В исследовательской работе глубоко рассмотрены циклы А. Галича "Александрийские песни" и "Литераторские мостки"
Вложение | Размер |
---|---|
Поединок Поэта и Времени в творчестве Александра Галича | 126.29 КБ |
I Всероссийская (XVII Поволжская) научная конференция учащихся
им. Н.И. Лобачевского
Секция «Современная отечественная литература»
Исследовательская работа
Поединок Поэта и Времени в творчестве Александра Галича
Рубля Ратмир, 11 класс
Направляющая организация:
Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение
«Средняя общеобразовательная школа № 20», г. Казань
Научный руководитель:
учитель высшей категории,
к.п.н. Сухая О.А.
Казань 2016
Оглавление
Введение……………………………………………………………………с.3
Заключение…………………………………………………………..с.22
Список использованной литературы и источников………………с.23-24
Приложения………………………………………………………….с.25-26
Введение
Авторская песня, или бардовская музыка, — поэтическое направление, возникшее в СССР в начале 50-х годов XX века. В древности бардами называли поэтов и певцов, сегодня барды – это поэты, которые сами пишут и исполняют свои песни (обычно в сопровождении гитары). Предшественниками авторской песни можно считать городской романс и песенные миниатюры Александра Вертинского. Бардовская песня возникла, опираясь на фольклорные традиции, походные и студенческие песни, и выступала как катализатор общественного мнения, отражая настроения людей. Пик её популярности пришёлся на 1970—80-е гг. Впитав в себя свободолюбивый дух эпохи 1960-х гг., бардовская песня воплощает важнейшие для художника идеи свободы личности, творчества, самовыражения. Каждая песня для своего автора – творение, наполненное внутренним смыслом, раскрывающее потребность говорить и быть услышанным. В своих вершинных художественных проявлениях бардовская песня – это в первую очередь искусство слова, неотъемлемая часть современной русской литературы [12; 16].
Каждый большой поэт становится выразителем духа своего времени, это было характерно и для бардовской поэзии, для творчества Б.Ш. Окуджавы, В.С. Высоцкого, Ю. И. Визбора, А.А. Дольского, А.А. Галича.
Эти поэты творили в очень сложную эпоху. Именно в 60-х гг. начало постепенно меняться отношение к поискам «правды жизни» в искусстве: «единомыслие» стало догмой, обязательным требованием. «Клеветническим сочинением» был объявлен роман В. Дудинцева «Не хлебом единым», всеобщему организованному осуждению подвергся роман Б. Пастернака «Доктор Живаго». Порой казалось, что возвращаются времена конца 40-х — начала 50-х гг., когда было принято знаменитое постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград», началась планомерная травля А. Ахматовой и М. Зощенко [3].
Первым советским диссидентом, который открыто выступил против общественного строя, против культивируемых в обществе лицемерия, ханжества, безразличия по отношению к преследованию художников, суждено было стать Александру Галичу. За это его лишили всех привилегий и насильно отправили за границу [3].
Александр Галич посвятил своей эпохе много произведений, наполненных едкой сатирой, отразив самые страшные и отвратительные её черты. Поэт вступает в неравный поединок со своим временем и проводит многочисленные параллели между своей судьбой и трагическими судьбами других поэтов, также столкнувшихся с несправедливыми гонениями со стороны властей, с непониманием и откровенной травлей. Так возникли знаменитые песенные циклы «Александрийские песни» и «Литераторские мостки». В произведениях Галича обнажаются «изнаночные», зачастую болезненные стороны русской истории и современности [14].
Предмет нашего исследования – взаимоотношения поэта и времени в поэзии А. Галича.
Объект исследования – песни А. Галича, объединённые в циклы «Литераторские мостки», «Александрийские песни», которые посвящены трагическим судьбам художников.
Актуальность нашего исследования связана с повышением интереса к изучению творчества А. Галича в исследовательской литературе последних лет, когда стал более отчётливо виден масштаб его дарования. При этом характерным является угасание интереса к бардовской песне в целом и творчеству Галича в частности у молодого поколения [[1]], хотя в современной культуре она не получила достойной замены.
Обращение к творчеству А. Галича в аспекте взаимоотношений поэта и времени позволяет осмыслить своеобразие его мировосприятия, ответить на вопрос, почему именно этот поэт осмелился бросить вызов тоталитарному режиму и разделить судьбу многих из тех, кому были посвящены «Александрийские песни» и «Литераторские мостки».
Цель исследования – рассмотреть своеобразие взаимоотношений поэта и его времени в песнях А. Галича.
Задачи исследования:
Теоретическая значимость исследования связана с тем, что экспериментально подтверждено отсутствие интереса старшеклассников к авторской песне; предложено направление анализа стихотворений А. Галича, связанное с рассмотрением взаимоотношений поэта и времени; выделены уровни взаимодействия поэта и времени в творчестве Галича.
Практическая значимость исследования связана с возможностью использования его материалов при подготовке и проведении уроков литературы в 11 классе, внеклассных мероприятий по творчеству А. Галича, создании спецкурсов и элективных курсов.
В ходе работы были использованы следующие методы исследования:
«Блаженны изгнанные правды ради…» Эта строка из Евангелия от Матфея высечена на мемориальной доске на доме 4 по улице Черняховского, в котором 18 лет жил Александр Галич.
Александру Аркадьевичу Гинзбургу, актеру фронтовых театров, еще не было тридцати, когда он сложил из разных букв фамилии, имени и отчества свой литературный псевдоним. Подмостки сменились на труд драматурга, и первые пьесы молодого автора имели успех. Самой известной из них в конце сороковых стала «Вас вызывает Таймыр». Пик его славы – выход на экраны советской кинокомедии «Верные друзья», которая имела колоссальный успех у зрителей, огромные кассовые сборы и одобрение «наверху». [1]
Но уже в пьесах Галича отражены мысли, которые позже будут воплощены в его песнях: мотив личной вины, мысль о том, что «в век атомной бомбы надо быть человеком прежде всего» и, пожалуй, самое важное: «Справедливости не требуют шёпотом» («Начало пути», 1946) [4].
Галич – представитель поколения «шестидесятников», которые называли себя «детьми XX съезда КПСС», когда Н.С. Хрущёв выступил со знаменитым докладом о культе личности Сталина. Отсюда дух свободомыслия, надежды на положительные перемены в жизни страны, воплощённые в творчестве бардов. Когда в 1968 году произошли трагические события в Чехословакии (силами войск стран Варшавского договора была подавлена демократическая революция в стране), в советском обществе возникли протестные настроения, и выразителем разочарованности творческой интеллигенции стал Александр Галич.
Первое и последнее публичное выступление поэта в родной стране состоялось 7 марта 1968 года в Академгородке, на первом фестивале авторской песни.
Оно началось с исполнения песни «Памяти Пастернака», которая вошла в цикл «Литераторские мостки».
Рассматривая творчество А. Галича, исследователи выделяют в нём черты романтического двоемирия, воплощённого в контрасте между личностью, требующей индивидуальной свободы, и «парадоксами общества комфортабельной несвободы», в столкновении мира «псевдожизни, лжи и пошлости» и «мира художников-мучеников»: Пастернака, Мандельштама, Ахматовой, Хармса, Зощенко и других писателей и поэтов, которым посвящен цикл «Литераторские мостки» [14; 19]. Его составной частью стали ранее созданные «Александрийские песни».
Cтолкновение поэта и времени, своеобразный поединок между ними, безусловно, является результатом несоответствия идеалов поэта и действительности, которая его окружала. Возможно, поэтому он и обращается к судьбам художников, которые когда-то также вступали в поединок со временем и пали его жертвой.
На одном из выступлений Александр Галич рассказывал о произведениях, которые только собирался написать: «Это будут песни о трёх Александрах. Цикл, который называется «Александрийские песни», — песни, посвящённые поэтам, которых я очень люблю, одного из которых я знал...» [4]
Само название цикла отсылает к творчеству поэта начала XX столетия, Михаила Кузмина, создавшего свои «Александрийские песни», стилизацию александрийской поэзии. Однако в основе названия, данного Галичем, имена главных действующих лиц – Александров.
Цикл, созданный в середине 1960-х годов, объединяет три песни: «Гусарская песня» (1965), посвящённая памяти Александра Полежаева, поэта XIX века, «Цыганский романс» (1965), героем которого стал Александр Блок, «Салонный романс» (1966) – об Александре Вертинском.
«Гусарская песня» – первая в цикле «Александрийские песни» – была написана Галичем в 1965 году. В ней он рассказывает о нелёгкой судьбе поэта Александра Ивановича Полежаева, которого в возрасте двадцати двух лет отправили унтер-офицером в армию за автобиографическую поэму «Сашка» (1825). Это было сделано по приказу самого Николая I, который получил донос жандармского полковника И.П. Бибикова и воспринял поэму как отголоски декабристского движения, несмотря на то, что Полежаев больше писал о собственном восприятии порядков Московского университета, нравов студенчества, не призывал к коренным преобразованиям жизни в России. Поэма-шутка была написана как пародия на пушкинский роман в стихах «Евгений Онегин», но содержала резкие выпады в адрес университетского руководства, а следовательно, и правящей власти. Полежаев был отправлен в действующую армию, надеясь на аудиенцию, неоднократно самовольно покидал полк, подвергался телесному наказанию. В 1838 г. он умер от чахотки в возрасте 33 лет. Таким образом, поэт пострадал за своё свободомыслие.
Галич называет произведение «Гусарской песней», это связано с её центральным образом – Александром Полежаевым, служившим в гусарском полку. В первой строфе портрет поэта «в черной бурке на коне» оказывается вытканным на ковре «по рисунку палешанина», то есть художника из села Палех, известного своими миниатюрами на сказочные и библейские сюжеты. Лирический герой, близкий автору, говорит о своей «тайной, летальной» зависти к знаменитому тёзке, о восхищении умением Полежаева свободно и смело выражать свою позицию, что, безусловно, не могло не привести к трагедии. Отсюда неожиданный эпитет – «летальная» зависть.
В последующих строфах раскрывается о том, что предшествовало посмертной славе Полежаева – поэта.
Одна из основных мыслей Галича звучит уже в первом припеве:
Ах, кивера да ментики, ах, соколы-орлы,
Кому вы в сердце метили, ле-пажевы стволы?
Не мне ль вы в сердце метили ле-пажевы стволы!
С Полежаевым его лирического героя связывает не только родство душ, но и сходство судеб: зло, отнявшее жизнь у поэта XIX века, то же самое, что «метит в сердце» поэту XX века, 100 лет спустя. Несвоевременно высказанные мысли приводят Полежаева в «важно» едущий возок с двумя жандармами-конвоирами.
Ах, кивера да ментики, пора бы выйти в знать,
Но этой арифметики поэтам не узнать,
Ни прошлым, и ни будущим поэтам не узнать.
В конце второго припева снова пересекаются времена и судьбы поэтов: прошлых и будущих. Их объединяет неумение «выходить в знать», то есть приспосабливаться к жизни. Та же мысль звучит в более раннем произведении Галича – «Старательский вальсок»:
Промолчи – попадешь в богачи!
Промолчи, промолчи, промолчи!
А ведь молчание для поэта – синоним смерти…
Галич подчёркивает, что Полежаев остаётся один: «Некому тебя спасать!»
Поэт не хотел вступать в поединок со временем, но дерзкая и острая сатира в поэме, которую Галич называет «песенкой», перечеркнула его будущее.
Ах, кивера да ментики, возвышенная речь!
А все-таки наветики страшнее, чем картечь!
Доносы и наветики страшнее, чем картечь!
В третьем припеве каждая строка завершается восклицательным знаком, интонация произведения меняется, нарастает напряжение, близится трагическая развязка… Картечь могла убить Полежаева-гусара, но «наветики» – доносы – оказались страшнее, потому что они вернее достигают цели, чем пули.
Галич вновь возвращается к портрету поэта на ковре, для того чтобы подчеркнуть, что жизнь его не была геройской, а его гибель не связана с подвигом на поле брани:
Но оставь, художник, вымысел,
Нас в герои не крои,
Нам не знамя жребий вывесил,
Носовой платок в крови...
Образ окровавленного носового платка, противопоставленный знамени, которое ассоциируется с подвигом, связан с отнюдь не героической смертью Полежаева.
И в этой же строфе Галич снова он говорит не только о Полежаеве, но и о себе, и о других поэтах, вступивших в поединок со своим временем. Он не считает это подвигом и поясняет свою мысль в заключительном припеве:
Ах, кивера да ментики, нерукотворный стяг!
И дело тут не в метрике, столетие – пустяк!
Столетие, столетие, столетие – пустяк...
Здесь вновь звучит мысль о связи времён и общности судеб поэтов. «Столетие – пустяк», потому что ничего не меняется: поэт призван вступать в поединок со временем, даже если не желает этого. Если он говорит правду, он обречён на гонения, притеснения, даже издевательства. Об этом свидетельствуют многочисленные факты из истории литературы.
Вторая песня цикла посвящена Александру Блоку. Галич по-своему осмысливает историю создания поэмы Блока «Соловьиный сад», написанной в 1914-1915 гг.
«Цыганский романс» погружает читателя в атмосферу «страшного мира», воплощённого поэтом во втором томе «Трилогии вочеловечения». Возникают ассоциации с образом ресторана из блоковской «Незнакомки».
Парадоксально звучат уже первые строки:
Повстречала девочка бога,
Бог пил мертвую в монопольке,
Ну, а много ль от бога прока
В чертовне и в чаду попойки?
Несочетаемое сочетается уже на лексическом уровне: бог – «мёртвая», «монополька», «чертовня» (чертовщина, неразбериха). В тексте «Цыганского романса» используется сниженная лексика, в нём много разговорных, просторечных слов: бога, «пьяного в дугу», «цукали», то есть не давали ему говорить, а цыгане в ответ на просьбы спеть ещё «ни гу-гу». В этом выражении слышится отзвук строки из поэмы Блока «Двенадцать»: «Что, Катька, рада? – ни гу-гу…»
И второй мир, идеальный, здесь оказывается словно задавленным пошлостью, грязью, обыденщиной. Сам «бог» у Галича выглядит усталым, подавленным, несчастным:
Бог с поникшей головой
Горбил плечи зябко
И просил у цыган хоть слова,
Хоть немножечко, хоть чуть слышно…
Образ идеального мира раскрывается в песне «девчонки с Охты», земной, не имеющей ничего общего с той, что «в час назначенный… в туманном движется окне». В этой песне звучит не только цыганский мотив «Конавэллы»:
Ах, как пела девчонка богу!
И про поле, и про дорогу,
И про сумерки, и про зори,
И про милых, ушедших в море…
Последняя строка отсылает к стихотворению А. Блока «Девушка пела в церковном хоре…»: «Девушка пела в церковном хоре / О всех усталых в чужом краю, / О всех кораблях, ушедших в море, / О всех, забывших радость свою…» В «Цыганском романсе» все образы контрастны блоковским: девочка поёт не в церковном хоре, а в зловонном кабаке, её никто, кроме «бога» (лишь в конце стихотворения Галич называет его Блоком), не слышит, но она так же утешает усталого одинокого человека и одновременно «бога», загнанного в ад. Используя созвучие слов «бог» - «Блок», Галич выражает преклонение перед талантом великого поэта, истинного художника, мастера.
Явного поединка со временем в «Цыганском романсе» нет, в «страшном мире» поэт оказался из-за непонимания близких людей, семейной драмы.
Поэт-«бог» не в силах победить жизнь, преодолеть её испытания, но он имеет власть над временем, над самой смертью: он дарит безвестной девочке бессмертие в благодарность за её доброту:
И не знала она, не знала,
Что бессмертной в то утро стала.
Этот тоненький голос в трактирном чаду
Будет вечно звенеть в «Соловьином саду».
1.3 «Салонный романс»
Завершает цикл песня об Александре Вертинском, выдающемся эстрадном артисте, киноактёре, композиторе, поэте и певце, кумире эстрады первой половины XX века.
Уже в названии песни, посвящённой Вертинскому, «Салонный романс», отражена судьба знаменитого певца, выступавшего со своими романсами в салонах и в дореволюционный период, и в период эмиграции.
Добровольная эмиграция Вертинского не была связана с революционными событиями в России: артист отказался от обеспеченной жизни на родине, мечтая о путешествиях, как он сам позже признавался в мемуарах [4].
Тоска по родине не позволила певцу остаться за границей, он несколько раз пытался вернуться, но получал отказ за отказом. Лишь в 1943 году он приезжает в Россию.
Есть легенда, что Сталин, увлекавшийся творчеством Вертинского, лично вычеркнул его из списка «врагов народа»…
Галич рассказывает о Вертинском, используя многочисленные реминисценции, отсылая читателя к песням, которые исполнял артист: «Пани Ирена», «Бразильский крейсер», «Лиловый негр». Поэт стремится передать переживания Вертинского через переосмысление образов его романсов. Уже эпиграф взят из песни «Лиловый негр»:
...Мне снилось, что потом,
В притонах Сан-Франциско,
Лиловый негр Вам подает манто…
Любовный треугольник из первой строфы песни Галича – отсылка к этому произведению.
Центральным образом «Салонного романса» становится Елена Троянская, связанная с древнегреческой мифологией и символизирующая вечную, нетленную красоту. Но возвышенные образы опрокидываются в смрадную, пошлую реальность, в быт. В этом мире всё повторяется – отсюда образ треугольника, мотив «безвыигрышной игры»: Елену «снова стремятся украсть»; треугольник Елена – Парис – Менелай сравнивается с любовным треугольником героев романса «Лиловый негр», с их «преступной страстью».
Лирический герой обращается к Вертинскому, просит его развеять «смуту жалейкой, где скрыты лады под корой». Творчество Вертинского ассоциируется с этим старинным духовым инструментом, потому оно принадлежит прошлому. «Лады», скрытые «под корой», – это красота, которую романсы Вертинского могут разбудить, подобно резкому звуку жалейки. «В беспамятстве дедовских кресел» герой погружается в мир прошлого, где вновь умирает «сероглазый король», а бразильский крейсер встречает «кисейная гавань», наполненная нарядными женщинами.
Но мир прошлого зыбок, настоящее властно вмешивается в жизнь лирического героя. В центральной строфе возникает образ века, обладающего «крутым норовом»:
Он судьбы смешает, как фанты,
Ему ералаш по душе…
Всё переворачивается, искажается; в новом мире нет ни гармонии, ни справедливости: недостойный, безнравственный человек («враль лейтенант») может получить высокий пост. «Некто», возникший на «карте истории, подобно мазку», властен коверкать судьбы людей, именно этот образ символизирует дух страшного времени. Вихрь эпохи сметает идеалы прошлого, и Галич показывает, как это происходит, вводя образы «правнука лилового негра» и пани Ирены из романсов Вертинского.
«Правнук лилового негра» приезжает в Москву «за займом»…
И все ему даст непременно
Тот некто, который никто…
За образом «некто, который никто», возможно, скрывается Сталин; «правнук лилового негра» – Гамаль Абдель Насер, первый президент Египта, которому СССР оказывал экономическую помощь.
Пани Ирена (актриса Ирена Кречковская), возвышенный образ которой воплощён в романсе Вертинского: «Я со сцены вам сердце, как мячик, бросаю! / Ну! Ловите, принцесса Ирен!» – в «Салонном романсе» «надевает на негра пальто». Новое время свергло «принцессу» с пьедестала, сделало «тихой», унизило.
Мир теперь «разутюжен», приглажен, в нём правит бездушная пошлость, черты которой Галич рисует в заключительных строках: здесь и «сто пятьдесят под боржом» вместо «прощального ужина» с прошлым, и отказ живущих в этом мире бороться, лезть «на рожон», отстаивать нравственные принципы:
А трое? Ну, что же что трое!
Им равное право дано.
Творчество Вертинского, «мир красоты и доброты», живущий в его песнях [6], никому не нужны в новом веке, в новой России.
В заключительный строках вновь появляется образ Прекрасной Елены, которая «украдена» веком, таким образом, утрачены, преданы забвению красота, гармония, истинное искусство:
А Троя? Разрушена Троя!
И это известно давно.
Все предано праху и тлену,
Ни дат не осталось, ни вех…
Поединок поэта и времени проигран…
«Александрийские песни» объединены не только именами знаменитых поэтов, которым они посвящены. В основе каждого из произведений – трагическая судьба художника, его взаимоотношения с миром и временем, в которое ему пришлось творить.
2. «Но слово останется, слово осталось!»: поединок поэта и времени в цикле «Литераторские мостки»
«Литераторские мостки» — участок на Волковском кладбище Санкт-Петербурга, где похоронены русские и советские писатели, музыканты, актёры, архитекторы, учёные и общественные деятели.
Название цикла Галича, посвящённого поэтам и писателям, чьё столкновение со временем закончилось трагически, связано с его стремлением воздвигнуть им поэтический памятник, сохранить память о тех, кто был для него идеалом, образцом святости, мученичества [19].
Тема памяти одна из важнейших в поэзии А. Галича. По наблюдениям исследователей, в художественном мире поэта «выстраданная» человеком память противопоставляется беспамятству тоталитарной эпохи [15].
Мир ушедших из жизни художников слова в поэзии Галича противопоставлен реальному миру с его грязью, несправедливостью, безнравственностью.
Однако даже в этом мире продаётся и покупается далеко не всё: память – особая категория, относящаяся к сфере духовных ценностей, материальному миру она не принадлежит.
Так, в стихотворении «Первая песенка шута» (1966), написанном в одно время с «Александрийскими песнями», Галич обращается к «клеймённым скукой золота» современникам, «преклонным уже смолода»:
…это не вы ступаете,
А деньги ваши ступают...
Но памятники — то, что в памяти,
А память не покупают!
Исследователи отмечают, что маска шута – это сознательный выбор Галича. Это сближает его с другим «шутом», В. Высоцким. В то же время лирический герой Галича – белый Арлекин, а Высоцкий создаёт образ «рыжего клоуна» [19]. Белый Арлекин, символизирующий одинокого художника, заставляет вновь обратиться к судьбе Вертинского, сценическим образом которого был чёрный Арлекин, трагическая ипостась белого Арлекина.
Создавая «Литераторские мостки», Галич стремится сохранить память об ушедших поэтах и писателях в эпоху всеобщего забвения. Для поэта-диссидента это один из способов борьбы со своим временем, наряду с созданием обличительных песен на острые социальные темы.
Выступление Александра Галича в Новосибирском Академгородке не случайно началось с песни «Памяти Пастернака» (1966), вошедшей в «Литераторские мостки». По воспоминаниям присутствовавших на концерте, за время фестиваля бард исполнял эту песню несколько раз, несмотря на настойчивые просьбы исполнить что-нибудь «полегче» [4].
Песня «Памяти Б. Л. Пастернака» по хронологии является первой в цикле. Слово «память» в названии произведения указывает на основной мотив всего цикла и его центральную идею: память – это «обязанность живых перед мёртвыми и единственное право мертвых перед живыми» [20].
В песне звучит мотив собственной вины за происшедшее с Пастернаком, который «умер в своей постели»: «Как гордимся мы, современники, // Что он умер в своей постели!»
Его смерть не только на совести «палача» («Очки на морде палача // Сверкали шустро») и тех, кто сидел в зале, когда Пастернака исключали из Союза писателей: «А зал зевал, а зал скучал – // Мели, Емеля!// Ведь не в тюрьму, и не в Сучан,// Не к «высшей мере»!»
Снова звучит мысль о преступном молчании: в смерти Пастернака виновен каждый равнодушный человек, молчаливый соучастник преступления.
Образ Сучана напоминает о судьбе друга и биографа А. Блока Александра Пяста, сосланного в Приморье за «контрреволюционную деятельность».
В стихотворении «Памяти Пастернака», как и в «Гусарской песне», конфликт, поединок поэта и времени происходит против воли художника, и только Галич гневно обличает тех, кто погубил поэта и превратил в фарс прощание с ним: «Разобрали венки на веники…»
В написанном год спустя, в 1967 году, «Черновике эпитафии» Галич вновь обращается к образу Сучана, но теперь уже горько размышляя о собственной творческой судьбе в мире «дуралеев» и «чистоплюев»:
Сколько раз на меня стучали,
И дивились, что я на воле,
Ну, а если б я гнил в Сучане,
Вам бы легче дышалось, что ли?
В песне вновь звучит тема памяти: поэт пишет эпитафию о самом себе, сохраняя присущую этому жанру обращённость к «прохожему», просит помянуть его «не тризною» («Поминают – поименитей!»), а «хоть чем-то», «хоть всухую». Но главная мысль произведения связана с мотивом боя, с миссией поэта:
Не моя это, вроде, боль,
Так чего ж я кидаюсь в бой?
А вела меня в бой судьба,
Как солдата ведет труба:
Поэт у Галича – солдат, который призван сражаться с несправедливостью, воспринимая чужую боль как свою.
Эта способность чувствовать другого человека, преодолевая время, проявилась в песнях – памятниках поэтам, героям «Литераторских мостков».
Дважды Галич обращается к личности Анны Ахматовой: ей посвящены песни «Снова август» (1967-1969) и «Без названия» (1972-1973).
В песне «Снова август» враждебным для героини временем выступает месяц август. В небольшом предисловии Галич указывает на то, что именно в августе произошли самые страшные для Ахматовой события: расстрел Николая Гумилёва, арест сына Льва, выход в свет постановления о закрытии журналов «Звезда» и «Ленинград». И в тексте произведения содержится напоминание о тех страшных событиях. Передавая дух времени, терзавшего героиню, поэт рисует образ Ленинграда 30-х годов: «злая», «неверная» тишина «в тени разведённых костров», Кресты, у которых «привычно» «моталась» героиня, автор поэмы «Реквием». Обращаясь к прошлому, Галич рассказывает о «черном бернгардовском небе», где «стрельнула, как птица, беда». Метафора «стрельнула беда» воспринимается и в прямом значении: поэт говорит о выстреле, которым был убит Гумилёв. Довершает картину обращение к августу, который ещё не наступил, но непременно наступит, и всё повторится:
Осудят мычанием слово
И совесть отправят в расход…
Галич подчёркивает цикличность происходящего: подобно тому, как каждый год наступает новый август, символ страшных испытаний для героини, мытарства поэтов, несущих в мир «слово», продолжаются бесконечно. Не случайно антитезой «слову» в песне выступает «мычание» толпы, смеющей осуждать художников.
Мысль о совести, которую так легко убить, «отправить в расход», неоднократно звучит в песнях Галича. Так, в стихотворении «Ещё раз о чёрте» (1968) душа названа «прошлогодним снегом». Галич пишет о своём времени, об «атомном веке» называя его «каменным»: души людей оказываются на самой низшей ступени развития, вот почему «на совесть цена пятак». Ничего не меняется с течением времени: в песне «Снова август» появляется образ «девчонки», которая придёт на смену Ахматовой и повторит её судьбу, станет искать «свои Кресты», как искал их каждый, кому Галич воздвиг памятник в «Литераторских мостках».
Совесть, бессмертная и безжалостная, терзает героиню песни «Без названия», Ахматову, написавшую цикл стихотворений «Слава миру», посвящённый Сталину, для того чтобы выжить самой и спасти сына, который попал в лагерь как «сын врага народа» [9].
Строки «это не совесть, а русская речь // Сегодня глумится над Ней!» отсылают к стихотворению Ахматовой «Мужество». Образ «русской речи», которую героиня стихотворения Ахматовой клянётся сохранить, переосмысляется Галичем: поэтесса с трудом пишет стихи, потому что идёт против себя. Это её поединок со временем, в котором она должна победить, слишком высока цена поражения – жизнь сына.
Говоря об Ахматовой, Галич все личные местоимения пишет с заглавной буквы, поскольку возвышает её образ, сближая его с образом Богоматери, ведь всё, что она делает во имя сына, свято. В конце песни возникает образ скорбно кивающего Ангела, благословляющего мать на великую жертву.
Образ Ахматовой возникает и в песне «Возвращение на Итаку» (1969), посвящённой памяти Осипа Мандельштама. Поэтесса – одна из двух «королев», присутствовавших при обыске «короля». Им противопоставлены образы понятых, которые томятся, «зевая», «у чёрных дверей» и словно явившиеся из ночных кошмаров «жирные пальцы» и «безглазые лица» представителей власти. Галич очень подробно, детально воссоздаёт атмосферу страшной ночи, включая звучавшую за стеной «Рамону» – горькое напоминание о пошлости и ничтожности мира, окружавшего поэта.
В песне звучат терзавшие Мандельштама мысли: «Щелкунчик-скворец, простофиля-Емеля, // Зачем ты ввязался в чужое похмелье?!// На что ты истратил свои золотые?!» Поэт, воспевший Одиссея и написавший «самоубийственное» антисталинское стихотворение «Мы живём, под собою не чуя страны…» (образ «жирных пальцев» взят именно оттуда), бросил вызов своему времени, потому что иначе поступить не мог, и Галич чувствует духовное родство с человеком, совершившим такой выбор. Его позиция воплощена в стремлении «метаться в дозоре почетном»
По улице черной, за вороном черным,
За этой каретой, где окна крестом… –
за машиной, на которой увозят арестованного. На окнах не решётки, а крест – символ мученичества. Образ Итаки, родного острова Одиссея, переосмысливается, становясь символом смерти: «Но нас не помчат паруса на Итаку:// В наш век на Итаку везут по этапу,// Везут Одиссея в телячьем вагоне…» «Конец одиссеи» – это конец жизни, это подтверждает и возникающий в конце песни образ карусели: «И хочешь, не хочешь – слезай с карусели, // И хочешь, не хочешь – конец одиссеи!»
Но поединок со временем не проигран: погибает поэт, но остаётся написанное им слово: «Но слово останется, слово осталось!»
К образу карусели жизни Галич возвращается в песне «Так жили поэты» (1971), также включённой в «Литераторские мостки». Здесь воплощён «могучий конь» творчества, постепенно становящийся частью карусели, «дурацкой куклой», которая только притворяется живой.
Особое место в «Литераторских мостках» занимает «Легенда о табаке» (1968-1969), которая посвящена памяти Даниила Хармса. Возможно, потому, что Хармс – детский писатель, и образный мир его произведений, который Галич включает в песню, делает её похожей на сказку. Однако сказка это страшная.
Уже в эпиграфе Галич рисует портрет поэта, подчёркивая его незаурядную внешность, сценический образ, созданный в период деятельности ОБЭРИУ (Объединения Реального Искусства).
Начало стихотворения напоминает первую главу поэмы А. Блока «Двенадцать»: «Лил жуткий дождь, // Шел страшный снег, // Вовсю дурил двадцатый век,//Кричала кошка на трубе,//И выли сто собак…»
Галич, как и Блок, передаёт в этих строках дух времени: «Вовсю дурил двадцатый век». Отсюда эпитеты «жуткий» дождь, «страшный» снег, и гипербола «выли сто собак», создающая звук тревожной сирены.
И в это время герой песни, «зевнув», отправился за табаком и исчез. В конце первой строфы создается впечатление, что Галич пытается разгадать тайну исчезновения Хармса, используя сюжет его стихотворения «Из дома вышел человек...». Странным образом герой ускользает от преследования: «За ним бежали сто собак, // А он по крышам лез...», оказывается то в Сибири, то в Крыму. За первым смысловым пластом песни, миром сказки, «легенды», скрывается второй. Сказочный мир, придуманный Галичем «в соавторстве» с Хармсом, населённый образами его произведений, главные из которых — зайцы, сосуществует с реальным, историческим, связанным с арестом Хармса: «На воле — снег, на кухне — чад, // Вся комната в дыму,// А в дверь стучат,//А в дверь стучат, // На этот раз — к нему!» Сказочный мир необходим Галичу, чтобы подарить Хармсу то, что он заслужил, — бессмертие, восстановив справедливость. Так Галич «выигрывает» поединок со временем вместе с Хармсом.
«Литераторские мостки», поэтический памятник художникам-мученикам, воплощают важнейшие для Александра Галича нравственные ценности: самоотверженное служение своему делу, искусству слова, верность долгу, бескорыстие, благородство.
Этому идеалу он следовал всю жизнь, не прекращая сражаться со своим временем, с тоталитарным режимом, с безликой толпой, с пошлым бытом. Позиция поэта наиболее полно выражена в стихотворении «Летят утки» (1968): «И если долетит хоть один,// Если даже никто не долетит,// Все равно стоило, // Все равно надо было лететь!..»
Заключение
Анализ произведений Александра Галича, входящих в песенные циклы «Александрийские песни» и «Литераторские мостки», с привлечением контекста творчества поэта позволяет прийти к следующим выводам.
Разрыв Александра Галича с официальной идеологией, выбор пути диссидента был подготовлен его творчеством, в котором поэт воплощает свои идеалы, связанные со свободой слова и свободой совести. Примеры самоотверженного следования своему пути он находил в судьбах предшественников, писателей и поэтов XIX-XX столетий, ставших мучениками своей эпохи, жертвами тоталитаризма.
Взаимодействие поэта и времени в песнях Галича осуществляется на нескольких уровнях:
Поэты, герои циклов-памятников Галича, погибают, не в силах вынести тяжесть страшного времени, однако живо, бессметно созданное ими, сказанное ими «слово». Таким образом, все они в поединке со смертью, с забвением одержали победу.
Сам Александр Галич, создавая песни-памятники, сохраняет память о несправедливо забытых, замученных, оклеветанных художниках слова. Так он выполняет свой долг, свою миссию, и преодолевает власть времени, сознательно вступая в этот поединок.
Каждая песня-памятник включает цитаты и отдельные образы из произведений поэта, которому она посвящена. В трагическом контексте произведения они переосмысляются, получают новое значение, позволяют полнее раскрыть личность героя, глубину его драмы.
Осмысление Александром Галичем творческих судеб художников слова позволяет глубже постичь трагическое восприятие поэтом истории и современности.
Список использованной литературы и источников
Приложения
Нами было проведено анкетирование среди учащихся 9 – 11 классов МБОУ «СОШ № 20» города Казани с целью выяснить: утрачен ли интерес к авторской песне у представителей молодого поколения. Анкета включала следующие вопросы:
Опрос показал, что знакомы со смыслом понятия «авторская песня» очень немногие (более подробные данные приведены на диаграмме наверху). Под авторской (бардовской) песней некоторые понимают песню, закрепленную авторским правом или произведение, сочиненное «каким-то человеком», не учитывая главную особенность этого жанра – песня должна не только быть написана поэтом, но и исполнена им.
Среди бардов самым популярным оказался Владимир Высоцкий (известно, что молодое поколение, видящее лишь поверхность его творчества, воспринимают Высоцкого как символ некоего собственного протеста), на втором месте оказался Виктор Цой (это также связано с духом протеста, воплощённым в его песнях). Многие учащиеся указывают имена Михаила Шуфутинского и Михаила Круга, хотя они являются классиками другого направления – шансона. Фамилия Юрия Визбора прозвучала лишь несколько раз, а Б.Ш. Окуджаву не назвали совсем.
Выяснилось, что молодое поколение почти не знает песен бардов – классиков. Самыми популярными оказались песни В. Высоцкого «Я не люблю» и «Песня о друге», песни В. Цоя «Кукушка», «Звезда по имени солнце» и «Группа крови». Было названо ещё несколько песен В. Цоя и В. Высоцкого, и только раз прозвучало название песни «Изгиб гитары жёлтой». Также к бардовской песне были причислены многие песни, относящиеся к поп-культуре и не имеющие никакого отношения к авторской песне.
Об Александре Галиче мельком знают лишь пять человек.
[1] В Приложении приведены данные анкетирования учащихся 9-11 классов
Для чего нужна астрономия?
Мастер-класс "Корзиночка"
Агния Барто. Сережа учит уроки
Зимняя ночь. Как нарисовать зимний пейзаж гуашью
Астрономический календарь. Ноябрь, 2018