Оренбургские материалы "Капитанской дочки"

  В этом году исполняется 180 лет приезду Александра Сергеевича Пушкина в Оренбург, и поэтому меня заинтересовал вопрос, какие оренбургские материалы вошли в роман Пушкина «Капитанская дочка».

  Историческое исследование Пушкина, посвященное крестьянскому восстанию под предводительством Е. Пугачева (Пугача), было начато весной 1833 г.; ..О разрешении на поездку в Восточную Россию Пушкин начал хлопотать в июле 1833 года, мотивируя её необходимостью осмотреть места действия начатого им романа, т. е. «Капитанской Дочки», - Оренбург и Казань, а затем дописывать его в Болдино. Он предпринял поездку в Оренбургскую губернию, выехав из Петербурга 18 августа и посетив по дороге места, охваченные пугачевским восстанием (Казань, Симбирск). 18 сентября 1833 г. Пушкин прибыл в Оренбург, откуда 20 сентября выехал в Уральск. На обратном пути поэт заехал в Болдино, где начал переработку «Истории Пугачева».

  Очевидно, дорожа каждым днем, он совершил поездку с поражающей быстротой. 2 сентября он приехал в Нижний, 5-го в Казань, оттуда через Симбирск в Оренбург и в Уральск и 1-го октября приехал в Болдино. Он быстро успевал собрать все нужные ему сведения и осмотреть наиболее интересные для него места. Этим объясняется столь кратковременное пребывание Пушкина в Оренбурге ― мене двух суток, или 42-44 часа.

Пушкин приехал в Оренбург, судя по его письму, 18-го сентября 1833 года, - «вечером», как пишет Иванов. Но что не поздно вечером показывают следующие соображения: он успел вымыться в бане, напиться чаю и после этого сделать визит губернатору на его дачу.

 19-е сентября Пушкин начал письмом к жене: «Оренбургъ, 19 сент. Я здѣсь со вчерашняго дня. Насилу доѣхалъ, дорога прескучная, погода холодная, завтра ѣду къ яицкимъ казакамъ, пробуду у нихъ дня три ― и отправлюсь въ деревню черезъ Саратовъ и Пензу ... Мнѣ тоска безъ тебя. Кабы не стыдно было, воротился-бы къ тебѣ, ни строчки не написавъ. Да нельзя, мой ангелъ, ― взялся за гужъ, не говори, что не дюжъ; то есть уѣхалъ писать, такъ пиши же романъ за романомъ, поэму за поэмой. ― А ужъ чувствую, что дурь на меня находитъ, я и въ коляскѣ сочиняю; что жъ будетъ въ постелѣ? Одно меня сокрушаетъ: человѣкъ мой. Вообрази себѣ тонъ московскаго канцеляриста, глупъ, говорливъ, черезъ день пьянъ, пьетъ мою мадеру, ѣстъ мои холодные дорожные рябчики, портитъ мои книги и по станціямъ называетъ меня то графомъ, то генераломъ».Пушкин писал о беседе с Бунтовой своей жене в письме  от 2-го октября: «Въ деревнѣ Бёрдѣ, гдѣ Пугачевъ простоялъ 6 мѣсяцевъ, имѣлъ я une bonne fortune ― нашелъ 75-лѣтнюю козачку, которая помнитъ это время, какъ мы съ тобою въ 1830 годъ. Я отъ нея не отставалъ, ― виноватъ, и про тебя не подумалъ».

  Остаются лишь очень немногие и очень краткие записи, непосредственно сделанные в оренбургских местах. Записи эти таковы:

«В Берде Пугачев жил в доме Кондратия Ситникова, в Озерно́й у Полежаева».

«Харлова расстреляна»

  Эта запись, очевидно, могла быть сделана в Берде, во время разговора Пушкина с современницей Пугачева, старухой-казачкой Бунтовой, от которой он и получил эти сведения; Бунтова до прихода войск Пугачева жила в крепости Нижне-Озерной («Озерно́й») и, вероятно, сохранила с ней связь и потом, так как там жила ее мать ― «Бунтиха». Она же рассказывала Е. З. Ворониной, приезжавшей к ней в Берду из Оренбурга уже после посещения ее Пушкиным, и о приездах Пугачева из Берды в Озерную, и о житье его там, и о расстреле Харловой (вдовы коменданта Нижне-Озерной).

  Еще одна запись относится, вероятно, ко времени поездки Пушкина из Оренбурга в Уральск:

«Карницкий. Илецкий городок»

  Запись сделана не Пушкиным, а внесена в его книжку неизвестной рукой, может быть, рукой того, с кем беседовал поэт в Нижне-Озерной и кто, вероятно, рассказывал ему о судьбе Дмитрия Карницкого (Кальминского). Краткая запись была развернута в болдинских заметках.

  Наконец, в той же записной книжке находится текст единственной записанной Пушкиным песни, связанной с пугачевским движением. Запись дает такое чтение:

Из Гурьева городка
Протекла кровью река.
Из крепости из Зерной
На подмогу Рассыпной
Выслан капитан Сурин
Со командою один.
Он нечаянно в крепость въехал,
Начальников перевешал,
Атаманов до пяти,
Рядовых сот до шести.
―――
Уральские казаки
Были дураки,
Генерала убили
Госуд<...>

  А в «Капитанской дочке», где песни о Пугачеве были бы хронологически невозможны, ― ведь рассказ ведется о времени самого восстания, даже о первых его месяцах, ― в одной из важнейших сцен романа ― за ужином в Белогорской крепости, вечером в день ее взятия, где присутствует полупленником-полугостем Гринев, ― Пугачев и его товарищи поют одну из самых поэтических и значительных разбойничьих песен ― «Не шуми, мати зеленая дубравушка».

  «Невозможно рассказать, ― замечает Гринев, ― какое действие произвела на меня эта простонародная песня про виселицу, распеваемая людьми, обреченными виселице. Их грозные лица, стройные голоса, унылое выражение, которое придавали они словам и без того выразительным, ― все потрясло меня каким-то пиитическим ужасом» .

   Эти материалы представляют собой или развитие заметок, сделанных в записной книжке и большей частью, вероятно, не дошедших до нас, или запись по памяти, или, вернее, сочетание того и другого. В расположении материалов нет строгого порядка, и в некоторых случаях трудно сказать, где и от кого записан тот или иной рассказ, где кончается показание одного лица и начинается показание другого. В общем (но только в общем) сохранившиеся три листа содержат сведения, собранные на пути в Оренбург ― в Сорочинской (от Папкова) и, вероятно, в Татищевой (от Матрены); рассказы Бунтовой («старухи в Берде») о событиях в Озерной (Нижне-Озерной) и в Берде; рассказ неизвестного современника ― но не Бунтовой ― о взятии Пугачевым Озерной и о судьбе Карницкого; несколько мелких данных (о Федулеве, о Творогове), записанных также от неизвестных рассказчиков. Он любил и умел говорить с народом. Но расспрашивать о Пугачеве было трудно и ему, так страшила эта запретная тема, даже и через шестьдесят лет после восстания, людей, в глубине души целиком преданных Пугачеву и продолжавших верить в него. Жестокие правительственные репрессии были у всех в памяти, и возможность новой кары за воспоминания о восстании, за разговоры о нем и о его вожде была слишком реальна, чтобы располагать к откровенности, да еще с незнакомым человеком, имеющим, по убеждению бёрдских старух, какие-то признаки «антихриста». Пушкин хорошо понимал настроение своих собеседников и, как видно по его записям, по их использованию, а более всего по изображению Пугачева в «Капитанской дочке», умел извлечь из их рассказов правильные суждения.«В Татищевой Пугачев пришед вторично спрашивал у атамана, есть ли в крепости провиант. ― Атаман, по предварительной просьбе старых казаков, опасавшихся голода, отвечал, что нет. ― Пугачев пошел сам освидетельствовать магазины, и нашед их полными, повесил атамана на заставах».

  Эта запись не была использована Пушкиным, может быть, в силу неясности ее хронологического приурочения. Та же Матрена сообщила поэту краткие сведения о коменданте Татищевой полковнике Елагине и о его дочери, бывшей замужем за комендантом Нижне-Озерной, майором Харловым. Сведения эти записаны так: «Елагину взрезали грудь, и кожу задрали на лицо». В тексте «Истории Пугачева» смерть Елагина описана несколько иначе и с бо́льшими даже подробностями : Пушкин не скрывал жестокостей, совершавшихся пугачевцами; расправа с Елагиным находит себе объяснение в том, что он, уже раненый, с другим офицером, Биловым, «оборонялись отчаянно» и, очевидно, нанесли нападавшим немалый урон и этим их раздражили. О Харловой, дочери Елагина, со слов «Матрены в Татищевой» Пушкин записал так:

«Лиз<авета> Федоровна Елагина  выдана была в Озерную за Харлова весною. ― Она была красавица, круглолица и невысока ростом» .

Описание внешности молодой Харловой не вошло прямо в «Историю Пугачева» («Пугачев поражен был ее красотою», ― сказано кратко во второй главе, в описании взятия Татищевой); но оно отразилось в «Капитанской дочке», и притом двояко: портрет Марии Ивановны, при первом ее появлении ― «девушка лет осьмнадцати, круглолицая, румяная, с светлорусыми волосами, гладко зачесанными за уши», ― напоминает портрет молодой Харловой, также «круглолицей»; правда, Мария Ивановна не красавица и «с первого взгляда... не очень понравилась» Гриневу . В другом месте романа, где говорится о взятии Пугачевым Нижне-Озерной, Гринев замечает:

«Неожиданная весть сильно меня поразила. Комендант Нижне-Озерной крепости, тихий и скромный молодой человек, был мне знаком: месяца за два перед тем проезжал он из Оренбурга с молодой своей женою и останавливался у Ивана Кузьмича» .

Еще один персонаж Пушкина ― Хлопуша ( Афанасий Тимофеевич Соколов), человек трудной, сложной судьбы,перенесший много испытаний на своем веку. Тверской крестьянин села Машковичи, он жил некоторое время в Москве, работая извозчиком . После арестов и побегов оказался в ссылке в Оренбургской губернии. Здесь он, поселившись в Бердской слободе, женился. У него появился сын. Работал много лет у заводчика Тимашева, затем на Ашкадарском руднике при Покровском медеплавильном заводе графа А.И.Шувалова. Затем ― снова арест за дорожный грабеж, наказание кнутом с вырыванием ноздрей, поставленим знаков на лице, ссылка на каторжные работы в Тобольск. Бегство оттуда, поимка в Сакмаре, снова битье кнутом. Орская крепость ― бегство ― битье кнутом ― заключение в Оренбургскую крепость в кандалах на руках и ногах. В них и привели его к Рейнсдорпу, который отправил его к Пугачову с поручениями. На вопрос Пугачева, кто он такой, Хлопуша ответил:

1. Я оренбургский ссыльный, прислан к тебе оренбургского губернатора с тем, чтобы в толпе вашей людям отдать указ,коим повелено, чтоб от тебя народ отстал и пришел к ее величеству с повинною; да и тебя бы изловили. Мне приказано также, чтобы у тебя сжечь порох и заклепать пушки. Но я этого делать не хочу, а желаю послужить вам верою и правдою.

Пугачов в отличие от других лазутчиков отпустил Хлопушу и не ошибся. Хлопуша действительно не за страх а за совесть начал служить делу.

Утверждали, что прототипом Гринева и Швабрина является один и тот же человек ― Шванвнч. Между тем Гринев совсем не похож на Швабрина.О Шванвиче Пушкин пишет в «Замечаниях о бунте»: «Замечательна разность, которую правительство полагало между дворянством личным и дворянством родовым. Прапорщик Минеев и несколько других офицеров были прогнаны сквозь строй, наказаны батогами и пр. А Шванвич только ошельмован преломлением над головою шпага. Екатерина уже готовилась освободить дворянство от телесного наказания. Шванвич был сын кронштадтского коменданта, разрубившего некогда палашом в трактирной ссоре щеку Алексея Орлова (Чесменского)» Поручик М.А.Шванвич попал в плен к Пугачеву и изъявил ему служить. Вначале Пугачев сделал его есаулом, но потом вызвал к себе и.узнав. Что Шванвич хорошо владеет иностранными языками указал ему ведать составлением бумаг на иностранных языкахю Тот в последствии это и делал. На этом материале Пушкин строит картины движения и образ вождя, ставшего вместе с Петром Первым одним из двух последних героев творчества Пушкина.

Литература:

1.М.—Л., Изд-во АН СССР, 1937—1952. Измайлов — Измайлов Н. В. Оренбургские материалыПушкина для «Истории Пугачева» и «Капитанской дочки».

2.«Пушкин в Оренбурге» Соколов Д. Н. Пг., 1916. 

3.Шкловский В.Б. - Избранное. В 2-х томах. Том 1

4.В.И.Буганов «Емельян Пугачов»: Кн. Для учащихся. - М.: Просвящение, 1990