Пророчества А.С. Пушкина

              Размышляя над природой поэтического творчества, Юнг выявил всеобщий закон гениальности. Юнг мыслил гениальность как дар человека выражать всеобщее бессознательное знание. Это всеобщее бессознательное знание лучше, чем кто бы то ни было, выражают поэты и мыслители. Именно они имеют воспитательное влияние на своих современников и на потомков, ибо «в своем глубочайшем вдохновении», они черпают из недр коллективного бессознательного и высказывают вслух то, «о чём другие лишь грезят», – говорил Юнг. Они громче и яснее других высказывают то, что все знают, выражая, тем самым, это всеобщее бессознательное «знание».

               Юнг определял коллективное бессознательное как психические содержания, свойственные всем индивидам. Он полагал, что хотя мир архетипов существует в глубине бессознательного, его нужно рассматривать как объективную реальность, поэтому мир архетипов, открытых Юнгом, напоминает мир идей Платона, существующих «сами по себе». Но если следовать за мыслью Юнга, дар гения-мыслителя или художника (в широком смысле) – это возможность «погружаться» в мир архетипов, а так как для большинства людей это недостижимо, то и дар гения исключительно редок.

               В чем состоит особенность гениального дара у ученых, Юнг подробно не рассматривал – за исключением того, что все ученые принадлежат к мыслительному типу.

                Все великие нации дали миру писателей, ставших национальными пророками. Некоторые пророчества, явленные в литературе, удивительным образом совпадают с законами движения человечества. Юнг заметил, что наиболее глубокое и непосредственное воздействие оказывают именно те  мыслители, которым удается поднять на уровень сознания и уже в нём выразить «поверхностный слой коллективного бессознательного».      

              «…Гениальный отшельник запечатлевает своим характером умы целого народа», – сказал Д¢Израэли. Таким отшельником, прозревшим многие из тайн русской души и русской жизни, был Н. В. Гоголь – великий пророк русской культуры. Хотя Гоголь глубоко национальный писатель, но тот, кто заглянул в его мир, надолго остается в стихии гротеска, для которой неважно где и когда случаются события и кто герои. Пророчество Гоголя о России, русском духе и русской жизни есть гениальное прозрение писателя-мыслителя. Александр Блок написал о Гоголе: «отрекшийся от прелести мира… существо, мрачно сосредоточенное и безучастное ко всему кроме одного, не существо, не человек почти, а как бы один обнаженный слух, отверстый лишь для того, чтобы слышать, медленные движения…».

                   По мысли Блока, одним из главных признаков того, что писатель не случайная и не временная величина – является чувство его особенного пути. Если писатель-пророк является «избранником судьбы», то его личность принимает и все загадки народа, к которому он принадлежит. Блок сравнил Гоголя с колдуном, который проник в основы бытия русского человека. Гоголь – это «обнаженный слух» русского народа. Он проник в отзвуки коллективного бессознательного русского народа и явил людям мир, в котором сплелись и фантастические элементы, и мистика с кошмарным реализмом. Принцип Гоголя: чем смешнее, тем страшнее и наоборот, поэтому встреча с Гоголем едва ли может быть «милой, приятельской встречей: в нем можно было легко почувствовать старого врага», «отшатнуться от него было легко», – писал Блок, – «душа его гляделась в другую душу мутными очами старого мира…». Фантасмагория мира гоголевских героев и сатирические картины русской жизни с их карикатурностью становятся тем реальнее, чем пристальнее в них всмотреться. «Когда я начал читать Пушкину первые главы из «Мертвых душ», – вспоминал в письмах Гоголь, – то Пушкин, который всегда смеялся при моем чтении, начал понемногу становиться все сумрачнее, сумрачнее, а, наконец, сделался совершенно мрачен. Когда же чтение кончилось, он произнес голосом тоски: «Боже, как грустна наша Россия!» меня это изумило. Пушкин, который так знал Россию, не заметил, что все это карикатура и моя собственная выдумка!»  

            Писатель-пророк обречен и оставлен в мире для того, чтобы обнажать через свою душу – то, что составляет основы души всех. В высшем познании искусства, – считал Гоголь, – художник вырывает что-то живое из жизни. «Когда Гоголь мучился, бессильный создать желаемое, – писал Блок, – и годами переписывал свои творения, безжалостно уничтожая гениальное, бросая на середине то, что для нас неоцененно… когда Гоголь мечтал о «великих трудах» и звал «пободрствовать своего гения»; когда он слушал все одну, отдаленную и разрастающуюся, музыку души своей –  бубенцы тройки и вопли скрипок на фоне однообразно звенящей струны... …тогда уже знал Гоголь сквозь все тревоги, что радость и раздирающая мука творчества суждены ему неизбежно. …Он знал, что сам он – ничто, сравнительно со своим творением; что он – только несчастный сумасшедший рядом с тем величием, которое ему снится».  

              В творчестве Гоголя есть разные линии. Первая линия – это образы русской повседневной жизни, где возводят свой трон юмор и сатира. Вторая линия – это прозрение непонятного и таинственного будущего России выраженное в образе Птицы-тройки. Осознавал ли Гоголь, что его «Мертвые души» – это «чужая» для него неосознаваемая (как утверждал Юнг) могучая сила, поток которой захватил его воображение? Справиться с ним нельзя и Гоголь как и одинокий пловец в лодке, мчался в вихре своих фантазий, думая, что он управляет движением в этом океане. Магическая сила создаваемого творения такова, что эта энергия завладевает писателем, многократно усиливая вклады фантазии и воображения в психику. Возникает, по существу, замкнутый цикл, где психическая энергия сосредоточивается лишь на факторах творчества. Вероятно, что так запускается механизм творческой одержимости. Так могучая чужая внутренняя сила порабощает творца, и он не в силах сопротивляться охватившей его созидательной силе. Может быть, так родилась знаменитая пророческая мысль Гоголя о Птице-тройке: «Русь! Русь!.. Какая непостижимая, тайная сила влечет к тебе? Почему слышится и раздается неумолчно в ушах твоя тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине твоей, от моря до моря, песня? Что в ней, в этой песне? Что зовет, и рыдает, и хватает за сердце? – Русь! Чего же ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь таится между нами? … Русь! куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух».

               Логика сюжета у Гоголя и диалоги героев становятся только деталями в общем потоке образов и поступков героев. В «Мертвых душах» только видимая кажущаяся канва сюжета, на самом деле сюжет поэмы растворяется в фантазиях автора. В потоке образов Гоголя и мрачная пророческая суть, и ослепительное видение действительной жизни. Уже в начале ХХ века Блок писал о творчестве Гоголя: «Что изменило ослепительное видение Гоголя в действительной жизни? Ничего. Здесь – осталась прежняя, хомяковская, «недостойная избранья» Россия». Жизнь Гоголя была творческой мукой. «Если бы сейчас среди нас жил Гоголь, мы относились бы к нему так же, как большинство его современников: с жутью, с беспокойством и, вероятно, с неприязнью: непобедимой внутренней тревогой заражает этот, единственный в своем роде человек: угрюмый… с пронзительными глазами, больной и мнительный».

                О прозрениях подобных «Мертвым душам» Гоголя Юнг написал, что это произведения, с которыми автор себя идентифицирует, повинуясь действию собственного бессознательного, которое подчиняет руку писателя. В этом смысле, поэма Гоголя и её пророческая суть стали фатальными для писателя. Гоголем завладела и управляла та внутренняя сила, о которой говорил Юнг, – его собственный автономный комплекс творчества, дьявольским образом «поработивший» писателя. Растворившись в своем творчестве без остатка, писатель погиб – как погибает художник, истративший все творческие силы, психическую и жизненную энергию. «… Разорвалась перед Гоголем непроницаемая завеса дней его мученической жизни, а с нею завеса вековых российских буден... он же, первый приподнявший завесу, за дерзкое свое прозрение изведал всё унижение тоски и серую всероссийскую мразь; не выдержав «очерствения жизни», глухой «могилы повсюду», Гоголь сломился. Перед смертью он кричал что-то о «лестнице»; до того вещественно было у него представление о какой-то спасительной лестнице, выбрасываемой из небесного окна, по которой можно «излететь» в синюю бездну, виденную когда-то в творческом сне», – писал А. Блок.

               «Литературы великих мировых эпох таят в себе присутствие чего-то страшного - то приближающегося, то опять отходящего, наконец, разражающегося смерчем где-то совсем близко, так близко, что, кажется, почва уходит из-под ног… Тогда кажется, что близок конец и не может более существовать литература. Она сметена смерчем, разразившимся в душе писателя. То, что имеет подобие смерча, есть только дикий вопль души… Прошумит этот крутящийся столб из пыли, крови и болотной воды, и оставит за собой всё то же бесплодие, и где-нибудь далеко упадет и иссякнет, так что никто и не узнает об этом. Смерчи всегда витали и витают над русской литературой. Так было всегда, когда душа писателя блуждала около тайны преображения, превращения. И, может быть, ни одна литература не пережила в этой трепетной точке стольких прозрений и стольких бессилий, как русская. Передо мной вырастают два демона, ведущие под руки третьего – слепого и могучего, пребывающего под страхом вечной пытки. Это –  Лермонтов, Гоголь и Достоевский», – писал Александр Блок.

                 Философское пророчество Достоевского в «Бесах» прошло путь своего времени, достигнув своего апогея в цивилизации ХХ века. Идеи мира, образы времени, образы человека и его мыслей стали после первой мировой войны особенно зримы в разрушении и отрицании всех принятых ранее форм существования в сочетании с отрицанием этических, моральных, нравственных и социальных ценностей. В «Бесах» противоборствуют самые разнообразные мотивы. Здесь можно найти зловещие идеи нигилизма и христианские абсолюты добра. Достоевский пророчески предупреждает, что разорванное между двумя установками сознание: «бог необходим, а потому он должен быть» и антиномическую: «его нет, и не может быть» – обречено на саморазрушение, и разрушает мир вокруг себя. Герои Достоевского не могут принять прежнего бога в силу его ложности и аморальности мира, созданного им. Кириллов разрешает это парадоксальное утверждение тем, что объявляет богом самого себя: «Я еще только бог поневоле, – говорит Кириллов, – и я несчастен, ибо обязан заявить свое своеволие. Все несчастны потому, что боятся заявить свое своеволие. Я ужасно несчастен, ибо ужасно боюсь. Страх есть проклятие человека». Двигаясь по этому пути, герои «Бесов» задаются вопросами: «Зачем жить, перед лицом смерти бога?», и перед ними открывается  истина, что мир без бога – это мир без абсолюта! Но, отказавшись от веры в нравственные абсолюты, человек должен принести себя в жертву своему собственному неверию. Обязав себя не верить ни в какие нравственные нормы, человек сделал шаг в сторону ничем не сдерживаемых стихий – стихий разрушения. Мир без ориентиров, по Достоевскому, противоречит самой сущности человека и обречен на гибель. Хотя христианская традиция открыла путь стремлению человека пострадать за все человечество, но после того, как пафос и нравственное начало утратили свое превосходство, после того, как не стало веры в абсолютные ценности, человек лишился своего права страдать за других. Желание страдать за других сменилось стремлением облагодетельствовать людей, невзирая на их желание. Этот парадокс вошел в современную эпоху и вместе с ней стал её символом. Но Достоевский пророчески указал, что свобода перед лицом отрицания бога как нравственного абсолюта страшна и ужасна. Многие современные мыслители обращались к Достоевскому, как тому, кто первым из писателей открыл всю глубину внутреннего страдания человека и все заблуждения человечества. Камю увидел в Достоевском первого писателя, которому удалось передать всю близость и всю пытку абсурдного мира. Но, может быть, только Гессе ухватил саму внутреннюю сущность миссии Достоевского не только как пророка русского народа, но как пророка всего человечества: «Я сказал, что Достоевский, собственно, не писатель, не писатель или не в первую очередь писатель. Я назвал его пророком. Трудно, однако, сказать, что это, собственно означает – пророк! Мне кажется, примерно следующее: пророк – это больной, так же, как Достоевский в действительности был истериком, почти эпилептиком. Пророк – это такой больной, который утратил здоровый, добрый, благодетельный инстинкт самосохранения, являющийся воплощением всех буржуазных добродетелей. Пророков не может быть много, иначе мир распался бы. … Он – прорицатель, он – знающий. То есть в нём народ, эпоха, страна или континент выработали себе орган, некие щупальца, редкий невероятно нежный, невероятно благородный, невероятно хрупкий орган, которого нет у других, который остался у других, к их вящему счастью, в зачаточном состоянии. Эти щупальца, это ясновидческое чутье не надо понимать грубо, считая их чем-то вроде глупой телепатии и фокусов…

                Дело обстоит скорее так, что «больной» этого рода обращает движение собственной души в общее, общечеловеческое. У каждого человека бывают видения, у каждого человека есть фантазия, каждый человек видит сны. И каждое видение, каждый сон, каждая фантазия или мысль человеческая на пути от подсознания к сознанию может обрести тысячи различных толкований, каждое из которых может быть правильным. Ясновидец же и пророк толкует свои видения не сам: кошмар, его угнетающий, напоминает ему не о собственной болезни, но о болезни и смерти общего, чьим органом, чьими щупальцами он является. Этим общим может быть семья, партия, народ, но им может быть и все человечество».

                Чтобы раскрыть природу явления мысль писателя и мысль ученого, несмотря на различия в средствах выражения – метафора или научное понятие – ищет начало всякого явления жизни, затем мысль писателя обращается к художественному образу, а мысль ученого переходит к логическому анализу, но обе они выходят на уровень осмысления. Своим ясновидением великий писатель приближается к пониманию человеческой мотивации. Он охватывает своей мыслью жизнь и неудержимо погружается в тайны человека, чтобы найти в изменяющихся от века в век характерах некоторый общий закон человеческой природы. И куда бы ни устремилась мысль большого художника, она увлекает его не только увидеть весь океан необозримости жизни, но и интуитивно в художественных образах почувствовать её сущность. Пророк отдает себя на волю невысказанного желания его времени, – писал Юнг, – указывая своим словом, путь к тому, что ищут все – независимо от того приведет это к добру или злу, к исцелению или нет.

                  Коллективное бессознательное становится личным опытом писателя-пророка и переносится им в сферу художественного творчества, а вечные проблемы – поиск смысла жизни и отношения между людьми – приемлют своим проводником писателя в его путешествии в мир образов и мир чувств.

               Интуицией пророка-художника Лев Толстой увидел коллективное «Я» толпы. Его взгляд исследователя природы человека прозрел её вечную сущность. В рассказе «Отец Сергий» толпа вдруг предстает всей своей простоте и наготе. Толстой смотрел глазами своего героя на этих людей, ищущих благословения и помощи. «Он хотел отдохнуть, подышать свежим воздухом, чувствовал, что ему необходимо, но только что он вышел, как толпа бросилась к нему, прося благословения и спрашивая советов и помощи. Тут были странницы, всегда ходящие от святого места к святому месту, то старца к старцу и всегда умиляющиеся перед всякой святыней и всяким старцем. Отец Сергий знал этот обычный, самый нерелигиозный тип, холодный, условный тип; тут были странники, большей частью из отставных солдат, отбившихся от оседлой жизни, бедствующие и большей частью запивающиеся старики, шляющиеся из монастыря в монастырь, только чтобы кормиться; тут были и серые крестьяне и крестьянки со своими эгоистическими требованиями исцеления или разрешения сомнений о самых практических делах: о выдаче дочери, о найме лавочки, о покупке земли или о снятии с себя греха заспанного или прижитого ребенка. Все это было давно знакомо и неинтересно отцу Сергию».

              Пронзая природу человеческого сообщества в её неизменности, мысль писателя ищет в толпе истину духа, но отчаявшись не находит её и видит только коллективный практический эгоизм лиц из толпы, стремящихся снять грех из чувства практической целесообразности. «Он знал, что от этих лиц он ничего не узнает нового, что лица эти не вызовут в нем никакого религиозного чувства, но он любил видеть их, как толпу, которой он, его благословение, его слово было нужно и дорого, и потому он тяготился и она вместе с тем была ему приятна». Толпа предстала писателю в своей обнаженной сущности: она никогда не искала себя в познании жизни и никогда не давала мысли другим. Чем больше люди шли к старцу, тем острее он чувствовал скуку и одиночество. Это поистине современный взгляд художника на общественный тип, который уютно себя чувствует, изображая лик духовности, но оставаясь всегда холодным и равнодушным, это «самый нерелигиозный тип, холодный, условный тип».

               Заглянув в эту не меняющуюся от века в век прозу жизни, писатель-пророк срывает маску, едва прикоснувшись к ней. Произведения Толстого не несут характерного отпечатка известной эпохи; если некоторые из его рассказов без имени их творца попались бы кому-нибудь впервые в руки, никто бы не осмелился сказать, в каком десятилетии или даже столетии они написаны, настолько это повествование стоит вне времени, - написал Стефан Цвейг о творчестве Толстого. Вневременность – это и есть главный признак пророчества.

                          «…наше Творчество словно Пророчество – Зазеркалье оно бытия…»

                  Дано ли творческим личностям предчувствовать будущее? В книге А.Рыжова «Литературные пророки» утверждается: да, безусловно; по крайней мере писателям и поэтам. Причем дар предвидения не зависит от степени известности поэта и его вклада в литературу, в книге упомянуто много малоизвестных имен.

                 Некоторые случаи, действительно, потрясают. Другие, на мой взгляд, не совсем корректны. Трудно говорить о даре предвидения собственной смерти у писателей- самоубийц или у тех, кто писал, находясь на фронте. Не кажется мне предвидением лермонтовское «В полдневный жар в долине Дагестана / С свинцом в груди лежал недвижим я» или гумилевское «И умру я не на постели./ При нотариусе и враче»: и Лермонтов, и Гумилев неоднократно рисковали своей жизнью, практически программировали себя на раннюю смерть.

                 Это касается и предсказаний о судьбах страны. Когда Маяковский пишет «В терновом венке революций грядет шестнадцатый год», конечно, поражает слово «революций»: их действительно было две, пусть и на год позже. Но Маяковский писал это в 1915 году, тогда уже многие понимали, что что-то «грядет».

                  Это же касается и технических предсказаний. Где-то – абсолютно нереальное предвидение, где-то – скорее логика.

                  Далее несколько случаев мы приведём здесь, потому что в них   проглядывает что-то запредельное. Некоторые из этих фактов достаточно известны, про другие я прочитала впервые.

Эдгар По

                 В 1838 году По пишет «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима». В ней четверо потерпевших кораблекрушение долго скитаются по морю в шлюпке и в итоге трое съедают своего четвертого товарища – Ричарда Паркера. Через 46 лет, когда По уже не было в живых, его сюжет повторился в действительности: потерпел крушение корабль «Магноннет», четверо моряков спаслись, их долго носило в шлюпке, в итоге трое были вынуждены убить и съесть одного, его звали Ричард Паркер.

Александр Грибоедов

              Поэт и дипломат, в 1825 году Грибоедов на Кавказе расследовал нападение горцев на казачью станицу. Там он написал стихотворение «Дележ добычи» («Хищники на Чегеме») о торжестве нападавших:

  Окопайтесь рвами , рвами ,

 Отразите смерть и плен -

 Блеском ружей, твержей стен!

 Как ни крепки вы стенами,

 Мы над вами, мы над вами,

 Будто быстрые орлы

 Над челом крутой скалы.

 Через 4 года в Тегеране самого Грибоедова от дикой толпы не спасла «крепость стен» здания русской дипломатической миссии.

Федор Михайлович Достоевский

             Федор Михайлович Достоевский умер 9 февраля 1881 года. К этому времени писателем были предсказаны практически все важнейшие события, которые произойдут в ХХ веке. Многие современники уже тогда называли его пророком.Великий русский сатирик Салтыков-Щедрин так выразился о произведениях Достоевского: «По глубине замысла, по ширине задач нравственного мира, разрабатываемых им, этот писатель стоит совершенным особняком, он вступает в область предвидений и предчувствий, которые составляют цель не непосредственных, а отдаленных исканий человечества».

              Федор Михайлович одним из первых заметил, что в середине ХIХ века многие молодые люди мыслили как Раскольников: можно убить и тем самым осчастливить мир.

«Чем, чем, – рассуждал он устами Раскольникова, – моя мысль была глупее других мыслей и теорий, роящихся и сталкивающихся одна с другой на свете, с тех пор, как этот свет стоит? Стоит только посмотреть на дело совершенно независимым, широким и избавленным от обыденных влияний взглядом, тогда, конечно, моя мысль окажется вовсе не так… странною. О, отрицатели и мудрецы в пятачок серебра, зачем вы остановились на полдороге!».

Нет, не прав Родион Романович, и через полвека после него не остановились «отрицатели и мудрецы». Это предвидел Достоевский. Вот еще одна цитата из эпилога романа «Преступление и наказание»: «Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселяющиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем одном и заключается истина».

                 Главный идейный вдохновитель революционной ячейки Петр Верховенский из романа «Бесы» составил план действий для будущих «ниспровергателей основ»: «Мы уморим желания; мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство… Полное послушание, полная безличность, но раз в тридцать лет пускать и судорогу, и все вдруг начинают поедать друг друга, единственно, чтоб не было скучно… Но одно или два поколения разврата необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь, вот чего надо!»

Однако Верховенский, прототипом которого был псевдосоциалист Сергей Нечаев, все же не так прост. Ведь он повязал своих единомышленников кровью, что несколько десятилетий спустя взял на вооружение «товарищ Сталин».              

                Как ни странно, именно каторга подвигла Достоевского на предсказания будущего. Практически все его романы – пророческие. Сон Раскольникова уже упоминался. А вот в «Бесах» был указан даже срок, за который революция охватит страну, – пять месяцев. Правда, Петр Верховенский планировал ее в мае начать, а к октябрю закончить.

В действительности сроки несколько сдвинулись: советская власть «твердо встала на ноги» с октября 1917 года по март 1918-го.

              Почему же социализм пришелся по душе россиянам? По Достоевскому, он возник как поправка к христианству «и улучшение последнего, сообразно веку и цивилизации», поэтому захватил «сердца и умы многих во имя какого-то великодушия». И стало: вместо креста – пятиконечная звезда; вместо Христа – Ленин, Сталин, и так далее…

Действительно, марксизм в России был воспринят как новая религия, и не только простым народом. В 1922 году Ленин писал о членах Политбюро как о большевиках, не разбирающихся в марксизме.

             Не обошлось здесь и без гордыни человеческой. «Злой дух, – писал Федор Михайлович, – несет с собою страстную веру, а, стало быть, действует не одним параличом отрицания и соблазном самых положительных обещаний: он несет новую антихристианскую веру, стало быть, новые нравственные начала обществу, уверяет, что в силах выстроить весь мир заново, сделать всех равными и счастливыми и уже навеки закончить Вавилонскую башню, положить последний замковый камень ее.

               Между поклонниками этой веры есть люди самой высшей интеллигенции; веруют в нее тоже все малые и сирые, трудящиеся и обремененные, уставшие ожидать Царствия Христова; все отверженные от благ земных, все неимущие…» И еще: «Раз отвергнув Христа, ум человеческий может дойти до удивительных результатов». Как и все русские пророки, Федор Михайлович выделял Россию из общего ряда. Исследователь творчества Достоевского Карен Степанян по поводу отношений Европы и России так прокомментировал написанное классиком: «Достоевский надеялся, что торжество материального начала и приход “злого духа” осуществится на Западе, что русский народ устоит перед разрушительным действием этих процессов.

Слияние сословий совершается и свершится у нас “мирно”, ибо, “если и есть разногласия, то они только внешние, временные, случайные, легко устранимые и не имеющие корней в почве нашей… Лишь Россия заключает в себе начало разрешить всеевропейский роковой вопрос низшей братии без боя и без крови, без ненависти и зла…”»

Достоевский предвидел будущее развитие исторических процессов: произойдет серия кровавых катаклизмов, которая охватит всю Европу. «Но никогда, может быть, – пишет Достоевский, – Европа не была ближе именно к такому перевороту и переделке территорий, как в наше время… Тогда все рухнет об Россию, тогда мы должны быть целы и выставить православие».

Владимир Высоцкий

 Жизнь – алфавит, я где-то

 Уже в «це-че-ша-ще»,-

 Уйду я в это лето

 В малиновом плаще.

 Стихотворение «Общаюсь с тишиной я» написано в начале 1980 года. Летом этого же года Высоцкий умер.

Предсказания Пушкина 

                Космос вершит судьбы людей, творит законы жизни, а ведомы они пророкам, Пророки заявляют о себе, так говорят исследователи, через каждые 628 лет. И каждому пророку суждено прожить две жизни: земную в образе великого человека — ученого, философа, писателя и т. д. и вторую — духовную — в своем творчестве. Миссия каждого пророка — донести до народа космические знания, откровения Божьи.

                К пророкам давно относят Александра Сергеевича Пушкина и обычно речь ведут о том, что он предсказал свое будущее, нетленность, вечность своей поэзии и бессмертие своих прозаических произведений, и приводят в качестве примера широко известное его стихотворение «Памятник»: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...».  

                И совершенно неведомо многим из нас, что он был пророком в более широком значении этого слова и что, оказывается, его имя можно поставить в этом смысле рядом с именами всех известных великих пророков, избранников Божьих, которым открыто будущее человечества. Он, оказывается, был не только великим мастером слова, с помощью которого завораживал и завораживает два столетия людские души и умы, но и великим ученым-математиком, которому принадлежат научные пророчества.  

              В Таганроге в 1993 году вышел посвященный его открытиям спецвыпуск журнала «МИГ». Сейчас он в виде ксерокопий странствует по стране и стал библиографической редкостью. О пророческой миссии поэта рассказал журнал «Юность» в ряде своих публикаций в 1998 году.

              Существует легенда, что в 1828 году Пушкин тайно передал свои научные труды, в которых он разработал модель общественного развития, изложил знания о Космосе, дал объяснение настоящему и будущему человечества, на хранение наказному атаману Войска Донского Дмитрию Ефимовичу Кутейникову. А род последнего из поколения в поколение хранил рукопись, называемую архивом, которая дошла до наших дней.  

                Столь долговременное замалчивание существования этой рукописи объясняется волею самого поэта, который завещал хранить ее до 1979 года и лишь по истечении этого времени передать компетентным органам. Причем на передачу документов он отвел срок — 19,5 года. Пророчества Пушкина опережают время, и сам он считал, что преждевременные знания могут быть и бесполезными, и опасными.

              Главным хранителем пушкинского архива был Иван Макарович Рыбкин, который в 1979 году открыл домашний музей научных работ Пушкина в Таганроге. Архив первоначально представлял собой кожаную папку, где находились отдельные свитки и на каждом указывался срок обнародования. Все материалы написаны на французском, но мелькают слова и на других языках. К тому же все работы зашифрованы. Но работа над расшифровкой ведется с момента передачи документов. Иногда среди текста встречаются «белые пятна», которые расшифровщики из числа хранителей заполняют словами, подходящими по контексту, из числа новых: например, «Советский Союз», «советский народ», «СССР».

                 Материалы помогут познать грядущее. Толкователи называют их «философскими таблицами», построенными с помощью метода классической математики, родоначальником которой как раз и является Пушкин. Математика содержащая «четыре пространственных направления», выражает, абстрактные законы природы. Опираясь на законы выведенные Пушкиным, хранитель архива из рода Кутейниковых Иван Константинович Морозов определил, например, будущего руководителя грядущей революции 1917 года - Ленина.

                О существовании «философских таблиц», как считают авторы легенды, Пушкин сообщает в 7-й главе романа «Евгений Онегина»:

Когда к благому просвещенью

Отдвинем более границ,

Со временем (по расчисленью

Философических таблиц,

Лет чрез пятьсот) дороги, верно,

У нас изменятся безмерно...

            Пушкинские пророчества толкователи считают похожими на центурии Нострадамуса. Разница заключается в принципе, положенном в основу предсказаний, — космической математике.

               Как объясняет доктор философских наук Г. В. Чефранов, математика, изобретенная Пушкиным, построена на логике ритмов и совсем недавно стала предметом изучения современной науки.

             Ленин, по словам хранителей архива, был ознакомлен с этой логической ритмологией и учитывал ее, разделяя периоды жизни советского народа на «пятилетки». Пушкин открыл смену ритмов — чередование периода усталости народа и его активности. По пушкинской модели, они меняются каждые 4 года 331 день, В момент наибольшей усталости народа нельзя ни в коем случае затевать какие-либо перемены. А момент активности народа следует использовать как можно результативнее. Правительство должно учитывать эти ритмы, составляя экономические планы. Так говорят исследователи.

           Они же утверждают, что, поскольку пушкинские тайные знания были для современных руководителей недоступны, законы ритмологии безбожно нарушались. Так, М.С. Горбачев затеял перестройку, требующую больших усилий, в период самой большой сначала века усталости народа. Пик усталости приходился «на 1990—1991 годы и совпал со «временем Сатаны» — периодом «средневековой инквизиции», разгулом темных сил.

           Пушкин выявил периоды национальных резолюций, которые происходят каждые 78 лет. Его периодика совпала с волнениями августа 1991 года и октября 1993 года.

         Архивы Пушкина — это свод знаний, важный для всего человечества. Великий пророк свой архив, в котором он вывел модель космоса, называл «Золотой цепью», и эта модель мироздания соответствует символике существующих религий.

                Символом христианства является крест из двух пересекающихся под углом прямых, символом буддизма — круг с двумя монадами: белой и черной. Пророк Магомет избрал символом своей религии лунный серп, а символом пророка Моисея были два равносторонних треугольника. Они имеют дополнения, несущие ритмическую информацию, — двоичность, троичность. Пушкин составил свой символ (это круг с двумя стрелками на средней точке) и описал пять законов космоса. Символ означает вечное движение по кругу ж против часовой стрелки, которое в сумме равнозначно нулю. Наличие пространства и времени Пушкин отрицает.

                   Русский народ, по пушкинской теории, произошел от смешения славянской расы с азиатской, т. е. от смешения православной и мусульманской веры. Если люди не смешиваются, они не могут производить нового и повторяются. Если у растений в результате смешения образуется гибрид, то у народов рождается гений, или пророк.  

                 Так родился сам Пушкин, у которого текла в жилах немецкая, шведская, итальянская кровь, значительная ее часть была африканской, но преобладала славянская. Кроме того, первооткрыватели пушкинских «философских таблиц», исследовав родословную поэта, пришли к выводу о его происхождении от семи российских святых по примой линии и многочисленной знати.

                Оказывается, в пушкинском архиве указана дата начала печальных перемен в российском обществе, совпадающая с крайней усталостью народа, — 21 декабря 1988 года. Из архива И. М. Рыбкин почерпнул и следующее предсказание о том, что величайшая усталость начнется с огромного дефицита: пропажи масла, подорожания хлеба, падения курса рубля более чем в сто раз, остановки производства, разрушения армии.

               Очередную социальную революцию Пушкин предсказывал в 1998 году. Как видим, дата несколько отодвинулась. В пушкинском архиве есть предсказания о том, что к власти должен прийти честный, мужественный человек, который должен овладеть пушкинскими откровениями и, следуя этим пророчествам, совершить революцию. Это еще раз подтверждает, что к пророкам — библейским, средневековым, современным, отечественным и иностранным — надо прислушиваться. Надо знать, что они предсказывают, принимать их откровения за предупреждение. Знание будущего дает в руки и средство избежать нежелательных последствий. И в жизни мы не раз убеждались в этом. На наш взгляд, к современным пророкам, свидетелям происходящего, надо прислушиваться вдвойне.

                   Авторы, которые донесли до широкой публики сведения о существовании тайных знаний Пушкина—Елена Мирзоян, Константин Куликов и Иван Ольшанский, — говорят о втором пришествии Пушкина на землю, когда исполнится его пророчество о приходе к власти истинного лидера. Они же считают, что сам Пушкин о втором своем пришествии сообщил в стихотворении «Пророк»:

Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей.

            О будущем России Пушкин пишет: «Росам по своему положению — географическому, политическому — есть судилище, приказ Европы. Мы — великие судия...»

            Пушкин видит спасение России в самом русском народе, в русском характере, в его святом предназначении русского народа, о котором так много говорили мыслители XIX века.

             Итак, ведущие принципы пушкинских откровений: «Равенство противоположностей», «Вечное движение по кругу, равное в сумме нулю», «Цикличность явлений», «Смена ведущей рода». «Истина — любовь».

                 Теперь поясним суть космологической Пушкина, опираясь на разъяснение авторов легенды (иначе пока назвать ее мы не можем).

                  В математике Пушкина единица начинает рал самой главной гармоники и заключает в себе взаимовлияние всех единиц в космосе — особей, которые находятся в вечном взаимодействии, результатом которого является нуль. Центр вселенной — единица вечности — рай. Стремление к единице или нулю — стремление начала к концу, конца — к началу.

            Мера всех величин — в числах, «русских матрицах», отражающих законы мироздания, которыми пользовался Пушкин, создавая свои творения:

            Например, утверждают исследователи, расположить строки пушкинского стихотворении «Осень» согласно равенству противоположностей, то получится Мальтийский крест.

         Смена ритмов духовной жизни, по Пушкину, происходит через 999 лет. Прибавив к дате крещения Руси — 999 году — еще 999 лет, получаем дату смены мировой идеи — 14 сентября 1998 года. Следующая смена идеи — 2997 год. Это расшифровка пушкинского постулата, в котором утверждается, что «две неподвижные идеи не могут вместе существовать в нравственной природе, так как два тела не могут в физическом мире занимать одно и то же место».

             Что касается принципа цикличности явлений, то в модели Пушкина цикл физической жизни народа равен 314 годам. Такие же цифры соответствуют и циклу духовной жизни. Под физическим ритмом народа подразумевается период экономической цивилизации, а под духовным ритмом — цикл общественной цивилизации. Сложив эти равные числа, получим 628 — полный цикл физического и духовного развития. То есть каждые 628 лет народ проживает две цивилизации. На этом временном отрезке возникает и развивается новая научная идея, новое осмысление жизни, природы и жизнеустройства.

              Ритмичность предполагает смену мира войнами, усталости — активностью. Ритм общественно-политической жизни равен 112 дням, тем 16 неделям, которые берутся за полный цикл. В этом временном отрезке каждые четыре спокойные недели чередуются с четырьмя бурными.  

                  Исследователи версии пушкинских Божественных откровений приводят пример противостояния двух ветвей власти, начавшегося в октябре 1993 года, которое завершилось крупными изменениями в жизни российского общества — прекращением существования Верховного Совета и роспуском местных городских Советов народных депутатов, которые, по закону противоположностей, перешли внутрь исполнительной власти.

                Далее. Равенство противоположностей предполагает неизбежность перехода одной противоположности в другую. Под этим подразумеваются революции. Пока противоположности уравновешивают друг друга и взаимодействуют, они существуют. Когда начинается борьба, качественный уровень обеих противоположностей ухудшается, и смерть одной влечет смерть другой. Этот принцип, по мнению исследователей, как раз и является тем, что отличает космологическую теорию великого поэта от мировоззрения других пророков.

              Постулат «Смена ведущей роли» означает, по теории Пушкина, борьбу за мировое господство. Соперник России — Западная Европа, стремящаяся навязать нам чуждый образ жизни, сбивая нас со своего ритмам Запад, не желая уходить с мировой арены, ведет борьбу за сохранение ведущей роли на нашей территории, используя самые немыслимые средства, вплоть до помощи России, добиваясь того, чтобы русский народ в поисках врага внутри своей страны, среди своего народа, разрушил наш общий дом.

              Особенно стараются они посеять вражду между православной и мусульманской верой, стремясь использовать вражду между христианами и исламистами в своих интересах. Это разжигание войны в Чечне и Дагестане. С помощью различия религиозных верований Запад стремится расколоть народы коренной России и Кавказа, чтобы прибрать затем их территории к своим рукам.

           Эта постоянная борьба между Европой и Россией за ведущее место в мире, утверждают расшифровщики Пушкинского архива, идет с 1920 года и по сей день. Ее последняя фаза началась в 1979 году, и когда она завершится, роль Европы в мире изменится.  

             Длительность эпохи перемен составляет 78,5 года. За этот период сменится и ведущая роль народов. Старые народы-лидеры ведут упорную борьбу за продление своего мирового влияния, новые наращивают свою мощь. Поэтому для таких периодов характерны частые войны, столкновения, сопровождаемые катаклизмами в природе. В двадцатом веке произошло более 400 войн, среди которых самые крупные — две мировые.

               Согласно откровениям Пушкина, у Европы и России разное предназначение. Роль Европы состоит в созидании, развитии технического прогресса и накоплений. Россия должна обеспечить миру духовность, высокую нравственность, торжество разума на земле, о чем пророчествовали также и мыслители XIX и XX веков. Их высказывания об особом предназначении России приведены на страницах нашей книги.

            Смена мирового лидера, согласно космическим таблицам Пушкина, должна произойти в самое ближайшее время. Этим лидером должна стать Россия, которая уступит свою роль новой ведущей расе после 2548 года, когда, по прогнозу, произойдет новый качественный скачок, появятся новый человек, новая ведущая территория. Вообще же, период больших перемен человечество переживает один раз за 20096 лет.

              Свои откровения Пушкин доводил до люден в форме поэтических и художественных произведений. Так, в качестве примера цикличности явлений исследователи приводят сказку Пушкина о золотом петушке, уподобляя годы правления Дадона периоду существования Советского Союза и нашим дням с их ритмами, — противоборство двух царских сыновей — это не что иное, как противостояние двух ветвей власти, результатом которого явился нуль — уничтожение друг друга.

             Сам золотой петушок, от которого пострадал царь Дадон, — это символ золотого века, которым завершится экономическая революция. Он не подразумевает никакого царского правления, а исключительно только власть народа, которая руководствуется к тому же пушкинским постулатом о любви: именно она ставит истину на первое место.

              Как утверждают исследователи архива, российский провидец Григорий Распутин был допущен к его тайнам. Ему доверено было стать хранителем русской народной науки и вещать царю, народу.

              По утверждениям причастных к пушкинскому тайному наследию, все цари знали о грядущем. Например, Александр I, не сумев предупредить грядущих событий, сымитировал свою смерть. На самом же деле под именем Федора Кузьмича он жил в Сибири святым старцем, просвещая народ.

                Правление Ленина также пришлось не на самые безмятежные годы в жизни общества. С 1920 года началась, согласно учению о ритмах Пушкина, великая усталость народов, которая проходила на фоне природных катаклизмов, голода, болезней, смертей. Период с 1998 по 2003 год должен быть примерно таким же, но на самом деле он будет менее тяжким, потому что экономические ориентиры будут направлены на облегчение народной жизни.

              Также утверждается, что под «коммунизмом» подразумевался период с 1998 по 2077 год. Коммунизм — это не фантастика и не мистика, а обычный период человеческой жизни, который наступает через 314 лет после 4 свершившихся в данной цивилизации революций. С 2077 года в России начнется господство частной собственности. А после третьей революции в 2234 году оно утвердится полностью. В это же время и установится в России общественный строй, который уже назвали «социализмом».

               Согласно пушкинской философии, с 1998 года в России начался 39-летний период природных катаклизмов. Возможны землетрясения, голод. Этот период совпадает с большой усталостью народа, о которой нас не предупредили, и, естественно, мы не подготовились так, как следовало бы.

                 Утверждается также, что наши классики, в частности, Толстой и Гоголь, были знакомы с пушкинской философией и доносили ее до читателей в своих произведениях.

              Гоголь, к примеру, создал образ Тараса Бульбы, напророчив явление миру Сталина и его эпохи. Его предавали самые близкие, а сам он жертвовал и своим народом, и своим сыном.

              Пушкин много говорил о союзе русского народа с народами Азии, с которыми нас хотят поссорить США, провоцируя религиозные войны.

               Но Россия — неотъемлемая часть Азии, в этом ее общность с азиатскими народами. Веками христиане и мусульмане жили бок о бок и продолжают мирно жить сейчас. Поэтому вряд ли добьются удачи те, кто хочет поселить вражду между славянами и азиатами.

          Исследовать социальные явления и открыть перспективы грядущего помогла Пушкину разработанная им же самим система математических методов, опирающаяся на космические законы, о чем мы уже вскользь упоминали. Пушкин, говорят исследователи, составил таблицу порядков жизни человечества. За минимальный «квант» ритма жизни он взял 7 дней и получил остальные порядки, удваивая предыдущие. Таких порядке» в его таблице 21.

            20-й порядок приходится на 20096 г. Пушкин открывает, что человек получил свой современный вид в 7648 году до нашей эры, формирование его завершится в 2548 году Н.Э. Видимо, в архиве есть и описание внешнего вида будущего человека.

              19-й порядок — МЮ48 год — год царствования на земле красной и черной расы — мужское движение и желтой и белой — женское движение. Черная и красная — противоположность желтой и белой. Внутри рас противоположностями являются красная черной, желтая — белой,

              18-й порядок — 5024 год — смена ведущей роли рас: среди красной, черной, желтой и белой рас ведущей становится белая раса, которая господство-вша с 2476 до н. э. и будет ведущей до 2548 г. н. э.

                17-й порядок - 2512 лет — период временной эры.

                  16-й порядок — 1256 лет — господство территорий.  Ведущих территорий  16.  Последняя из них — это север Азии и Европа. На ведущей территории господствуют два народа. На 16-й территории, которая сейчас и является господствующей, ведущими являются романо-германцы (европейцы) и российские народы.

                   15-Й порядок — 628 лет — господство народов. На период в 20096 лет роль господствующих отводится 32 народам. В каждой временной эре господствует 4 народа. С 1920 года на роль ведущего встал русский народ.

                  14 порядок — 314 лет — ритм ведущей роли цивилизации. Во время своего господства народ переживает две цивилизации — частную и общественную. Общественной цивилизацией Европы была эпоха Возрождения, а частная ее цивилизация называется «капитализм». В России общественная цивилизация началась в эпоху Емельяна Пугачева, которая получила в начале века свое название — «социализм». Господство частной цивилизации нам предстоит в скором времени, вернее, перестройка уже заложила ее начало.

                    13-й порядок — 156 лет 355 дней— ритм парного чередования революций — мужской и женской. Они следуют поочередно одна за другой. Если революцию 1905 года посчитать женской, то революция 1917 года, стало быть, мужская. Значит, на очереди революция женская, вслед за которой должна разразиться очередная мужская.

                     12-й порядок — 78 лет 183 дня — цикл революционных преобразований и человека. В каждой временной эре происходит, по Пушкину, 33 революции мужского и женского типа. Каждая революция выполняет свою социальную задачу, которая касается духовной и физической сторон общественной жизни. «Мужская» революция — революция низов. В России — это революции, происшедшие в 1763 и в 1920 годах. Революции «женские» — революции верхов: перестройка, реформы.

                     Женская революция состоялась в 1684 году к, по Пушкину, должна была повториться в 1998 году. Вполне возможно, эта революция произошла у нас в умах. Многие радикалы поостыли, отошли от полного нигилизма. Интеллигенция начала осознавать то состояние общества, в котором мы оказались, отрицая и стыдясь своего прошлого и поддавшись на соблазны преходящих ценностей, которые пришли к нам с Запада. Многие умы отрезвели, очнулись от чувства эйфории, которое испытывали в период начала демократических преобразований, не заметив, когда же свернули в сторону, заблудились, свернув с тропинки истины и исканий.

                 Валентин Распутин пишет, что на голову России выливались вся брань и поношения, как на главного и единственного виновника всех несчастий шестой части суши. «Послушать — бужи» только она одна, расталкивая без стеснения всех остальных, и кормилась до отвала у этого корыта, будто не разделила она общей участи и даже не пострадала больше, потому что форс государственного благополучия стоил недешево и держался по большей части за ее счет. Понятно, что обвинения в адрес России срывались с воспаленных уст, и понятно, что они не выражали мнения народов, с которыми она бок о бок жила десятки и сотни лет (а что такое мнение народа как не приемлет политической спекуляции в наше время, и кто больше всех им козыряет, тот меньше всего его выражает...».

                Следующее объяснение. Циклы и ритмы образуют движение по кругу. Полный круг вечного движения по часовой или против часовой стрелки — особь. А особь — это любое явление нашей жизни, например, человечество, народ, территория, человек. Они отличаются порядками или ритмами, причём в каждом порядке свое количество особей.

                 Знание ритмов представляет возможность предсказания событий, которые должны произойти с особью. Для этого необходимо изучить всю информацию, касающуюся явления. После этого можно ставить задачу на определенном историческом этапе.

                   Хранители архива, авторы публикаций в журнале «Юность» не раз подчеркивают тот факт, что откровения Пушкина предназначены народу для практического применения в жизни общества.

                  Является ли Пушкин Нострадамусом нашего времени? Предсказания Нострадамуса широко изучались, изучаются, сопоставляются со сбывшимися реалиями. Пушкин как пророк-ученый и разработчик таблицы порядков жизни человечества народу неизвестен. Утверждения хранителей архивов находятся под сомнением, так как никто не видел подлинников философских работ Пушкина.  

               Тем не менее дыма без огня не бывает. Не придумали же Елена Мирзоян и ее собратья по перу эти постулаты, содержащиеся в таблицах, ритмичность и цикличность, приписывая их перу великого поэта и приурочив свои материалы к празднованию двухсотлетия со дня рождения великой личности?

              Что есть пророчество? Может показаться невероятным, что поэт, живший за сто лет до того, как появились психологические теории, трактующие многие из тайн бессознательной жизни и психологии, предвосхитил в стихотворении «Пророк» идеи, которые в будущем легли в основания теорий Фрейда и Юнга. Бессознательно, на языке сложнейших метафор, Пушкин описал сам процесс пророчества, выделив в нем этапы. Если считать, что частью процесса пророчества является озарение, то этот этап рассмотрен в науке, но явление пророчества много шире, чем его краткий миг озарение. Метафорический язык гения открыл то, что уже в ХХ веке на научном языке высказали ученые. В книге «Очерки по психологии сексуальности» Фрейд замечает: «...поэты отличаются от других людей некоторыми особенностями… Обладая особенно тонкой организацией, большей восприимчивостью сокровенных стремлений и желаний, чем у других людей, они в тоже время обнаруживают достаточно мужества, чтобы раскрыть перед всеми свое собственное бессознательное». Но здесь Фрейд делает совершенно неожиданный вывод, говоря о том, что стремление поэта воздействовать на чувство и привлечь внимание к интеллектуальному и эстетическому удовольствию, понижает ценность познания, поскольку метафора поэта в угоду красоте изменяет действительности.

                   Поэзия вызывает эстетические переживания необозримым богатством смыслов. Мелодичность высокой поэзии и ритмичность ее стиха, красотой повествования уводит от действительности. Поэт видит иную жизнь, чем  на поверхности сознания видят ее большинство людей. Она кажется туманной. Высказывание Фрейда о поэтах только отчасти проливает свет на пушкинского «Пророка». Благодаря интуиции гения и восприимчивости сознания поэта, Пушкин увидел сокровенные желания многих людей. Но пророчество процесс мистический и хранит свою тайну, а разум никогда не признается в своем бессилии перед этой тайной. Все попытки разума открыть эту тайну, всегда наталкиваются на стену бесконечности смыслов.

            Чтобы составить более полную картину о процессе пророчества, нам не достает идей аналитической психологии Юнга. Сколько раз мысль о совместимости несовместимых психологических теорий подтверждает удивительную истину о том, что различные теории – вечные оппоненты – внезапно становятся союзниками в стремлении познать необъятную мощь таинственного мира. Но если мы вновь примем постулат, что каждая из теорий (со своим вкладом) отражает только ей присущую часть этой необъятности и определенные аспекты творческого процесса, тогда рождается естественная задача найти мостик, соединяющий разные теории.

                Исходя из теории Налимова о вероятностном исчислении смыслов, пророчество есть переход из области современного сознания в область «пустынного» сознания. Эту область определим через интервал (m1, m2). Принимая позицию, что пророчество – это перенос смыслов по оси m из известной области (m1, m2) в некоторую удаленную область (m3, m4), область, в которой пока все неясно. И там находится таинственный участок «пустынного» сознания, нераспакованных и закодированных от поверхностного взгляда смыслов. Но только на этом участке «пустынного сознания», может наступить прорыв в область новых идей и смыслов. Пророк всегда одинок и в этой мрачности одиночества у него рождаются мистические прозрения. Но как попасть в эту область пророчества? Каковы этапы этого пути?

                Стихотворение Пушкина «Пророк» было всплеском гениальной интуиции, явившей в символическом языке поэзии описание этапов самого пророчества. Поэтому анализ «Пророка» должен включать не только традиционную литературоведческую схему, но и идеи психологических теорий.

                 Поэтическое описание процесса пророчества начинается сразу без вступления. И вот уже в первых строках «Пророка» появляется гениальная метафора, которая вводит нас в тот образ «мрачной пустыни одиночества», каким поэту представился первый этап всего процесса прозрения:

   Духовной жаждою томим,

   В пустыне мрачной я влачился…  

                 Чувствуется влияние «Божественной комедии» Данте. Данте тоже не готовит читателя к входу в Ад, а начинает без малейшего промедления:

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

                    И пророчество, и гениальность чаще неразрывны, поэтому должна быть особая «ось», на которой «запечатлевается» запредельное состояние души гения. Гений не всегда «попадает» сразу в две пересекающиеся области – в область гениальности Q и в область пророчества W. Первое условие – это рождение самого автономного творческого комплекса (по Юнгу этот автономный творческий комплекс есть само произведение). С чего начинается рождение произведения? С неиссякаемой жажды познания – этого важнейшего фактора творческого процесса. Жажда познания связанна с особым тревожным и томительным состоянием, предваряющим постижение неразгаданной до сих пор истины. Тревожность и томление поэта здесь похожа на предчувствие ученого, оказавшегося вблизи будущего открытия. Ученый испытывает безотчетный страх от близости прозрения, боится разочарований, когда, несмотря на предчувствие, счастье озаренья так и не наступает, все рушится, и истина вновь ускользает, оставаясь недоступной.

                   Так с первых двух предельно сжатых строк Пушкина сразу открывается множество возможных состояний сознания. Сжимая весь процесс пророчества в потоке символов и сплетающих их метафор, поэт готовит к тому, что это сжатие как пружина таит в себе неукротимую силу, но может мгновенно распрямиться в необозримости смыслов. На сознание уже готовы обрушиться все линии художественного видения образа. Рожденное в полифонии смыслов и оттенков прозрение о человеке и глубинах его раздвоенного «Я» лежит за пределами науки, оно доступно лишь искусству гения. Ощущая где-то глубоко внутри себя одновременное разрастание нескольких мелодий, голосов, мотивов и цветовых образов, творец сжимает их до предела, за которым все это духовное богатство тотчас же исчезает. В музыке раскрываются выразительные комбинации, обнаруживающие способность раскрывать мысль в ее развитии, внутренних закономерностях и логичности. В рассудочной речи немыслимо, чтобы несколько человек говорили сразу каждый свое, не нарушая общего впечатления и не создавая путаницы. Такое возможно только в музыке – непрерывность течения потока множественных музыкальных мыслей-чувств. Но как добиться того же в поэзии, чтобы создалось впечатление полифонии!? В «Пророке» Пушкин достиг небывалого почти музыкального полифонического эффекта. В полифонии поэтических смыслов «Пророка» отчетливо прослеживается внутренняя логика процесса пророчества. Связь этапов пророчества обнаруживается, когда мы вдруг отчетливо видим как один этап, как будто под действием неумолимой логики, сменяется другим.

                  Звучание различных смыслов в «Пророке» создает линию, где запечатленная в сознании первая метафора, долго не угасает в силу своей необычности; на нее наслаивается другая метафора; и возникает эффект гармоничной интерференции метафор, смыслов и чувств. У читателя создается предчувствие чего трагического. На последней строчке стиха еще звучит первая. Все метафоры непрерывно всплывают и не вытесняют друг друга. Но при этом не происходит нагромождения и создается впечатление полифонии.

                  Любая трактовка произведения зависит от школы или того направления, которого придерживается ученый. Э. Гловер – последователь идей Фрейда и яростный противник теории К. Г. Юнга – в книге «Фрейд или Юнг» резко нападал на Юнга, ибо тот утверждал, что большинство гениальных идей творческий человек черпает из коллективного бессознательного. В то время как идея Фрейда гласит, что в основе создания любых произведений лежит личностное начало и индивидуальное бессознательное. Поэтому идея Юнга о том, что «художнический импульс является реально существующей автономной и независимой психической силой – другими словами, что он ведет себя так же, как юнговское Коллективное Бессознательное» – не отражает сути творческого процесса (103, с.180).

Однако если посмотреть на стихотворение Пушкина «Пророк» не с точки зрения его высоких литературных достоинств и общефилософского смысла, а именно с позиции психологии Юнга, можно обнаружить, что идеи Юнга находят в содержании «Пророка» свое глубокое подтверждение.

                   «В пустыне мрачной я влачился» – это первая обрывистая ступень перед погружением в мир архетипов коллективного бессознательного. Там, по Юнгу, человек ощущает свою самость, свой высший дух, там лежат неизвестные вселенские истины, там история человеческого рода хранит свои тайны. Пустыня символизирует полное одиночество поэта, пустыня – это вход в состояние сознания, отрешенного от внешнего мира. Все подготовлено ко второму этапу пророчества:

И шестикрылый серафим

На перепутье мне явился

                      Это может показаться невероятным, что Пушкин описал на языке поэзии существование особой пятой психической функции у человека, на которой базируется теория психологических типов Юнга и его теория коллективного бессознательного. Это понятие «трансцендентной» психической функции. Роль этой функции в психике, по мысли Юнга, важнейшая. Открытие трансцендентной психической функции пришло к Юнгу не сразу. Четыре основных психических функции: мышление, интуиция, чувство и ощущение не могут функционировать в сознании и бессознательном, не обмениваясь энергией и информацией, должно быть что-то, что осуществляет перенос психической энергии. Этим «переносчиком» является трансцендентная психическая функция. Она как проводник по специальному каналу осуществляет перенос психической энергии из сознания в бессознательное и обратно, перенос энергии от одной психической функции к другой. Так осуществляется обмен информацией в психике человека. Трансцендентная психическая функция есть своеобразный информационный интерфейс, информационный проводник.

                  Понятие о трансцендентной функции у Юнга служит для объединения сознательных и бессознательных содержаний. Юнг пишет: «сознательное ведет себя в комплиментарной манере по отношению к бессознательному. Для подобных взаимоотношений есть несколько причин. 1. Сознание обладает порогом интенсивности, который его содержания должны были достигнуть. 2. Сознание, вследствие его направленных функций, осуществляет задержку (которую Фрейд называет цензурой) всего несовместимого материала и, в результате, он погружается в бессознательное. 3. Сознание – это кратковременный процесс адаптации, тогда как бессознательное вмещает не только весь забытый материал собственного прошлого индивидуума, но и все элементы унаследованного поведения, составляющие структуру психики. 4. Бессознательное содержит в себе все комбинации фантазии, которые еще не достигли порога интенсивности, но с ходом времени и при благоприятных обстоятельствах, вероятно, проникнут в сознание» (103, с.284-285).

                Юнг пишет, что определенность и направленность сознательной психики были приобретены человечеством относительно поздно, а примитивным народам их недостает и сегодня. Эти качества ослаблены у невротика; порог его сознания легче поддается изменению. «Другими словами, – пишет Юнг, – перегородка между сознательным и бессознательным у невротика становится гораздо более проницаемой, чем у здорового»  . Определенность и направленность сознательной психики стали опорами цивилизации, науки и техники, ибо они, – пишет Юнг, – предполагают надежную непрерывность сознательного процесса – качество, необходимое для человека любой специальности и вообще для любой сознательной человеческой деятельности. Но для великих творческих личностей, составляющих исключение из всеобщего правила, это качество выступает с точностью до наоборот, – утверждает Юнг. «Преимущество, которым такие люди обладают, – пишет Юнг, – как раз и состоит в проницаемости перегородки, разделяющей сознательное и бессознательное» .

                Исключительно устойчивый сознательный процесс влечет за собой и определенный ущерб, поскольку «способствует задержке или исключению всех тех психических элементов, которые кажутся несовместимыми с намеренно выбранным направлением…». Как человек узнает о том, что этот психический материал несовместим с направлением сознательного процесса? Юнг пишет, что посредством суждения. Суждение основывается на опыте, то есть на том, что уже известно. Из этого следует, по Юнгу, что суждение человека, как правило, почти никогда не основывается на том, что ново, неизвестно. По этой причине бессознательные содержания исключаются из сознания. Но человека, наделенного высокими творческими способностями, обладающего подвижной психикой и проницаемой перегородкой между сознательным и бессознательным, отбор психического материала происходит не столько на основании опыта и знания, но больше основываясь на иррациональном интуитивном прозрении о новом и неизвестном. Благодаря этому, направленный процесс не становится односторонним, как у человека средних способностей.

                Однако Юнг не отметил еще одну важнейшую деталь творческого процесса. Одаренный высшими творческими способностями человек в благоприятных обстоятельствах: в состоянии вдохновения, в момент предельного сосредоточения психической энергии на определенном узком участке проблемы или в момент мгновенного мистического прозрения, способен погрузиться в запредельную область сознания и увидеть ту символ-ассоциацию, которая перевернет знание об одной из сторон реальности.  

                   По существу, в метафоре «шестикрылый серафим» поэт интуитивно описал идею Юнга о «трансцендентной» функции. В психике «пророка» появилась психическая функция переноса энергии как еще одна ось автономного психонейрофизиологического комплекса. Поэтому образ «шестикрылого серафима» у Пушкина выступает в роли проводника поэта и становится его помощником как проводник психической энергии, как канал, как русло, по которому она потечет, чтобы начать совместный путь в недра коллективного бессознательного. И у Данте в «Божественной комедии»  был проводник, это был римский поэт Вергилий. Сходство столь далеких аналогий может показаться притянутым, ведь невозможно представить, как оба поэта прозрели то, что потом открыл ученый.

Действительно, если исходить из разума, то предсказать, что у человека есть психический проводник – невозможно. Это что-то вроде ясновиденья, волшебства и неправды, но любое пророчество – это мистика и ясновидение. Но главная мысль – в другом,  когда Пушкин сочинял это стихотворение, он уже находился не во власти своего разума, вдохновение уводило его из суетного привычного мира. И вот наступает особый кульминационный момент, когда это стихотворение (или, как говорит Юнг, автономный комплекс) приобретает над поэтом свою безграничную власть, становится инородным телом внутри человеческой души. Как будто бы внутри поэта поселился сам пророк.

               Строка Пушкина «на перепутье мне явился» ассоциируется со строкой Данте «земную жизнь, пройдя до половины». Перепутье – половина пройденного поэтом жизненного пути. Два великих поэта – один в эпоху средневековья, а другой многими столетиями позже – воспользовались похожими символами, открытыми Юнгом в ХХ веке. Эта мысль еще раз подтверждает гениальную догадку Юнга об универсальности символов и архетипов человеческого бессознательного для разных эпох, разных культур, разных народов и разных гениев.

                Серафим готов вести поэта туда, где безграничны сокровища духа и знаний, где априори скрыты все прошлые и будущие законы человеческой природы, где поэт познает тайну истины и расскажет о ней людям. Современники поэта не поняли, что одна из трактовок этого стихотворения объясняет сам процесс пророчества: «ведь символ – это сообщение смысла, превышающего уровень наших теперешних возможностей понимания», – пишет Юнг. Безусловно, сам Пушкин, не думал ни о каком переносчике психической энергии, но «проводник» был великим прозрением поэта. Это пророческое видение оказалось где-то в недоступном для понимания поле осознания. Погружение в мир архетипов открыло дорогу к рождению новых смыслов, поэтому факт молниеносного второго рождения многозначителен.  И мы снова видим невероятное сходство с идеями Юнга, как будто Пушкин выставляет опоры его теории.

                Еще раз вернемся к поворотному моменту стихотворения – смыслу фразы: «на перепутье мне явился». Юнг, говоря о великих поэтах, утверждал, что те из них указывают путь народам, которые обладают одной особенностью психики. Эта особенность психики есть интуитивное проникновение в сокровищницу архетипов человечества. У большинства людей проницаемость границы между сознанием и бессознательным мала, поэтому дар проникать за границы сознания – исключительно редок. Психологический барьер для них становится высокой преградой, оказаться по другую сторону которой невозможно. Но у пушкинского «Пророка» ее нет, как нет у любого пророка. Поэзия передает мысли, идеи и знания не языком сложных понятий, а потоком образов, метафор, символов, гармонией рифм и ритмов, мелодией и энергией стиха. В научных идеях можно разобраться, но как понять сложный символический и таинственный язык поэзии, когда число интерпретаций почти бесконечно. Язык метафор часто недоступен, но в этом и есть его могущество. Продолжим следить за поэтической мыслью Пушкина:

Перстами легкими как сон

Моих зениц коснулся он,

Отверзлись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы

Моих ушей коснулся он, -

И их наполнил шум и звон:

                Во сне снимаются барьеры сознания и его цензурирующая роль, – утверждал Фрейд, – тогда фантазия проявляет свою власть, а она самый верный помощник. Все пророчества рождаются не без помощи фантазии. Слово сон в «Пророке» можно толковать как метафору на ощущение транса. «Пророк» сотворен не сюжетом, он явился как всплеск бессознательного у поэта. Канал «перехода» в недра коллективного бессознательного у поэта  открылся: «отверзлись вещие зеницы». Метафора «вещие зеницы» – это взгляд ясновидящего. Он необходим, чтобы войти (взглянуть) в область новых смыслов. Но плата за пророчество всегда высока, это поэт интуитивно предчувствует и потому рождается новая тревожная ассоциация – «разверзлись вещие зеницы как у испуганной орлицы» (орлы на все смотрят сверху и пророки тоже). Импульсы идущие из глубины бессознательного и создающие в сознании ощущение тревоги, Пушкин фиксирует одним словом «испуганная». Продолжается поток сложных метафор. Граница отделяет «мрачную пустыню» – сознание и томление перед бездной. Там находится то неизвестное и опасное, даже трагическое, что потом рождает столкновение с внешним миром, и потому эта неопределенность вызывает тревогу. Все пророки познали такое состояние, и каждый пророк это испытывал. М. Булгаков в романе «Мастер и Маргарита» описал такое состояние: «Приведенный  (Иешуа) с тревожным любопытством глядел на прокуратора…».  

                В коллективном бессознательном, согласно идее Юнга, есть не только архетип духовной самости, но и архетип тени, который является как бы вторым «Я» личности. Но Юнг утверждал, что именно архетип тени несет в себе огромную психическую энергию. Нужно смело увидеть свою тень, и поэт начинает к ней свой тяжелый путь пророка. Поэт интуитивно «прозрел» открытие Юнгом архетипа тени. В метафорах «Пророка» есть и предвестие открытия Фрейдом бессознательного с его темными тайнами, Пушкин назвал их «морскими гадами»:

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.

               Но главный этап пророчества Пушкин описал как болезненную операцию, совершенную проводником. Чтобы стать пророком, нужно отвергнуть язык инстинктов:

И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный, и лукавый

И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

                 Борьба с бессознательным и со своей тенью становится почти непосильной ношей, здесь проводник ломает границу и перемещает психические импульсы поэта из слоя тени в слой самости, иначе говоря, перемещает психические импульсы и энергию туда, где происходит само творчество и осуществляется пророчество:

И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую водвинул.

                Теперь поэту открыт путь к мудрости, он свободен от сковывающих разум пут чувств и инстинктов, он готов стать пророком. И конец стихотворения символизирует выход из состояния тяжелейшего транса: «Как труп в пустыне я лежал». Состояние полного опустошения, потеря физической и психической энергии становится следствием тяжелого напряжения творческих сил, но оно же открывает путь к цели всей будущей жизни поэта-пророка. В архетипах сжаты напластования образов человечества, религий, пророчеств, поэтому мы вновь ощущаем в строке: «И бога глас ко мне воззвал» ассоциацию с призывом к поэту-пророку – «используй все знания человечества, используй на благо людей, открывай им глаза!». Вот дар гениального поэта, о котором говорил Юнг – выражать всеобщее знание. Смысл пророчества таит в себе трагизм судьбы самого пророка, и в судьбе Пушкина это предзнаменованье – «жечь» глаголом сердца – осуществилось. Любое пламя может быть опасно для самого поэта и для людей, ему внимающих:

Как труп в пустыне я лежал,

И бога глас ко мне воззвал:

Восстань, пророк, и виждь и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря  земли,

Глаголом жги сердца людей.

                 Так заканчивает Пушкин описание всех этапов процесса пророчества. И только пройдя через все этапы пророчества, поэт приблизился к заветной черте, и получил право стать гласом человечества.

                Все этапы пророчества: жажда познания; освобождение сознания от оков бренной реальности и сосредоточение на стремлении познать истину; вход в состояние тревожного и сильного транса; погружение в коллективное бессознательное; слияние чувств и разума; осознание своей миссии пророка приводят к мысли о том, что «Пророк» Пушкина выражает ассоциативно-символический взгляд поэта на миссию поэта и говорит о том, что структуры всех образов пророчества, увиденных в разное время разными исследователями и творчества самого поэта и учеными, но рассуждавшими в других направлениях, по сути, очень близки.

                  В. Соловьев полагал, что откровение поэта в «Пророке» имеет отвлеченный, безлично-универсальный характер, оно относится «не к судьбам и движениям народов, не к деятелям истории», а к людям вообще. «Всякий настоящий пророк имеет исторически определенное призвание, – пишет Соловьев, – пушкинский «Пророк» никакого определенного призвания не имеет; в его образе и в его речи нет ни малейшей исторической черты; следовательно, он – не настоящий пророк. Кого же он нам дал в своем «пророке? … это – идеальный образ истинного поэта в его сущности и высшем призвании» (77, с. 247). Отвлеченность и универсальность смыслов «Пророка» порождена бессознательным прозрением Пушкина. Ясновидение поэта и его интуиция о мистичности пророчества не имеют конкретного характера; именно отвлеченность и есть, по сути, абстрактность, свойственная фундаментальным теориям. Два главных элемента трактовки Соловьевым «Пророка»: универсальность и отвлеченность взгляда Пушкина на пророческую деятельность поэта частично сближают версию В. Соловьева и версию, предлагаемую авторами книги. Призвание совершенного поэта, в котором возведены на высшую степень все душевные силы, – пишет Соловьев, – должно быть универсально». (77, с. 260). В 1826 году Пушкин «находился в тех условиях, при которых в минуту творчества его поэтическое самосознание всего естественнее выразилось в грандиозном образе древнего пророка» (77, с. 247). Несколько десятилетий спустя после смерти поэта гениальные слова «Пророка», соединившись с музыкой Римского-Корсакова и исполнением Шаляпина, станут шедевром и дадут стихотворению Пушкина другое образное воплощение. Три гения взошли вместе на вершину мысли и чувства.

              В передаче скрытых смыслов стихотворения и музыки Римского-Корсакова, Шаляпин поднялся вместе с авторами на ту же высоту творческого Олимпа, став сотворцом Пушкина и Римского-Корсакова. Поэт  задал русло композитору, а композитор в свою очередь задает русло будущим исполнителям, но оба русла широки и глубоки как океан мыслей и чувств, остается свобода передачи настроения, интонаций, выбор в акцентах. Интонационно-смысловая структура исполнения – это стихия певца.

              Философ и математик Уайтхед, анализируя принципиальные положения в квантовой физике, отметил в характеристике понятия структура, что «структура может быть подобна эстетическим контрастам, которые требуют определенного времени для своего развертывания. Примером такой структуры может служить интонация. В данном случае устойчивость структуры отличает повторение одной и той же последовательности контрастов». Замечание Уайтхеда неожиданно проливает яркий свет на исполнение Шаляпиным «Пророка». Энергетический поток, охватывающий исполнителя и вместе с ним слушателя, создают архитектурное сооружение интонационной структуры вокального исполнения. «Пророк» – это возможность ощутить природу того загадочного процесса, каким бессознательно увидел и описал его Пушкин и передал в музыке Римский-Корсаков. Когда стихотворение лежит только на бумаге, нельзя представить окрашенных звуком слов, смены ритмов звучания фраз, изменение тембра голоса и передачи напряженной тревоги или неопределенности, взлетов эмоциональных состояний или падения в бездну. Гениальность вокального прочтения углубляет сказанное и в словах, и в музыке, воздействуя на чувства сильнее, чем звучание стихотворных слов и музыки в отдельности.

              Мы не знаем, сколько сил потратил Шаляпин на это произведение, но его исполнение, по сути, проникновение в открытое Юнгом безграничное психическое пространство – пространство изначальных образов, откуда вышло видение поэта-пророка. Уже в первой музыкальной фразе «Духовной жаждою томим» чувствуется сильнейшее напряжение психики исполнителя. Вся фраза исполняется в медленном темпе, гласные: «о» в слове «духовной», «а» в слове «жаждой», «и» в слове «томим» – растягиваются. Этим Шаляпин достиг смыслового акцента на экспозиции стихотворения  (первый этап процесса пророчества). В сознании слушателя зажигаются три важнейшие слова первой фразы пушкинского «Пророка». Когда нет монотонности, возникает ощущение сильного переживания и жажда неизвестности. Чувствуется, что исполнитель сам переживает те же чувства, что и поэт. В словах «пустыне» и «мрачной» Шаляпин снова выделяет гласные «ы» и «а». Сближая интонации и окраску, создавая эффект противопоставления и резкого контраста слов «духовной» и «пустыни», «жаждою» и «мрачной», певец так окрашивает слово «влачился», что создается впечатление не гнетущего ожидания поражения и безысходности, но ожидание чего-то высокого, близкого к высшему счастью творчества. И этот миг не обманул ожидания исполнителя, и вот мы уже слышим шум крыльев, как символ помощи в образе «шестикрылого серафима». Тембр последующих музыкальных фраз резко меняется, наполняясь искренностью. Приходит желанное спасение от тяжести одиночества, мрачная напряженность полностью исчезает. С точки зрения теории Юнга, так происходит вход в коллективное бессознательное. Первый этап – сильная тревожность, граничащая со страхом. Напряженность, вызванная велением духа – мистической волей, усиливающей жажду, а вместе с ней напряженность состояния рождает ожидание. И, когда все как будто застыло в неподвижности, на помощь воле спускается проводник. Здесь одна интонационная структура наслаивается на другую. Пение Шаляпина здесь отличается мягкостью, мелодичностью. Погружение исполнителя в глубину произведения подобно погружению поэта в образы бессознательного, поэтому так изменились интонации в музыкальной фразе «на перепутье».

              В литературоведении смысл «на перепутье» трактуется как поиск жизненной дороги, изменения русла жизни и судьбы, но все это размышления сознания, рассудка, разума. Но в пенье эта фраза звучит как глубина неосознанных побуждений. В музыке Римского-Корсакова и интонации Шаляпина до нашего слуха доносятся мотивы душевных противоречий, но когда напряженность почти исчезает, мелодия льется, успокаивая. Высота звука создает состояние невесомости во фразе, когда серафим касается вещих зениц. Возникает метафорический образ спасительной помощи – «руки с неба». Так и в сражении к изнемогающим воинам в самый тяжелый момент битвы вдруг на помощь приходит подкрепление. Или, когда в мрачном, темном лесу путнику вдруг видится спасительный просвет. Это момент перехода от одного состояния к другому: мрачная напряженность низкого звука меняется на звук тихий и глубокий. Но тревога не уходит, и в голосе Шаляпина мы слышим пробуждение слабого испуга, какой бывает, если что-то вдруг пугает спящего где-нибудь в степи, и он от неожиданности открывает глаза. И на фразе «и внял я неба содроганье» вдруг происходит взрыв и в нем вся мощь голоса. Вот он долгожданный момент, когда готова открыться тяжелая дверь познания; момент еще внушает слабый испуг, и, наконец, медленно распахивается дверь бездны с ее образами. Когда Шаляпин поет «внял», он всю мощь своего голоса сосредотачивает на гласной «я», растягивая ее звучание; голос звучит мощно, напряжение нарастает, но это уже другое напряжение не тревоги, а жесточайшей борьбы, почти бесстрашного соединения с тайной неба, с судьбой, а на языке психологии – с вечными, неподвластными разуму тайнами символов. Слово «содроганье» в пении Шаляпина звучит страстно и страшно, а гласная «а» так, как будто в ней смешаны: крик боли и вызов высшим, неземным силам. Здесь есть что-то общее с появлением тени отца в «Гамлете» или появления Каменного гостя в Дон Жуане Моцарта. Когда Шаляпин поет музыкальную фразу «И горний ангелов полет», то на слове «полет» отчетливо возникает ощущение полета – высота и протяженность звука, ощущение плавности и надмирности чувства неба. Но в следующей фразе «И гад морских подводный ход» все изменяется. Голос здесь окрашен оттенками ужаса и неприязни, но вслед за этим наступает новый контраст: во фразе «И дольней лозы прозябанье» – голос смягчается на гласной «я», появляется доверчивый отзвук тихой печали на гласной «е» и постепенное затухание звука создает образ чего далекого, почти гибнущего в одиночестве. Образ лозы – это образ печального одиночества. Здесь голос смолкает, уступая место пению арфы, в котором слышится плеск набегающих на пологий берег морских волн. В этом контрасте изначальных эстетических образов – ангелов, морских гадов и лозе как символе печали происходит подготовка к заключительной стадии пророчества. В музыке еще не чувствуется напряженное предчувствие, все страсти как будто стихают, как стихает бег волн на песчаном берегу, но шторм уже близок, и уже чувствуется его мощь. Как будто под действием таинственной, магической силы приходит решающее мгновение наступающего пророчества: голос крепнет, рождается нервное, могучее и властное напряжение, оно беспредельно усиливается до пределов страсти, и кажется, что под влиянием неведомой могучей силы из глубин океана на поверхность воды выплывает какая-то могучая сила. Во фразе «и он к устам моим приник» ощущается страшный миг в преддверии операции, готовящей к входу в бездну архетипов. В голосе певца появляется решительность, значит, Рубикон перейден. Начинается изменение всей структуры автономного творческого комплекса. Только гению подвластно такое перевоплощение. Певец подходит к той душевной грани, перейдя которую, его переживания входят в запредельное экзистенциальное состояние. Фразой «и вырвал грешный мой язык» он посылает в пространство беспредельную мощь своего голоса. В гласной «ы» слышится крик боли и ощущается, что это не то чтобы отчаяние, но окончательная потеря прежнего состояния и почти кульминационный момент, перелом судьбы, преддверие ясновидения, уход от поверхностной жизни к жизни иррациональной и мистической. Во всей широте проявлений искусства исполнения «Пророка» один из аспектов – интонационная передача оттенков каждого смысла и каждой метафоры Пушкина в ее многогранной иносказательности. Поток метафор стихотворения, соединяясь с гармонией музыки, создает палитру, в которой есть все: от недосказанности мысли, задуманной поэтом до предельного чувства, выраженного композитором и переданного исполнителем. В музыкальной фразе «и празднословный и лукавый» слышим, как звучат мотивы прежней поверхностной жизни, но затем наступает состояние полного отречения от прошлой жизни ради перехода в иное состояние – в состояние предельного напряжения и стихийной страсти. Голос проникает в душу слушателя, и невозможно не ощутить этого переломного момента жизни. В полном отрешении от прошлого разверзается пустыня, наступает момент погружения в глубину бессознательного – это решительный момент в исполнении этого вокального произведения.

              Вступая в пределы, где совершаются пророчества, предстоит еще одно испытание – это хирургическая операция, после которой появляется пророческое ясновидение – «И жало мудрыя змеи в уста замершие мои вложил десницею кровавой». Здесь появляется тревога в голосе и напряженность во фразе. Цена пророчества велика – рассечение груди. И самый главный момент операции – «и угль пылающий огнем, во грудь отверстую водвинул» – звучит торжественно как победный финал без страха и страдания. В слове «отверстую» певец так выделяет гласные «е» и «у», что слушатель ясно представляет, какова сущность пророка. В груди теперь не тонко чувствующее трепетное сердце, а угль, пылающий огнем. Уникальное мастерство Шаляпина высвечивает в воображении слушателя весь тяжелый процесс пророчества. Читая стихотворение Пушкина, не каждый может представить состояние, в котором пребывают пророки, когда входят в транс ясновидения будущего. Но, слушая Шаляпина, все музыкальные оттенки стихотворения приобретают полифоническое звучание, выступает целостный образ не просто пророка, а образ самого процесса пророчества. Этот образ наполняется не только пушкинскими метафорами, но чередованием ритма и тембровой игрой голоса: грозностью и страстностью, сдержанностью, рвущимся из пут души напряжением, неожиданным бессилием и спадом. И финал – «как труп в пустыне я лежал…» – звучит как кульминация всего процесса. Если в начале было драма предчувствия, то финал подобен тому состоянию опустошения, когда полностью обессиленный творец завершил свой круг. Пророчество – это всегда заколдованный круг. Пророк возвращается к исходной точке своего пути. Это сравнение того, что было и того, что стало, и потому неизбежно осознание сделанного. Это не отдых, это уже полный упадок сил, духовных и физических. Пушкин описал это состояние одной строчкой. Шаляпин пропел музыкальную фразу с чувством полного опустошения, но пророчество уже совершилось. Последние заключительные фразы «Пророка» как выход на высший уровень нового состояния человека:

Восстань, пророк, и виждь и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря  земли,

Глаголом жги сердца людей.

                 В выражении всеобъемлющего смысла стихотворения «Пророк» слово «глаголом» звучит почти грозно и чуть тревожно, оно как бы втягивает в себя поток следующей части фразы, отражающей экзистенциальную сущность стихотворения – слова «жги сердца людей». Слово «жги» Шаляпин поет отрывисто и четко, почти резко. И вот наступает апофеоз пророчества, когда, усиливая впечатление, Шаляпин завершает исполнение торжественным и протяжным звуком «сердца людей». И мы слышим в пении Шаляпина, как последняя гласная «е» в последней строке «Пророка» звучит трагично, мощно и долго, взлетая на досягаемую только для гения вершину человеческого духа, отражая не абстрактное понятие, а живое тело всего человечества. Высочайшее искусство пения воздействует на душу слушателя, но ни один певец не думает о том, какими психологическими теориями объясняется это воздействие, какими теориями объясняется те чувства, которые испытывает певец. Однако задача психологи понять переживания певца и смысл музыкальных и интонационных образов, которые несет в себе исполнение. В шаляпинском «Пророке» мы слышим мотивы двух идей: Фрейда, который утверждал, что в психике человека главенствует стремление к снижению напряжения и гомеостатическому равновесию и Адлера, утверждавшего, что человек тяготеет к психическому напряжению как преодолению гетеростатического состояния. В традиции литературной интерпретации «Пророка» лежит мысль о том, что это описание Пушкиным превращения поэта-«слагателя рифм» в поэта-пророка. Но, рассуждая с позиций психологических теорий, проступает версия, не видимая на первый взгляд. Обе трактовки «Пророка» совпадают в ряде своих элементов. Версия, что Пушкин в своем творении рассказал средствами поэзии, как поэт стал на жизненном перепутье пророком, очевидна и лежит на поверхности. Она трактует стихотворение по его сюжету, в ней нет анализа той основной силы творчества, которая завладевает поэтом во время сочинительства. В ней нет идеи магического автономного творческого комплекса, который управляет поэтом изнутри, порабощая его разум и чувства. Противоположная мысль гласит, что Пушкин, а за ним Римский-Корсаков и Шаляпин, испытав эту магическую силу изнутри, гениально воплотили алгоритмическую суть процесса пророчества. Если взять по отдельности стихи и музыку, то они не могут донести всю глубину и суть этого произведения, но слияние трех гениев – создает бессмертное произведение. Человек захвачен вихрем мысли и чувства и на миг втягивается в недоступную для него в обычной жизни область высокого состояния души гениев. Пророчество – это созерцание мира с высоты, участь пророка – это прозрение в понимании о мире или человеке. Гениальность творчества существует в вечном стремлении в высоту и погружении в глубину, но эти два энергетически наполненных потока не разрывают друга, а действуют противоположных направлениях только в видимости.

Использованная литература:

И. Ильин «Пророческие признания Пушкина», Рига, 1937 г.

Рыжов А.С. «Литературные пророки. Они предсказали будущее», М.., 2007.

Александр Морок, Ксения Разумовская, Москва 2000г.

Е. Синицын, О. Синицына. «Тайна творчества гениев». Издательство НГАХА, типография РПО СО РАСХН, 2004 г.

Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991.

Юнг К.Г. Аналитическая психология. М., 1995.

А.И.Ревякин «История русской литературы XIX века. Первая половина», М., «Просвещение»,1985.

История русской литературы XIX века.  1800-1830-е годы» под ред. В.Н.Аношкиной и С.М. Петрова, М., «Просвещение», 1989.

Другие источники информации:

http://www.bibliotekar.ru/nauka/19.htm

http://www.s-genius.ru/vse_knigi/pisateli_proroki.htm

http://www.kekc.info/stati/iilinprorotcheskoeprizvaniepushkina.html

http://mcnpress.ru/test-5.html

http://www.za-adonay.ru/tretya_mirovaya_voyna_nachalas_prorochestva_ezoterikov_sbyivayuts