Городской конкурс "Наш Чехов"

Муниципальное общеобразовательное учреждение средняя общеобразовательная школа № 38

«Наш Чехов»

Секция: Чехов и Таганрог

Номинация: эссе 

«После Москвы я больше всего люблю Таганрог...»

Осовский Вадим Валерьевич;

16 лет;

10 класс;

Муниципальное

 общеобразовательное

учреждение  средняя

общеобразовательная

 школа № 38.

Осовская Татьяна Викторовна;

учитель русского языка

и литературы;

Таганрог 2011г.

Степь придонская, бескрайняя, как небо.

Терпкий запах пота, пашни, хлеба,

Ветер-баламут гуляет вольно,

Гладит ковылей серебряные волны,

Дерзко рвется на просторы моря,

Треплет одинокий парус гордый

И летит озорничать во дворики,

Переулки маленького города…

 Таганрог.  Расположенный на самой границе придонской степи, у берега Азовского моря, он зимой безжалостно продувается пронзительными северными и восточными ветрами, пробирающими до костей. Летом те же степные ветра гонят пыль, которая срывает шляпы, забирается в каждую щель, забивает поры, сушит дыхание. И все-таки море и степь - две величественные свободные стихии - позволяют разыграться воображению, смотря вдаль и оглядываясь назад, мечтая о будущем, но не забывая о прошлом!...

Таганрог.  Сегодня это провинциальный городок, отнюдь не лишенный очарования и прелести. Таким он был и в девятнадцатом веке, когда здесь  29 января 1860 года  в небольшом, утопающем в зелени одноэтажном домике на Полицейской улице у купца 3-й гильдии Павла Егоровича Чехова и его милой, ласковой и отзывчивой  жены  Евгении Яковлевны  родился третий ребенок -  сын Антоша.

…Переулки маленького города:

Длинные высокие заборы,

Окна ставнями закрыты плотно,

На воротах крепкие запоры.

Дворик небольшой. В саду беседка.

Домик. Здесь увидел свет Антоша Чехов.

Море. Бухта: там ловил бычков с друзьями.

Тишина тенистых улиц, запах родины пьянящий.

     Раннее детство в большой семье Чеховых, вероятно, было для Антона  самым радостным и беззаботным временем. Ведь когда он учился, уже жаловался, что детство у него отняли. Но младенчества никто отнять не мог и не хотел. И, хотя отец был строг, грозил, что на улице гулять нельзя, дескать, сапоги истопчите, а с дворовыми детишками общаться тоже нельзя, мало ли чему они научить могут, Антоша со старшими братьями Сашей и Колей и младшим Ванечкой всегда находили, чем заняться. У братьев Чеховых была  своя голубятня, они играли в бабки и в мяч, а дома шумно возились, рискуя попасть под отцовские розги. Но мальчишки - всегда мальчишки, и до тех пор, пока они не обучатся грамоте, не начнут читать слезливые книжицы, жалеть им себя не с руки…

…Отцовская лавка – отцовская гордость.

И золотом надпись: «Чай, сахар и кофе».

Табак и селедка, сигары и вакса,

Матросы, монахи, Антон за прилавком,

Вино, разговоры, и смех, и закуска,

И частые крики: «Антон, заткни уши

                               И это не слушай!»

 Лавка Павла Егоровича – это особенный мир. Чем здесь только не торговали!  Чаем, помадой, перочинными ножами, касторовым маслом, фитилями для ламп и самими лампами, лекарственными травами и снадобьями, дорогим прованским маслом и духами "Эсс-Букет", маслинами, мраморной бумагой для оклейки книг, керосином, макаронами и многим другим вперемешку. Время от времени мальчишки-приказчики Гаврюшка или Андрюшка бегали вниз, в винный погреб, когда гостям или завсегдатаям хотелось выпить стаканчик вина или рюмку водки. Часто лавка превращалась в своего рода клуб, здесь собирались выпить и закусить торговцы, хлебные маклеры, матросы, железнодорожные служащие и даже афонские монахи. Городские новости чередовались с рассказами о дальних странах, благочестивые повести с солеными анекдотцами. Антону, в ту пору гимназисту младших классов, обычно в этот момент кричали: «Антоша, заткни уши, тебе это слушать не годится».

Ох, уж эта коммерция! В папашиной лавке Антон Чехов вынужден был проводить по несколько часов в день, следить за торговлей, разыгрывать из себя хозяина. Занятие это он ненавидел. Еще бы, зимой в лавке холодно, летом - нестерпимо жарко. Нужно было постоянно что-то записывать в большую и толстую конторскую книгу.  А так  хотелось поскорее сделать уроки и убежать на улицу играть с ребятишками...

…Церковный хор – мечта и страсть отца,

Но кузнецы-хористы лишь басили.

Кузнечным молотом махать им просто так,

А голосом петь ангельским никак не выходило.

Можно представить себе, как дюжие мужики, кузнецы города Таганрога, в большинстве своем совершенно неграмотные, после тяжелого дня собирались на спевки и с почтением слушали своего регента. Павел Егорович иногда забывался и говорил им: «Это поется в ре-миноре».  А они ему в ответ: «Павел, мы ж нот-то не знаем. Ты нам лучше это, на скрипочке наиграй». И он наигрывал им на скрипочке.

И все бы хорошо, да только силачи-кузнецы пели басом. Разбойника - всегда пожалуйста, а вот ангельских голосов у них не выходило. И Павел Егорович привлек к занятиям хора своих старших сыновей. У ребят же, увы, не оказалось ни таланта отцовского, ни пристрастия. И богоугодное дело обернулось сущим адом. Особенно туго приходилось бедному Антоше с не развившейся еще грудью, плоховатым слухом и жиденьким голоском. Немало было пролито им слез на спевках, которые, помимо прочего, отнимали  столько детского здорового сна, так как в большинстве своем были поздними, ночными.

       Репетиции хора утомляли и не приносили никакой радости.  А ведь приходилось еще успевать делать уроки, тем более задавали на дом полтора столетия тому назад не в пример, как сейчас:  очень - очень  много.

Лавка, хор и …

Зубрежка латинских глаголов,

Непонятный ряд греческих падежей…

И попытки в театр  пробираться тайком на галерку,

И рассказы в журнале, и прозвище Чехонте…

   Всего лишь гимназист - пятиклассник! А уже нужно быть самостоятельным (увы, отцу пришлось, спасаясь от кредиторов, в полном смысле слова бежать в Москву). Остаться одному, без семьи,  пусть даже в родном Таганроге, самому зарабатывать себе на хлеб, не забывая при этом учиться (еще целых три года до окончания гимназии! ).   Но… Антон воспринимает это как избавление, он счастлив. Свобода! От строгой родительской опеки, от пения в отцовском хоре, от нудной и утомительной работы в лавке.  Свобода!  Можно подолгу гулять  по родному городу и  его окрестностям. Весной,  летом, ранней осенью  целыми днями можно  пропадать на море, ездить к Кравцовым на хутор, учиться там стрелять из ружья, объезжать степных жеребцов, с двумя своими большими черными собаками ходить на охоту и на рыбалку…  

  Не теряет времени даром Антон  и в гимназии: издает с товарищами юмористический журнал, придумывает подписи к карикатурам на преподавателей, пишет первые рассказы. И драму под названием «Безотцовщина» тоже сочиняет, будучи еще гимназистом. Даже думает предложить ее любимому своему таганрогскому театру, где давно уж стал завсегдатаем. Но таких простых путей к славе не существует...

…Вот и осень. Опадают листья

С пышных кленов в парке городском.

 Вечерами здесь еще гремит оркестр,

Но придет зима –  и станет городским катком…

Кончена учеба, и в последний

Раз по улицам  позволь пройти,

Таганрог, благодарю за детство

И прощай! С Москвой ждет встреча  впереди …

… И все-таки

Москва не смогла совсем забрать у нас, таганрожцев, Антона Павловича Чехова! Потому что именно с Таганрогом связаны самые яркие ( детские!)  впечатления и наблюдения писателя. Потому что именно в Таганроге по тенистым улицам, наполненным невероятно уникальными,  пьянящими запахами  и звуками южного портового городка,  он бегал в гимназию, тайком от гимназического начальства пробирался в  театр, спешил в городскую библиотеку, чтобы в тишине, склоняясь над книгой, перенестись в прекрасный мир героев «Тысяча и одной ночи», «Дон Кихота»…   Почти в каждом произведении Антона Павловича мы можем «найти» Таганрог,  ведь не зря же он сам признавался: «Таганрога я не миную…»  и  «После Москвы я больше всего люблю Таганрог...»

     …Вот он глядит на нас, чуть прищурившись, со своего хрестоматийного портрета. Кажется мягким, интеллигентным, вежливым, чутким. Таким он и был, наш милый, добрый, до конца так и не понятный, вечно ускользающий Чехов.

Вежливый доктор в старинном пенсне и с бородкой.

Вежливый доктор с улыбкой застенчиво-кроткой,

Чуткий  мой доктор, нижайший поклон Вам земной,

Тело и души людей вы лечили своей добротой.

Милый, милый  доктор Чехов, я вам в ноги поклонюсь

За Егорушку, за Варьку, за Мисюсь!