Работа Козеличкиной Алены стала призером городского конкурса "Выдающиеся Нижегородцы". Она рассказывает о Николае Формозове.
Вложение | Размер |
---|---|
istoriya_uspekhamicrosoft_office_word.docx | 24.91 КБ |
История успеха.
Автор Козеличкина Алена, 10 а
Александр Николаевич Формозов.
Ничем так весомо не заявили о себе нижегородцы в довоенное и послевоенное десятилетия, как выдающимися трудами своих ученых. Нашлись у Ломоносова и Кулибина достойные последователи, не иссякли в отчих пределах таланты. И это не смотря на то, что судьбы многих ученых в советское время складывались драматично, а условия, в которых развивалась наука, редко бывали вполне благоприятны. Но именно наука сохранила у нас тот высокий уровень, что соответствовал мировому, а порой превосходил его. Есть чем гордиться, есть что продолжать. Однако наука – не только достижения, она еще и имена, блистательные и славные:
Белов Н.В. – кристаллограф и геохимик; Волский М.И. – ученый-энциклопедист, а также доктор технических и биологических наук; Суслова Н.П. – первая русская женщина-доктор медицины и др. И этих имен великое множество, и все они навечно запечатлены на скрижалях истории земли нижегородской, всего нашего Отечества.
Листая книги, просматривая энциклопедические статьи, читая биографии великих нижегородцев, я остановилась на фамилии Александра Николаевича Формозова, главы советской экологической школы, прекрасного художника и писателя, а главное – основоположника отечественной экологии. Фамилия этого ученого показалась мне необычной, привлекательной. И действительно, оказалось, что Formosus значит по-латыни стройный, изящный, красивый, прекрасный. Видимо, какой-то предок Александра Николаевича отличался привлекательной наружностью и кончал духовное училище, где при выпуске его и наградили такой фамилией.
А.Н. Формозов родился 1 февраля 1899 года в Нижнем Новгороде, который в это время был уже крупным губернским городом. Отец Александра, Николай Елпидифорович, прививал ему любовь к природе.
В 1909 году Формозов поступил в первую Нижегородскую мужскую гимназию, где он овладел многими языками, полюбил литературу, но все же гимназическая жизнь значила для него куда меньше, чем охотничьи походы.
В 1917 году Александр закончил гимназию и поступил на химическое отделение Варшавского политехнического института. К восемнадцати годам А.Н. Формозов был уже неплохо подготовленным биологом. Он был превосходным наблюдателем, хорошо читал жизнь животных по их следам, он умел очень многое, но самое главное – он любил этих тварей искренне и бескорыстно.
В связи с происходившими в стране событиями Александру пришлось покинуть институт. К концу лета 1918 года три четверти страны находились в руках белогвардейцев и интервентов. Красная армия достигла численности 1,2 миллиона человек. Был мобилизирован в войска и А.Н. Формозов.
Через два года, в 1920 году, он поступил на биофак Нижегородского университета.
Из всей биографии Александра Николаевича для меня особый интерес вызвали его студенческие годы. Мне кажется, это очень интересный и запоминающийся период в жизни каждого человека.
Начинается взрослая, самостоятельная жизнь. Позади детство, школа, а впереди тысячи дорог и одна из них твоя. Нужно только разглядеть её среди других, узнать, ведь от этого будет зависеть твоя дальнейшая жизнь, и смело идти вперед. Каждый человек – творец свой судьбы, и каждый хочет сделать минимум ошибок в своем творчестве под названием жизнь.
После демобилизации из войск Александр продолжал свое обучение в Нижнем Новгороде. Но в октябре 1921 года Биологический факультет был преобразован в медицинский, и поэтому в 1922 году Формозов решил ехать в Москву. Нужно сказать, что это было очень смелое решение, ведь там у него не было ни родных, ни друзей, ни знакомых, ни заработков. Были, зато молодость, здоровье, уверенность в своих силах и возможностях.
И действительно, все устроилось благополучно, прежде всего, со службой. А.Н. Фомозов пришел в Дарвиновский музей, созданный в 1907 году при Высших женских курсах, а в 1922 году как раз превратившийся в самостоятельное учреждение, и предложил свои услуги в качестве художника и таксидермиста. Его взяли в штат, и, более того, директор и основатель музея Александр Федорович Котс (1880-1964) разрешил ему и поселиться там. Год спустя Котс помог напечатать «Шесть дней в лесах». Александр Николаевич числился ассистентом-инструктором по отделу монтировки биологических препаратов и коллекций в выставочных залах и получал 20 рублей в месяц.
В музее, где он работал до 1925 года, до сих пор висят его акварели «Барсук», «Хорь», «Лиса», выставлены сделанные им тушки и чучела. Но главное было, конечно, не в музее, а в университете. Биологический факультет еще не выделился. Существовало естественное (с 1923 года биологическое) отделение физико-математического факультета. Туда и поступил Александр Формозов. Прежде всего он обратился, видимо, к Сергею Ивановичу Огневу. Его книгу «Жизнь леса» он знал с детства, а в дальнейшем переписывался с ним. Огнев был молодым преподавателем, даже еще не доцентом, но считался уже восходящей звездой в зоологии. Формозов, едва приехав в Москву, принес столичному ученому свои дневники, зарисовки, сообщил о своих наблюдениях в Поволжье.
Огнев согласился руководить новым студентом, опекал его и в аспирантуре. Ряд лет отношений их ничем не омрачались. Однако в 30-х годах пути наставника и ученика разошлись. Сергей Иванович был человеком суховатым, методичным. Хотя он проявил себя и как популяризатор, и как полевой зоолог, в зрелые годы он тяготел больше к кабинетной работе с чучелами, тушками и скелетами, сосредоточившись на описании новых видов и подвидов животных, на их классификации. Это направление биологии – систематика, фаунистика – не было чуждо Александру Николаевичу. Он и сам внес определенный вклад в эти дисциплины, но его привлекала иная деятельность – непосредственное общение с природой, расшифровка связей животного мира с растительностью, почвой, ландшафтом. Отход от Огнева и его серьезной, но мертвой науки был неизбежен.
К счастью, в университете Формозов встретился с другим замечательным биологом – профессором Борисом Михайловичем Житковым. До 1930 года он заведовал кафедрой зоологии позвоночных. Это был человек редкого обаяния. По словам Александра Николаевича, он «обладал удивительным даром привлекать сердца всех, кто имел возможность узнать его ближе».
Борис Михайлович принадлежал к числу тех деятелей науки, кто писал сравнительно мало, но зато всем интересовался, все читал. Любая беседа с подобными людьми радует и стоит дороже иных толстых книг.
Охотник, путешественник, знаток Севера России, крупный ученый и прекрасный популяризатор, развивавший, помимо чистой науки, и ее прикладные охотоведческие аспекты, Житков оказался ближе по духу Формозову, чем более молодой Огнев.
Кроме Огнева и Житкова, студенту Формозову доверилось слушать других выдающихся биологов – академиков Михаила Александровича Мензбира и Алексея Николаевича Северцова, профессора Григория Александровича Кожевникова.
Учение в 20-х годах не было обставлено особенными формальностями. Посещать лекции не требовалось. В среду студентов затесалось немало случайных людей, не интересовавшихся ни ботаникой, ни зоологией. Тем теснее сплотился кружок молодежи, решившей целиком посвятить себя науке. В него, кроме Формозова, входили Владимир Георгиевич Гептнер – териолог, в будущем профессор МГУ, Лев Борисович Бёме – орнитолог, ставший профессором в Орджоникидзе, профессор-энтомолог Павел Михайлович Рафес, Вениамин Григорьевич Богоров – океанолог, впоследствии член-корреспондент Академии наук СССР, Николай Владимирович Шибанов – видный герпетолог. Они называли себя «биологами божьей милостью».
Так еще в студенческие годы Александр получил представление о совершено новом для него географическом регионе, не похожем ни на нижегородские леса, ни на донские и нижневолжские степи. В 1923 году он видел сравнительно обжитые места в окрестностях Владикавказа, Муртазова, Коби, охотился на фазанов, лисиц, зайцев, волков, лесных кошек. Поездки в Дагестан были гораздо сложнее. Биологи отправились в высокогорье, в бездорожные, труднодоступные районы, где в 1924-1925 годах еще пошаливали бандиты.
В 1924 году из Гуниба поднимались вверх по реке Каракойсу к аулам Тлерош, Гучоб, а оттуда – почти к линии снегов у аулов Карда и Тлярат.
В 1925 году от станции Билиджи биологи поднялись вверх по Самуру через аул Куруш к отрогам Шахдага.
В итоге поездок были собраны богатые коллекции, частью оставленные в местных музеях, частью привезенные в Москву. Бёме обрабатывал материалы по птицам, Гептнер и Формозов – по млекопитающим. Александр Николаевич нашел новый подвид водяной крысы в Дагестане, написал об осетинской и дагестанской фауне ряд статей.
И все же Кавказ не вошел в число тех районов, где А.Н. Формозов целеустремленно работал год за годом, как в среднерусских лесах или в степях Казахстана.
Побывал в студенческие годы Александр Николаевич и в заповеднике Аскания-Нова (1923), где изучал летучих мышей. Он обследовал новые заповедные территории – острова Чурюк и Джарылаг на Черном море, съездил в Присивашье.
В период обучения в Московском университете Александр почти не выступал в научной печати. Чувствовал, что надо подождать. Только в 1925 году в «Трудах Музея Центрально-промышленной области» вышла его брошюра «Об орешниковой соне Нижегородской губернии». Но именно в эти годы он зарекомендовал себя как писатель-натуралист и художник.
Очевидно, начиная новый этап жизни, Александр Николаевич просил чего-то вроде благословения у кумира своих детских лет – Сетон-Томпсона, которому он послал письмо вскоре после переезда в Москву, 11 декабря 1922 года. И шестидесятитрехлетний писатель и ученый откликнулся на его просьбу, ободрил юного коллегу. Речь шла, вероятно, и о работе в природе вообще, и о научных исследованиях, и о мечте написать книгу о зверях и птицах с собственными иллюстрациями.
С этого и начал Формозов. Первое, что определило стиль книги, это переживания человека, выросшего на лоне природы и оказавшегося в городе, тоска по весне среди морозной зимы! Второе – это бесконечная любовь к природе, к русским лесам и их обитателям, выраженная в тексте и в рисунках.
Третье – наблюдения, сделанные в годы странствий по Нижегородскому Поволжью, иногда чисто научного характера, еще не вошедшие в литературу.
В повести «Шесть дней в лесах» героев два – Севка и Гриша. Черты автора приданы обоим. Считается, что это Формозов и Зорька Шапошников, но они ездили на тягу в Заволжье более чем в двадцатилетнем возрасте, а отправившимся на охоту Севке и Грише – лет двенадцать, максимум пятнадцать. Омоложение героев преследовало одну цель: выбран момент, когда человек особенно восприимчив ко всем впечатлениям от общения с окружающим миром, острее всего реагирует на то новое, неожиданное, прекрасное, что встречается на его пути.
В повести «Шесть дней в лесах» 84 рисунка пером, но портретов мальчиков нет, есть только обобщенные фигуры охотников. Людей Александр Николаевич рисовал редко, для себя, а в печать такие рисунки не давал, стесняясь своей неумелости в этой области.
Книга написана очень просто, хорошим русским языком. Местами чувствуется некоторая наивность начинающего автора, но в этом заключено и определенное очарование.
Повесть посвящена «первому учителю в охотничьих скитаниях по лесам и болотам, дорогому отцу и лучшему другу Н.Е.Формозову». Николай Елпидифорович был этим очень тронут.
Вышла книга в Ленинграде, в издательстве «Синяя птица», тиражом 4 тыс. экземпляров, с предисловием А.Ф.Котса.
Книга имела успех. Появилось пять положительных рецензий, в том числе известного охотоведа С.А.Бутурлина. Александр Николаевич много лет поддерживал с ним добрые отношения.
Второе издание получило восемь положительных рецензий.
Успех книги не только у любителей природы, но у более широких кругов читателей понятен. Страна возрождалась после тягот гражданской войны и разрухи. И так важно было напомнить людям, что есть на свете весна, лес, птицы.
Итак, к 1925 году положение Формозова упрочилось. Москва была «завоевана». Недавнего провинциала уже знали в столице и как художника, и как писателя, и как подающего надежды биолога.
После окончания университета он был оставлен в аспирантуре Научно-исследовательского института зоологии МГУ.
Годы учения остались позади. Но трудностей было еще много.
В 1925 году Формозов отправляется в экспедиции в Монголию, Дальний Восток. С 1930 года он преподает на биофаке МГУ. В 1935 году ему присваивается степень доктора биологических наук.
А.Н.Формозов – один из активных деятелей Всероссийского общества охраны природы. В 1935 году при ВООП создается орнитологическая секция, ученого избирают заместителем председателя секции. Позже Александр Николаевич организовывает юношескую секцию. Он обладал особым педагогическим талантом, недаром среди его воспитанников немало активных деятелей охраны природы – А.А.Насимович, Ю.А.Исаков, К.Н.Благосклонов, Ю.Н.Куражковский.
Необыкновенно много сделал А.Н.Формозов для заповедного дела. При его поддержке был создан заповедник «Семь островов». Первые его выступления относятся еще к январю 1933 года на Первом Всесоюзном съезде по охране природы в СССР. С этого же времени Формозов становится членом Комитета по заповедникам при ВЦИК. В 1955 году – членом Комиссии по заповедникам (затем – по охране природы) АН СССР. Именно по его предложению в советских заповедниках впервые стала вестись летопись природы. Формозов – один из авторов перспективного плана географической сети заповедников СССР, разработанного в конце 50-х годов, один из активных участников первых природоохранных совещаний в «хрущевскую оттепель» - при МОИП в 1954 и 1958 гг.
Его бескомпромиссная позиция по защите заповедников в 1950-1951 годах – пример для потомков. 29 июля 1950 года ученый отправил письмо в АН СССР с просьбой защитить заповедники. Но главный погромщик заповедников, министр Минконтроля СССР Меркулов уже готовил проект погромного правительственного постановления. Узнав об этом, группа ученых, в их числе и А.Н.Формозов, 28 декабря 1950 года побывала на приеме у Меркулова. Однако деятели охраны природы не добились своего, и в августе 1951 года Сталин закрыл 88 заповедников.
В начале60-х годов, с подачи Хрущева, началось натравливание журналистов на ученых-биологов. Многие газеты, журналы, «Фитиль» Михалкова стали печатать статьи, создавать сюжеты против работников заповедников, биологов. На совещании в Минсельхозе СССР 14 февраля 1968 года, остановившись на романе писателя Рекемчука «Скудный материк», опубликованного в 1 номере журнала «Москва» за 1968 год, Формозов говорил: «Это грубейшая клевета на сотрудников заповедника. И это повторяется не только в нашей печати, но и в телевидении – гнуснейший спектакль телевидения производства Сергея Михалкова. А ведь там героические люди работают!
Работают, часто рискуя жизнью. Сколько их утонуло, сколько погибло! А такие писатели просто портят все дело, они натравливают народ на ученых». К счастью все закончилось благополучно.
Александр Николаевич – один из немногих, кто не подчинился лысенковщине. В 1947 году, вместе с тремя другими биологами, в «Литературной газете» он поместил статью «Наши возражения Т.Д.Лысенко». 4 ноября 1947 года А.Н.Формозов открыто критиковал взгляды Лысенко на конференции по внутривидовой борьбе, проходившей в МГУ.
Не раз по этой же теме он выступал на заседаниях МОИП и в «Бюллетене МОИП». Именно поэтому в 1948 году, во время расправы над противниками Лысенко, А.Н.Формозову пришлось покинуть МГУ. И вся его научная деятельность сосредоточилась в Институте географии АН СССР.
Александр Николаевич принимал участие и в борьбе за Байкал. Среди 200 работ ученого большая часть посвящена охране природы. Заслуги его в возрождении природоохранного движения в «хрущевскую оттепель» несомненны.
22 декабря Александр Николаевич Формозов скончался в Москве. Он был похоронен на Новодевичьем кладбище.
Жаль, что об этом удивительном человеке у нас в городе мало кто знает. А ведь много таких людей, которые навсегда останутся в истории Нижнего Новгорода, в истории России. Но не все талантливые и выдающиеся ученые, писатели, музыканты настолько известны. Мы гордимся Максимом Горьким, И.П.Кулибиным, Аркадием Гайдаром. А остальные? Почему современное общество перестало интересоваться своей историей? Ведь это наше культурное наследие, наша гордость! Я считаю, каждый уважающий себя человек должен знать историю своего родного края, своих выдающихся земляков. Это не только интересно, это развивает, учит и воспитывает. Да, именно воспитывает!
«Запас» памятников культуры, «запас» культурной среды в наше время крайне ограничен, и он истощается с прогрессирующей скоростью. Среди людей все меньше тех, кто действительно интересуется культурой Нижнего Новгорода. Я думаю, все дело в том, что в последнее время в людях совсем не воспитывается патриотизм, что губительно для общества.
Любовь к родному краю, к родной культуре, к науке, чувство гордости за свой прекрасный город, за выдающихся земляков – вот чего не хватает современному обществу.
Я думаю, нам, всем жителям Нижнего Новгорода, нужно приложить массу усилий, чтобы сохранить культурное наследие. Для этого необходимо читать, изучать, узнавать, нужно собирать информацию, создавать выставки, экспозиции, открывать музеи и рассказывать окружающим нас людям о том, что мы знаем. Вот только тогда история поможет нам открыть в своей душе эти важнейшие человеческие качества: любовь, уважение, знание.
Академик Д.С.Лихачев сказал: «Память активна…». И это так. Нельзя идти вперед, не зная своего прошлого. Нельзя строить будущее, не сохраняя историю. Я очень надеюсь, что общество сохранит память о людях, прославивших нашу страну, наш народ, наш город.
Библиография.
1. А.А.Формозов «Александр Николаевич Формозов»; Издательство «Наука», г. Москва, 1980 год.
2. А.Н.Формозов «Спутник следопыта»;
Издательство «КомКнига», г. Москва, 2006 год.
Рисуем белые грибы пастелью
Кто должен измениться?
Пока бьют часы
Карандаши в пакете
Упрямый зяблик