Данная работа посвящена 200-летию со дня рождения поэта, литературного и общественного деятеля Николая Владимировича Станкевича и содержит материал о литературно-философском кружке, созданном им в 30-ых годах 19 века.
Вложение | Размер |
---|---|
referat_kalin_o._kruzhok_stankevicha.docx | 47.81 КБ |
Муниципальное казенное общеобразовательное учреждение
«Богучарская общеобразовательная школа № 2»
Калин Оксана Юрьевна,
учащаяся 7 «Б» класса.
Руководитель:
учитель русского языка и литературы
Еремченко Е.В.
г. Богучар
2013 г.
Содержание.
"Предмет этот имеет высокую важность
для истории нашей литературы,
потому что из тесного дружеского кружка,
о котором мы говорим и душою которого был Н. В. Станкевич,
скончавшийся в первой поре молодости,
вышли или впоследствии примкнули к нему
почти все те замечательные люди,
которых имена составляют честь нашей новой словесности,
от Кольцова до г. Тургенева.
Без сомнения, когда-нибудь этот благороднейший и
чистейший эпизод истории русской литературы
будет рассказан публике достойным образом»
Н.Г. Чернышевский
Общественно-историческая обстановка в России в I-ой трети XIX века
Кружок Станкевича - литературно-философское объединение, существовавшее в Москве с конца 1831 года и возникшее по инициативе Н. В. Станкевича. Кружок возник в тяжелой политической атмосфере 30-х годов, в условиях, когда мысль передовых русских людей напряженно искала выхода из того тупика, в который завела страну торжествующая реакция. Что же дальше? Какими путями пойдет развитие России? Эти те главные вопросы, от которых не мог уйти ни один честный, мыслящий человек. Но силы прогрессивно настроенных людей были рассредоточены, не организованы. Угроза свирепых репрессий, доносительство, предательство - все это давило сознание и парализовало волю к действию, к борьбе. Вот как Герцен оценивал политическую обстановку России тех лет: "Первые десять лет после 1825 года были страшны не только от открытого гонения всякой мысли, но от полнейшей пустоты, обличившейся в обществе; оно пало, оно было сбито с толку и запугано. Лучшие люди разглядывали, что прежние пути развития вряд возможны ли, новых не знали. Серое, осеннее небо тяжело и безотрадно заволокло душу[1]". Тем не менее в сознании общества подспудно вызревали процессы, отражавшие нарастающее напряжение общественно-политической жизни в стране. Один только 1830 год ознаменовался такими событиями, как Июльская революция во Франции, восстание в Польше, холерные бунты. Каждое из них имело огромный резонанс в России и было чревато весьма важными последствиями. Постепенно начинало расковываться общественное сознание. "Вольномыслие" проникало в самые различные сферы общества, в университеты, в журналистику, в литературу. Люди стали искать ответы на острые вопросы, каждодневно выдвигаемые жизнью. Испуг, вызванный страшными правительственными репрессиями 1825-1826 годов, ослабевал. У людей обострилась потребность более тесного общения друг с другом: разговаривать, обмениваться мнениями, спорить. На рубеже 20-30-х годов возникает множество различных кружков - политических, философских, литературных. В 1827 году была учинена расправа с кружком братьев Критских, а в 1831-м раскрыто "тайное общество Сунгурова"; в конце 1829 года Белинский создает так называемое "Литературное общество 11-го нумера", в 1830 году студент Московского университета И. А. Оболенский подает мысль об организации "Дружеского общества", а в следующем году ее осуществляет Я. Неверов, в этом кружке участвует и Станкевич. Почти одновременно с кружками Герцена и Станкевича создается кружок Н. Селивановского. Каждый из этих кружков был сам по себе характерным явлением русской общественной жизни. И все вместе они свидетельствовали об очень серьезных глубинных процессах, в ней происходивших.
В истории общественной жизни России 30-х гг. XIX в. кружок Н. В. Станкевича занимает важное место. Его уникальный дружеский состав способствовал созданию неповторимой духовной атмосферы, плодотворное влияние которой испытали многие современники. Участники этого кружка принадлежали к тому поколению, которое пережило в детстве, катастрофу 14 декабря 1825 года и было ею разбужено. Сам Н.В. Станкевич причислял себя к людям, "воспламененным идеями[2]".
Николай Владимирович Станкевич родился в 1813 году в селе Удеревка Острогожского уезда Воронежской губернии в богатой помещичьей семье. Окончил курс на словесном факультете Московского университета. Время его студенчества (1831 – 1834 годы) совпадает с переворотом во внутренней жизни Московского университета, когда с профессорской кафедры вместо прежнего монотонного чтения старых тетрадок послышалось живое слово, стремившееся удовлетворить нарождающиеся потребности общества. Большая перемена происходила и в московском студенчестве: студент превращался в молодого человека, поглощенного высшими стремлениями. Прежние патриархальные нравы, когда московские студенты более всего занимались пьянством, буйством, задиранием прохожих, отходит в область преданий. Начинается образование среди московских студентов тесно сплоченных кружков, желающих выяснить себе вопросы нравственные, философские, политические. Студенчество нового типа сгруппировалось по преимуществу в двух кружках - Станкевича и Герцена. Изучая главным образом немецкую идеалистическую философию, сначала Ф. Шеллинга, затем Г. Гегеля, члены С. к. не ставили себе, в отличие от кружка Герцена-Огарева, конкретных политических задач, но идейно они были близки к этому кружку; по словам Герцена, их роднило «... глубокое чувство отчуждения от официальной России, от среды, их окружавшей...»[3] .
В первый, университетский период (до 1834 г.) в кружок входили студенты Московского университета: Я. М. Неверов — будущий деятель народного просвещения, С. М. Строев — впоследствии историк, поэты В. И. Красов, И. П. Клюшников и А. А. Беер; был близок к кружку О. М. Бодянский. В 1832 в него вошёл К. С. Аксаков.
В 1834 году Н.В. Станкевич окончил университет и вернулся в Воронежскую губернию, где работал почётным смотрителем. Там он провел ряд нововведений, но желание полноценно реализоваться подтолкнуло его к возвращению в Москву (1835 год).
Второй, послеуниверситетский период — наиболее активный в деятельности кружка. В нём участвовали В. Г. Белинский, которого Станкевич прозвал «Неистовым Виссарионом», М. А. Бакунин, П. Я. Петров — будущий учёный-востоковед, В. П. Боткин и М. Н. Катков. Летом 1835 года они начинают просветительскую деятельностью в журнале «Телескоп». Близко к кружку стоял историк Т. Н. Грановский. Из не студентов весьма близок был к Станкевичу его земляк Кольцов, талант которого Станкевич первый оценил; он же издал первый сборник стихотворений Кольцова.
Члены кружка Станкевича были люди различных темпераментов и душевных организаций, но всех их соединяло обаяние необыкновенно светлой, истинно-идеальной личности главы кружка. Станкевич представляет собой чрезвычайно редкий пример литературного деятеля, наложившего свою печать на целый период русской литературы. В этом кружке не было места тем иерархическим отношениям, которые царили в «уставную» николаевскую эпоху.
Н.В. Станкевич, не обладая стремлением к серьёзному литературному творчеству, был очень талантливой личностью. Одаренный тонким эстетическим чутьем, горячей любовью к искусству, большим и ясным умом, способным разбираться в самых отвлеченных вопросах и глубоко вникать в их сущность, Станкевич давал окружающим могущественные духовные импульсы и будил лучшие силы ума и чувства. Его живая, часто остроумная беседа была необыкновенно плодотворна. Всякому спору он умел сообщать высокое направление; все мелкое и недостойное как-то само собой отпадало в его присутствии. Станкевич представлял собой удивительно гармоническое сочетание нравственных и умственных достоинств. В идеализме Станкевича не было ничего напускного или искусственно приподнятого; идеализм органически проникал все его существо.
В вопросах искусства настроение Станкевича и его кружка сказалось в необыкновенно высоких требованиях, предъявленных к современной литературе и современному театру, и в вытекавшей отсюда ненависти ко всему фальшивому и пошлому. При нелюбви самого Станкевича к журнальной деятельности, в текущей литературе выразителем духовной жизни кружка явился не он, а Белинский. Параллельное изучение переписки Станкевича и первых томов сочинений Белинского, обнимающих 1834 - 1837 гг., показывает, что великому искателю истины принадлежит несравненный блеск его вдохновенных статей, но само содержание новых идей, во имя которых он выступил, раньше было формулировано Станкевичем в письмах к друзьям и кружковых беседах.
Полноценно реализовать свои планы Станкевичу не удалось — прогрессировала давно мучавшая его болезнь — туберкулёз, в то время называемый «чахоткой». Поездка на Кавказ не принесла улучшения, и уже в 1837 г. Николай отправился на лечение в Карловы Вары. Этот курорт находился недалеко от Берлинского университета, где к тому времени уже учились Грановский и Неверов — и уже через 3 недели лечения больной покинул курорт.
Н.В. Станкевич подолгу живал в Берлине, где вступил в тесное общение с душевно полюбившим его профессором философии гегельянцем Вердером. В это время в сферу его обаяния попал Тургенев. Тургенев писал, что «очень скоро почувствовал к нему уважение и нечто вроде боязни, проистекавшей, впрочем, не от его обхождения со мною, которое было весьма ласково, как со всеми, но от внутреннего сознания собственной недостойности». Еще из письма Тургенева: «Станкевич! Тебе я обязан моим возрождением: ты протянул мне руку — и указал мне цель». А вот как автор «Рудина» описывает внешний облик своего друга: «Во всем его существе, в движениях была какая-то грация и бессознательная distinction (исключительность) — точно он был царский сын, не знавший о своем происхождении».
Периодом наиболее интенсивной жизни кружка можно считать 1833-1837 годы, до отъезда Станкевича за границу. Хотя кружок продолжал формально существовать и позднее, он уже стал утрачивать свое влияние, участники его собирались уже не так регулярно. Брат поэта, Александр Станкевич, рассказывает в своих неопубликованных воспоминаниях о Каткове: "После отъезда Н. В. Станкевича за границу в 1837 году его дружеский кружок еще оставался на некоторое время в Москве и чаще всего сходился у Вас. Петр. Боткина. У последнего появлялись, спорили, беседовали и читали разные литературные новости лица из бывшего кружка Станкевича: Белинский, Клюшников, М. А. Бакунин, А. В. Кольцов, когда по временам проживал в Москве для своих дел[4]" Но все сильнее начинали сказываться центробежные силы. С отъездом осенью 1839 года Белинского в Петербург кружок фактически прекратил существование.
В 1840 году 27-летний Станкевич умер в итальянском городке Нови, во сне, практически на руках сестры Михаила Бакунина Варвары. Благодаря трагизму судьбы Станкевича и цельности оставленного им впечатления, имя его стало талисманом для всего поколения 1840-х гг. и создало желание приблизиться к нему по нравственной красоте.
Отличительной чертой его отношения к товарищам было отсутствие властности. Все, кому привелось встречаться со Станкевичем, отзывались о нем с неизменным восхищением. Современники называли его "необыкновенным человеком" и "гениальной душой", "божественной личностью", "гордостью и надеждой", человеком, "призванным на великое дело". Его слово обладало в кругу друзей почти безграничной властью нравственного авторитета. Резко выговаривая однажды М. А. Бакунину за его стремление навязать всему кружку свой "гнетущий авторитет", Белинский противопоставлял ему Станкевича, который "никогда ни на кого не налагал авторитета, а всегда и для всех был авторитетом, потому что все добровольно и невольно сознавали превосходство его натуры над своею[5]."
Философская деятельность кружка Станкевича
Н.В. Станкевич объединил вокруг себя выдающихся мыслителей того времени — таких разных во взглядах, в душевной организации. Идеализм Станкевича, его умение направить беседу в нужное русло, способность вникнуть в самую суть спора, вкупе с подкупающим обаянием, делало его негласным лидером. Станкевич стремился увлечь друзей немецкой философией (в чем немало преуспел), которая утверждала способность человеческого ума познать истину, указать людям их предназначение, пробудить благородство, призвать к добру. При этом он настойчиво искал пути практического приложения своих теорий. И то, что Станкевич не успел воплотить в жизнь, сделали его друзья — поколение, которое подготовило своей деятельностью реформы 60-х годов.
Политические взгляды Н.В. Станкевича были достаточно умеренными. Он был человеком крайне деликатным и скромным, это предопределило и позицию кружка, и царящие в нем отношения. В нём уживались и западники, и славянофилы, и революционные демократы. Не было жесткого антагонизма «кто не с нами, тот против нас». В вопросах развития России у Станкевича были вполне традиционные догматы: законная власть, любовь к Отечеству, православная вера и просвещение как главное условие прогресса — «могущество ума, одушевленного добрым чувством». Николай Владимирович увлекся философией Гегеля и первым стал распространять его учение в кругу московской молодежи. Лекции по философии он слушал в Берлинском университете в одно и то же время и в той же аудитории, что и Карл Маркс.
Среди друзей Станкевича глубже и вернее всех понимал его Белинский. Он высоко ценил его, видел его слабые стороны и вместе с тем отдавал себе отчет в том, что Станкевич вовсе не то же самое, что К. Аксаков, Бакунин или Клюшников, и прежде всего потому, что он "всегда носил в душе... живую потребность выхода в простую, нормальную действительность[6]". А это служило для Белинского одним из самых важных критериев в оценке человека.
Станкевич был противником крепостного права, вместе с Иваном Тургеневым они дали клятву, что сделают все для того, чтобы крестьяне в России стали свободными. При этом он крайне неодобрительно относился к выступлению декабристов на Сенатской площади, считая, что реформа должна проводиться «сверху», а не революционно, и сочетаться с просвещением крестьянства. История показала, что путь Станкевича оказался более эффективным. Декабристы ничего не добились, а на решение Александра II отменить крепостное право большое влияние оказали «Записки охотника» Тургенева — человека, называвшего Станкевича своим учителем.
Кружок Станкевича объединял людей, отнюдь не одинаковых по темпераменту и уровню своего духовного развития, по степени зрелости своего общественного самосознания. Разумеется, особое место занимал в кружке Белинский, побуждавший своих друзей быть более восприимчивыми к живым социальным проблемам современности и более независимыми, смелыми в своем отношении к различным явлениям российской действительности. Нельзя сказать, чтобы эти старания Белинского вполне увенчались успехом, но они, во всяком случае, не были безрезультатными. Вспоминая много лет спустя свое участие в кружке Станкевича, К. Аксаков писал: "В этом кружке выработалось уже общее воззрение на Россию, на жизнь, на литературу, на мир[7]".
Кружок Станкевича пытался выработать целостное мировоззрение. Существенная роль в этом отношении предназначалась философии. Духовное развитие самого Станкевича было необыкновенно интенсивным, стремительным. Через профессора М. Г. Павлова и особенно Н. А. Мельгунова он познакомился с "любомудрием" и пережил кратковременное увлечение всем характерным для него комплексом философско-романтических идей. Одновременно его захватил поэтически восторженный идеализм Шеллинга. В марте 1835 года он сообщает Неверову, что раз в неделю, вместе с Клюшниковым, читает Шеллинга: "Мы хотим непременно вполне понять его, ясно увидеть ту точку, до которой мог дойти ум человеческий в свою долговременную жизнь[8]".
Станкевич всегда был убежден, что занятия философией - необходимая и обязательная ступень к любому другому роду духовной деятельности. Философия - "главное дело". Он готов признать, что всякое научное познание кажется ему односторонним, если оно не пронизано светом философской мысли. Например, изучая историю, он интересуется ею прежде всего как "философской задачей". С другой стороны, философия без истории - ничто, "знание будет слишком сухо и мертво". "С единством идей, - пишет он Бакунину, - надобно соединить разнообразие фактов - вот идеал знания; тогда оно будет поэзиею[9]". Своему другу Т. Н. Грановскому Станкевич советует не ограничиваться подобно большинству ученых лишь собиранием и систематизацией фактов, а "одушевить науку одною светлою идеею[10]". Под этим углом зрения Станкевича начинает интересовать Гегель. Он переводит и публикует в "Телескопе" (1835, № 13-15) обширную статью французского философа Жозефа Вильма "Опыт о философии Гегеля". Его сейчас особенно занимает вопрос о том, как соотносятся между собой познавательные возможности ума и чувства и какую роль в этом отношении играет вера, религия. Станкевич пишет специальную статью, до нас не дошедшую, - "О возможности философии как науки", в которой все эти вопросы должны были быть осмыслены.
Литературная деятельность членов кружка Станкевича
Среди членов кружка Станкевича писали стихи многие: Станкевич и Красов, Клюшников и Константин Аксаков, Катков и Павел Петров. Но поэтами в собственном значении слова можно назвать лишь первых четырех. Наиболее интересными и самобытными поэтическими индивидуальностями были Василий Красов и Иван Клюшников, творчество которых приветили Белинский и обширный круг читателей 30-40-х годов XIX века.
Станкевич всегда с иронией относился к собственному стихотворчеству. По словам Белинского, он "не терпел, чтобы его и в шутку называли литератором[11]". И это была не поза, а убеждение. Я. М. Неверов всячески побуждал своего друга писать стихи, мечтая увидеть в нем "второго Пушкина". Но Станкевич неизменно повторял, что его "призвание есть чистое мышление[12]". Неверов рассказывает: "В университете он не только не щеголял своим авторством, но даже не любил, когда возбуждалась об этом речь между товарищами[13]..." Правда, в университетские годы Станкевич продолжал еще кое-что печатать, "но не иначе, как по настоянию моему", -- свидетельствовал все тот же Неверов.
Около пятидесяти стихотворений и одна трагедия в стихах -- вот, собственно, все, что сохранилось от поэтического наследия Станкевича. Оно не очень значительно и по своему художественному уровню. Станкевич был, пожалуй, наименее интересным и профессиональным среди поэтов кружка, хотя по содержанию своего творчества и общей направленности был весьма типичен для него.
У Станкевича нет стихов, в которых он непосредственно и прямо откликался бы на социальные проблемы современности. Политические события начала 1830-х годов не дали пищи вдохновению молодого поэта. Лишь в отдельных произведениях проскальзывают патриотические, вольнолюбивые мотивы, В короткой стихотворной "Надписи к памятнику Пожарского и Минине" он приветствует "сынов отечества", поправших "хищного врага" и снискавших "признательность граждан". Апофеозом величия и могущества России звучит стихотворение "Кремль". Но наиболее ярко эти мотивы отразились в трагедии "Василий Шуйский", изданной Станкевичем в 1830 году. Она вышла за год до появления в печати пушкинского "Бориса Годунова". Всего за один год, хотя может показаться, что между этими произведениями пролегла целая литературная эпоха. Пьеса Станкевича написана в манере, близкой к героико-патриотической трагедии начала XIX века. На этой пьесе лежит еще печать архаической риторики, ей присущи некоторые приметы классицистической драматургии. И, однако, есть в трагедии Станкевича и нечто новое, роднящее ее уже с более поздней, декабристской традицией. Тираноборческий, патриотический пафос выражен здесь очень молодо, темпераментно, а порой -- и с такими идейными акцентами, которые не оставляли ни малейших сомнений относительно источника влияния, которое испытывал на себе юный автор.
Интересным и талантливым поэтом кружка Станкевича был В. И. Красов. Он выделялся среди своих друзей яркой поэтической одаренностью, значительным разнообразием мотивов своего творчества. Чернышевский недаром называл Красова "едва ли не лучшим из наших второстепенных поэтов в эпоху деятельности Кольцова и Лермонтова[14]".
Одним из самых характерных поэтов кружка Станкевича был Иван Петрович Клюшников, литературная судьба которого сложилась наиболее драматично. Его стихи, появлявшиеся на страницах "Московского наблюдателя" и "Отечественных записок", сразу же обратили на себя внимание читателей. Но имя поэта не было известно, оно было скрыто под интригующим криптонимом. В кружке Станкевича Клюшникова за его склонность к религиозно-философическим излияниям в шутку нарекли "феосом", то есть богом. Первой буквой этого греческого слова (фитой) он и стал подписывать свои стихи. Только близкие друзья знали, кто скрывается за этой таинственной подписью. Человек очень одаренный и вместе с тем повышенной нервной возбудимости, Клюшников острее многих других своих друзей переживал трагическую пору безвременья 30-х годов. Почти вся поэзия Клюшникова - это вопль страдания измученной души, это отчаянный поиск спасения при обстоятельствах, не оставляющих никакой надежды на спасение.
Самым плодовитым поэтом кружка Станкевича был Константин Сергеевич Аксаков. Сохранилось около двухсот его стихотворений и обширная драматическая пародия в стихах "Олег под Константинополем". Добрая половина стихотворений Аксакова относится к годам его пребывания в кружке Станкевича.
Во второй половине 30-х годов в поэзии Аксакова усиливается романтическое мировосприятие в характерном для кружка Станкевича преломлении. Реальный мир, отраженный в его поэзии, приобретает какие-то эфемерные формы. Становятся зыбкими границы, отделяющие мир земной от мира потустороннего. Быстротечности земного бытия противопоставляется таинственная бесконечность мироздания. Свойственное прежде Аксакову ощущение благости и гармонии жизни подменяется совершенно новым восприятием мира, в котором парят диссонансы, противоречия. Видное место в аксаковской лирике занимает философская тема. Ее герой живет в напряженных духовных исканиях. Его заботят вопросы жизни и смерти, он размышляет о познавательных возможностях человеческого разума, о том, как соотносятся между собой вера и знание. Причем надо сказать, что в своей философской поэзии Аксаков значительно менее рационалистичен и более непосредствен, лиричен, чем, скажем, Станкевич.
Союз ума и сердца…
Творчество поэтов кружка Станкевича - лишь эпизод в истории русской поэзии XIX века, но примечательный и не утративший своего значения по сию пору. Оно интересно искренностью своего чувства, чистотой нравственного поиска, общей своей духовной атмосферой. В своих стихах поэты кружка Станкевича прославляли разум, силу и красоту человеческого духа. Через туманности философии Шеллинга и Гегеля пробивалось их стремление к идеалу, к справедливому общественному устройству, к здоровым нормам человеческих отношений.
Станкевич и его друзья отличались светлой, необыкновенной убежденностью в силе и могуществе слова, в силе и могуществе искусства, прекрасного. Они глубоко верили в то, что воспитание изящного, образованного вкуса, занятие искусствами отлично служат целям духовного прогресса. Они верили, что эстетическое активно участвует в общественной жизни страны, в формировании человеческих душ.
И еще об одной важной и поучительной особенности кружка Станкевича следует сказать. Все его участники были связаны узами романтической дружбы - то есть товарищества, основанного на общности идейных взглядов и отношения к жизни, "Да, дружба наша неразрывна, - патетически писал однажды Станкевич М. Бакунину, - не отношения, не общий житейский интерес, не привычка связывает нас. Мы сошлись в идее, или, лучше сказать, в бескорыстной любви к добру, и этот союз вечен[15]". Кружок Станкевича интересен нам не только благородной устремленностью своих общественных идеалов, но также еще и как великолепный пример чистоты личных отношений, пронесенных через все идейные бури и житейские невзгоды и оплодотворивших не одно превосходное стихотворение. О душевных качествах самого Н.В. Станкевича высоко отзывались Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов. Его первый биограф П. В. Анненков писал о нём: «Это был живой идеал правды и чести».
Список использованной литературы
[1] А. И. Герцен. Былое и думы. - Собр. соч. в тридцати томах, т. 9, стр. 288.
[2] «Переписка Н. В. Станкевича (1830--1840)». М., 1914, стр. 286.
[3]А.И. Герцен. Собрание сочинений, т. 9, 1956, с. 36.
[4] Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина, М., 7310/4, 2.
[5] В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. 11. М., 1956, стр. 339.
[6] Письмо к Станкевичу от 5-8 октября 1838 г. Полное собрание сочинений, т. 11, стр. 307.
[7] К. Аксаков. Воспоминание студентства, стр. 17.
[8] «Переписка Станкевича», стр. 317.
[9] Письмо от 15 ноября 1835 г. - "Переписка Станкевича", стр. 587.
[10] Письмо от 14 июня 1836 г. - "Переписка Станкевича", стр. 447.
[11] Письмо к М. А. Бакунину от 10 сентября 1838 г. -- Полн. собр. соч., т. II. стр. 293.
[12]Отдел письменных источников Государственного исторического музея, ф. 372, д. No 22, л. 13 об.
[13] Н. Бродский. Я. М. Неверов и его автобиография, М., 1915, стр. 41.
[15] «Переписка Станкевича», стр. 618.
Сказка "Дятел, заяц и медведь"
Разлука
Кто должен измениться?
Злая мать и добрая тётя
Любили тебя без особых причин...