Фольклор в литературном творчестве

Введение

«Пока живо искусство в русском народе,
всегда будут силы
для нравственного самоочищения»
Д.С. Лихачёв.

 «О да, народ потрудился для нас и создал великий язык и великую поэзию!...» - восклицал К.Д. Ушинский, восхищаясь неисчерпаемостью материала южнорусской поэзии, названного им «сокровищем, собранным, выстраданным в продолжение многих и многих веков». Столь уважительное отношение к словесному народному творчеству очень характерно для основателя «народной педагогики», детского писателя К.Д. Ушинского^[1]. Относясь в принципе к родному слову как к «великому народному педагогу», автор известных учебных книг для младших школьников не случайно назвал одну из них «Родное слово», очевидно придав этому понятию не только глубокий педагогический, но и одновременно народнопоэтический смысл^[2]. История жизни и культуры народа, его национальные традиции и духовные искания, по убеждению Ушинского, воплощены в первую очередь в языковой стихии, приобщаясь к которой мы наследуем многовековой опыт своих соотечественников. Этим и объясняется постоянное, на протяжении всего литературно-педагогического пути, внимание Ушинского к фольклорному наследию.

 Уже в первых своих очерковых публикациях в «Ярославских губернских ведомостях» 1848 года К.Д. Ушинский обнаруживает интерес к идеям географической социологии, увлекшей его ещё во время учёбы в Московском университете под влиянием немецкого географа Риттера, а также Грановского, Надеждина, Белинского, Гоголя и др. Попытка объяснить историю и судьбы народов прежде всего географическими условиями их жизни вела к углублению этнографических наблюдений автора. В этой связи и проблемы бытования народного языка, наречий, словесного творчества особенно занимали Ушинского – исследователя и художника слова. Так, в 1853 году, в период его работы в журнале «Современник», он предпринимает на страницах сорок первого тома развёрнутый анализ первого выпуска «Этнографического сборника» Императорского Русского Географического общества. Нельзя было не заметить глубокой заинтересованности автора статьи излагаемыми проблемами, его внимания к выявлению специфики народных говоров в разных географических зонах России, к неповторимому своеобразию приводимых составителями сборника примеров устного народного творчества. Понятно в связи с этим одобрение Ушинским «такого помещения целых разговоров и целых сказок, какие мы видим в «Этнографическом сборнике»: в них виднее, чем в отдельных словах, выражается характер наречия». Он останавливает своё исследовательское внимание и на обряде сватовства, записанном в «глубине Великороссии, в Ярославской губернии»; и на обрядовой песне хлебопашцев Черниговского края, в которой, замечает он, «всё дышит спокойствием тучного поля, полного жатвы, звенящего под дружными серпами». «Можно ли себе представить, - задаётся он вопросом, анализирую свободную ткань одного из опубликованных в сборнике текстов, - что сказка, начало которой мы приводим, принадлежит Тверской губернии, столь отдаленной от Белоруссии?»^[3]. Это последнее замечание интересно ещё и тем, что звучало оно из уст не профессионального филолога-фольклориста, но оттого не меньшего знатока как русского, так украинского и белорусского фольклора. В этом можно вполне убедиться, обратившись к творчеству Ушинского-составителя учебных книг для младших школьников «Детский мир и хрестоматия» и «Родное слово». 

В наше время, полное динамизма и перемен, время активизации человеческого фактора и его роли в социально-экономическом и культурном развитии общества, освоение ценностей традиционной национальной культуры приобретает особое социальное значение.

Тема, выбранная мной актуальна в настоящее время, так как фольклорное творчество всегда было неотделимо от жизни нашего народа, оно являлось одновременно отражением его мировоззрения и психологии. Поэтому содержание русского фольклора вобрало в себя накопленное веками «житейское уменье» жить в мире и согласии с собой и с окружающим миром. Благодаря этому фольклор приобрёл способность к нравственному очищению, а значит и нравственному оздоровлению, которое, в свою очередь, является залогом и необходимым условием духовного и физического здоровья человека. В недрах фольклора сформировалась народная педагогика – механизм развития и воспитания подрастающего поколения, который, как отмечал К.Д. Ушинский, приобрёл  важное  значение для дальнейшего развития образования в России.

В своей работе я попробую рассмотреть систему ценностей через фольклорные произведения К.Д.Ушинского с точки зрения влияния этого раздела устного народного творчества на уровень воспитанности школьников. Поэтому актуальность выбранной мною темы обусловлена следующими моментами:

- недостаточной изученностью влияния фольклора как литературного жанра на воспитание ребёнка;

- значением изучения фольклорных произведений  для интеллектуального и нравственного уровня школьников;

- низким уровнем патриотизма, человеколюбия, трудолюбия в современном обществе.

Глава I Фольклор в творчестве К.Д.Ушинского

 Фольклорное творчество исключительно широко было представлено Ушинским на страницах составленных им миниатюрных «учебников жизни» для первоначального чтения детей, чьё знакомство с народным бытом, сельским трудом, национальными обычаями начиналось именно с книг. Поэтому так тщательно подбирал он к «рассказцам» познавательного характера о труде земледельцев, о  домашнем скоте, диких животных и т.п. словесно-художественные иллюстрации.

         Загадки, пословицы и поговорки, колядки и подблюдные песни, сказки, былины и побасенки не просто разнообразят здесь учебный материал, а становятся органичной составляющей всей учебно-художественной основы этих книг. Так, например, рассуждая с детьми о хлебе в «Родном слове», Ушинский заканчивает «деловую статейку» на эту тему итоговым вопросом: «Из чего, кем и как делается хлеб"?», а дальше напоминает привычную тогда детскому уху библейскую фразу: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь!» и переходит к народной мудрости: «Калач приестся, а хлеб никогда», «Гречневая каша – матушка наша, а хлебец ржаной – отец наш родной» и т.д. Пословицы «Хлеб – батюшка, водица – матушка», «Покуда есть хлеб да вода, всё не беда» завершают следующую статейку о воде. Логичное продолжение о самом насущном для человека следует в статье «Одежда»,  завершённой аналогичными вопросами, поговорками, загадками и заключительным авторским учебно-художественном рассказом «Как рубашка в поле выросла». Сказочно увлекательный, но в то же время познавательный сюжет о том, что предшествовало праздничному моменту – появлению к Рождеству для Тани и Васи «новых, белых, как снег, рубашечек» изо льна, итожится уместной загадкой «Били меня, колотили, во все чины производили, на престол с царём посадили»^[4].

1.1 Малые фольклорные жанры

В пояснении к «Родному слову» автор специально акцентировал внимание на значении производимых им здесь русских пословиц, поговорок, прибауток и загадок. Заметим, как поэтично Ушинский говорит об этом, подмечая самую суть!

         Русские пословицы по форме – «животрепещущее проявление родного слова, вылетевшее прямо из его живого, глубоко источника – вечно юной, развивающейся души народа». Сравнивая их с немецкими пословицами, Ушинский признаётся: «…не слепой патриотизм заставляет меня сказать, что наши русские пословицы и разнообразнее, и глубже, и главное, живописнее по форме и поэтическому духу. В немецких пословицах преобладает рассудочный, утилитарный элемент…». По содержанию же, несмотря на то, что пословицы наши «короче птичьего носа», всегда «содержат некую умственную задачу». Понятным становится желание автора, чтобы с помощью пословиц «ребёнок взглянул на предметы детские зоркими глазами народа и выразился его метким словом, верным духу народа». Поэтому пословицы и поговорки часто выносятся Ушинским в заглавия «деловых статеек», «рассказцев» и сказок.

         Не менее интересным нам представляется пояснение Ушинского, касающееся включения в книгу поговорок, прибауток и скороговорок, иногда, как он отмечает, лишённых смысла: «…я поместил их затем, чтобы выломать детский язык на русский лад и развить в детях чутьё к красотам родного языка. Особенно я рассчитывал на детей так называемого образованного класса, который испортил свой родной язык, лишив его цвета, красок поэзии и жизни»^[5]. Приходится удивляться только тому, насколько актуально это замечание и сегодня!

         Поэтичной живописностью народного языка привлекали Ушинского и загадки. Обращение к ним даёт, как он полагал, повод к плодотворной классной беседе. Так например, «сколько интересных и полезных для ребёнка объяснений, - пишет он, - можно связать со следующей поэтической загадкой: заря-заряница, красная девица, по лесу гуляла, ключи потеряла; месяц видел – не сказал, солнце увидело – подняло^[6]. Положим, что ребёнок не отгадает, что ключи значит роса; но пусть он объяснит: почему заря называется красной девицей, почему говорится, что заря теряет росу, почему месяц не поднял росы, как солнышко подымет росу? Какая живая и полезная беседа может быть закреплена в душе дитяти подобной живописной загадкой!»

1.2 Что за прелесть эти сказки!

 Из многообразия жанров фольклорного наследия больше всего внимание К. Д. Ушинского привлекали сказки. Они пришли, по выражению Ушинского, «из глубины языческой древности, когда они вовсе не были сказками, а сердечными верованиями народа». Их он ценил особенно высоко, как «первые и блестящие попытки русской народной педагогики, и я их не думаю, - уверял он, - чтобы кто-нибудь был в состоянии состязаться в этом случае с педагогическим гением народа»^[7].

 Автор «Детского мира» и «Родного слова» ставил народные сказки «недосягаемо выше всех рассказов, написанных нарочито образованной литературой» своего времени, ибо в них «образованный взрослый человек усиливается снизойти до детского понимания, фантазирует по-детски и не6 верит сам ни в одно слово, им написанное…; в народной сказке, великое и исполненное поэзии дитя-народ рассказывает детям свои детские грёзы и, по крайней мере, наполовину варит сам в эти грёзы». И как бы объясняя своё увлечение фольклором, Ушинский замечает: «Вот почему я помещаю много сказок в 1-й и 2-й части «Родного слова», вводя в 3-ю часть исторические легенды и думы».

 Отбирает же материал он очень тщательно, особым образом подготавливая его для включения в учебные книги. В «Родное слово», например, как справедливо заметил С.М. Маршак, были включены наиболее популярные произведения детского фольклора, в частности, «такие совершенные образцы», как сказки. Народные сказки были включены и в хрестоматии «Детского мира», где были представлены и близкие к ним былинные сказания, легенды («Никита Кожемяка», «Богатырь Вольга и оратай Микулушка»  и некоторые другие).

 Внимательное изучение отобранного Ушинским для учебных книг художественного материала свидетельствует о целенаправленной работе автора над текстами (в том числе и сказок) в связи с решением важнейших для его педагогической системы воспитательных задач. И действительно, из примечания к оглавлению «Родного слова» второго года обучения узнаём, что «народные сказки…все переделаны составителем». Примерно то же говорится и в «Заметках охотникам до перепечаток» из «Детского мира и хрестоматии».

 «Переделываю слегка русские сказки и немецкие рассказы на лад русских сказок, - читаем мы в одном из писем К.Д. Ушинского Л.Н. Модзалевскому от 11 ноября 1863 года. – Действительно, иные русские сказки – просто прелесть! Поэзии и здорового юмора – бездна! Я только теперь разнюхал, что это за сокровище для детской литературы. Меня обратили к ним мои же дети – вопросами и замечаниями. Они показали мне, что и переделать нужно». Важно понять, почему так настаивал порой Ушинский на непременной переработке, адаптации художественного материала для детского восприятия. «Весьма мало русских сказок, - писал он, - которые годятся для детского чтения; иные совершенно не годны по пустоте и бессмыслию содержания; другие по нравственным причинам». Поясняя это на примерах некоторых сказок из учебной хрестоматии Басистова («Лутонюшка», «Дурак и берёза», «Коза»), Ушинский иронично вопрошал: «Чему здесь учится дитя? – грубости выражений или грубости чувств? Точно так же, с какой, например, целью читает дитя в сказке «Дурак и берёза», как дурак убил дьячка и удачно обманул полицию, показавши вместо дьячка убитого козла, - рассказ в высшей степени грязный, хотя, конечно, очень народный», - резюмировал он. Художественное же слово учебной литературы, по глубокому убеждению Ушинского, должно воспитывать нравственное чувство ребёнка, растить его душу.

 Но в том случае, когда Ушинский работал с уже отобранным для своего образовательно-воспитательных задач фольклорным материалом, он очень бережно относился к тому, чтобы не нарушить самой сути народных сказок, не лишить их исконной поэтической прелести. «Я позволил себе кое-где сокращать сказки…Имея педагогическую, а не литературную цель, я не боялся делать подобные перемены, но везде, где можно, - подчёркивал он, - держался воззрений и выражений народа»^[8].

 О характере обработки Ушинским народных сказок можно судить, например, сравнив уже упомянутую нами ранее, литературно обработанную им сказку «Как аукнется, так и откликнется» с текстом сказки «Лиса и журавль» из сборника А.Н. Афанасьева, откуда, по всей вероятности, и черпал он сказочный фольклорный материал. Первое, на что обращаем внимание, - переименование сказки. Почти финальная строчка афанасьевской сказки – декларированная мораль – выносится Ушинским в заголовок, чем должна была «озадачить» школьника ещё до знакомства с содержанием сказки. В самом её тексте мы уже не встретим поучений нравственного порядка, о чём всегда очень заботился талантливый педагог, опуская мораль или, как он называл, «сухие нравоучения» даже в баснях. Главное же достоинство литературной обработки состояло в умении Ушинского стилистически выправить источник, усилив его художественную выразительность и сделав более приемлемым для детского восприятия, не исказив самой сути сказки. Уже по первым строчкам сравниваемых текстов, думается, можно судить об этом:

 Совершенно очевидно из сравнения, что не в ущерб смыслу Ушинский делает вступление к сказке короче и проще, ведь о кумовстве явствует само лисье обращение. Зато уточнение «по тарелке» делает более зримой эту сцену. Таким же образом обрабатывает он сказку до самого конца.

 В другом случае, например, Ушинский может использовать лишь фабулу известного мифологического сюжета и заново создать текст одноименной с опубликованной Афанасьевым сказки. Определённую завершённость повествованию в варианте, предложенном Ушинским, на наш взгляд, придают заключительные слова кузнеца, вернувшегося наконец из предпринятой им самим «одиссеи» по поиску Лиха (очень напоминающего в сказке Циклопа): «Знаю я теперь, что такое Лихо, и есть хочется, а не ешь, и спать хочется, - да и не спишь».

         Перерабатывая для своих книг немецкие, украинские и белорусские народные сказки, К.Д. Ушинский, как отмечают исследователи, во всех случаях сохранял их идейно-смысловое содержание и характерные художественные особенности.

         Иногда же Ушинский, беря  за основу какой-либо сказочный сюжет, настолько основательно его перерабатывал,  что, по сути, создавал самостоятельное, лишь с элементами сказочной поэтики, произведение («Трусливый Ваня», «Умей обождать», «Жалобы зайки», «Попугай и соловей», «Горбун и мальчик», «Леший» и др.).

         Для некоторых авторских сказок Ушинского характерны традиционные сказочные вступления и концовки: «Жили-были себе брат и сестра, петушок да курочка…», «Только петушка и видели» (сказка «Умей обождать»). Но в большинстве своём сказки Ушинского начинаются прямо с центрального фабульного эпизода, что также свойственно многим народным сказкам: «Растужился, расплакался серенький зайка, под кустиком сидючи…», «Шёл по улице человек с большим горбом» и т.п. Типично сказочную использует он и лексику: растужился, сидючи, обогрелася (овечка), зеленехонькую (смородину) и др^[9].

 Особенный колорит такая лексика придавала сочинённым Ушинским, стилизованным под народные, плачам. Вот так, например, как в «Сиротке Ване»: «Сиротой остался Ваня, сиротой круглым. Некому сиротинушку кормить-поить; некому сиротинушку обуть-одеть. У сиротки голова нечесаная; у сиротки рубашка невымытая. Кто его, бедного, приголубит? Кто его на ночь перекрестит, в тёплую постельку уложит? Кто его, малого, от худа укроет, уму-разуму научит?».

         Кроме лексики, замечаем мы, и ритмический строй этого текста строго соответствовал избранному автором народному жанру.

 Нельзя не вспоминать здесь и сочинённых Ушинским специально для детей в народном духе песен – «Бурёнушка» и «Борзый конь», которые настолько потом полюбились всеми, что со временем как бы и вовсе утратили авторство, прочно занявшее своё место в народном фольклоре.

Заключение

 Таким образом, лишь кратко обозрев литературное наследие К.Д. Ушинского с точки зрения обращения его к устному народному творчеству, мы все же могли наблюдать, что он как писатель и составитель детских учебных книг бережно и мудро, с особой любовью относился к этому материалу, используя его в педагогических целях. Проявляя тонкое чутьё к образному  смыслу народных сказаний и самой словесной ткани различных фольклорных жанров, Ушинский и сам становился талантливым сказителем. Не случайно С.Я. Маршак заметил однажды, что «книги, на которых стоит имя Ушинского, так проникнуты его голосом, его системой…, что в них перестаёшь отличать материал заимствованный от оригинального»^[10].

Мысль о народности воспитания являлась главнейшей в педагогической теории К.Д.Ушинского. Система воспитания детей в каждой стране, подчеркивал он, связана с условиями исторического развития народа, с его нуждами и потребностями. “Есть одна только общая для всех прирожденная наклонность, на которую всегда может рассчитывать воспитание: это то, что мы называем народностью. Воспитание, созданное самим народом и основанное на народных началах, имеет ту воспитательную силу, которой нет в самых лучших системах, основанных на абстрактных идеях или заимствованных у другого народа”, - писал Ушинский.

Ушинский доказал, что система воспитания, построенная соответственно интересам народа, развивает и укрепляет в детях ценнейшие психологические черты и моральные качества - патриотизм и национальную гордость, любовь к труду. Он требовал, чтобы дети ,начиная с раннего возраста,  усваивали элементы народной культуры, овладевали родным языком, знакомились с произведениями устного народного творчества.

Он указывал на большое значение произведений народного творчества в деле воспитания и обучения детей. На первое место ставил он русские народные сказки, подчеркивая, что в силу особенностей развития своего воображения дети очень любят сказки. В народных сказках им нравится динамичность действия, повторение одних и тех же оборотов, простота и образность народных выражений.

Большое значение в первоначальном обучении родному языку К.Д.Ушинский придавал и другим произведениям русского народного творчества - пословицам, прибауткам и загадкам. Русские пословицы он считал простыми по форме и выражению и глубокими по содержанию произведениями, отразившими взгляды и представления народа - народную мудрость. Загадки доставляют, по его мнению, уму ребенка полезное упражнение, дают повод к интересной, живой беседе. Поговорки, прибаутки и скороговорки помогают развить у детей чутье к звуковым краскам родного языка.

Список используемой литературы

1. Арканов А.К. Идеи Ушинского. М.: Просвещение, 2002. – 312 с.
2. Белозерцев Е.П. Ушинский и русская школа. Беседы о великом педагоге. М.: Роман – газета, 1994. -191с.
3. Борисенко И.В. Методические уроки К.Д.Ушинского. // Начальная школа.- 1994.-№3.- С.12.
4. Гвоздарёв Ю. А. Язык есть исповедь народа... - М.: Просвещение, 1993. – С.142
5. Лазутин С.Г. Поэтика русского фольклора: Учебное пособие для вузов.–   М.: Высшая школа, 1989.– 208 с.
6. Мельников М.Н. Русский детский фольклор.– М.: Просвещение, 1987.– 240 с.
7. Одоевский В.Ф. О литературе и искусстве. М.: Современник, 1982.
8. Радугин А. А. "Психология и педагогика", Москва, "Центр", 1999.
9. Ушинский К.Д. Избранные педагогические произведения.– М.: Просвещение, 1968.– 557 с.
10. Ушинский К.Д. Родное слово: Книга для учащихся. - собр. Соч. - Т.6.