Анализ эпизода из повести Платонова "Котлован"

Анализ эпизода из повести А.К.Платонова «Котлован»

   На рассказе А.К. Платонова «Впрок» И.В. Сталин написал: «Подонок».   И вот передо мной отрывок из еще одного произведения этого «подонка» - повести «Котлован». Хочется понять, чем же писатель заслужил столь резкую оценку «вождя всех народов».

   Повесть была  написана в период с декабря 1929 по апрель 1930 года, то есть не по следам важнейших исторических событий, а во время их: -  во время ускоренной индустриализации и сплошной коллективизации.

   Известно, что отношение к этим событиям в то время было  далеко не однозначным. Какова же точка зрения Андрея Платонова?

       Своеобразной увертюрой к пониманию авторской позиции для меня стал первый абзац предложенного отрывка. Как-то вдруг мне подумалось, а почему действие происходит в переулке, то есть, как свидетельствует словарь, короткой улице, служащей для связи продольных (то есть параллельных?) улиц? Одна из этих улиц – старая, дореволюционная дорога жизни, а другая – то счастливое  будущее, во имя которого совершена революция? Платонов скажет, что по переулку «насквозь никто не проходил, потому что упирался в глухую стену кладбища». (!!!). Там  теперь «безлюдно», никого нет, только «один неизвестный старичок». Почему так ласково, любовно, с симпатией: старичок? Не потому ли, что тот собирался отправиться  обратно в старину?

Видимо, ярым сторонником революционных перемен А.Платонов не является.

   Мотив дороги, заявленный в первом абзаце, повторяется несколько раз в таком же ключе.  Идут обычно вперед и вверх.  Чиклин же «с силой стыда и грусти» вошел в старое здание и «провалился куда-то в нижнюю темноту». Женщина уходит из жизни, потому что ей «стало скучно», она «уморилась».

   Обращаю внимание на лексический повтор слова теперь: «мне теперь почти что все равно», «мне теперь стало тебя не жалко и никого не нужно», «буржуйки все теперь умирают», «нынче каждый последний  и тот в кожаных штанах ходит»…  Не чувствуется счастья и бурного ликования по поводу настоящего, не правда ли?

   Кроме настоящего есть и  прошедшее. Оно описано подробно, с любованием и тоской от потери его во внутренней речи безвестного мужика с желтыми глазами: «Его тоскливому уму представлялась деревня во ржи, и над нею носился ветер и тихо крутил деревянную мельницу, размалывающую насущный, мирный хлеб. Он жил так в недавнее время, чувствуя сытость в желудке и семейное счастье в душе; и сколько годов он ни смотрел из деревни вдаль и в будущее, он видел на конце равнины лишь слияние неба с землёй, а над собою имел достаточный свет солнца, звёзд».  Явное желание, как и у того неизвестного старичка, отправиться обратно в старину!

   А как обстоит дело с изображением будущего? Почему герои Платонова не стремятся к нему с восторгом, даже активист Сафронов и то мечтает о том, чтобы «произошел бы энтузиазм». Значит, нет его? Что же есть? «Констервация»? Мечтает о будущем Жачев: «Жачев ещё с утра решил, что как только эта девочка и ей подобные дети мало-мало возмужают, то он кончит всех больших жителей своей местности; он один знал, что в СССР немало населено сплошных врагов социализма, эгоистов и ехидн будущего света, и втайне утешался тем, что убьёт когда-нибудь вскоре всю их массу, оставив в живых лишь пролетарское младенчество и чистое сиротство». Для Вощева и других землекопов будущее – это «успокоенная земля, набитая их костьми». Безрадостная картина… что-то не хочется в такое будущее… Наверное, не о таком мечтали. «Жачеву же, и наравне с ним Вощеву, становилось беспричинно стыдно от долгих речей по радио; им ничего не казалось против говорящего и наставляющего, а только всё больше ощущался личный позор».   Может быть, поэтому Чиклин «нехотя» сообщает, что он из пролетариата? А мечтает объяснить весь свет ребенку, «чтобы он умел безопасно жить».

    Мотив  страха, который отчетливо проявился в повести, свидетельствует о гениальной прозорливости ее автора, сумевшего задолго до 37-го года почувствовать и предсказать страшные события. Опасения заставляют мудрого старичка складывать «для внимательного выраженья свое чтущее лицо».  Страх за судьбу дочери диктует предсмертные слова матери: «Никому не рассказывай, что ты родилась от меня…»   «…боюсь! А то бы давно ушел», - неоднократно повторяет неизвестный старичок.  

( «Обратно в старину», помните?)  А девочка, этот росток будущего, «она ведь знала, что присутствует в пролетариате, и сторожила сама себя, как давно и долго говорила его мать».  «Безвестный мужик с жёлтыми глазами скулил в углу барака про одно и то же своё горе, только не говорил, отчего оно, а старался побольше всем угождать»…

   Кого же так боятся герои?  В этом отрывке нет ни их фамилий, ни указания на  их должности. Но они есть, я тоже их боюсь, потому что они  «заморят», «заарестуют», «тронут» так, что мало не покажется, «скажут» такое, что устанешь оправдываться… Всего четыре глагола-сказуемых в неопределенно-личных предложениях, а ведь узнали себя те, кого имел в виду писатель, узнали! Отсюда и запрет на издание романа. Известно, что впервые «Котлован» был напечатан лишь в 1987 году.

   Чем больше читаешь это произведение Платонова (как, впрочем, и  другие его книги), тем весомее, информативнее кажется каждое его слово. Открывается такое, чего ранее  не замечала. Вот, например, Чиклин в разговоре с Настей заявляет, что он «ничто».  А в ушах у меня бравурная мелодия и слова: «Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем!». Может быть, именно на это и рассчитывал автор и это не что иное, как так называемая аллюзия?

    Эпизод кончается идиллической картиной любования Настей, этим ростком будущего, (ведь это малое существо будет господствовать над их могилами и жить на успокоенной земле, набитой их костьми) такими разными людьми: задумавшимся Вощевым, утомленными до изнеможения землекопами, ненавидящим всех Жачевым, активистом … Их всех объединила мечта о светлом будущем. Только придет ли оно? Вряд ли, даже если совместными усилиями герои «как можно внезапней» закончат строительство котлована.

 Платонов как бы предваряет финал произведения, вкладывая в уста Сафронова такие слова: «фактический житель социализма» лежит перед ними «без сознанья», «покоится»…

И вспоминается блоковское: «Упокой, Господи, душу рабы твоея…»

   И ведь не зря: финал-то романа известен…