"Аришкины рассказы"

Помидорки осенние

Серая деревянная лавочка у заплота. Старухи на ней сидят, щелкают семечки. Задеревеневшая сухая лебеда вокруг, вдоль заборов, у дороги. Студеный воздух. Аришина бабушка Лидия только слушает, не осуждает, если начинают сплетничать. Ее дочь Надюша тоже слушает, смотрит за Аришей, Нюшей. Ни единого мужика тут сроду нет. Они по избам курят, калякают со знанием дела, не перебивают, крепкое слово в ходу.

Мелкими шажочками, подкрадываясь, подходит Антонина с пугливыми глазами на желтом лице. Отдышавшись жалуется:

- Не дожить мне до весны, бабы. Да уж пусть бы… да ведь дед. Как он без меня?

Октябрь. Бузина под окошком голая, зато земля ее лохматой листвой выстлана мягко, зыбко, узорно. Она пружинит, шумит под Аришиными ногами. Нюша пробует поваляться, но приходит Надюша и уводит их к лавочке. Кто-то из старух приносит в запоне краснеющие синие помидоры, пахнувшие холодом и близким снегом. Безвкусные, безароматные, тоскливые. Напоминающие, что было лето запашистое, спелое, с жарким солнцем, с ягодами и огурцами. Да нет его. Арину с Нюшей укладывают спать на полатях, на мягкой кошме, под теплым пологом. Ариша уже не требует закрывать ее шелковой шалью. Потому что даже Нюша сообразила, что шали носят на голове, а не укрываются ими.

Ночью раздался с печки непонятный крепкий крик, озабоченные голоса Саши , бабки Лиды и добрейшего деда Гены.

Утром всем предстало новое существо, родившееся в день рождения Нюши.

- Все осенчуки, - удивляется бабка Лидия, сидя у жаркой печки в своей всегдашней сермяжке.

Апофеоз избушкам

Деревянные избы. Избушки. Избушечки. Со всеми удобными пристройками.

Избы большие. Поменьше. И маленькие. Как у деда Гены и бабы Лиды. Продуманные веками. Разные по размерам они повторяют себя во всех деталях.

Избы, избушки, избушечки теперь только в Памяти.

Избушечка деда и бабки. Травянистый переулок. Палисадник из жердочек, кусты бузины. Заплоты заборов. Широкие ворота, тоже из жердинок, стянутых для крепости и по диагонали.

Вся ограда, мохнатая от конотопки, полна прохлады и солнца. Справа, под амбарушкой, погреб для овощей – с тяжелой крышкой, обитой болотной травой и мхом. Погреб открыли ранней весной, в ясный день, когда с крыши летели светлые капели. Из ямы шел белый теплый пар. Там в бочонке блестящие соленые грузди с чесноком, укропом, в белом песке крупная морковь с веселыми младенческими завитушками пробрызнувшей зелени и восковая сладкая толстобрюхая репа. Кадушки с капустой и огурцами.

Избушечка. Уютная, с шестью окошками. Желтое, вытертое речным песком, крылечко из плах. Сени с крохотной околенкой. Чулан, где сусеки с зерном, овсом, мукой, подсолнечником. Весь передний угол избы в блеске икон, перед которыми висит на медных цепочках лампада. Вдоль двух стен широкие лавки, на которых уместится десятка два человек. Сундук под порогом, открывающийся с тонким малиновым звоном, где хранится мешочек с ароматной  карамелью, шершавой от сахаринок.

Русская печь. На горячей боковине глубокие печурки для рукавиц. К печи пристроены голбцы – верхний, где спит бабка, и нижний – дед. А с верхнего голбца можно перебраться на полати. Здесь всегда тепло, постель всегда готова, и могут хорошо отоспаться  пять – шесть человек. А избушечка остается просторной, не заставленной, ничем не забитой. Пол тоже из широченных плах, желто светящихся, как перед Пасхой. На подоконнике непременно базелька – густая, зеленая, душистая.

А бузина всегда рядом с человеческим жильем. Она символ домовитости, крепости человеческих отношений.