Новизна в стихах Николая Гумилёва

XII научно-исследовательская конференция учащихся «Рождественские чтения»

Секция:

Русская литература

Исследовательская работа

Новизна  в стихах Николая Гумилёва
творчества поэта-акмеиста

Васильев Владимир Евгеньевич

Школа №66, 11А класс

Московский район, город Казань

                                               Научный руководитель:

                                                 Вафина Язиля Закиевна

                                                                         МБОУ «Средняя общеобразовательная

                                                              татарско -  русская школа №66»

                                                                             учитель I квалификационной категории

                                                         Казань 2013

Оглавление

Введение………………………………………………………………………………….

Глава 1.Поэтика лирики Гумилева…………………………………………………..

Глава 2.Акмеизм в стихах Гумилева…………………………………………………

Глава 3. Сопоставительный анализ стихотворений «Капитаны» и

«Канцона вторая»………………………………………………………………………

Заключение………………………………………………………………………………

Список использованной литературы…………………………………………………

Введение

В конце XIX - начале XX века Россия переживала интенсивный интеллектуальный подъем, мощный взлет русской культуры в целом, так называемый «русский культурный ренессанс», позже названный «Серебряным веком». Это была эпоха пробуждения в России самостоятельной философской мысли, расцвет поэзии и обострение эстетической чувственности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму. Русский культурный  Ренессанс  создавался  целым  созвездием  блестящих гуманитариев — Н.А. Бердяевым,  С.Н.  Булгаковым,  Д.С.  Мережковским,  С.Н. Трубецким,  И.А.  Ильиным,  П.А.  Флоренским  и  др.   Ум,   образованность, романтическая  страстность  были  спутниками  их  трудов.  В  1909  г.  С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, С.Л.  Франк  и  другие философы  выпустили  сборник "Вехи", где призвали интеллигенцию к покаянию и отречению от  разрушительных и кровожадных революционных планов.

Глубина философской мысли отличает полотна М.Врубеля, М.Нестерова, В.Серова, И.Репина, Н.Рериха и многих других художников рубежа XIX – XX веков. Это с полной уверенностью можно отнести и к поэзии того времени, которая не была однородной.

Серебряный век – это эпоха возрождения духовности и культуры, творческой свободы. Наиболее яркие представители его определили в значительной мере дальнейшие пути развития русской литературы XX века.
                Целью моей работы, таким образом, является анализ творчества видного представителя акмеизма, одного из лучших русских поэтов начала XX века Николая Гумилёва.

Наследие, личность, судьба Николая Степановича Гумилёва – поэта редкой индивидуальности – вызывает сейчас жгучий интерес. Да и не может быть иначе. Его творчество всегда привлекало чарующей новизной и смелостью, остротой чувств, взволнованной мыслью. Жизнь – мужеством и силой духа. Долгие десятилетия стихотворения Гумилёва не переиздавались. Имя его изредка упоминалось. Меня его стихотворения поразили, и это определило мой выбор. Почему именно экзотика так привлекала Гумилёва? Что это – мальчишеское стремление к приключениям?
Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:
•  изучение литературы по теме исследования;
•  приобщение к сложным духовным поискам литературы Серебряного века через осознание особенностей поэзии Николая Гумилёва;
• выявление истоков поэтического творчества Гумилёва.
Материалом для исследования послужили стихотворения Гумилёва, мемуарные и биографические материалы, статьи и исследования.
Объект исследования: экзотика в стихах Николая Гумилёва. Методы исследования: анализ стихотворений, сопоставительный анализ поэтических текстов.

Глава 1. Общая характеристика лирики

    Николай Гумилёв – один из известных поэтов конца 19 - начала 20 века, легендарная личность. Но, увы, заслуги поэта–акмеиста высоко ценили только после смерти, что лишило его возможности создать ещё множество произведений.
    Романтик, поэт, путешественник, воин – в каких только образах не предстаёт перед нами лирический герой его творений! Стихотворения поэта отличают романтика и экзотичность. В этом заключается новаторство его творчества. В лирике Гумилева много упоминаний об Африке, чудесных местечках нашей страны.
    Поэта не интересует посредственность, обыденность, его влекут неизведанные дальние края и просторы планеты.                                                                                                                                С чего начать исследование новизны  в творчестве Гумилева? Я думаю, что с более подробного знакомства с его лирикой.                                                                                                                              Лирике Гумилёва присущи возвышенные, экзотические мотивы, навеянные «музой дальних странствий». Три путешествия в Африку определили основные темы его поэтических сборников «Романтические цветы», «Жемчуга», «Чужое небо» и др. Полный тайн и экзотики, жаркого солнца и неведомых растений, удивительных птиц и животных, африканский мир в стихах Гумилева пленяет щедростью звуков и буйством красок. Отголоски африканских впечатлений слышны и в поздних стихотворениях автора с философской, религиозной и социальной проблематикой.

Именно этой теме посвящен сборник «Озеро Чад», в том числе, стихотворение «Жираф»

На таинственном озере Чад

Посреди вековых баобабов

Вырезные фелуки стремят

На заре величавых арабов.

.    С первых строчек стихотворения перед нами открывается довольно безрадостная картина. Мы видим грустную девушку, она сидит, наверное, у окна, подтянув к груди коленки, и сквозь пелену слёз смотрит на улицу. Рядом лирический герой, который, стараясь её утешить и развлечь, ведёт рассказ о далёкой Африке, об озере Чад. Так взрослые, стараясь утешить ребенка, поведывают о чудесных краях, о «прекрасном далёко». Перед нами – чудесная страна, где «бродит» жираф. Он описан как существо небывало красивое, главный эпитет, характеризующий его – «изысканный». Это не просто животное, это - символ изящества, экзотики. Непревзойденное художественное мастерство Гумилёва помогло создать многозначные, метафорические образы. Умело применяя звуковой символизм, поэт использует гласные «о», «а», «е», что помогает передать красоту и изысканность образа, придаёт легкость и плавность строкам: «грациозная стройность и нега дана», «бег его плавен, как радостный птичий полёт», «волшебный узор». Автор сравнивает узор животного с луной, отражающейся в воде, а бег животного - с парусами корабля. Жираф выступает как воплощение надежды, ведь, если вдали видны паруса, скоро покажется и корабль. Подобное сравнение еще раз настраивает читателя на романтический лад, ведь море – это всегда путешествия, экзотика, таинственность.

     Но прекрасен не только жираф, но и всё, что его окружает. Это чудо обитает в «мраморном гроте». Чудесны луна и небо, озера и пустыни, земля молча созерцает свои красоты и «много чудесного видит…». Гумилев не ставит целью противопоставить жирафа окружающей действительности. Да, он – воплощение нереального, загадочного, но, в то же время, всё это достижимо! Задача Гумилева в том, чтобы другие смогли почувствовать близость той невероятной загадочности, которую ему удалось познать.

    Поэт много путешествовал и многому научился: «Я знаю веселые сказки таинственных стран, про чёрную деву, про страсть молодого вождя». Он пытается открыть другим глаза на бескрайний, многогранный, удивительный мир. Но могут ли его знания быть кому- то полезны? Лирический герой наталкивается на стену непонимания, так как все отказываются принять очевидное. Но прекрасен не только жираф, но и всё, что его окружает. Это чудо обитает в «мраморном гроте». Чудесны луна и небо, озера и пустыни, земля молча созерцает свои красоты и «много чудесного видит…». Гумилев не ставит целью противопоставить жирафа окружающей действительности. Да, он – воплощение нереального, загадочного, но, в то же время, всё это достижимо! Задача Гумилева в том, чтобы другие смогли почувствовать близость той невероятной загадочности, которую ему удалось познать.                                           С ранних стихов Гумилев утвердил исключительность своей мечты, спасающей от скуки обыденного существования. В сборнике «Романтические цветы» была развита тема «битвы» за небывалую красоту. На этом пути лирический герой смело зовет «смерть любую»:

Я с нею буду биться до конца,

И, может быть, рукою мертвеца

Я лилию добуду голубую.

 Поклонение «сокровищам немыслимых фантазий» проявилось и в стихах, написанных по впечатлениям от путешествий, в частности, в Африку. Что это – жизнь или мираж – в стихотворении «Лесной пожар»:

Резкий грохот, тяжкий топот,

Вой, мычанье, стон и рев,

И зловеще-тихий ропот

Закипающих ручьев.

Вот несется слон-пустынник,

Лев стремительно бежит,

Обезьяна держит финик

И пронзительно визжит.

С вепрем стиснутый бок о бок

Легкий волк, душа ловитв,

Зубы белы, взор не робок –

Николай Гумилев был младшим современником таких известных поэтов, как В. Брюсов, К. Бальмонт, А. Блок, которые тогда уже считались законодателями российской поэзии. Он и сам увлекался их стихами, но подражать никому не хотел. Гумилев все время стремился выделиться из круга тогдашней словесности, обратить на себя внимание даже своим внешним обликом. Многое в его внешности сразу привлекало взгляды: неправильно посаженные глаза, слегка косившие, короткая стрижка, необычная одежда, в которой всегда присутствовали какие-нибудь экзотические детали – оленья доха или галстук необычного оттенка.                    Гумилев начал свой творческий путь в период расцвета символистской поэзии. Не удивительно, что в его ранней лирике весьма ощутима зависимость от этого литературного направления. Интересно, что будущий акмеист ориентировался не на молодых символистов, а на их старшее поколение, прежде всего Бальмонта и Брюсова.                                                     Однако даже на фоне брюсовской лирической героини позиция раннего Гумилева отличалась особой энергией. Для его лирического героя нет пропасти между действительностью и мечтой: Гумилев утверждает приоритет дерзких грез, вольной фантазии. Действие произведений происходит в земной жизни, источником событий служит деятельность человека; лирический герой акмеистического периода творчества Гумилева – не просто созерцатель жизни, но и ее строитель и открыватель.

В изучении жизни герою сопутствует Муза Дальних Странствий (из стихотворения "Открытие Америки"). Она пробуждается не зовом пространств и времен, а самоуглублением личности, ее "огнедышащей беседой", "усмирением усталой плоти". Но такое "путешествие", может быть, еще труднее и ответственнее. Сурово развенчивается якобы присущая всем прежде близорукость:

Мы никогда не понимали                                                                        Того, что стоило понять.

    Гумилев обращается к мифологии, творчеству ушедших из жизни мастеров. Но лишь затем, чтобы выверить в чужом опыте свой опыт Прекрасного в человеческой душе. Оно соотнесено с искусством, поэтому лирический герой иногда становится поэтом. Ему адресована высокая цель – слагать "окрыленные стихи, расковывая сон стихий". Среди глухих, непрозревших

И символ горнего величья,                                                                                                             Как некий благостный завет,                                                                                                           Высокое косноязычье                                                                                                                      Тебе даруется, поэт.

Путь лирического героя тернист, неотъемлемой частью его являются страдания. В них растет мудрая требовательность человека к себе: "…как могли мы прежде жить в покое…". Отсюда вырастает подлинно гумилевская тема души и тела:

Расцветает дух, как роза мая,                                                            Как огонь, он разрывает тьму,                                                                                                              Тело, ничего не понимая,                                                                                                                  Слепо повинуется ему.

Маяк поиска пути для лирического героя никогда не гаснет, так как обещает вернуть "потерянное навсегда". Поэтому он называет себя "хмурым странником", который "снова должен ехать, должен видеть". Под этим знаком предстают встречи со Швейцарией, Норвежскими горами, Северным морем, садом в Каире. И складываются на этой вещественной основе емкие, обобщающие образы печального странничества: блуждание, "как по руслам высохших рек", "слепые переходы пространств и времен".

В 1909 г. было опубликовано заглавие стихотворения цикла "Капитаны", которое для читателей 1910-х гг. стало своего рода визитной карточкой поэта. На первом плане в нем – созданный воображением автора образ капитанов, живописная проекция представлений поэта об идеале современного человека. Этот человек, близкий лирическому герою раннего Гумилева, обретает себя в романтике странствий. Его влечет линия отступающего горизонта и призывное мерцание далекой звезды – прочь от домашнего уюта и будней цивилизации. Мир открывается ему, будто первому человеку, в своей первозданной свежести, обещая череду приключений, радость открытий и пьянящий вкус побед.

Герой Гумилева охвачен жаждой географической новизны, для него "как будто не все пересчитаны звезды". Он пришел в этот мир не мечтательным созерцателем, но волевым участником творящейся на его глазах жизни. Потому действительность кажется ему сменяющими друг друга моментами преследования, борьбы, преодоления.

Неистребимая жажда странствий владела Гумилёвым всю жизнь. Вполне возможно, что рассказы отца, корабельного врача, его дяди, контр-адмирала, увлечение приключенческой литературой оказали влияние на формирование мировосприятия Николая Гумилёва.

Не по залам и по салонам,
Тёмным платьям и пиджакам –
Я читаю стихи драконам,

Водопадам и облакам.
(«Я и вы»)

Первое путешествие в Абиссинию Гумилёв совершил в 1910 году. Позже он был в Африке, Судане, Египте. Интерес к Востоку – это не дань моде того времени. Романтик, поэт, исследователь, Николай Гумилёв проникся искренней любовью к далёкому континенту. Он собирал и изучал фольклор, первым перевёл вавилонский эпос «Гильгамеш». Коллекция Гумилёва в Этнографическом музее Академии наук уступает лишь собранию Миклухо-Маклая.

Следует отметить, что Николай Гумилёв всегда искал трудный путь, постоянно был готов к подвигу. В августе 1914 года добровольцем идёт на войну.
За отличие в боях и личное мужество Гумилёв был произведён в унтер-офицеры, потом в прапорщики и дважды награждён солдатским орденом – Георгиевским крестом. Он писал о себе в 1920 году:

Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, беспокойный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею нетронутую грудь.
(«Память»)

Возвращение в Россию после войны – это возвращение к её истории, к её традициям, к её духу. «Золотое сердце России мерно бьётся в груди моей» - строки, которые могут стать эпиграфом к поздним произведениям Гумилёва, трогающим до слёз, до сердечных спазм, до полного слияния с лирическим героем, открывшим для себя после дальних странствий Родину.

 ...Как не погнулись – о горе! –
Как не покинули мест
Крест на Казанском соборе

И на Исакии крест?
Над потрясённой столицей
Выстрелы, крики, набат...
(«Мужики»)

Поэтика поздней лирики Гумилева характеризуется отходом от формальных принципов акмеизма и нарастанием интимно-исповедального лиризма. Его стихи наполняются чувством тревоги, эсхатологическими видениями, ощущениями экзистенциального трагизма. Пафос покорения и оптимистических дерзаний сменяется позицией трагического стоицизма, мужественного неприятия. Чувственно воспринимаемые образы в его стихотворениях преображаются смелыми метафорами, неожиданными сравнениями. Часто стихотворная композиция строится на развертывании ключевой метафоры, которая к финалу перерастает в символ. Поэт не довольствуется теперь красочной предметностью описаний, прозревает жизнь гораздо глубже ее наружных примет.

Поздняя лирика Гумилева по своему тону и глубинному содержанию значительно ближе к символизму, чем к акмеизму. Он сохранил и здесь романтическую исключительность, причудливость душевных процессов. Но именно таким бесконечно дорого нам слово Мастера.

Глава 2. Акмеизм в стихах Гумилева

         Николай Степанович Гумилев, как, пожалуй, никто из современных ему поэтов, был личностью действенного волевого усилия. Это оригинальное, типичное гумилевское волевое начало, определившееся в нем еще в весьма раннем возрасте, проходит и через все его творчество, и через всю жизнь. Литературное мастерство – от начала и до конца – достигалось им путем постоянных и глубоких изучений предмета. В дальнейшей его творческой судьбе это также повлияло и на успешные шаги в области критики поэзии. В окружающей Николая Гумилева пишущей среде он приобрел звание Мастера. Да и литературное объединение, которое он одно время возглавлял, называлось «Цех поэтов» не только по профессиональной цеховой замкнутости, но и по цеховой, профессиональной исполнительности высокого класса мастеров. С первых лет становление мастера-поэта являлось и становлением целеустремленной и наделенной ярким романтическим воображением человеческой индивидуальности. В 1906 году в возрасте 20 лет Николай совершает свое первое морское путешествие. Далее в его биографии имеет место поездка в Сорбонну с целью изучения французской литературы. Душа мастера, буквально истязавшего себя усилиями в стремлении постичь современную форму стиха, овладеть ею, находила образы в поэзии и отчасти в живописи Франции.

В 1910 году разгорается полемика вокруг символизма, выявившая глубинный кризис этого литературного направления. Как реакция на символизм возникает новое литературное течение – акмеизм, родоначальниками которого принято считать Н.Гумилева и С.Городецкого. Итак, начало акмеистическому течению в литературе было положено.

Акмеистов интересует реальный, а не потусторонний мир, красота жизни в её конкретно-чувственных проявлениях. Туманности и намёкам символизма было противопоставлено мажорное восприятие действительности, достоверность образа, чёткость композиции. В чём-то поэзия акмеизма – возрождение «золотого века», времени Пушкина и Баратынского. Затуманенное стекло поэзии было тщательно протёрто акмеистами и заиграло яркими красками реального мира.
Акмеисты провозгласили освобождение поэзии от символистских порывов к идеальному и призвали вернуться от многозначности образов к материальному миру, предмету, естеству. Но и их поэзии были присущи склонность к эстетизму, к поэтизации чувств. Это хорошо просматривается на примере творчества видного представителя акмеизма, одного из лучших русских поэтов ХХ века Николая Гумилева, чьи стихи не могут не поражать нас красотой слова, возвышенностью созданных образов.

Во многом принципы акмеизма родились в результате теоретического осмысления Гумилевым собственной поэтической практики. Более того, как показала недолгая история этого течения, из крупных поэтов только Гумилев и оказался «настоящим» акмеистом (помимо дореволюционной лирики принципы акмеизма воплотились в стихотворениях предпоследнего сборника поэта «Шатер»).

Ключевыми в акмеизме оказались категории автономии, равновесия, конкретности. «Место действия» лирических произведений акмеистов – земная жизнь, источник событийности – деятельность самого человека. Лирический герой акмеистического периода творчества Гумилева – не пассивный созерцатель жизненных мистерий, но устроитель и открыватель земной красоты. Поэт верит в созидательную силу слова, в котором ценит не летучесть, а постоянство семантических качеств. В стихотворениях сборника «Чужое небо» (вершина Гумилевского акмеизма) – умеренность экспрессии, словесная дисциплина, равновесие чувства и образа, содержания и формы.

Стихотворения этого сборника говорят о том, что к явлениям поэзии Гумилев начинает подходить аналитически, с точки зрения науки. Основные положения его теории изложены в статье «Наследие символизма и акмеизм».

Глава 3. Сопоставительный анализ стихотворений «Капитаны» и «Канцона вторая»

Среди других поэтов серебряного века Николай Гумилев выделяется значительностью свершившийся в его лирике эволюции. Не случайно и многие мемуаристы, оставившие воспоминания о нем, и большинство критиков и следователей поэзии Гумилева писали, прежде всего, о заметном качественном росте его творчества, о тематической и стилевой трансформации поэзии. Параллельно с расширением тематического содержания лирика Гумилева последовательно углублялась, а рост формального мастерства поэта был лишь внешним выражением духовного роста его лирического героя.                                                          Сопоставим первое стихотворение цикла «Капитаны» и «Канцону вторую».
«Капитаны» построены как поэтическое описание живописного полотна (какой вам представляется эта картина?). Морской фон прописан при помощи стандартных приемов художественной маринистики («скалы», «ураганы», «клочья пены», «гребни волн»). В центре живописной композиции – вознесенный над стихией и толпой статистов-матросов сильный человек, будто сошедший со страниц прозы Р. Киплинга (Гумилев увлекался творчеством этого английского писателя).                                                                                                                Одним из принципиальных тезисов акмеистических манифестов стал тезис о доверии к трехмерному миру, о художественном освоении многообразного и яркого земного мира. Действительно, на фоне символистской образности ранние стихотворения Гумилева выглядят более конкретными и сочными. Они выстроены по законам риторической ясности и композиционного равновесия (ясность и равновесие – еще два важных стилевых принципа акмеизма). Однако большая степень предметности, которая заметна в «Капитанах», сама по себе не гарантировала приближения поэта к социально-исторической реальности и тем более – содержательного углубления лирики.                                                                                           Менялся лишь тип лиризма – на смену интимно-исповедальной приходила манера опосредованного выражения, когда поэт избегал открытой рефлексии, как бы «переводя» свое настроение на язык зримых, графически четких образов. Сами же эти образы чаще ассоциировались с «мирами искусств» (театром, живописью, наследием прежних литературных эпох), чем с конкретной исторической реальностью предреволюционного десятилетия в России.                                                                                                                   Самый экспрессивный образ «теневой» жизни создается неожиданной «материализацией» категории времени во второй строфе.                                                                                              Как видим, если прежде стилю Гумилева была свойственна эстетизированная, декоративная предметность, то в стихах последнего сборника материальность, фактурность тех или иных деталей служит совсем не орнаментальным целям. Вместо праздничной украшенности лирическому герою открывается теперь ограниченность земной жизни. Земное существование утратило для него самоценность.                                                                                                   Среди других поэтов серебряного века Н. Гумилев выделяется значительностью свершившейся в его лирике эволюции. Не случайно и многие мемуаристы, оставившие воспоминания о нем, и большинство критиков и исследователей поэзии Гумилева писали прежде всего о заметном качественном росте его творчества, о тематической и стилевой трансформации поэзии. Параллельно с расширением тематического содержания лирика Гумилева последовательно углублялась, а рост формального мастерства поэта был лишь внешним выражением духовного роста его лирического героя. Между стихотворениями первых трех сборников Гумилева и шедеврами его последней поэтической книги – не только преемственность (она, конечно, ощутима), но и контраст. Порой этот контраст даже интерпретируется как разрыв или неожиданная метаморфоза.                                                    При всей яркости образов и продуманности композиции в «Канцоне второй» нет самоцельной живописности. Изобразительные задачи уступили здесь место выразительным: стихотворение воспринимается как «пейзаж души», как непосредственная лирическая исповедь поэта. Поздняя поэзия Гумилева подтвердила один из тезисов, высказанных им в статье «Читатель»: «Поэзия и религия – две стороны одной и той же монеты. И та, и другая требуют от человека духовной работы. Но не во имя практической цели, как этика и эстетика, а во имя высшей, неизвестной им самим».                                                                                                                  Герой Гумилева охвачен жаждой открытий, для него «как будто не все пересчитаны звезды». Он пришел в этот мир не мечтательным созерцателем, но волевым участником творящейся на его глазах жизни. Потому действительность состоит для него из сменяющих друг друга моментов преследования, борьбы, преодоления. Характерно, что в центральной четвертой и пятой строфах стихотворения образ «капитана» предстает в момент противоборства – сначала с разъяренной морской стихией («трепещущий мостик», «клочья пены»), а потом с матросской командой («бунт на борту»).                                                                                     Автор так захвачен поэтизацией волевого импульса, что не замечает, как грамматическое множественное число («ведут капитаны») в пределах одного сложного предложения меняется на единственное число («кто… отмечает… вспоминает… или… рвет»). В этой синтаксической несогласованности проявляется присущее раннему Гумилеву колебание между «общим» и «крупным» планами изображения. С одной стороны, общий «морской» фон стихотворения создается размашистыми условно-романтическими контрастами («полярные – южные», «базальтовые- жемчужные», «мальстремы – мель»). С другой, – крупным планом подаются «изысканные» предметные подробности («клочья пены с высоких ботфорт», «золото… с розоватых брабантских манжет»).                                                                                              Однако его позднее творчество обнаруживает «тайное родство» с наследием символистской эпохи – тем более замечательное, что «преодоление символизма» поначалу как будто придавало главный смысл его поэтической работе.                                                                         Хотя стихотворение было написано Гумилевым за два года до организационного оформления акмеизма, в нем уже заметны тенденции акмеистической стилевой реформы. Это прежде всего установка на пробуждение у читателя пластических, а не музыкальных (как у символистов) представлений. В противоположность символизму, проникнутому «духом музыки», акмеизм будет ориентироваться на перекличку с пространственными искусствами – живописью, архитектурой, скульптурой.                                                                                                          Однако во внешнем облике капитана больше аксессуаров театральности, нарочитого дендизма, чем конкретных примет рискованной профессии. В нем – никакого намека на тяготы корабельного быта, даже метонимия «соль моря», попадая в один ряд с модной «тростью», эффектными «высокими ботфортами» и декоративными «кружевами», воспринимается как живописное украшение. Декоративным целям служат в стихотворении и лексическая экзотика («мальстремы», «фелуки»), и акустические эффекты. В звуковом составе стиха ощутимы попеременно накатывающиеся волны аллитераций на «з» («изгибы зеленых зыбей»), «р» («на разорванной карте… дерзостный»), «б» («бунт на борту обнаружив»).                  «Канцона вторая» Из сборника «Огненный столп» выдержана совсем в иной, чем «Капитаны», тональности. Вместо романтического жизнеутверждения – интонация скорбных разуверений, вместо яркой экзотики – приметы «проклятого захолустья». Если ранний Гумилев чуждался индивидуальных признаний и слишком личного тона, то в сборнике «Огненный столп» именно жизнь души и тревоги сознания составляют содержательное ядро стихотворений.    Так, по мнению Вяч. Иванова, поэтическая судьба Гумилева «напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением внезапно ярко вспыхнувшей…  «Огненный столп» и непосредственно примыкающие… к этому сборнику стихи неизмеримо выше всего предшествующего ».    Ранний Гумилев отчетливо стремился к формальному совершенству стиха, он сторонился трудноуловимого, летучего, сложновыразимого – всего того, чему, по словам его учителя И. Анненского, «в этом мире ни созвучья, ни отзвука нет». Такое самоограничение поначалу сыграло свою положительную роль: он миновал участи стихотворцев-эпигонов символистской поэзии, сумел найти свою тему и постепенно выработать свой собственный стиль.

Сопоставим первое стихотворение цикла “Капитаны”, Опубликованное в первом номере журнала «Аполлон» в 1909 г., и «Канцону вторую», Вошедшую в последний сборник Гумилева «Огненный столп».  Первое из них стало для читателей 1910-х гг. своего рода визитной карточкой поэта. На первом плане в нем – созданный воображением поэта собирательный образ капитанов, живописная проекция представлений поэта об идеале современного ему человека. Этот человек, близкий лирическому герою раннего Гумилева, обретает себя в романтике странствий. Его влечет линия отступающего горизонта и призывное мерцание далекой звезды – прочь от домашнего уюта и будней цивилизации. Мир открывается ему, будто первому человеку, первозданной свежестью, он обещает череду приключений, радость открытий и пьянящий вкус побед.                                                            Важно, что монолог лирического героя в «Канцоне» обращен к родственной ему душе. Более того, именно интимная связь двух душ оказывается источником метафизической интуиции героя. Обещание «подлинного мира» он видит в «сокровенной грусти» возлюбленной. Место предметной конкретности в финале стихотворения занимает «символистский» способ выражения – образы-символы «огненного дурмана» и «ветра из далеких стран», предельно развеществленные сочетания «все сверканье, все движенье», интонация недоговоренности.       Такая эволюция названий отражает изменения в самом тематическом репертуаре поздней лирики. Главный мотив «Канцоны» – ощущение двоемирия, интуиция о жизни иной, исполненной смысла и красоты, в отличие от «посюстороннего» мира – мира «гниющего водоема» и пыльных дорог. Центральная оппозиция стихотворения задана парой местоименных наречий «здесь – там». Организующее начало «здешнего» теневого мира – грубая власть времени. Разворачивая метафору «плена времени», поэт использует вереницу олицетворений: лето механически листает «страницы дней», маятник оказывается палачом «заговорщиц-секунд», придорожные кусты одержимы жаждой смерти. На всем здесь – печать повторяемости, безжизненности, томительной безысходности. Даже в слове «пыльна», благодаря фонетическому сходству с глаголом «полонил», возникают неожиданные семантические отзвуки: пыль соотносится с пленом.                                                                Между стихотворениями первых трёх сборников Гумилёва и шедеврами его последней поэтической книги не только преемственность, но и контраст. орой этот контраст даже интерпретируется как разрыв или неожиданная метаморфоза. Так, по мнению Вячеслава Иванова, поэтическая судьба Гумилёва «напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением внезапно ярко вспыхнувшей...<…>...»Огненный столп» и непосредственно примыкающие... к этому сборнику стихи неизмеримо выше всего предшествующего»

Заключение

Николай Гумилев был далеко незаурядной личностью с удивительной и

вместе с тем трагичной судьбой. Не подлежит сомнению его талант как поэта и

литературного критика.

Прекрасный художник, он оставил

интересное и значительное наследие, оказал несомненное влияние на развитие

российской поэзии. Его ученикам и последователям, наряду с высоким

романтизмом, свойственна предельная точность поэтической формы, так ценимая

самим Гумилевым, одним из лучших русских поэтов начала XX века.

    Почему Гумилёв обратился к экзотике в своём поэтическом творчестве?
Познакомившись подробно с творчеством Гумилёва и проанализировав некоторые стихотворения, я пришёл к выводу, что Гумилёва увлекало всё неординарное, экзотическое: будь то корабль Летучего Голландца, огни святого Эльма, тёмнокожие мулатки, берега Красного моря, владыки Судана – всего и не перечислить. Гумилёв сформировал новую стихотворную технику. Его стихотворения требуют от читателя умственной работы, сотворчества, сильного, равного по мощности эстетического порыва. Поэт уходит в стихию символа и мистики, в его стихотворениях трудно отличить, что вымысел, а что сама реальность, поэтический образ становится глубоким, неоднозначным. Это можно назвать новым романтизмом, пронизанным лирико-философским содержанием.

Каждое стихотворение Гумилёва открывает новую грань взглядов поэта, его настроений, видения мира. Полноту мира помогает нам ощутить содержание и изысканный стиль стихотворений Гумилёва. Это живое доказательство того, что человек может уйти от серой будничности, создать колоритный, интересный мир.

«Новые земли» Гумилева – это прекрасный, глубокий символ расширения человеческого сознания, устремление в новые пространства духа:

Но в мире есть иные области,
Луной мучительной томимы.
Для высшей силы, высшей доблести

Они вовек недостижимы.
(«Капитаны»)

Выдающийся поэт, одна из гениальных индивидуальностей, яркая звезда на поэтическом небосклоне, Николай Гумилёв оставил после себя интересное наследие, оказал значительное влияние на развитие российской поэзии. Поэт эффектный, запоминающийся. Юношеский и вечно юный. Певец экзотики. Прекрасный художник. Его ученикам и последователям, наряду с высоким романтизмом, свойственна предельная точность поэтической формы, так ценимая самим Гумилевым, одним из лучших русских поэтов начала ХХ века. «Горька судьба поэтов всех племен» - эта строчка умиравшего в Сибири Кюхельбекера, увы, протянулась и в двадцатый век. Но тяжесть и гибельность судьбы, пусть и посмертно, смягчается, если поэту удается обрести своего читателя, душа которого оказывается созвучна душе умерщвленного автора и который может прочитать адресованное ему послание, не безразлично скользнув по строкам взглядом, а перенесясь в мир писавшего и надеявшегося на сочувствие. Поэтому надо искать в своей душе те стороны, которые позволят ей хоть на краткое время зазвучать в лад с душой погибшего поэта.

Прекрасный художник, он оставил интересное и значительное наследие, оказал несомненное влияние на развитие российской поэзии. Его ученикам и последователям, наряду с высоким

романтизмом, свойственна предельная точность поэтической формы, так ценимая

самим Гумилевым, одним из лучших русских поэтов начала XX века.

Список использованной литературы

I. Абовская С., Склярова О. Серебряный век русской поэзии. Москва ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2012год.

2. Николай Гумилев в воспоминаниях современников / Сост. В.Крейд. Репринтное издание. – М., 1990.

3. Панкеев И.А. Николай Гумилев. Биография писателя. – М., 1995.

4. Тименчик Р. Иннокентий Анненский и Николай Гумилев // Вопросы литературы. – 1987. - №2.

Волкова, А. Читаем стихи о животных / А. Волкова// Литература (Прилож. к "1 Сент."). - 2006. - N 4 (Февраль). - С. 9-14.
Знакомство со стихотворениями Н. Гумилева "Жираф", "Носорог".
5. Фельдман Д.М. Дело Гумилева // Новый мир. – 1989. - №4.

II. Статьи и исследования

• Айхенвальд Ю. Гумилев // Айхенвальд Ю. Поэты и поэтессы. – М., 1992.

• Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. – Л., 1997.

• Иванов Вяч. Вс. Звездная вспышка (Поэтический мир Н.С.Гумилева) // Взгляд: Сборник. – М., 1988.

• Николай Гумилев: Исследования и материалы. Библиография. – СПб., 1994.

• Павловский А. Николай Гумилев // Вопросы литературы. – 1986. - №10.

• Панкеев И.А. «Высокое косноязычье». Николай Гумилев: Судьба. Биография. Творчество // Литература в школе . – 1990.

III. О Николае Гумилёве

• Гумилёв Н. Наследие символизма и акмеизма //Русская литература ХХ века. Дооктябрьский период /Сост. Н.А.Трифонов. – М., !980.

• Гумилёв Николай. Стихи. Поэмы. – Тбилиси, 1988.

• Гумилёв Николай. Избранное /Сост. И.А.Панкеев. – М., 1990.