Психологизм в романе Петра Селезнева "Южный крест"

Муниципальное образовательное учреждение

гимназия №7 г.Волгограда

XVI городские краеведческие чтения старшеклассников для

обучающихся муниципальных

образовательных учреждений

Волгограда

                                                                 секция литературного краеведения

Психологизм в романе П.И.Селезнева «Южный крест»

Выполнила:

ученица 9 «Б» класса

Горелова Виктория Александровна

тел.: 8-905-393-6195

                                                           учитель русского языка и литературы:

Громова Ирина Владиславовна

тел.: 8-917-727-4543

Научный руководитель:

Великанова Ирина Вячеславовна,

канд. филолог. наук, доцент ВолГУ

Волгоград 2011

Оглавление

Введение…………………………………………………………………..3

Глава 1. Несобственно-прямая речь как приём психологического

изображения в романе П. Селезнёва «Южный крест» ……………..….7

Глава 2. Функции художественной детали в романе…………………..13

Заключение…………………………………………..................................23

Примечания………………………………………………………………..24

Список использованной литературы…………………………………….25

       Введение

Пётр Иванович Селезнёв – талантливый прозаик, лауреат  Всероссийской литературной премии «Сталинград» 1997 года. Он родился и вырос в Волгоградской области, пережил войну, во время которой попал в штрафной лагерь для гражданского населения. И именно война подтолкнула его к решению стать писателем.  Читатели знают его по многим рассказам, повестям и романам. Самые известные из них – это роман «За колючей проволокой» (1962), книга рассказов «Верность» (1963), повесть «Бойкие дворики» (1968), романы  «Крах» (1969), «Южный крест» (1974 – 1977), «Боль» (1993) .

Война сыграла большую роль в формировании взглядов и жизненных приоритетов писателя.  «И пошёл я по этапам, – рассказывает    П. Селезнев в своей автобиографии… – С пересыльного пункта в Днепропетровске удалось бежать. Но вскоре попал в облаву и угодил в штрафной лагерь для гражданского населения. Когда люди в лагере узнали, откуда я, начали расспрашивать о Сталинградской битве. И я рассказывал. Меня слушали, заставляли пересказывать. Именно в это время у меня возникло желание писать… »1. Это событие, унесшее жизни миллионов людей, описывается в некоторых его книгах. П. Селезнёв долго не писал о войне: считал, что ему нужно оправиться от пережитого и увиденного в те времена. Поэтому первый роман писателя о войне «За колючей проволокой» был опубликован в 1962 году.

Более двадцати лет отдал П.Селезнев работе над своим произведением  «Южный крест», первая книга которого была издана в 1974г., а вторая вышла в свет в 1977г. Писатель трудился над ним около пяти лет, изучал историю сражения, пешком прошёл от Харькова до Волги. И эта трудоёмкая работа была проделана не зря: читатели хорошо приняли роман.

Творчеству писателя посвящено не так много статей и очерков. В основном в них изучено и кратко проанализировано  композиционное своеобразие,  темы и идеи произведений П. Селезнёва.

В статье «Кто правит балом: Бог или Сатана?» В. Смирнова дана краткая характеристика творчества П. Селезнёва. Критик высоко оценивает дарование писателя, считает, что «в таланте Петра Селезнёва есть одно привлекательное свойство – умение изменяться. И не ликом, а нутром… П.Селезнёв же в своих творческих интересах непредсказуем»2.

Н. Реканов в книге «Небесный ковчег» оценивает раннее творчество писателя как первый шаг к главным произведениям: «Он пробовал себя, так сказать, со всех сторон – мягким лирическим поворотом клонил себя к пережитой войне. Поворот был чуть заметным, он давал всего лишь право предполагать, что главные книги его впереди …»3. Историк считает, что главная книга в творчестве П. Селезнёва – роман  «Боль».

Отдельные статьи посвящены роману «Южный крест».

В. Ершов выделил множество достоинств и указал на некоторые недостатки романа «Южный крест». Так, в статье «События и характеры», критик отмечает, что в первой книге «характеры раскрываются исподволь, многогранно», что «людей он выписывает эмоционально, широкими мазками». В. Ершов называет роман «самым значительным прозаическим  произведением, написанным за последние годы в Волгограде»4. Однако  критик не оставляет без внимания и просчёты Селезнёва, считая, что он должен был уделить внимание не только плану харьковской операции, но и описанию подготовки Советской Армии к контрнаступлению под Сталинградом.

Статья В. Ершова «Ветры грозной эпопеи» посвящена  второй части романа. В ней критик рассматривает психологические портреты героев, подчёркивает, что в них произошли существенные перемены в лучшую сторону. Замечает он и то, что в этой части романа «значительное место занимают раздумья. Автор пытается проникнуть в глубину событий, раскрыть их суть, историческую значимость»5. С другой стороны, критик считает, что «в первой главе тома автор зря употребляет частые ремарки, чтобы подчеркнуть смятение чувств Паулюса», а также считает «очень спорным … то место в конце  романа, где рассказывается о смерти капитана Веригина»6.   Несмотря на это, оценка,  данная роману,  довольно высока.

Д. Чиров в статье «Среди книг и журналов», посвящённой роману «Южный крест», называет это произведение главным в творческой деятельности П.И. Селезнёва. Он высоко оценивает книгу, подчёркивает одно из достоинств романа – описание как советской армии, так и немецко-фашистских захватчиков. Не оставляет без внимания Д. Чиров и то, что эти две книги не похожи по стилю на другие произведения писателя. «Строгое течение авторского повествования вдруг прерывается кинематографическим репортажем, внезапным и не очень обоснованным умозаключением… «сиюминутным» комментарием к воссоздаваемым эпизодам войны»7.

В своей книге «Волжское притяжение» Н.С.  Буханцов упоминает роман П.И. Селезнёва «Южный крест».  Критик  говорит о том, что  большую роль в судьбе Родины сыграл народ, и это удалось  показать писателю в своём романе. Н.С. Буханцов  подчёркивает  мастерство писателя в описании характеров героев: «И что важно: тщательно выписывая каждый характер защитника Сталинграда, автор ни на минуту не забывает о том, что рассказывает о героизме народном»8.

Труд писателя был также высоко оценён С. Каракозовым. В своей статье «Южный крест» он описывает роман как дань народу, победившему врага, его характеру и духовной силе. «Русский человек ещё  глазами своих свободолюбивых предков разглядел себя в Волге, и потому и в жизни, и в подвигах своих он широк и могуч, как Волга»9.

Е. Лакедемонская в статье «Герои приходят из жизни» рассказывает о том, что писателю удалось передать «драматизм» и «жёсткость» боёв. В статье также подчёркивается мастерство писателя: роман написан именно в художественном стиле, как хотел сам  П. Селезнёв,  а не в документальном.

О творчестве П.И. Селезнёва написано не  много очерков, статей и заметок. На наш взгляд, многое о романе «Южный крест» ещё не сказано, не написано, в частности, не рассмотрены средства психологического изображения в этом произведении. Этим и обусловлена актуальность нашей работы.

  Объектом исследования является роман П.Селезнева «Южный крест».

  Предметом исследования являются принципы и приемы психологизма в романе.

 Основной целью нашей работы является определение особенностей психологического изображения в романе П. Селезнева «Южный крест».

Данная цель обусловливает решение следующих задач:

 – выявить наиболее значимые в художественной системе романа «Южный крест» приемы психологического изображения;

 – определить идейно-художественную функцию этих приемов.

        Работа состоит из введения,  двух глав, заключения, примечаний и списка использованной литературы.

Глава 1. Несобственно-прямая речь как приём психологического

             изображения в романе П. Селезнёва «Южный крест»

В литературе выработалась система средств, форм и приёмов психологического изображения, индивидуальная  у каждого писателя. Анализ этой системы имеет первостепенное значение для понимания своеобразия психологизма в романе   П. Селезнёва «Южный крест». В нашей работе мы рассматриваем основные приёмы, использованные писателем: несобственно-прямую речь и  художественную деталь.

Каждая форма психологического изображения обладает разными познавательными, изобразительными и выразительными возможностями.

Роман построен на антитезе. Антифашистским пафосом пронизано всё повествование. Сталин и Гитлер  и сопоставлены и противопоставлены в пределах одной ценностной системы. Они участвуют в действии сюжетно, у них в книге особая функция – они идейные полюсы, ориентиры в движении истории и человека. Но для П. Селезнёва, пожалуй, важнее раскрыть психологию офицеров и солдат обеих армий.  

Так, самыми яркими героями в этом романе являются бойцы советской армии: полковник Добрынин, капитан Веригин, генерал Жердин, генерал-майор Суровцев, старший лейтенант Агарков, Костя Добрынин, Грехов, Коблов; с противоборствующей стороны офицеры генерал фон Моргенштерн, генерал фон Витерсгейм, генерал Хубе, генерал-полковник Паулюс и солдаты Гофман и Упиц.

Ведущую роль в системе психологизма в романе П. Селезнёва играет несобственно-прямая внутренняя речь. Эта речь, формально принадлежащая автору (повествователю), но несущая на себе отпечаток стилистических и психологических особенностей речи героя 10.

Великая Отечественная война потребовала от нашего народа, от каждого советского человека напряжения всех  его душевных и физических сил. Вновь и вновь исследуют писатели истоки нашей победы  над фашизмом.

 Глубоко трогают внутренние размышления Ивана Степановича Добрынина о сыне, которого, он, отец,  должен послать на верную гибель.

«Оставить, у себя попридержать?

Нет, Костя пойдёт в первую роту.

Пойдёт в первую роту и будет убит этой ночью. Его сына, Костю, убьют?..

Единственный, родной.

Не противься, не урони мужской гордости. Отпусти. Но через пять, через шесть часов его убьют...

Да нет же, нет! Ничего не случится. Надо только придержать. И не обязательно в первую роту. Почему обязательно – в первую? Не послать?»11.

Несобственно-прямая речь позволяет автору передать внутренние сомнения и колебания Добрынина. В отце борются чувства долга перед Родиной и ответственности за своего ребёнка. Но на  войне нет понятия «отец и сын», а есть приказ командира.

Личное горе отодвинул в сторону – Родина в опасности. 

И Костя Добрынин сделал свой выбор. Автор образно описывает принятое им решение: «Великие тысячи людей стали мёртвыми. А он, Костя, останется жить... Сделалось жутко... Словно залез в чужой карман, словно пнул умирающего и пошёл прочь. Клаву пнул. Отвернулся от товарищей...

А-а-а... Мотнул головой: ни за что!» (С. 309.)

Война ещё более обостряет нравственные проблемы, чувство гражданского долга, ответственности за судьбу товарища и за судьбу страны.

 На наш взгляд, очень интересным героем является  Андрей Веригин. Он молодой, отважный,  талантливый военный. Что он думает? Как борется со страхом? П. Селезнёв без утайки рассказывает о нём. «Но каждая пуля могла убить, одного танка было вполне достаточно, чтобы раздавить…

Лейтенант Веригин знал это. Мысль о том, что нынешний день – последний, не тревожила. В душе, в уме не было ничего: просто знал, что танк и солдаты, которые поспевают за ним, хотят убить его, Андрея. И поэтому он будет убивать их. И ещё потому, что приказано стоять, что всю свою жизнь готовился к этим вот минутам. Когда надо одержать верх. Даже над самим собой. Когда надо умереть». (С. 29.) Этот монолог  не только раскрывает внутреннее состояние героя, но и отчасти знакомит читателя с прошлым, с мечтами Веригина.

Мишка Грехов, чувствующий ответственность за судьбу Родины, является воплощением народного духа. Он не принимает мысли об отступлении, так как чувствует в себе недюжинные силы. «Знал, что дивизии приказано отходить. Он пошевеливал вожжами, недоумевал: зачем это – отходить? Зря... Не иначе, ошиблись командиры. Вон какой день был. Сто тринадцатый полк, сказывают, пошёл вперёд. Немцев, сказывают, наваляли… И после этого – отходить? Надо бы стать и стоять. Закопаться в землю и стоять. И день стоять, и месяц, и ещё… Только ездовым как-то совестно. Ить не хворый и стрелять умеет – ого!.. Только надо, чтоб начальство приказало стоять и не отходить. Как под Москвой в прошлом году: стали, упёрлись и – шабаш. А то что ж это: сто тринадцатый полк пошёл, а всю дивизию – назад. У них в колхозе за это взгрели бы…»(С. 39.) Несобственно-прямая речь помогает нам понять, как были настроены русские солдаты в период отступления: они оставались уверенными в собственных силах.

Каким был внутренний мир солдат гитлеровского вермахта, воспитанных на мысли, что война есть высшее благо, что они вправе грабить и убивать? Когда и как приходило к ним отрезвление? Рассказать об этом может, конечно, их соотечественник, знающий жизнь Германии «изнутри». Таков солдат Гофман, этот «маленький человек» – обманутая   жертва. «Вдруг всё на свете показалось Гофману нелепым и неправдоподобным… Гофман видел убитых детей, кровь на асфальте и на стенах домов, Брест, Киев, Харьков, донские степи… Теперь – вот эта снежная яма.

Зачем? Разве Германия не могла жить без этого?» (С. 357.)

Значит, не остаются за пределами мышления Гофмана страдания, которые германский фашизм принёс России.

Солдат вермахта вращается в замкнутом кругу «убийственных мыслей» о предательстве («…сдаться в плен – как? Свои же, товарищи, назовут дезертиром и предателем. Не дай бог» (с. 418), о «героизме» («всех назовут одним именем. В Германии их назовут героями. А героизма никакого не было. Только страх ». (С. 362.)

Война персонифицируется для него в определённых образах: «А генералы, которые оставили армию на гибель, они ничего не нарушили? Они предали! Они обманывают и сейчас. Потом они с почестями уйдут в отставку, напишут мемуары. В этих книгах главными героями будут они сами, слова не скажут о своём предательстве… Никто не напишет правду». (С. 414.)

Вот в этом принципиальная разница между советскими офицерами и гитлеровцами. Капитан Веригин, поднявший бойцов в атаку, размышляет так: «Пусть все видят, что он, капитан Веригин, не боится. Плевать он хотел! Пусть видят гитлеровцы, как идут в атаку советские солдаты!.. Он упадёт простреленный, пробитый, чтобы не встать, чтобы умереть, и всё-таки не будет человека счастливее его… Ему вдруг захотелось, чтобы вот так же чувствовал себя каждый боец, чтобы каждого видели и каждого прославили». (С. 461.)

Противоречивость человеческого сознания, когда в страдании есть  наслаждение, а в смерти – радость, показана П.Селезнёвым достаточно ярко.

Гитлеровская армия предстала на страницах романа в разном свете. Через несобственно-прямую  речь Гофмана мы постигаем трагичность образа Гейнца Упица, «мальчишки», «младенца». «В нём было слишком много спеси и восторга… он был слишком молод и неопытен, чтобы до конца понять весь ужас… Но по-прежнему грезил орденами и полковым знаменем. Сам фюрер жмёт ему руку, благодарит за мужество, поздравляет с великой победой  под Сталинградом. Гейнц верит, что фюрер не оставит их. Надо только держаться. Ещё два-три дня». (С. 362.) Гофману «вдруг сделалось жаль парня, который не знал немецких песен и немецких обычаев, который не знал, кто такой Гёте, который всего лишь заучил марши и уставные воинские правила. Гофман вдруг подумал, что Гейнц Упиц даже не немец, он просто гитлеровец … Просто подумал, что мальчишка ни в чём не виноват: так усердно напичкан дурью, что ни думать, ни вести себя по-другому он уже не мог.

Разве он виноват, что сделали его таким?» (С. 414.)

Автор поднимает проблему ответственности политических деятелей за свой народ, за воспитание молодого поколения. Вот эпизод на аэродроме, описанный через восприятие генерала Паулюса: по снегу «полз, едва передвигался совсем ещё молоденький солдат, почти мальчик. По грязному лицу текли слёзы, а он когтил снег чёрными пальцами, подтягивал белые гипсовые ноги, ронял и снова поднимал голову.

– Мамочка, мама.

Паулюс сказал:

– Посадите его.

Комендант взял под козырёк. А лицо не шевельнулось, глаза были стылые и неподвижные. Комендант привык». Молоденький солдат умер. Майор вскинул руку: «Хайль Гитлер!» (С. 409.) Весьма символично. Эта сцена обретает уже общечеловеческое значение. Эта же психологическая деталь («стылые», «неподвижные», «холодные» глаза) используется при описании Гитлера. Он глава тоталитарного государства  и граждане обязаны беспрекословно подчиняться ему.

Посредством  приёмов психологизма П. Селезнёв исследует лживое (ложное) общение. Так, унтер-офицер Шмидт, слушая «душевные слова» Паулюса рождественской ночью, пытался понять их смысл. «Фюрер приказал нам держаться до последнего… это приказал сам бог! Мы выполним приказ. Ибо интересы Германии выше интересов каждого из нас… –  голос был тихий, в нём слышалась  и  грусть, и твёрдая решимость, а главное – искренность. Никто не мог заподозрить его ни в одном ложном слове…

Господи, что это? Может быть, генерал-лейтенант Фридрих Паулюс готовит себя в пасторы?..

Что с ним?

Первый адъютант стенографировал. Скоро слова станут документом. Вот в чём дело!» (С. 410.)

Спасительный подставной мотив обычно выполняет одну функцию – увести от правды, если правда такова, что в ней нежелательно или невозможно признаться.

А правда в том, что «каждый видел только себя… триста тысяч живых немцев становились игрой, на которую делали личную ставку. Эта мысль шевельнулась в душе командующего и пропала: он не станет убивать самого себя». (С. 278.)

Постепенно приходит понимание того, что война проиграна. Хубе вспомнил о своей преждевременной радости:  «Да, тогда он сказал, что вечерний кофе будут пить в Сталинграде.

Зачем сказал?», «словно отрезвел, он подумал, что для этой вот роскоши, для того, чтобы Гитлер обедал за этим вот столом, гибнет шестая армия».  (С. 234.)

 Мы узнаём, о чём думал  Моргенштерн во время ожесточённых боёв. «Иоган фон Моргенштерн давно не испытывал такой уверенности, покоя и гордости, как сегодня. Он не спешил с обедом, хотел продлить  удовольствие. Минут через пятнадцать оборона будет взломана, русский командир подымет пистолет… и, может быть, захочет представить мысленно того, кто переиграл и разбил его…» (С. 37.) П. Селезнёв в этот момент хотел показать, насколько командование  фашистской армии было уверено в победе.

О другом думает русский офицер: «...Веригин прежде всего должен беречь людей и не жалеть себя.

...Батальон-то не чей-нибудь. Таких батальонов у него всего лишь три.   А  людей ... Каждый на счету, каждый на вес золота.

Да что там золото!» (С. 95.)

Проблемы гуманизма глубоко раскрыты в романе и обоснованы.

Несобственно-прямая речь играет большую роль в романе П.Селезнёва «Южный крест». Ведь с её помощью мы узнаём мысли героев, а следовательно, можем понять и проанализировать их поступки.

Глава 2. Функции художественной детали в романе

Одним из приёмов психологизма является художественная деталь. Внешние детали (портрет, пейзаж, мир вещей) издавна использовались для психологического изображения душевных состояний в системе косвенной формы психологизма12.

Портретная характеристика в системе психологизма обогащается авторским комментарием, уточняющими эпитетами, психологически расшифровывается. Вот, например, Андрей Веригин. Офицеры хвалят его за начищенные сапоги: «Сапоги новенькие, хромовые, голенища блестят, как зеркало». (С. 8.) Перед нами молодой, бравый, дисциплинированный боец.

«Сапоги у капитана Веригина всегда блестят. Только под Харьковым, помнится, не блестели». (С. 156.) Именно под Харьковом шли ожесточённые бои, не было, вероятно, сил даже на чистку сапог.

 «Мишка увидел начищенные до блеска сапоги и пшеничные волосы…

Веригин!.. Капитан». (С. 103-104.) Эту деталь – сапоги Веригина –  можно называть лейтмотивной. Она указывает не только на эмоциональное состояние героя, но и помогает определить общее положение армии.

Возможно, этот герой – идеальный образ молодого офицера  Советской Армии. «Капитан Веригин ввалился в штабной блиндаж – овчинный полушубок нараспашку, шапка держится на голове лишь честным словом. На нем белые чесанки с отворотами, под шубняком туго перепоясанная фуфайка; пистолет заткнут прямо за ремень. Валенки ношеные, со следами калош, но сидят на ноге ладно, голенища в обтяжку, на сгибах упруго морщатся. Конечно, валенки – не сапоги, но всё равно – и в валенках капитан Веригин словно бог войны: в каждом движении сила…» (С. 336.)  На наш взгляд, писатель изображает его с особой любовью, с ним труднее всего расставаться и автору, и читателям.

Другой лейтмотивной деталью является на страницах романа пуховый шарф генерал-майора Григория Ильича Суровцева. Глава первая  открывается следующим описанием этого героя: «На лице проступали нездоровые красные пятна, шея была обмотана шерстяным домашним шарфом. Этот шарф делал его похожим на счетовода, у которого много детей и сварливая толстая жена». (С. 3.) Эта деталь определяет Суровцева как домашнего человека, но не мешает воспринимать его как талантливого штабиста.

 «Сухонький подполковник с седыми волосами, в домашнем шарфе»,  – таким  вспоминает его Добрынин. (С. 55.)

Тот же шарф в другой ситуации свидетельствует  об эмоциональном состоянии Суровцева. «Я не вижу смысла. – Развязал шарф, выпростал жилистую шею, мельком глянул на Добрынина, точно спрашивая позволения, и – прямо, в упор – на генерала Жердина…» (С. 91.)

И вновь читаем: «Сейчас Григорий Ильич прятал подбородок в домашний шарф, потому что от него пахло семьёй, от него шла уверенность». (С. 245.) Опять же мы видим не просто офицера, честно выполняющего свой долг, но и обыкновенного человека, соскучившегося по своей семье. Это был тот момент, когда человек «нуждается в поддержке». (С. 235.)

Противопоставлены этим героям офицеры армии противника. В них мы видим не искренность, а  наигранность в каждом жесте и движении.

Каждое действие германского офицера скорее напоминает отрывок из спектакля, чем реальное событие из жизни. «Изящным движением генерал Паулюс бросил карандаш, откинулся на спинку стула … Паулюс протянул руку подчёркнуто не спеша, но именно этим выдал своё волнение …

Паулюс прикрыл глаза тяжёлыми веками и, не желая скрывать досады и волнения, побарабанил  холёными пальцами по коробке французских сигарет». (С. 125.) Внешнее спокойствие, хладнокровие скрывает волнение и страх.

Вот как увиден фашист глазами лейтенанта Агаркова: «Лицо у немца было чистое, блестящее; на сапогах и на лице блеск казался одинаковым. Офицер бежал… легко, красиво… перепрыгнул через трамвайный путь, оглянулся, взмахнул пистолетом…

И взмах этот был красивым, почти изящным, как на сцене». (С. 242.)

Лейтмотивно подчёркивается схематизм их жестов, внешности. «Вот они рядом. Агарков видит чёрные петлицы, усики под носом, как две сопли – под Гитлера». (С. 242.) А так видит немцев полковник Крутой: «Похожи друг на друга, как если бы это был всё один и тот же человек. И  грязны одинаково… похожесть в тренированных движениях, в каждом жесте … во взгляде.

«Спектакль», –  сердито подумал полковник Крутой, но подумал не об этих двоих. Он подумал о Гитлере, о Германии». (С. 344.)

Деталь в этом романе отражает внутренний мир героя, подчёркивает его эмоциональное, а порой и физическое состояние. Также  автор с помощью этого средства подчёркивает различия между двумя противоборствующими  армиями.

Психологизм … заставляет внешние детали работать на изображение внутреннего мира. Внешние детали и в психологизме сохраняют, конечно, свою функцию: непосредственно воспроизводить жизненную характерность, непосредственно выражать художественное содержание. Но они приобретают и другую важнейшую функцию – сопровождать и обрамлять психологически процессы12.

Язык взглядов издавна изображался в литературе. Он выражает то содержание душевной жизни, которому нет соответствия в языке. Через взгляд, минуя всё, с душой общается душа. Взгляд может всё. У Гитлера глаза: «Чёрные, слепые. За ними ничего не виделось – ни людей, ни каменных стен, ни дневного света. Чёрные сумасшедшие глаза заслонили всё, пол накренился и шатнулся» (с. 427); «глаза Гитлера пронизывают, колют. Эти глаза видят сомнения, командующего шестой армией, они вопрошают и требуют». (С. 184.) Взгляд может закрыть возможность общения: «Гитлер замолчал. В глазах чёрный лёд» (с. 184),  «на этом лице, в глазах, были горечь и виноватость» (с. 184), «в глазах его только укор… глаза вспыхнули, загорелись неистовым огнём» (с. 185), «зрачки сделались широкими, глаза наполнились черной стоялой водой, и каждому начало мерещится, что глаза эти обращены на него, они видят колебания, сомнения, бессловесные возражения» (с. 183), «а черные остекленелые глаза смотрели мимо, не видели никого и ничего, и каждому было ясно, что этот человек не примет ни доводов, ни доказательств, не потерпит ни малейших возражений». (С. 183.)

Характеристика исторических личностей в романе П. Селезнёва занимает определённое место в структуре произведения, придаёт изображённым в них событиям масштабность.

«Сталин смотрел прямо в душу» (с. 68), «Верховный говорил, не глядя ни на кого» (с. 68),  «Сталин по-прежнему смотрел мимо. Сурово и задумчиво. Одна рука за бортом кителя, в другой держал трубку» (с. 68) ,    « В тёмных глазах Сталина метнулась холодная искра …» (с. 69), «Сталин смотрел властно. Жердин подумал, что говорить больше не придётся…»   (с. 70), «Сталин подошёл вплотную. Глаза вспыхнули и погасли. Жердин хотел увидеть, найти зрачки. Но вместо зрачков были темные провалы».    (С. 71.)

Забелина узнают по глазам: «А Добрынин не мог оторваться от голубых глаз. В них жила детская безгрешность и чистота, только волосы у комиссара были поседевшие». (С. 55.) Пройдя все ужасы войны, он сохранил «детскость», чистоту души.

Жизнь на войне – это жизнь со всеми её духовными  и нравственными проблемами в их сложности и противоречивости.

Так описано противостояние Крутого и Веригина: Крутой «ломает, мнёт веригинский  жёсткий взгляд» (с. 483); «он не крикнул, не повысил голоса, но капитан Веригин шатнулся». (С. 484.)

Глаза – зеркало души, так и в романе П. Селезнёва «Южный крест» они передают эмоциональное состояние героя, порой рассказывают о пережитом.

Роман П. Селезнёва «Южный крест»  необычен тем, что ещё одной важной деталью в изображении героев является голос.

«Веригин стоял по пояс в воде, кричал сорванным голосом». (С. 81.)Эта деталь даёт понять, что ситуация накалённая. Читаем далее («старший лейтенант Веригин шёл по окопам, хрипел сорванным голосом».) (С. 88.)

Создаётся впечатление, что капитан отдаёт все силы, чтобы помочь своим солдатам, выиграть сражение. И мы понимаем, что вокруг него взрываются снаряды, летают пули, поэтому его не слышат.

Вот они, голоса в бою:

«Кто-то кричал, надрывался…» (С. 93), «и – как выстрел…» (голос)   (с. 96), «голос тугой, словно замороженный» (командир первого взвода). (С. 103.)

Голос передаёт обстановку вокруг героя, создаёт наиболее полную картину происходящего. С помощью этой детали читатель может определить настроение действующих лиц.

В отличие от портрета и пейзажа, детали «вещного» мира стали использоваться в литературе для целей психологического изображения гораздо позже – лишь к концу XIX века 13.

Например, карандаш в руках Жердина. «Но, делая сейчас то, что считал пагубным для армии, всё-таки не терял надежды: видел чужие глаза, слышал неспешный вдумчивый голос, видел синий карандаш…

Жердин не потерял надежды… Хотелось только, чтоб верили, надеялись все. Чтоб тоже видели синий карандаш…» (С. 80.) Большую роль играет цвет. Надежда ещё есть – карандаш  синий. В другой момент мы видим, что ситуация уже  безнадёжна, цвет карандаша изменился, стал красным. «Суровцев бросил на карту красный карандаш:

– Я не вижу смысла.– Развязал шарф, выпростал жилистую шею, мельком глянул на Добрынина, точно спрашивал позволения, и – прямо в упор – на генерала Жердина…» (С. 91.)

С другой стороны, писатель хотел показать то, о чём обычно не догадываются люди,  как иногда такая маленькая вещь, как карандаш, может влиять на судьбу многих стран. «В Берлине торопливая рука поставила на излучине  Волги число, месяц, год. Человек в табачном мундире ещё не знал, какой роковой станет для Германии его подпись. Он был убеждён, что желание и воля, которые вложил сейчас в золотое перо, завтра дойдут до каждого солдата, довершат разгром России.

Сталинград. Август.

Гитлер дважды подчеркнул дату. Сделал всё возможное для собственной гибели». (С. 128.)  На протяжении всей книги автор даёт оценку действиям противника, П. Селезнёв говорит о том, что Германия проиграла войну уже тогда, когда решила напасть на СССР. А решение напасть на Сталинград – последний шаг к концу.

Часто писатель сравнивает карандаш с жалом. «Полковник задумался, медленно, осторожно положил карандаш на карту с оперативной обстановкой – жало коснулось села Рынок.

Суровцев не знал, что вот так же положил карандаш командующий шестой немецкой армией». (С.160.) Скорее всего, писатель хотел подчеркнуть этим, что обстановка была накалённой и решения, принимаемые командованием, окончательные.

Другая деталь,  связанная с армией противника, это свеча. С её помощью мы определяется эмоциональное состояние солдата немецкой армии.  «Свеча горит ровно, огонёк клонится в сторону. Потому, что нагорел фитиль… нарост принимает странную, причудливую форму, то напоминает шпиль кирхи, то ствол зенитного орудия… Унтер офицер Штоль видит нос, губы, подбородок…Командир полка.

Свеча тает на глазах. Лоб уже не крутой. Нос, губы, усы…Чёлка подбородок…Гитлер… Начинает казаться, что стылый воск вычертил даже галстук, даже лацкан мундира». (С. 413.) Возможно, этой деталью  писатель хотел показать, что в какой-то степени солдаты винят командование в происходящем. С другой стороны, свеча – это  источник тепла и света, следовательно они видели в начальстве надежду на спасение. Ведь от командования зависела их жизнь.

 Так, вещь играет огромную роль в понимании всего романа, а также делает его более выразительным и интересным.

Пейзажные детали успешно использовались в литературе  для создания в произведении определённой психологической атмосферы.

 Литературный памятник «Слово о полку Игоревом, Игоря, сына Святослава, внука Олегова» - яркий пример использования такого средства художественной изобразительности, как психологический параллелизм. Так, сама природа предупреждает героев о грозящей беде:

                                 На другой день в час ранний

                                 кровавые зори свет возвещают;

                                 черные тучи с моря идут –

                                 хотят прикрыть четыре солнца,

                                 и в них трепещут синие молнии.

                                 Быть грому великому! 14.

Здесь показана  точка зрения автора на происходящее: он не хочет этой беды, волнуется.

  Так, состояние природы и Добрынина перекликаются в сцене после боя. «Намокший лес виделся отяжелевшим, усталым, из тёмной глубины тянуло прелью. Ни стрельбы, ни людей. Только рассвет кругом, тихий дождь и покойный запах оттаявшего леса». (С. 50.) «А сейчас Добрынин лежал контуженный, разбитый, обессиливший… Иван Степанович промок, его била холодная дрожь, но болело меньше, в голове стало яснее, светлее, точно дождевая вода промыла его насквозь». «Многое из того, что было дальше  выпало из  памяти,  точно сдуло  черным ветром, вымыло холодным дождём…» (С. 51), «точно все размокло и размякло, обессилило, прислонилось к измученной земле… ». (С. 50.)

Во время боя природа будто переживает то же, что и бойцы.  «Артиллерия ударила, загудела на рассвете. Небо вспыхнуло и поднялось, шатнулось над чёрной землёй; осело, поблекло, но тут же вскинулось, в ужасе шарахнулось прочь от нестерпимого огня и грохота». (С.72.)

Всё вокруг будто стало металлическим, даже заря: «За спиной гудели батареи, в светлеющем небе стал виден летучий дым, а там, где кончалась земля, обозначалась ржавая полоска утренней зари» (с. 78),  «над воронкой, над всей землёй мело раскалённым железом». (С. 76.) Разворачивается мотив железной метели.

Состояние окружающих передаётся на уровне цвета ( «бомбовый грохот заглушил, отодвинул рассвет, подмял под себя чёрную землю» (с. 230), с помощью олицетворения («дымный ветер, как бы упреждая, останавливая генерала Жердина, рвал полы его шинели». (С.100.) В какой-то момент можно даже ощутить жар боя и серьёзных бомбёжек. «…Кипящая от снарядов вода тянула к себе страшным приворотом» (с.80); «над передовой, над оглушёнными, измученными и уж ничего не боящимися людьми, над мёртвыми, которым не надо было прятаться, над ранеными, которые страдали от жажды, стонали, кого-то звали, над изрытой землёй, надо всем, что называлось фронтом, взлетали и падали сотни ракет. Над рекой, неширокой, словно схваченной пожаром, гремело, и трассы огненных светляков стелились над водой, то ослепительно яркой, то мазутно-черной, могильно-глубокой… Трассирующие пули пропадали в воде, впивались в чёрный берег». (С. 88.)

«Северный Донец озарялся, схватывался шалым огнём, дыбился водяным столбами; вскидывался, оседал, падали снова вскипал тугими надолбами, преграждая путь безумным людям». (С.89.)

 Читатель отчётливо может увидеть полную картину происходящего, почувствовать страх и горечь людей, переживших эту войну. И не почувствовать этого нельзя, так как даже природа поднялась  против захватчиков, она, как обычный рядовой солдат, пережила все: от начала до конца. «Земля ползла в сторону, вниз, потом выпрямлялась и опять валилась... Кругом гудело, земля вставала на дыбы». (С. 82.)

Природа предупреждает немецких захватчиков об опасности, не пускает, пугает.

Так, Паулюс, напряжённо думая о своей трусости, чувствует, что «хвостатая позёмка… сухой шерховенью окручивала сапоги… ветер схватывал снежок, взвизгивал, смеялся, швырял генералу в лицо: береги-и-ись!..» (С. 437.)

«Разбитую», «издёрганную» армию противника «ураганный ветер валил с ног, кричал в самое ухо:

 - Пропадё- ёшь!..»(С. 428.)

С другой стороны, всё вокруг будто бы стало неживым,  железным. Даже запах в воздухе кажется пронизанным железом.  «Над воронкой, над всей землёй мело раскаленным железом». (С. 76.) Поэтому, наверное,  в какой-то момент, почувствовав запах жизни, запах травы, пусть и смешанный с запахом гари и металла, бойцы понимают, насколько драгоценна для них жизнь. «Мишка различил запах железной гари, сладковатость прошлогоднего бурьяна, и вдруг понял, как неохота ему помирать». (С. 79.)

После этого  они оказываются уже не в огненном помешательстве всего живого и неживого, а в холодном, расчётливом мире, где во время войны нет ничего кроме застывшего иногда  времени, холодных атак противника. «Навстречу щелкали пистолетные  выстрелы,  торопился, сыпал искряную  метель огонь». (С. 81.)

Пейзаж не только описывает окружающую героев среду, но и помогает передать отношение автора к происходящему.

Заключение

Каждая форма психологического изображения обладает разными познавательными, изобразительными и выразительными возможностями.

Ведущую роль в системе психологизма в романе П. Селезнёва играет несобственно-прямая  внутренняя речь. Эта речь формально принадлежит автору (повествователю), но несет на себе отпечаток стилистических и психологических особенностей речи героя.

     Она раскрывает внутреннее состояние героя, порой знакомит читателя с прошлым и мечтами солдат и офицеров. С помощью несобственно-прямой  речи мы постигаем трагичность некоторых образов в романе.

        Портретная характеристика в системе психологизма обогащается авторским комментарием, уточняющими эпитетами, психологически расшифровывается. Описание исторических личностей в романе П. Селезнёва «Южный крест» занимает определённое место в структуре произведения, придаёт изображённым в них событиям масштабность.

«Вещный мир» в романе изображён писателем очень ярко, подчёркивает не только состояние героев в определённый момент, но и значение «маленьких вещей», которые иногда способны влиять на ход исторических событий.

  Состояние окружающей среды  передаётся на уровне цвета, с помощью олицетворения и других средств художественной изобразительности. Оно часто перекликается с эмоциями героев, а также будто переживает то же, что и бойцы во время ожесточённых сражений или в часы мучительных раздумий о будущем и настоящем.  

Примечания

1 Чиров Д. Т. Писатели Нижней Волги: Критико-биографические этюды. – Волгоград: Ниж. Волж. кн. изд-во, 1973. – С. 129.

2 Смирнов В. Кто правит балом: Бог или Сатана? О романе П. Селезнёва «Боль» // Отчий край. – 1995. –  № 4. –   С. 228.

3   Реканов Н. Исполнение долга // Небесный ковчег: воспоминания волгоградских писателей   –  Сост. Т.И. Брыксина; редкол.: Т.И. Брыксина и др. -  Волгоград: Издатель, 2006г. –  С. 444 – 464.

4  Ершов В. События и характеры // Волгоградская правда. –  1974.  –        13 апр. – С. 4.

5 Ершов В. Ветры грозной эпопеи // Волгоградская правда. – 1977. –      13 авг. – С. 3.

6    Там же.

7  Чиров Д.  Среди книг и журналов // Дон. – 1979. –№ 2. –  С. 174– 175.

8 Буханцов Н.С. // Волжское притяжение: (О прозе писателей Волгогр. области). – Волгоград: Ниж. –  Волж. кн. изд-во, 1987. С. 25.

9  Каракозов С. «Южный крест» // Мол. Ленинец.  – 1977. –  6 сент. –     С. 4.

10  Есин А.Б. Литературоведение. Культурология: / Избранные труды /                                                                    А.Б. Есин. –  М.: Флинта, 2003.

11 Селезнёв П. И. Южный крест: Роман в 2-х  кн. – М.: Современник, 1982. – С. 308.

12 Есин А.Б. Литературоведение. Культурология: / Избранные труды /                                                                    А.Б. Есин. –  М.: Флинта, 2003.

13 Есин А.Б. Литературоведение. Культурология: / Избранные труды/                                                                    А.Б.Есин. –  М.: Флинта, 2003.

14   Злато слово. Век XII / Сост., предисл. и  вступ. ст. Н.С. Борисова . – М.: Мол. Гвардия, 1986. – 461 с., ил. – (История отечества в романах,  повестях, документах). – С. 115.

Список использованной литературы

1. Селезнёв П. И. Южный крест: Роман в 2-х  кн. – М. : Современник, 1982. – 463 с.

2. Буханцов Н.С. Волжское притяжение: О прозе писателей Волгогр.         области. – Волгоград: Ниж. –  Волж. кн. изд-во, 1987. – 160 с.  

    3. Ершов В. События и характеры // Волгоградская правда. –  1974. – 13 апр. – С.4.

4. Ершов В. Ветры грозной эпопеи // Волгоградская правда. – 1977. –  13 авг. – С.3.

5. Есин А.Б. Психологизм русской классической литературы : Кн. для учителя. – М.: Просвещение, 1988. – 176 с.

6. Есин А.Б. Литературоведение. Культурология: / Избранные труды/                                                                    А.Б.Есин. –  М.: Флинта, 2003. С.100.

7. Злато слово. Век XII / Сост., предисл. и  вступ. ст. Н.С. Борисова. – М.: Мол. Гвардия, 1986. – 461 с., ил. – (История отечества в романах,  повестях, документах).

8. Каракозов С. «Южный крест» // Мол. Ленинец. – 1977. – 6 сент. – С. 4.

9. Лакедемонская Е. Герои приходят из жизни:  Творческий портрет П.И.Селезнёва // Волгоградская правда. – 1973. –  18 февр.

10. Реканов Н. Исполнение долга // Небесный ковчег: воспоминания волгоградских писателей   –  Сост. Т.И. Брыксина; редкол.: Т.И. Брыксина и др. -  Волгоград: Издатель, 2006г. –  С. 444 – 464.

11. Смирнов В. Кто правит балом: Бог или Сатана? О романе П. Селезнёва «Боль». – Отчий край. – 1995. –  № 4.  

12. Чиров Д. Среди книг и журналов // Дон. – 1979. – №2. –  С. 174 – 175.

13. Чиров Д. Т. Писатели Нижней Волги: Критико-биографические этюды. – Волгоград: Ниж. Волж. кн. изд-во, 1973. – С. 129-133.