бережок, поближе.
«Ужели, — думает рыбак, — я ужин свой увижу?»
Крепко запутался тюлень, однако, не сдается,
Хвостом он плещет, и вот-вот нить тонкая порвется.
Вдруг треск и всплеск, ну вот и все, бедняга рот раскрыл
И не успел сказать «ага», как тот тюлень уплыл.
В печали горькой и тоске бредет рыбак домой,
Знать, не судьба ему идти с поднятой головой.
Досадует он на себя и на добычу тоже,
Ну как же так могла уйти тюленья эта рожа?..
Проходит месяц и другой, опять идет рыбак
На промысел :«Ну уж теперь не попаду впросак!»
Уж вечер близок, солнца нет, на море тишь да гладь,
Но не добытчику сейчас в кровати мирно спать.
Шагает он по бережку, как вдруг услышал смех,
Что колокольчиком звенит из уст красавиц всех.
Подходит ближе, но к камням с опаскою он жмется,
Бог знает, кто там может быть и кто там так смеется.
Он с осторожностью большой по сторонам глядит,
Не чудище ль морское его к себе манит?
Однако: чу! Вдруг видит он девиц, что при луне
С волной играют, стоя там, на золотистом дне.
Прекрасней девушек существ рыбак наш не видал,
Но одного уж точно он никак не ожидал.
Тюлень, тот самый, что в сетях его тогда застрял,
Свободно подле тех девиц плескался и нырял.
Бедняк своим родным глазам уже давно не верит,
Стоит и смотрит на него, и выдохнуть не смеет.
И тут тюлень его совсем фортель такой откинул:
Он просто взял, на ласты встал и шкуру свою скинул.
А под пятнистой шкуркой той была совсем нагая,
Совсем, однако, ничего, красавица младая.
Наш парень сразу же смекнул, кто в сеть ему попался,
А кожу-маску он стянул и девам показался.
Девицы, увидав его, за кожицы схватились,
Надели их и вмиг один в воде прозрачной скрылись.
А та красавица-тюлень, чьей шкурки не осталось,
Рыдала, жалобно пища, и по песку каталась.
Смекнув, кто мог забрать ее тюленюю одежду,
На ножки дева поднялась и к рыбаку с надеждой
Подобралась, пустив слезу из темных милых глаз,
Так что рыбак чуть не отдал ей шкурку сей же час.
Но понял он — придется с ней расстаться навсегда:
Поглотит девушку навек родимая вода.
Поэтому не отдал ей рыбак ее наряда,
Но взял за руку и повел ее с собою рядом.
В деревне все одно твердят, не зная, правда ль это,
Что в дом бедняк привел жену, им найденную где-то.
Красива юная жена, как фейри водяная:
Большие карие глаза, да бледная такая...
Теперь рыбак уже не тот - все дома изменилось.
Его хозяйка так умна, как и ему не снилось.
Прилежна и заботлива русалка молодая,
Но молчалива и грустна, как ива вековая.
Тоска ее весь день томит, душа к воде стремится.
Сидит на берегу она и не пошевелится.
На песни грустные ее сплываются тюлени,
И им одним поет она, упавши на колени.
Уж сколько лет живет женой роана в доме этом,
Родился третий ее сын недавно, этим летом.
Роана — любящая мать, но в сердце боль и стужа,
И никуда ей не сбежать от деток и от мужа...
Но счастье улыбнулось ей: роана убиралась,
Как вдруг из щели в потолке две лапки показались.
Смеясь, достала она то, к чему года стремилась,
Да, верно время для нее в тот час остановилось.
Поцеловав своих детей, она ушла мгновенно,
Приди пораньше муж ее - застал б жену, наверно.
К холодным водам подбежать роана торопилась,
Надела шкурку и - прощай — в пучине темной скрылась,
Рыбак зайти в дом не успел, а дети горько плачут:
«Уже так мамы долго нет...» — хм, это что-то значит.
Он смотрит, точно, шкуры нет, а ведь вот здесь лежала,
Догадка черная его пронзила, как кинжалом.
Идет он к морю, ну а там тюлень в волнах играет,
Что же зеленые глаза ему напоминают?
В них та же мягкость, доброта, что и в очах любимой,
Которая теперь в воде, где сделалась счастливой.
*По некоторым источникам роаны и селки считаются разными видами водяных фейри, есть отличие в характерах и в некоторых других свойствах, но автор между ними особого различия не видит, т. к все равно люди-тюлени считаются наиболее добрыми и хорошо относящимися к смертным представителями Волшебного народа.
Келпи
Продолжим дальше, что же вы, ребята, приуныли?
Пришло уж время для другой , давно забытой были.
Кто скажет мне, что не слыхал про келпи он ни слова,
Тот пусть идет подальше прочь, а мы найдем другого.
Не надо бояться напрасно озер, коль знаешь — иди туда смело,
Но если о келпи зайдет разговор, туда вам соваться не дело.
По виду вода ничего не таит, прозрачна, прохладна, глубока,
Но это лишь ежели к ней подойти с невинного правого бока.
Я знал деревушку одну между гор, прекрасное, дивное место,
А было с ним рядом одно озерцо, но что там внутри — неизвестно.
Мамаши пугали детишек своих, пойдешь коль один ты гулять,
Появится страшная черная лошадь и за ногу «кусь» или «хвать».
Все думали, мол, это байки старух, и лошади в озере нету,
Но тот, кто так думал, наверно, уже простился навеки со светом.
Спокойная темная водная гладь немало загадок таила,
А также немало обычных людей, поганка такая, сгубила.
Точнее, губила совсем не она, губила зловредная келпи,
Неся жертв своих (овец и детей) в подводные страшные крепи.
Огромна, черна, а глаза, как огонь — вот точный портрет той лошадки,
Поэтому если завидишь ее, беги сей же час без оглядки.
Прикинуться может кем хочешь она: девицею, принцем, старушкой,
Поэтому если вдруг встретишь кого, то ушки держи на макушке.
Так вышло и с бабою честной одной, героиней, как раз, моей были,
От келпи спастись ей едва удалось, расскажу-ка я, как это было.
Мочила бельишко Дэвена моя, уставши порядком от стирки,
Уж думала, будет ругать ее муж за снова протертые дырки.
Сверкала вода, нагоняя дремоту, да дул молодой ветерок,
Подумала Дэви:«Не будет пороком, коль я прикорну на часок?»
Заснула она моментально почти, счастливо во сне улыбаясь,
А рядышком ветер корзиной играл, всей мощбю своей раздуваясь.
Проснулась Дэвена от чувства того, что рядом с ней кто-то чихнул,
Взглянула, а это красавец младой, кудрями своими взмахнул.
Она покраснела совсем как тогда, когда было ей двадцать лет,
На юношу дивного смотрит она, да и улыбнется нет-нет.
А этот присел рядом с ней на песок, заводит беседу свою,
«Как же так вышло, что чудо сие встретил я здесь, не в раю?»
Разговорились они в тот же миг, и вышло, по-моему, так,
Будто красавчик на юбке ее сам же заснул — не дурак.
С нежностью смотрит Дэви на него и замечает мелкий пустяк:
В светлых кудрях Аполлона того ракушки, трава, известняк.
«То келпи!» — подумала умница та, и тихо, не дай Бог чего,
Срезает свой фартук и резво бежит подальше уже от него.
К деревне несется Дэвена скорей, но чует спиной стук копыт,
Ведь келпи, почуяв пропажу еды, за нею немедля летит.
Но как хорошо, что еще стариков заветы сельчане блюдут,
Молодого бычка, дорогого бойца, на помощь Дэвене ведут.
Схватились два зверя, летят пыль и шерсть, бык келпи уже побеждает,
Здоровым и крепким рогом своим его он насквозь протыкает.
С тех пор все спокойны и смело стирают, вода уже больше не та,
Бычок хорошо постарался и боле сюда не вернется беда.
Из этого вывод: не стоит ходить в одиночку к озерам гулять,
Ведь мало кто знает, что вас ожидает, так лучше же не рисковать!
Баньши
Что рассказать-то вам сейчас, я, право, и не знаю,
В полночный час других людей уже не я пугаю.
Ведь я не фейри и не баг, то не моя забота,
Но подвигайтесь ближе, что ль, чтоб не взяла зевота.
Давненько это было, скажу по правде вам,
Еще чудные тролли бродили по горам,
А в кузницах подземных трудились до восхода,
Те существа, для коих сталь — важнейшая работа.
Тогда и жил герой один, о коем наша повесть.
Был он примерный семьянин и не запачкал совесть.
О Льялле Далласе пойдет сказание мое,
Пусть только скажет кто-нибудь, что это все вранье!
Клянусь вам чем хотите я, но знайте правду, дети,
Что чище крови Далласа нам не сыскать на свете.
Суровых гордых кельтов кровь текла в могучем теле,
Не верите мне, сорванцы? Докажем же на деле.
Всю жизнь прожил наш верный Льялл как подобает мужу,
Всегда большого кабана он приносил на ужин.
Жена была под стать ему выносливою бабой,
Так что казалась перед ней любая дурой слабой.
Но есть у силы свой предел, состарился наш Льялл,
Давненько в килте он своем на горке не стоял...
Хотя и крепок все еще и бодр душой старик,
Но кашель мучит по утрам и пыл задорный сник.
Все чаще в кресле он сидит да пьет шотландский мед,
Не верится ему еще, что смерть за ним придет.
Жена качает головою, мол, ты уж дряхлый дед,
Гордился лучше бы собой, что прожил сотню лет.
Не счесть твоих потомков, они — твои сыны,
Узором крови чистой навеки сплетены.
Ты успокойся, сердце коль еще стучит в груди,
Тебе ведь трудно будет на новом на пути.
Не утешают разговоры шального кельта-старика,
Он четко верит, точно знает — рука его еще крепка.
Расстаться с этим славным миром отнюдь наш Даллас не спешит,
Сто тысяч подвигов прекрасных он ради славы совершит!..
И вот однажды темной ночью раздался страшный дикий вой,
Как будто сорок две собаки вопят за скорый упокой.
Открыли очи домочадцы, лежат, не чуют своих ног,
И каждый попросил у Бога, чтоб этот вой скорей умолк.
Но знает все жена-старуха, хранитель памятных легенд:
«Ну что ж, уже, видать, для мужа спасенья никакого нет.
То воет Баньши, древний призрак, предвестник гибели того,
Чья кровь идет от крови кельтов. Да, все про Льялла моего...»
Тревожит душу и пугает сей странный и ужасный крик,
Открыв глаза, ему внимает наш умирающий старик.
Буквально чует он виденье: в лохмотьях вся, с одной ноздрей,
Вопит предвестница-старуха, не прекращает этот вой.
В седые космы запускает она кривые пальцы рук,
Кричит, как никогда, вещунья, от тяжести подобных мук.
И каждый, кто со страхом странным, не двигаясь, внимает ей,
В своей изменит что-то жизни, наладит счет ушедших дней.
Кошмарный вопль ужасает, но вдруг и он почти исчез,
Ушла, ушла старуха Баньши, в болотный старый темный лес.
Ожили родичи, несутся они скорей к главе семьи,
Но поздно уж, и руки Льялла беспомощно висят с скамьи.
Сбылась старинная примета о вое, что пророчит смерть,
Ну что же, гроб сосновый кельта не давит на земную твердь...
Но помните о Баньши вы, я вас предупреждал,
Не дай Господь, помрете вы, как бедный Даллас Льялл.
О Баньши я вам рассказал, довольны ль вы, плутишки?
Уверен, что об этом всем не прочитаешь в книжке.
Чудного много на земле, кто тут не согласится,
Но большинство таких чудес в Шотландии творится.
Бенни
Вот эта басня хоть куда, скажу я вам, ребята,
И ей, я помню, старый дед пугал меня когда-то.
С тех пор чураюсь ручейков и горных речек наших,
Не то расхлебывать потом сам будешь эту кашу.
Что ж, жил на свете паренек, каких найдешь немало,
Хотя, признаться, и ему геройствовать пристало.
Назвали Грегом неспроста парнишку, ибо он
Природной хитростью своей был честно награжден.
Лукавый ум да острый взор — вот Грега дарованья,
Прибавить стоит нам еще к учению старанье.
Ловил все мальчик на лету, глаза его блестели,
Имел невиданный успех в любом начатом деле.
Еще совсем был парень юн, зато амбициозен,
И, черт возьми, как с луком он, мерзавец, грациозен.
Идет он выше в горы, в лес, где в изобилье дичи,
А на деревьях день и ночь не молкнет щебет птичий.
Давно уж за полдень, и Грег порядком подустал,
Ну что ж, зато добычи он порядочно достал.
Солнце печет, сжигая все, и пот все градом валит,
А тень прибрежного дубка неизъяснимо манит.
Устроился уютно Грег, лежит — не шелохнется,
Лишь чувствует, как по руке вода лениво льется.
Чист как слеза шальной ручей и холоден как лед,
Волна игриво нет и нет былинку шевельнет.
Но чу, что тут произошло, что вдруг с водою сталось?
Хотя, быть может, пареньку все это показалось?
Покрылась маковым пятном волна-бедняжка вновь,
И понял Грег, что эта муть, без вариантов — кровь.
На пальцах жирный красный след остался, и тогда
Решил он, что, наверняка, произошла беда.
Крадется тише паука Грег супротив теченья,
Ох, ищет этот дурачок на зад свой приключенья!
Из-за куста, чуть-чуть дрожа, он выглянул, дурашка,
И видит: возится в ручье старуха-замарашка.
Огромная гора белья над нею нависает,
А прачка эта хоть бы хны — стирает и стирает.
И все, казалось, ничего, ей надо — вот и бьется,
Рубашку трет она песком, ну а с нее... кровь льется.
Бормочет что-то про себя, но слов не разобрать,
Тут начал потихоньку Грег обратно отступать.
Ведь был парнишка не дурак, он знал, с кем повстречался,
Кто ясным солнечным деньком у речки оказался.
Угрюмой прачкою его пугали в детстве часто,
Что, мол, смывает кровь с белья очередных несчастных.
Кому решено умереть лишь Бенни точно знает,
А потому одежду тех с усердием стирает.
И слышно:«Тэдгу-молодцу недолго жить придется,
Острее острого стрела в живот ему вопьется!»
Стоит Грег, смотрит на нее и выдохнуть не смеет,
Ужели нечисть никого на свете не жалеет?
Сочится грязная вода сквозь руки страшной Бенни,
Смотрите-ка, а у нее совсем ведь нету тени!
Подумал наш приятель Грег, мол, что стоять напрасно,
Коль можно с прачкой у ручья поговорить прекрасно?
И тут отличнейшим скачком он воду пересек,
Да на противном бережку уселся на пенек.
Приподнялась немного та, кто только что стирала,
Скрестила руки на груди и так вот гордо встала.
«Не так уж и стара она, — подумал парень робко,
— лишь портят Бенни красоту на ножках перепонки.»
«Ну, что хотел ты, удалец, загадывай желанья,
Но только три: возьми себе ты это во вниманье.»
«Немного, матушка, прошу, тебе под силу это,
Скажи мне лучше-ка, когда расстанусь я со светом?»
«Ну это просто, — Бенни тут негромко рассмеялась,
— ты думаешь, над чьим бельем я здесь сейчас старалась?
Ведь ты умрешь, когда луна на небе станет полной,
И ничего не изменить, о юноша упорный.»
Упало сердце парня вниз, и в горле защипало,
Вот черт, лишь только смерти день узнть недоставало!
А та стоит, ей хоть бы что, смеется она смело,
Не замечая, как лицо у Грега побледнело.
«Ох, матушка, ужель нельзя отсрочить день расплаты?
Я к смерти, знаешь, не готов, скажу тебе я правду.
Пожить хотелось бы еще, ведь я еще так молод,
И смерть должна бы от меня убрать свой тяжкий молот.»
«Проси, что хочешь, я, увы, смерть отменить не в силах.
Быть может, хочешь ты жену, а может — дом красивый?»
Помедлил Грег, подумав:«Что ж, нет шансов у меня.»
..И попросил у Бенни он добротного коня.
Еще, конечно, захотел, чтобы милашка Ала
Скорее выйти за него безумно пожелала.
Исполнила хотенья та, что знает наперед,
За кем, куда и почему дурная смерть придет.
Свершилось все, о чем тогда Грег Бенни попросил,
Уж свадьбу справили, и он как прежде полон сил.
А ведь луна уже почти бочок свой отрастила.
Ох, и уже подходит срок, что прачка отпустила...
И вот собрался Грег к отцу, не мешкая ни дня,
Успел лишь выехать он прочь, как вдруг... упал с коня.
Тут крепко так поддал ногой красавец-конь хозяину,
Что череп мигом проломил, наверно, не нечаянно.
Все так и было, я клянусь, поверьте мне, прошу,
Ни разу в жизни я своей брехни не расскажу!
А вот мораль: зачем беду напрасно узнавать,
А также дикого коня по дурости желать?..
Почта
Рисуем "Ночь в лесу"
Убунту: я существую, потому что мы существуем
Соленая снежинка
В поисках капитана Гранта