В своем исследовании Сергей рассмотрел особенности тематики рассказов В.М.Шукшина, эволюцию образов главных героев в течение ряда лет, проанализировал несколько рассказов, сделал выводы о национальной самобытности шукшинских героев.
Вложение | Размер |
---|---|
natsionalnaya_samobytnost_geroev_rasskazov_v.docx | 34.38 КБ |
Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение
«Средняя общеобразовательная школа с.Терновка»
Энгельсского муниципального района Саратовской области
Национальная самобытность героев рассказов В.М. Шукшина
Выполнил: Литвяков С.В.
Руководитель: Мосина С.В.,
Учитель высшей категории
2013 год
Литература всегда была «учебником жизни». ЕЕ значение для духовного развития читателей трудно переоценить. Наша русская литература не только показывает борьбу, труд, быт народа, но и выражает духовно-нравственные искания героев, закрепляет историческую преемственность героев.
Человек, который хочет осознать свое место и назначение в мире, в истории, в обществе, обязательно обращается к литературе. Особенно мы, подростки, ищущие ответы на вечные вопросы о добре и зле, счастье и свободе, долге и любви.
Познание литературы всегда начинается с познания отдельного произведения, его неповторимого духовно-нравственного и эстетического мира.
Но каждое отдельное произведение служит частицей художественного мира писателя и может быть с достаточной полностью истолковано, лишь будучи вписано в этот целостный мир.
Мне всегда интересно художественное исследование человеческого поведения в противоречивых, экстремальных условиях, особенно если оно связано с образным осмыслением народного характера, национальной самобытности* героя. Причем, не исключительного героя, а представляющего то трудовое большинство страны, которое строило, сеяло, трудилось в цеху, за баранкой или на ферме. Для меня важно понять, как раскрывается этот характер в нравственно-бытовой области.
Согласитесь, народ – это не безликая масса, состоящая из единиц, которые обладают одними и теми же качествами. Народ – это сложная социальная общность, слагающаяся из индивидуальных характеров и судеб, из личностей, каждая из которых наделена самобытностью, своей нравственной и психологической жизнью.
Разумеется, люди составляющие этнос в ту или иную эпоху, объединены многими общими чертами; их сближает одинаковое отношение к Родине, национальной истории, труду, нравственным ценностям, окружающим. Но эти общие свойства каждый раз получают индивидуальные, личностные проявления в поведении конкретных людей.
Именно эти проблемы определи остроту социального и этического звучания прозы Василия Шукшина.
Первое, что бросается в глаза в рассказах Шукшина, - стремление и умение автора увидеть современную народную жизнь в многообразии характеров, показать, что каждый человек есть мир, непохожий на других.
__________________________________________________________
Самобытный – своеобразный, идущий своими путями, самостоятельный в своем развитии.
(С.И. Ожегов «Толковый словарь русского языка», стр. 683)
В каждом рассказе и выступает такой непохожий на других самобытный мир человеческой личности. Вот почему именно рассказы, новеллы были той стихией, в которой незаурядное дарование Шукшина раскрылось с наибольшей полнотой: в них предстала россыпь неповторимых характеров.
Среди героев Шукшина было много «странных людей», «чудиков», «бесконвойных» (т.е не признающих какого-либо надзора над собой, регламентации, жестких норм поведения). При этом Шукшин не просто демонстрировал непохожесть, своеобразие человеческих натур, но, я бы сказал, утверждал право каждого на такую самобытность, непохожесть, право быть «чудиком».
Критик Л. Аннинский* считает началом «настоящего» Шукшина его рассказ «Чудик» (1967 г.). В нем незлобивый, добрый, «живописный» по форме порыв героя наталкивается на грубость, жесткое непонимание, насмешки. Окружающие («мужчина в шляпе» в магазине, «интеллигентный товарищ» в тамбуре, «читатель» с вставной челюстью в самолете и др.) несправедливы к Чудику, а сноха и вовсе жестока. Взрослому тридцатидевятилетнему человеку было «больно» и «страшно», когда его ненавидели.
Герои – «чудики, их драмы, вынужденные сокращения душевности (и не только в тексте телеграммы!) – это замечательное открытие писателя. С шутка, юмором, в комических ситуациях он запечатлел тот сигнал тревоги, ту боль, которые С. Есенин выразил так:
Мне больно, ведь душа уходит,
Как молодость и как любовь.
На самом деле, особый тип героя определился в творчестве Шукшина значительно раньше, еще в начале 60-х годов. По замыслу писателя, это был добрый, думающий, «но несколько стихийного образа жизни человек», который руководствуется в своих поступках непосредственным чувством, игрою живого ума, остро реагирует на бездушность и духовный застой.
Однако в ранних рассказах писателя по мнению исследователей А.Г. Бочарова, В.Г. Воздвиженской и др. поэтизация «стихийного» человека не редко таила в себе не только любование непосредственностью живой души (таким был Пашка Колокольников в киносценарии «Живет такой парень», 1963 г.), но и приятие стихийных порывов, за которыми стояло безумное, разрушительное начало (рассказ «В профиль и анфас», 1967 г.).
На рубеже 60-70-х годов в творчестве В.М. Шукшина произошел серьезный сдвиг.
Л. Аннинский – исследователь творчества В.М. Шукшина.
Новое в позиции писателя состояло в том, что, отстаивая незыблемость исторически сложившейся народной нравственности, он с годами становился все более чуток к новому, современному. Элементы идеализации деревни начали уступать место изображению многообразия социальных типов, рожденных такими историческими процессами, как урбанизация, интенсивное смешение деревенского населения с городским.
Шукшин изображал переходные процессы в мышлении человека, уже оторвавшегося от определенного социального слоя (крестьянства) и только осваивающего быт и нравственные нормы того нового, чаще всего – городского мира, в который он попал.
Герои рассказа «Обида» (1971 г.), Сашку Ермолаева, обидели: обвинили в том, что он якобы вчера в магазине устроил пьяный дебош. На самом деле он был на работе; и «хмурая тетя», продавщица в рыбном отделе, обозналась. «Сашку затрясло» от обиды, потому что он, во – первых «забыл даже, когда выпивал», а во – вторых «держал в руке маленькую родную руку дочери».
Самое парадоксальное то, что к скандалу подключились другие продавщицы и покупатели. Сашка понял, что, эту стенку из людей ему не пройти». Покупатель в плаще буквально добил его словами:
- Водка начинает продаваться в десять часов! Рано пришел!
Захотелось Сашке поговорить с «плащом», разобраться с какой стати «он выскочил таким подхалимом»?
И действительно, размышления героя показались мне актуальными и в наши дни: «Что за манера? Что за проклятое желание угодить, во что бы то ни стало! Ведь сами расплодили хамов, сами! Никто же нам их не завез, не забросил на парашютах. Сами! Пора же им и укорот сделать. Они же уже меры не знают»…
В финале рассказа Сашке не только не удалось поговорить с «трусливым подхалимом», убедить в его неправоте. Сын «плаща» Игорь, «деловой человек, хорошо кормленный», пристукнув Ермалаева головой об дверь, спустил его с лестницы.
Эта выбитость из своей среды, из своей биографии сказалась на характере шукшинских героев.
Так, если стихийный Пашка Колокольников был еще безобиден и по-своему обаятелен, то Спирька Расторгуев (рассказ «Сураз», 1970 г.) уже был страшен в своих поступках, как страшен для меня и глумившийся над людьми Глеб Капустин (рассказ «Срезал», 1970 г.). Хотя уже упомянутый выше Л. Аннинский не считает Глеба «распоясавшимся обывателем», хамом, отягощенным комплексом не полноценности, который «желает покуражиться над другими».
Критик пишет, что Шукшин первым понял, что деревенская, низовая Россия боится Москвы, боится экспериментов над собой. Наскоки Капустина на умника из Москвы кажутся исследователю наивными и смешными.
Тем самым Шукшин вышел к сложному явлению современной жизни, тому, что именуется полукультурой, или, если хотите, маргинальностью*. Он создал характеры героев, мироощущение которых только «переворотилось», но еще не начало укладываться в иные жизненные нормы. С годами оценки этих героев самим автором становились все четче
В произведениях 70-х годов Шукшин показал, что человек «стихийного образа жизни» - это не обязательно цельный, монолитный человек. Он все резче подчеркивал, что озорство, неспособность героев разобраться в происходящем вокруг них и в своей собственной жизни несут в себе не только неизрасходованные запасы душевности и доброты. Неперебродившее стихийное начало нередко предстает в рассказах писателя и как начало разрушительное. За поступками героев расплачиваются брошенные ими матери, оскорбленные женщины, изуродованные семьи, униженные без причины посторонние люди. А иногда и они сами.
Так герой рассказа «Осенью» Филипп Тюрин сначала вызвал у меня глубокое сочувствие. Пожилой паромщик, выгрузив на берег свадебный кортеж, вспоминает свою молодость.
Любил он когда-то румяную и приветливую девушку из своего села Марью Ермилову. Но связался с комсомольцами. «Сам комсомольцем не был, но кричал и ниспровергал все наравне с ними». Девушка ответила Филиппу взаимностью, но им пришлось расстаться. Размолвка произошла из-за того, что девушка непременно хотела венчаться, а Филиппу совестно было «старикам поддаться».
Вышла любимая за другого, богатого парня из Краюшкина , а Филипп женился на Фекле Кузовниковой. «Всю жизнь сердце его кровью плакало и болело; не мог паромщик забыть свою первую любовь.
Но вот, тридцать лет спустя, будучи пенсионером, он перевозил на своем пароме крытую машину , в которой стоя … гроб. «А в гробу – то Марья!»
Захотелось Филиппу в последний раз взглянуть на нее, но Павел, ее вдовец, не позволил ему этого сделать. Невозможно без страдания читать слова: «Господи, пустота какая, боль какая!»
Но что это?! Пожилые мужчины над гробом любимой обоими женщины жестко поругались. «Полаялись вот – два дурака». Павел назвал Филиппа «гадиной», а тот бросил ему в лицо: «Побирушка!»
___________________________________________________________________
Маргинал – тот, кто принадлежит к группе, занимающей промежуточные положения между устойчивыми социальными связями. (М.Ю. Бранут «Словарь понятий и терминов , обществознание», стр. 51)
Мне стало не по себе от этого диалога. На мой взгляд, Филипп по своей вине потерял любимую, отдал ее другому в угоду политическим принципам. Неужели они того стоили?!
В особенности тревожило Шукшина в его современниках явление духовной неразвитости, душевной глухоты. В героях из самой толщи народной он с болью обнаруживал некий автоматизм существования, неспособность осознавать себя, найти жизненные ориентиры. Об этом говорят наиболее трагические по сюжету рассказы. Таков уже упомянутый выше «Сураз». Характер его героя, Спирьки Расторгуева, - это сочетание искренних влечений, несомненной душевной доброты с полным неумением понять и выразить самого себя, свои порывы. У него отсутствует сознательное представление о жизни, о ее ценностях, о собственной личности. Жизнь Спирьки Расторгуева – это цепь бессмысленных к окружающим и к самому себе поступков. В конце концов, будучи не в силах вынести безобразной, нелепой, но им самим, же созданной ситуации, Спирька стреляет в себя на пустынном кладбище.
Показателен так же герой рассказа «Даешь сердце!» ветфельдшер Александр Иванович Козулин, потрясенный тем, что в Кейптауне пересадили сердце «от мертвого человека – живому», морозной ночью сделал два выстрела из крупнокалиберного ружья.
Участковый милиционер и предсельсовета не понимают его. Шукшин, тонко пользуясь контрастной лексикой, выстраивает два мира: один, где господствует бюрократизм, фомалированные мышления; другой – мир чистого сердца, искреннего порыва.
« - Я обрадовался… Я был ошеломлен», - пытался объяснить свой поступок Козулин. Но участковый и председатель называют это «нарушением общественного порядка трудящихся».
Это столкновение естественного, сердечного, одухотворенного восприятия мира с формализмом здесь драматично, мучительно для шукшинского героя и одновременно полно внутреннего напряжения. Герой жаждет самовыражения, он хочет раскрыть свою душу и борется с «чужими» словами, чтобы быть понятым. Но, увидев, что его не понимают, он… натягивает на себя маску: «Простите, - говорит он, - не подумал в тот момент»…
Далее герой объявляет себя «шизей», и это как бы мотивирует его странное поведение.
Именно к таким «странным людям» был низменно привязан писатель. В них реализовывалось представление Шукшина о «положительном» человеке.
Его «странные люди» часто кажутся наивными и нелепыми. Но неправы и нелепы они лишь с точки зрения формализованной морали. По высокому же человеческому счету – истина на их стороне. И этот счет ведет Шукшин ведет постоянно.
В формате выбранной темы мне показались интересными еще герои рассказа «Одни». Читается он легко, как идиллия*, но за каждой ситуацией я увидел внутренний поединок двух разных натур.
Марфа – скупая, прижимистая старуха; грубая, суровая, крупная, но «бестолковая» баба. Она испытывает страсть к деньгам. А вот страсти своего мужа к игре на балалайке боится, так как Антип, оставив выгодное дело шорника, часами может играть, ничего не видя вокруг. Чудится Марфе полный упадок хозяйства, и все из-за этой «придури».
Мне очень понравился Антип, его певческая душа, тонкая натура. Этот «самородок» трогательно смешон, умен («придурковатый» по мнению жены). Музыка для него – иной мир. Он верит, что еще можно вырвать и Марфу из стихии денег, рынка, поисков выгоды.
«Стихийные концерты» много раз повторялись за долгую жизнь героев рассказа. И снова «смыкалась» над ними, их кругозором обыденная жизнь на недели, месяцы: сбруи, хомуты, уздечки Антипа, беготня Марфы на рынок, подсчет денег, дожди за окном.
Но песни наводили их на воспоминания, начинались взаимные утешения и прощения.
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить, - справедливо заметил Ф.И. Тютчев. Пытаться быстро, при помощи стандартных представлений разгадать душу русского человека не удается никому. Равно как и свести ее тайну к тому, что уже встречалось и что не требует напряжения ума и беспокойства духа.
Душа человека в современном мире, душа жаждущего праздника, открытая и трепетная, высокая в своей потребности в добре и братстве, - такова общая тема рассказов Шукшина, предмет его художественного исследования и тревоги.
Так какова же она, национальная самобытность героев Шукшина? В чем заключается? В умении вечно «влипать в какие-нибудь истории», «бессловесно сносить обиды», в чудачестве, «малоподвижности»? Нет! В безграничной доброте, душевной чистоте, во внутреннем, часто в неосознанном благородстве, понимании того, что «в деревне люди лучше, незанозистые». А еще в трудолюбии (помните рассказ «Ляля Селезнева с факультета журналистики?». Там бригада плотников работает весь день и всю ночь на ремонте сорванного ветром парома, чтобы машины с зерном поскорее переправились на другой берег), скромности, неприхотливости,
Идиллия – поэтическое произведение, изображающее добродетельную, безмятежную жизнь на лоне природы (С.И. Ожегов, «Толковый словарь русского языка», стр. 231)
истинном патриотизме, что было не раз доказано в нашей непростой истории.
Мне запомнятся навсегда еще и такие герои Василия Шукшина, как Бывший счетовод старик Баев, который «незаметный был человек, никогда не высовывался в перед, ни одной громкой глупости не выкинул, «так средним шажком отшагал шестьдесят три годочка, и был таков» («Беседы при ясной луне»). Но на таких людях до сих пор держится и деревня, и вся Россия наша.
Библиография
Золотая хохлома
Весёлые польки для детей
Ледяная внучка
"Не жалею, не зову, не плачу…"
Интересные факты о мультфильме "Моана"