МИФОПОЭТИЧЕСКАЯ СИМВОЛИКА ЖИВОТНЫХ В «ЗАПИСКАХ ОХОТНИКА» И. С. ТУРГЕНЕВА (РАССКАЗ «ЖИВЫЕ МОЩИ»)

МИФОПОЭТИЧЕСКАЯ СИМВОЛИКА ЖИВОТНЫХ

В «ЗАПИСКАХ ОХОТНИКА» И. С. ТУРГЕНЕВА

(РАССКАЗ «ЖИВЫЕ МОЩИ»)

Научно-исследовательская работа по литературе

Выполнили:

Метелёва Ольга,

обучающаяся в МОУ Богандинская СОШ №1, 9б класс

Научный руководитель:

Маслова И.С.,

преподаватель русского языка

и литературы, МОУ Богандинская СОШ №1

Научный консультант:

Медведев А.А., к.ф.н., доцент кафедры русской литературы ТюмГУ

Тюмень 2012

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ……………………………………………………………………….3

1. Актуальность работы……………………………………………………..3
2. Научная новизна………………………………………………………......4
3. Объект и предмет исследования…………………………………………5
4. Цели и задачи..............…………………………………………………….6
5. Методологическая основа………………………………………………..7
6. Символ как литературоведческая  категория…………………………...8

ГЛАВА I. «ЗАПИСКИ ОХОТНИКА» И. С. ТУРГЕНЕВА В ИСТОРИОГРАФИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ…………………………………...12

1.  История создания «Записок охотника» и рассказа «Живые мощи»..12
2.  «Записки охотника» в критико-научном освещении………………...17

ГЛАВА II. СИМВОЛИКА ЖИВОТНЫХ В РАССКАЗЕ «ЖИВЫЕ МОЩИ» В КОНТЕКСТЕ МИФОПОЭТИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ……....25

2.1 Символика зайца ………………………………….................................25

2.2 Символика зайца в «Живых мощах» в контексте «Повести о Петре и Февронии Муромских» и  «Жития св. Мелангеллы»...........................27

2.3 Символика птиц……………………………………………………..….31

2.3.1 Символика ласточки……………………………………………...31

2.3.2 Символика жаворонка в рассказе «Живые мощи» и в повести                 А. П. Чехова «В овраге»………………………………………………..32

2.4 Символика пчёл………………………………………………………...34

2.5 Символика бабочки…………………………………………………….37

ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………………...40

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК………………………………………43

ПРИЛОЖЕНИЕ. Иконография св. Февронии Муромской и св. Мелангеллы Уэльской………………………………………………………...46

ЗДРАВСТВУЙТЕ,

УВАЖАЕМЫЕ ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СЕКЦИИ, СЕКРЕТАРЬ И УЧАСТНИКИ КОНФЕРЕНЦИИ, ВАШЕМУ ВНИМАНИЮ ПРЕДЛАГАЕТСЯ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ РАБОТА НА ТЕМУ: «МИФОПОЭТИЧЕСКАЯ СИМВОЛИКА ЖИВОТНЫХ В «ЗАПИСКАХ ОХОТНИКА» И. С. ТУРГЕНЕВА (РАССКАЗ «ЖИВЫЕ МОЩИ»)».

Актуальность темы исследования. Б. К. Зайцев в статье, написанной к столетию выхода «Записок охотника», вспоминая кроткого Касьяна из «Касьяна с Красивой Мечи», смиренную Лукерью из «Живых мощах», мальчиков из «Бежин луга», отмечает, что «Записки охотника» «...тем излучением добра, каким сияет эта книга, глубоким созвучием с малыми сими, незаметными, страждущими, даже вознесением их «Записки охотника» не только поколебали рабство (а они именно поколебали: ученик Жуковского, будущий император Александр был поклонником этих «Записок»). Они оставили какое-то свидетельство и о народе русском, и о русской литературе. Прошло сто лет, свидетельство не умолкает» [Зайцев 1999: 486]. Эти слова писателя русского зарубежья можно с полным правом повторить и сегодня.

Данная тема актуальна и с точки зрения экологической проблематики, столь злободневной сегодня как в России, так и во всем мире. Тургенев в «Записках охотника» является первооткрывателем в России экологического сознания. Вспомним милосердную ко всему живому крестьянку Лукерью из «Живых мощей» или Касьяна с Красивой Мечи, так больно переживающего убийство человеком «для потехи» лесных птиц: «– Пташек небесных стреляете, небось?.. зверей лесных?.. И не грех вам божьих пташек убивать, кровь проливать неповинную? <…> он подошел к месту, где упала убитая птица, нагнулся к траве, на которую брызнуло несколько капель крови, покачал головой, пугливо взглянул на меня... Я слышал после, как он шептал: «Грех!.. Ах, вот это грех!»» [Тургенев 1979: 110, 115-116]. Обращение к творчеству Тургенева чрезвычайно актуально для формирования экологического сознания, столь необходимого сегодня для гармоничного развития современной цивилизации.

«Записки охотника» стали «первым произведением, в котором Тургенев в полной мере выразил себя как художник и как личность» [Лотман 1982]. Сам автор в письме к Анненкову от 14 (26) сентября 1852 г. так оценивал свою книгу: «Я рад, что эта книга вышла; мне кажется, что она останется моей лептой, внесенной в сокровищницу русской литературы, говоря слогом школьных книг» [Цейтлин 1979].

По верному замечанию Л. М. Лотман, в «Записках охотника» Тургенев выразил «представление о народе как «психее» жизни нации, таинственном истоке исторического развития страны» [Лотман 1982]. Ю. В. Лебедев отмечает, что в «Записках охотника» Тургенев совершил своего рода «коперниковский переворот» в художественном решении темы народа»: «В «Записках охотника» Тургенев впервые ощутил Россию как единство, как живое художественное целое. По отношению к этому универсальному образному миру с его внутренней гармонией будет оцениваться жизнеспособность лучших героев в романах Тургенева, да и в творчестве других русских писателей» [Лебедев 1990].

На значимость темы природы и образов животных в «Записках» обратил внимание французский писатель Ромен Роллан, записавший в своем дневнике (1887) после чтения «Записок охотника»: «Взволнованная, свежая, сверкающая любовь к природе. Все породы деревьев и птиц. Чудесная галерея портретов современников» [Цейтлин 1979].

Особое значение темы природы и пейзажного описания в создании в «Записках» целостного образа «живой России» выявил Лебедев [Лебедев 1990]. Л. М. Лотман отмечала в образе Калиныча его органическую близость к миру природы и его ориентированность на мир народной поэзии, легенд, древних притч, житийной литературы [Лотман 1982]. Ю. В. Лебедев считает, что «чародей русского художественного слова, Тургенев будит застывшие в языке народные предания и поверья, легко касается мифологических первооснов национальной памяти»: «Поэтическое чувство природы у Тургенева развивается в русле национального мифопоэтического мышления: просыпаются спящие в словах древние смыслы, придающие картине природы поэтическую образность, согласную с духом тех народных легенд, которые рассказывают крестьянские ребятишки в таинственную ночь у костра» [Лебедев 1990]. Мифопоэтическую функцию пейзажа Лебедев раскрыл в рассказе «Бежин луг», опираясь на знаменитое исследование современника Тургенева – А. Н. Афанасьева^[1] [Лебедев 1990]. Эпическую традицию русского фольклоризма в «Записках охотника» рассматривает В. В. Ильина в диссертации «Принципы фольклоризма в поэтике И.С. Тургенева» (Иваново, 2001), соотнеся тургеневский пейзаж и пейзажи русских былин [Ильина 2001: 11-12].

Проблема мифопоэтической символики животных в творчестве Тургенева позволяет раскрыть глубинный смысл произведения, замысел автора, его представление о мире и человеке. «Записки охотника» И. С. Тургенева с точки зрения символики животных не рассматривались.

Научная новизна. В нашей работе впервые предпринимается попытка анализа символики животных в рассказе «Живые мощи» в контексте мифопоэтической традиции. Мы предпринимаем также попытку комплексного похода к  образу животного, рассмотрения его семантической значимости во взаимодействии с сюжетом, выявления символической обусловленности образов животных.

Объектом исследования выбран рассказ И. С. Тургенева «Живые мощи» (1874), занимающий особое место в цикле «Записки  охотника» (1852, 1874). Одной из первых высоко оценила рассказ французская писательница Жорж Санд: «Вы – реалист, умеющий всё видеть, поэт, чтобы всё украсить, и великое сердце, чтобы всех пожалеть и всё понять»; «Учитель, – все мы должны пройти Вашу школу» [Цейтлин 1979]. Хвалебный отзыв был получен Тургеневым также от И. Тэна, который писал Тургеневу: «...какой шедевр! <...> Какой урок для нас, и какая свежесть, какая глубина, какая чистота! Как это делает явным для нас, что наши источники иссякли! Мраморные каменоломни, где нет ничего, кроме лужиц стоячей воды, а рядом неиссякаемый полноводный ручей. Какая жалость для нас, что вы не француз! <...> Я прочел «Лукерью» три раза кряду» [Долотова 1979: 511-514].

Б. К. Зайцев отметил, что в Лукерье Тургенев «написал икону русской святой, вознес в ее лице и женщину русскую, и народ, ее родивший»: «Женщин не весьма много в «Записках охотника» по их малому отношению к охоте, но Тургенев есть Тургенев. И даже в самой его мужской книге так он русскую женщину превознес, что один всего – более поздний – очерк «Живые мощи» заслоняет собой едва ли не половину написанного» [Зайцев 1999: 485, 483].

Предметом исследования стала символика животных в рассказе «Живые мощи», рассматриваемая с точки зрения мифопоэтической традиции.

Цель работы – раскрыть мифопоэтическую символику животных в контексте мифопоэтической традиции и выявить функции символического подтекста  в характеристике главной героини.

Для достижения цели в работе решаются следующие задачи:

1. Проанализировать теоретическую литературу по проблеме символа и мифопоэтики;
2. Рассмотреть исследования, посвященные «Запискам  охотника» И. С. Тургенева;
3. Проанализировать мифопоэтическую символику образов животных в рассказе Тургенева в контексте мифологической традиции, раскрыть ее семантику в контексте основных мотивов, характеризующих образ главной героини, выявить функции этой символики.

Методологической основой данного исследования стали работы по теории символа (А. Ф. Лосев, С. С. Аверинцев) и мифологемы животных в историко-культурной традиции (А. Н. Афанасьев, Н. И. Толстой, С. М. Толстая, А. В. Гура). Мифопоэтический подход предполагает выявление глубинного уровня произведения, архетипического слоя, мифологической структуры, каркаса, архаических схем мифологического мышления. Символический план проявляется в связи композиции, сюжета, мотивов, образов с мифом, фольклором, Библией, агиографической литературой и вообще со всем тем, что составляет целое мировой культуры. Такого рода корреляция позволяет интерпретировать семантическое целое текста не только как реализацию индивидуальных установок автора или как продукт историко-культурного развития, но и как проявление «универсальных, постоянно действующих особенностей человеческого сознания» [Смирнов 1978: 195]. На наш взгляд, мифопоэтический аспект в изучении «Записок охотника» является органичным для исследования поэтики «Записок охотника», продуктивным и перспективным.

Интерпретация «Записок охотника» в символико-мифологическом ключе не противоречит их реалистической природе, но направлена на раскрытие многозначности и  многоплановости этого произведения.

 Символ как литературоведческая категория

По С. С. Аверинцеву, «символ – универсальная эстетическая категория, раскрывающаяся через сопоставление, с одной стороны, со смежными категориями художественного образа, с другой – знака и аллегории. Предметный образ и глубинный смысл выступают в структуре символа как два полюса, немыслимые один без другого, но и разведенные между собой и порождающие символ. Переходя в символ, образ становится «прозрачным»: смысл «просвечивает» сквозь него, будучи дан именно как смысловая глубина, смысловая перспектива. Принципиальное отличие символа от аллегории состоит в том, что смысл символа нельзя дешифровать простым усилием рассудка, он неотделим от структуры образа, не существует в качестве некой рациональной формулы, которую можно «вложить» в образ и затем извлечь из него. Символ тем содержательнее, чем более он многозначен. Его смысловая структура многослойна и рассчитана на активную внутреннюю работу воспринимающего. Смысл символа объективно осуществляет себя не как наличность, но как динамическая тенденция; он не дан, а задан. Это смысл, строго говоря, нельзя разъяснить, сведя к однозначной логической формуле, а можно лишь пояснить, соотнеся его с дальнейшими символическими сцеплениями, которые подведут к большей рациональной ясности, но не достигнут чистых понятий» [Аверинцев 2001: 976].

Структура работы. Работа состоит из Введения, двух глав, Заключения, библиографического списка и Приложения. В первой главе ««Записки охотника» И. С. Тургенева в историографическом аспекте» мы рассматриваем историю изучения данной проблемы в тургеневедении. Вторая глава посвящена анализу символики животных в рассказе «Живые мощи» в контексте мифопоэтической традиции. В Приложении приводится иконография св. Февронии Муромской и св. Мелангеллы Уэльской.

ГЛАВА II. СИМВОЛИКА ЖИВОТНЫХ В РАССКАЗЕ «ЖИВЫЕ МОЩИ» В КОНТЕКСТЕ МИФОПОЭТИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ

2.1 Символика зайца

Особое значение Лукерья придает случайно забежавшему к ней зайцу: «Заяц забежал, право! Собаки, что ли, за ним гнались, только он прямо в дверь как прикатит!.. Сел близехонько и долго таки сидел, всё носом водил и усами дергал –  настоящий офицер! И на меня смотрел. Понял, значит, что я ему не страшна. Наконец встал, прыг-прыг к двери, на пороге оглянулся –  да и был таков! Смешной такой!» [Тургенев 1979: 331].

В христианской иконографии заяц изображается бегущим в гору. Истолкование этого изображения дает раннехристианский текст, в котором заяц благодаря своим коротким передним лапам быстрее бежит в гору и тем самым спасется от своих преследователей. По этой причине заяц становится символом христианина, спасающегося от преследующих его демонов (псы) и устремляющегося к Богу (гора): «Ищи и ты, человече, скал, когда, преследуем еси злым псом, демоном... Когда видит он, что человек с горы бежит, неся мирское и суетное в сердце своем, преследует его ревностно с помощью соблазнов. Однако, видя, что человек бежит волею Божьей, и скалу истины Господа нашего Иисуса Христа ищет, и к вершинам добродетели взбирается, то обращается пес по слову Давидову (Пс. 34) да обратятся назад и покроются бесчестием умышляющие зло» («Физиологус») [Заяц 2002]. Кроме того заяц как животное беззащитное является символом человека, который уповает лишь на Бога и возлагает надежды на свое спасение во Христе [Заяц 2002].

В христианстве образ зайца носит амбивалентный характер. С одной стороны, он из-за своей известной плодовитости означает похоть и персонифицирует распутство. С другой стороны,  белый заяц, лежащий у ног Девы Марии, означает победу над чувственным вожделением и похотью. Средневековый образ рыцаря, за которым гонится заяц, символизирует робость или трусость [Заяц 2002].

2.2 Символика зайца в «Живых мощах» в контексте «Повести о Петре и Февронии Муромских» и  «Жития св. Мелангеллы»

Образ зайца присутствует в знаменитом памятнике древнерусской литературы «Повести о Петре и Февронии Муромских» (XV-XVI вв.). В одном из крестьянских домов в селе Ласково близ Рязани гонец, посланный на поиски врача для заболевшего князя Петра Муромского, увидел странное зрелище: за ткацким станом сидела дева и ткала холст, а перед нею скакал заяц: «Един же от предстоящих ему юноша уклонися в весь, нарицающуся Ласково. И прииде к некоего дому вратом и не видѣ никогоже. И вниде в дом, и не бѣ, кто бы его чюлъ. И вниде в храмину и зря видѣние чюдно: сидяше бо едина девица, ткаше красна, пред нею же скача заец» [Ермолай Еразм 2000]^[2].

Д. С. Лихачев отмечает в этом первом появлении в повести Февронии «необыкновенную «тишину» ее образа»: «Первое появление в повести девушки Февронии запечатлено в зрительно отчетливом образе. Ее находит в простой крестьянской избе посланец муромского князя Петра, заболевшего от ядовитой крови убитого им змея. В бедном крестьянском платье Феврония сидела за ткацким станком и занималась «тихим» делом – ткала полотно, а перед нею скакал заяц, как бы символизируя собой слияние ее с природой. Ее вопросы и ответы, ее тихий и мудрый разговор ясно показывают, что «рублевская задумчивость» не бездумна. Феврония изумляет посланца своими вещими ответами и обещает помочь князю. Сведущая в целебных снадобьях, она излечивает князя, как Изольда излечивает Тристана, зараженного кровью убитого им дракона» [Лихачев 1987: 274].

О. А. Сухова и Ю. М. Смирнов отмечают, что заяц в фольклоре может быть связан с потусторонним миром, нечистой силой, но и сам способен отгонять нечистую силу, поэтому заяц св. Февронии не имел демонического контекста: «Можно предположить, что это просто ручной заяц, поскольку есть сведения о том, что и на Руси, и в Западной Европе зайцев приручали, но это обычно делали скоморохи или актеры. Так или иначе, заяц Февронии живет с людьми в доме. В «Словаре символов» справедливо отмечено, что «символический смысл каждого конкретного животного зависит от его места в символической картине мира и от позы и контекста, в котором оно изображено. Так, часто встречающийся символ «прирученного зверя» может означать совершенно противоположное по отношению к изображению того же зверя в диком состоянии» [Сухова, Смирнов 2008].

На иконах и рукописных миниатюрах, изображающих Житие свв. Петра Февронию Муромских часто встречается житийный эпизод с зайцем (см. в Приложении иллюстрации 1-3). Близкий житийный мотив с зайцем встречается в житии св. Мелангеллы Уэльская (VI в.) (см. в Приложении иллюстрацию 4). Эту параллель между зайцем св. Февронии и зайцем св. Мелангеллы Уэльской проводит Ю. В. Клиценко: «Феврония Муромская не единственная в истории Христианства святая дева, имевшая ручного зайца. Иконография св. Мелангеллы Уэльской (VI век, память 17/30 мая) включает изображение спасенного от охотников зайца. В заповедной местности, где подвизалась св. Мелангелла, запрещена охота на зайцев, а св. Феврония хранит природный заказник «Муромский» и «Окландию» – экологически чистую зону вдоль Оки от Мурома до Рязани. По преданию, уэльская отшельница называла своего зайца «агнцем», поэтому на иконах заяц св. Мелангеллы похож на ягненка, а заяц в Уэльсе известен как «маленький агнец Мелангеллы» («Oen bach Melangell»). Сходство зайца с агнцем отмечено и в русском фольклоре, где заяц именуется «лесным барашком». Правда, в муромской иконописи заяц святой Февронии чаще напоминает играющую собачку или спящего кота» [Клиценко 2008].

Если не будете укладываться в регламент (10-13 мин.), то рассказ о Мелангелле придется сократить, но если будут вопросы о ней – расскажите подробнее в ответе. {По преданию Мелангелла (Меланжелла) Уэльская была дочерью ирландского короля. Отец выбрал ей знатного мужа, но, не желая вступать в брак, Мелангелла бежала из Ирландии. Переправившись за море, она ушла в дебри северного Уэльса и поселилась там. Она жила в этом месте в течение пятнадцати лет и спала на голой скале. Тогдашний король Поуиса Брохвайл Исгитрог (Brochfael Ysgythrog, ум. ок. 570) был страстным охотником. Однажды во время охоты его собаки вспугнули зайца, который скрылся в ближайшей чаще. Преследуя зайца, король увидел в лесу девушку необычайной красоты, которая стояла на коленях и молилась, а в складках ее платья спрятался заяц. Охотничьи собаки замерли на месте –  какая-то сила мешала им приблизиться к отшельнице. Брохвайл в гневе закричал на собак, но испуганно скулившие гончие только отступали дальше от святой девы и зайца. Когда охотник приложил свой рожок к губам, он пристал к ним, как приклеенный [Преподобная Мелангелла].

Очарованный красотой Мелангеллы, Брохвайл стал просить ее стать его женой и королевой Поуиса. Девушка кротко, но уверенно отклонила предложение Брохвайла. Пораженный христианской жизнью отшельницы, Брохвайл тут же даровал Мелангелле весь лес и окружающие его земли в вечное владение и сказал, что отныне любой, кто, укрываясь от погони, достигнет этого святого места, может жить здесь безбоязненно с благословения Мелангеллы. На дарованных землях св. Мелангелла основала женский монастырь, игуменьей которого пробыла 37 лет, до своей кончины, последовавшей около 590 года. Еще во время своей жизни Мелангелла прославилась множеством чудес [Преподобная Мелангелла].

Дикие зайцы жили рядом с ней всю ее жизнь, как домашние животные. В Уэльсе Мелангеллу до сих пор называют покровительницей диких зайцев. В течение столетий никто на землях ее монастыря – в Пеннант Мелангелл (Pennant Melangell, графство Монтгомеришир) – никогда не убивал зайцев. Современная православная иконография святой Мелангеллы Уэльской включает изображение спасенного от охотников зайца [Преподобная Мелангелла].}

2.3 Символика птиц

2.3.1 Символика ласточки

Не менее значимым образом в рассказе является и образ ласточки. Лукерья вспоминает, как однажды у неё ласточки свили гнездо: «В позапрошлом году так даже ласточки вон там в углу гнездо себе свили и детей вывели. Уж как же оно было занятно! Одна влетит, к гнездышку припадет, деток накормит – и вон. Глядишь – уж на смену ей другая. Иногда не влетит, только мимо раскрытой двери пронесется, а детки тотчас – ну пищать да клювы разевать...» [Тургенев 1979: 331]. В данном контексте ласточка, прежде всего, символизирует жертвенную материнскую любовь.

Согласно христианским легендам, ласточка своим чириканьем «предостерегала Спасителя от преследующих иудеев, а когда предали его на распятие, то похищала и прятала приготовленные гвозди» [Афанасьев 1995]. В немецкой мифологии ласточка, как и аист, выступает как «правдивый вестник возвратившейся весны», она считается священной птицей (у немцев Herrgottsvogel, у французов la poule de Dieu): «причинять им вред и разорять их гнезда считается величайшим грехом. На дом, в котором они гнездятся, никогда не упадает молния» [Афанасьев 1995]. Важнейшее значение образ ласточки имеет и в славянской мифологии: «На Руси ласточку называют святою, божьею птицею, у чехов – птицею Девы Марии. Где она поселится, тому дому приносит благословение, счастье и предохраняет его от грозы и пожара; поэтому крестьяне нарочно прибивают под кровлями планки и маленькие дощечки, чтобы ласточкам удобнее было прилаживать свои гнезда» [Афанасьев 1995].

Лукерья жалуется рассказчику на злых охотников, убивавших ее ласточек: «Я их и на следующий год поджидала, да их, говорят, один здешний охотник из ружья застрелил. И на что покорыстился? Вся то она, ласточка, не больше жука... Какие вы, господа охотники, злые! – Я ласточек не стреляю, – поспешил я заметить» [Тургенев 1979: 331]. Славяне верили, что «за убиение ласточки и разорение ее гнезда Бог карает преступника смертью или истребляет его дом пожаром, насылает на его стада падёж, отымает у его коров молоко. Ранний прилёт ласточки предвещает счастливый, урожайный год» [Афанасьев 1995].

2.3.2 Символика жаворонка в рассказе «Живые мощи» и в повести А. П. Чехова «В овраге»

Одним из главных образов птиц в рассказе «Живые мощи» является жаворонок. Он появляется при описании раннего утра во фруктовом саду: «Ах, как было хорошо на вольном воздухе, под ясным небом, где трепетали жаворонки, откуда сыпался серебряный бисер их звонких голосов! На крыльях своих они, наверно, унесли капли росы, и песни их казались орошенными росою» [Тургенев 1979: 327]. В данном фрагменте образ жаворонков, поющих высоко в небе, символизирует свободу, чистоту и радость жизни. Фруктовый сад можно соотнести с библейским раем: «И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал» (Быт 2, 8-15).

В славянской мифологии жаворонок является одной из чистых, Божьих птиц. Эта птица стала своеобразным символом «смирения» и «молитвы» в христианском поверии. Христиане верили, что, поднявшись высоко в небо, жаворонок проводит время в молитвах. Потом, внезапно замолкнув, взмывает еще выше и летит на исповедь к самому Богу, а после этого камнем падает вниз, а печеные жаворонки на Благовещенье символизировали возрождение жизни [Жаворонок 2002].

Согласно польской легенде, Бог подбросил высоко вверх комочек земли, из которого и появилась на свет эта серая, как земля, птичка. Как почитаемую, «божью» птицу, жаворонка запрещалось употреблять в пищу, а убивать считалось грехом. Жаворонок вынимал колючие тернии из тернового венца распятого Христа, пел, сочувствуя его мукам: «Страдает, страдает» (у поляков), ежедневно приносил вести о Нем Божьей Матери, утешал ее в горе и предсказывал воскресение Христово. За это он был взят на небеса и с тех пор неустанно славит Пресвятую Деву своим пением «Аве Мария»  [Жаворонок 2002].

Эта тургеневская традиция раскрытия женского образа через символику жаворонка будет продолжена А. П. Чеховым в повести «В овраге» (1899), в которой образ главной героини Липы также соотносится с жаворонком: «Как только муж выехал со двора, Липа изменилась, вдруг повеселела. Босая, в старой, поношенной юбке, засучив рукава до плеч, она мыла в сенях лестницу и пела тонким серебристым голоском, а когда выносила большую лохань с помоями и глядела на солнце со своей детской улыбкой, то было похоже, что это тоже жаворонок» [Чехов 1977]. В народных поверьях жаворонок –  одна из «божьих» птиц, своим пением славящих Христа и Богородицу. Одновременно она, как Георгий и Богородица, создает «благоприятный контакт между небом и землей…» [Гура 1995: 179]; [Толстой 1995: 9]. Как отмечает Н. В. Капустин, сравнение героини с жаворонком усиливает  связь Липы с верхним миром, силами небесными: «В зыбкой сфере едва уловимых соответствий (жаворонок –  Георгий –  Богородица) и находится образ Липы в художественном мире чеховской повести. Песни Липы (песня –  устойчивая подробность в ее характеристике), преодолевая мрак и беспросветность, звучат как гимн мирозданию, его светлым, жизнетворящим основам» [Капустин]. Таким образом, Чехов в восприятии образа женщины-крестьянки продолжает тургеневскую традицию.

2.4 Символика пчёл

Следующим не менее важным бестиарным образом в рассказе является образ пчел. Он появляется в описании пасеки, которая находится рядом с сарайчиком, где лежит главная героиня – Лукерья. Неподвижная Лукерья слышит  «как пчёлы на пасеке жужжат да гудят» [Тургенев 1979: 331]. Прежде всего, пчела здесь выступает как символ трудолюбия, но кроме этого значения образ имеет более глубокую мифопоэтическую семантику.

В разных мифологических традициях пчела связана с образом мирового древа (особенно с его верхней зоной – кроной, стволом как соответствием среднего, земного мира) и небом, что отражается её частым эпитетом «Божья» [Пчела 2002]. В Древней Греции, а затем и в Риме, пчела (греч. Melissai (Melissae)) служит символом трудолюбия, преуспевания и послушания, а также бессмертия – души усопших могут переселяться в пчел. У Вергилия пчела – «дыханье жизни», ему приписывается афоризм об альтруизме пчёл: «Вы, пчелы, вырабатываете мед не для себя» (лат. «Sic vos non vobis mellificatis apes») [Пчела 2002]. Пчела производит мед, который в античной мифологии выступает одним из маркеров рая и жизни богов [Пчела 2002].

В Ветхом Завете пчела является атрибутом пророков, так как «пчелой» именуется пророчица Девора (др.-евр. «говорящая», «жужжащая»), «песня» которой в Книге Судей (5: 1-32) считается самым древним фрагментом Библии. Согласно Книге Исход (3, 8), в земле обетованной «течёт» молоко и мёд [Пчела 2002].

В христианской традиции христиане часто сравнивают себя с пчелами, а изображение пчелы появляется уже в раннехристианском искусстве катакомб, где изображенная на могильном камне пчела служит символом бессмертия, воскрешения, второго пришествие Христа (восставшего из смерти Христа). Позднее пчелиные мёд и жало выступают символами благодати и страданий Христа, либо его кротости и Страшного Суда соответственно [Пчела 2002].

Представление о целомудренности пчелы, собирающей своё потомство с облетаемых цветов (вариант: создает потомство непорочно, как цветы), сделало пчелу символом Девы Марии, которая произвела на свет Христа – мёд. Согласно святой Бригитте, Дева Мария говорила: «Я воистину была ульем, когда самая священная пчела – Сын Божий – поселилась в моём чреве» [Пчела 2002]. Пчелу часто называется «птичкой Марии» или «божьей птичкой», считается символом души (так летающая в воздухе пчела – душа, вступающая в Царство Небесное). Представление о том, что пчелы живут лишь ароматом цветов, сделало их также символом чистоты и воздержанности [Пчела 2002].

Согласно легенде, пчела никогда не спит, и потому стала символом бдительности христианина и его упорства в достижении цели. Пчела является атрибутом непорочных девственниц, св. Амвросия Медиоланского (улей в руках), св. Бернарда Клервоского, св. Иоанна Златоуста. Акридами и диким мёдом питался в пустыне Иоанн Предтеча [Пчела 2002]. «Пчела» – типовое начало средневековых сборников нравоучительного характера [Пчела 2002].

В славянской мифологической традиции пчела также пользовалась особым почитанием: она воспринималась как Божья тварь, называлась Божьей угодницей, Божьей мудростью и наделялась святостью. Считалось, что:

1. пчела жалит только грешника;

2. в пчелиный улей никогда не бьет гром;

3. пчёлы самим своим происхождением обязаны Богу, в отличие от шмелей, шершней или ос, которых сотворил соперничавший с Богом дьявол [Пчела 2002].

По народным представлениям, «пчёлы водятся только у добрых людей, а злых не любят» [Пчела 2002]. Пчёлы символически соотносится с образом Богородицы. Народная традиция наделяет пчёл не только чистотой и святостью, но также девственностью и безбрачием: «В заговорах ее называют «девицей-пчелицей». Согласно легенде, пчелами стали слезы прекрасной девы, сидевшей на камне посреди моря. В загадках пчёлы описываются как незамужние девицы или монашки: «Сидят девицы в темной темнице, вяжут сетку без иглы, без нитки» [Пчела 2002].

Среди пчеловодческих праздников особенно выделяется день Зачатия св. Анны. В этот день пчеловоды просили в молитвах о зачатии пчелиных роев, которое сравнивали с зачатием св. Анны, родившей Пресвятую Деву: «Анна зачала деву Пресвятую Богородицу, так и вы, мои пчелы, зачинайте дело во имя Божие, часты рои, густые меды» [Пчела 2002].

В разных славянских зонах известны поверья о душе в облике пчелы. Например, в Болгарии в Духов день молящиеся слушают, как жужжат мухи и пчёлы, считая, что это души их умерших близких. С этими представлениями связана и роль пчёл как предвестниц смерти в толкованиях снов [Пчела 2002].

Изучив семантику пчелы в различных мифологических традициях, мы выделяем как основные следующие значения:

1. душа – в греческой, арийской, ближневосточной, исламской традициях;

2. смерть, бессмертие, возрождение – на гробницах;

3. усердие, рвение, трудолюбие;

4. чистота души, пример этической чистоты и нравственности;

5. половая чистота, невинность, девственность, целомудрие;

6. сдержанность, скромность;

7. мудрость, пророчество(вание), просвещение.

2.5 Символика бабочки

Рассказывая о своем неподвижном образе жизни, Лукерья упоминает, что она очень рада своим «гостям». В качестве одного из ее гостей выступает бабочка: «а то воробей залетит или бабочка – мне очень приятно» [Тургенев 1979: 331].

По общему для классической античности представлению, душа покидает тело в облике бабочки (греч. ψυχή – «душа», «бабочка»). Появляющаяся из кокона, бабочка выступает символом души, высвобождающейся из тела в момент смерти. Нередко она ассоциируется с самим умершим (Hom. Od. XI 37, 605). Аристотель указывает на её (как и у птицы) «одушевленность» (История животных, IV 7). Широко известен миф о Психее, освобождённой от смерти за восхитившую Зевса силу её любви к Амуру. На помпейских фресках Психея изображается юной девушкой (или девочкой) с крыльями бабочки. Как олицетворение души, дыхания, Психея часто предстаёт в виде бабочки, вылетающей из погребального костра [Бабочка 2002].

В христианской традиции природный цикл гусеницы (кокон – бабочка) символизирует жизнь, смерть и воскресение. В христианском искусстве на картинах, изображающих жизнь в раю, крылья бабочки имеет душа, помещаемая Творцом в тело Адама. Бабочку можно видеть и на изображениях Мадонны с Младенцем (в руке Младенца) как символ Воскресения Христова и воскресения человеческой души, в эмблематическом натюрморте она символизирует воскрешение всего человечества [Бабочка 2002].

В славянской мифологии бабочка также предстает как символ души человеческой. В разных районах России при виде бабочки или мотылька говорят: «Вот чья-то душка летает». Иногда их и называют душами или душечками. По поверью поляков, душа умирающего покидает тело в виде бабочки. Родопские болгары верят, что душа умершего в виде бабочки или мухи посещает родной дом на сороковой день после смерти. Представление о бабочке как душе умершего порождает поверье о ней как предвестнице смерти, а иногда и образе смерти. У белорусов рассказывают, как однажды старая женщина сидела вечером у раскрытого окна и ей на рукав села влетевшая в окно ночная бабочка. «Смерщчка ты мая», – ласково сказала женщина. В ту же ночь она скончалась [Бабочка 2002].

Таким образом, выделим следующие основные значения символа бабочки в мифологических традициях: легковесность, непостоянство (мотылек); душа, бессмертие, возрождение и воскресение, обновление и бессмертие; нечто возвышенное; одна из форм Психеи.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В результате проведенного анализа мифопоэтической символики животных в «Живых мощах» мы пришли к следующим выводам.

Рассмотрев символику зайца в контексте различных мифологических традиций (античность, иудаизм, христианство, славянская мифология), мы пришли к заключению, что символика зайца раскрывает в образе Лукерьи такие значения, как непорочность (победа над вожделением), спасение души и упование на Бога. Образ Лукерьи с зайцем вписывается в контекст агиографической и иконографической традиции («Повесть о Петре и Февронии Муромских», «Житие св. Мелангеллы»), где образы главных героинь также раскрываются через символику зайца.

Ключевое значение в повести имеет и птичья символика. Проанализировав образ ласточки в контексте христианской и славянской мифологической традиции, мы пришли к заключению, что ласточка символизирует жертвенную материнскую любовь, заботу и Божий гнев (в случае ее убийства). Именно в этих чертах ласточка соотносится с образом Лукерьи.

Другой ключевой птичий образ в повести – жаворонок, символизирующий свободу, чистоту, радость жизни, рай (через образ фруктового сада как традиционный символ библейского рая). Образ жаворонка предваряет встречу повествователя с главной героиней и помогает глубже понять ее образ, который раскрывается христианской и славянской мифологемой жаворонка – такими ее значениями, как свобода, чистота, радость, жизнеутверждение, смирение, глубокая молитвенность, страдание, утешение и профетизм (пророчество). Тургеневская традиция раскрытия образа женщины-крестьянки через символику жаворонка будет продолжена А. П. Чеховым в повести «В овраге» (1899), в которой образ главной героини Липы также соотносится с жаворонком.

Важнейшим бестиарным символом в рассказе выступают пчелы, имеющие глубокую мифопоэтическую семантику. На основе выявленных в различных мифологических традициях (античной, библейской, славянской) символических значений образа пчелы мы пришли к выводу, что символика пчелы в рассказе раскрывает в образе главной героини, помимо традиционного значения трудолюбия, и такие более глубокие смыслы, как духовный труд, благодать, бессмертие души, непорочность (соотнесение с Девой Марией), мудрость, святость, близость к смерти, чистота души, скромность и пророчество, просвещение.

Выделив также в античной, библейской, славянской традициях основные символические значения бабочки (легковесность, непостоянство; душа, бессмертие, возрождение и воскресение, обновление и бессмертие; нечто возвышенное) и соотнеся эти значения с тургеневским контекстом, мы пришли к выводу, что образ бабочки предстает в рассказе символом души в ее связи с потусторонним миром, что соответствует внутреннему состоянию Лукерьи, готовящейся к уходу из этого мира.

Таким образом, образы животных в «Живых мощах» выполняют следующие функции:

1. Образ животного, выступая символом, пронизывается глубинной смысловой перспективой;
2. Образы животных мотивированы у Тургенева не только реально, но и мифопоэтически. Символические значения животных соотносятся с ключевыми мотивами образа героини, раскрывая тем самым глубинную суть ее личности;
3. Символика животного обусловлена прежде всего христианской (славянской) культурной традицией, которая определяла мировосприятие русского крестьянства XIX в.

Перспективы дальнейшего исследования предполагают включение в анализ и других важнейших с точки зрения символики текстов «Записок охотника» и таким образом выявление более полной и целостной мифопоэтики животных в этом произведении.

СПАСИБО ЗА ВНИМАНИЕ! Я ГОТОВА ОТВЕТИТЬ НА ВАШИ ВОПРОСЫ.