Вложение | Размер |
---|---|
grininy.docx | 32.71 КБ |
Актуальность рассматриваемой темы состоит в том, что общество вновь и вновь оборачивается к своим истокам. Страна переживает духовный подъём, начинается поиск утраченных ценностей, попытки вспомнить былое, позабытое, и оказывается, что обряд, считавшийся утраченным в конце 19 века, жив и процветает на юге Нижегородской области.
Мы, молодое поколение, должны приобщаться к национальной культуре, т.к. наше сегодня, как когда-то наше прошлое, также творит традиции и обычаи будущего. А нужно ли нам, современному поколению, знать обычаи, которыми руководствовались наши далёкие предки? Да, это нам необходимо. Мы должны хорошо знать не только историю Российского государства, но и традиции и обычаи малой родины; осознавать, понимать и активно участвовать в возрождении национальной культуры, самореализовывать себя как личность, любящую свою Родину, свой народ и всё, что связано с народной культурой, например, русские национальные обряды.
Основная часть
Как еще, если не чудом, можно назвать сохранившийся в селе Шутилове Первомайского района Нижегородской области древний обряд похорон Костромы! Шутилово — единственное место в России, где ежегодно жарким летним днем проходят гульбища-игрища, описание которых не приходилось встречать в работах фольклористов и этнографов, что вполне понятно: русские ученые — знатоки народного творчества — еще в конце XIX века свидетельствовали об исчезновении удивительного обряда.
Но вот остался же он! Остался в одном из самых глухих углов родной земли, в селе, расположенном на реке Алатырь, где еще витает дух самой глубокой старины — непостижимой древности с русалками на ветвях и лешими на лесных тропах.
Исполняемый ежегодно практически одной и той же группой сельчан, он сохраняет черты древней традиции прощания с весной, перехода к новому природному и сельскохозяйственному циклу – времени созревания колосовых и началу уборочных работ. В сознании участников он утратил свою магическую сущность, превратившись в веселый и необычный праздник, некое театрализованное действо, в котором по мере сил и способностей могут участвовать все желающие.
На вопрос о том, как удалось сохранить это достаточно хлопотное, никем не организуемое и не финансируемое ежегодное обрядовое действо, местные жители обычно отвечают: «Родители наши так делали, и деды, и прадеды. Значит, так надо было. Вот и мы тоже, пока живы, будем. А уж молодежь там как хочет».
Кострома – в местном произношении «Строма» – представляет собой куклу в рост человека. Как правило, ее изготовление начинается в пятницу. Туловище Стромы (прежде его сшивали из пришедшей в негодность холстины, теперь обычно поступают проще: соединяют понизу старую футболку с длинными рукавами с верхним краем изношенных колготок) плотно набивают соломой, пришивают голову, также туго набитую соломой, рисуют лицо. Куклу одевают в женский наряд и усаживают в избе под окошко (или у избы на лавочку). Иногда изготовляют и вторую куклу, одетую в мужскую или женскую одежду – это либо «мужик», роль которого при Строме не определена, обычно он характеризуется как сожитель, не отличавшийся верностью и доставивший ей немало огорчений, либо племянница – близкая родня и наследница Стромы.
В субботу жители села поочередно заглядывают в гости к Строме, интересуясь ее жизнью и здоровьем. Хозяйка избы (каждый год Строму «поселяют» в разные избы – по очереди) сообщает, что Строма делает: обедает, спит, прядет и т.п.; спрашивающие же оставляют в избе пироги, яйца и другую снедь. К вечеру Строма начинает жаловаться на здоровье: хозяйка избы сообщает, что у нее болит, обычно используя самые обиходные слова: «ноженьки занемели», «рученьки не смогают», «апетиту лишилась», или вспоминая «скилироз» или «хандроз». Как бы то ни было, здоровье Стромы внушает опасения, принимается решение звать доктора и оповестить на всякий случай дальнюю родню, чтоб успела проститься.
Утром в воскресенье пришедшие проведать Строму узнают о серьезном ухудшении ее здоровья. Строму выносят из избы, укладывают на лавку и спешно зовут «доктора». Это женщина в белом халате, с огромным градусником и самоварной трубой для прослушивания грудной клетки (в последние годы ее заменил фонендоскоп). «Доктор» осматривает и выслушиванет Строму, отпуская при этом весьма соленые шутки и комментарии, и объявляет ее безнадежной. Начинается плач и причитания, носящие откровенно пародийный характер. «Покойницу» укладывают в гроб – ящик, сбитый из тонких узких дощечек: или просто на носилки. Около нее усаживают «мужика» или «племянницу».
Центральным эпизодом, кульминацией праздника было "наряжание кукол", над которыми неизменно совершался ритуал шуточных похорон с причитаниями, отпеванием и последующим уничтожением. Не смотря на то, что древнее значение этого обряда не сохранилось в памяти местных жителей, он до сегодняшнего времени проводится с завидным постоянством.
Проводы в мир иной невозможны без напутствия, поэтому к Строме зовут «попа», фигура которого также имеет отчетливо выраженные пародийные признаки: иногда это мужчина, закутанный в шаль или сеть, с крестом из неструганных реек или корявых веток в руке, с лаптем или горшком на веревке вместо кадила, а чаще – женщина с теми же атрибутами. Размахивая «кадилом», поп обходит гроб, произнося нараспев слова, долженствующие изображать молитву. Гусарова Т.В., Тихомирова Е.В. в статье «Проводы Костромы» приводят текст, записанный во время праздника в 1994 году:
«О–о-ой, Господи! Прости-и-и на-а-ас! Мы все согреши-и-ли! Прости, ради Бога-а-а! О-ой, ой-ёй-ёй! Больно раньше гоже жили-и-и! Гробика-то и не-е-ет! Одни дощечки-и-и! Да-а-а вот! Гробик-то не из чего сби-и-ить! Да-а-а! Бегали, бегали вчера-а-а, о де /вон где –авт./ валяли-и-и! Из осины ведь не сдела-а-ешь! Она бедна, никто ведь за ней-то нейдё-ё-ёт! Бывало, помрет – всё чашкими да чашкими носи-и-или…горох-эт и яйцами-и-и! А горох-эт тяжё-ё-ёлый, а пшено-то дорого-о-ое, и мельцы /мельники – авт./ всё разгра-а-абили-и-и, двадцать ты-ы-сячев, больше, наве-е-ерно. Господи, подай, Господи, еще дороже!»
После «отпевания» начинается прощание с «покойницей»: пародийные причеты перемежаются песнями, разговорами о Строме с весьма фривольными комментариями и сомнительными похвалами.
Тут же поют частушки, пляшут под гармонь… Идет угощение: поминают Строму пирожком, крашеным яичком и стопочкой водки. Угощение подносят каждому вновь прибывавшему из запасов, что были сделаны в субботу.
Наконец в полдень начинается вынос: Строму в гробу или на носилках торжественно несут по деревне. Впереди следует «поп», за гробом под руки волокут «мужика» (если рядили «племянницу», ее несли на руках или сажали в телегу вместе с самыми пожилыми участницами процессии: путь неблизкий, а участвовать в обряде хотелось всем), затем следуют близкие родственники, среди которых обязательно «богатая сестра» – мужчина в нелепо роскошном женском платье и шляпке. По мнению окружающих, именно она и должна оплатить все расходы по похоронам, однако «сестра» от этой чести всячески уклоняется. Все остальные жители деревни идут за процессией, распевая песни или комментируя происходящее.
Из разговоров в толпе:
-Да, померла вот…
-А дожжык-то утром, батюшки! Растреплям прямо тут, на дороге, не донесем! Куды вот эдак-то!
-Эт вот, спасибо, всё внучки да племяннички пришли, а то и приехали. А то и некому нести.
-Ак мы эта… Как телеграмму-то получили, так сразу же и сюда и приехали. Как же мы могли-та!
-Еще больше приезжайте, оттуда везите.
-А я уж страдала-страдала, страдала-страдала…Не приедут, грю, не приедут. Наши-те племяннички да внучки.
-Ох, мужик, мужик, ты ее провожа-а-ай, а я не дойду-у-у, у меня нога боли-и-ит, я больно работала-а-а. И что она заболела-а-а, она, нога, у меня-те в голове-те не-е-ет, склироз. Ох, мужик, мужи-и-ик…
-Чего ты принес? Ой, пирожка! Давай на стол, всем по яичку. Это вам, помянуть Костромушку.
Иногда в толпе возникает новый очаг активного веселья: кто-нибудь изображает обморок, падает в беспамятстве от тяжкого горя. Шум, зовут врача, упавшего обливают водой из придорожной лужи, а то и окунают в жидкую грязь при общем хохоте… Никто не обижается, напротив, вымазаться грязью в этот день считается хорошим предзнаменованием, так что нередко сразу после «похорон» многим приходится окунаться в речку.
В полутора – двух километрах от села в набирающей колос ржи процессию поджидают дети и подростки, которым не разрешалось присутствовать на прощании и выносе, как действиях, содержащих много моментов,опасных для формирования нравственности подрастающего поколения. Дети выполняют последнюю часть ритуала: подброшенное вверх чучело разрывают, растрепывают по полю солому, тряпье, разбивают и разбрасывают дощечки от гроба. Все отжившее, отслужившее свое предано матери-Земле, можно начинать новый период жизни с чистого листа…
С песнями и весельем толпа возвращается в село. Общее гулянье и праздничное застолье на открытом воздухе продолжается до позднего вечера, а порой, по свидетельству местных жителей, прихватывает еще и понедельник со вторником.
Языческое празднование в Шутилове справляется не совсем так, как это было в других местах, а своим манером. Куклу, изображающую Кострому — сделанную из соломы, сорных трав, репейника, кострыги-крапивы, прутьев: всего колючего, острого, жесткого, то есть подобного Перуновым стрелам, — и наряженную в пестрое тряпье, с шутливыми приговорами и припевками поначалу восхваляли, как бы поощряя ее на буйное веселье и пляски.
Костромушка расплясалась,
Костромушка разыгралась,
Вина с маком нализалась
И на землю повалилась —
Костромушка умерла…
«Похороны Сторомы» - старинный аграрный праздник. Проводится он ежегодно на следующее воскресение после Троицы. А суть театрализованного представления сводится к «смерти» весны, на смену которой приходит лето. Весну (на Руси её величали Костромой) представляют беспутной женщиной и пытаются представить себе её кончину. Каждый год жители изготавливают из соломы, сорных трав да репейников Кострому – куклу в женском обличье, которая символизирует уходящую весну и в Шутилове зовётся Сторомой. По сценарию, который выдуман ещё в языческие времена, весна покидает землю не тихо-молча.
Стыд и срам с Костромой, поэтому шутиловцы и называли ее по-своему — Стромой, а то и Соромой.
И кладут ее в гроб-корытце, и льют над ней понарошные слезы, и причитают, и «кадят» да «отпевают», и вместе с ряжеными бабками многолюдной процессией несут ее через все село хоронить.
А приговоров таких да плачей на похоронах Костромы появляется немало.
Вот один из них: «Горючими слезами обливаясь да платочком ситцевым утираясь, сидит у изголовья Костромы баба Маня — старожил Шутиловский, а тут соседка приладилась, да и спрашивает:
— Почто горюнишься, сиделица моя?
А та сквозь слезы причитает:
— Да померла окаянная Костромушка, а три рубли мне так и не отдала…
— И как-то?
— Дык СПИДом заболела, вот и померла, будь она неладна…
— И где ж ей СПИД-то в нашей деревне взять?
— Да солдатика на постой взяла… Вот и померла…
— А я-то думала, ее солдатик обрюхатил — вот и свела концы-то…
— Мань! А Мань! Да не убивайся так. На-ка выпей-ка лучше лимонадику…
— Ну и крепок же он у тебя, подруженька.
Так что ритуал похорон Костромы (Соромы) не был бездумен: ее кончина означала не бесследное исчезновение, а порождала новую жизнь — более благодатную, чем она была, более щедрую на тепло и урожаи. Смена одного другим — это и есть естественное продолжение жизни.
Поэтому после похорон Костромы не могло быть печали. В Шутилове в этот день народ допоздна гуляет в пойменных лугах у Алатыря, водит хороводы на старинный лад, угощается, чем может, сидя на травке, поет любимые песни, вспоминает о предках.
Пестр и красочен этот карнавал-шествие, причудлив и потешен, горазд на выдумки и сочное словцо, на веселое невинное озорство и удалую, излишне откровенную частушку.
Наступает момент, когда Кострому лишают всякой милости, начинают издеваться над ней и ее кончиной, непотребно бранят: «Ах ты, Сорома!» И, вынеся ее в поле, повергают наземь, срывают с нее одевку, по соломке, по стеблю, по пруту растаскивают и разбрасывают вокруг — есть примета, что поле, где похоронена Кострома, даст большой урожай. Шутиловцы уверяют, что не выдумка — примета самая верная.
А в давние времена, как известно, Кострому притаскивали на берег реки Алатырь и бросали в воду.
Свое объяснение старинному обряду дает в труде «Поэтические воззрения славян на природу» выдающийся фольклорист и исследователь мифологии Александр Николаевич Афанасьев:
«В летнюю жару народ призывал громовника погасить пламя солнечных лучей в разливе дождевых потоков; но самое это погашение должно было напоминать древнему человеку аналогические представления Ночи, с приходом которой дневное светило тонет в волнах всемирного океана, Зимы, которая погружает его в море облаков и туманов, и, наконец, Смерти, которая гасит огонь жизни. (…) Мысль о замирающих силах природы особенно наглядно выражается в тех знаменательных обрядах, которые еще недавно совершались и были известны в нашем народе под названием похорон Костромы, Лады и Ярила».
Так что ритуал похорон Костромы (Соромы) не был бездумен: ее кончина означала не бесследное исчезновение, а порождала новую жизнь — более благодатную, чем она была, более щедрую на тепло и урожаи. Смена одного другим — это и есть естественное продолжение жизни.
В результате исследования мы пришли к выводу: народные обычаи, обряды и праздники связаны и с календарем, и с жизнью человека.
Народный календарь является слиянием языческого и христианского начал. С утверждением христианства языческие праздники запрещались, получали новое истолкование или перемещались со своего времени.
С каждым праздником связано народное творчество: песни, приговоры, хороводы, игры, танцы.
Сегодня многие из нас понимают, что очень важно не утратить духовные ценности русского народа (доброту, религиозность, патриотизм, сплоченность), способствовать их передаче следующим поколениям путём приобщения к богатой русской национальной культуре.
Как представляли себе будущее в далеком 1960-м году
О падающих телах. Что падает быстрее: монетка или кусочек бумаги?
Ночная стрельба
Домик зимней ночью
Сказка про Серого Зайку