Художник Иван Айвазовский и меценат Алексей Томилов

Муниципальное бюджетное образовательное учреждение

«Сясьстройская средняя общеобразовательная школа №1»

Волховского муниципального района

Р  Е  Ф  Е  Р  А  Т

 РУССКИЙ ХУДОЖНИК ИВАН АЙВАЗОВСКИЙ

И   МЕЦЕНАТ АЛЕКСЕЙ ТОМИЛОВ

                                             выполнила Кормич Марина

                                                                                     9а класс

                                                             научный руководитель Михайлова Н.В.

                                                             учитель истории высшей категории

г.Сясьстрой

2013 год

                                             О  Г  Л  А  В  Л  Е  Н  И  Е  

ВВЕДЕНИЕ

2.ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

   2.1.Благотворитель Алексей Томилов и усадьба Успенское

        2.1.1. Из истории благотворительности в нашем крае                          

        2.1.2. Алексей Романович Томилов

   2.2.Жизнь и творчество Ивана Константиновича Айвазовского

   2.3.Переписка И.К.Айвазовского  с А.Р.Томиловым

3.ЗАКЛЮЧЕНИЕ

4.Список использованной литературы

В В Е Д Е Н И Е

     XIX век вошел в историю как Золотой век русской культуры. Это целая плеяда неповторимых художников, поэтов, музыкантов. По-разному складывались их судьбы и творчество. Но, как правило, кто-то оказывал поддержку в самом начале творческого пути.  

      Если мы обратимся к энциклопедическому материалу, то такие слова как «благотворительность» и  «меценат» буду объяснены четко и ясно:

«Благотворительность — оказание бескорыстной  помощи тем, кто в этом нуждается. Основной чертой благотворительности является свободный и непринуждённый выбор вида, времени и места, а также содержания помощи»;

«Меценат, Гай Цильний (Gaius Cilnius Maecenas) (ок. 70-8 до н.э.), выдающийся римский государственный деятель, покровитель искусств.
Меценат - не только покровитель, но и человек, глубоко разбирающийся в различных жанрах искусства и умеющий уловить новые направления их развития».

        За этими сухими словами энциклопедии стоят судьбы замечательных людей, небезразличных к духовной культуре своей Родины, ценивших ее, вкладывающих свои средства, время и душу в любимое дело.

     Старая Ладога… Первая столица Древней Руси.  Именно с началом русской государственности историки связывают нашу землю. Но цель моего исследования –рассказать о взаимоотношениях двух  замечательных людей: Иване Константиновиче Айвазовском, великом русском художнике, и Алексее Романовиче Томилове, благотворителе и меценате. А связала их Старая Ладога…

     Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи: во-первых,  разобраться с историей благотворительности в нашем крае; во-вторых, осветить биографию А.Р.Томилова;  в третьих, проследить жизненный путь  И.К.Айвазовского и выяснить, какова была роль Томилова – благотворителя и мецената в становлении Айвазовского – художника.

     Для выполнения намеченных задач были привлечены  монографии, материалы периодической печати, а также материалы Интернета.  

2.1. БЛАГОТВОРИТЕЛЬ АЛЕКСЕЙ ТОМИЛОВ И УСАДЬБА УСПЕНСКОЕ

       2.1.1. ИЗ ИСТОРИИ  БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ В НАШЕМ КРАЕ

     Благотворительность в России уходит  корнями в историю. Великий князь Владимир Мономах так изложил обязанности князя по отношению к бедным: «Будьте отцами сирот, не оставляйте сильным губить слабых, не оставляйте больных без помощи».

     «Богатство обязывает!» -  этим правилом руководствовались русские благотворители.  Сын русского промышленника и банкира В.П.Рябушинский вспоминает : «Раньше соперничали, кто лучше церковь выстроит, кто лучше ее украсит… С конца XIX века главное соперничество между именитыми родами пошло в том, кто больше для народа сделает». Бахрушины, Третьяковы, Мамонтовы – перечисление имен меценатов, отдававших свои средства на  развитие искусства, науки, можно продолжить. Материальное богатство этих людей помогало  сохранять духовное богатство.

     В XIX веке в Петербургской губернии стало возникать довольно много благотворительных  заведений, деятельность которых была направлена на помощь больным и нуждающимся людям. Одним из крупнейших благотворителей края являлся принц П.Г.Ольденбургский (1812-1881 гг.), внук императора Павла I, генерал от инфантерии, сенатор. По его инициативе и во многом на личные средства было построено 496 благотворительных учреждений, среди которых особое место уделялось сиротским приютам.

С начал XIX века  в Гатчине работал построенный на средства императрицы Марии Федоровны Воспитательный дом на 700 человек, а в 1834 году был открыт Гатчинский Николаевский сиротский институт, куда по достижении 10-оетнего возраста поступали мальчики-сироты. Не одно десятилетие с 1818 года принимало воспитанников Гатчинское училище садоводов.  Несколько лечебно-воспитательных учреждений размещалось в Териоках ( нынешнем Зеленогорске. В Новоладожском уезде на успенском острове существовали лечебные учреждения, созданные на средства благотворителей, которые основал протоирей отец Алексей  (А.П.Колоколов).*

     Даже этот небольшой экскурс в историю говорит о том, благотворительность  не была каким-то единичным и исключительным явлением, а многие  из русской общественной элиты  считали для себя обязательным  делом - выделять средства для помощи нуждающимся.

 2.1.2.АЛЕКСЕЙ  РОМАНОВИЧ  ТОМИЛОВ  И ЕГО     БЛАГОТВОРИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Могучее притяжение имперской  столицы  сделало Петербургскую губернию  своего рода «садом отечественной культуры». Писатели и художники, композиторы и актеры, ученые и изобретатели -  все они стремились на невские берега в надежде на признание своих талантов.   Губерния с ее имениями и поселками , расположенными менее чем в одном дне пути от Петербурга, была тем идеальным местом, где можно было сочетать творческое уединение с живым культурным общением.

 Многие дачные места и усадьбы  стали местами постоянных собраний и встреч художественной и научной интеллигенции, своего рода обществами и клубами различных направлений. Названия многих из них, например Репинских Пенат  или Рериховская Извары стали национальными именами в истории русской культуры.  Таким же центром культурной жизни нашего  края XIX века стала усадьба Успенское, которая располагалась в Старой Ладоге.

В судьбе многих выдающихся художников XIX  века заметную роль  сыграл член Императорского общества поощрения художеств, коллежский советник Алексей Романович Томилов (1779-1848). В книге  Н.Н.Врангеля «Свойство века» ему посвящено немало теплых страниц. Этот известный исследователь писал : «Весь поэтический романтизм и детски чистая правда венецианской школы находили отклики и поддержку в гостеприимном стародворянском Успенском- имении Томилова  в Санкт-Петербургской губернии. Здесь месяцами и годами русские  и иностранные художники проживали у Алексея Романовича, пользовались его советами и поддержкой, учились у природы и у великих мастеров древности: Рембрандта, Рубенса, Риберти и Тьеполо, чудесные  образцы работ которых были представлены в собрании Томилова. Александр Орловский, Орест Кипренский, Тома де Томон, Веницианов и его ученики, Айвазовский -  все они были постоянными посетителями Успенского».

Таким образом, совсем недалеко от нас полтора столетия назад кипела культурная жизнь. Представители цвета русской живописной школы приезжали в Успенское и создавали свои полотна, многие из которых хранятся в государственных музеях и составляют славу русской культуры.

Так что же такое Успенское и  кто такой Алексей Романович Томилов?

Имение Успенское с северной стороны вплотную подходило к стенам Успенского женского монастыря в Старой Ладоге. Оно и получило название от имени этой обители и удивительной красоты древнейшего староладожского храма.

Алексей Романович Томилов , сын инженер-генерала Романа Николаевича Томилова, родился 15 сентября 1779 года. Юношеские годы Алексей Романович посвятил военной службе. В 1794 году восемнадцатилетний майор Томилов был назначен командиром Кронштадтских  крепостных работ. Но смерть отца прервала его успешную карьеру. По просьбе матери Томилов оставил службу и полностью посвятил себя приведению в порядок имения. В биографии Алексея Романовича  об этом периоде жизни написано: «…Все это развило его страсть к живописи, которую он изучил совершенно и обогатил себя такими познаниями о знаменитейших старинных школах, что при взгляде на картину мог определить, какой она школы и мастера, правильно указать все ее красоты и недостатки».

Алексей Томилов был не только высоким ценителем прекрасного, но патриотом своей Родины. В 1812 году, когда французский император Наполеон Бонапарт начал войну с Россией, то в нашем крае началось формирование  Ладожской дружины в составе Петербургского народного ополчения  Дружина во главе с Томиловым особенно отличилась в битве под Полоцком. Томилов являлся и общественным лидером нашего края. В 1815-1818 годах, 1821-1824 годах, 1827-1830 годах он избирался  Предводителем дворянства Новоладожского уезда.

Многие художники находили приют и взаимопонимание в Успенском. Кроме великолепных видов Старой Ладоги и ее окрестностей их привлекали, в первую очередь,  задушевные беседы с хозяином, знакомство с его художественной коллекцией, в которой были замечательные полотна. Например,  картина зачинателя русской портретной живописи И.П.Аргунова «Портрет Екатерины Алексеевны Мельчуновой», которая была родственницей Томилова, или работа Д.Г.Ливицкого  «Портрет Екатерины Второй» в русском наряде или картина В.Л.Боровиковского «Портрет Варвары Андреевны Томиловой» - жены мецената.  В коллекции были работы Р.С Рокотова, В.А. Тропинина, т.е  весь цвет русских портретистов первой половины VIII века. Подробнее о коллекции Томилова писал Виктор Игнатенко в статье «Дворянские гнезда», опубликованной в газете «Волховская земля» за 2001 год. Следует только добавить, что у Томилова была, пожалуй, самая крупная в России коллекция рисунков и офортов Рембрандта.

Успенское оставило незабываемый след в жизни замечательного художника – портретиста Ореста Кипренского. Его произведения хранятся как  национальное достояние в Русском музее, Третьяковской галерее и в других российских и зарубежных музеях.

 Сохранился портрет  А.Р.Томилова работы Кипренского. На нем молодой человек : на плече небрежно наброшена бурка, офицерский мундир ладно сидит на стройной фигуре, задумчивый взгляд устремлен вдаль.

А Русском музее также хранится картина другого завсегдатая «Успенского» Петра Заболотского «Вид Старой Ладоги». В вышеупомянутой статье «Дворянские гнезда» подробно рассказывается о той поддержке и помощи, которую оказывал Петру Заболотскому Томилов. Кстати, Заболотский в 1836  - 1837 году обучал рисованию  будущего великого русского поэта М.Ю. Лермонтова. Среди тех, кому помогал Томилов, особе место принадлежит Ивану Айвазовскому. Сохранились 53 письма Айвазовского своему благодетелю. Позднее став известным художником – маринистом, Иван Константинович писал Томилову: «Я никак не могу забыть добродетельную душу вашу.  Я помню, первое время, как родное участие принимали ко мне тогда, когда я ничего не значил. Это-то меня и трогает».Томилов не только  покупал картины у молодых художников и тем самым давал им средства для существования,  но и оплачивал расходы для их учебы и поездок за  границу.*

5 мая 1818 года Алексей Романович Томилов скончался. Был похоронен на кладбище Староладожского Успенского монастыре, однако могила не сохранилась. После смерти Томилова усадьба перешла в наследство дочери Екатерине Алексеевне, которая вместе с мужем Евгением Владимировичем Шварцем продолжили дело отца.

* Самсоненко Г.Г., Сяков Ю.А. «Сказание о Волховской земле», издательство «ТРИЭС», Санкт-Петербург, 2005 год, стр. 120

2.2.ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО

 ИВАНА КОНСТАНТИНОВИЧА АЙВАЗОВСКОГО

      Российский флот,  с момента своего появления ещё в петровскую эпоху, всегда играл значительную роль в военной и общественной жизни страны. Соответственно, сама роль флота в российской действительно изначально должна была способствовать появлению и художника, который бы мог всё это отразить и нанести на холсты, тем более, что фотографии ещё не существовало.

      И такой художник появился. 17 (29 по новому стилю) июля 1817 года в Феодосии у мелкого торговца Константина Гайвазовского (Геворга Айвазяна)  и его жены Репсиме родился сын – Ованес, который больше известен миру, как знаменитый русский маринист Иван Айвазовский. Геворг Айвазян был выходцем из Галиции, поэтому и писал свою фамилию на польский манер.

      Семья Гайвазовских поселилась в начале XIX века в Феодосии – прибрежном крымском городе, где заканчивались Крымские горы и начинались степи. Город был многонациональным. Отец будущего художника был небогатым человеком, а пришедшая в город в 1812 году чума и вовсе его разорила. Тогда Константин, чтобы прокормить семью, стал помогать людям   составлять  разные документы и бумаги, так как знал несколько языков. Его жена Репсиме была искусной вышивальщицей. Из их дома открывался вид на море, и маленький Ованес любил наблюдать за водным простором, который всегда был разным – то умиротворённо тихим, то очень грозным.

      В 1821-1829 годах в Греции полыхало освободительное восстание. Приезжавшие купцы привозили миниатюры о сражениях и освободительной борьбе греков за свою свободу. Маленький Ованес с интересом рассматривал эти миниатюры, начал их перерисовывать. Когда заканчивалась бумага, он рисовал прямо углём на стенах дома. Один из таких рисунков попался на глаза градоначальнику Феодосии Александру Ивановичу Казначееву. В 1830 году А.И.Казначеева перевели в Симферополь и назначили губернатором Таврии. Он взял с собой и юного художника, чтобы тот мог закончить гимназию.

         С Казначеевыми были дружны Нарышкины. Наталья Фёдоровна Нарышкина сыграла значительную роль в судьбе художника, потому что смогла решить вопрос с его обучением в Российской Академии художеств. Айвазовский был определён в класс профессора Максима Воробьёва, который уделял самое пристальное внимание пейзажной живописи. У Айвазовского рано открылся талант к изображению морских пейзажей и Воробьёв это всячески приветствовал. В собрании Императорского Эрмитажа Айвазовский смог познакомиться с картинами старых мастеров – маринистов голландской школы и Клода Лоррена. Айвазовский делал копии, старался уловить тонкости изобразительной техники своих предшественников. В доме Воробьёва, куда Айвазовский был вхож, он знакомится с Василием Жуковским, Иваном Крыловым, известным коллекционером живописи Алексеем Томиловым.

      Умный, широко образованный человек, Томилов был страстным коллекционером. В его петербургском доме были собраны картины русских и европейских художников, он владел богатейшей коллекцией офортов Рембрандта. В  совсем юном Айвазовском Томилов угадал незаурядное дарование и много способствовал его развитию. Художник стал частым гостем в доме Томилова. По его совету Айвазовский копировал пейзажи Сильвестра Щедрина, настойчиво постигая его живописную манеру. Позже в Италии он будет писать свои картины в тех же местах, где работал Щедрин. Лето 1834 года художник провел в имении Томилова Успенское на реке Волхов. Непривычные для южанина северные белые ночи, серебристая прозрачность воздуха, неяркая зелень, стального цвета вода северной реки – все это внимательно наблюдал и впитывал глаз художника, сопоставлял с такими, казалось, далекими воспоминаниями о феодосийской жизни и природе.

      В начале 1835 года по приглашению Николая Первого из Парижа приехал известный маринист Филипп Таннер. Айвазовского определили ему в помощники. Художник быстро усвоил технику Таннера, но, не желая быть лишь его тенью и стремясь к самостоятельному творчеству, пишет картину «Этюд воздуха над морем». Картина имела серьёзных успех, и Айвазовский даже получил за неё от Академии художеств серебряную медаль. Таннер пришёл в большой гнев и нажаловался Николаю Первому. Картины Айвазовского сняли с выставки и лишь вмешательство Жуковского, Крылова и профессоров Академии предотвратил более серьёзное наказание. Впрочем, вскоре Таннер вынужден был достаточно бесславно покинуть Россию.

     В 1836 году в составе кораблей Балтийского флота Айвазовский участвовал в плавании по Финскому заливу. Он увидел совсем другое море, мало похожее на черноморские просторы его детства.

       Спустя год, в 1837 года Айвазовский, как лучший выпускник, по окончании Академии художеств получил золотую медаль. Это давало ему право на целых шесть лет уехать за границу, чтобы продолжить своё образование. Но, прежде чем уехать в Италию, Айвазовский на два года приезжает в Феодосию, где пишет целую серию пейзажей. Айвазовскому довелось участвовать в боевых действиях на Кавказе. Под впечатлением от этих событий он пишет картину «Десант в Субаши». Два года пролетели быстро и, собираясь уезжать в Петербург, Иван Айвазовский пишет одну из своих самых известных картин – «Морской берег».

      Летом 1840 года в компании со своим другом Василием Штернбергом Айвазовский отправляется в Италию. Этот период в его жизни был очень насыщенным и успешным. В Италии сложился и свой авторский стиль работы Айвазовского – он не писал с натуры, а, обладая цепкой памятью, просто воспроизводил то, что видел ранее, соединяя всё это в удивительные сюжеты и морские пейзажи. Айвазовский много работает, его картины хорошо продаются. Художник посещает Испанию, Мальту, Англию, Францию, Швейцарию, Германию, Голландию. За выставку своих картин в Лувре Айвазовский был удостоен золотой медали. Заговорили даже о том, что он, имея такую популярность, вряд ли захочет возвращаться в Россию. Но Айвазовский, узнав о таких разговорах, на два года сокращает своё пребывание в Европе и отправляется на родину. В 27 лет о уже член Петербургской, Амстердамской и Рисмкой академий художеств.

     По возвращении в Россию художник впервые в отечественной истории удостаивается звания художника Главного Морского штаба. При этом Айвазовский получил право носить мундир Морского министерства. Впрочем, последнее обстоятельство было в большей степени моральным стимулом, так как обычного при этом постоянного жалования не полагалось. Справедливости ради стоит отметить, что успешный художник, картины которого хорошо продавались, в этом особенно и не нуждался. Это был первый такой случай во взаимоотношениях Морского министерства и художника. Помимо признания заслуг Айвазовского в Министерстве были заинтересованы, чтобы он продолжал свою деятельность.

      От Морского министерства И.Айвазовский впервые получил и официальный государственный заказ – ему предстояло изобразить крепости Свеаборг и Гангут, а также виды Петербурга, Кронштадта и Ревеля со стороны моря. Айвазовский с этим блестяще справился, так как вообще имел обыкновение делать зарисовки всех портов и мест, где он бывал и делал это с топографической точностью. При этом это не были «фотографии», сделанные красками. Это были самостоятельные картины, в которых художник привносил своё видение – лунную ночь, закат, шторм и т.п.

      В 1839 году в Крыму были проведены военные морские маневры. Иван Айвазовский принял в них активное участие, тем более, что пятнадцать кораблей флота вошли для принятия войск на борт в бухту его родной Феодосии. Тогда он и познакомился с командовавшим эскадрой контр-адмиралом В.А.Корниловым, известными флотоводцами П.С.Нахимовым и М.П.Лазаревым.

       В 1845 году вместе с адмиралом Литке Айвазовский принял участие в юном походе к берегам Османской империи – Малой Азии и Греции. Плавание к турецким берегам стало для Айвазовского запоминающимся и важным событием. Айвазовский во время этого путешествия не писал картин красками, но очень активно делал зарисовки в карандаше. Из плавания он привёз эскизы видов Смирны, разрушенной Трои, Синопа и Синопской бухты, Константинополя и бухты Золотой Рог.

       Айвазовский написал и целую серию картин, посвящённых морским сражениям русского военного флота, начиная от времён Петра Первого, и заканчивая современными ему событиями. Картины исторически весьма точны из-за скрупулёзной прописки деталей парусников и их оснащения, а также поведения кораблей во время их движения, маневра и стрельбы артиллерии. Для Айвазовского даже устраивали показательные стрельбы, чтобы он мог наблюдать полёт ядер и их поведение при ударе о морскую поверхность. К наиболее знаменитым полотнам относятся картины, посвящённые Гангутскому сражению, битве в Хиосском проливе, Чесменскому сражению.

     Крымская война стала особой страницей в жизни знаменитого русского мариниста. Айвазовский несколько раз ездил в осаждённый Севастополь, делал зарисовки и эскизы. Тогда же родилась знаменитая работа «Синопский бой», запечатлевшая победу русского флота над турецким. По итогам всех этих поездок Айвазовский написал несколько картин и приехал с выставкой в Севастополь.

  Выставка имела большой успех, особенно среди морских офицеров. Адмирал П.С.Нахимов отмечал достоверность и точность работ Айвазовского. Крымская война, которая не была удачной для России, во многом оставила трагическую память и в душе Айвазовского. Во время боёв погибли его товарищи – адмиралы В.А.Корнилов и П.С.Нахимов. А корабли, составлявшие гордость русского парусного флота, не раз изображённые на картинах художника, были затоплены у входа в Севастопольскую бухту, чтобы предотвратить вход на севастопольский рейд флоту врага. После войны художник периодически возвращался к теме обороны Севастополя. Особенно эпической получилась картина «Оборона Севастополя», представляющая собой панораму обороняющегося города.

      Уже на склоне лет, в 1892 году художник, отдавая дань памяти погибшим адмиралам-товарищам, пишет «Корабль «Мария» во время шторма». «Мария» – это флагманский корабль Нахимова, на котором он командовал Синопским сражением. Через год Айвазовский пишет картину «Малахов курган», посвящённую обороне Севастополя и на обороте делает трогательную надпись: «Место, где смертельно был ранен Корнилов».

     После русско-турецкой войны 1877-1878гг. Айвазовский меньше уделял времени изображению морских сражений. Но не потому, что утратил к ним интерес. Постепенно приходила новая эпоха – эпоха одетых в броню пароходов. Парусники уходили в прошлое.

      Очень интересна и серия чисто - морских пейзажей и картин: «Девятый вал», «Группа облаков», «Море», «Радуга», «Штиль у берегов Чёрного моря», «Чёрное море» и многие другие.

       Айвазовский всегда старался помочь родной Феодосии. На его личные сбережения были построены два фонтана для питьевой воды, которой всегда в жарком Крыму не хватало. Вот что писал сам Иван Айвазовский в своём заявлении городским властям по этому поводу: «Не будучи в силах далее оставаться свидетелем страшного бедствия, которое из года в год испытывает от безводья население города, я дарю ему 50 000 вёдер в сутки чистой воды из принадлежащего мне Субашского источника». Это был по-настоящему щедрый дар испытывавшей недостаток питьевой воды Феодосии. Жители города в знак благодарности построили Айвазовскому фонтан-памятник, на котором было написано «Доброму гению».

      27 сентября 1887 года вся Россия отмечала 50-летия творчества знаменитого художника. Торжества были очень значительными и массовыми.

     Ивана Константиновича не стало   19 апреля (2 мая) 1900 года.   Согласно завещанию, в 1900 году город родной город художника - Феодосия получил в безвозмездное пользование картинную галерею, принадлежавшую И.К.Айвазовскому.  «Мое искренне желание, чтобы здание моей картинной галереи в городе Феодосии со всеми в ней картинами, статуями и другими произведениями искусства, находящимися в этой галерее, составляли полную  собственность города, и в память обо мне, Айвазовском, завещаю галерею городу Феодосии, моему родному городу…» - гласит его завещание.     Айвазовский был не просто маринистом – он стал настоящим летописцем российского флота, любимым художником многих поколений моряков. Его картины будили и продолжают будить воображение, они словно зовут и манят в дальние странствия будущих матросов и офицеров.Это был дар не только художника, но, прежде всего, Гражданина.*

*И.М.Погребецкая, «Феодосийская картинная галерея им.И.К.Айвазовского», Симферополь, 1980 год, стр 15.

2.3. ПЕРЕПИСКА И.К.АЙВАЗОВСКОГО С А.Р.ТОМИЛОВЫМ

1839 - Письмо А. Р. Томилова И. К. Айвазовскому с отзывами о его картинах.

Письмо А. Р. Томилова И. К. Айвазовскому с отзывами о его картинах.

[1839 г.]

Не мог я дождаться, любезный Иван Константинович, чтоб ты вспомнил меня в Крыме и откликнулся бы о чувствах и быте твоем на родине! Любя тебя, я очень дорожу знать, сколько можно подробнее, о тебе, знать не только о том, что ты делаешь, но и о том, что с тобою делается? Какое впечатление производит на тебя прекрасная твоя родина — Крым? Имел я вести, что ты жив и здоров, чрез Штернберга, чрез князя Херхеулидзева, но этого слишком для меня мало. Александр Иванович Казначеев, в бытность его здесь, утешил меня рассказом о приезде твоем, о том, как ты открывал жадные глаза твои на красоты крымской природы и как томились помыслы твои, чтоб передать восхищавшие тебя чувства. Тогда я пожалел только, что не на первом месте ты остановился, что не первые впечатления принялся ты передавать.
Новость — неоцененная пружина к чувству изящного, которое не состоит в том, что видел, а в том, как видишь. Коль скоро новость оживила, подняла чувствия поэта, художника, он должен спешить, чтобы свежие, живые впечатления переложить на бумагу или на холст. Тогда, хотя бы и средства его были недостаточны, но все-таки останется хоть милое лепетание, в котором более или менее отразится красота его чувства. Эта красота есть необходимее зерно к произведению изящного, ибо в картине восхищает нас не предмет рассказанный или изображенный, а свежесть, живость и, наконец, верность рассказа или изображения. Сколько раз видал я, как от самовара потеют окна и как по ним чертят имена, это не оставляло в памяти моей ничего приятного; но рассказ Пушкина в «Онегине» о простейшей этой встрече так приятен, что всегда с особым удовольствием вспоминаю его Татьяну:

Итак, надобно пользоваться приятными ощущениями, которые производит в нас натура, и спешить передавать их во всей свежести и чистоте. Надобно дорожить такими ощущениями потому, что каждому не в самых выгодных обстоятельствах дана известная мера в них. Восхищение слабеет так же, как слабеет аппетит, по мере удовлетворения его пищею, как слабеют ноги наши от продолжительной ходьбы. Надобно ловить себя в дорогих этих чувствах и передавать их верно. А чтобы передавать свежо и живо, надобно передавать скоро и для этого необходима ловкость, которая может приобретаться только этюдом частей. Пожалуйста, любезнейший Иван Константинович, не пренебрегай делать почаще этюды: кустов, деревьев, скал, валов, судов и пр.
Наконец, во время поста, узнал я, что присланы от тебя пять картин, я два раза ездил смотреть их у Григоровича и скажу тебе откровенно мнение мое о них. Сначала усомнился я, не досажу ль тебе откровенностью, но после рассчитал, что безусловных похвал довольно уже ты наслушался от других и может быть так, что они и надоели тебе. Подумал (что сам ты разочтешь), что и всякий равнодушный хвалит, а кто надеется в художнике высшей степени и горячо желает, чтоб он достиг ее, тот стремится отмечать недостатки, замечая их. Наконец, сейчас прочитал я в «Северной пчеле» № 80 на странице 319 очень справедливую мысль Булгарина, что «Как детей можно закормить насмерть, так и дарование можно захвалить насмерть! Человек останется жив, будет писать, не радеть, не учиться, не работать, почитая себя гением — а дарование — капут!»
Я решился писать тебе правду, как чувствую, и признаюсь тебе между нами, побуждает меня к этому мысль, что Штернберг, при всей скромности его таланта, кажется, слишком обнадеялся на похвалы и прошедшее лето, можно сказать, как и сам он признается, почти потерял. Он почти не привез этюдов, да мало и делал их. За то и не подвинулся нисколько. Теперь поехал с Перовским в Оренбург, надеюсь, что он будет занят делом, но не знаю довольно ль будет заниматься этюдами, что есть самое необходимое, ибо, опять скажу, не в том дело хорошего художника, что писать, но как писать, а не навыкнув писать части, невозможно с успехом писать целое, из тех же частей, в разном только расположении, составленное.
Фрикке, напротив, с терпеливостью своею и прилежанием удивительно продвигается. Как теперь уже хорошо, ловко, отлично и сильно пишет он кусты и деревья. Три картины взяты нынче для лотереи, одна около аршина за 600 рублей и две маленькие — по 250 очень хороши, еще лучше одна, такой же меры как большая, купленная Прянишниковым тоже за 600 рублей, она изображает один из видов, Фаль [нрзб] г. Бенкендорфа, взятой из чащи лесной, которая занимает половину картины и прекрасно выполнена. Жаль, что видимый вдали водопад, который должен бы по знаменитости своей быть главною целью картины, исполнен слабо. Жаль также и в деревьях и кустах заметное подражание Лебедеву5! Это подражание видно не в одной накладке красок, но н . в самом колере солнечного освещения, которое, как и в Лебедеве, напоминает яичницу с зеленью. Этот последний недостаток еще заметнее в двух маленьких картинах.
Примусь теперь, любезный Иван Константинович, поговорить о твоих картинах, но пожалуйста, ежели уже надоел тебе, то брось этот листок, потому что иные говорят — правда глаза колет, а я стараюсь говорить правду, колоть же тебя никак не хочу, разве только любя и для шутки.
1. Расхождение* солнца в равнине было бы прекрасно,, ежели бы равнина была схвачена в ту минуту, как это золотое небо освещается. Но, к сожалению, с прекрасным небом, особливо к горизонту, вовсе не согласна земля, Небо представляет начало прекрасного дня, а земля сумрак осеннего вечера!!. Это сделало надо мной, то действие, что, взглянув на картину, я отворотился от нее с досадою на странность и несообразность, а достоинства неба, особенно горизонта, заметил тогда, как, пересмотря уже другие картины, возвратился к этой. И небо при горизонте прекрасно!
2. Картина, которая изображает, как говорят, восхождение луны, по моему взгляду, по моим чувствам, не представляет ничего другого, как хорошую кисть и личный вкус художника, натуры же в ней, или часа, никак постичь не можно. Солнечный стог луны и отсвет ее в воде прекрасно напоминает глазу теплоту восхода солнца, теплота эта в первую минуту идет по душе, но сильные, по-видимому, лучи этого животворного светила не разливают никакой жизни на прочие предметы, представляемые в картине, отсветов нет! В сердце моем живо теплое утро, а в картине тихая холодная ночь, чувства мои разнородны с картиною, я не могу гулять в ней. Она не может нравиться мне. Василий Иванович в защиту и сказал было, что на юге часто бывает луна такова, но я был на юге и луны, так похожей на солнце, никогда не видал; да если бы и увидел, то говорил бы о ней как о чуде, как об изъятии законов природы. Но картина должна быть зеркалом природы, или лучше сказать, должна быть слепком тех ощущений, какие природа произвела на чувствие художника. Зачем же художнику заниматься слепками ощущений неудобопонятных образами, не согласными с привычкою наших чувств? Случай, которым природа удивляет художника, никогда не действует столько на чувствие его, сколько поражает рассудок, соображения же рассудка передают прозою, которую страшно впускать в удел изящного!
Картина имеет целью долго, всегда утешать нас, и потому не должно искать в ней утешения, производимого удивлением. Это чувствие поражает и потом ослабляется более и более, а хорошая картина, как мой Пуссен, или скромная ночь Вандернера, чем более смотрим на них, тем более они нравятся. Я распространился столько, любезный Иван Константинович, о картине луны оттого, что капризы, причуды и вообще изысканность Кипрянского, этого высокого художника-проказника, пугают меня, чтоб и ты не сбился на его стать в этом опасном отношении. Довольно бы мне сказать, что увидя луну твою крымскую, я покрыл твою успенскую луну теплым красноватым лаком, он согласил два разнородные света луны и огня и теперь я любуюсь ею, как правдивым отголоском знакомой натуры. В луне крымской больше искусства и вкуса в кисти, но в луне успенской несравненно больше правды, а правда краше солнца, особливо того, которое без отсветов.
3. «Кейф турка». Турок хорошо посажен и прекрасно написан, голова его писана с особым вниманием и чувством, лицо рассказано кистью сочною, вкусною и правдивою, одет очень хорошо, но все окружающее его какая-то фантасмагория, безотчетная, небрежная и далеко не подходящая к натуре, так что я подумал, было искать намерение твое дать мысль о мечтах турка по чрезвычайной несообразности перспективы воздушной с линейною. Ствол удаленного дерева столько же занимает места, как и ствол приближенного. Но увидя вместо Урий двух мужичков за дальним стволом и таких, которые похожи на кукол в сравнении с деревом, я не мог остановиться на этой догадке, и так ничего не разгадал. Зачем окружать предмет своего рассказа такими околичностями, которых не видел тогда, ниже прежде, и которых не хочется выполнить хоть немножко согласно с натурою. Так Кипрянской погубил прекраснейшую свою картину «Анакрюновой пляски», представя в плохом пейзаже и под открытым небом фигуры, которые отлично написал с натуры, в темной мастерской. Грешно портить грезами такую хорошую фигуру, как этот турок!
4. Греки на палубе прекрасно написаны, но правая нога у грека, что на первом плане, подогнута так, что не видно, в котором месте сгиб ее? Не видно вовсе колена и никак его не отыскать, хотя ничем оно не покрыто. Это непростительная небрежность в освещении, которое, впрочем, на торсе его почувствовано отлично. Солнце на правом плече и на всем боку тепло, прелестно, жаль только, что лицо, которое всегда привлекает главное внимание в фигурах этой величины, не освещается тем же солнцем, которое так очаровательно золотит весь бок фигуры; жаль также, что мешок, который сделался из широких шаровар его, мешок, на котором он сидит, сложился очень неловко и неясно; а еще более жалею, что в композиции оба грека, сидящие рядом, не имеют ничего общего, будто внимание обоих так сильно занято, что они не помышляют один о другом, глядя в одну сторону, тогда хорошо бы представить или намекнуть [на] предмет, который их занимает. Сцена бы тогда оживилась и интерес несравненно бы увеличился. Со всем тем картина очень хороша.
5. Вид Ялты соединяет более всех сообразности, но зато почувствована несколько слабее других. Вода, отошел от прежде принятой тобою манеры Таннера, чему впрочем, я очень рад, потому что надобно образовать свою собственную манеру, выражающую свои чувства, или лучше сказать — о манере думать не должен, она сама образуется или изобилует, как например в офортах Рембрандта, лишена прозрачности и потому несколько груба, особливо на первом плане, приплес ее валов, хотя он и правдоподобен, но грубо чувствован. Перспектива моря и удаление горизонта, кажется мне, лучшее достоинство этой картины, а достоинство это не малое. Жалею, что перспектива города, или набережной, как-то неудачна, не успел я повнимательнее рассмотреть причину, но дома кажутся крупны. Жаль также, что солнце, которое так хорошо золотит их и некоторые фигуры первого плана, нисколько не поглощает валов и приплесов их...

1842.07.20/8 - Письмо И. К. Айвазовского к А. Р. Томилову с изъявлением благодарности за оказанное ему покровительство и об успехе своих картин в Париже.

20/8 июля 1842 г., Париж 

Добрейший, благодетельный Алексей Романович!
Мне очень больно, что я подал повод Вам думать, что я Вас совсем забыл. Я ни разу еще не писал к Вам с тех пор, как за границей, нечего оправдываться, виноват, по милости лени, но позвольте уверить Вас, что я никак не могу забыть доброжелательную душу Вашу, тем более, драгоценное расположение Ваше ко мне, которое не могу вспомнить хладнокровно, а как художник, тем более, зная Ваше глубокое чувство к изящному искусству. Да, Алексей Романович, поверьте мне, что чем более я в свете, тем более чувствую цену людей редких, и потому совсем напротив тому, чтобы забыть подобных людей, но я счастлив тем, что природа одарила меня силой возблагодарить и оправдать себя пред такими доброжелателями, как Вы. Я помню, в первое время еще в Петербурге, какое родное участие принимали Вы во мне, тогда, когда я ничего не значил, это-то меня и трогает. Теперь, слава богу, я совершенно счастлив во всем, все желают со мной познакомиться, но все это не то, что я сказал уже. Не буду продолжать мою философию, Вы, верно, поняли, что я хотел высказать. А теперь скажу весьма коротко, что я сделал и намерен.
Вероятно, Вам известно, что я очень много написал с тех пор, как за границей, и как лестно всегда были приняты мои картины в Неаполе и в Риме. Много из картин моих разошлись по всем частям Европы, а из царей у Неаполитанского короля, у папы, у Баварского (герцога), а прочие у частных лиц.
В нынешнее лето мне хотелось сделать вояж на север, и вот уже я возвращаюсь назад в Италию.  Когда я был в Генуе, то  видел  Анну Васильевну Сарычеву, я очень рад был ее видеть, и она мне рассказала про Вас,  потом я проехал Швейцарию по Рейну в Голландию, где мне очень было интересно по моей части, потом в Лондон, где видел все замечательное, и порты, а теперь уже 20 дней, как я в Париже. Здесь очень хорошо приняли меня лучшие художники Гюден и прочие, а Таннера здесь нет, и его никто здесь терпеть не может, он со всеми здесь в ссоре. Через пять дней я еду в Марсель и в Неаполь, заняться серьезно опять и хочу послать сюда на выставку, так просили меня многие французы, вероятно, я не могу здесь иметь первостепенную славу, какую мне дали в Италии, но все-таки пусть критикуют, пока молод, а хочется состязаться с французами.
Александре Алексеевне madame Шварц мое нижайшее почтение и прошу не забыть смешного крымчака. Роману Алексеевичу и Николаю Алексеевичу и всем прочим художникам мой поклон. Буду писать к Вам из Неаполя.

Ваш Айвазовский 

Нынешний год я послал к выставке петербургской картин шесть, признаюсь откровенно, они мне не очень нравятся, лучше большие у князя Витгенштейна и Толстого. Коли эти господа выставят на выставку, то может

понравиться публике.

      Умер Айвазовский в ночь на 19 апреля (2 мая) 1900 года. Созданные им произведения принесли ему громкую славу при жизни, необычайно широкую популярность в наши дни.  Не все в громадном наследии  И.К.Айвазовского равноценно, но русская пейзажная живопись немыслима без его лучших марин. Работы его, то проникновенно-лирические, то мудро-эпические, отличаются высокой художественной культурой, удивительным колористическим богатством. Никто с такой покоряющей силой и вдохновением не показал величия красоты моря, как это сделал в своих замечательных полотнах И.В.Айвазовский. А в самом начале этой великолепной карьеры стоял  человек, давший  путевку в жизнь замечательному таланту – Алексей Романович Томилов – Благотворитель и Меценат.  

                   СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Барсамов Н.С.  «Иван Константинович Айвазовский», Издательство «Искусство», Москва 1971 год
2. И.М.Погребецская, «Феодосийская картинная галерея им. И.К.Айвазовского», Симферополь, Издательство «Таврия», 1980 год
3. Самсоненко Г.Г., Сяков Ю.А. «Сказание о Волховской земле», издательство «ТРИЭС», Санкт-Петербург 2005 год