ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ РАБОТА ПО ЛИТЕРАТУРЕ ПО ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВУ М.И.ЦВЕТАЕВОЙ «Моим стихам, написанным так рано, Настанет свой черед…»

    МКОУ «Александровская СОШ»

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ РАБОТА ПО ЛИТЕРАТУРЕ  ПО ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВУ М.И.ЦВЕТАЕВОЙ

«Моим стихам, написанным так рано,

Настанет свой черед…»

Выполнили ученицы МКОУ «Александровская СОШ»

                                     Казисова Майрам , Пащенко Надя,

         Юсупова Эльвира

Руководитель Юсупова Н.Ж.

 Мысль поэта, живая и трепещущая, оправляется в золото и драгоценные камни, и нельзя уже затем разъединить мысль с ее оправой, не разрушив ее.

   Поэзия – это солнце, солнце с его темными пятнами и затмениями, освещающими весь мир.

 Поэзия – музыка слов. Всякий ли человек, великий или малый, бывает поэтом? В.Шекспир так сказал об этом:

Поэт в святом восторге

Парит, как царь, меж небом и землей.

Уму людей дарована способность:

Воображать чего на свете нет.

   Марина Цветаева родилась в Москве 26 сентября 1892 года в высокультурной семье, преданной интересами науки и искусства. Отец ее, Иван Владимирович Цветаев, выходец из трудовой среды, профессор Московского университета, известный филолог и искусствовед, стал в дальнейшем директором Румянцевского Музея изящных искусств – ныне Государственный музей изобразительных искусств им. А.С.Пушкина. Мать – Мария Александровна Мейн -  страстная музыкантша, страстно любит стихи и сама их пишет.

Красною кистью

Рябина зажглась.

Падали листья.

Я родилась.

Спорили сотни

Колоколов.

День был субботний

Иоанн Богослов.

Мне и доныне

Хочется грызть

Жаркой рябины

Горькую кисть.

 Так написала о дне своего рождения Марина Цветаева – одна из неугасаемых звезд на небосклоне русской поэзии. Рябина навсегда вошла в геральдику поэзии. Пылающая и горькая, на излете осени, в преддверии зимы, она стала символом судьбы, тоже переходной и горькой, пылающей творчеством и постоянно грозившей зимой забвения.

Кто создан из камня, кто из глины,

А серебрюсь и сверкаю!

Мне дело – измена, мне – имя – Марина,

Я – бренная пена морская.

Кто создан из глины, кто создан из плоти –

Тем гроб и надгробные плиты…

- В купели морской крещена – и в полете

Своем – непрестанно разбита!

Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети

Пробьется мое своеволье.

Меня – видишь кудри беспутные эти?

Земною не сделаешь солью.

Дробясь о гранитные ваши колена,

Я с каждой волной – воскресаю!

Да здравствует пена – веселая пена-

Высокая пена морская!

Из воспоминаний М.Цветаевой:

«Когда вместо желанного, предрешенного, почти приказанного сына Александра родилась всего только я, мать самолюбиво подавив вздох, сказала: «По крайней мере будет музыкантша». И когда моим первым, явно – бессмысленным и вполне отчетливым догодовалым словом оказалась словом «гамма», мать только подтвердила: «Я так и знала». И тут же принялась учить меня музыке, без конца напевая мне эту самую гамму».

 «Слуху моему мать радовалась и невольно за него хвалила, тут же, после каждого сорвавшегося «Молодец!», холодно прибавляла: «Впрочем, ты ни при чем – слух – от Бога.
Это охранило меня и от самомнения, и от самосомнения, и от всякого в искусстве самолюбия – раз слух от Бога. «твое – только старание, потому что каждый Божий дар можно загубить», - говорила мамам поверх моей четырехлетней головы, явно не понимающей и поэтому запоминающей так, что потом уже ничем не выбьешь».

Гостеприимный, уютный дом Цветаевых в одном из старинных Московских переулков стал в те годы известным культурным центром. Там собирались для дружеских бесед и споров, для музыки многие видные представители художественных кругов Москвы.

 Марина начинала сочинять рано. Первая стихотворная тетрадь, о которой она вспоминает, была закончена до школы, лет в семь.

Осенью 1910 года 18-летняя гимназистка  отнесла в частную типографию сборник своих стихов «Вечерний альбом». В книгу вошли стихи, написанные в 15-17 лет (некоторые еще раньше), которые получили высокую оценку известных поэтов – М.Волошина и В.Брюсова, Н.Гумилев.

- Но почему же «вечерний»? Порог юности – вечер детства. А детство было прекрасным. Детство, юность Марины отчасти прошли в Москве, отчасти за границей: в Италии, Швейцарии, Германии, Франции. Она росла и воспитывалась под бонн и гувернанток. В 16 лет закончила гимназию и уехала в Париж. В Сорбонне продолжила образование по специальности «Старофранцузская литература».

 Домашний мир и быт ее семьи были пронизаны постоянным интересом к искусству. Ее мать, Мария Александровна, была талантливой пианисткой, восхищавшей своей игрой самого Рубенштейна. Отец – создатель Музея изобразительных искусств (ныне имени А.С.Пушкина). Неудивительно, что и Марина была образованнейшим человеком.

Марина Цветаева читает стихотворение «Встреча с Пушкиным».

С детства она была погружена в атмосферу А.Пушкина, в юности открыв для себя Гете и немецких романтиков, очень любила и прекрасно знала творчество Державина, Некрасова, Лескова, Аксакова. Очень рано ощутила в себе некий «тайный жанр», «скрытый двигатель жизни» и назвала его «любовь. «Пушкин меня заразил любовью. Словом любовь» На протяжении всей жизни в Цветаевой неугасимо горел душевный и творческий костер любви к дорогим «теням минувшего», к «святому ремеслу поэта», к природе, к живущим людям, к друзьям и подруга

 Самым первым, кто хорошо принял «Вечерний альбом» юной поэтессы, был прославленный поэт Максимилиан Волошин. Марину Цветаеву он посетил у нее в доме в Трехпрудном.

 Из воспоминаний М.Цветаевой о встрече с М.Волошиным: «Звонок. Открываю. На пороге цилиндр. Под цилиндром безмерное лицо в оправе вьющейся недлинной бороды. Вкрадчивый голос:

 - Можно мне видеть Марину Цветаеву?

- Я.

- А я – Макс Волошин. К Вам можно?

- Очень!

Прошли наверх в детские комнаты:

- Вы читали мою статью о Вас?

- Нет..

- Я так и думал и потому принес ее вам…

 Цветаева считала Б.пастернака самым близким ей по духу поэтом, единомышленником, «братом в пятом времени года, шестом чувстве, четвертом измерении».

( Стихотворение «Любить иных – тяжелый крест…» Б.пастернака).

В мае 1913 года в Крыму, в Коктебеле, Марина создала ныне широко известное стихотворение без названия, которое стало своеобразным предсказанием.

 «Моим стихам, написанным так рано»

 Стихотворение «Генералам двенадцатого года» посвящено мужу Марины – Сергею Яковлевичу Эфрону. Замуж Марина Цветаева вышла в январе 1912 года. Их семейная жизнь, в которую они вошли совсем юными (Марине исполнилось в ту пору 19, Сергею на год меньше), сначала была безоблачной, но недолго. И эти первые 5-6 лет были, вероятно, самыми счастливыми по сравнению со всеми последующими годами.

Она много писала, вдохновленная Эфроном. Если сказать, что Марина мужа, ничего не сказать: она его боготворила.

Писала я на аспидной доске,

И на листочках вееров поблеклых,

И на речном, и на морском песке,

Коньками по льду и кольцом на стеклах,-

И на стволах, которым сотни зим…

И, наконец, - чтоб было всем известно!

Что ты любим, любим! любим! любим!-

Расписывалась – радугой небесной.

Где-то в начале совместной жизни она сказала: «Только при нем я могу жить так, как живу: совершенно свободно».

 Он был единственным, кто ее понял и, поняв, полюбил. Сергея не устрашала ее сложность, противоречивость, особость, непохожесть на всех других.

А вообще, в жизни ее было много увлечений, но, как однажды сказала Марина Ивановна: «… всю жизнь напролет пролюбила не тех…». Ее доверчивость и неспособность вовремя понять человека – вот причины частых и горьких разочарований.

Звучит романс А.Петрова «Под лаской плюшевого пледа» на стихи М.Цветаевой.

Вряд ли найдется человек, который не слышал бы этих удивительных строк…

Марина Цветаева.

Мне нравится, что Вы больны не мной.

Мне нравится, что я больна не Вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не проплывет под нашими ногами.

Как свежо и современно звучат стихи, а ведь написаны они в 1915 году. Обращены стихи к будущему мужу сестры М.Минцу.

Звучит романс М.Таривердиева «Мне нравится» на стихи М.Цветаевой.

До революции Цветаева выпустила три книги, сумев сохранить собственный голос среди пестрого многоголосья литературных школ и течений.

А между тем был уже канун революции. Шла война, и ей не виделось конца. Мир корчился в неисчислимых страданиях, позоре, унижении. Жалость, боль и печаль переполнили сердце поэтессы…

Марина Цветаева.

Бессонница меня толкнула в путь.

- О, как же ты прекрасен, тусклый Кремль мой!-

Сегодня ночью я целую в грудь –

Всю круглую волнующую землю!..

Трагично, горестно, бедственно звучат стихи, вызванные войной. Голос в защиту страдающего человека в стихах Цветаевой хорошо слышен. Бедствие народа – вот что пронзало ее душу.

Простите меня, мои реки!

Простите меня, мои нивы!

Простите меня, мои травы!

Мать крест надевала солдату,

Мать с сыном прощалась навеки…

И снова из сгорбленной хаты:

«Простите меня, мои реки!»

«Простите меня, мои горы!»

Весной 1916 года М.Цветаева «дарила» поэту Осипу Мандельштаму, поэзию которого высоко ценила: «Люблю Мандельштама с его путаной, слабой, хаотичной мыслью и неизменной магией каждой строчки. Дело не в классицизме – в чарах».

 (О.Мандельштама «Смутно-дымчатыми листьями…»)

В годы революции Цветаева вглядывалась в открывшуюся ей новь без враждебности и раздражения.  Всем высоким строем своей смятенной и сумбурной души она была на стороне голодных и всегда любила демонстративно подчеркнуть это важное для нее обстоятельство: «Себя причисляю к рвани». С 1917 года для  настает пора испытаний. Она хотела жить исключительно личной, частной жизнью, но Время неустанно вторгалось в эту жизнь, и она «не подозревала», что История диктовала «сюжеты» ее чувствам, ее творчеству. Существует мнение, что «политика была ей чужда, что она была к ней равнодушна». Это действительно почти так … Но только почти… Конечно, Цветаева не занималась политикой, но как незаурядная личность она ощущала трагизм революционных событий, не принимая жестокости, насилия, убийств. Особенно когда это касалось привычного ей круга людей и тех, кто был для нее истинно дорог и любим.

В ноябре 1917 года ее муж Сергей уехал на Дон, где формировались первые части Белой армии. Сергей был человек, безусловно, одаренный: в чем-то слабый, в чем-то – очень сильный духом. Россию он любил фанатично. И, служа в белой армии, свято верил, что спасает Россию.

Почти 3 года жила Марина в голодной красной Москве, не получая вестей от Сергея. Терпела не просто нужду, а нищету. На руках у нее остались две дочери: Ариадна – старшая, и Ирина – трех лет. Прокормиться было трудно, но она билась, старалась, как могла: ездила по деревням менять вещи на сало и муку, стояла в очередях за пайковой селедкой, таскала саночки с гнилой картошкой. Однако эти поездки по деревням, попытки менять вещи на продукты всегда оканчивались не так, как надо бы, не так, как у всех… Она была слишком неуверенная в быту.

Осенью 1919 года в самое тяжелое, голодное время Марина по совету знакомых отдала своих девочек в подмосковный приют, но вскоре забрала оттуда тяжело заболевшую Алю, а в феврале 1920 года потеряла маленькую Иру, погибшую в приюте от голода и тоски.

( Стихотворение «Две руки»).

Таково было ее хождение по мукам. «Жизнь, где мы так мало можем…», - писала Цветаева. Зато сколь много она могла в своих тетрадях! Как ни удивительно, никогда еще не писала она так вдохновенно, напряженно и разнообразно. Но голос поэта резко изменился. Из ее стихов навсегда ушли прозрачность, легкость, певучая мелодика, искрящаяся жизнью и задором.

Чтение стихотворения «Пригвождена к позорному столбу…»

Читать ее стихи и поэмы между делом нельзя. Поэзия Цветаевой требует встречной работы мысли. Но стихи ее узнаешь безошибочно: по особым, неповторимым ритмам, интонации. Поэтесса безоглядно ломала инерцию старых, привычных для слуха ритмов. «Я не верю стихам, которые льются. Рвутся – да». Ее ритмика все время настораживает внимание. Это как «физическое сердцебиение»…

На фоне записи звуков бьющегося сердца звучит стихотворение «Приметы»

Точно гору несла в подоле –

Всего тела боль!

Я любовь узнаю по боли

Всего тела вдоль.

Точно поле во мне разъяли

Для любой грозы.

Я любовь узнаю по дали

Всех и вся вблизи.

Точно нору во мне прорыли

До основ, где смоль.

Я любовь узнаю по жиле,

Всего тела вдоль

Стонущей. Сквозняком как гривой

Овеваясь, гунн:

Я любовь узнаю по срыву

Самых верных струн…

С 1912 по 1920 год Марина Цветаева пишет непрерывно, но ни одной книги не вышло. Только несколько случайных стихов в петербурских «Северных записках». Знали ее лишь только завзятые любители поэзии. Надо ли говорить, что для поэта это подлинная трагедия. Однажды, отвечая корреспонденту, с горечью сказавшему, что ее, Цветаеву, «не помнят» в России, она ответила: «Нет, голубчик, меня не «не помнят», а просто не знают».

В это время Марина Цветаева жила почти в полном отчуждении от литературной среды, в кругу немногих близких друзей, ценивших и понимавших ее стихи. Она чуждалась общества московских поэтов, не входила ни в одну из многочисленных поэтических группировок и чрезвычайно редко выступала с чтением своих стихов.

Сохранилась афиша одного из таких вечеров в Политехническом музее. В субботу 11 декабря 1920 года Всероссийский союз поэтов, под председательством В.Брюсова, устраивал «вечер поэтесс», на котором среди девяти участниц, не оставивших своего имени в поэзии, была приглашенная Брюсовым Марина Цветаева. Но без иронии вспоминала она о своем появлении среди разряженных и манерных представительниц богемного искусства. Нарочно облачилась в темное мешковатое платье, похожее на монашеское одеяние, перепоясанное широким кожаным ремнем. Военная сумка через плечо, коротко остриженные разлетающиеся волосы. Вышла на эстраду в валенках и всем своим видом и манерой держаться выказывала презрение и к поэтессам, и к заполнившей зал, жаждой литературных скандалов публике. А стихи читала такие, что первоначальные усмешки скоро перешли в шумную овацию. Звучал голос настоящего поэта.

Спустя время выяснилось, что Сергея волной отступления армии Корнилова унесло в Чехию, он стал эмигрантом.

Белый офицер Сергей Эфрон отныне превратился для Марины в мечту, в прекрасного «белого лебедя», героического и обреченного. Он не мог вернуться в Россию. Марина делает решительный шаг: в 1922 году едет к мужу, взваливая на свои хрупкие плечи непомерную ношу русской беженки. Так началась ее семнадцатилетняя Одиссея за рубежом – сначала недолго – Германия, потом – Чехия. В Чехии они прожили более трех лет. Здесь в феврале 1925 года у них родился сын Георгий.

В Чехии Цветаевой удалось издать несколько книг; «Разлука», «Психея», «Ремесло» - это был своего рода пик, после которого наступил резкий спад – не в смысле творчества, а в отношении изданий. Судьба, давшая передышку, снова замкнула ее выход к читателю.

И, наконец, Франция… Здесь Цветаева прожила тринадцать с половиной лет. Вскоре после приезда, в феврале 1926 года, в одном из парижских клубов состоялся литературный вечер, который принес ей триумф, известность, но и одновременно нелюбовь и зависть очень влиятельных людей.

В эмиграции Цветаева не прижилась. Очень быстро выявились расхождения между нею и буржуазно-эмигрантскими кругами. Все чаще и чаще ее стихи, поэмы, проза отвергались и газеты, и журналами. В 1928 году появился последний прижизненный сборник «После России», включивший в себя стихи 1922 – 1925 годов. Но ведь Цветаева писала, по крайней мере, еще 15 лет.

Письма ее знакомым и близким полны сетований на одиночество и беспросветную нужду. Но в письмах были и стихи… Главным адресатом ее стихов в России, в Москве, был Пастернак.. Его мнением она дорожила6 «Когда пишу , я ни о чем не думаю, кроме вещи, потом когда напишу, - о тебе…»

Пастернаку Цветаева посвятила много стихов. Напомню вам одно из них. Написано оно в марте 1925 года.

Читается стихотворение «Рас-стояние: версты, мили…».

Спустя годы это стихотворение обрело особое звучание, Явно выходя за рамки личного поэтического послания. Версты, дали, мили разделяли в послереволюционные годы не только двух прекрасных поэтов. Крутые исторические события 1917 года расслоили и развели по разным концам земли множество замечательных людей России, разлучили надолго, а то и навсегда с Родиной.

Стихи, преодолевая все препоны, воздвигнутые на их пути сталинским режимом, текли в Россию, их везли знакомые и незнакомые, их заучивали и запоминали. Правда, приходилось читать стихи с опозданием, редко, и оседали они в столах у любителей поэзии в ожидании… когда же, как писала Цветаева, «моим стихам настанет свой черед…»

Черед настал, и очень скоро – в тридцать девятом, когда Марина Ивановна появилась в Москве.

У Вот тогда-то, в 1940 -1941 годах началась такая круговерть ее стихов по Москве. Конечно, это опять же был узкий круг, стихи ее не печатались, публичных выступлений не было… «Здесь я не нужна, там я невозможна», - говорила Марина Цветаева.

 Вернулась в Россию Марина Цветаева с маленьким сыном18 июня 1939 года. Дочь и муж двумя годами раньше. Наконец семья воссоединилась. Все вместе они жили в подмосковном поселке Болшево. Но это последнее счастье длилось недолго: в августе арестовали дочь, в октябре – мужа. Семья Цветаевых-Эфрон вернулась в Россию в жестокое время. Тех, кто приезжал из-за рубежа, или тех, кто побывал в командировке за рубежом, считали потенциальными шпионами.

Марина Цветаева осталась с сыном без квартиры, без средств к существованию. «Уж, коль впустили, то нужно дать хоть какой-то угол! И у дворовой собаки есть конура. Лучше бы и не впускали: если так… « - это из писем, разговоров со знакомыми.

В начале войны Марина Ивановна вместе с сыном эвакуировалась в составе писательской организации в Чистополь, а затем в небольшой городок Елабугу на Каме. Но в Елабуге навис ужас остаться без работы. Надеясь получить что-нибудь в Чистополе, где, в основном, находились эвакуированные московские литераторы, марина Ивановна съездила туда, получила на прописку и оставила заявление: «В Совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда. 26 августа 1941 года».

Марина Цветаева.  Я постепенно утрачиваю чувство реальности:  меня – все меньше и меньше… Никто не видит, не знает, что я год ищу глазами – крюк… Я год примеряю смерть. Все уродливо и страшно… Я не хочу умереть. Я хочу не быть…

Она повесилась 31 августа 1941 года в Елабуге, в грязных сенях деревенской убогой избы, где жила со своим сыном.

Читается стихотворение «Знаю, умру на заре!».

Знаю, умру на заре! На которой из двух,

Вместе с которой из двух – не решить по заказу!

Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!

Чтоб на вечерней заре и на утреней сразу!

Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!

С полным передником роз! – Ни ростка не наруша!

Знаю, умру на заре1 – Ястребиную ночь

Бог не пошлет по мою лебединую душу!

Нежной рукой отведя не целованный крест.

В щедрое небо рванусь за последним приветом.

Прорезь зари – и ответной улыбки прорезь…

- Я и в предсмертной икоте останусь поэтом.

Свидетельство о смерти было выдано сыну 1 сентября. В графе «Род занятий умершей» написано – «эвакуированная».

 В Елабуге, в месте Марининой смерти, нет ее могилы, ее «последнего дома».

Это символично: всю жизнь она не имела дома, и не потому что не хотела, а потому что не могла его иметь.