Знал ли Сталин о нападении Гитлера?

МУНИЦИПАЛЬНОЕ ОБЩЕЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

«ОСНОВНАЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ШКОЛА № 78»

Проект

Знал ли Сталин о нападении Гитлера?

Выполнила: Неловко Софья

ученица 9 «А» класса

Руководитель проекта:

Галкина А.Е.,

учитель истории и обществознания

МОУ «ООШ № 78»

1 квалификационной категории

Саратов 2013

СОДЕРЖАНИЕ    

1. Введение …………………………………………………………….. 2
2. Глава I  Отношения СССР и Германии в 1939-1941 годах.………..3
3. Глава II Агентурные данные по факту готовящейся войны

Глава II .1. Сведения международной разведки………………………6

Глава II .2. Данные внутренней разведки……………………………..10

4.Заключение……………………………………………………………24                        5.Библиография…………………………………………………………25

Введение.

             Много лет назад завершилась победой нашего народа страшная война, унесшая миллионы жизней. Для горькой памяти нет сроков. Меняется многое: государства, границы, люди, оценки прошлому. Не меняется память, все еще живы в воспоминаниях немногочисленных уже фронтовиков их боевые товарищи, павшие смертью храбрых на фронтах Великой Отечественной войны. Еще хранят седые вдовы старые фотографии и письма, бережно перелистывают в памяти недолгие счастливые дни и плачут, узнавая во взрослых внуках черты давно погибших молодых мужей. И не гаснет пламя вечного огня, зажженного живыми в память о погибших.

         Живя днем сегодняшним, мы не должны забывать, что есть прошлое, помнить в нем не только трагическое, но и героическое. Память не может быть жестокой, она должна быть заботой о будущем, чтобы, извлекая уроки, не повторить ошибок.

             В своей работе я попыталась  вспомнить, как начинались  развиваться события с 1939 – 1941 годах, повлекшие за собой неизбежность самого страшного периода для миллионов советских людей – Великая Отечественная война и был ли в этом виноват Иосиф Виссарионович?

Глава I.   Отношения СССР и Германии в 1939-1941 годах.

              Период 1939 — 1941 годов  имел ключевую роль в дипломатической игре в которой каждый из участников — Сталин, Гитлер, Чемберлен, Даладье — пытался перехитрить другого и всех вместе взятых, но именно вопрос стоял  в  политическом уравнении: Сталин — Гитлер. Ведь в это роковое для Европы время вплотную и, главное, без каких-либо посредников столкнулись эти личности. Каждый из них действовал в расчете на ту или иную прямую реакцию партнера, строя схему игры, в которой один хотел переиграть другого. Об этом Гитлер прямо говорил в кругу ближайших сподвижников, Сталин делился тем же со своими соратниками.

                 Был ли драматический поворот августа 1939 года результатом сговора, взаимного обмана или маневром? Или всем вместе? Над этими загадками бились и бьются политики и историки, перебирая довольно скудные архивные свидетельства, особенно касающиеся принятия решения о пакте Сталиным - пакт  Риббентропа-Молотова. Пакт Риббентропа-Молотова развязал руки Гитлеру, который с помощью Советского Союза наращивал экономическую и военную мощь Германии и молниеносными ударами оккупировал Францию и другие страны Европы. Одновременно он еще крепче привязал СССР к своей колеснице, как агрессора, лишая Сталина свободы маневрирования, компрометируя его, попутно убивая и Коминтерн. «Никто не скажет, что Гитлер стал коммунистом. Наоборот, все будут считать, что Сталин стал агентом фашизма. Но и ценою унизительного и предательского союза Сталин не купит главного: Мира»^[1] .

           Сегодня критики и обличители этого решения возмущенно спрашивают: как мог Сталин не видеть, что пакт выгоден Гитлеру, что он открывает Германии дорогу к разгрому Польши, что он оставляет Советский Союз один на один — без западных держав — с фашистской Германией?

               Если взглянуть на документы стратегического планирования Генштаба Красной Армии, то они — начиная с 1936 года — определяли Германию в качестве будущего противника на Западе. Оперативный план будущей войны, сформулированный в 1938 году, исходил именно из этого. В 1939 году он не изменялся (вплоть до августа 1940 г.). Сохранился этот «категорический императив» и в начале 1939 года, когда начались первые немецкие зондажи. Существует уникальный документ: дневник советского посла в Германии А.Ф. Мерекалова, который записал содержание его доклада на заседании Политбюро ЦК ВКП (б) 21 апреля 1939 года  , куда его вызвали из Берлина. Сталин задал послу простой вопрос:

— Скажи, пойдут на нас немцы или не пойдут?

Мерекалов ответил^[2]:

— Да, немцы неизбежно пойдут на Советский Союз. Пройдет 2 или 3 года, но неизбежен военный конфликт Германии и СССР, и исходя из этого необходимо строить наши политические отношения с ней.^[3]

        Документы говорят, что будущее нападение Германии на Советский Союз было для Сталина ясным. «На рассвете 22 июня 1941 года фашистская Германия без объявления войны неожиданно и вероломно напала на Советский Союз…» Эти слова — из выступления Сталина по радио 3 июля 1941 года. Гитлеровское вторжение было действительно вероломным, но вот «неожиданным» его никак нельзя назвать. В том же выступлении сам Сталин признавал, что 170 дивизий, брошенных Германией против СССР, были придвинуты к границам СССР и находились в полной готовности, ожидая лишь сигнала для вторжения. О какой же «неожиданности» могла идти речь?

Архивные материалы советской внешней разведки, имевшей два подразделения — разведывательную службу НКВД и Главное разведывательное управление (ГРУ) Генштаба, свидетельствуют о том, что руководству СССР систематически докладывалось о нарастании военной опасности. Сталин обладал достаточно полной и надежной информацией о замыслах Гитлера.

              Из воспоминаний Георгия Жукова. «В начале 1941г., когда нам стало известно о сосредоточении крупных немецких сил в Польше, Сталин обратился с личным письмом к Гитлеру, сообщив ему, что все это нам известно и создает у нас впечатление, что Германия собирается воевать против СССР. В ответ Гитлер послал Сталину личное письмо, где указал, что наши сведения верны, но сосредоточение его войск в Польше не направлено против Советского Союза, что он намерен строго соблюдать заключенный пакт, в чем ручается своей честью главы государства. А войска в Польше в других целях. Территория Германии подвергается сильным английским бомбардировкам и хорошо наблюдается англичанами с воздуха. Поэтому он был вынужден отвести крупные контингенты войск за Восток с тем, чтобы иметь возможность скрытно перевооружать и переформировать их там, в Польше».^[4]

           Жуков и Тимошенко убеждали Сталина привести Армию в полную боевую готовность. Они продолжали отстаивать свою точку зрения и на совещании в сталинском кабинете 18 июня в присутствии членов Политбюро. Все это ни к чему не привело. Сталин накричал на Жукова: «Ты что же пришел пугать нас войной? Или тебе нужна война? Может, тебе орденов не хватает или звание недостаточно высокое?» Далее угрожал: «Если будете продолжать провоцировать немцев на границе передвижением войск без нашего разрешения, полетят головы, помните мои слова». В течение мая и июня уже шли аресты авиационных командиров высокого ранга, представителей общевойскового командования и разведки.

            Почему Сталин не хотел никого слушать и доверял Гитлеру? Г.К.Жуков глубинной причиной сталинского поведения назвал страх. «Сталин надеялся, что ему удастся как-то избежать войны, которой он боялся».^[5]

Он полагал, что фанатичный фюрер ни за что не откажется от своей

главной цели: уничтожения Британской империи, а осуществить ее без колоссальных советских материальных и людских ресурсов никогда не сможет. Поэтому «вождь народов» не слушал предупреждений о готовящемся нападении Германии наркома обороны, Генштаба, руководителей советской разведки. А можно ли доверять словам Жукова?

Глава II . Агентурные данные по факту готовящейся войны

Глава II .1.Сведения международной разведки.

              В 1930-е годы советская разведка имела в ведущих странах Запада, а также в приграничных государствах разветвленную агентурную сеть. Опытными кадрами был укомплектован аппарат военных атташе при полпредствах за рубежом. Сталинские репрессии не обошли разведорганы, они были подвергнуты жесткой «чистке». Тем не менее в 1940–1941 годы зарубежная агентурная сеть была воссоздана. Особое значение приобретали источники информации непосредственно в Германии. Так, сначала 1940 года доверительные отношения с сотрудниками НКВД поддерживали жившие в Германии известная актриса Ольга Чехова и польский князь Януш Радзивилл, имевшие связи в высших нацистских кругах. Ценными информаторами были иностранные граждане, работавшие на советскую разведку, например, группа венгра Шандора Радо, действовавшая в Швейцарии.^[6] Одним из выдающихся советских разведчиков был Рихард Зорге, работавший в Японии. Насколько важны были добытые им данные, свидетельствуют его шифровки в центр ГРУ:

— 18 ноября 1940 года. Первое сообщение о возможном нападении Германии на Советский Союз.

— 28 декабря 1940 года. В районе Лейпцига формируется новая резервная армия вермахта из 40 дивизий.

— 1 марта 1941 года. Из Франции передислоцируются 20 немецких дивизий к советской границе, где уже находятся 80 дивизий. — 5 марта 1941 года. Получил микрофильм с телеграммы Риббентропа немецкому послу в Японии Отту с сообщением о том, что Германия начнет войну с Россией в середине июня 1941 г. Позже Зорге назовет точную дату нападения — 22 июня^[7].

              Уже за полтора года до начала войны из разных источников в Москву поступала тревожная информация о готовящемся нападении Гитлера. В донесении из Берлина от 20 января 1940 года говорилось: «Представитель Министерства иностранных дел сообщает, что СССР нам (немцам) нужен, чтобы разделаться на Западе… Нужно использовать теперешний момент, чтобы завоевать стопроцентное доверие СССР, а что Гитлер решит русский вопрос — это несомненно. Гитлер не будет делить господство в Европе со Сталиным». В другом донесении из Берлина от 26 июня 1940 года сообщалось, что Министерство путей сообщения Германии получило указание подготовить к концу 1940 года план перевозок с Запада на Восток. А вот информация из Парижа от 27 сентября 1940 года: «Немцы отказались от наступления на Англию, и ведущаяся подготовка к нему является лишь демонстрацией, чтобы скрыть переброску основных сил на Восток. Там уже имеется 106 дивизий»^[8]. Работающий на советскую разведку сотрудник МИД Германии барон фон Шелиа сообщил 29 декабря 1940 года: из высоко-информированных кругов стало известно, что Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР, и война будет объявлена в марте следующего года. Это сообщение было перепроверено и после получения подтверждения доложено по «большому списку», начиная со Сталина.

               Трудно переоценить значение информации о том, что  Гитлер начал готовиться к войне против СССР, и о том, что 18 декабря 1940 года он подписал директиву № 21 — план «Барбаросса». Руководству СССР, благодаря усилиям разведки, было известно и об издании директивы главного командования сухопутных войск  о стратегическом сосредоточении и развертывании на востоке трех групп армий — «Север», «Центр» и «Юг».

               Наиболее крупной советской разведывательной сетью в Европе была организация Харнака — Шульце-Бойзен, известная под именем «Красная капелла»^[9]. Ее члены, имевшие связи в правительственных кругах Германии, систематически поставляли службе внешней разведки НКВД ценную информацию военного и политического характера. 18–19 июня 1941 года на основе этих данных был подготовлен обзорный документ, переданный наркому госбезопасности Меркулову для доклада Сталину. Зная отношение Сталина к донесениям иностранной агентуры и опасаясь отрицательной реакции, Меркулов не решился подписать документ и передать его Сталину. Содержание документа было рассекречено и опубликовано лишь в 1991 году. В нем сообщалось о подготовке гитлеровцев к нападению на СССР, о конкретных мерах, проводимых немецкими государственными и военными органами в этих целях. Донесения охватывали период с 6 сентября 1940 года по 16 июня 1941 года. В них, к примеру, говорилось: «Штаб авиации Германии в январе 1941 года отдал распоряжение начать в широком масштабе разведывательные полеты над советской территорией с целью фотосъемки всей пограничной полосы. В сферу полетов включен Ленинград. Верховное командование вооруженных сил дало указание о составлении карт промышленности СССР. Составляются планы бомбардировок важнейших объектов. В частности, разработан план бомбардировки Ленинграда и Выборга».

Одно за другим поступают сообщения «Красной Капеллы» о концентрации немецких войск на Востоке. Начиная с марта 1941 года указываются сроки нападения на СССР — весной-летом 1941 года.

               В архиве Министерства иностранных дел РФ обнаружена шифрограмма из Берлина от 4 апреля 1941 года с грифом «Особая. Строго секретно». Полпред Деканозов докладывал советскому руководству обобщенные данные о подготовке Германии к нападению на Советский Союз. Документ содержал сведения о проведении мобилизации запасных и

призыве лиц 1922 года рождения, о переброске войск вермахта на Восток, о выпуске для солдат немецко-русских разговорников. В полпредство поступало много анонимных сообщений и телефонных звонков немецких граждан с предупреждениями о грозящей СССР опасности. О предстоящем военном конфликте между Германией и СССР открыто говорили в кругах дипкорпуса Берлина^[10].

                В предвоенные месяцы поток информации о подготовке Германии к войне нарастал. Из Берлина поступило сообщение о том, что с 12 января в немецкой армии запрещены отпуска. Источник из Бухареста сообщил 19 января, что в беседе с Антонеску Гитлер заявил, что первоочередной задачей Германии является завершение боевых действий с Югославией и Грецией, затем будет поставлен вопрос об СССР.

                 В марте 1941 года на основе поступивших в ГРУ новых донесений было подготовлено спецсообщение для руководства. В нем указывалось, что в министерствах Берлина убеждены в предстоящей войне против СССР. Датой нападения считают 1 мая 1941 года. Из Бухареста поступило сообщение, что нападение на СССР следует ожидать через три месяца, то есть в июне^[11]. Военный атташе в Берлине генерал Тупиков доложил 9 мая 1941 года план возможных действий немецкой армии против СССР. ГРУ информировало Сталина, Молотова и военных руководителей о боевом составе германской армии, о распределении ее войск против Англии и СССР, о группировке немецких войск против западных военных округов. На 1 июня здесь было сосредоточено 120–122 дивизии.

                10 апреля 1941 года были получены агентурные сведения о содержании беседы Гитлера с югославским принцем, во время которой Гитлер заявил, что он решил начать военные действия против СССР в конце июня 1941 года. В начале мая поступила информация о том, что военные приготовления на территории Польши проводятся открыто, немецкие офицеры прямо говорят о предстоящей войне между Германией и Советским Союзом. 6 июня из Софии поступили сообщения о переброске немецких войск из Болгарии и Греции в Румынию к советской границе. В тот же день была доложена информация о том, что на германо-советской границе сосредоточено около 4 миллионов немецких и румынских солдат. Все начальники аэродромов в Польше и Восточной Пруссии получили указание подготовиться к принятию самолетов.

 9, 11 и 13 июня поступали данные о заседании финского правительства, на котором решался вопрос о вступлении в войну против СССР на стороне Германии. В это же время пришла информация о прибытии в Финляндию немецкого транспорта с 1500 солдат на борту. Всего в Финляндии размещалось три немецких дивизии, а еще две ожидали погрузки в Штеттине. В Финляндии началась частичная мобилизация. Наиболее важные сведения были получены центром от двух разведгрупп из Берлина вечером 16 июня. В них говорилось: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Срочным спецсообщением эта информация была направлена Сталину и Молотову.

Глава II .2. Данные внутренней разведки.

             Развитие событий в марте-апреле и вплоть до июня 1941 года отчетливо свидетельствовало: война стучалась в дверь Советского Союза. Маршал Жуков вспоминал, что в связи с сосредоточением крупных немецких войск в Польше Сталин послал Гитлеру в начале 1941 года письмо. В нем говорилось, что «нам это известно, нас это удивляет и создает у нас впечатление, что Гитлер собирается воевать против нас». В личном и «доверительном» ответе Гитлера утверждалось, что сосредоточение немецких войск в Польше связано с необходимостью обезопасить их от налетов английской авиации на Западе. Гитлер заверял в своей верности германо-советскому пакту «честью главы государства». По мнению Жукова, Сталин поверил фальшивым заверениям фюрера. У советского руководства были совершенно необоснованные надежды на решение возникших проблем с Германией политическим путем при полной недооценке военно-стратегических факторов. Но пограничники, а, как правило, в первую очередь, разведка погранвойск, смогли окончательно установить, раньше зарубежных резидентур внешней и военной разведок СССР неоднократно проверить и подтвердить дату и время начала агрессии. Кроме того, именно разведка погранвойск смогла дважды (объяснение на этот счет приводится ниже) установить и зафиксировать начало выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции.По тем данным, которые официально рассекречены и опубликованы, впервые пограничники установили дату 22 июня как день начала агрессии 14 июня 1941 г. Произошло в результате задержания двух диверсантов на участке 19-й заставы 5-й комендатуры 87-го Ломжинского пограничного отряда НКВД Белорусской ССР.На допросах  задержанные диверсанты и сообщили о 22 июне как о дне начала нападения Германии на СССР.^[12]

Вторично дата 22 июня как день начала агрессии была установлена утром 18 июня 1941 г. и также в результате задержания группы диверсантов в количестве 8 человек. Задержание произошло в ночь на 18 июня и также на участке 19-й заставы этого же пограничного отряда. Кстати говоря, о том, что ее будут забрасывать, пограничники знали еще с 14-го числа от тех первых двух диверсантов, а также от своего закордонного агента.^[13]

Третий раз пограничники все того же 87-го пограничного отряда установили дату 22 июня как дату нападения Германии на СССР после задержания 19 июняочередной группы диверсантов.^[14]

Четвертый раз сведения о том, что 22 июня произойдет нападение, были получены во время допроса очередной группы диверсантов, которые были задержаны на участке 87-го погранотряда 20 июня.^[15]

Пятый раз эта же дата была подтверждена 20 июня все тем же 87-м пограничным отрядом с помощью закордонного агента «Маевского», оказавшего также и содействие в поимке упомянутых выше диверсантов.^[16]

Шестой раз дата 22 июня как день нападения Германии на СССР, была установлена закордонным агентом Белостокского УНКГБ Белорусской ССР. Установить его псевдоним пока не представляется возможным.  21 июня этот агент возвратился с сопредельной стороны, где находился с разведывательным заданием, и сообщил, что нападение произойдет рано утром 22 июня^[17].

Седьмой раз дата 22 июня была сообщена (20-21) июня армейскими разведчиками, действовавшими на Белостокском направлении.

Восьмой раз дата 22 июня была сообщена 21 июня утром прорвавшимся на советскую территорию агентом разведки пограничных войск Белорусского погранокруга. Установить его псевдоним пока не представляется возможным. Он информировал, что война начнется на рассвете 22 июня.^[18]

Девятый раз дата 22 июня как день нападения Германии на СССР, была установлена также агентом (установить псевдоним пока не представляется возможным) Белостокского УНКГБ Белорусской ССР, который в 1 ч. 30 мин 22 июня сумел прорваться через немецкие кордоны и перейти на советскую сторону.

Что касается информации от перебежчиков,^[19] и дружественно настроенных по отношению к СССР лиц, то и от них поступали серьезные данные. Также как и забрасывавшихся шпионов и диверсантов, их допрашивали сотрудники разведывательных отделов погранотрядов, которые затем и проверяли полученную таким образом информацию. Ниже приводятся официально преданные гласности путем публикаций данные в отношении лишь тех перебежчиков, которые назвали хотя бы относительно точно или же просто точно дату нападения.

В середине июня (установить точную дату пока не представилось возможным) советскую границу в Прибалтике перешел солдат дислоцировавшегося в Айдкунен 405-го пехотного полка вермахта, который на допросе показал, что, по словам генерала фон Ленгвица, инспектировавшего их часть, в ближайшие дни произойдет нападение Германии на СССР.^[20]

15 июня 1941 г. на участке 4-й комендатуры 93-го Лисковского пограничного отряда проживавшие на сопредельной стороне польские женщины выходили на берег пограничной реки и сложив рупором ладони, кричали советским пограничникам: «Советы, Советы, скоро будет война! Советы, через тыждень (по-польски – неделя; - А.М.) будет война!». Это было зафиксировано сотрудниками разведки погранвойск и доложено по инстанции. 

18 июня 1941 г. на участке 98-го Любомльского погранотряда Управления пограничных войск НКВД Украинской ССР границу перешел фельдфебель германской армии. На допросе он показал, что в 4 часа утра 22 июня 1941 г. гитлеровские войска перейдут в наступление на все протяжении советско-германской границы.^[21]

18 июня на участке 97-го Черновицкого пограничного отряда были задержаны четыре нарушителя границы – два перебежчика из числа немцев и два румынских солдата, пытавшихся подсоединиться к проводной связи погранотряда. На допросах с участием представителей разведки погранвойск они показали, что утром 22 июня произойдет нападение на СССР и что на сопредельной стороне сконцентрировано большое количество немецких и румынских войск. 

18 июня на участке 10-й заставы 94-го Сколенского пограничного отряда были задержаны два венгерских офицера, которые на допросах показали, что в периодс 20 по 27 июня произойдет нападение на СССР.^[22]

19 июня 1941 г. на участке 93-го Лисковского пограничного отряда границу перешел бывший солдат русской императорской армии (поляк по национальности) и передал пограничникам выкраденную им у немцев топографическую карту с пометками о запланированном движении немецких войск от Перемышля в сторону Львова и на Киев. Одновременно он сообщил, что нападение произойдет утром 22 июня.[  

20 июня на участке 4-й комендатуры 94-го Сколенского пограничного отряда были задержаны три венгерских солдата, нарушивших советскую границу. На допросах они сообщили практически полностью совпавшие с данными задержанных еще 18 июня венгерских офицеров сведения.^[23] 

В эти же дни на участке 94-го Сколенского пограничного отряда неоднократно задерживались и члены оуновского подполья. На допросах они также показали, что в 20-х числах июня произойдет нападение на СССР.

20 июня на участке 2-й пограничной заставы 79-го Измаильского отряда были задержаны семь перебежчиков, которые сообщили о концентрации  войск противника у границы и о нападении на СССР рано утром 22 июня.^[24]

20 июня польский патриот и бывший солдат русской императорской армии И.Барджинский (Бардзинский) перешел границу на участке 2-й пограничной заставы (в 70 км от Бреста) 17-го Брестского Краснознаменного пограничного отряда и сообщил, что на рассвете 22 июня гитлеровцы нападут на СССР.^[25] (По некоторым данным это произошло не 20-го, а вечером 21 июня. Данный случай описывался в книге «Буг в огне», Минск, 1965. с. 40, свидетельство быв. начальника 2-й ПЗ 17-го ПО капитана запаса В.Н.Горбунова. Бадзинский перешел на его участке около 22 часов 21 июня. Доложено начальнику отряда после 24 часов … Однако. Данная работа все же некоторая «публицистика» и в ней могли быть и опечатки и ошибки, но Утром 21 июня на участке 94-го пограничного отряда (Украинский пограничный округ) была задержана женщина, оказавшаяся связным, шедшим на связь с оуновским подпольем действовавшим в Сокальском районе. Во время допроса она показала, что нападение начнется на рассвете 22 июня.^[26]

Днем 21 июня на участках 8, 17 и 19-й застав 17-го Брестского Краснознаменного пограничного отряда границу перешли несколько польских женщин,преследовавшие цель сообщить советским властям о том, что утром в воскресенье Германия нападет на СССР.

Днем 21 июня на участке 2-й пограничной заставы 79-го Измаильского отряда вновь была задержана группа перебежчиков, которая подтвердила данные первой группы, задержанной накануне.^[27]

Вечером 21 июня, по данным Великого Рокоссовского, пограничники проинформировали армейское командование о том, что  перебежавший на советскую сторону ефрейтор немецкой армии (поляк по национальности из Познани) сообщил о нападении на СССР ранним утром 22 июня. 

Поздним вечером – в 22.00 - 21 июня пограничники Брестского погранотряда задержали в 30 км от Бреста пытавшегося уйти обратно на немецкую сторону немецкого солдата из разведывательного батальона, который возвращался после осуществленной им диверсии – нарушил связь погранотряда. На допросе он показал, что на рассвете 22 июня, в 4 ч. 15 мин. немецкие войска перейдут границу.^[28]

Также поздним вечером, но чуть ранее – в 21 час - 21 июня 1941 г. советско-германскую границу на участке 4-й комендатуры Владимир-Волынского пограничного отряда перешел ефрейтор Альфред Лисков, тайно покинув свое подразделение, перешел границу близ города Сокаль. На допросе в погранотряде он сообщил, что днем раньше командир взвода объяснил солдатам, что в ночь с 21 на 22 июня после артиллерийской подготовки будет форсироваться река Буг на плотах, лодках и понтонах. Полученная от перебежчиков информация была срочно доложена в Москву. Полученные от Лискова сведения не могли послужить основанием для доклада Сталину и тем более для направления в войска директивы № 1. Очень похоже на то, что случаю с Лисковым приписаны сведения, которые были получены от перебежчика, перешедшего в СССР 18 июня. Тот перебежчик, во-первых, перешел границу в районе расположения 15-го стрелкового корпуса (командир – И.И.Федюнинский, кстати говоря, сподвижник Жукова) 5-й армии Киевского Особого военного округа. Оповещенный пограничниками Федюнинский, естественно, сообщил командарму-5 Потапову, тот – в штаб КОВО, Пуркаеву. Во-вторых, он сообщил о том, что 22 июня в 4.00 утра начнется нападение. В силу этих обстоятельств Пуркаев мог и действительно немедленно доложил в Москву, Жукову об этом перебежчике и его информации. Потому что в соответствии с существовавшими тогда (да и сейчас тоже) правилами о подобных случаях пограничники немедленно докладывали в разведывательный отдел и командованию ближайшей войсковой части, те, в свою очередь, по команде наверх, в округ, а округ – в Москву. Это тем более имело место быть, если учесть, что с 29 апреля 1941 г. действовала «Инструкция о взаимоотношениях разведывательных органов НКГБ, погранвойск НКВД, НКО и НК ВМФ по агентурно-оперативной работе». Документ был  подписан наркомом госбезопасности СССР В.Н.Меркуловым, заместителем наркома внутренних дел СССР (по пограничным войскам) И.Масленниковым, начальником РУ ГШ НКО Ф.И.Голиковым и начальником РУ НК ВМФ Н.Зуйковым. Один из важнейших пунктов инструкции гласил, что разведывательные органы НКО, НК ВМФ, НКВД и НКГБ как в Центре, так и на местах должны в целях наиболее полного и своевременного использования разведывательных материалов осуществлять взаимный обмен этими материалами.  

Вот на этой реальной базе за счет ее трансформирования и приписки к событию, связанному с Лисковым, и построена изложенная Жуковым легенда.  

                    Трудно себе представить, как могло остаться без внимания руководства страны во главе со Сталиным совершенно секретное сообщение НКВД СССР в ЦК ВКП(б)и СНК СССР от 2 июня 1941 года. В документе докладывалось о широкомасштабных военных мероприятиях немцев вблизи границы с СССР, в том числе о ночных перебросках частей всех родов войск, сосредоточении двух армейских групп, рекогносцировках в приграничных районах, о сосредоточении вблизи пограничных рек понтонов, брезентовых и надувных лодок, наконец, о запрещении отпусков в германской армии.

              Сталин обладал в июне 1941 года достаточно достоверной информацией для принятия действенных мер по отражению гитлеровской агрессии.

                 О нарастании военной опасности убедительно свидетельствовала тревожная обстановка на советско-германской границе. С 1 января по 10 июня 1941 года на границе с Германией было задержано 2080 нарушителей, разоблачено 183 германских агента, заброшенных на советскую территорию с разведывательными целями. Постоянными стали нарушения советского воздушного пространства гитлеровской авиацией. Но советской зенитной артиллерии и истребительной авиации было запрещено сбивать вторгнувшиеся немецкие самолеты-разведчики. Не допускалось открытие даже предупредительного огня по нарушителям. За всем этим стоял патологический страх Сталина «спровоцировать» немцев, дать им «повод» начать войну или  Сталин, Берия и Меркулов совершенно справедливо заподозрили неладное в этой информации, суть которого заключалась в следующем. Откуда эти агенты и диверсанты (а тем более простые польские женщины на границе) могли знать такую стратегически важную информацию, особенно если учесть, что часть из них накануне заброски прибыла из Германии, где проходили специальную подготовку. Их же готовили к  диверсиям и разведывательной деятельности на тактическом уровне, но не начиняли их головы стратегически важной информацией. Но раз уж они знали такую информацию, то, следовательно, серьезно воспринимая полученные от них сведения, необходимо было немедленно и самым тщательнейшим образом их проверить и перепроверить. Ибо последствия безоговорочной веры в их показания без проверки могли быть катастрофическими. Ведь германское командование специально провоцировало советское руководство на такие действия, которые можно было бы представить агрессивными и тем самым утверждать якобы превентивный характер грядущего нападения. Ни Сталин, ни Берия, ни Меркулов не поддались на эту мелкотравчатую провокацию (не стали полагаться только на эти массовые доклады), а предприняли уникальную проверку – блиц-проверку с помощью авиаразведки. Именно в эту ситуацию и вклинилась информация «Старшины», которую доложили Сталину как раз 17 июня. Учитывая особую сложность и противоречивость обстановки последних предвоенных дней, требование Сталина о дополнительной проверке этого сообщения было более чем естественно.

Тот факт, что воздушная разведка была осуществлена в полосе компетенции именно Западного округа, означает, что, во-первых, что Сталин ни на йоту не поверил  залихватски оптимистичным заявлениям командующего ЗАПОВО Павлова, которыми он пытался успокоить Сталина. Во-вторых, что еще более важно, сам Сталин особое значение придавал безопасности именно на Западном, то есть Белорусском направлении. Проще говоря, это одно из тех серьезных доказательств того, что в его сознании Юго-Западное направление не превалировало над другими, как это все время пытаются нам утверждать. Его беспокоило именно Западное, оно же Белорусское направление.   

3. На принятие решения о срочном проведении воздушной разведки именно 18 июня повлияло еще несколько последовавших друг за другом очень важных и тесно взаимосвязанных обстоятельств. В начале июня 1941 г. советская разведка внимательно  отслеживала неофициальный визит специального представителя президента США, генерала Уильяма Донована на Британские острова. У.Донован прибыл в Лондон по приглашению личного друга Черчилля, главы Британского координационного центра безопасности в США - У. Стивенсона. Соединившись в Москве в весьма причудливую мозаику, все вышеуказанные данные хотя и делала картину событий более или менее понятной, но, тем не менее, все-таки по-прежнему оставляли наиболее важный ее фрагмент – о дате и времени нападения – расплывчатым. В итоге Сталин принял решение о проведении такой независимой проверки, на результаты которой никто и ничто не смогло бы повлиять. Это и было решение о проведении срочной воздушной проверки по всей линии границы в полосе компетенции именно Западного округа. А результаты этой проверки должны были быть проконтролированы еще результатами дипломатической блицразведки, то есть реакцией германской стороны на специально выдвинутое по приказу Сталина предложение Молотова о срочном визите в Берлин. 

А теперь о том, как была проведена эта воздушная разведка. Вот как это выглядело в описании непосредственного исполнителя этого задания Сталина – Героя Советского Союза, генерал-майора авиации (с 4 июня 1940 г.) Георгия Нефедовича Захарова, командовавшего перед войной 43-й истребительной авиадивизией Западного Особого военного округа: «...Где-то в середине последней предвоенной недели – это было либо семнадцатого, либо восемнадцатого июня сорок первого года – я получил приказ командующего авиацией Западного Особого военного округа пролететь над западной границей. Протяженность маршрута составляла километров четыреста, а лететь предстояло  с юга на север – до Белостока. Я вылетел на У-2 вместе со штурманом 43-й истребительной авиадивизии майором Румянцевым. Приграничные районы западнее государственной границы были забиты войсками. В деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные, а то и вовсе не замаскированные танки, бронемашины, орудия. По дорогам шныряли мотоциклы, легковые – судя по всему, штабные – автомобили. Где-то в глубине огромной территории зарождалось движение, которое здесь, у самой нашей границы, притормаживалось, упираясь в нее... и готовое вот-вот перехлестнуть через нее. Количество войск, зафиксированное нами на глазок, вприглядку, не оставляло мне никаких иных вариантов для размышлений кроме единственного: близится война. Все, что я видел во время полета, наслаивалось на мой прежний военный опыт,^[29]и вывод, который я для себя сделал, можно сформулировать в четырех словах: со дня на день.

Мы летали тогда немногим более трех часов. Я часто сажал самолет на любой подходящей площадке, которая могла бы показаться случайной, если бы к самолету тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырек и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30-50 км, снова садились. И я снова писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру таким образом мы долетели до Белостока и приземлились в расположении дивизии Сергея Черных...».^[30]    

Следует также добавить, что бесшумно возникавшие и исчезавшие пограничники – это не случайность. Во-первых, облет государственной границы в приграничной полосе всегда согласовывается с командованием пограничных войск. Во-вторых, исходя из этого, пограничники заранее знали, где будет садиться самолет, так как места посадки были заранее согласованы с ними, что также вытекает из описания Захарова. А, в-третьих, забрав донесение Захарова, пограничники немедленно передавали их на заставу, откуда оно также немедленно уходило в штаб погранотряда, оттуда – в штаб погранокруга. А тот уже телеграфировал в Главное управление пограничных войск НКВД СССР, либо передавал информацию в местный НКГБ, а последний уже передавал сообщение в Москву, Сталину. В-четвертых, задание командования ВВС округа было обусловлено приказом из Москвы, от командующего ВВС РККА.   

Проще говоря, перед вами описание молниеносно осуществленной в режиме реального времени воздушной разведки по всей линии границы в полосе компетенции Западного Особого военного округа. В результате в режиме реального времени в течение одного светового дня была собрана интегральная разведывательная информация, наглядно подтвердившая факт выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции. Данное мероприятие было организовано по приказу Сталина командующим ВВС РККА П.Ф.Жигаревым, который наряду с наркомом госбезопасности В.Н.Меркуловым и его заместителем Б.З.Кобуловым 17-го июня побывал у Сталина на приеме.^[31]

Конечно, могут найтись, как говаривал еще Ф.М.Достоевский, отдельные «специалисты по левой ноздре», и заявить, что-де никого от пограничников в тот день у Сталина не было. Даже самого Берия, в ведении которого и находились пограничные войска. Да, действительно, Берия в тот день не был у Сталина. Но это ничего не значит по очень простой причине. С 20 марта Лаврентий Павлович являлся заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров СССР, то есть, если по-простому, заместителем председателя Советского правительства. К слову сказать, за Лаврентием Павловичем сохранялись функции общего кураторства над органами внутренних дел и государственной безопасности. С 6 мая главой Советского правительства являлся Сталин,  и одного его телефонного звонка было достаточно, чтобы Берия организовал подчиненных ему пограничников в помощь намеченной воздушной разведке. Ну, а бывшему заместителям Берия - Меркулову и Кобулову – и вовсе не составило никакого труда в рабочем порядке решить с Лаврентием Павловичем все необходимые в этом случае вопросы. Без пограничников проведение воздушной разведки оказалось бы неэффективным. Прежде всего, дело в том, что Сталин, судя по всему, не захотел отдавать в руки военной разведки ЗАПОВО результаты воздушной разведки, опасаясь, очевидно, что они будут субъективно препарированы и дойдут до него через центральный аппарат ГШ или ГРУ. Но и в руки разведки пограничных войск отдавать результаты воздушной разведки Сталин также явно не захотел. Ему нужна была абсолютно объективная информация, на суть которой никто и ничто не смогли бы повлиять. И дело тут не в недоверии, что может сразу же придти на ум, особенно антисталинистов, а в том, что Сталин ясно осознавал, что по результатам этой разведки ему предстоит принять судьбоносное решение – о приведении или об отказе в  приведении войск в боевую готовность. Проще говоря, от принятого им решения зависела судьба СССР. И ошибиться он не имел права. Как, впрочем, и исходить из информации, на суть которой кто-либо мог бы  повлиять, пускай даже и в самых благих намерениях. Информация должна была быть полностью «голой» - что увидели летчики, то и сообщили. Все. Никаких ни выводов, ни комментариев.  

  Именно поэтому пограничников привлекли только как передаточное звено, ибо только у них были более или менее защищенные линии связи непосредственно у границы. И только они могли немедленно передать информацию с границы на заставу, та в комендатуру или же прямо в погранотряд. Погранотряд в  штаб погранокруга, там информация могла быть передана уже в местный наркомат госбезопасности, поскольку оба находились в Минске, а оттуда уже в Москву, в НКГБ СССР. С 22 ч. 25 мин. по 23.00 18-го июня Кобулов находился в кабинете у Сталина, где в это время уже (с 20 ч. 25 мин.) находились Тимошенко и Жуков, которые вышли от Сталина только в 00.30 уже 19-го июня. В 23.10 18-го июня в кабинет Сталина вошел и Жигарев, который вышел вместе Тимошенко и Жуковым.^[32]Проще говоря, Кобулов докладывал Сталину результаты воздушной разведки в присутствии Тимошенко и Жукова.            

Одновременно по приказу Сталина Молотов обратился к германскому правительству с предложением срочно принять его с визитом, факт чего четко зафиксирован в записи от 20 июня 1941 г. в дневнике начальника генерального штаба сухопутных сил Германии генерала Ф.Гальдера: «Молотов хотел говорить с фюрером».^[33] На это предложение последовал немедленный отказ немецкой стороны. Впоследствии было установлено, что в дневнике статс-секретаря МИД Германии Вайцзеккера за 18 июня 1941 г. появилась следующая запись: «Главная политическая забота, которая имеет место здесь (то есть в Берлине – А.М.) – не дать Сталину возможности с помощью какого-нибудь любезного жеста спутать нам в последний момент все карты».

После такой глобальной проверки у Сталина не осталось никаких сомнений в том, что война грянет через четыре дня («со дня на день»). И когда 18 июня Тимошенко и Жуков доложили ему еще и полученную от Пуркаева информацию от перебежчика, которая в очередной раз  свидетельствовала о том, что нападение произойдет ранним утром 22 июня, Сталин сделал свой решающий вывод:

О ВОЗМОЖНОСТИ НАПАДЕНИЯ ГЕРМАНИИ В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ БЕЗ ОБЪЯВЛЕНИЯ ВОЙНЫ И ПРИВЕДЕНИИ ВВЕРЕННЫХ ИМ ВОЙСК В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ, КОМАНДУЮЩИЕ ПРИБАЛТИЙСКИМ, ЛЕНИНГРАДСКИМ, ЗАПАДНЫМ, КИЕВСКИМ И ОДЕССКИМ ВОЕННЫМИ ОКРУГАМИ, А ТАКЖЕ БАЛТИЙСКИМ, ЧЕРНОМОРСКИМ И СЕВЕРНЫМИ ФЛОТАМИ ПОЛУЧИЛИ САНКЦИОНИРОВАННУЮ СТАЛИНЫМ ДИРЕКТИВУ НАЧАЛЬНИКА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА РККА ГЕНЕРАЛА АРМИИ ЖУКОВА ЕЩЕ 18 ИЮНЯ 1941 ГОДА!!! ТО ЕСТЬ ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДО НАПАДЕНИЯ!!!^[34] В ДОКУМЕНТЕ ФИГУРИРОВАЛА ДАТА 22 ИЮНЯ! 

Данные об этой телеграмме отсутствуют в архивах РФ. По крайней мере, на сегодняшний день положение именно таково. В архиве Генштаба ее тоже нет. То ли она была уничтожена во времена хрущевской «оттепели», то ли ее спрятали так, что теперь уже никто не знает, где она. Единственное четкое упоминание о ней содержится на 70-м листе 4-го тома следственного дела по обвинению командования ЗАПОВО, где зафиксировано показание начальника связи ЗАПОВО генерала А.Т.Григорьева: «И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность...».^[35]

Тем не менее, нелишне будет указать, что в ряде случаев, эта директива была доведена, в том числе и до сведения командиров отдельных частей, но не ниже командиров дивизий, что подтверждается  архивными документами. Судя по материалам расследования причин трагедии 22 июня 1941 г., которое Сталин инициировал еще в начале войны, в том числе и силами Особыми отделами НКВД СССР и которое велось также и после войны, в этой телеграмме были указаны и  ориентировочные сроки нападения. Прежде всего, сама дата 22 июня 1941 г., что явствует из опубликованных ныне документов военной контрразведки о первых дня агрессии.[^[36] Аналогичные упоминания есть и в ответах опрошенных после войны генералов, которые перед войной командовали войсками в западных округах. Об этом же свидетельствуют и отдельные документы командования Прибалтийского округа, а также донесения командующих флотами о приведении вверенных им флотов в боевую готовность № 2, которые датированы 19 июня. Кроме того, упоминание об этом факте содержится и на 137-й стр. шестого тома изданной в 1965 г. «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945».

Все это в совокупности и дает основание полагать, что факты вместе с данными перебежчика от 18-го июня и направлением 18-го же числа директивы о приведении войск в боевую готовность были искажены, трансформированы, увязаны с переходом границы А.Лисковым и его информацией. А затем, уже в сфальсифицированном виде, приписаны к последним часам 21 июня и увязаны с направлением директивы № 1 от 21 июня. К такому выводу принуждают еще и такие обстоятельства. Во-первых, Жуков указал, что со слов перебежчика «немецкие войска выходят в исходные районы для наступления». Однако вечером 21 июня этого уже просто не могло быть. Ударные германские группировки вторжения к тому моменту уже были выведены на исходные для нападения позиции. А в час дня 21-го июня командующие группами армий «Север», «Центр» и «Юг» уже получили сигнал «Дортмунд», который означал, что в 3 часа 30 минут утра (по берлинскому времени) 22 июня должно быть начато нападение на СССР. Однако о том, что на рассвете 22 июня начнется нападение на СССР, в германских войсках знали и до указанного времени. К тому же выдвижение войск продолжалось вплоть до 21 июня. Именно об этом-то и сообщил перебежчик 18-го июня.

Во-вторых, в директиве № 1 имеется выражение «быть в полной боевой готовности». Но «быть в полной боевой готовности» означает, что ранее уже была директива на этот счет! Тем более что далее в той же директиве приказывается привести все части в боевую готовность. То есть, директивой от 18 июня 1941 г. приказывалось привести в полную боевую готовность части непосредственного прикрытия государственной границы, то есть первый оперативный эшелон Первого стратегического эшелона. А директивой № 1 все остальные части, то есть войска второго эшелона прикрытия. Вот что скрывается во мраке минувших после начала войны десятилетий невидимой стороне одного и того же факта.

Однако завершим дело с перебежчиками. «Последнее сообщение от перебежчиков германской армии о начале войны было получено около 1 часа ночи 22 июня. Перешедший границу военнослужащий 602-го артполка германской армии заявил, что вторжение немецко-фашистских войск в СССР начнется через несколько часов».^[37]

И, наконец, общий итог по перебежчикам и нарушителям границы. Только за период с 1 по 10 июня пограничники задержали 108 вражеских лазутчиков и диверсантов. Вдвое больше их было задержано и в оставшиеся до нападения одиннадцать дней. Всех их тщательно допрашивали, а материалы этих допросов передавались как по своей служебной вертикали вплоть до Москвы, так и соответствующим армейским органам и представителям военной разведки на местах. Упомянутая выше «Инструкция о взаимоотношениях разведывательных органов НКГБ, погранвойск НКВД, НКО и НК ВМФ по агентурно-оперативной работе» неукоснительно соблюдалась, а информация вовремя попадала в руки военных. Это четко видно даже по содержанию разведывательных сводок разведывательных отделов приграничных военных округов. Ведь военные разведчики прямо ссылались на данные пограничников, полученные ими от перебежчиков и задержанных на границе лазутчиков и диверсантов, а также от закордонной агентуры. Например, в первой же записи журнала боевых действий войск Северо-Западного фронта от 22 июня 1941 г. о непосредственном кануне войны говорится следующим образом: «...Наша агентура и перебежчики указывали, что надо ожидать в ближайшее время вооруженного выступления Германии против нас. Почти точно указывались сроки начала наступления – 20-22 июня 1941 г...».^[38]  Тот факт, что в этом документе военного командования упомянута информация перебежчиков и означает, что в строгом соответствии с упоминавшейся выше Инструкцией об обмене информацией пограничники немедленно сообщали всю полученную от перебежчиков информацию армейскому командованию.

      Предупреждения о готовящемся нападении Гитлера поступали от правительства США и Англии. Американский дипломат в Берлине Эдисон Вудс, имевший связи в немецких высших кругах, получил в августе 1940 года информацию о приготовлениях в ставках Гитлера к войне против СССР. Позже Вудс узнал о директиве № 21 — плане «Барбаросса», утвержденной Гитлером. Президент США Рузвельт сообщил в Москву о полученных сведениях. На основании анализа военной обстановки в Европе весной 1941 года Черчилль решил проинформировать Сталина о немецких планах в личном послании. Английский посол в Москве Криппс тщетно пытался вручить его Сталину или Молотову. Лишь через две недели предупреждение Черчилля было передано в Народный комиссариат иностранных дел. Спустя три дня посла уведомили, что послание премьер-министра вручено Сталину.

Предупреждения, поступившие из Вашингтона и Лондона, были расценены Сталиным как очередная дезинформация, как попытка посеять подозрительность в отношениях СССР с Германией.

                  Советские разведывательные органы свой долг выполнили — руководство имело убедительные данные о надвигающейся опасности. Но пробить стену убежденности Сталина в непогрешимости его собственных суждений оказалось невозможным.

               Сохранились весьма выразительные резолюции будущего генералиссимуса на разведывательных донесениях.

                 На сообщении советского военного атташе во Франции о том, что нападение Германии назначено на 22 июня 1941 года, Сталин начертал: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его».

                Венцом неспособности Сталина реально оценить обстановку является донесение Берии Сталину от 21 июня 1941 года, в котором отрицается сосредоточение 170 дивизий Гитлера на советской западной границе. Берия с холуйской угодливостью завершает донесение словами: «Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помнили Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет». Вот такая «мудрость»!

                  В воспоминаниях Молотова ясно сквозит недоверие и недооценка, которые они со Сталиным питали к разведке. «На разведчиков положиться нельзя, — утверждал Молотов, — их надо слушать, но надо проверять. Разведчики могут толкнуть на такую опасную позицию, что потом не разберешься. Если бы мы пошли за разведкой, дали малейший повод, он (Гитлер) бы раньше напал».

с конца 1936 г. уже было известно, что в Германии разработан первый вариант плана агрессии, носивший в то время «скромное» название «Восточная кампания». Информация об этом была доложена Сталину 10 февраля 1937 года.^[39] С того же времени было известно, что Минск будет захвачен на пятые сутки с начала агрессии. В 1940 г. – начале 1941 г. эта информация была подтверждена еще раз, а в мае 1941 г. она была подтверждена еще и документально.^[40] Все так и произошло. Приграничное сражение было вдребезги проиграно Красной Армией, к предместьям Минска передовые отряды вермахта подошли уже 26 июня, а с 16.00 28 июня в столице Белоруссии уже хозяйничали гитлеровцы…

Заключение

             Великая Отечественная война явилась крупнейшим событием истории XX века. Это была не только ожесточенная вооруженная борьба противостоящих сил, но и решительное противоборство с агрессором в экономической, политической, дипломатической сферах, в области идеологии и психологии. Можно было бы её избежать?..... Миф о «внезапности» гитлеровского нападения был политическим маневром Сталина, с помощью которого он хотел снять с себя вину за неподготовленность страны и армии к войне. Не в характере вождя было говорить о своих просчетах и провалах. Ведь тогда нужно было бы признать свою полную некомпетентность в оценке военно-политической обстановки, а главное, признать свою вину за непомерную цену, которую наш народ заплатил за победу, отстаивая свободу и независимость своей страны или      Сталин на основании разведсообщений имел немало оснований считать, что война начнётся именно 22 июня. Что касается его запредельной на первый взгляд и трудно понимаемой до сих пор осторожности, то она имела глобальные стратегические корни. Во-первых, ни в коем случае не дать Гитлеру даже тени намека на возможность хоть как-то обвинить Советский Союз в агрессивных намерениях. Во-вторых, ни в коем случае не упустить реальный шанс сделать США и Великобританию своими союзниками в борьбе с Гитлером.
     Дело в том, что, по донесениям разведки, Сталин ещё с конца января 1937 года точно знал, что возглавляемые Рузвельтом США вступят в войну на стороне СССР только в одном единственном случае - когда Советский Союз объективно станет жертвой гитлеровской агрессии. Незадолго до нападения Германии Рузвельт вновь подтвердил такую свою позицию, о чём Сталину стало известно благодаря советской разведке. Соответственно куда США, туда и Англия.
     Всё это, конечно, никак не может трактоваться так, что Сталин, опасаясь неблагоприятного впечатления Рузвельта, специально не предпринимал никаких мер для своевременного отражения агрессии. Предпринимал очень даже активные меры. Все эти меры директивно были доведены до сведения военного командования всех уровней. Но одновременно Сталин требовал особой осторожности. Вот так обстояло дело на самом деле, если опираться на имеющиеся документальные свидетельства.
     

Список используемых источников и литературы:

Источники:

1. Гальдер Ф. Военный дневник. Том 2. Москва, 1970.

2. Документы спецслужб СССР и Германии. 1937-1945 гг. Москва. 2008

3.Очерки Истории Российской Внешней Разведки. Том III. Москва, 1997.

4.Российский Государственный Военный Архив. Фонд 32880. Опись 5. Дело 359.

5. Центральный Архив  Министерства Обороны РФ. Фонд 221. Опись 1351. Дело 202

Литература:

1.Басистов Ю. Сталин Гитлер. От пакта до войны, Москва, 2000.

2. Бондаренко А.Ю., Ефимов Н.Н. Тайные страницы Великой Отечественной. Москва, 2009.

3. Воскресенская З. Под псевдонимом Ирина: Записки разведчицы. Москва,1997.

4.Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. В 2 томах, Москва, 2002.

5. Захаров Г.Н. Повесть об истребителях. Москва, 1977.

6.Кисловский Ю.Г. Победа зарождалась в боях на границе. Москва, 2005.

7.Непомнящий Н.Н., 2002. Перевод. Трофимов А.,Цебаковский С., Павленко П.  «Вече», 2002.

8.Паджев М. Через всю войну. Изд. 3-е, доп. Москва, 1983.

9.Попов А.Ю. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко. Москва, 2002.

10.Сандалов Л.М.На главном направлении. Москва, 1970.

11.Федюнинский И.И. Поднятые по тревоге. Москва, 1960.

12.Чугунов А.И. Граница накануне войны. Москва, 1985.

13.Яковлева Е.В. Польша против СССР. 1939-1950. Москва, 2007.

14. На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В.Сталиным (1924-1953 гг.) Справочник/Научный редактор А.А.Чернобаев. М., 2008

15.Безыменский Л.А. Операция "Миф", или Сколько раз хоронили Гитлера. — М.: Международные отношения, 1995.  

16.Пограничник. 1965. № 7,1967 №12.