Сонеты Шекспира. Сравнительно – сопоставительный анализ текстов через переводы российских авторов.

XLI городская научно – практическая конференция

Секция:

Английский язык

Сонеты Шекспира. Сравнительно – сопоставительный анализ текстов через переводы российских авторов.

Работа выполнена:

Ученицами 10 «А» класса

МБОУ лицея «Престиж»

Можгиной Кристиной Александровной и

Сатышевой Анастасией Сергеевной

Научный руководитель:

Учитель английского языка

Хусинова Елена Павловна

г. Самара

2013

План

1. Введение
2. Глава I

1. Предыстория
2. Начало анализа
3. Сложности перевода
4. Переводы Чайковского

3. Глава II

5. Сравнительно – сопоставительный анализ переводов Самуила Яковлевича Маршака
6. Сонет 66
7. Анализ переводов Пастернака и Румера

4. Заключение

Введение

Актуальность нашей темы обусловлена тем, что интерес к  чтению среди молодых людей падает, в особенности литературным произведениям. Но, тем не менее, поэзия, а в особенности сонеты Шекспира – одна из самых красивых форм поэтических произведений, которые, несомненно, достойны внимания.

Прошло уже почти четыреста лет со дня смерти Шекспира; многие великие драматурги создали после него изумительные драмы, но равных ему в этой области мы не можем назвать. И каково бы ни было их личное отношение к Шекспиру, восхищались ли они им, как Пушкин, или объявляли его давно пройденным этапом, они сохранили с ним неразрывную связь. О Шекспире написаны сотни книг; в науке, именуемой шекспироведением, насчитываются сотни имён учёных. Среди исследователей творчества Шекспира были и великие писатели, сказавшие о Шекспире иногда несколько слов, но бросившие на это необыкновенное явление новый ослепительный свет: Пушкин, Тургенев, Достоевский, Гейне, Гёте, Гюго, Шоу… В. Г. Белинский назвал Шекспира царём драматических поэтов, «увенчанным целым человечеством», и это поэтическое определение оказалось очень точным.

Множество переводчиков, писателей и поэтов по всему миру пытались проанализировать сонеты Уильяма Шекспира, в нашей же работе мы приведем материалы русских переводов и их анализ.

Целью нашего эмпирического исследования является изучение стилей сонетов в различных переводах русских писателей.

Глава I

Предыстория

В творческом наследии литературы Шекспир занимает особое место. А история  создания его произведений до сих пор представляет собой литературную загадку.

Сам источник творчества Шекспира окружен некоторой таинственностью. Так, к примеру, упоминание о сонетах в печати появилось раньше их опубликования.  Вероятно, Шекспир ознакомил с сонетами близкий ему круг друзей, собравшийся, по предположению биографов, во дворце графа Саутгемптона.

В 1599 году были впервые опубликованы два сонета — 138-й и 144-й, а в 1609 году вышло первое издание — все сто пятьдесят четыре сонета.

В 90-е годы XVI века сонет становится наиболее распространенной поэтической формой в Англии. В эту эпоху он не являлся достоянием только аристократических кругов.

Уже в 1598 году Ф. Мерес в своей «Сокровищнице Паллады» помещает восторженный отзыв о сонетах.

Другой современник Шекспира, Ричард Барнфилд, в «Encomion of Lady Recunia» в том же году утверждал, что за свои поэтические произведения Шекспир «записан в бессмертную книгу славы». По мнению Томаса Нэша, Шекспир-поэт не уступает Шекспиру-драматургу.

Начало анализа

Сонеты Шекспира — произведения глубоко лирические. В них и картины природы, и дружеские послания, и полемика с другими поэтами, и гимны любви и дружбе, и признания в греховной страсти, чередующиеся со взрывами искреннего раскаяния, — разнообразная гамма чувств и мыслей.

Предположение, что первые сто двадцать шесть сонетов есть не что иное, как стихотворные письма молодому лорду Саутгемптону, было высказано Н. Дрейком. Брайт предположил, что героем сонетов был покровитель Шекспира - Уильям Херберт. Чарлз Найт утверждал, что сонеты — только плод фантазии их автора, а Генри Браун высказал мысль о том, что это остроумные пародии на модные тогда сонеты Драйтона и Девиса.

Были даже предположения, что прототипом друга - мужчины в сонетах является королева Елизавета, а иные склонны были видеть в инициалах W. Н. персонаж одной из драм Шекспира. Сотни статей и десятки гипотез родились от нескольких строк посвящения: «Единственному вдохновителю нижеследующих сонетов мистеру W. Н. желает счастья и бессмертия, обещанного нашим вечно живущим поэтом, преданный издатель Т. Т.»

Автор, его друг и «смуглая дама» — герои сонетов, писем в стихах. В каждом таком письме-монологе слышится взволнованный голос человека, живущего богатой духовной жизнью, озаренного большим чувством любви, которая спасает его от тяжелых ударов судьбы. Противоречивость и сложность человеческих чувств отражены в сонетах, которые в целом представляют собой гармоническое единство.

Сложности перевода

     История русских переводов шекспировских сонетов - это  в  то  же  время история их понимания. В определенные десятилетия XIX века  поэты-переводчики читали сонеты как произведения, в которых преобладает или даже  безраздельно господствует безликая традиция. Как известно,  начиная  с  40-50-х  годов  в оригинальной русской поэзии художественный шаблон приобретает необыкновенную распространенность,  укореняется  все   более   прочно.   Здесь   не   место анализировать  причины  этого  исторического   факта,   -   скажем   только: большинство  крупных  и  малых  поэтов  второй   половины   века   оказались приверженцами нового "общего  стиля",  в  котором  стирались  индивидуальные черты.

Изучение стиля шекспировских сонетов позволяет раскрыть вторую группу трудностей, с которыми сталкивается переводчик.

Прежде всего, исследователи отмечают насыщенность сонетов метафорами, которые строятся на материале природы, истории или искусства.

Метафорический образ оригинала в переводе подчас теряет свою поэтическую силу или становится менее доступным пониманию. Требуется подлинное мастерство, чтобы передать весь лиризм или гротескную  сатиричность того или иного художественного образа сонета.

Для каждого героя автор создает свой мир образов, свою систему художественного выражения. Метафоры играют большую роль в этой системе, так как в них находится «ценный наглядный материал для психологической характеристики, созданных Шекспиром лиц». Это обогащает сонеты Шекспира так же, как и его драмы.

 Тесная связь сонетов с пьесами Шекспира является одной из их стилистических особенностей. Связь эта выражается не только в синтезе лирического элемента с трагическим, но и в том, что мысли и чувства, наполняющие трагедии Шекспира, живут и в его сонетах.

Так, сонет 121-й может служить эпиграфом к мрачным образам Ричарда III, Яго, Макбета, 66-й и 146-й звучат как монологи Гамлета, 126-й по своему настроению напоминает некоторые сцены из «Отелло», а следующие двадцать четыре сонета похожи на сны Титании из драмы «Сон в летнюю ночь».

Особенности шекспировских сонетов убеждают в необычайной сложности перевода этих стихотворных произведений. В России интерес к шекспировскому творчеству возник уже в XVIII веке и был тесно связан с демократическими устремлениями русских писателей и критиков.

Пушкин, отмечая широту изображения характеров и черты народности в творчестве Шекспира, писал о сонете: «Игру его любил творец Макбет».

С шекспировскими сонетами русские читатели познакомились после его драм. Первые пять сонетов были переведены И. Мамуной с 1859 по 1876 год.

А. Елистратова справедливо замечает: «В старых русских переводах, авторы которых рабски следовали не духу, но букве подлинника, сонеты Шекспира выглядели как мертвая мумифицированная коллекция холодных риторических ребусов».

Такое следование букве, а не духу оригинала превращало и переводы ещё одного автора Гербеля в спокойные, лишенные страстной убежденности стихи. Так, сонет 66-й, проникнутый трагическим мироощущением, в его передаче зазвучал упрощенно:

 В усталости моей я жажду лишь покоя!

 Как видеть тяжело достойных в нищете,

 Ничтожество в тиши вкушающим благое,

 Измену всех надежд, обман в святой мечте...

 Из этого перевода исчезли острота переживаний, четкость мысли и ясность художественного образа. «Покой» заменил «смерть», «ничтожество, в тиши вкушающее благое», — «жалкое ничтожество, украшенное богатой одеждой», и так далее.

Перевод исказил и смысл, и ритмическую структуру сонета, переведя его в совершенно иную тональность. Кроме того, восприятию сонетов в переводе Гербеля мешала и русификация отдельных слов и выражений: «царюет», «журба», «огнеметный» и другие.

Переводы Чайковского

В 1914 году появилось второе после Гербеля полное издание шекспировских сонетов (за исключением сонетов 135-го и 136-го). Автором этих переводов был Модест Чайковский, брат композитора.

 Переводчик глубоко изучил историю возникновения сонетов и пришел к очень интересным выводам относительно демократического происхождения Шекспира и его передовых взглядов. Опираясь на изученные им материалы, М. Чайковский утверждает, что великий драматург и поэт не принадлежал к среде графа Саутгемптона ни по происхождению, ни по образу жизни.

Пожалуй, первым в России пришел М. Чайковский к мысли о том, что сонеты Шекспира тесно связаны тематическими и художественными узами с его драматическими произведениями.

В лучших своих переводах он сумел передать средствами родного языка звучание английского сонета, его интонацию. Переводы Модеста представляют собой более высокую ступень по сравнению с предшествующими.

Принципиальное отличие в подходе к переводимому материалу у советских переводчиков по сравнению с дореволюционными заключается в том, что они стремятся правильно воссоздать подлинник, проявляя при этом большую творческую смелость.

Глава II

Сравнительно – сопоставительный анализ переводов Самуила Яковлевича Маршака

Маршак приблизил к нашему времени сонеты Шекспира, он сделал их  частью поэтической казны, которой  владеют  русские  люди  XX  века.  Прежде  пьесы Шекспира, как бы слабо или неверно их ни переводили, пробивали себе путь  на сцену, к умам  и  сердцам  зрителей  русских  театров,  -  сила  трагических характеров, мощь авторской мысли и живописность образов преодолевали  заслон из приблизительных, а порой и  фальшивых  слов.  Лирическая  поэзия  слишком тесно связана со звучанием слова, чтобы  она  могла  отстоять  себя  вопреки дурным переводам. Сонетов Шекспира в русской литературе до Маршака не  было, хотя их часто и много переводили.

     Более столетия минуло с тех пор, как первые сонеты великого  драматурга появились на русском языке - в переводе графа Ив. Мамуны (пять шекспировских стихотворений - с 1859 по 1876 год). Вслед за ними вышли в свет переводы  Н. В. Гербеля (1880 - полное издание) и П. Кускова (1889 -  16  сонетов),  а  в 1914 году - почти полный свод сонетов Шекспира в  переводе  М.  Чайковского. Однако еще до того, в шекспировском издании С. Венгерова, были  опубликованы некоторые переводы  В.  Брюсова  (57,  58,  59,  60),  Петра  Быкова,  Т. Щепкиной-Куперник, Ф. Червинского, Н. Холодковского,  А.  М.  Федорова,  Н. Брянского и В. Лихачева.

Все эти многочисленные переводчики не открыли лирического  богатства  и своеобразия Шекспира. Шекспира-поэта они в русскую поэзию не ввели. Возьмем сонет 60-й:

 Like as the waves make towards the pebbled shore,

So do our minutes hasten to their end;

Each changing place with that which goes before,

 In sequent toil all forwards do contend.

Nativity, once in the main of light,

Crawls to maturity, wherewith being crown'd,

Crooked eclipses 'gainst his glory fight,

And Time that gave doth now his gift confound.

Time doth transfix the flourish set on youth,

And delves the parallels in beauty's brow,

Feeds on the rarities of nature's truth,

And nothing stands but for his scythe to mow:

And yet to times in hope my verse shall stand,

Praising thy worth, despite his cruel hand.

     Вот как перевел его Брюсов:

                    Как волны набегают на каменья,

                    И каждая там гибнет в свой черед,

                    Так к своему концу спешат мгновенья,

                    В стремленья неизменном - все вперед!

                    Родимся мы в огне лучей без тени

                    И к зрелости бежим; но с той поры

                    Должны бороться против злых затмений,

                    И время требует назад дары.

                    Ты, Время, юность губишь беспощадно,

                    В морщинах искажаешь блеск красы,

                    Все, что прекрасно, пожираешь жадно,

                    Ничто не свято для твоей косы.

                    И все ж мой стих переживет столетья,

                    Так славы стоит, что хочу воспеть я.

  Перевод Брюсова кажется близким оригиналу.  Однако  он,  прежде  всего, темен дурной, косноязычной темнотой. Строки 5-8 вообще осмыслить невозможно, если не заглянуть в оригинал; неясна и концовка, столь афористически  четкая у Шекспира; интонация последнего стиха: "Так славы стоит, что  хочу  воспеть я" - двусмысленна и чрезмерно зыбка. К тому же  перевод  Брюсова  отличается преобладанием поэтических общих мест, туманных  отвлеченностей.  У  Шекспира персонифицированное Время в высшей степени материально и конкретно:

                Time doth transfix the flourish set on youth

                And delves the parallels in beauty's brow...

     У Брюсова образ сглажен и нейтрализован:

                    Ты, Время, юность губишь беспощадно,

                    В морщинах искажаешь блеск красы...

     У Маршака сонет приобрел конкретность образов  и,  главное,  абсолютную четкость интонации. Кажется, что на мертвые строки  Брюсова  брызнули  живой водой:

                    Как движется к земле морской прибой,

                    Так и ряды бессчетные минут,

                    Сменяя предыдущие собой,

                    Поочередно к вечности бегут.

                    Младенчества новорожденный серп

                    Стремится к зрелости, и наконец,

                    Кривых затмений испытав ущерб,

                    Сдает в борьбе свой золотой венец.

                    Резец годов у жизни на челе

                    За полосой проводит полосу.

                    Все лучшее, что дышит на земле,

                    Ложится под разящую косу.

                    Но время не сметет моей строки,

                    Где ты пребудешь смерти вопреки!

     Второй катрен Маршаком убедительно осмыслен - меж тем как у Брюсова  он остался набором бессвязных строк. Перевод Маршака обладает  той  цельностью, которая свойственна произведению искусства. Такой же вывод можно сделать при сравнении   почти   что   любого   сонета   в   переводе   Маршака с его предшественниками.  Возьмем  некоторые  из  сонетов,  переведенных  наиболее крупными  поэтами-переводчиками  до  Маршака.  Так,  сонет  55,  посвященный аналогичной теме, что и 60-й, переведен Н. Гербелем:

                 Ни гордому столпу, ни царственной гробнице

                 Не пережить моих прославленных стихов,

                 И имя в них твое надежней сохранится,

                 Чем на дрянной плите, игралище веков.

                 Когда война столпы и арки вкруг низложит,

                 А памятники в прах рассыпятся в борьбе,

                 Ни Марса меч, ни пыл войны не уничтожат

                 Свидетельства, мой друг, живого о тебе.

                 И, вопреки вражде и демону сомнений,

                 Ты выступишь вперед - и похвала всегда

                 Сумеет место дать тебе средь поколений,

                 Какие будут жить до Страшного суда.

                 Итак, покамест сам на суд ты не предстанешь,

                 В стихах ты и в глазах век жить не перестанешь.

     Некоторые частности Гербелю  удалось  сохранить  ("...Марса  меч"),  но сонет под его  пером  стал  мелко-хвастливым  и  пошлым.  Шекспир  предстает надменным  бахвалом,  называющим  собственные  стихи   "прославленными", а гранитное надгробие -  "дрянной  плитой".  К  тому  же  этот,  гербелевский, "Шекспир"  отличается  сентиментальной  болтливостью,  облеченной  в  рыхлую стиховую форму, иногда напоминающую романс:

                 Ни Марса меч, ни пыл войны не уничтожат

                 Свидетельства, мой друг, живого о тебе.

     Н. Гербель  удлинил  стих  -  пятистопный  ямб  он  заменил  просторным

шестистопником; при этом он все же  потерял  важнейшие  черты  шекспировской образности:

                           ...your praise shall still find room

                 Even in the eyes of all posterity

                 That wear this world out to the ending doom.

     Разумеется, нет у Шекспира "прославленных стихов". В подлиннике

говорится "this powerful rhyme" - "этот властный, могущественный стих".

Вот как зазвучал 55-й сонет у Маршака:

                     Замшелый мрамор царственных могил

                     Исчезнет раньше этих веских слов,

                     В которых я твой образ сохранил.

                     К ним не пристанет пыль и грязь веков.

                     Пусть опрокинет статуи война,

                     Мятеж развеет каменщиков труд.

                               (When wasteful war shall statues overturn,

                                And broils root out the work of masonry...)

                     Но врезанные в память письмена

                     Бегущие столетья не сотрут.

                     Ни смерть не увлечет тебя на дно,

                     Ни темного забвения вражда.

                     Тебе с потомством дальним суждено,

                     Мир износив, увидеть день суда.

                     Итак, до пробуждения живи

                     В стихах, в сердцах, исполненных любви.

                               (So, till the judgment that yourself arise,

                               You live in this, and dwell in lovers' eyes.)

     В  переводе  Маршака  отсутствуют  некоторые  детали,  характерные  для традиционного стиля "ученой поэзии" шекспировской  эпохи.  Например,  Маршак опустил условного Марса с его мечом.  Отбрасывая  условную  образность,  без которой он легко  может  обойтись  -  потому,  что  она  является  признаком преходящего и, собственно,  давно  прошедшего  общего,  условного  стиля,  - Маршак бережно сохранил все черты индивидуального стиля Шекспира.  Это, как сказано, и есть важнейшая черта маршаковского метода перевода  -  жертвовать устарелым, обветшалым, условно-общим  в  стиле  сонетов  во  имя  точнейшего воспроизведения индивидуального, никогда не стареющего. Н. Гербель, как и С. Ильин, держится общего, и Шекспир в его трактовке сереет,  приравнивается  к никому уже теперь не ведомым сонетистам XVI века  или  к  эпигонам  русского романтизма (это очень похожие явления: все эпигоны, как бы ни были  различны гении, под которых они подделываются, - все эпигоны  похожи  друг  на  друга отсутствием творческого лица). Маршак же прежде  всего  воссоздает  Шекспира как индивидуального поэта, его  интересует,  так  сказать,  не  родовое,  а видовое, не общестилевое, а личное, то есть Шекспир-гений. Он проходит мимо "меча Марса", зато передает - или, во всяком случае,  стремится  передать  - неожиданную метафору: "...posterity that wear this world out to  the  ending doom" -

                     Тебе с потомством дальним суждено,

                     Мир износив, увидеть день суда.

     Можно поверить, что в воссоздании Маршака эти  стихи  и  в  самом  деле

отвечают определению "This powerful rhyme" (сей могущественный стих)  и  что они способны пережить мраморные гробницы и  статуи.  Стихи  Н.  Гербеля хотя и рекомендуют себя "прославленными",  на бессмертие явно не способны и  могут  увековечить  разве  что  беспомощность русских переводчиков конца прошлого века.

 Впрочем, почти все свои переводы сонетов Шекспира Н.  Гербель  исполнил

на уровне обывательской вульгарности.

Маршак  открыл  для  русских  читателей  лирическую  поэзию   Шекспира.

Сравнивать его переводы с работой  предшественников  имеет  смысл  лишь  для констатации того, что он начинал почти на  пустом  месте.  Это,  однако,  не значит, что Маршаком сказано последнее слово в освоении  нами  шекспировской лирики. Русская поэзия развивается, меняются ее художественные  принципы,  - нет сомнений, что и сонеты Шекспира будут все  снова  рождаться  на  русском языке: их  глубина  и  поэтическая  многосмысленность  бесконечны.  Переводы Маршака  отвечали  эстетическому  идеалу  этого  замечательного  и  в  своих художественных пристрастиях весьма определенного  русского  поэта.  Появятся другие поэты, которые скажут: текст Маршака материален и  отчетлив,  но  эта отчетливость близка графике, а Шекспир богаче  графики  -  его  образы  чаще напоминают живопись маслом. Стих Маршака прозрачен и логичен, но  гений Шекспира нередко  уходит  за  линейные  пределы  логики  в  иные  измерения, постижимые только для нелогического  мышления;  строфа  Маршака  отличается завершенностью, она  формально  безупречна,  но  у  Шекспира  страсть  порою оказывается более открытой, негодование - более  личным,  отчаяние  -  более стихийным. Такая открытость переживания у Маршака встречается, но это редкие и даже случайные прорывы в другую эстетику.

Сонет 66

Сонет 66 является одним из самых известных и необычных сонетов Шекспира.

 В четырнадцати строках Шекспир сумел поместить весь реальный мир, с его пороками, ложью и подлостью, которые всегда были неизменными спутниками и соперниками добра, любви, честности. Сонет 66 - страстный монолог человека, страдающего от безысходности, несовершенства и жестокости мира. По выражению Аникста, этот сонет может являться своеобразным эпиграфом к трагедии «Гамлет» - настолько схожи между ними интонации и настроения.

Сонет 66 отличается от всех других и совершенно особенным синтаксическим строем. Он состоит всего из двух предложений, в которых перед нами предстает вся жизнь шекспировского героя. Сонет написан от первого лица, что еще больше усиливает трагическое настроение героя.

Обличая низость и бессердечие окружающего общества, автор гневно перечисляет все его пороки и, потрясенный открывшейся перед его глазами пропастью лицемерия, глупости и жестокости, зовет смерть.

Но, как справедливо заметил Белинский, все произведения Шекспира построены «по вечному закону разума, вследствие которого любовь и свет есть естественная атмосфера человека, в которой ему легко и свободно дышится даже под тяжким гнетом судьбы».

Подтверждением этих слов является и окончание 66-го сонета, которое возвращает герою сонета утраченное было мужество и свидетельствует о том, что любовь — великая сила, способная вернуть человека к жизни.

Страх перед мыслью, что любимая останется одна в этом страшном мире, останавливает поток горестных размышлений, и сонет разрешается в светлых тонах.

 Ни один из дореволюционных переводчиков не смог передать обличительный пафос сонета, его огромную художественную силу. Переводы Гербеля, Кремлева и даже М. Чайковского не донесли до русского читателя взволнованное дыхание подлинника.

Так, в подлиннике десять строк начинаются с одного и того же союза «and», что создает своеобразный напряженный ритм. Фонетически сонет богат ассонансами, способствующими созданию энергичного ритма.

Выражение «tir'd with all these» является рамкой, в которую заключена нарисованная в сонете картина жизни.

В переводе М. Чайковского, правда, те же десять строк начинаются с союза «раз», а окончания нескольких строк совпадают у оригинала и перевода по звучанию.

Однако фонетически перевод получился явно неудачным, в нем встречаются далекие от оригинала и труднопроизносимые по-русски сочетания («ничтожество ж в весельи), а в последних строках переводчик исказил смысл подлинника: в оригинале автор остается жить, боясь покинуть любимую, в переводе он хотел бы взять ее с собой в могилу!

Анализ переводов Пастернака и Румера

 В ходе этого анализа выявляются некоторые интересные особенности разных переводов этого сонета. Например, набор существительных в переводе Бориса Пастернака меньше, чем в других переводах. Дело в том, что Пастернак переносит значения существительных на глаголы, очевидно стремясь усилить общее настроение сонета, сделать его более выразительным. Для этого достаточным сравнить первую строчку сонета в переводе Пастернака и Олега Румера, чтобы почувствовать разницу в настроении:

Довольно близко к передаче смысла 66-го сонета подошел Румер:

 Я смерть зову, глядеть не в силах боле,

 Как гибнет в нищете достойный муж,

 А негодяй живет в красе и холе,

 Как топчется доверье чистых душ,

 Как целомудрию грозят позором,

 Как почести мерзавцам воздают,

 Как сила никнет перед наглым взором,

 Как всюду в жизни торжествует плут,

 Как над искусством произвол глумится,

 Как правит недомыслие умом,

 Как в лапах Зла мучительно томится

 Все то, что называем мы Добром.

 Когда б не ты, любовь моя, давно бы

 Искал я отдыха под сенью гроба.

 Переводчик сумел передать средствами русского языка весь гневный пафос английского сонета, он верно почувствовал, что Шекспир в последних строках поднимается до большого обобщения, поэтому в переводе Румера образы Зла и Добра символичны. Чувствуя, что перевод строка в строку может сохранить последовательность, но исказить смысл оригинала, переводчик меняет местами пятую и шестую строки, а двенадцатую строку подлинника переводит двумя строками.

Творческая смелость помогла Румеру, отступая в некоторых местах от перевода дословного, подойти к самому сокровенному смыслу сонета. Однако непрерывность шекспировской интонации, передающей взволнованную речь человека, в этом переводе не удалось отразить.

 Очень удачным представляется перевод Б. Пастернака, который известен больше как переводчик драматических произведений Шекспира.

В переводах Пастернака известны два сонета — 66-й и 73-й. И оба перевода заслуживают высокой оценки. В 66-м сонете переводчик сумел сохранить интонацию подлинника, создать перевод на одном дыхании, как свое собственное произведение:

 Измучась всем, я умереть хочу.

 Тоска смотреть, как мается бедняк,

 И как шутя живется богачу,

 И доверять, и попадать впросак,

 И наблюдать, как наглость лезет в свет,

 И честь девичья катится ко дну,

 И знать, что ходу совершенствам нет,

 И видеть мощь у немощи в плену,

 И вспоминать, что мысли заткнут рот,

 И разум сносит глупости хулу,

 И прямодушье простотой слывет,

 И доброта прислуживает злу.

 Измучась всем, не стал бы жить и дня,

 Да другу трудно будет без меня.

 Пастернаку удалось сохранить и последовательность шекспировских строк, и ассонансы подлинника, и даже знаменитое кольцо рефренов «Измучась всем — измучась всем...»

Продолжая говорить об особенностях 66 сонета, можно отметить, что все образы в нем заключены в своеобразные рамки: строки «Tir’d with all these» (устав от всего этого) повторяются в начале и в конце сонета. У английского причастия «tired» много значений - усталый, утомленный, пресыщенный, измученный, изнуренный. И в каждом его переводе русский эквивалент является отражением чувств и настроений переводчика, который ставит перед собой задачу передать мысли автора с наибольшей полнотой и точностью. Сравнив эти строчки в переводах поэтов и писателей XIX и XX века, мы увидим разнообразие их трактовок:

Перевод О.Румера:

Я смерть зову, глядеть не в силах боле,

Когда б не ты, любовь моя, давно бы...

Перевод Б.Пастернака:

Измучась всем, я умереть хочу.

Измучась всем, не стал бы жить и дня...  

Каждый перевод, несомненно, имеет свои достоинства, но нам кажется, что наиболее точно и образно передал значение причастия «tired» в контексте сонета Борис Пастернак, который перевел его как «измучась», сделав из русского эквивалента-прилагательного деепричастие. Человек, который пережил жестокие удары судьбы, клевету, позор, предательство, не может быть просто «томимым», «утомленным», «усталым», каким он является в переводах Чайковского или Бенедиктова. Он несет на себе бремя невзгод и страданий, измучась под их тяжестью.

 Уже в первой строчке герой говорит нам о своем желании умереть (restfull death I cry). Герой один, на это указывает упоминание только одного местоимения «I» в словаре сонета. В таких мрачных тонах начинается сонет, но, читая дальше, можно понять, почему герой не видел другого выхода, кроме смерти. «As, to behold» ( потому что вижу) - «desert a beggar born» (как живет бедняк), «needy nothing trimmed» (ничтожество процветает), «purest faith forsworn» (чистая вера оклевещена), etc. Шекспир все время противопоставляет понятия : «beggar - needy nothing, strenght - sway, folly - skill, simple truth - simplicity, good - ill». Между такими понятиями, как добро - зло, невежество - умение, правда - ложь всегда идет борьба. Повторение союза «And» десять раз и пятистопный ямб, которым написан сонет, способствует усилению атмосферы отчаяния, создает напряженный ритм сонета. Наречия «unhappilly, shamefully, rudelly, wrongfully» (злобно, позорно, грубо, неправильно) имеют отрицательное значение и указывают на потрясение и негодование героя. Читая сонет, нам, как и шекспировскому герою, весь мир кажется враждебным ,и смерть - единственным выходом. Но в заключительной, последней строчке, мы узнаем о нечто таком, что способно противостоять всем трудностям на свете. Это то, ради чего следует жить, за что надо бороться, то, что вдохновляет и помогает справиться с любым злом. Это - любовь.

Таким образом, мир анализируемого поэтического текста определяется существительными – понятиями. Ведь 66-й сонет - не просто сонет, а сонет - страстный монолог, крик души поэта, который испытывает не личные переживания, а страдает от несовершенства окружающего его мира, ничего не может с этим поделать, и, тем не менее, он продолжает жить и страдать во имя любви. Он обещает это, обращаясь к своему читателю. И задача русского поэта - переводчика состоит в том, чтобы донести его слова до сердец людей из другой страны, людей с другим языком и другой культурой и заставить их почувствовать ту же боль, отчаяние и, может быть, надежду, которую выражает великий английский мастер слова.

Заключение

Мы добились нашей изначальной цели, сравнив и проанализировав  сонеты Шекспира через переводы русских писателей. Подводя итог, хочется сказать, что сравнивая столь разных и столь великих мастеров, мы видим, что их переводы были, кроме всего прочего, и переводами с культуры на культуру, поэтому нельзя делать упор на любительский взгляд, так как в каждом периоде исторических событий есть свои каноны, по которым переводится и создается художественное наследие. Мы еще раз могли убедиться в том, что литературный перевод - удивительный феномен художественной культуры, способной на бесконечное творческое возрождение лучших ее достижений. А переводящая стихия культурного языка нового времени, возлагающая на себя в диалоге эпох высокую ответственность творческого проводника, сама в этом возрождении повышает свою авторитетность, приобретая художественную весомость надвременных озарений.

Список литературы

Сонеты Шекспира. Издательство Фолио