Наверное, у каждого человека в жизни бывают поступки, за которые впоследствии становится невыносимо стыдно. Хочется скорее забыть об этом, но память не отпускает, упорно возвращает вас в то время…
Рассказ о том, как мамины откровенные воспоминания о неблаговидном детском поступке изменил отношение ее к людям.
Вложение | Размер |
---|---|
dlya_sayta_sochinenie_sem-ya_maminy_uroki_dobroty_.doc | 38 КБ |
МАМИНЫ УРОКИ ДОБРОТЫ
Нам бы про душу не забыть…
В.М.Шукшин.
Наверное, у каждого человека в жизни бывают поступки, за которые впоследствии становится невыносимо стыдно. Хочется скорее забыть об этом, но память не отпускает, упорно возвращает вас в то время…
В прошлом году к нам в класс пришла новенькая. Ну, новенькая и новенькая. Казалось бы, ничего особенного. Сейчас часто в школу приходят новые ученики. Привычное дело. Они быстро вливаются в наш класс, и мы довольно скоро забываем, что этого ученика еще вчера в классе не было.
Но иное дело эта девочка. Как-то не складывались отношения у нас с новенькой. Держалась особняком, после уроков бежала скорее домой. Нам становилось все интереснее узнать больше о ней. Но эта девочка упорно никого не впускала в душу.
Молодость – она беспощадная, бездумная. Постепенно мы все отвернулись от нее. Более того, самые активные устроили ей что-то вроде бойкота. Начали посмеиваться над ее манерой говорить – медленно, как бы обдумывая каждую фразу, над ее дефектом речи – она не выговаривала букву «р». Когда ее вызывали к доске, она смущалась, сильно краснела, а мы еще сильнее смеялись над ее недостатками. Потом Надя (так звали новенькую) стала пропускать уроки. Вызвали ее маму. Мы немного поутихли, не трогали новенькую, потом все началось сначала.
Однажды я опаздывала на урок. Бежала по длинному коридору, вдруг услышала тихие всхлипывания. Я остановилась: впереди, за дверью, стояла Надя и плакала так горько, что мне стало не по себе. Но я просто побежала дальше, даже не поинтересовалась, что с ней, не попыталась ее успокоить. Как же! Я ведь тоже была с нашим классом заодно.
Прошло 2 недели, потом месяц. Все шло своим чередом. Днем я занималась в школе, училась, посещала спортивные секции.
Дом. Случались у нас в доме счастливые часы, когда моя мама заканчивала работу, приходила домой усталая, я помогала ей. Вечером садились с ней на наш старенький диван. И начинались разговоры.
Наши с мамой секреты…
Я любила эти вечера. В такие мгновенья остаешься как бы один на один с собой, откровенничаешь с самым любимым человеком, понимаешь, что маме можно доверить все самое тайное, понимаешь, что у тебя есть защита, семья, отчий дом.
На этот раз мама достала альбом с фотографиями. Не тот, последний, где запечатлены наши семейные праздники, поездки на море, наши прогулки по лесу, таинственному, загадочному летом, тревожно шумящему, печальному осенью, настороженному зимой. Мама взяла старый альбом, который очень редко доставала. Чаще она смотрела его одна. Маленькая, я не всегда понимала, почему мама любит смотреть альбом одна. Я украдкой подсматривала за ней, замечала, что в те минуты глаза мамы всегда становились печальными, она подолгу рассматривала старые фотографии, о чем-то своем думала. Мы с папой никогда не тревожили ее тогда. Сейчас –то я понимаю, что этот альбом – память о ее детстве, о ее маме, моей бабушке. В том альбоме фотографии самых дорогих людей.
-Доченька, садись рядом, я хочу рассказать тебе одну историю из моего детства. Я никому ее не рассказывала. История, которая изменила меня.
Я почувствовала, что сейчас узнаю что-то очень важное для себя. Я забралась с ногами на диван, поближе придвинулась к маме, прижалась к ней.
- Ты знаешь, что наша бабушка рано осталась одна. Наш дедушка, мой папа Михаил Николаевич, не вернулся с войны. В 1943 году он пропал без вести. Куда только бабушка не писала, чтоб узнать о его судьбе - безрезультатно. А у бабушки, кроме меня, еще четверо детей. Тяжело ей было жить в городе, и она уехала жить в поселок. Твоя бабушка всю жизнь учила ребятишек литературе. И мне незаметно подсовывала такие книги, которые учили быть человеком. Учили доброте, отзывчивости.
Жили тяжело, но детство все равно было радостным.
В поселке все знали друг друга. Мы, дети, после уроков бегали по поселку, играли в лапту, в сыщиков – разбойников, купались. А вечерами собирались почему-то у единственного старенького магазина.
И каждый раз я видела на крыльце этого магазина еще не старую женщину. Одета она была плохо. Сильно хромала. Мы знали, что жила она со своим старым отцом. Жили тем, что отец ее то дрова поколет кому-нибудь, то воды принесет. Не знаю почему, но мы звали эту женщину Шура – нищенка. Она слышала, конечно, как мы ее меж собой называли. Что меня, несмышленую девчонку, поражало в ней? Она смотрела на нас своими голубыми добрыми глазами, никогда не делала нам замечаний. Перед глазами и сейчас часто стоит эта картина – грустная женщина с добрыми глазами. Мы не просто смеялись над ней, однажды залезли к ним в огород, вырвали там огурцы, морковку. Зачем? Спроси меня - я не отвечу. Ведь знали, что трудно они живут.
Днем опять она стояла у магазина и смотрела на нас. Может, догадывалась, что это сделали мы?
Мы взрослели. Ее старый отец вскоре умер, Шура – нищенка осталась одна. Ей, конечно, помогали в поселке, чем могли.
Потом я уехала в город, училась. Постепенно забывались ребячьи шалости. И про нищенку я редко вспоминала. Приезжала я к маме в гости, ходила в наш единственный магазин, но Шуры там не было видно.
Весной, как обычно, приехав в гости к маме, мы пошли на кладбище. Шли медленно, я рассматривала надписи на могилах. Всех этих людей я знала.. Мы молча постояли у дорогих моему сердцу могил. Вдруг твоя бабушка, моя мама, прервала молчание.
- Пойдем, дочка, вон туда,- кивнула головой в конец кладбища.
Мы подошли. Одна могила уже заросла травой, видно, некому за ней было ухаживать. Другая еще свежая. Я прочла надпись: Хайлайнен Александра Тойвовна.
- Кто это? – спросила я.
-Так это и есть та самая Шура-нищенка, как вы ее ребятишками дразнили.
- Странная фамилия, не русская.
- Да, Шура была ссыльная. Выслали ее с отцом в наши края из Карелии как неблагонадежных. Многие люди тогда потеряли все: своих родных, детей, родину. А в чем была их вина? Не было никакой вины. Арестовали их по доносу соседей и выслали сюда. А дети ее остались там, на родине их. Скучала она по ним очень, вот и ходила к магазину смотреть на вас. Видно, это согревало ей душу. Вы-то были несмышленышами. Что вы могли знать о ее переживаниях? Мы помогали Шуре как могли, когда она осталась одна. Как она мечтала взглянуть на своих детей. Не довелось. Вот я хожу на ее могилку, ухаживаю за ней.
Мама замолчала.
Поняла я в ту минуту, как мы горько обижали эту женщину, которая была лишена и родины, и детей, частичек ее самой. Как горько она плакала ночами, а на людях не показывала свою боль.
- Вот такая история, дочка, была в моей жизни. Совестно мне за те наши шалости. Какими бы маленькими мы ни были, никто не имеет право смеяться над другим человеком, оскорблять его чувства. Я сейчас понимаю, что главное качество человека – сострадание, сочувствие. Уметь просто помолчать с человеком, которому в эту минуту трудно.
Я сидела рядом с мамой, потрясенная. Оказывается, маме известно о наших проделках в школе, о том, как мы унижали Надю. И эту историю, которая случилась с ней, она мне не зря рассказала именно сейчас.
Моя мудрая бабуля дала уроки доброты моей маме, а мама передает эту мудрость мне?
Как мне стали близки слова В.М. Шукшина:
«Добро – это доброе дело, это трудно. Это не просто. Не хвалитесь добротой, не делайте хоть зла».
Нарисуем попугая цветными карандашами
Сверчок
Прекрасная арфа
Никто меня не любит
Упрямый зяблик