«Соскочивший, несущийся мир». Изображение Эпохи в рассказах Е.И. Замятина «Пещера» и «Дракон».

XII Региональная научная и инженерная выставка

молодых исследователей «Будущее Севера»

направление: «Социально-гуманитарные

и экономические науки»

секция: «Литературоведение»

«Соскочивший, несущийся мир».

Изображение Эпохи в рассказах

Е.И. Замятина

«Пещера» и «Дракон».

                                                 Автор: Миронова Олеся,

МОУ гимназия №2 ,10 «Б» класс                                                  

                                                 Руководитель: Страшнова                            

                                                 Ирина Викторовна, учитель литературы

МОУ гимназии №2

г. Мурманск,  2009г.

Оглавление:

1. Введение, цели и задачи работы. ……………………………………………..3-4
2. Изображение эпохи в рассказе Замятина «Пещера». ……………………… 5

1.   2.1. О природе фантастического у Замятина………………………………………5
2.   2.2.«Пещерные» метафоры……………………………………………………….....6
3.   2.3. Фантастический эффект………………………………………………………..7
4.   2.4. Синтаксические особенности………………………………………………….8

        2.5. Фонетические особенности повествования……………………………………9

3.  «Звериное» и «Человеческое» в рассказе «Дракон». ……………………….10

    3.1 Расколотый надвое мир…………………………………………………………10

        3.2 Средства художественной выразительности………………………………….11

    4. Средства создания образа эпохи на разных уровнях текста............................12

    5. Заключение.………………………………………………………………………. ...13

    6. Приложения. …………………………………………………………………………14

            Приложение №1…………………………………………………………………….14

            Приложение №2…………………………………………………………………….15

    7. Список используемых источников. ……………………………………………….16

1. Введение,  цели и задачи работы.

            Имя Евгения Ивановича Замятина  было забыто в России, вычеркнуто из русской литературы. В течение нескольких десятилетий Замятин находился на положении изгоя в русской культуре. Его имя часто мелькало на страницах различных изданий и всегда в негативном контексте: «Творчество Замятина проникнуто враждебным отношением к революции», «события эпохи он изображал с антисоветских позиций», «Замятиным ничего значительного не создано». [3; с.98]

          На самом деле революцию он воспринял как призыв к свободе, к отказу от устаревших форм жизни, которые он как инженер по образованию ощущал механистическими, мертвыми, как писатель – уродливо-гротескными. Об этой романтической поре своей жизни сам Замятин скажет позднее: «Революция была юной, огнеглазой любовницей, - и я был влюблён в Революцию…» [4; с.5.]. Но оказалось, что его восприятие не совпадает с генеральной линией партии. Сам он объяснил в автобиографии 1928 года, что для него значило быть в те годы большевиком: “идти по линии наибольшего сопротивления”. Эта поведенческая “стратегия” скажется и на всей последующей его жизни и творчестве: он так и останется “еретиком”, постоянно отступающим от генеральной линии, творя в согласии с собственным пониманием ситуации и художественным видением. В 1905 году это обернулось для него арестом и несколькими месяцами заключения в одиночной камере, высылкой в родную Лебедянь под особый надзор полиции, а с её отменой — запрещением жить в Петербурге. Неудивительно, что творчество писателя в эти годы было связано с изображением революции и эпохи после нее, которая «как мамонт» прошлась по жизням людей и их судьбам.

Объектом настоящего исследования стало творчество Замятина, отражающее события современного ему мира.

Предмет данной работы - два ярких рассказа Замятина – «Пещера» и «Дракон», в полной мере отображающие художественный мир писателя и принципы строения его образной системы.

Методы:

• комплексный анализ рассказов «Дракон» и «Пещера»,
• лингвостилистический анализ,
• сопоставительно-количественный анализ средств художественной выразительности.

          Цель настоящей работы: показать, как Замятин изображает эпоху в  рассказах «Пещера» и «Дракон», выявить доминирующие изобразительно-выразительные средства, определить их значимость для создания образа эпохи.

          Задачи: проанализировать тематические ряды метафор, сопоставить ключевые образы, составить количественную характеристику средств художественной выразительности.

         Методологическая основа: статьи  И. Роготнева «Петербург Замятина»,  В. Лидина "Писатели", Фриче В. «Заметки о современной литературе», статья Вольфа Шмида «Орнаментальный текст и мифическое мышление в рассказе Е. Замятина «Наводнение», статья И. А. Ивановой «Функция символа в прозе Евгения Замятина».

2.Изображение эпохи в рассказе Замятина «Пещера»

2.1 О природе фантастического у Замятина.

              «В наши дни единственная фантастика - это вчерашняя жизнь на трех китах. Сегодня Апокалипсис можно издавать в виде ежедневной газеты; завтра – мы совершенно спокойно купим билет в спальном вагоне на Марс. Эйнштейном сорваны с якорей пространство и время. И искусство, выросшее из этой сегодняшней реальности, - разве может не быть фантастическим, похожим на сон?

Но все-таки есть еще дома, сапоги, папиросы. Отсюда в сегодняшнем искусстве  - синтез фантастики с бытом. Каждую деталь – можно ощупать: все имеет меру и вес, запах; из всего – сок, как из спелой вишни. И все же из камней, сапог, папирос и колбас – фантазм, сон». [2; с.382]

Анализируя собственное творчество, Замятин утверждает: «Для сегодняшней литературы плоскость быта – все равно что земля для аэроплана: только путь к разбегу – чтобы подняться вверх – от быта к бытию, от физики  - к философии, от анализа – к синтезу… Если искать какого-нибудь слова для определения точки, к которой движется современная литература, я бы выбрал слово синтетизм. Идеальная формула жанра получается многочленной: современный «послеэйнштейновский»  быт, изображение человека как «социального животного», логическая фантастика – авантюра, робинзонада, философское обобщение» [2; с.382].

Ю.Тынянов в известной статье «Литературное сегодня»  исток замятинской фантастики увидел в его стиле, принцип которого — “экономный образ вместо вещи”, “вместо трёх измерений – два” [5; с.156]. Образ вместо вещи – это последовательное развитие традиций Гоголя и Салтыкова-Щедрина, и в этом смысле Замятина можно с уверенностью назвать продолжателем идей русской классической литературы. Но преобразует, преломляет он эти образы-вещи по-особому, как диктует век двадцатый.

Евгений Замятин - мастер «орнаментальной» прозы. К «орнаментализму» обычно относят разнородные стилистические особенности, явления, общим признаком которых является повышенная ощутимость повествовательного текста.  За этим словом кроется явление гораздо более фундаментальное, имеющее свои корни в миропонимании модернизма и авангарда, т. е. в таком мышлении, которое можно назвать мифическим. Повествовательный текст и изображаемый мир подвергаются воздействию поэтических структур, которые отображают строй мифического мышления.

Сам Замятин писал, что в своих рассказах он употребляет «интегральный образ», который «неминуемо родит целую систему производных образов, он прорастет корнями через абзацы, страницы…, распространится на всю вещь от начала до конца». [9;с.57]

Эти интегральные образы пронизывают замятинский текст, делая его чрезвычайно «ощутимым», наполненным внутренним движением. Один из способов сотворения емкого символа - создание словесной метафоры. Как только достигается эта цель средствами изобразительности и символ создан, мы стоим на границе между поэтическим творчеством и творчеством мифическим…  

2.1. «Пещерные» метафоры   

           Весь рассказ Замятина выстроен на тематическом ряде метафор, создающих миф о первобытном мире.  Ледники, мамонты, пустыни, скалы, снежная пыль, серохоботый мамонт, звериные шкуры, чистые и нечистые твари, пещерный бог, секунда, насквозь пронизанная ясным, голым, жестоким электрическим светом, тёмные, багрово-освещённые дыры, полярный кабинет…    Эти метафоры пронизывают весь рассказ, они словно очерчивают пространство пещерной страны, затерянной среди скал, наполняют его холодом и смертью.  (см. Приложение). Своеобразие замятинских метафор заключается в том, что в тексте эти слова  звучат применимо именно к современной жизни, а не к доисторической, и получается своеобразный смысловой перевертыш. Метафоризируется само время, и весь рассказ читается как большая метафора: жизнь, любовь, сострадание, нежность показаны через боль, страдание, муки, смерть. Символизм, метафоризм, лейтмотивность и ритмизация становятся у Замятина новыми образными доминантами. Поэтому основным художественным приёмом является последовательная символизации всех уровней образности прозы: художественной детали, эстетически значимого слова, всех связей и соответствий бытия, внутренних переживаний автора, образов-пейзажей, интерьеров, персонажей.

                  Метафоры  становятся главной характеристикой предмета, вытесняя его реальное значение: «Ледники, мамонты, пустыни». Замятин не объясняет, что пещерные люди – это петербуржцы, а мамонт –  эпоха, он предлагает своё видение, восприятие мира как данное изначально, именно оно составляет портрет эпохи. А если Замятин и объясняет смысл сравнения, то затем он уже не возвращается к первичному значению предмета. Например, он только однажды, в начале произведения называет слово «печка», в дальнейшем это «чугунный бог». Также Замятин применяет интересный приём отстранения, например,  «похожие на дома скалы» – в этих домах не осталось ничего тёплого, живого, и дома превратились в скалы, то же можно сказать и о «пещерах», которые некогда ранее были квартирами.

Весь образ жизни людей подчинён первичным инстинктам выживания, отсюда следует весь тематический ряд дикости. Петербург становится символом ушедшей цивилизации, той где «шарманщик, пианино в чехле, деревянный конёк, открытое окно, зелёной небо», а сейчас всё это разрушено, и люди кутаются не только в пальто и одеяла, но и в шкуры. «Пещерные люди отступали из пещеры в пещеру»: автор изображает отступление человечества от всего живого, человеческого, поклонение «бытовым богам».  Люди изменили своей сущности. Наступила эпоха отчужденности, дикости, невежества, отсутствия цивилизованных человеческих отношений.

В тексте выявляется множество  символов, создаваемых  словесными метафорами:

Обёртышев – символ звериного начала;

книги, деревянный конёк, фортепьяно – символ ушедшей цивилизации;

мамонт – новая послереволюционная эпоха

 пещера – разрушенный  мир

печка – преклонение перед кровожадными пещерными богами.

Можно сделать вывод: символы как «интегральные образы» в орнаментальной прозе Замятина играют первостепенную роль, раскрывают глубинный замысел писателя - сотворение нового мифа о безжалостной эпохе. Сюжетно-повествовательный уровень отступает на второй план.

2.3. Фантастический эффект

          Фантастически, нереально выглядит Петербург, похожий на пустыню. Подобный эффект создаётся в рассказе  с помощью приёма преувеличения и речевой избыточности. Например,  суффикс превосходной степени  «ейш»: «мамонтейший мамонт» изображает нечто запредельно огромное, и эта  огромность чудовища повторена тавтологией. Преувеличено преклонение людей перед «чугунным богом»: «А другой половиной Мартин Мартиныч – пунктирно дыша – пересчитывал вместе с Обертышевым поленья дров». Здесь пунктирное дыхание – метафора животного страха на грани отчаяния. Преувеличена злоба людей: «Я бы этого Обертышева, как гниду, ей-богу…» Описываются нереальные, непредставимые, дикие картины. Это мир, в котором люди не могут жить, - говорит этим Замятин. Но тем не менее живут.

Также одним из приёмов усиления контраста  является антитеза. Писатель противопоставляет дореволюционный Петербург и Петербург послереволюционный, эпоху цивилизованную и эпоху первобытности, Мартина Мартиныча таким, каким он был, и теперешним. Его сущность как бы раскалывается на две половины: «Кусок Мартина Мартиныча глиняно улыбался Маше и молол на кофейной мельнице сушёную картофельную шелуху для лепёшек – и кусок Мартина Мартиныча, как с воли залетевшая птица, бестолково, слепо тукался а потолок, в стёкла, в стены: «где бы дров – где бы дров – где бы дров»; «и вот схватились насмерть два Мартина Мартиныча: тот, давний, со Скрябиным, который знал: нельзя – и новый, пещерный, который знал: нужно. Пещерный,  скрипя зубами, подмял, придушил – и Мартин Мартиныч, ломая ногти, открыл дверь, запустил руку в дрова…». Две половины – это образ страшного перелома в душе героя, по которой прошелся «мамонтейший мамонт»…

 В квартире Мартина Мартиныча и Маши есть давние вещи и пещерные. Среди давних письма, книги, письменный стол. Они уже не рассматриваются пещерными людьми как культурная ценность, это уже давно топливо, пища для «чугунного бога»: «Книги отлично горят, отлично, отлично…». Среди пещерных, первобытных - топор, дрова, косматые шкуры. Все это орнаментальные знаки, совместно подчиняющие себе все уровни восприятия текста.

Символом может быть каждый элемент художественной системы: метафора, сравнение, пейзаж, художественная деталь, заголовок, персонаж.

Например, образы Маши и Мартина Мартиныча – это, пожалуй, единственные образы-символы людей среди пещерных «зверей». Пещерный Мартин Мартиныч пошёл на преступление, а давний не выдержал и достал яд. Но и смертью, оставшимся выходом, он жертвует, отдаёт яд любимой женщине. И в этом заключается противоречие: пещерный герой идёт на преступление ради любви, оставшейся с давних времён.

Символичен образ Обертышева: «Желтые каменные зубы сквозь бурьян, жёлтые зубы – из глаз, весь Обертышев обрастал зубами, всё длиннее зубы». Его жена и дети – это «обертышевская самка и трое обертышат».  Это люди нового мифа о Петербурге, люди пещерные, звериные. Они выбрали закон выживания за счёт уничтожения слабейших и  подчиняются  только первичным инстинктам и потребностям. Они и есть - суть новой эпохи, они явление того же порядка, что и «мамонтейшие мамонты».

2.4. Синтаксические особенности рассказа.

           Ещё одно средство создания образов в рассказах Евгения Замятина – особое строение предложений, особый синтаксис. Писатель использует авторские знаки препинания – тире: «Мартин Мартиныч, ломая ногти, открыл дверь, запустил руку в дрова… Полено. Четвёртое. Пятое под пальто, за пояс, в ведро – хлопнул дверью и вверх – огромными звериными скачками. По середине лестницы, на какой-то обледенелой ступеньке – вдруг пристыл, вжался в стену: внизу снова щелкнула дверь – и пропыленный обертышевский голос». Эти авторские знаки препинания создают особую интонацию, особый ритм. События сменяют друг друга с бешеной скоростью, а потом вдруг – тире, и пауза, как будто давая читателю обдумать прочитанное, и снова мелькают события, и вновь пауза. Создаётся динамика произведения, а ритм  чем-то напоминает биение сердца Мартина Мартиныча, вырастает масштаб деяния главного героя.

           Также автор широко использует парцелляцию и назывные предложения: «Ледники. Мамонты. Пустыни», «Нет, там луны не было. Низкие, тёмные глухие облака – своды, и всё одна тихая пещера». Всё это изображает и явственней показывает читателю разорванность, неоднородность современного мира.

Параллельные синтаксические конструкции: «И  надо  покрепче стиснуть зубы,  чтобы не стучали; и  надо щепать дерево  каменным топором; и надо  всякую  ночь переносить свой костер из пещеры в пещеру, все  глубже, и надо все больше навертывать на себя косматых звериных шкур». «Туже узел! Туже - еще туже! Закрутил себя Мартин Мартиныч, поднял ведро -  и через  кухню, через темный коридор, через столовую». Этот способ также становится  выражением образа переживаний в различного рода пластической, ритмической форме. Это приводит к построению из того или иного материала схем, выражающих соединение образа видимости с образом переживания; такие материальные схемы суть тоже художественные символы, описывающие эпоху.

            Обстановку нагнетает ритм, заданный в начале произведения: «Ночные, чёрные. чем-то похожие на дома, скалы; в скалах пещеры. Ритм жесткий, четкий, дробный, похожий на шаги патруля, совершающего обход.

2.5. Фонетические особенности повествования.

К фонетическим особенностям рассказа следует отнести также звуковые лейтмотивы:  

«И неизвестно, кто трубит ночью  на каменной тропинке между  скал и, вынюхивая тропинку,  раздувает  белую  снежную  пыль;  может, серохоботый мамонт; может быть,  ветер; а может быть - ветер  и есть ледяной рев  какого-то  мамонтейшего  мамонта». «Пещерный бог затихал,  съеживался,  затих,  чуть потрескивает», «Чугунный бог милостиво загудел, пожирая пергаментно-желтую, голубоватую, белую  бумагу  писем.» Звуки-символы пронизывают художественную ткань произведения и насыщают его эмоционально. Здесь и рев, и скрежет, и писк, и урчание - все образы-символы пещерной эпохи.

 Еще одна фонетическая особенность рассказа - инструментовка паронимических рядов.

«Легкий ледяной  сквознячок сдувает из-под ног белую пыль, и  никому не слышная – по белой пыли, по глыбам, по  пещерам, по людям на корточках - огромная, ровная

поступь какого-то мамонтейшего мамонта». Инструментовка паронимических рядов сопровождает тематическую обреченность людей эпохе. Мамонт идет по людям ровной поступью (как не вспомнить блоковский «державный шаг»!)

            Е.И. Замятин изображает послереволюционный Петербург и петербуржцев, жизнь которых в корне изменилась. События разделили мир и людей на две половины. В новом, апокалипсическом мире выживают люди сильнейшие, наглые, первобытные, гнилозубые,  приспособленные, потерявшие духовные ценности и нравственные ориентиры. В мире после катастрофы нет ничего человеческого, и  люди, такие как Маша и Мартин Мартиныч, увы, обречены на смерть. Смерть героев остается за пределами рассказа. Умирает время, умирает эпоха с ее нравственными понятиями: не убий, не укради. Замятин изображает трагедию в душе одного человека, но для него это трагедия истории, трагедия эпохи, эпохи крушения гуманизма.

   В рассказах Е.И. Замятина главные изобразительно-выразительные средства – это метафоры. В процентном соотношении их 70%, что свидетельствует о большой смысловой ёмкости слова в тексте Замятина. Основной смысловой доминантой становятся многоуровневые символы, организующие «интегральные образы» людей, вещей, событий и в конечном итоге - времени.

3. «Звериное» и «человеческое» в рассказе «Дракон»

3.1. Расколотый надвое мир.

             Изображение послереволюционного Петербурга, Петербурга 1918 года предстаёт перед нами и в рассказе «Дракон». Это еще один миф об эпохе и людях, точнее, нелюдях, ее обживающих. «Люто замороженный Петербург горел и бредил». Петербуржцы в этом рассказе ещё не совсем превратились в животных, в них осталось ещё что-то человеческое. Когда красноармеец, которого Замятин называет драконом, рассказывает об убийстве интеллигента, он чудовище, дракон, а когда жалеет замёрзшего воробьёныша - он становится на несколько мгновений человеком: «Дракон сбил назад картуз – и в тумане два глаза – две щелочки из бредового в человеческий мир». Но «картузом захлопнулись щёлочки в человеческий мир», и перед нами снова дракон. Вся жизнь петербуржцев в рассказе Замятина состоит в метании между двумя мирами: «миром земным» и «миром бредовым».  

             Главный герой – Дракон – хищное и сильное существо, которому нетрудно отправить на тот свет человека. И в то же время он отогревает птичку в лапах, отбросив за ненадобностью винтовку. Его образ неоднозначен, он состоит из двух граней. В первой отражается «мир бредовый», и здесь вся его злоба, темнота, жестокость, бред: " - ... Веду его: морда интеллигентная, смотреть противно. И еще разговаривает стервь, а?», в другой грани отражается мир человеческий, тёплый, светлый, добрый. Герой не только способен на жалость, для него ещё не закрыты простые человеческие чувства, он ещё и верит в Бога: «Довёл без пересадки в царствие Небесное», что делает его духовно выше других «драконо-людей». Значит, не всё потеряно. Но даже если что-то человеческое проснётся в душах «драконо-людей», то их добро не сможет существовать, оно обречено, как и воробьёныш, который «спорхнул с красных драконьих лап», но «улетел в неизвестное». Весь рассказ, таким образом, организуется двумя основными интегральными символами: Дракон и Бог.  

3.2. Средства художественной выразительности в рассказе «Дракон».

         Символы, как и в «Пещере», рождают емкие смысловые словесные группы. Несколько мотивов переплетаются и звучат в продолжении рассказа: наиболее яркие из них -  мотив бреда, безумия, от непонимания происходящего – абсурдность : «Петербург горел и бредил», «ледяное солнце». Эти образы, как и в предыдущем рассказе, создают метафоры. Еще один важный мотив - непрерывное движение «вон из человеческого мира». Оно может происходить подчеркнуто стремительно:  «со скрежетом неслись вон из земного мира трамваи», а может быть незаметным, медленным, но неуклонным и все равно направленным туда же – «вон»: «поскрипывая, пошаркивая, на цыпочках бредут вон желтые и красные колонны, шпили и седые решетки». Здесь важную роль играют глаголы настоящего и прошедшего времени, продлевая или, наоборот, ускоряя это движение. Звуковые лейтмотивы скрежета и скрипа создают особый фоновый рисунок  страшного, извращенного мира.

Метафора- лейтмотив «Трамвай несся в неизвестное, вон из человеческого мира» встречается в рассказе четыре раза.  Она органически связана с с дуалистичесим противостоянием «Дракон-Бог» и изображает разорванность, расколотость мира, в котором человек потерян и раздавлен. Как и в «Пещере», создается ассоциативный ряд смерти, страха, холода. Трамвай словно символизирует Россию: она мчится по рельсам, и ее невозможно ни остановить, ни повернуть. Уходит старый Петербург с его жизненным укладом, а вместе с ним уходит многое – наша культура, наш язык, нравственность, тепло и доброта человеческих отношений,  даже понимание ценности человеческой жизни…

4. Способы создания образа эпохи в рассказах Замятина на разных уровнях текста

5. Заключение.

                               Рассказы «Пещера» и «Дракон» написанные в начале ХХ века, изображают «новый» Петербург после революции. Эти два произведения сближает содержащиеся в них неприятие современной России, вопросы и размышления о пути нашей страны, о том, что её ждёт. Они пронизаны горечью и грустью Замятина о потере людьми духовных ценностей, жизненных ориентиров.  Ключевым средством создания образа в замятинских рассказах является метафора.  Тематические ряды метафор «холод», «дикость», «бесчеловечность» создают миф о  новой большевистской России. Кроме метафор, Замятин использует особый синтаксис, текстуальные антитезы, преувеличения, тавтологии, приемы остранения. Все это помогает раскрыть авторскую точку зрения на время: Замятин считает, что новое преобладает над старым, побеждает его, но вместе с новым политическим строем приходит время первобытных инстинктов. Люди перестают быть людьми, теряют веру в добро. У такого общества, по Замятину, нет и не может быть будущего.

Приложение 1.

Символы-мифологемы рассказа «Пещера»

1. Холод, дикость, первобытность: ледники, мамонты, пустыни, скалы, снежная пыль, серохоботый мамонт, звериные шкуры, чистые и нечистые твари, пещерный бог, секунда, насквозь пронизанная ясным, голым, жестоким электрическим светом, тёмные, багрово-освещённые дыры, полярный кабинет, двадцать девятое октября состарилось, двадцать девятое октября умерло, и это было, как последний, болтающийся на голом дереве жухлый лист, синяя Людина, похожая на гроб,  голый, жестокий, простой – как пещерная жизнь и смерть – электрический свет.

2. К пещерным людям: обледеневшая мозговая корка, скомканное, глиняное лицо, каменнозубо улыбался, ящерично-юркая рука, пунктирное дыхание, звериные скачки, пропыленный голос, механический, далёкий Мартин Мартиныч, плоская, бумажная Маша, глиняно улыбаясь, мамонтоподобный Селихов, диванный далёкий берег, механические руки, ноги, ноющие вмятины на глине, сникшие губы, пещёрный бог затихал, съеживался, кусок Мартина Мартиныча, как с воли залетевшая птица, Селихов болтался в пиджачной скорлупе, как орех в погремушке, рука-стрела,

3. Что было раньше: зелёное небо, бессмертный деревянный конёк, бессмертный шарманщик, синеглазые дни, мудрая морда луны, румяная вода, румяный, как вода на закате отблеск.

На данной диаграмме наглядно показано, что в произведении «Пещера» основным средством изображения является метафора. Она помогает создать образы Петербурга как «пустыни», людей как первобытных существ, и тем самым объясняет авторскую позицию относительно революции..

Приложение 2

Символы-мифологемы рассказа «Дракон».

1. Мир человеческий:  серенькое, холодное, материализованное из лютого тумана, два глаза – две щёлочки из бредового в  человеческий мир, дракон дунул, и это были явно слова воробьёнышу. предписанный судьбою момент, туманно - полыхающая пасть.

2. Мир бредовый: Петербург горел и бредил, невидимые за туманной занавесью, поскрипывая, пошаркивая, на цыпочках бредут вон жёлтые и красные колонны, шпили и соседние решётки, горячечное, ледяное солнце, бредовый, туманный мир, слова, как белые круглые дымки, неслись вон из земного мира, несясь в неизвестное, картуз проглотил бы голову дракона, на оттопыренных ушах картуз засел, соскочивший, несущийся мир, пустые сапоги, пустая шинель присела, скрежетал и несся вон из мира трамвай.

В произведении «Дракон» также основным изобразительно-выразительным средством является

метафора. Лейтмотив – трамвай, летящий в никуда,- точно передает ощущения автора о происходящем.

Список используемых источников:

1. Замятин Е.И. «Пещера», «Дракон»//«Избранное». М., –  ПРАВДА, 1989.

2. Замятин Е.И. О синтетизме// Избранные произведения. В 2 т. – М., 1990.  

     Т.2.

3. Краткая Литературная Энциклопедия  М., – Советская Энциклопедия, –

    1962. т.1

4. Михайлов О. / вступ. статья «Гроссмейстер Литературы»// Сб.: «Е.И. Замятин». –  изд-во Правда, –  М,1989.

5. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. – М., 1977. – С. 150-

   166.  

6. Роготнев И. «Петербург Замятина»/ И. Роготнев// Культура. -  2001

7. Автобиографические сведения сб. В. Лидина "Писатели", М., 1926

8. Фриче В., Заметки о современной литературе, М., 1928 ("Нечестивые

  рассказы")

9. Шмид Вольф. Орнаментальный текст и мифическое мышление в рассказе Е. Замятина «Наводнение».

10. Иванова И. А. Функция символа в прозе Евгения Замятина.