Публицистическая работа "Мой Сталинград"

Комитет образования администрации

Марксовского муниципального района

Районный конкурс сочинений «70-летие Сталинградской битвы»

Автор: ученица 10 класса

МОУ-СОШ с.Баскатовка

Кочнева Виктория

Руководитель: учитель

русского языка и литературы:

Мохунь Ольга Александровна

Сегодня я пришел из школы позже обычного – пришлось отчитываться по истории, поэтому  очень устал. Никогда не любил этот предмет, столько дат и нудных рассказов, я порой даже не слушал, о чем говорил учитель. Уроков нам задали не очень много, и задания решил быстро. Мама попросила меня и сестру Вику помочь по дому. Хоть работали мы втроем, уборка затянулась. К концу дня сил у меня совсем не осталось, и я решил лечь спать пораньше, так как утром нам предстояла долгая, утомительная поездка.  

Я лег в кровать и сразу уснул…  Вдруг сквозь сон я услышал чей-то голос, он звал меня, становясь все громче. Вскоре прибавился непонятный шум, похожий на работу двигателя самолета, потом – что-то похожее на взрывы. А голос из пустоты продолжал кричать.

- Сашка!!! Вставай!!!

Я кое-как открыл глаза, и голова резко заболела. Я оглядывался вокруг и не мог понять абсолютно ничего. Вокруг меня почему-то бегали люди в военной форме, с оружием, над головой проносились самолеты, вдали грозно ползли танки. Чьи-то стоны неподалеку очень меня напугали, я повернулся и увидел, как раненого солдата уносят его товарищи. Кто-то тряс меня за плечо.

- Сашка! Ты как?

- Кто вы?! Откуда вы меня знаете?! И где я?!

- Ты чего!? Крепко тебя ушибло!!! Мы у станции Воропаново… там танк на мине подорвало метрах в ста от нас, видимо, тебя хорошо задело, -  он показывал в сторону леса, что находился справа от меня. После короткого объяснения он быстро встал и пошел в атаку.

Ещё около пяти минут, забравшись в блиндаж, который был ко мне ближе, я пытался понять, что происходит. Через какое-то время ко мне подошел один из солдат.

- Ты чего тут сидишь!? Мы уже недалеко от Сталинграда!!! Нужен каждый!

- Подождите! Я не понимаю, что происходит! Мне сказали, что меня откинуло от взрыва… где я?!

- Да, Сашка! Крепко тебя… Мы у Сталинграда. Противник не прекращает атаку уже полдня… Бери винтовку, и вперед! Но помни – тебя мать дома ждет!

- А вы-то кто?

- Глазков Василий Александрович! Командир дивизии! А теперь встал, и в бой!!!

Мне пришлось вылезти из окопа, но я до сих пор не понимал, почему я здесь. В голове были только сбивчивые мысли и нелепые предположения. Сзади ко мне подбежал тот парень, что разбудил меня.

- О! Сашка! Давай, бежим к той землянке, нужно раненых из леса перенести к машине!

Мы побежали через лес, где, как сказал мне тот солдат, безопасней. Перетаскивая бойцов, нуждающихся в госпитализации, Гриша все разъяснил мне. Я не мог поверить в его слова о том, что я с ним в роте с начала войны, и что сейчас 1941 год!!! Это просто в голове не укладывалось! Уснул в 2013, а проснулся в 1941!! Как это возможно?! Но сейчас было главным выжить и помочь тем, кто нуждался в помощи. Около двух часов мы без отдыха носили раненых к машинам в лесу. После того как стемнело, фашисты перестали атаковать, и мы спустились в блиндажи, чтобы поесть и отдохнуть.

- Сегодня очень тяжелый день. Давно немцы не были такими активными, -  с усмешкой сказал кто-то из солдат, по блиндажу прокатился смех.

Я лежал молча и думал, что же мне делать. Небо было ясным, оно совсем не отличалось от неба в том мирном времени, которое я знаю. Все, кто служил в нашей роте, относились к войне как к чему-то совершенно обычному и привычному. Я ни как не мог понять, как можно шутить, когда всего в километре спит тот, кто ещё час назад пытался тебя убить.

Недолго нам удалось посидеть в тишине – немцы пустили авиационную разведку, они пускали осветительные ракеты и иногда открывали огонь. Как нам показалось, это было вдалеке, возможно над селом или чьим-то лагерем. Звук двигателя самолета стал нарастать, тугое волнение охватило каждого из нас. Примерно в полукилометре от блиндажа пронеслась осветительная ракета. Сердце в тот момент бешено колотилось, но самолет пролетел мимо, не открыв огонь. Командира это насторожило. Он приказал нам готовиться к обороне, в худшем случае – к отступлению. И действительно, примерно через полчаса раздался шум танковой дивизии. Мы замерли в тишине, ожидая приказа от командира, но неожиданно для всех снаряд ударил в нашу землянку, дальняя половина осыпалась. Мы поспешили на помощь товарищам.

Когда почти все были эвакуированы, а танки подошли уже слишком близко, Глазков дал команду к немедленному отступлению. Казалось, все выбрались, и я бежал к выходу, но заметил, как один из раненых солдат сидел, опершись на стену, блиндаж осыпался очень быстро, танки приближались с большой скоростью. Я стоял в ступоре, понимая, что если помогу ему, скорее всего, погибну… Решение пришло само, из глубины сердца: очень быстро подбежав, я помог ему подняться, и мы направились в сторону выхода, где нас встретили товарищи.

Пока мы отступали, самолеты бомбили постоянно. Потери были большие, и не заметить их мы не могли. Чувство страха затаилось где-то внутри, ненависть за убитых товарищей переполняла нас, мы стали изредка открывать огонь по самолетам из наших винтовок, но особой пользы это не давало. Мы уже почти добрались до леса, где были бы в относительной безопасности, как вдруг рядом со мной упала авиабомба, взрыв оглушил меня, ярким светом залилось все вокруг, время будто замедлило свой ход…

Вдруг, сквозь сон я услышал чей-то голос. Совсем рядом диктор из телевизора в очередной раз ошибался в погоде, а с кухни доносился необыкновенный запах блинчиков. Мама звала меня, но я не мог разобрать её слов, только почувствовал, как она трясет меня за плечо.

- Вставай, Саша!!! Ты снова лег спать поздно?! Мы же договаривались в эти выходные поехать в Волгоград!!! Сегодня второе февраля – вся страна празднует 70-летие окончания Сталинградской битвы! Ты забыл? Вставай!

Я очень обрадовался, услышав голос мамы, быстро встал и собрался. В дороге размышлял о своем странном сне, он показался мне очень реальным и оставил неизгладимое впечатление в моей памяти. Те картины, которые вставали перед моими глазами, стоны раненных солдат, разлучение хороших друзей смертью и самопожертвование за родину, за одну ночь пробудили во мне настоящего патриота.

Я дал себе обещание, что историю в школе теперь буду учить добросовестно, а события Великой Отечественной войны – помнить всегда.

№ 4

Из воспоминаний полковника запаса Г.К. Мухальченко

1978 г.

[…]*. В конце концов наша рота почти в полном составе стала 1-ой ротой 38-го отдельного гвардейского саперного батальона 35-й г.с.д. Соответственно произошли и изменения в наименовании наших бригад в стрелковые полки: 100-й, 101-й и 102-й.

Через несколько дней, в конце июля месяца, нас погрузили в эшелон, мы направились в путь, куда едем - не знали. Когда проехали ст. Грязи, поехали на юг. Все сразу же поняли, что мы едем или на Кавказский фронт или же на Сталинградский. По пути мы несколько раз подвергались обстрелу фашистских самолетов. Бомбежка была один раз ночью, правда, без особых последствий.

Не доезжая до Сталинграда, в нашем эшелоне загорелась автомашина, которая стояла на платформе, мы ее сбросили под откос, машина была легковая, кажется, "М-1".

Выгружались мы на ст. Бекетовка, выгрузка производилась под вечер. После выгрузки мы отошли от станции приблизительно на километр. Это было в районе кладбища.

Почти всю ночь мы лежали, все пытались уснуть, но не могли. Мимо нас проходили раненые, и каждый из нас пытался уяснить положение на фронте. Кое-кто из раненых говорил правду, кое-кто добавлял от себя, а у кое-кого даже было паническое настроение.

Для меня и моих товарищей было одно ясно: немец прет, и прет крепко, и нам придется с ним сражаться насмерть. Этой ночью был небольшой налет разведывательной авиации, были сброшены "фонари" и небольшой обстрел.

На рассвете нас построили, и мы тронулись в путь, куда пошли - я не помню названия, но двигались на юго-запад, так как после обеда остановились на пригорке, в посадке, и нам приказали окопаться, я помню, что солнце заходило справа и чуть впереди. Сейчас я знаю, что мы окопались в районе р. Червленная. Дни стояли очень жаркие, воды достать было трудно, мы наливали фляги дважды из ручья в балке.

На второй день или на третий, точно не помню, нам приказали построиться и шагом марш, шли мы в основном ночью, причем почти на север и вышли на ст. Котлубань.

Вокруг ст. Котлубань фронтом на северо-запад расположились части дивизии, а где точно кто, я не помню (да и не знал), просто интересовались, есть ли кто впереди или нет, и есть ли соседи справа и слева. Наш батальон получил задачу на минирование высоты на северо-запад от ст. Котлубань, где расположился один из наших стрелковых батальонов.

Наш взвод, в том числе и я, заминировали дорогу и скаты высот, а также и другие места, лощины. Когда начался бой, мы заканчивали минирование и вышли к своей роте. После первой или второй, или третьей атаки немцев, которые были отбиты, нам дали задачу заминировать слева и справа лощины между высотой и станцией Котлубань.

В это время был ранен Рубен Ибаррури - сын Долорес Ибаррури. Я помню, что его погрузили на телегу и отправили на ст. Котлубань.

Одновременно с атаками пехоты и танков, станция была подвергнута бомбардировке с воздуха большим количеством самолетов, причем одни улетали, а другие начинали бомбежку. Очень много товарищей - боевых друзей было потеряно в этот день (погибли Досичев А., Гайденко Н., и др.).

С наступлением вечера бои затихли, самолеты не бомбили, наступила непривычная тишина. Мы поужинали и только хотели приспособиться отдохнуть, как команда поступила построиться.

При построении нам сказали, что мы будем прорывать дорогу, на которой остановились немецкие танки с пехотой, запретили курить и проверили каждый, чтобы не было шума и звона оружия.

При прорыве мы были во втором эшелоне, т.е. шли вместе со штабом дивизии. Коридор прорыва был солидный, метров 300-400, на дороге горели танки, автомашины, бронетранспортеры, была беспрерывная стрельба на флангах и вспышки осветительных ракет.

К рассвету мы вышли на р. Россошку, штаб дивизии сначала расположился в деревне, а затем перешел на высоту, что восточнее реки метров 800-1000, за двумя ветряными мельницами. Наши роты расположились на скатах высоты фронта к реке, как бы составляли 2-ю линию обороны, одновременно охрану штаба дивизии (КП).

При марше со ст. Котлубань на М. и Б. Россошки у нас в батальоне произошли большие потери, то ли погибли в ночном бою, то ли пропали без вести, не знаю, но с нашего взвода осталось половина.

Ночью мы ходили за реку в боевые порядки наших полков и производили минирование предполья, дорог, снимали охранение, вместе с разведчиками брали "языков", и, как ни странно, считали убитых немецких солдат по снятым ремням с убитых фашистов. Причем часто происходили перестрелки, а порой и ночной бой разведчиков.

Днем шли жестокие бои наших полков с наступающим противником. Мы занимали фронт по р. Россошке и деревням Малая и Большая Россошки приблизительно 8 дней, т.е. 8 дней и ночей мы не сделали ни шагу назад, пока не было приказа о смене позиций.

Во время этих боев один солдат нашей дивизии из ружья ПРТ** подбил немецкий самолет «Юнкерс-87», двухмоторный бомбардировщик. После этого началась массовая охота за самолетами противника из всех видов оружия. В числе «охотников» был и я, в результате этой «охоты» один из Ю-88 сбросил на мой окоп бомбу в 0,5 метрах, и я по случайности остался жив, но был контужен.

Приблизительно часа в 4 утра, когда мы вместе с нашим командиром отделения ст. сержантом Удаловым, возвратились с минирования, мы увидели сборы батальона и узнали, что есть приказ отойти по балке, а затем по открытому полю в направлении на ст. Воропаново. Во время отхода нас в течение всего дня бомбили самолеты, и обстреливала артиллерия противника, как потом стало нам известно, части соседних с нами дивизий, после кровопролитных боев, потеряли почти весь личный состав, и фашисты по трупам наших бойцов обошли нашу дивизию с флангов.

Что творилось при отходе, трудно передать. Усталые солдаты, охрипшие командиры, все в пыли, в дыму, сто метров бегом, сто метров ползком. Обезумевшие лошади, беспрерывные бомбежки, обстрелы, стоны раненых, трупы убитых, это был не отход, а избиение в дневное время безнаказанно солдат. Мы порой открывали огонь по самолетам из винтовок и автоматов, но особых результатов не было.

Тогда мы думали, что это все вредительство. Сейчас, зная обстановку, мнение мое изменилось. Да, это было единственно правильное решение на отход, чтобы не потерять всех солдат совсем.

И, несмотря на все это, мы к вечеру, усталые и измотанные, вышли по оврагам к станции Воропаново расположились во дворе церкви, где вместе с разведчиками поужинали: нам дали колбасы, хлеба, консервы и по 100 граммов водки.

Ночь прошла сравнительно спокойно, летали самолеты и наши «кукурузники» и немецкие ночные охотники-разведчики, которые сбрасывали осветительные ракеты, а затем бомбили и вели обстрел по площадям.

К утру мы заняли оборону по западной окраине д. Ельшанка, по арбузному полю. С утра началось все сначала: обстрел, бомбежка ст. Воропаново, изредка попадало и нам, но к часам 9-10 утра мы хорошо окопались, вырыли себе одиночные окопы на полную глубину так, что особых потерь мы не имели.

Как только мы начали соединять окопы траншей, поступила команда выйти на восточную, чуть южнее, окраину, на высоту и оборудовать НП командира дивизии. К вечеру мы отрыли две землянки и НП - открытый котлован, где была установлена стереотруба.

За ночь мы оборудовали еще несколько землянок, а также сделали хода сообщения между НП и блиндажами. Днем мы видели на западной окраине станции движения танков, которые двигались в сторону города, а также слышно было, как восточнее станции шли тяжелые бои. Как потом мы узнали, в районе переезда через ж.д. в сторону города было подбито более 10 танков и этим боем руководил политрук роты Герасимов Иннокентий Петрович, которому за мужество и отвагу, а также личное участие в уничтожении танков фашистских захватчиков, было первому в дивизии присвоено звание Героя Советского Союза.

Во время боев командир дивизии генерал-майор Глазков В.А. все время находился на НП дивизии. Мы, саперы и разведчики, охраняли НП и штаб дивизии КП, который находился метрах в 500-700 от НП восточнее.

7 сентября 1941 года при переходе из НП на КП дивизии генерал Глазков В.А. был ранен в ногу, ему сделали перевязку, и он продолжал руководить боем дивизии. Общую обстановку я не знал и боюсь судить о боевых действиях наших полков, знал и видел, как сражались насмерть наши гвардейцы, и противник продвигался только по трупам защитников города Сталинграда.

8 сентября для дивизии были самые тяжелые часы: полки дивизии в результате кровопролитных боев были обескровлены, людей осталось в ротах до 20 человек, а в отдельных и того меньше.

Противник не прекращал атаки на нашу оборону, солдаты и офицеры, сержанты и политработники показывали образцы мужества и героизма, легкораненые оставались в строю и сражались не на жизнь, а насмерть, противник трупами устилал поле боя, но атак не прекращал, атаки постоянно поддерживала авиация, танки и артобстрелы. Во время одного артобстрела, при переходе из НП в этот день - 8 сентября - был ранен в область поясницы командир дивизии генерал Глазков В.А. Ему помогли добраться до КП дивизии, до землянки, где медработник л-т м/с Проворова Галина сделала ему перевязку, подошедший врач капитан м.с. (фамилию не помню) сказал, что командира надо эвакуировать в госпиталь.

Была дана команда, чтобы под прикрытием лесопосадки подошла легковая автомашина «М-1» черного цвета. По прибытии машины генералу помогли сесть на заднее сиденье автомашины. Когда генерал был в машине, в это время начался артобстрел с минометов «Ванюши», и одна из мин попала в заднюю часть машины (в крышу машины), некоторые утверждают, что был налет авиации и в машину попала авиабомба, я категорически утверждаю, что в это время налета авиации не было. Автоматчики противника были от КП дивизии на расстоянии 200-260 метров.

От разорвавшейся мины генерал был ранен осколками в голову, в тыльную часть, в затылок. Машина загорелась, водитель был ранен. Нам 8 солдатам (саперам, связистам и разведчикам, мы все были в траншее и вели бой с автоматчиками, находились в 15-20 метрах от машины) приказали вынести генерала из машины и отнести в тыл. При освобождении генерала из машины и переноске его в траншею, у нас было ранено и вышло из строя 4 человека. Нам дали еще 4-х человек. Затем на плащпалатке, вдоль лесопосадки, мы начали выносить тело командира, причем, когда выносили, то было ранено еще 4 человека. Сначала мы ползли, так как автоматчики были в 200-300 метрах, четыре человека тащили плащпалатку с командиром, четыре отстреливались. Со мною, помню, был тов. Фелендук и ст. сержант Удалов, который был также ранен. Затем, когда пересекли балку и скрылись за бугром, мы его несли, согнувшись.

Через некоторое время мы вышли в расположение артиллерийских позиций 10-й дивизии МВД Сталинградской области, которые дали нам автомашину, на ней мы повезли тело генерала к переправе. По дороге нас дважды бомбили самолеты противника, но благодаря искусству водителя, в нас не попали, кто-то из солдат был легко ранен.

Так как с-т Удалов был ранен в обе руки, я стал старшим этой команды. Он сказал: «Ну давай, Гриша, действуй». Приехал к переправе, машина встала в ряд с другими автомашинами. Я слез с машины и пошел вдоль улицы к переправе, по дороге я встретил ехавшего на мотоцикле с коляской майора, которому доложил о нашей машине. Майор посмотрел документы, которые были у меня, посадил меня на мотоцикл, и мы поехали к нашей машине.

Подъехав к машине, он приказал раскрыть плащпалатку и посмотрел на петлицы генерала, после приказал водителю ехать за ним к переправе. Мы подъехали к переправе, на пароме было уже 4 машины, нас погрузили, и мы поехали на левый берег, паром подымал 6 машин.

После выгрузки мы направлялись в штаб тыла 62-й армии. Прибыв в штаб, я доложил одному из офицеров, который провел меня к начальнику штаба, где я доложил о гибели генерала, а также подробности его гибели и все, что знал об обстановке на поле боя наших гвардейцев, одновременно отдал ему документы генерала: удостоверение личности, еще какие-то документы и деньги - около 5000 руб. - это все генерал приказал одному из находящихся здесь офицеров забрать и куда-то отнести.

Генерал приказал также сделать гроб, выставить Почетный караул из офицеров (4 чел.), нас накормить и отвести место для отдыха. Поужинав, мы пошли к генералу и попросили разрешения включить нас в состав караула, чтобы мы от всего личного состава дивизии отдали последний долг своему командиру. Генерал разрешил. Мы всю ночь, посменно с офицерами караула, несли караул у гроба командира дивизии.

Приблизительно часов в 10-11 дня 9 сентября 1941 года, после краткой речи генерала, под звуки ружейного салюта, мы опустили гроб с телом генерала в могилу. Похоронен он был между 2-х дубов, недалеко от офицерской столовой. После этого нам приказали ехать в тылы дивизии. Мне выдали справку о сдаче документов генерала и о его захоронении.

Прибыв в тылы дивизии, мы доложили кому-то из офицеров и нам сказали, что нас направят учиться на сержантов. Ночью, посоветовавшись между собой, мы решили уехать в Сталинград. На рассвете на этой же машине мы приехали на переправу, я показал документы, и нас 6 человек переправили через Волгу. Шоферу написали записку, чтобы он передал командиру роты, в ней мы написали, что пока дивизия в боях, мы будем вместе со всеми, а учиться будем после боя.

Прибыв в штаб дивизии, а он располагался в районе элеватора, возле трубы через железную дорогу, под горой у реки, я сдал документы и пошел в свою роту - штаб батальона.

Затем принимал участие в обороне элеватора, потом его оборону передали морякам, ходил под руководством комиссара дивизии полковника Лисичкина Е. и полковника Дубянского (бывшего начальника штаба, а после гибели командира дивизии - ее командиром).

По приказу полковника Лисичкина, через дивизионного инженера, вместе с рядовыми Звонаревым и Метелевым уворовал лодку, Звонарев был ранен, а затем, когда мы ее перегоняли по Волге от немцев, был ранен Метелев. После этого, переоборудовав ее для перевозки раненых, я вместе с писарем батальона Дайнеко переправили на остров 20 человек раненых наших солдат и командиров, обратно привезли питание для радиостанции.

После этого, при причаливании к берегу, в районе дамбы над берегом, лодку нам разбило, и мы возвратились в штаб дивизии, который располагался в штольне, возле церкви, у реки Царица. Участвовали в минировании и разминировании, а также отбивал атаки фашистов.

Как-то в церкви мы варили обед из концентратов, а в это время наши «Илы» шли на бомбежку, и у одного из самолетов оторвалась авиабомба, которая попала в церковь, но не взорвалась, это было наше военное счастье.

Затем штаб дивизии перешел на берег Волги, где впадает река Царица, мы продолжали вести оборону и выполняли "работу" от стрелка до сапера, то есть делали, что прикажут.

Помню, и это подтвердил при посещении его в госпитале полковник Шнайдер, НШ дивизии, что мы переправлялись на железном понтоне 28 сентября и последним, в числе других, был он.

Батальон переправил 247 человек на левый берег р. Волги из состава нашей дивизии. После переправы мы собрались на левом берегу Волги выше города Сталинграда, где 2-3 дня приводили себя и оружие в порядок, а затем был марш на ст. Ленинская, где и погрузились в эшелон и направились в г. Данилов Ярославской обл.

За бой в Сталинграде я был награжден медалью "За отвагу" и "За оборону Сталинграда". […]***.

Бывший солдат-старшина 1-[й] роты

38-[го] отдельного гвардейского

саперного батальона 35-[й] гв. стр. дивизии

полковник запаса Мухальченко Г.К.

ГАСПИТО. Ф. Р-9055. Оп. 1. Д. 67. Л. 4-10. Подлинник.