Конкурс историко-исследовательских работ, посвящённый 70-летию освобождения Смоленщины «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины»

                                             Анкета автора

1 . Фамилия, имя, отчество.

Курбатская Лилия Игоревна.

2 . Дата рождения.

24 марта 1999 г.

3 . Место учёбы, класс.

Муниципальное бюджетное образовательное учреждение « Астапковическая средняя ( полная ) общеобразовательная школа» д.Астапковичи Рославльского района Смоленской области, 7 класс .

4 . Домашний адрес.

216521         Смоленская область

Рославльский район

д. Астапковичи

5 . Участие в работе кружков, общественных объединений и т.д.

Член исторического кружка, литературной гостиной на базе школы.

6 . Научные, исторические, литературные интересы.

Пробую писать стихи, немного рисую.  Интересуюсь историей и литературой родного края, люблю читать художественную литературу. В 2011 и 2012 г. принимала участие в конкурсах, посвящённых 1150-летию первого летописного и датированного упоминания о Смоленске: в 2011 г. награждена Дипломом второй степени, в 2012 г. получила Благодарственное письмо за участие в третьем этапе областного краеведческого историко-литературного конкурса, посвященного 1150-летию первого датированного упоминания Смоленска.

В 2011 г. заняла 3 место в муниципальном конкурсе литературно-художественного творчества «Душа по капле собирает свет» в номинации «Лишь слову жизнь дана…».

В 2012 г. в этом же конкурсе заняла 1 место, награждена Дипломом 1-й степени.

Постоянно участвую во Всероссийских конкурсах «Русский медвежонок». «Кенгуру»,«Британский бульдог», «Человек и природа» и др.

Муниципальное бюджетное образовательное учреждение «Астапковичская средняя (полная) общеобразовательная школа»

  Рославльского района Смоленской области

  Конкурс историко-исследовательских работ,

      посвящённый 70-летию освобождения Смоленщины

          «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины»

                              Название работы:

     «Незабываемые страницы Великой       Отечественной….»

                                             Рассказ

                                                           Автор: Курбатская Лилия Игоревна

                                           МБОУ Астапковичская средняя школа, 7 класс

                                                      Руководитель: Петухова Нина Петровна,

                                                           учитель русского языка и литературы  

                            МБОУ Астапковичская средняя школа

                                             Смоленская область

                                               2013 год

                                                                                Посвящается свидетелю

                                                                                    грозных военных лет

                                                                              Ловейкиной (Автуховой)

                                                                              Антонине Павловне…

Юркий солнечный зайчик скользнул по краю выщербленного деревянного стола, пробежал по золотым брёвнам избы, метнулся к кровати и защекотал ресницы Танюшки. Девочка открыла глаза, сладко потянулась, легко спрыгнула на плетёный половичок.

     - Ба, - крикнула она. – Ты не забыла, что обещала пойти со мной за земляникой?

     - Не забыла, внученька! Иди завтракать скорее.

     Ласковый певучий говорок бабушки поднял Танюшке настроение, и она, радостно подпрыгивая, понеслась в кухню. Уплетая за обе щёки тонкие кружевные блинчики, щедро смазанные сметаной, девочка заранее предвкушала удовольствие от предстоящего похода в лес.

     В документе, который хранила мать на дне старого сундука, она звалась почему-то холодным и торжественным именем Антонина,  но домашние её звали немного иначе, тепло и ласково: Танечка,  Татьянка, Танюшка. В семье она была младшей, и, наверно, её поэтому обожали старшие братья, мать и отец, но больше всех - бабушка Анастасия. Та в ней души не чаяла. То пряник прибережёт для неё, то конфету и в придачу скажет: « Это тебе лисичка прислала». Озорная Татьянка иногда совершала безрассудные поступки, но бабушка прощала своей любимице всё.

     После завтрака бабушка и внучка отправились в лес. Солнце уже поднялось высоко, и в лесных уголках было светло и празднично. Пройдя с полкилометра, обе «путешественницы» наткнулись на большую поляну, сплошь усыпанную красными ягодами земляники. «Ура, ягодки! » - крикнула девочка.

     Не спеша наполнив берестяные кузовки ароматной, душистой ягодой, Танюшка с бабушкой присели отдохнуть в тени зелёной раскидистой берёзы. Русская красавица ласково лопотала о чём-то своими листочками, тёплый ветерок обдувал разгорячённые лица. И бабушка, и внучка не заметили, как их сморил сон. Проснулись обе от звуков далёких раскатов грома. Бабушка удивлённо посмотрела на небо: «Давай, внученька, поторопимся. Вроде и небо чистое, а где-то гремит. Наверно, гроза надвигается».

     Выйдя на просёлочную дорогу, обе заторопились домой. А впереди всё

                                                          -1-

погрохатывало. Непонятные звуки то ширились, росли, то падали. Небо было чистое, с кудрявыми барашками облаков. Ничто не предвещало непогоды. Тревога камнем лежала на сердце.

     После обеда прискакал  нарочный из Астапковичского сельского совета, собрал народ и объявил: «Сегодня, в 4 часа утра, фашистская Германия объявила войну Советскому Союзу. Мужчины, будьте готовы к мобилизации. » Заплакали, запричитали женщины, эхом вторым им дети. Танюшка, испуганно вцепившись в подол бабушки, спросила: «Бабушка, а что такое война?»  Присев на корточки,  и гладя внучку по светлой головке, та горестно вздохнула: « Скоро увидишь сама, милая…» И слёзы вновь потекли ручьями из её выцветших голубых глаз. Ничего не поняла Танюшка из слов бабушки, но сердцем почувствовала: «Война – это что-то страшное…»

     Потекли томительные дни. Похожие друг на друга. Как близнецы. Радио в деревне не было. Как обстоят дела на фронте никто не знал. Все пытались только догадываться. 30 июня 1941 года ушёл защищать Родину Павел Стефанович Автухов, отец Танюшки. «Берегите себя, мои родные, - сказал он на прощание семье, - обо мне не тужите. Я иду защищать самое дорогое, что у меня есть: Родину и свою семью».

     Следом за ним ушли из Фёдоровского мужчины, которые смогли держать в руках оружие. В деревне остались только женщины, дети и старики.

     19-летний Яков, старший брат Танюшки, прощаясь, крепко обнял, поцеловал сестрёнку и сказал: «Не грусти, егоза! Разобьём врага, и я скоро вернусь». Девочка долго бежала за братом, аж до самой околицы. Когда Яша скрылся из глаз, села в пыльную придорожную траву и горько-горько зарыдала. Какое-то шестое чувство внутренне подсказывало ей, что Якова она видела в последний раз.

     Следом за Яковом, в начале июля 1941 года, ушёл на войну и средний брат Танюшки, Пётр – голубоглазый, русоволосый, крепыш, всегда сиявший безупречной белозубой улыбкой. Матери, бабушке, Николаю и Танюшке он тоже пообещал скоро вернуться с победой. «Воевать буду за вас, за Родину, за Сталина», - сказал на прощание семье Пётр. Защитником семьи стал пятнадцатилетний Николай, младший брат Танюшки.

     В тревожном ожидании прошёл июль. В августе 1941-ого по пыльным дорогам в сторону Рославля потянулись нестройные колонны измученных красноармейцев: форма не похожа на форму, запылённая, с рваными обгоревшими обшлагами; лица солдат чёрные от копоти, страшные от затаённой душевной боли.

                                                           -2-

     Мать Танюшки, Федосья Гавриловна, вынесла им молочка: « Попейте, родимые, с устатку. Куда путь держите?» Солдат, державший в руках кринку с холодным (из погреба) молоком, мотнув головой и показав рукой на Москву, как-то неопределённо ответил:  «Туда… Но мы ещё вернёмся, мать…» В деревне солдаты задержались недолго. Увидев, что Гавриловна с сыном начала рыть окоп, помогли завершить работу: углубили окоп, придав ему форму буквы Т, положили сверху плотный ряд брёвен, одно к одному. Свои действия они объяснили так: «Это на случай, если танки пойдут. Брёвна они не проломают…»

    Ещё горше стало на душе у фёдоровчан, когда скрылась из глаз колонна отступавших. Казалось, вместе с ними исчезла за поворотом надежда на скорый конец войны. Люди почувствовали себя брошенными, осиротевшими. Не скакала козочкой быстроногая Танюшка, печать скорби легла на лица взрослых. Пятнадцатилетний Николай, чтобы невзначай не попасться на глаза врагам, с утра до вечера пропадал в заросшей балке, которая проходила за деревней. В самый жаркий и солнечный день в балке было сумрачно и прохладно, и не каждый деревенский парнишка рискнул бы туда спуститься. Немцев сельчане пока не видели. Но в последнее время часто проходили через деревню одиночки из окруженцев. Патроны у них давно закончились, а бесполезные винтовки они где-то прятали. Все понимали, что окруженцев нужно переодеть, чтобы немцы не расстреляли их. Мать Танюшки, добрая Гавриловна, собрала кое-какую мужскую одежонку, оставшуюся от мужа и сыновей, ушедших на фронт. Солдатики переоделись, взяли в руки грабли, вилы, которые принесли им женщины. Теперь бритоголовые мальчишки смахивали на местных жителей, идущих на покос. Федосья долго смотрела им вслед и молила Господа, чтобы солдатики вышли на своих. Что сталось с ними потом, ни Танюшка, ни её родные так и не узнали.

     С первых дней войны всем стало понятно, что немцы попытаются сломить моральный дух русских людей. Фёдоровчане тоже убедились в этом. В конце июня заревом занялось небо над Рославлем. Танюшка с матерью видели, как несколько часов подряд десятки вражеских самолётов сбрасывали зажигательные бомбы на Рославль. Объятый пламенем город в ночи был похож на огромный костёр. Досталось и Фёдоровскому. Залётный фриц (так звали немцев в народе) на бреющем полёте пронёсся над деревней и расстрелял трассирующими пулями всех и вся. Загорелись избы и сараи на пригорке, сполна досталось и тем, что стояли в центре деревни. Самолёт улетел, а люди бросились спасать избы. Удалось это немногим.

   В конце августа « гости » пожаловали и в Фёдоровское. Застрекотали на улицах деревни мотоциклы. Разухабистые пьяные немцы играли на губных

                                                         -3-

гармошках. Враги установили новый порядок – « Ordnung» . В городе была создана городская управа во главе с бургомистром. Сельский совет стал называться волостью. Старостой в деревне немцы назначили Григория Дворникова, а его помощником – юркого щуплого мужичонку по имени Емельян. Они обязаны были следить, чтобы все сельчане отбывали трудовую повинность, составляли списки молодёжи, смотрели за порядком в деревне, а также должны были незамедлительно извещать немецкие власти о появлении в деревне чужих. Фёдоровчане и раньше не жаловали этих людей (видно, уважать их было не за что), а теперь война расставила всё по своим местам: оказывается, этих двоих нужно было и опасаться. В Танюшкин двор как-то забрёл вихрастый мальчишка-солдат  из тех, кто прятался от немцев и к своим не смог прибиться. На ту пору немцев в деревне не было. Солдатик два дня пролежал в кустах, голод перебивал зелёными недозрелыми яблоками (в деревне называли их «зелепухи»), стеблями ржи. У парня сильно разболелся живот, и он пришёл просить помощи в деревню. Попал он в избу Гавриловны. Увидя солдатика в пыльной затрёпанной гимнастёрке, скорчившего от боли, с зелёным лицом, женщина быстро набросила дверной крючок, чтобы никто чужой не вошёл. Не успела Федосья помочь бедолаге, как раздался сильный удар в дверь, брань, потом ещё удар… Дверь слетела с петель, и изумлённая и испуганная хозяйка увидела на пороге старосту Григория.  Тот, подскочив к солдату, дёрнул его изо всех сил за рукав и приказал немедленно убираться. Солдат понял, что невольно подставил хозяйку, взял краюшку хлеба, которую второпях сунула ему Гавриловна и поторопился уйти. Танюшка, сидевшая на печи, услышала, как парень на прощанье сказал: « Жив буду – вернусь и отблагодарю тебя, добрая душа, а предателя вашего уничтожу».

     А тем временем немцы чувствовали себя как дома.  Захватчики установили жестокий оккупационный режим. Хозяева изб ютились в землянках, зато фашисты вольготно расположились в чужих  домах. Со смехом носились по дворам за очумелыми курами, крича во всю глотку: «Матка, матка, яйки, млеко!» Потом на краю деревни раздался визг недобитой свиньи, которую тащили на огонь. «Арийцам» требовалось калорийное питание. И они об этом частенько  «напоминали» жителям деревни Фёдоровское. Лошадей своих фрицы ставили в деревенские сараи. А ребятишек заставляли чистить сбрую, сапоги. Как-то молодой немец сунул Танюшке в руки уздечку и велел вычистить её. Тыча пальцем в железо и впившись взглядом в лицо девчушки, он несколько раз повторил: « Песком, песком…» Испуганная Танюшка  не сразу поняла, чего хочет от неё фашист. Прибежав к ручью, она быстро прополоскала уздечку и вернула её хозяину. Он повертел уздечку в руках и презрительно сказал: «Du bist russishe schwain! Sehr schlecht!» Девочка, поняв, что немец страшно недоволен, попятилась от него и, стремглав, бросилась бежать в балку. Там и просидела она до позднего вечера и только тогда вернулась в землянку.

                                                          -4-

   Дни тянулись медленно, тоскливо. Привыкать к немецкому порядку не хотелось, но выбора у сельчан не было. За неповиновение грозило наказание плетьми. Встречаясь у колодца, женщины шепотком обменивались новостями. Самым главным был вопрос: « Когда же придут наши?» Вопрос был наболевший.

  В сентябре 1941-го года к деревне прибились солдаты, попавшие в окружение. Среди них были и офицеры. Как на грех, со стороны Варшавского шоссе появились на мотоциклах немцы. Один из наших офицеров попытался скрыться в одном из деревенских дворов, но фашисты буквально выволокли его оттуда и на глазах у стайки ребятишек расстреляли. Обезумев от страха, ребятишки с визгом бросились врассыпную от места казни. Танюшка после этого случая долго не могла войти в колею: тряслась от страха и днём, и ночью, плакала и вскрикивала по ночам, просыпалась в холодном поту. Бабушка, ласково поглаживая внучку по голове, приговаривала: « Спи, родная! Всё хорошо, мы рядом.» Порой девочка задумывалась и не слышала, как мать зовёт её. Гавриловна видела, что после увиденной тяжёлой сцены расстрела, дочка очень рано повзрослела. Начисто исчезла детская беззаботность и весёлость. Мать часто ловила себя на себе серьёзный взгляд Танюшки. « Мам, как ты думаешь, война скоро кончится? Когда проклятых фашистов разобьют?»  « Потерпи, дочушка, всем сейчас тяжело. Скоро наши разобьют фрицев. Папка с братьями вернутся, и мы будем спать спокойно, работать в колхозе, как и раньше. Наш народ не сломать. Мы, русские, никогда не сдавались врагу. » Ничего не сказала матери в ответ Танюшка, только тяжело, по-взрослому, вздохнула.

     Немцы, как карты в колоде, тасовались: уезжали одни, приезжали другие. Понятно было, что близко Москва и что враги сделали из Смоленской земли своеобразный плацдарм для наступления на столицу. Ненавистная лающая речь чужаков не давала покоя людям. Русских женщин и детей немцы презирали и абсолютно не стеснялись. Как-то Танюшка прибежала домой и, похохатывая, сказала бабушке: « Ба, посмотри на этого чудика!» Бабушка, повернув голову в ту сторону, что указывала внучка, плюнула и перекрестилась: « Тьфу, нехристь!» Ленивый немец, перекинув через отхожую яму дощечку, присел на неё, чтобы справить нужду. Его ничуть не смущало то, что его «достопримечательности» просматриваются со всех четырёх сторон горизонта, что рядом женщины и дети.  «Ты не смотри на него, дочушка,- сказала подошедшая мать.- Они нас, русских людей, свиньями зовут, а свиньи-то сами. Разве культурный человек себе это позволит? Ты, дочка, главное - уважай себя и гони прочь всякие сомнения.»

   В ноябре 1941-го года Танюшка, бегавшая с ребятами на улице, видела, как немцы вели колонну русских пленных, измождённых, измученных. Солдаты были в полном обмундировании, с винтовками.  По-видимому, без патронов.

                                                             -5-

Пьяные конвоиры выхватывали у пленных оружие, с размаху разбивали винтовки о землю, а обломки бросали в колодец. Подгоняемые прикладами автоматов, палками, усталые люди брели по пыльной дороге, к Варшавке, которая вела на город Рославль.

  Потом в деревне прошёл слух, что в Рославле немцы организовали концентрационный лагерь для военнопленных, куда сгоняли всех, кого сумели захватить. Территория лагеря была огорожена колючей проволокой, на вышке дежурил фашист с автоматом. Пленные жили в бараках, спали на мокрой прошлогодней соломе. Кормили их один раз в день баландой из подгнившей свеклы.

  Мать Танюшки, Гавриловна, иногда с разрешения волости, пешком ходила в Рославль, чтобы обменять картошку ( которой и у самих было немного) на горстку соли. Двенадцать километров несла она на себе тяжёлую котомку. Тяжело было. Но мать шла ради детей: без соли те начинали пухнуть. Перед походом в город Федосья варила картошку в мундирах, чтобы хоть несколько картофелин бросить пленным через «колючку». Конвоиры гнали её, угрожали прикладами автоматов. Но женщина ухитрялась просунуть через колючее ограждение картошку. Глядя на измождённые лица страдальцев-пленников, Федосья, сжав кулаки, проклинала захватчиков.

  В начале 42-го немцы стали собирать молодёжь, чтобы отправить в Германию, на работы. Бедные матери любым путём старались уберечь своих детей. Танюшкина тётя Зинаида мазала своим 17-летним дочерям лица сажей, надевала на них ветхое тряпьё и приказывала ходить, сутулясь, чтобы немцы подумали, что это старушки. 15-летний брат Танюшки, Коля, прятался днями в овраге.

  Люди давно изучил повадки врага. Если машина с немцами остановилась за околицей, все знали: немцы приехали ловить пасущийся в поле скот (жалкие остатки того, что раньше было в деревне). А если немцы подъезжали к дому старосты. Молодёжь знала, что нужно срочно прятаться, уходить в лес, чтобы не пополнить  число угнанных в Германию,  в рабство. Не понаслышке знали люди о судьбах, что уготовали немцы молодым: из соседней деревни увезли двух семнадцатилетних девчонок, среди которых была 19-летняя Татьяна Гончарова, ранее жившая в Фёдоровском. Чуть не забрали и мать Танюшки, хотя её давно было за сорок. Спас счастливый случай. Гавриловна пошла в Рославль без пропуска, который выдавался в волости ( в бывшем сельском совете). Два немца потащили её к шеренге девушек и женщин, приготовленных к отправке на восток. Рядом с Федосьей встала женщина с двумя девочками-подростками. Пришёл старшой с повязкой на рукаве, залопотал что-то по-немецки, потом схватил Гавриловну, мать девчонок и вытолкал их из строя. Следом вытолкнул девчонок. Он подумал, что одна из девочек - дочь Федосьи. Ошеломлённые женщины, не веря своему счастью,

                                                            -6-

схватили девчонок за руки и быстро побежали от сборного пункта. Долго потом Федосья благодарила Бога и женщину с дочерьми, попавшуюся ей на пути.

  Как-то промозглой сырой осенью староста велел трудоспособному населению собраться в его дворе и зачитал приказ немецкого командования, в котором пунктом № 1была установка защиты на шоссейных дорогах. Для этого нужно было молодые деревья рубить на части и укреплять ими шоссейную обочину.

  Кряхтя и охая, бабка Анастасия собрала топоры, которые были в хозяйстве, и выдала их внуку Николаю и дочери Федосье. Семья отправилась отбывать немецкую трудовую повинность. Не отстала от своих и Танюшка. До шоссе было километра два. Пока дошли, Бабушка и Татьянка немного устали и присели отдохнуть у обочины. Отдышаться им не дал немецкий окрик: « Schneller! Schneller! »  Делать нечего – все встали и пошли в лес. Николай по очереди с матерью рубил деревья. Бабушка Анастасия тащила по два деревца к шоссе: туда и обратно, туда и обратно. Танюшка не удержалась: «Ба, ты похожа на лошадку в оглоблях, на нашу Зорьку! Ты помнишь её?» Как не помнить было бабушке Зорьку, которую увели фашисты. Слёзы навернулись на её глазах, но она, смахнув их, сурово сказала внучке: « Мели, Емеля… Давай бабушке помогай!» Работали до темноты несколько дней. К концу недели спины разогнуть не могли, зато обочины дороги ощетинились по обеим сторонам колышками. На время немцы оставили в покое сельчан.

  Наступила зима. Землю укрыли глубокие снега. В декабре затрещали морозы, доходили они до 40 градусов. Бывали дни, что носа из землянки нельзя было высунуть. Немцев тоже не было видно. В такие дни Танюшка не знала, чем себя занять. Чертила лучиной на земляном полу незамысловатые узоры, фигурки людей и зверей. Когда мороз спадал, девочка натягивала старую коротенькую шубейку и выходила на улицу. По протоптанной тропинке спускалась к колодцу, затем резво взбегала на горку. Деревня была пустынной:  не слышно было бабьего гомона, мужских размеренных голосов, детского визга и заливистого лая собак. До войны всё было по-другому: жизнь в Фёдоровском кипела ключом, даже зимой, и замирала только глубоким вечером. Бывало, где-то заливисто играла гармошка, а женские голоса громко выводили « Подмосковные вечера», «Катюшу». Девочка тосковала по довоенному времени, по мирным будням, по праздникам, когда собирался народ. Особенно любила она «Маёвки» - так назывался праздник, который отмечали весной, после посевной. Весёлой была «Маёвка» 41-го. На Красной Горке, так назывался лес и одноимённая деревня, расположенная на его окраине, собирались люди из близлежащих деревень. Кто-то шёл пешком, кто-то ехал на лошадях. Завивали венки на молодых берёзках, пели под гармошку песни, отбивали под частушки на выбитой десятками ног

-7-

площадке под густыми кронами деревьев. В буфете продавались пирожки,

конфеты и много всякой всячины, но особенно любила Танюшка «карандаши» - длинные, тонкие, похожие на цветные палочки, конфеты в целлофановой  обёртке. На сей раз мать не поскупилась и купила ей целых двести гамов, потому что получила премию за работу звеньевой в колхозе – целую тысячу рублей. Для девчонки подарок матери был более чем дорогим…

  Очнулась Танюшка от невесёлых дум и заторопилась домой. Увидев грустное лицо дочери, мать спросила:

-Что с тобой, дочушка?

-Ничего, мам, вспомнила, как мы праздники справляли до войны.

-Будет, моя хорошая, ещё на нашей улице будет праздник, только в это верить надо! Верить, ждать и надеяться. Наши нас не оставят. Вот так-то, дочушка!

  Верить, надеяться и ждать… Что ещё оставалось делать горстке женщин, стариков и детей, оставшихся в глубоком тылу врага?!

  Прошло два долгих томительных года. В начале осени 1943 года засвистели над деревней снаряды. Рвались бомбы. В буквальном смысле слова горела земля. Оставшиеся в живых сельчане прятались в глубоком овраге. Когда прекращали летать самолёты, люди возвращались к своим землянкам и окопам. Немцы почуяли, что пахнет жареным и стали ещё больше бесчинствовать. Танюшка с матерью видели, как толстый лысый немец, скрутив жгут из соломы, облил его бензином и поджёг их избу. Мать бросилась вперёд, чтобы затушить возникший пожар, но немец наставил на неё автомат и крикнул по-немецки: « Прочь!» Таким образом немец сжёг баню и сарай Автуховых. Не пощадили враги и других жителей Фёдоровского. Над деревней стояло огненное зарево, всё было видно, как днём, хотя на дворе была ночь. Люди, вороша угли родных пепелищ, скорбно опускали головы. Что наживали годами, берегли как зеницу ока, было уничтожено в короткий срок.

- Проклятые, чтоб вам в аду гореть! Скоро придут наши, и будет не нам, а вам «капут», - сжимая кулаки в бессильной злобе, шептали женщины.

  Остаток ночи сельчане провели в окопах. Им казалось, что только там можно вздремнуть спокойно. На заре забылись тяжёлым сном.

  Наутро услышали русскую речь. Какое это было счастье – увидеть родные лица наших солдат в запыленных краснозвёздных пилотках! Сколько было радости, слёз, объятий! « Родные наши! Как мы вас ждали, каждый день,

-8-

каждый час, каждую минуту! Мы верили, что вы придёте и прогоните иродов с родной земли!» - причитали плачущие от радости женщины, обнимая солдат с медалями на груди. Мальчишки, окружив воинов, закуривших самосад, бойко просили померить пилотки и хвастались друг перед другом, кто выглядит лучше. Не от крепчайшего самосада, а от радости щипало в глазах. А по дороге от Рославля шли и шли колонны советских солдат, двигалась бронетехника. Все были в каком-то радостном  оцепенении: не верилось, что больше нет фашистов на родной земле, что не услышат больше их проклятую речь. Не увидят палки, поднятой над головой. Это день, 25 сентября, запомнили все. День освобождения  родной Смоленской земли.

  После освобождения фёдоровчане с головой окунулись в работу. На исходе был сентябрь, а поля под озимые не вспаханы. И сельчане решили: нужно поднимать колхоз имени Сталина, нужно постараться восстановить всё, что уничтожил враг.

  Фашисты были изгнаны со Смоленской земли, но надолго оставили свой кровавый след в жизни мирного населения.

  В сентябре 1943 года фёдоровчане поднимали зябь. Лошадей не было, пахать пришлось дедовским методом: соху таскали по очереди женщины, подростки, старики. Старалась помочь матери и двенадцатилетняя Танюшка. Вместе с Гавриловной она впрягалась в постромки и тащила соху. На другом краю поля пахали девчонки постарше. Они пробовали пахать самостоятельно. Пот катил градом, заливая глаза, но женщины останавливались редко. Только для того, чтобы отдохнули плечи и руки. За неделю женщины вспахали одну четверть гектара. Это было совсем немного по сравнению с довоенными результатами. Наступил октябрь, но погода радовала. Она как бы старалась возместить душевный ущерб, нанесённый фёдоровчанам. Женщины снова потянули за собой сохи. Вдруг страшной силы удар расколол небо. Танюшка с матерью упали в борозду, в страхе зажали руками оглохшие уши. Когда очнулись, то увидели: на другом краю поля, где тащила соху 15-летняя Гончарова Любочка , курилась огромная воронка…  Не прошла и неделя после этого случая, как снова подорвалась на мине Вера Замоховская. Ей тоже было только пятнадцать. Невидимый враг продолжал убивать мирных людей…

  Тяжело пришлось оставшимся в живых фёдоровчанам,  но они старались:  не досыпали, не доедали, восстанавливали разрушенное войной хозяйство. Люди знали, что война ещё не закончилась, и работали для фронта, для победы. И вот, наконец, она пришла, долгожданная Победа!

  На душе у всех людей было радостно и одновременно горько. Горечь потери близких не давала заживать душевным ранам, но боль со временем

-9-

немного притуплялась. Жизнь брала своё…

  Став взрослой, Танюшка ( теперь уже Антонина Павловна) узнала, что Рославльский район освобождала 49-я армия, которой командовал уроженец Рославля генерал-майор Гришин, впоследствии удостоенный звания Героя Советского Союза.

  Два раза в год ( 9 мая и 25 сентября) седая старушка носит цветы к могиле Неизвестного солдата, которая находится на Вознесенском кладбище города Рославля. Антонина Павловна и её семья свято чтят память павших. Она понимает, что тем, кто не пришёл  с фронтов войны, оставшиеся в живых обязаны жизнью, свободой. Золотом горят выбитые на гранитной плите строки: « Никто не забыт – ничто не забыто», а по морщинистым  щекам Павловны текут…Вспоминается пропавший без вести брат Яков, последнее письмо от которого пришло из белорусского районного годка Полоцка ( местечко Боровуха ). В нём брат писал: «…будьте сильными, мужественными. Потерпите немного, мои родные. Скоро враг будет разбит… Русский народ не потерпит насильников…» Вспоминает женщина тяжёлые дня оккупации, своих односельчан, которые в трудное время сплотились и стали дружной семьёй… По-видимому, взаимопомощь и взаимоподдержка помогли им не только выжить, но поднять из руин некогда гремевший колхоз имени Сталина, не потерять своё лицо перед врагом… Труженицу-мать, отца, который, придя домой из Кёнигсберга в 1946-м, совсем недолго пожил после войны… Брата Петра, которого война превратила в инвалида в 23 года ( был трижды ранен: в руку, в голову, в ногу), но который не падал духом и спешил жить… О войне говорил редко и скупо, хотя был награждён орденом Отечественной войны первой степени. Младшего брата Николая, который тоже недолго пожил после военного лихолетья: сказались тяжёлые оккупации и ранение…

  Шепчет тихонько Павловна: « Спите спокойно, родные, любимые… Вы всё, что могли сделали для Родины, для нас. А я… доживаю ваши годы… и хочу, чтобы были здоровы и счастливы все молодые, чтобы не пришлось им претерпевать тяготы войны, как их прадедам, чтобы всегда был мир на всей Земле!»  Страшные цифры вспоминает женщина из послевоенных газет: «…в Смоленской области за период с 13 июля 1941 года по 10 октября 1943 года фашистами было расстреляно, повешено, сожжено, закопано живыми, отравлено ядами и в душегубках, замучено в застенках СД и гестапо 151319 мирных граждан и 230137 военнопленных. 164630 юношей и девушек фашисты угнали на каторжные работы в Германию» и думает: «Забыть нельзя, простить невозможно…»

-10-

P.S.  В основу рассказа « Незабываемые страницы Великой Отечественной…» легли воспоминания моей прабабушки Ловейкиной ( в девичестве Автуховой) Антонины Павловны, родившейся 1 сентября 1931 года в небольшой деревушке Фёдоровское Рославльского района  Смоленской области. Когда началась война, ей было неполных 10 лет. Но несмотря на малый возраст, она запомнила многие детали из своей жизни в оккупации и хранит их в своей памяти по сей день. Когда советские войска освободили Смоленщину, ей пошёл тринадцатый год. Но война продолжалась. Антонина, как и все её односельчане, как все русские люди, свято верила в то, что наш народ победит, выстоит в этой жестокой войне. И эта вера, которую вселили в неё родные, простые, малограмотные люди, помогла ей выдержать тяготы военного лихолетья, ни на минуту не усомниться в победе русского народа над врагом. Когда я смотрю на свою  прабабушку и слушаю ее рассказ о жизни на оккупированной врагом территории, я еще больше уважаю ее за то, что она сумела вынести, перетерпеть те трудные годы и думаю: «А как бы я повела себя в такой ситуации?» И сама себе отвечаю: «Смогла бы. Ведь я тоже люблю свою Родину, и если понадобится, отдам за нее жизнь».

 1 сентября 2013 года моей прабабушке исполнится 82 года. Я приду поздравить ее и пожелать долгих, счастливых лет и крепкого здоровья. Это человек, достойный глубокого уважения. Более 50 лет отдала она трудовой деятельности, никогда не искала легких путей, вырастила двух дочерей, дала им высшее образование, дождалась внуков и правнуков. Мы очень благодарны бабушке за то, что она научила нас любить Отечество, русский народ, а также малую родину – место, где ты родился и вырос. И мы говорим ей: «Спасибо, родная! Живи долго, на радость детям, внукам и правнукам. Ты достойна хорошей жизни!»

-11-

Я помню…

Как зарево, деревня полыхала…

Сжав, кулаки, шептали земляки:

«Ну, каты, чтоб вам пусто стало!

Еще покажем вам, что значит русские штыки!»

Сожрал огонь деревню подчистую:

Нет больше изб, калиток и резных ворот.

Из жителей остался кто – тоскует…

Осиротел сегодня наш народ.

Мне десять лет, и не совсем понятно,

Зачем ломает, воя, руки мать,

Рыдает, стонет над углями хаты:

«А где ж теперь жилье кормилице искать?

Куда ж корову, в балку прятать?

Пока тепло, а грянут  холода?»

И жалобы неслись в седое небо,

И отголоски были в никуда.

Я помню личико сестренки Насти,

В слезах, испачканное сажей и углем.

Теперь я понимаю эти страсти:

Мать не хотела, чтобы дочку гнали в плен пешком,

-12-

В Германию, на каторгу, где там она

Согнув спину, без жалоб и без слез

Рабынею послушной стать должна,

Ведь плен не хата батьки, не родной колхоз.

И детским разумом тогда я не могла понять,

Что, вражеским солдатам нужно,

Что им: есть нечего и негде спать,

Иль на родной земле им скучно?

Зачем девчонок русских мучить?

Деревни жечь и пленных истязать?

Не станет им от этого ведь лучше?

А как же совесть? По ночам не будет угнетать?

Как страшный сон, два года пролетели

Под кованым немецким сапогом.

Перенесли мы тяготы, военных бурь метели,

Освобожденья радости оставив на потом.

И снова плакали и мать, и сестры,

Конечно, оттого, что рядом нет отца,

Что изгнан враг, но боль все также остра,

И оттого еще, что нет пока войне конца…

-13-