Без срока давности

С Марией Ивановой, ветераном Великой Отечественной войны, я знакома лично, интервью у неё брала. На тот момент мне было всего тринадцать лет. Как я сейчас понимаю, для меня эта встреча не была случайной. Её рассказ о своей жизни перевернул моё сознание, и я поняла, что мой долг - написать об этом, чтобы все, кто прочитает моё сочинение, ещё раз задумались над тем, какой ужас вселила война в семьи, как разлучала с самыми близкими. Источником  священной памяти и гордости  для меня навсегда останется простая  одиннадцатилетняя  девочка Маша Иванова из деревни Заполье Новгородской области, на долю которой выпало столько потерь, но она не сломалась и достойно прожила свою жизнь за всю свою большую семью, всех погибших.

Семья была большая: мама, папа, дедушка, бабушка  и два братика.  Папа был добрый и весёлый, он на тракторе работал,  а Машу за рыжие косички называл «огоньком». Началась война, папу сразу взяли на фронт. Больше  никогда она его не видела, не вернулся он с войны, получили они через месяц похоронку о том, что погиб отец  под Старой Руссой. Горько было. Обнялись они  все вместе: бабушка, мама, Маша и долго - долго плакали. Дедушка с Лёшей куда-то ушли, а Павлик был ещё совсем маленьким, ему было всего полгодика. А потом в их деревню пришли немцы. Маша в окошко смотрела, как они на машинах и мотоциклах по улице проезжали. На другой день к ним домой пришли два немца, с ними был дяденька, тоже в форме, а на рукаве у него была белая повязка с нерусскими словами. Лёша сказал, что это полицай Григорий, раньше он жил в их деревне. Григорий велел дедушке куда-то с ними идти. Когда они уходили, Черныш стал громко лаять.  А потом …выстрел… Черныш  завизжал… Тихо стало.  Лёша ( ему в то время четырнадцать было, он сильный и умный был, после школы хотел в военное училище поступать) подбежал было к двери, но мама его остановила.  

А дедушка домой больше не вернулся. В тот день немцы согнали всех стариков и заставили их пропахивать на себе минное поле. Только слышны были  то взрывы, то крики со стонами. Маша руками уши закрывала, взрывы про себя считала и плакала. А бабушка Наталья лампадку зажгла возле иконы и всё молилась, молилась. Они все там погибли, а кто ранен был, тех после немцы добивали.

На следующий день  в дом Марии приехал офицер с двумя солдатами, поселился в доме, а семью выселили в сарай, в котором они прожили  до конца лета.

Вскоре через деревню вели отряд русских военнопленных. Лёша рассказывал, что недалеко от Заполья, под деревней Островки, находится лагерь для военнопленных. Они шли еле-еле, были изранены, избиты, голодны. Все побежали смотреть, надеясь увидеть кого-то из родных или знакомых. Бабушка хлеба взяла, чтобы дать раненым покушать. Другие женщины тоже еду выносили. Но немцы не разрешали к пленным подходить, отталкивали всех. Бабушке Наталье всё же удалось передать хлеб какому-то  солдату с очень худым и серым лицом. Немецкий конвоир увидел и пристрелил этого пленного, а бабушку прикладом по голове ударил. После этого она уже не вставала, а через два дня умерла.

А потом  и Лёши не стало. Он часто уходил куда-то на день, на два. Они с мамой иногда о чём-то шептались. Лицо мамы в такие минуты становилось тревожным. Оказывается, Лёша партизанам помогал, передавал разные сведения. Потом его вместе с учительницей их школы повесили. Хоронить  несколько дней не разрешали. Мама каждую ночь стояла у окна сарая, слушала скрип. От ветра виселицы скрипели. Мама тогда очень постарела, глаза впали, лицо потемнело. А тут ещё у мамы молоко стало пропадать, поэтому Павлик часто плакал, кушать хотел. Картошка и мука заканчивались. Свинью и кур немцы давно зарезали, корову тоже. Мария в лесу часто грибы собирала.

 Однажды у немцев какой-то праздник был. К тому офицеру, который в доме жил, приехал ещё один. Из окна было слышно как играл патефон, было слышно как смеялись немцы. Потом в сарай зашёл полицай Григорий с немецким солдатом. Показал на маму пальцем и сказал, что Прасковья Ивановна поёт как артистка и может своим пением повеселить господ офицеров. Все говорили ей, чтобы она шла в дом и пела, а если откажется, то её «щенков» всех перебьют. Повязала она платок на голову и пошла. А эти офицеры фашистские уже в саду на лавке  сидели, вино пили из красивых рюмок. Спела Прасковья Ивановна одну песню, другую… Они хлопают в ладоши, кричат: «Гут! Гут!»  Тут Павлик начал плакать.  Мария его качала, качала, а потом вышла из сарайчика, может, думает, маму отпустят домой. Мама стала что-то говорить немцам, в сторону дочери  показывала. Офицер что-то солдату сказал, тот к Маше подошёл, за воротник схватил  и к ним потащил. Мама всё просила отпустить ребёнка, говорила, что малыша кормить надо.

А офицер всё хмурился и приказывал петь. Потом подошёл к девочке … и выстрелил из пистолета Павлику в лицо… У Павлика вместо личика одна кровавая ямка стала, и одеяльце сразу погорячело, красным сделалось. Прасковья Ивановна сильно закричала. Бросилась на офицера… Солдат и её… из автомата  … застрелил.  Прижала  Мария Павлика к груди и бросилась бежать. Спрятались в конуре, где Черныш жил. Конура большая была, потому что он тоже очень большой был. Так и лежала с братиком до ночи, всё к себе прижимала, а он всё холоднее становился. Очень хотелось пойти туда, где  осталась лежать  мама, но было страшно. Девочка  даже плакать боялась. Потом совсем темно стало, и дождь сильный пошёл.  Потихоньку вылезла из конуры, пошла огородами к лесу. Шла и Павлика несла,  с ним не так боязно было идти. Да и кроме него у Маши никого на свете больше не было, хоть мёртвый, но рядом. Долго так шла, спать сильно хотелось.  Присела под дерево, глаза сами собой закрылись.

Очнулась оттого, что кто-то трогает за плечо и зовёт. Смотрю, а уже светает, дяденька с винтовкой к ней на корточках присел. Спрашивает её о том, кто она, откуда. А Мария  ничего понять не может, как будто говорить разучилась. Тут ещё двое подошли. Они хотели у неё Павлика забрать, но девочка не отдавала, крепче прижимала одеяльце к себе. Тогда первый дяденька взял Марию вместе с Павликом на руки, и они пошли. Так  попала Маша в партизанский отряд. Ну а потом было уже не страшно.  Там она и  жила, пока немцев не прогнали. Её все любили, дочкой звали. Вот только «Огоньком» больше никто не назовёт. Даже папа, если бы был жив, уже  не назвал бы, потому что волосы у Марии белыми стали, такие, как одуванчики, когда отцветут.

Определили её в детский дом. Воспитательница, Татьяна Васильевна, была очень похожа на маму. Её мужа тоже немцы убили, он лётчиком был. Говорят, что в детство вернуться невозможно, но  ведь память жива, и она постоянно возвращает Марию  в страшную тишину сиротства. Все близкие ей люди тоже хотели жить, у них были свои мечты, которые не сбылись. От всей большой  семьи осталась только  Мария. И она понимала, что теперь ей надо жить  за маму, за папу, за дедушку с бабушкой, за брата Лёшу и маленького  Павлика, за мужа воспитательницы, за всех погибших.

Встреча с ветераном Великой Отечественной войны  Марией Ивановой дала мне понять, что в моей жизни появилось то, чего не хватало мне всё это время. Я начала понимать ценность каждой минуты, я начала ценить  радость от общения с родными и друзьями,  я почувствовала счастье  жить  под мирным небом, я поняла, что герои живут рядом со мной, а это значит, мне есть с кого писать свою жизнь. И пока я буду жить, я буду помнить, какую боль принесла война.