Научно-исследовательская работа "Комическая картина мира как фрагмент эмоциональной картины мира на материале текста "Детские и семейные сказки" немецких филологов В. и Я. Гримм"

Конкурс учебно-исследовательских

и проектных работ учащихся

«Школьники города - науке XXI века»

                                                                Секция: романо-германская филология

                                                 немецкий язык

КОМИЧЕСКАЯ КАРТИНА МИРА КАК ФРАГМЕНТ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ КАРТИНЫ МИРА

(на материале текста «Детские и семейные сказки»

(Kinder- und Hausmärchen)

немецких филологов В. и Я. Гримм

(die Gebrüder Grimm)

                                                                        Автор: ученик 8Д класса

Шадрин Антон

Руководитель: учитель немецкого языка

Щеглова И.Н.

Оригинальнейшее произведение —

есть все-таки лишь продолжение чего-то,

что, возможно, и недоступно

 непосредственному

наблюдению.

Ахим фон Арним Якобу Гримму

ВВЕДЕНИЕ

В современной лингвистике эмотиология  занимает равноправное место наряду с другими парадигмами научного знания. Эмотиология (лингвистика эмоций) стала одной из передовых сфер как языкознания так и литературоведения, перед которыми стоит задача исследования компонентов значения как единиц языка так и текста в целом. Эмоциональность   рассматривается как важное качество процесса речевой деятельности и коммуникации, регулирующее основные процессы смыслопорождения и формирования высказываний.

Эмоции служат  мотивирующей основой познавательной деятельности человека, а процессы вербализации эмоций высвечивают основные механизмы  функционирования  человеческого мышления.

Среди многочисленных разработанных направлений эмотиологии в настоящее время представляет научный интерес тема КОМИЧЕСКАЯ  КАРТИНА МИРА КАК ФРАГМЕНТ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ КАРТИНЫ МИРА (на материале текста  «Детские и семейные сказки» немецких писателей  братьев Гримм) и проблема влияния комического на формирование языковой картины мира.

Актуальность проблемы заключается в недостаточной разработанности  теории  лингвистической концепции эмоций. Недостаточная изученность понятия эмоциональной картины мира предопределила наше обращение к теме понятия "комической картины мира" как фрагмента эмоциональной картины мира, чем и объясняется  новизна данной исследовательской  работы.

Объектом исследования является эмоциональная  картина мира.

Предметом исследования выступает комическая картина мира в тексте  «Детские и семейные сказки» немецких писателей  братьев Гримм как фрагмент эмоциональной картины мира.

В основу данной работы положена следующая гипотеза:

Комическая картина мира является фрагментом общей эмоциональной картины мира и представляет собой отдельное категориальное понятие, обладающее вербальными и невербальными средствами выражения.

Целью нашей работы является попытка рассмотреть понятие "комическая картина мира" как фрагмент общей эмоциональной картины мира.

Достижение основной цели работы  осуществляется решением ряда задач:

1. Опираясь на исходные существующие в научной парадигме термины: комическое, картина мира, эмоциональная картина мира, языковая картина мира, эмоциональная языковая картина мира, рассмотреть  понятие "комическая картина мира".

2. Выявить индивидуально-авторский способ репрезентации комической картины мира немецких филологов В. и Я. Гримм.

Материалом исследования послужил текст «Детские и семейные сказки» немецких писателей  братьев Гримм.

В своей работе мы опирались на уже доказанные положения, являющиеся методологической базой для проведения данного исследования. Феномен "комическое" рассматривается нами в аспекте эмотиологической парадигмы. В своей работе мы  опираемся на последнюю.

 Эмотиологическая парадигма. Комическое рассматривается сквозь призму особенностей восприятия мира человеком, наделенным эмоциональными способностями.

В работе были использованы следующие методы: описательный метод с его основными компонентами (анализ, описание, обобщение).

 Комическая картина мира - это фрагмент общей эмоциональной картины мира, сущностную основу которой составляет совокупность образов комического (ситуаций, явления, свойств, предметов и т.п.), отклоняющихся от стереотипного восприятия окружающего мира, от нормативных жизненных ценностей и вызывающих комический эффект.

ГЛАВА I

КОМИЧЕСКАЯ КАРТИНА МИРА КАК ФРАГМЕНТ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ КАРТИНЫ МИРА

1.1. Теоретическое основание понятия "Комическая картина мира"

Для того чтобы рассмотреть  понятие "комическая картина мира" как фрагмент эмоциональной картины мира, необходимо описать исходные базовые понятия. Такими базовыми понятиями, по мнению учёных, являются: категория "комическое", понятия картины мира, эмоциональной картины мира, языковой картины мира. В работе мы не ставим целью анализа источников научной литературы по интересующей нас теме для вычленения признаков явления. Мы  будем  пользоваться определением понятия "комическая картина мира" на основе теорий, где сущность комического составляют необычные явления.

Например, как считает А.В.Карасик, "человек может смеяться лишь над тем, что выходит за рамки обыденного, обычного, или же, если выразиться точнее, над тем, что он видит как необычное, странное, абсурдное" (Карасик, 2001).

По мнению М.М.Бахтина, "карнавал торжествовал как бы временное освобождение от господствующей правды и существующего строя, временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов" (Бахтин, 1965).

Согласно Д.С.Лихачеву, смысл древнерусского смеха в том, чтобы создать "неупорядоченный мир, мир без системы, мир нелепый, дурацкий" (Лихачев, 2001).

Итак, комическое  - это явление, которое имеет в своем основании лингвостилистический, когнитивный, коммуникативный, социокультурный, эмоционально-эмотивный, смеховой, лингвостилистический и другие аспекты.

В своей работе мы обратимся к рассмотрению лишь одного  из них.

Лингвостилистический аспект комического.

Как отмечается в литературе исследуемого нами вопроса, на разных уровнях языка (фонетико-фонологическом, морфологическом, лексическом, синтаксическом) общим принципом создания комического эффекта является соединение несоединимого, то есть нарушение языковых правил в широком смысле.

Исследователи выделяют следующие лингвистические средства создания комического: фонетические (обыгрывание созвучных слов), лексические (нестандартные сочетания слов, фразеологические трансформации, словообразовательные деформации), грамматические (морфологические и синтаксические деформации), стилистические транспозиции (стилистическая несовместимость, пародирование стиля). Комичность действительности отражают такие стилистические приемы как гипербола, метафора,  пародирование, гротеск, деперсонализация, каламбур, иносказание и т.д.

Таким образом, комическое - это полифункциональное явление, имеющее в своем основании аспекты, которые позволяют представить сущность комического во всем многообразии его проявлений.

Сущность комической картины мира

Как показывают многочисленные исследования, сущность комического (а значит и комической картины мира) заключается в отклонении от стереотипного, нормативного восприятия мира (Панина, 1996), комическое характеризуется как "антиценность" (Столович, 1999), "мир фантазмов" (Орлов, 1999), "бытие вымышленное" (Борев, 1957) "неупорядоченный мир", "мир без системы, ненастоящий, неорганизованный", "мир антикультуры" (Лихачев, 2001); "мир наизнанку" (Бахтин, 1965), "антимир", "перевертыш" (Седов, 1998). Однако принцип обратной связи не наблюдается: все комические явления по сути являются отклонениями от нормы, но при этом, не все отклонения от нормы являются комическими.

Комическая картина мира – это фрагмент общей эмоциональной картины мира, инкорпорированный в ее структуру, сущностную основу которого составляет совокупность образов комического (предметов, явлений, свойств, ситуаций и т.п.), отклоняющихся от стереотипного восприятия окружающего мира, от нормативных жизненных ценностей и вызывающих комический эффект. Комическая картина мира имеет является продуктом жизнедеятельности человека, формируясь в процессе познания и интерпретации действительности.

На основании общепризнанного выделения вербального и невербального юмора, мы считаем, что комическая картина мира также имеет две главные подсистемы: "вербальная комическая картина мира" и "невербальная комическая картина мира". Вербальная комическая картина мира – это языковая экспликация комической картины мира и одновременно фрагмент языковой картины мира. Явления ситуативного комизма (юмор ситуации), выраженные с помощью языка, на наш взгляд, следует относить к "речевой комической картине мира", а явления собственно языкового комизма (созданные средствами языковой игры) составят "языковую комическую картину мира".

Сразу отметим, что невербальные средства (жесты, мимика, пародия, пантомима, клоунада, шарж, комиксы, карикатуры и т.п.) в данной работе нами не рассматриваются.

Гипотетически можно предположить, что у каждого автора существует своя собственная, неповторимая комическая картина мира  и свой собственный способ ее выражения, т.е. существует индивидуально-авторская репрезентация комической картины мира. Для подтверждения данной гипотезы мы рассматриваем индивидуально-авторскую репрезентацию комической картины мира (в нашем случае  немецких  писателей братьев Гримм).

Таким образом, комическая картина мира как фрагмент общей эмоциональной картины мира имеет соответствующий статус, структуру, функции, формы существования, виды, аспекты, средства экспликации и наличие множественности для создания классификации.

Далее, описав основные характерные черты комической картины мира как фрагмента общей эмоциональной картины мира, остановимся подробнее на проблеме отражения ККМ в языке.

1.2. Отражение эмоциональной комической картины мира в языке

Поскольку комическая картина мира является фрагментом эмоциональной картины мира, то процесс вербализации ККМ аналогичен процессу вербализации ЭКМ. В связи с этим, обратимся к понятию эмотивности, поскольку эмоциональность трансформируется в эмотивность как явление языка (Шаховский, 1995).

Согласно эмотиологии, фиксирование отражения эмоциональных оцениваний действительности говорящими субъектами проходит через механизм их отражения в семантике слов, словосочетаний и языковых структур, используемых для вербализации. Язык представляет, овеществляет и кодирует эмоции в своем лексико-семантическом пространстве.

Таким образом, одна и та же эмоция получает в языке различную объективацию: язык может ее назвать, выразить и описать.

Эмоциональное состояние человека находит свое косвенное выражение в различных метафорических и оценочных описаниях предметов и явлений действительности. Выражают эмоцию лексические и фразеологические единицы, фиксирующие состояние эмоциональной сферы человека в виде оценочного отношения к фактам действительности, т.е. косвенного описания эмоциональных реакций и состояний человека. Единицы, обозначающие эмоции, выступают в текстах, тема которых связана с описанием внутреннего мира человека.

Таким образом, описав понятие эмотивности как процесса оязыковления различных эмоциональных состояний и эмоциональных отношений, т.е. процесса вербализации эмоциональной картины мира, мы приходим к заключению, что аналогичным образом происходит процесс вербализации эмоциональной комической картины мира.

Поскольку комическая картина мира является фрагментом эмоциональной картины мира, то необходимо рассмотреть  фрагменты комического текста и его признаки на предмет выделения общих черт эмотивности.

Поскольку художественный текст является репрезентантом картины мира автора, то фрагменты комического текста являются репрезентантом его комической картины мира (в нашем случае  сказок братьев Гримм).

Таким образом, описав теоретическое обоснование нового понятия "комическая картина мира" обратимся к рассмотрению фрагмента ККМ в тексте конкретной языковой личности филологов  В. и  Я.Гримм на примере сказок.

ГЛАВА II

ФРАГМЕНТ КОМИЧЕСКОЙ КАРТИНЫ МИРА В ТЕКСТЕ

«ДЕТСКИЕ И СЕМЕЙНЫЕ СКАЗКИ» БРАТЬЕВ ГРИММ.

2.1. Языковая игра как средство экспликации языковой комической картины мира немецких писателей братьев Гримм.

Одним из средств экспликации комической картины мира является языковая

игра – явление многоаспектное. Согласно В.И.Шаховскому, "весь язык – инструмент играющего человека" (Шаховский, 2003).

Языковая игра в художественном тексте имеет специфические особенности, т.е. является самовыражением автора через соответствующую специфику его мировосприятия. ЯИ предоставляет автору максимальные возможности для реализации собственной индивидуальности.

Изучение креативной  языковой личности не может происходить в отрыве от эмоциональной языковой личности.

В связи с этим наибольший интерес представляют исследования В.И.Шаховского (2003) и Е.Ф.Болдаревой (2002), в которых языковая игра рассматривается как форма выражения эмоций языковой личности в ее коммуникативном поведении.

Это положение также очень интересно для нашей работы  относительно комической картины мира авторов  как фрагмента  эмоциональной картины мира. Оно  подкрепляется позицией авторов при вербализации их комической картины мира:

«Ах, — сказала мышь, — теперь я вижу, что случилось: теперь мне ясно, какой ты мне истинный друг! Ты все пожрала, когда на крестины ходила: сперва почала, потом до середочки добралась, затем…»,( "Ach", sagte die Maus, "jetzt merke ich, was geschehen ist! jetzt kommt's an den Tag. Du bist mir eine wahre Freundin! Aufgefressen hast du alles, während du behauptetest, Gevatter zu stehen: erst Haut ab, dann halb aus, dann..." (сказка «Дружба кошки и мышки», нем. «Katze und Maus in Gesellschaft»).

Для нашей  темы наибольший интерес представляет один из видов языковой игры - каламбур (Санников, 1995), который определяется как "шутка, основанная на смысловом объединении в одном контексте либо разных значений одного слова, либо разных слов (словосочетаний), тождественных или сходных по звучанию" (Санников, 1999).

В своих  произведениях  писатели использует средства создания каламбурной  многозначности, чтобы усилить выразительность и комический смысл фразы. Они добиваются значительного комического эффекта при помощи  остроумного  обыгрывания  или неожиданного столкновения разных значений слова.

         Так, основным способом создания каламбура в тексте сказок является многозначность слова, как, например, в следующем предложении, основанном на столкновении прямого и переносного значения слова: " Стала тут королевна плакать, плакала-рыдала все громче да горестней и никак не могла утешиться. …" (сказка «Король-лягушонок или Железный Генрих»), или   ««Ах, так это ты, старый водошлеп! — сказала девушка. » (там же), или в другой сказке  описывается:

«Чего уж! Она такая у меня сметливая, что видит, как ветер по улице бежит, и такая-то чуткая, что, кажется, вот муха кашляни — она уж услышит!» 

 (сказка «Умная Эльза») (нем. «Die kluge Else»)

Слова "дурак " и "глупый" относятся к одному семантическому ряду в своих

основных значениях как обозначения  характеристики человека, но они расходятся в многозначности в тексте. На основе близких основных, номинативных значений автор сталкивает дополнительные, производные значения, в результате чего возникает эффект комического.

В сказке Сказка о том, кто ходил страху учиться  (нем. Mährchen von einem, der auszog das Fürchten zu lernen)  мы  находим: «Старший брат расхохотался, услышав такие речи, и подумал про себя: «Господи милостивый! Ну и дурень же брат у меня! Ничего путного из него не выйдет. Кто хочет крюком  быть, тот заранее спину гни!» (нем. Der älteste lachte als er das hörte, und dachte bei sich „du lieber Gott, was ist mein Bruder ein Dummbart,  aus dem wird sein Lebtag nichts: was ein Häckchen werden will, muß sich bei Zeiten krümmen.“ Der Vater seufzte und antwortete ihm „das Gruseln, das sollst du schon lernen, aber dein Brot wirst du damit nicht verdienen.). Или «Старший был умен, сметлив, и всякое дело у него спорилось в руках, а младший был глуп, непонятлив и ничему научиться не мог» (нем. Ein Vater hatte zwei Söhne, davon war der älteste klug und gescheidt, und wußte sich in alles wohl zu schicken, der jüngste aber war dumm, konnte nichts begreifen und lernen: und wenn ihn die Leute sahen, sprachen sie „mit dem wird der Vater noch seine Last haben!» 

Так, характерным примером сталкивания прямого и переносного значения слова  и  большой смысловой  емкости слова является использование эпитетов: «Да уж коли на то пошло, очень хотелось бы мне научиться страху: я ведь совсем не умею бояться»,  «и не проронил ни звука, стоял, словно каменный», А волосы у девушки были чудные, тонкие, как золотая пряжа,  её волосы золотистой волной упадали на двадцать локтей ниже окна, и волшебница по ним взбиралась наверх.  

Так, например, в сказке  «Госпожа Метелица» (нем. «Frau Holle»):  Затем ворота захлопнулись, и красная девица очутилась опять на белом свете, невдалеке от мачехина дома; и когда она вступила во двор его, петушок сидел на колодце и распевал:

Тогда вошла она к мачехе в дом, и так как на ней было очень много золота, то и мачеха, и сестра приняли ее весьма ласково.

Или:  Госпожа Метелица подвела ее к тем же воротам, но когда ленивица под ворота стала, на нее просыпалось не золото, а опрокинулся целый котел, полнешенек смолы. «Это тебе награда за твою службу», — сказала госпожа Метелица и захлопнула за нею ворота.

Пришла ленивица домой, с ног до головы смолою облеплена, и петушок на колодце, увидав ее, стал распевать:

И эта смола так крепко к ней пристала, что во всю жизнь не сошла, не

отстала».

Оба значения не оторваны друг от друга, а сливаются в единый комический образ. Данный пример эксплицирует нам комический фрагмент комической картины мира  сказок братьев Гримм, характеризующийся негативным отношением к объекту комического и повышенной интенсивностью выражаемых эмоций.

Так, например, в  произведении братьев Гримм «Сказка о том, кто ходил страху учиться» читаем: «Подошел к нему какой-то человек, услыхавший эти речи, и стали они вместе продолжать путь.

Вскоре завидели они виселицу, и сказал ему спутник: «Видишь, вон там стоит дерево, на котором семеро с веревочной петлей спознались, а теперь летать учатся. Садись под тем деревом и жди ночи не оберешься страху!» «Ну, коли только в этом дело, отвечал парень, так оно не трудно. Если я так скоро научусь страху, то тебе достанутся мои пятьдесят талеров: приходи только завтра рано утром сюда ко мне».

Затем подошел к виселице, сел под нею и дождался там вечера. Ему стало холодно, и он развел костер, но к полуночи так посвежел ветер, что парень и при огне никак не мог согреться.

Ветер раскачивал трупы повешенных, они стукались друг о друга. И подумал парень: «Мне холодно даже здесь, у огня, каково же им мерзнуть и мотаться там наверху?»

И, так как сердце у него было сострадающее, он приставил лестницу, влез наверх, отвязал висельников одного за другим и спустил всех семерых наземь. Затем он раздул хорошенько огонь и рассажал их всех кругом, чтоб они могли согреться.

Но они сидели неподвижно, так что пламя стало охватывать их одежды. Он сказал им: «Эй, вы, берегитесь! А не то я вас опять повешу!» Но мертвецы ничего не слыхали, молчали и не мешали гореть своим лохмотьям.

Тут он рассердился: «Ну, если вы остерегаться не хотите, то я вам не помощник, а мне вовсе не хочется сгореть вместе с вами». И он снова повесил их на прежнее место. Потом он подсел к своему костру и заснул.»

(нем. Als nun der Tag anbrach, steckte der Junge seine funfzig Thaler in die Tasche, gieng hinaus auf die große Landstraße und sprach immer vor sich hin „wenn mirs nur gruselte! wenn mirs nur gruselte!“ Da kam ein Mann heran, der hörte das Gespräch, das der Junge mit sich selber führte, und als sie ein Stück weiter waren, daß man den Galgen sehen konnte, sagte der Mann zu ihm „siehst du, dort ist der Baum, wo siebene mit des Seilers Tochter Hochzeit gehalten haben und jetzt das Fliegen lernen: setz dich darunter und warte bis die Nacht kommt, so wirst du schon das Gruseln lernen.“ „Wenn weiter nichts dazu gehört,“ antwortete der Junge, „das ist leicht gethan; lerne ich aber so geschwind das Gruseln, so sollst du meine funfzig Thaler haben: komm nur Morgen früh wieder zu mir.“ Da gieng der Junge zu dem Galgen, setzte sich darunter und wartete bis der Abend kam. Und weil ihn fror, machte er sich ein Feuer an: aber um Mitternacht gieng der Wind so kalt, daß er trotz des Feuers nicht warm werden wollte. Und als der Wind die Gehenkten gegen einander stieß, daß sie sich hin und her bewegten, so dachte er „du frierst unten bei dem Feuer, was mögen die da oben erst frieren und zappeln.“ Und weil er mitleidig war, legte er die Leiter an, stieg hinauf, knüpfte einen nach dem andern los, und holte sie alle siebene herab. Darauf schürte er das Feuer, blies es an und setzte sie rings herum, daß sie sich wärmen sollten. Aber sie saßen da und regten sich nicht, und das Feuer ergriff ihre Kleider. Da sprach er „nehmt euch in Acht, sonst häng ich euch wieder hinauf.“ Die Todten aber hörten nicht, schwiegen und ließen ihre Lumpen fort brennen. Da ward er bös und sprach „wenn ihr nicht Acht geben wollt, so kann ich euch nicht helfen, ich will nicht mit euch verbrennen,“ und hieng sie nach der Reihe wieder hinauf.)

         Немецкие филологи  братья Гримм  очень удачно создают такое игровое словесное окружение, которое ассоциативно направляет внимание читателя одновременно на прямое и переносное значение слова. Каламбурное противопоставление  двух  значений  часто  достигается путем изменения слова, фраз:

- Повстречалась ему пчела, заметила, что медведю не по себе, и сказала: «Мишенька, чего ты пригорюнился и куда же девалась твоя веселость?» — «Хорошо тебе говорить! — сказал медведь. — А посмотрела бы ты, какой страшный зверь с огненными буркалами засел в норе лисицы, и выгнать мы его не можем».

Пчела сказала: «Жаль мне тебя, Мишенька! Я бедная, слабая тварь — вы меня и вниманьем не удостаиваете; а все же я думаю, что я могу вам помочь».

Влетела она в нору лисицы, села козе на бритую голову и ужалила ее так жестоко, что та вскочила с места, заблеяла: «Мэ! Мэ!» — и пустилась, как полоумная, со всех ног…

Так никто ее с той поры и не видывал!  (Сказка «Столик-сам-накройся, золотой осёл и дубинка из мешка», авторы: братья Гримм, пер. П. Н. Полевой.

Нем: „Bär, du machst ja ein gewaltig verdrießlich Gesicht, wo ist deine Lustigkeit geblieben?“ „Du hast gut reden,“ antwortete der Bär, „es sitzt ein grimmiges Thier mit Glotzaugen in dem Hause des Rothen, und wir können es nicht herausjagen.“ Die Biene sprach „du dauerst mich, Bär, ich bin ein armes schwaches Geschöpf, das ihr im Wege nicht anguckt,  aber ich glaube doch daß ich euch helfen kann.“ Sie flog in die Fuchshöhle, setzte sich der Ziege auf den glatten geschorenen Kopf, und stach sie so gewaltig, daß sie aufsprang, „meh! meh!“ schrie, und wie toll in die Welt hineinlief; und weiß niemand auf diese Stunde wo sie hingelaufen ist.

Или:

«Погоди ужо, — воскликнул он, — неблагодарная тварь! Прогнать тебя мало! Я на тебе такую отметину поставлю, что ты честным портным не посмеешь и на глаза показаться!»

Или: В сказке «Диковинная птица» (нем.  Fitchers Vogel)

В таком виде вышла она из дома и на пути повстречала многих из числа свадебных гостей, которые ее спрашивали:

Наконец повстречался ей на пути и жених, который еле-еле тащился обратно к своему дому. И он спросил у ней так же, как все прочие:

Или:

Путем-дорогою молодой токарь пришел под вечер в ту гостиницу, в которой его братья были обмануты плутом-хозяином. Он положил перед собою свою котомку на стол и стал рассказывать, что он видел диковинного на свете во время своих странствований. «Да, — сказал он, — бывают такие столики, что сами накрываются, и ослы, из которых золото сыплется само собою, — все это, конечно, недурно, и я бы от этого всего не прочь, но все это ничто перед тем сокровищем, которое я успел приобрести и везу с собою в мешке».

Хозяин тотчас и уши насторожил. «Что бы это могло быть такое? — подумал он. — Мешок-то у него, верно, набит одними драгоценными каменьями; недурно бы мне и его прибрать к рукам: недаром говорится, что всего хорошего бывает по трое».

   Значительно чаще, однако, авторы используют другой, более тонкий тип каламбура, когда в контексте отсутствует внешнее указание на возможность двупланового понимания слова. В такой фразе многозначность слова проступает  едва  заметно. Но комическое  отношение  авторов  к изображаемому и общая насмешливая интонация повествования направляют наше внимание на двуплановость фразы, и это оказывается вполне достаточным для комического восприятия всего высказывания:

В сказке «Золотой гусь» (нем. Die golden Gans)

Жил да был на свете человек, у которого было три сына, и самый младший из них звался Дурнем, и все его презирали и осмеивали и при каждом удобном случае обижали.

Случилось однажды, что старший должен был идти в лес дрова рубить, и мать дала ему про запас добрый пирог и бутылку вина, чтобы он не голодал и жажды не знал.

Когда он пришел в лес, повстречался ему старый седенький человечек, пожелал ему доброго утра и сказал: «Я голоден, и жажда меня мучит — дай мне отведать кусочек твоего пирога и выпить глоток твоего вина».

Умный сын отвечал: «Коли я дам тебе отведать своего пирога да отхлебнуть своего вина, так мне и самому ничего не останется. Проваливай!» — и, не обращая на человечка внимания, пошел себе далее.

Когда же он стал обтесывать одно дерево, то вскоре ударил как-то топором мимо да попал по своей же руке так неловко, что должен был уйти домой и перевязать свою руку. Так отплатил ему маленький седенький человечек за его скупость.

Затем пошел второй сын в лес, и мать точно так же, как старшему, дала и этому про запас пирог и бутылку вина. И ему тоже повстречался старенький, седенький человечек и стал у него просить кусочек пирога и глоток вина.

Но и второй сын отвечал ему весьма разумно: «То, что я тебе отдам, у меня убудет, проваливай!» — и, не оглядываясь на человечка, пошел своей дорогой.

И он был также за это наказан: едва успел он сделать удар-другой по дереву, как рубанул себе по ноге, да так, что его должны были снести домой на руках.

Тогда сказал Дурень: «Батюшка, дозволь мне разочек в лес сходить, дров порубить». — «Что ты в этом смыслишь? Вот братья твои и поумнее тебя, да какого себе ущерба наделали! Не ходи!»

Там же:

Дурень вторично потребовал у короля свою невесту, но король рассердился на то, что дрянной парнишка, которого каждый называл Дурнем, смел думать о женитьбе на его дочери; поэтому король поставил новые условия: прежде, чем жениться на королевне. Дурень должен был добыть ему такого объедалу, который бы мог один съесть целую гору хлеба.

Дурень, недолго думая, прямо направился в лес, там увидел он на том же месте человечка, который подтягивал себе что есть мочи живот ремнем и корчил весьма печальную рожу, приговаривая: «Вот сейчас съел я полнехоньку печь ситного хлеба, но что может значить этот пустяк, когда такой голод мучит! Желудок у меня пустехонек, и вот я должен стягивать себе живот ремнем как можно туже, чтобы не околеть с голоду».

Дурень-то и обрадовался, услышав эти речи. «Пойдем со мною, — сказал он, — я тебя накормлю досыта».

(Нем. Der Dummling besann sich nicht lange, sondern gieng gleich hinaus in den Wald: da saß auf demselben Platz ein Mann, der schnürte sich den Leib mit einem Riemen zusammen, machte ein grämliches Gesicht, und sagte „ich habe einen ganzen Backofen voll Raspelbrot gegessen, aber was hilft das, wenn man so großen Hunger hat, wie ich: mein Magen bleibt leer, und ich muß mich nur zuschnüren, wenn ich nicht Hungers sterben soll.“ Der Dummling war froh darüber, und sprach „mach dich auf und geh mit mir, du sollst dich satt essen.“)

Или  там же: «Дурень прямехонько прошел в лес, увидел сидящего там седенького человечка, с которым он поделился своею лепешкою, и тот сказал ему: «Я за тебя и пил, и ел, я же дам тебе и такой корабль, какой тебе нужен; все это я делаю потому, что ты был ко мне жалостливым и сострадательным».

Тут и дал он ему такой корабль, который и по земле, и по воде мог одинаково ходить, и когда король тот корабль увидел, он уж не мог Дурню долее отказывать в руке своей дочери» (нем. Da gab er ihm das Schiff, das zu Land und zu Wasser fuhr…)

Er  führte ihn an den Hof des Königs, der hatte alles Mehl aus dem ganzen Reich zusammenfahren und einen ungeheuern Berg davon backen lassen: der Mann aber aus dem Walde stellte sich davor, fieng an zu essen, und in einem Tag war der ganze Berg verschwunden. Der Dummling forderte zum drittenmal seine Braut, der König aber suchte noch einmal Ausflucht, und verlangte ein Schiff das zu Land und zu Wasser fahren könnte: „so wie du aber damit angesegelt kommst,“ sagte er, „so sollst du gleich meine Tochter zur Gemahlin haben.“ Der Dummling gieng gerades Weges in den Wald, da saß das alte graue Männchen, dem er seinen Kuchen gegeben hatte, und sagte „ich habe für dich getrunken und gegessen, ich will dir auch das Schiff geben; das alles thu ich, weil du barmherzig gegen mich gewesen bist.“

Следует отметить, что особый тип комического создается при столкновении в пределах одной лексической единицы обычного значения слова  при оживлении образа, лежащего в основе слова, или при комическом осмыслении внутренней формы слова на основе "народной этимологии". Этот прием может использоваться  как  острота  авторов или героев:

Так, например, в сказке «Бедняк и богач»:

-  Да, если б я был баварским крестьянином, у которого бы тоже оставалось три желанья, то я знал бы, что делать, и пожелал бы себе, во-первых, побольше пива; во-вторых, пива столько, сколько бы мог выпить; а в-третьих, бочку пива в придачу.

Или   в сказке «Вор и его учитель»:

— Э-э, да ты и говорить умеешь! — Подошла она к коню, сняла с него уздечку, и обернулся конь воробьем, вылетел в дверь; а колдун тоже воробьем обернулся и полетел вслед за ним. Вот слетелись они, стали биться, и колдун проиграл; кинулся он тогда в воду и обернулся рыбой. А парень тоже рыбой обернулся, догнал его, и стали они биться, и колдун опять проиграл. Обернулся тогда колдун петухом, а парень — лисой да и откусил голову петуху, так вот и погиб воровских дел мастер и лежит там и поныне. 

Так, в сказке «Всякий сброд»:

— Ой-ой-ой!

Но иголка, та была похитрей, — уколола его не в голову. Тут он и совсем рассердился, стал подозревать во всем своих гостей, прибывших вчера так поздно вечером; он пошел посмотреть, где они, а их уж и след простыл.

И поклялся он тогда больше не пускать к себе в дом всякий сброд: ест он много, да мало платит, да еще вместо благодарности всякими проделками занимается.

Таким образом, можно сделать вывод, что, используя  многозначность слова в комических целях при порождении языковой игры, авторы  сдвигают  понятия так, что слова начинают звучать по-новому, приобретают новый смысл. Многоплановость фразы, семантическая и оценочная  осложненность слова  являются  верным средством достижения комического эффекта. Создание различных оттенков насмешливой тональности посредством эмотивной  компетенции  репрезентирует авторскую комическую картину мира.

         Как известно, комический эффект возникает в тех случаях, когда слово или выражение со связанным значением, закрепленное в определенных языковых контекстах, переносится  в  несвойственное ему словесное окружение:

Так, на примере сказки  мы  находим «спешить медленно»:

Гвоздь

Один купец хорошо поторговал на ярмарке и набил себе полную мошну золота и серебра. Собрался он домой возвращаться, — хотелось ему попасть домой до наступления ночи. Вот приторочил он дорожную суму с деньгами к седлу своего коня и поехал. К полудню отдыхал он в одном городке; собрался было ехать дальше, а тут подводит ему работник коня и говорит:

— Хозяин, а на задней-то левой ноге в подкове одного гвоздя не хватает.

— Ну и пусть себе не хватает, — ответил купец, — за шесть часов, которые мне остается проехать, подкова небось не свалится. Я тороплюсь.

После полудня, когда он спешился и снова решил накормить коня, входит в комнату работник и говорит:

— Хозяин, а у вашего-то коня на задней левой ноге нету подковы. Может, отвести мне его в кузницу?

— Ну и пускай себе нету, — ответил купец, — ехать-то всего часа два, пожалуй, с конем ничего не случится. Я тороплюсь.

Поскакал он дальше; но вскоре начал конь прихрамывать; похромал он, потом начал спотыкаться, затем упал и сломал себе ногу. Пришлось купцу коня бросить, отвязать дорожную суму, взвалить ее на плечи и добираться домой пешком, — и пришел он домой поздней ночью.

— А всей-то беды причиною, — молвил он про себя, — этот проклятый гвоздь.

А ты спеши медленно!

Использование  языковой  игры  характеризует языковую личность братьев Гримм как творческую, креативную, играющую со смыслом и способную находить необычные формы языковой упаковки для выражения своего уникального  эмоционального  отношения  к  миру.

Как  и  другие средства экспликации  комической  картины  мира, комическая картина мира авторов является отражением остроумия, которая находит внутреннюю связь между несовместимыми на первый взгляд понятиями  или  явлениями.

Заключение

На примере текстов сказок  немецких филологов братьев Гримм мы попытались  рассмотреть  отражение  индивидуально-авторской эмоциональной  комической  картины  мира.

 Мы пришли к выводу, что комическая картина мира - это фрагмент общей эмоциональной картины мира, сущностную основу которой составляет совокупность образов комического (ситуаций, явления, свойств, предметов и т.п.), отклоняющихся от стереотипного восприятия окружающего мира, от нормативных жизненных ценностей и вызывающих комический эффект.

Мы заметили также, что комическая  картина  мира  является продуктом жизнедеятельности человека, формируясь в процессе познания и интерпретации им реальной действительности. Ядро комической картины мира составляет инвариантный универсальный комизм, т.е. явления  национального юмора, понятные представителям различных лингвокультурных общностей; средняя часть (между ядром и периферией) наполняется национально - специфическими особенностями комического, варьирующимися от одного этноса к другому; периферия  представляет собой  индивидуально - авторский способ комического мировидения, репрезентируемый в текстах любой языковой личности.

В эмотивных комических текстах реализуются эмоциональные интенции  авторов Гримм, которые заключались в том, чтобы представить панораму жизни немецкого народа 18 века и вместе с главными героями посмеяться друг над другом   и  поиронизировать  над сложившимся  порядком  вещей. Описание окружающей действительности сквозь призму комического мировидения авторов выразилось в общем комическом эмотивном фоне их  сказок   и насмешливой эмотивной тональности последних, проявляющейся в выражении  эмоционального  отношения  к  действительности.

Очевидно, что в  индивидуальной комической картине  мира братьев Гримм  эмоциональной  доминантой  является лёгкая  ирония  сказки. Именно ироническое отношение писателей к жизни вообще, и к действительности в частности, наиболее полно и  во всем многообразии  проявлений  наблюдается в тексте их  языковой личности.

Комический текст, как разновидность художественного текста, рассматривался нами как оязыковление фрагмента индивидуальной эмоциональной  комической картины мира, т.е фрагмент вербальной комической  картины  мира (ВККМ). В комическом тексте вербализуется какой-либо фрагмент эмоциональной авторской комической картины мира, включающей совокупность представленных в тексте эмоциональных комических  ситуаций  общения.

В соответствии с задачами работы мы рассмотрели эмоциональные комические текстовые ситуации, в которых языковыми средствами описываются, выражаются и обозначаются эмоции в сфере комического, испытываемые  субъектами   речи.

Следовательно, индивидуальная комическая картина мира проявляется в тексте в виде текстовых эмоциональных комических ситуаций, а также текстовых эмоциональных внесений.

    Авторы сказок пользуются разнообразными эмотивными средствами для экспликации в тексте своей индивидуально-авторской  комической  картины мира. При  анализе  текстов мы наблюдали различные разноуровневые языковые и стилистические эмотивные средства: разнообразные примеры использования  языковой  игры  (каламбура), прием  иронии, прием  эмотивного  словообразования, стилистические  средства и  приемы, а именно: сравнение, олицетворение.  

    Восприятие комического текста происходит за счет речевого комизма, который выражается с помощью различных эмотивных языковых и стилистических средств и приемов, выражающих  лингвостилистический характер  сказок  братьев Гримм. Совокупность всех эмотивных средств в тексте, их отбор и сочетание составляют эмотивную окраску комического текста.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бахтин  М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. 444 с.

2. Болдырева Л.M. Стилистический потенциал ФЕ в области юмора, иронии и сатиры // Вопросы лексикологии германских языков / МГПИИЯ. Вып. 139. М., 1979. С. 45 - 49.

3. Герстнер Г. Братья Гримм. — Молодая гвардия, 1980. — 272 с. — (Жизнь замечательных людей)

4. Карасик В.И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты: Сб. науч. тр. / ВГПУ; ПМПУ. Волгоград, Архангельск: Перемена, 1996. С. 3 - 16.

http://www.youtube.com/

5. Санников В.З. Лингвистический эксперимент и языковая игра // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9 (Филология), 1994. №6. С. 25 - 28.

6. Шаховский В.И. Эмоции и коммуникативное игровое пространство языка // Массовая культура на рубеже XX - XXI веков: Человек и его дискурс. / Сб. науч. трудов. М.: Азбуковник, 2002. С. 46 - 56.

7. http://hobbitaniya.ru/grimm/grimm162.php

8. http://ru.wikipedia.org/wiki