«РАТНЫЙ ПОДВИГ НИЖЕГОРОДЦЕВ»
Что-то непонятное творилось на площади перед Кремлем. Множество людей, шум, гам. Я ничего не мог разглядеть, а уж тем более услышать. Вперед меня не пропускали, даже отталкивали назад. Все люди просто смешались в одну массу чего-то непонятного. Кажется, весь народ Нижнего Новгорода стоял передо мной. Такого никогда не было ранее. Обычно люди чем-то заняты и просто так их на улице не встретить, но сейчас все взоры устремлены в сторону Кремля, все как один с лицом, не выражающим никаких чувств. Вдруг посторонние звуки утихли, люди перестали шептаться и говорить. С трудом, но я разглядел мужскую фигуру, поднимающуюся на выступ. Я могу ошибаться, но, по моему мнению, это Кузьма Минин. «Мужие, братие, Вы видите и ощущаете, в какой беде все государство ныне находится. Легко можем в вечное рабство поляков, шведов или жидов впасть». Вдруг, двое мужчин, стоящие передо мной, стали суетиться, перебивая друг друга, о чем-то спорить. Поднялся тихий шепот среди народа. Уже никто не мог успокоиться. Кузьма не говорил, он перекрикивал взволнованных людей: «Если хотим помочь государству, то не пожалеем имущества своего, и не только имущества, но, в случае нехватки, и дома продадим или займем у имущих, отдав им в отработку жен и детей».
Вечером, сидя на кухне, я обдумывал слова Кузьмы. Мир словно перевернулся. Будто до этого не было ничего. Я не мог думать более ни о чем.
Так в раздумьях я провел целый вечер, не замечая, что уже давно стемнело и на небе появились звезды и луна.
Я проснулся с первыми лучами солнца. Оказывается, сам того не желая, я погрузился в сон, забыв про время, мир и место своего нахождения…
Результаты патриотического обращения к горожанам не замедлили сказаться: люди уже с самого утра носились по улице, направляясь к Кремлю.
Я оделся, взял все свои сбережения и пару, драгоценных для меня вещей. Я не мог отдать ещё что-то, у меня не было больше ничего. Будь я богаче, отдал бы все на свете, но это лишь мечты, таким, как я нет места в высших кругах общества.
Я направился в сторону Кремля. Там уже выстроились в очередь люди. Широкой волной потекли пожертвования. Деньги, ценности, домашние вещи приносились на площадь, а земский староста вел им счет и сдавал на хранение в соборные подвалы.
Сам Минин все свои сбережения пожертвовал на рать. Малоимущие отдавали последнее. Их пример повлиял и на богатых. Так, часть денег была получена от иногородних купцов Строгановых, торговавших в Нижнем Новгороде. Богатые купцы Никитовы, Лыткины, Дощенниковы передали Минину несколько тысяч крепостных людей. Я слышал, что одна богатая вдова из имевшихся у нее двенадцати тысяч рублей десять отдала на ополчение.
После сбора средств предстояло найти подходящего человека (воеводу), чтобы отдать под его начальство будущую рать. Это происходило на нашем «старом» месте. Мы долго спорили, выясняя, кто же это может быть. Вскоре народная нижегородская молва сначала смутно, а затем твердо и отчетливо называла те качества, какими должен обладать вождь ополчения.
«Мы желаем иметь наставника честного, знающего ратное дело и искусного в нем.». Таким человеком, по общему мнению, является выдающийся полководец князь Дмитрий Михайлович Пожарский, лично не бывавший до того в Нижнем Новгороде, но понаслышке через разных людей хорошо известный большинству нижегородских патриотов. Его и решили выбрать вождем ополчения. По слухам, Пожарский долго не соглашался. Лишь когда с той же просьбой прибыл из Нижнего Новгорода воевода Андрей Семенович Алябьев, Дмитрий Михайлович согласился принять руководство, попросив при этом Кузьму Минина быть с ним заодно…
Один день похож на другой, но они летели незаметно. Ничего нового не происходило. Все ждали Пожарского. Наконец, он прибыл 28 октября 1612 года. Сколько радости было в глазах у жителей, я никогда не видел их такими.
После приезда воеводы были заложены основы законной власти: создан «Совет всея земли». Во главе этого правительства встали также выборные представители – Минин и Пожарский. От имени «Совета…» Пожарский назначал воевод, рассылал грамоты, призывая в Нижегородское ополчение ратных людей – добровольцев из других мест. Кузьма Минин, с которым князь Пожарский действовал все время в полном согласии, был выбран «миром» в казначеи ополчения и, кроме того, выступал в звании «выборного человека всею землею».
Я не могу узнать Нижний Новгород! Прошла пара дней или недель (не могу точно сказать. Я потерял счет времени), и Нижний окончательно стал центром начавшегося движения против захватчиков.
Со всех концов сюда прибывали служилые дворяне, добрые казаки, стрельцы, другой люд, желавший участвовать в ратном деле. Я и сам стал добровольцем.
На Ковалихе и за Дмитровскими воротами ковали оружие и доспехи, на Зелейном дворе готовили порох, на Нижнем посаде шили одежду для ополченцев. Минин заботился о приобретении достаточного количества железа, меди, олова, древесного угля и прочих запасов. У Благовещенской слободы был устроен пушечный двор. Ядро второго ополчения составили нижегородцы. Затем пришли в Нижний Новгород коломенские и рязанские ратники, за ними подошли дорогобужские и вяземские, наконец, в январе прибыли смоляне.
В конце февраля всё было готово. Нас снабдили боевыми доспехами и всяческим оружием: дротиками, щитами, топориками, копьями, саблями, огнестрельным оружием. В общем, всем тем, что могло помочь нам в войне с захватчиками. Конечно, оружие и боевые доспехи выдавались по-разному. Так, например, крылатые гусары были закованы в стальные доспехи и вооружены ружьями гайдуки - в шапках с лебедиными перьями. «Простым» же людям, а их было большинство, достались стеганые матерчатые доспехи-тегеляи, луки, самопалы, кистени, а сабля есть далеко не у каждого. Лично мне, достались большие запасы дротиков, щит и лук.
«Сабля Князя Пожарского, полоса булатная, азиатскаго выкова; рукоять, огниво и на ножнах устье и наконечник и пять обойм по зеленому полю серебряные золоченые; при сабле пояс из разноцветного шелка с серебром. Задней части огнива и украшения на верху рукояти»,- говорит незнакомец, стоящий передо мной.
«А сабля гражданина Минина, полоса булатная, азиатскаго выкова; рукоять костяная, огниво серебряное; ножны черного поля с двумя серебряными же обоймами. Пояс – гайтан шелковый», - отвечает другой, стоящий рядом со мной. Так я узнал, чем наши предводители были снабжены редкими саблями.
Ополчение двинулось из Нижнего Новгорода по правому берегу Волги на Балахну. Я раньше никогда не был в этом месте, и даже не предполагал, как Балахна может выглядеть.
…Мы идем уже около 7 часов. Я очень устал. Прежде я никогда столько не ходил. Наконец, я вижу что-то похожее на город. Каждый шаг все больше и больше приближает нас к городу. Вскоре мы входим в Балахну. По сравнению с Нижним, бурлящим городской жизнью, Балахна кажется спящей под слоем прочной провинциальной паутины. Спящей, но не красавицей: городское пространство — то закоулки, то пустыри, даже дежурных золотых куполов в синем небе не видать (есть черные, старинные и ветхие). Даже Волга здесь сонная, с пологими берегами. Дремучие леса, окружающие город, гасят сигналы цивилизации. Мы были встречены жителями с радостью.
Ночевали все в остроге и посаде. Руководители ополчения устроились на воеводском дворе. Вскоре стало известно, что отряд опытного воеводы Матвея Плещеева пополнил ополчение, а балахнинцы собрали для ратников казну и передали ее Кузьме Минину.
Еще лежали снега, когда мы двинулась дальше. Надо было спешить, пока не развезло дороги. Из Балахны усиленное свежими силами ополчение выступило в Юрьевец.
Я уже начинаю запыхаться. Очень хочется спать, но известие о мученической смерти патриарха Гермогена «разбудило» меня и повергла всех в шок. К сожалению, нет времени думать о смерти, поэтому это горькое известие не расслабило нас, а прибавило нам твердости и решимости.
Мы преодолели огромный путь, и дошли до Юрьевца. К городу примыкает лес, состоящий из елей и сосен. Я погружаюсь в себя, забывая обо всем. Скорее всего, это из-за того, что мы очень мало отдыхаем. Вокруг заповедная природа: сосновые боры и березовые леса, богатые грибами и ягодами. Как в этом месте думать о чем-либо, кроме природы и отдыха?
Здесь дали нам казны, а часть мужского населения города Юрьевца влилась в Нижегородское ополчение. Передохнув совсем немного, мы двинулись дальше. К моему удивлению, никто не возмущался, все были погружены в раздумья о предстоящей битве.
Следующим городом на пути ополчения была Решма, откуда мы пришли в Кинешму. Кинешма, к нашему счастью, располагалась не так далеко от Решмы (или так показалось мне), поэтому усталость я почти не почувствовал. Ноги сами несли меня туда. Не знаю почему, возможно, из-за чувства долга перед Родиной.
Кинешемцы с восторгом встречали нас. Но, когда мы вошли в город, я не мог сдержать эмоций. Я видел разорённый и сожжённый дотла город. Несмотря на это, жители внесли ощутимый вклад в ополчение живой силой, деньгами и провизией. Для меня это великий поступок, тронувший всех. Дмитрий Михайлович Пожарский дал обещание в случае успеха своего великого дела — освобождения Москвы от неприятелей — воздвигнуть здесь храм во имя своего святого.
Надо было торопиться, поэтому кинешемцы помогли нам добраться до Костромы по разлившимся в то время рекам.
Кострома – предпоследняя «остановка» на нашем пути. Но здесь нас ждал иной прием.
Когда мы были еще в Плесе, к Пожарскому пришли костромичи и предупредили его, что костромской воевода Иван Петрович Шереметев, желая быть верным польскому королевичу Владиславу, не хочет пускать ополченцев в город. Это новость немного смутило нас всех. Ведь мы прошли столь долгий путь. В ополчении появилось волнение, никто не мог успокоиться. Что же нам делать? Но наши мудрые предводители утихомирили нас, сказав, что все уладится и мы доберемся до Костромы.
Отряд остановились на Посаде, а в самом городе началось волнение. За свое упорство Шереметев едва не поплатился жизнью. Его спас Пожарский. Посоветовавшись с Мининым, он своей волей снял Шереметева с воеводства, назначив на его место другого. Все шло хорошо, пока не пришли к Пожарскому посланцы от Суздальцев; просили суздальцы дать им ратных людей на помощь, потому, что около их города бродил Посовецкий со своею шайкою. Пожарский разрознил своё войско и отрядил к Суздалю своего родственника Романа Петровича Пожарского с нижегородскими и балахонскими стрельцами.
Мы получили немалое пополнение в казну и направились в Ярославль.
Я думал лишь о том, что, наконец, отдохну. У меня совсем не осталось сил, а предстоял скорый бой. Поэтому не только мне, но и всему войску нужно было сделать перерыв. Когда ополчение подошло к Ярославлю, ярославцы вышли навстречу с образами и предложили в наше распоряжение всё имущество, какое у них было. Сверх того, в знак радости и благодарности, они подносили Пожарскому и Минину подарки; но те не приняли ничего. В Ярославле Минин и Пожарский приступили к окончательному обустройству народной рати, и создали стройную военную организацию
…
Мы победили!! Мы смогли устоять! Я плачу и радуюсь одновременно. Сквозь слезы я уже ничего не вижу.…Сколько людей погибло ради Родины и сколько осталось жить после сражения! Я до сих пор не могу отойти от того, что я видел на поле битвы. Я сам еле уцелел, а вот множество моих товарищей погибло. Я их никогда более не увижу, и это грустно. Выжившие всегда будут помнить эту битву, и вспоминать погибших за Родину людей.
Вложение | Размер |
---|---|
ratnyy_podvig_nizhegorodcevlopaevoy_8b.doc | 51.5 КБ |
«РАТНЫЙ ПОДВИГ НИЖЕГОРОДЦЕВ»
Что-то непонятное творилось на площади перед Кремлем. Множество людей, шум, гам. Я ничего не мог разглядеть, а уж тем более услышать. Вперед меня не пропускали, даже отталкивали назад. Все люди просто смешались в одну массу чего-то непонятного. Кажется, весь народ Нижнего Новгорода стоял передо мной. Такого никогда не было ранее. Обычно люди чем-то заняты и просто так их на улице не встретить, но сейчас все взоры устремлены в сторону Кремля, все как один с лицом, не выражающим никаких чувств. Вдруг посторонние звуки утихли, люди перестали шептаться и говорить. С трудом, но я разглядел мужскую фигуру, поднимающуюся на выступ. Я могу ошибаться, но, по моему мнению, это Кузьма Минин. «Мужие, братие, Вы видите и ощущаете, в какой беде все государство ныне находится. Легко можем в вечное рабство поляков, шведов или жидов впасть». Вдруг, двое мужчин, стоящие передо мной, стали суетиться, перебивая друг друга, о чем-то спорить. Поднялся тихий шепот среди народа. Уже никто не мог успокоиться. Кузьма не говорил, он перекрикивал взволнованных людей: «Если хотим помочь государству, то не пожалеем имущества своего, и не только имущества, но, в случае нехватки, и дома продадим или займем у имущих, отдав им в отработку жен и детей».
Вечером, сидя на кухне, я обдумывал слова Кузьмы. Мир словно перевернулся. Будто до этого не было ничего. Я не мог думать более ни о чем.
Так в раздумьях я провел целый вечер, не замечая, что уже давно стемнело и на небе появились звезды и луна.
Я проснулся с первыми лучами солнца. Оказывается, сам того не желая, я погрузился в сон, забыв про время, мир и место своего нахождения…
Результаты патриотического обращения к горожанам не замедлили сказаться: люди уже с самого утра носились по улице, направляясь к Кремлю.
Я оделся, взял все свои сбережения и пару, драгоценных для меня вещей. Я не мог отдать ещё что-то, у меня не было больше ничего. Будь я богаче, отдал бы все на свете, но это лишь мечты, таким, как я нет места в высших кругах общества.
Я направился в сторону Кремля. Там уже выстроились в очередь люди. Широкой волной потекли пожертвования. Деньги, ценности, домашние вещи приносились на площадь, а земский староста вел им счет и сдавал на хранение в соборные подвалы.
Сам Минин все свои сбережения пожертвовал на рать. Малоимущие отдавали последнее. Их пример повлиял и на богатых. Так, часть денег была получена от иногородних купцов Строгановых, торговавших в Нижнем Новгороде. Богатые купцы Никитовы, Лыткины, Дощенниковы передали Минину несколько тысяч крепостных людей. Я слышал, что одна богатая вдова из имевшихся у нее двенадцати тысяч рублей десять отдала на ополчение.
После сбора средств предстояло найти подходящего человека (воеводу), чтобы отдать под его начальство будущую рать. Это происходило на нашем «старом» месте. Мы долго спорили, выясняя, кто же это может быть. Вскоре народная нижегородская молва сначала смутно, а затем твердо и отчетливо называла те качества, какими должен обладать вождь ополчения.
«Мы желаем иметь наставника честного, знающего ратное дело и искусного в нем.». Таким человеком, по общему мнению, является выдающийся полководец князь Дмитрий Михайлович Пожарский, лично не бывавший до того в Нижнем Новгороде, но понаслышке через разных людей хорошо известный большинству нижегородских патриотов. Его и решили выбрать вождем ополчения. По слухам, Пожарский долго не соглашался. Лишь когда с той же просьбой прибыл из Нижнего Новгорода воевода Андрей Семенович Алябьев, Дмитрий Михайлович согласился принять руководство, попросив при этом Кузьму Минина быть с ним заодно…
Один день похож на другой, но они летели незаметно. Ничего нового не происходило. Все ждали Пожарского. Наконец, он прибыл 28 октября 1612 года. Сколько радости было в глазах у жителей, я никогда не видел их такими.
После приезда воеводы были заложены основы законной власти: создан «Совет всея земли». Во главе этого правительства встали также выборные представители – Минин и Пожарский. От имени «Совета…» Пожарский назначал воевод, рассылал грамоты, призывая в Нижегородское ополчение ратных людей – добровольцев из других мест. Кузьма Минин, с которым князь Пожарский действовал все время в полном согласии, был выбран «миром» в казначеи ополчения и, кроме того, выступал в звании «выборного человека всею землею».
Я не могу узнать Нижний Новгород! Прошла пара дней или недель (не могу точно сказать. Я потерял счет времени), и Нижний окончательно стал центром начавшегося движения против захватчиков.
Со всех концов сюда прибывали служилые дворяне, добрые казаки, стрельцы, другой люд, желавший участвовать в ратном деле. Я и сам стал добровольцем.
На Ковалихе и за Дмитровскими воротами ковали оружие и доспехи, на Зелейном дворе готовили порох, на Нижнем посаде шили одежду для ополченцев. Минин заботился о приобретении достаточного количества железа, меди, олова, древесного угля и прочих запасов. У Благовещенской слободы был устроен пушечный двор. Ядро второго ополчения составили нижегородцы. Затем пришли в Нижний Новгород коломенские и рязанские ратники, за ними подошли дорогобужские и вяземские, наконец, в январе прибыли смоляне.
В конце февраля всё было готово. Нас снабдили боевыми доспехами и всяческим оружием: дротиками, щитами, топориками, копьями, саблями, огнестрельным оружием. В общем, всем тем, что могло помочь нам в войне с захватчиками. Конечно, оружие и боевые доспехи выдавались по-разному. Так, например, крылатые гусары были закованы в стальные доспехи и вооружены ружьями гайдуки - в шапках с лебедиными перьями. «Простым» же людям, а их было большинство, достались стеганые матерчатые доспехи-тегеляи, луки, самопалы, кистени, а сабля есть далеко не у каждого. Лично мне, достались большие запасы дротиков, щит и лук.
«Сабля Князя Пожарского, полоса булатная, азиатскаго выкова; рукоять, огниво и на ножнах устье и наконечник и пять обойм по зеленому полю серебряные золоченые; при сабле пояс из разноцветного шелка с серебром. Задней части огнива и украшения на верху рукояти»,- говорит незнакомец, стоящий передо мной.
«А сабля гражданина Минина, полоса булатная, азиатскаго выкова; рукоять костяная, огниво серебряное; ножны черного поля с двумя серебряными же обоймами. Пояс – гайтан шелковый», - отвечает другой, стоящий рядом со мной. Так я узнал, чем наши предводители были снабжены редкими саблями.
Ополчение двинулось из Нижнего Новгорода по правому берегу Волги на Балахну. Я раньше никогда не был в этом месте, и даже не предполагал, как Балахна может выглядеть.
…Мы идем уже около 7 часов. Я очень устал. Прежде я никогда столько не ходил. Наконец, я вижу что-то похожее на город. Каждый шаг все больше и больше приближает нас к городу. Вскоре мы входим в Балахну. По сравнению с Нижним, бурлящим городской жизнью, Балахна кажется спящей под слоем прочной провинциальной паутины. Спящей, но не красавицей: городское пространство — то закоулки, то пустыри, даже дежурных золотых куполов в синем небе не видать (есть черные, старинные и ветхие). Даже Волга здесь сонная, с пологими берегами. Дремучие леса, окружающие город, гасят сигналы цивилизации. Мы были встречены жителями с радостью.
Ночевали все в остроге и посаде. Руководители ополчения устроились на воеводском дворе. Вскоре стало известно, что отряд опытного воеводы Матвея Плещеева пополнил ополчение, а балахнинцы собрали для ратников казну и передали ее Кузьме Минину.
Еще лежали снега, когда мы двинулась дальше. Надо было спешить, пока не развезло дороги. Из Балахны усиленное свежими силами ополчение выступило в Юрьевец.
Я уже начинаю запыхаться. Очень хочется спать, но известие о мученической смерти патриарха Гермогена «разбудило» меня и повергла всех в шок. К сожалению, нет времени думать о смерти, поэтому это горькое известие не расслабило нас, а прибавило нам твердости и решимости.
Мы преодолели огромный путь, и дошли до Юрьевца. К городу примыкает лес, состоящий из елей и сосен. Я погружаюсь в себя, забывая обо всем. Скорее всего, это из-за того, что мы очень мало отдыхаем. Вокруг заповедная природа: сосновые боры и березовые леса, богатые грибами и ягодами. Как в этом месте думать о чем-либо, кроме природы и отдыха?
Здесь дали нам казны, а часть мужского населения города Юрьевца влилась в Нижегородское ополчение. Передохнув совсем немного, мы двинулись дальше. К моему удивлению, никто не возмущался, все были погружены в раздумья о предстоящей битве.
Следующим городом на пути ополчения была Решма, откуда мы пришли в Кинешму. Кинешма, к нашему счастью, располагалась не так далеко от Решмы (или так показалось мне), поэтому усталость я почти не почувствовал. Ноги сами несли меня туда. Не знаю почему, возможно, из-за чувства долга перед Родиной.
Кинешемцы с восторгом встречали нас. Но, когда мы вошли в город, я не мог сдержать эмоций. Я видел разорённый и сожжённый дотла город. Несмотря на это, жители внесли ощутимый вклад в ополчение живой силой, деньгами и провизией. Для меня это великий поступок, тронувший всех. Дмитрий Михайлович Пожарский дал обещание в случае успеха своего великого дела — освобождения Москвы от неприятелей — воздвигнуть здесь храм во имя своего святого.
Надо было торопиться, поэтому кинешемцы помогли нам добраться до Костромы по разлившимся в то время рекам.
Кострома – предпоследняя «остановка» на нашем пути. Но здесь нас ждал иной прием.
Когда мы были еще в Плесе, к Пожарскому пришли костромичи и предупредили его, что костромской воевода Иван Петрович Шереметев, желая быть верным польскому королевичу Владиславу, не хочет пускать ополченцев в город. Это новость немного смутило нас всех. Ведь мы прошли столь долгий путь. В ополчении появилось волнение, никто не мог успокоиться. Что же нам делать? Но наши мудрые предводители утихомирили нас, сказав, что все уладится и мы доберемся до Костромы.
Отряд остановились на Посаде, а в самом городе началось волнение. За свое упорство Шереметев едва не поплатился жизнью. Его спас Пожарский. Посоветовавшись с Мининым, он своей волей снял Шереметева с воеводства, назначив на его место другого. Все шло хорошо, пока не пришли к Пожарскому посланцы от Суздальцев; просили суздальцы дать им ратных людей на помощь, потому, что около их города бродил Посовецкий со своею шайкою. Пожарский разрознил своё войско и отрядил к Суздалю своего родственника Романа Петровича Пожарского с нижегородскими и балахонскими стрельцами.
Мы получили немалое пополнение в казну и направились в Ярославль.
Я думал лишь о том, что, наконец, отдохну. У меня совсем не осталось сил, а предстоял скорый бой. Поэтому не только мне, но и всему войску нужно было сделать перерыв. Когда ополчение подошло к Ярославлю, ярославцы вышли навстречу с образами и предложили в наше распоряжение всё имущество, какое у них было. Сверх того, в знак радости и благодарности, они подносили Пожарскому и Минину подарки; но те не приняли ничего. В Ярославле Минин и Пожарский приступили к окончательному обустройству народной рати, и создали стройную военную организацию
…
Мы победили!! Мы смогли устоять! Я плачу и радуюсь одновременно. Сквозь слезы я уже ничего не вижу.…Сколько людей погибло ради Родины и сколько осталось жить после сражения! Я до сих пор не могу отойти от того, что я видел на поле битвы. Я сам еле уцелел, а вот множество моих товарищей погибло. Я их никогда более не увижу, и это грустно. Выжившие всегда будут помнить эту битву, и вспоминать погибших за Родину людей.
А. Усачев. Что значит выражение "Белые мухи"?
Твёрдое - мягкое
Лягушка-путешественница
Именинный пирог
Сказки пластилинового ослика