Явление «бродячих», «традиционных» сюжетов – проявление законов преемственности литературного процесса, заслуживающего внимания. Одним из наиболее распространенных источников обобщенных сюжетных моделей для писателя являются библейские сюжеты в их точном или инверсированном воспроизведении. Таков, например, сюжет евангельской притчи о блудном сыне, покинувшем дом ради удовольствий этого мира и с раскаянием вернувшегося под отчий кров. «Следы» этого сюжета отчетливо просматриваются в различных произведениях русских писателей, воспроизводящих данную сюжетную схему на конкретном жизненном материале.
Вложение | Размер |
---|---|
syuzhet_o_bludnom_syne.doc | 89.5 КБ |
Районная научно-практическая конференция учащихся
«Шаг в науку»
Интерпретация сюжета о возвращении блудного сына
в русской классике
пос. Вершино-Дарасунский Тунгокоченский район Забайкальский край
Автор работы: Селина Анна Сергеевна, ученица 11-а класса
Вершино-Дарасунской средней общеобразовательной школы
Научный руководитель: Окладникова Анна Вячеславовна, учитель русского языка и литературы Вершино-Да расунской средней общеобразовательной школы
2011 г.
Интерпретация сюжета о возвращении блудного сына
в русской классике
Автор работы: Селина Анна
Россия, Забайкальский край, Тунгокоченский район, пос. Вершино-Дарасунский
Вершино-Дарасунская средняя общеобразовательная школа, 11-а класс
Краткая аннотация
Явление «бродячих», «традиционных» сюжетов – проявление законов преемственности литературного процесса, заслуживающего внимания. Одним из наиболее распространенных источников обобщенных сюжетных моделей для писателя являются библейские сюжеты в их точном или инверсированном воспроизведении. Таков, например, сюжет евангельской притчи о блудном сыне, покинувшем дом ради удовольствий этого мира и с раскаянием вернувшегося под отчий кров. «Следы» этого сюжета отчетливо просматриваются в различных произведениях русских писателей, воспроизводящих данную сюжетную схему на конкретном жизненном материале.
Интерпретация сюжета о возвращении блудного сына
в русской классике
Автор работы: Селина Анна
Россия, Забайкальский край, Тунгокоченский район, пос. Вершино-Дарасунский
Вершино-Дарасунская средняя общеобразовательная школа, 11-а класс
Аннотация
В данной работе рассматриваются два произведения XIX века, в которых интерпретация сюжета о возвращении блудного сына обретает сюжетно-образную динамику, «обрастая» новыми культурно-историческими деталями.
Следуя принципу литературной преемственности, для анализа берутся два произведения: А.С.Пушкин «Станционный смотритель» и И.С.Тургенев «Отцы и дети».
Объект исследования: сюжет о возвращении блудного сына в русской классической литературе
Предмет исследования: произведения русских классиков.
Цель работы: исследовать развитие сюжета о возвращении блудного сына в произведениях русских классиков.
Задачи:
блудного сына.
Метод: Проблемно-тематический сопоставительный анализ, затрагивающий наиболее общие, проблемные переклички между различными текстами.
Вывод: А.С.Пушкин и И.С.Тургенев обратились к одному и тому же библейскому сюжету, но по-разному интерпретировали его в своих произведениях. Евангельский сюжет о блудном сыне завершается благополучным исходом – восстановлением разрушенных связей, примирением и раскаянием. Пушкинский сюжет лишен этой счастливой развязки, а Тургенев показывает весь трагизм романного воплощения сюжета притчи.
Интерпретация сюжета о возвращении блудного сына
в русской классике
Автор работы: Селина Анна
Россия, Забайкальский край, Тунгокоченский район, пос. Вершино-Дарасунский
Вершино-Дарасунская средняя общеобразовательная школа, 11-а класс
План исследования
С древнейших времен, с принятием христианства в русской литературе существовала традиция объяснять явления современности, раскрывать их вечное, общечеловеческое значение, опираясь на тексты Священного Писания. Библия являлась для русской культуры основным ключевым текстом. Назначением ключевого текста является выражение непреходящих для данной культуры идей, чувств и образов, формирующих мировоззрение, составляющих основу нравственности. Почему это происходит? Ведь писатель не всегда говорит именно о взаимоотношениях нашего мира с тем «горним», который мы не в состоянии увидеть. Такое проникновение религиозных мотивов в светскую литературу происходит потому, что вся наша жизнь подсознательно пропитана христианской культурой, с первых веков принятия христианства оно стало неотъемлемой частью нашего существования, независимо от того, каких жизненных позиций придерживается человек. Этой традиции придерживалось и большинство русских писателей.
Притча о блудном сыне едва ли не самая популярная из всех Евангельских притч. К её сюжету обращались прославленные художники и писатели всех столетий. Тема сбившегося с пути и покаявшегося затем человека актуальна в любое время и для любого возраста
Гипотеза: Если проанализировать евангельский сюжет возвращения блудного сына в произведениях русских классиков, то можно выявить, что в каждом конкретном случае общий исходный сюжет получает своеобразное художественное решение, но, в конечном счете, подводит читателя к важнейшему нравственному итогу.
Метод: Проблемно-тематический сопоставительный анализ, затрагивающий наиболее общие, проблемные переклички между различными текстами. Не требуя детально межтекстового сличения, проблемно-тематический анализ предполагает обобщенное, концептуальное осмысление литературного материала, формируя широкое объемное видение историко-культурного процесса.
В настоящей работе будут использованы исследовательские монографии видных ученых: Полтавец Е.Ю., Селезнева Ю., Гиппиус В.В., Гершензон М. и архимандрита Феодора (Бухарева).
Интерпретация сюжета о возвращении блудного сына
в русской классике
Автор работы: Селина Анна
Россия, Забайкальский край, Тунгокоченский район, пос. Вершино-Дарасунский
Вершино-Дарасунская средняя общеобразовательная школа, 11-а класс
Научная статья
Притча – небольшой рассказ нравоучительного характера, родственный басне; содержит поучение в иносказательной, аллегорической форме. От басни отличается глубиной и значительностью смысла, широтой обобщения. Это один из самых древних жанров в мировой литературе. Притча возникла на Востоке, где любили говорить иносказаниями, аллегориями, загадками. Как жить в обществе? Как вести себя в семье? Как общаться с друзьями и врагами? Вот лишь некоторые темы притчей.
Евангельская притча – это разъяснение какой-либо духовно-нравственной истины с помощью сравнения. Странствуя по селениям и городам, Иисус учил людей не мудрёными речами, а простыми житейскими историями, которые могли произойти в жизни любого человека. Каждое Евангелие содержит разные по содержанию притчи. Среди них и притча о блудном сыне. В этой притче любящий и прощающий Отец – Бог, который не настаивает на любви сына – каждого из нас, не требует любви и послушания против нашей воли, не упрекает нас, когда мы уходим от Него, и прощает заблудшего в самый день покаяния.
В русской литературе эта притча получила распространение ещё в XVII веке. Ярким примером тому служит «Повесть о Горе-Злочастии». Основу сюжета повести составляет трагическая история жизни Молодца, отвергнувшего родительские наставления и пожелавшего жить по своей воле, «как ему любо». Герой повести проходит тот же путь, что и блудный сын. Только путь покаяния у него иной – он уходит в монастырь, а не возвращается к отцу.
Притча о возвращении блудного сына лежит в основе повести «Станционный смотритель». Об этом свидетельствуют те картинки, которые были развешаны на стене в доме Вырина. Они изображали историю блудного сына.
М. О. Гершензон, проследив, что описание «картинок» на темы истории блудного сына сложилось первоначально в работе над другим замыслом («Записки молодого человека»), привлек внимание к тем внутренним связям с фабульными событиями, которые «картинки» эти обрели в новом контексте. По Гершензону, четырем описанным в повести «картинкам» из истории блудного сына соответствуют четыре картины истории Дуни. Эти картинки символизируют жизненный путь Дуни. Как и на первой картинке – Дуня уходит из дома. Так же, как и на второй картинке – Дуня в чужом доме окружена «ложными» друзьями. Она тоскует и, может быть, раскаивается, как и блудный сын на третьей картинке. И последняя картинка о возвращении блудного сына – это когда Дуня приезжает на могилу к отцу. Но эту притчу можно отнести и к самому Самсону Вырину. Он как бы «уходит» от своей дочери, потому что не верит в её счастье, не верит в то, что молодой гусар может жениться на его дочери. Вырин так же окружён людьми, которые его обманывали: доктор, Ленский. На третьей картинке изображён юноша, который пасёт свиней и разделяет с ними трапезу; на его лице – глубокая печаль и раскаяние. Этот сюжет, как бы подсказывает судьбу смотрителя, который за три или четыре года без Дуни с горя спился, в доме у него царят «ветхость и небрежение». Из свежего и бодрого человека лет пятидесяти, каким он был ещё недавно, он превратился в хилого старика: седого, с глубокими морщинами на лице, со сгорбленной спиной. И последняя картинка рассказывает нам о возвращении блудного сына, с чем ассоциируется «возвращение» отца к дочери уже после смерти, когда Дуня приезжает навестить отца и находит его на кладбище.
Но «картинки» — это «благочестивый обман», «опошленная людьми евангельская притча», «ходячая мысль» «в немецки-филистерском виде». Повесть же им «противопоставляет живую правду». Вопреки предсказаниям «картинок», Дуня нашла на пути блудного сына свое счастье. «Был бы счастлив счастием Дуни» и смотритель, но его сгубила вера в непогрешимость «ходячей морали», «тирания» «призрака».
Дальнейший шаг в осмыслении сюжетной функции «картинок» сделал Н. Я. Берковский. Евангельскую историю блудного сына он определил как «вечное», «стоящее над веками», на «картинках» же она предстает в филистерском, «„немецком“ варианте». «Собственный вариант Пушкина, с новыми условиями, национальными и социальными», полемичен и по отношению к притче, и по отношению к «картинкам». История Дуни «идет по фону притчи, не сливаясь с ним». «Типовой истине» Пушкин противополагает растворившийся в ней и поглощенный ею «особый случай». «Пушкин восстанавливает индивидуальную историю и так ставит непререкаемость притчи под сомнение».
И, наконец, существеннейший аспект «смысловой нагрузки» «картинок» точно охарактеризовал Ю. Селезнев. «Именно эти «невинные» картинки, — пишет Ю. Селезнев, — выводят рассказ из социально-бытового плана в философский, позволяют осмыслить случай рассказа в его соотнесенности с опытом века». И далее автор так определил характер этой «соотнесенности»: «Пушкин, конечно же, не интерпретировал «вечный сюжет», он как бы «проверял» обыденный житейский случай своего времени в общем контексте «вечности»».
Пушкин на первых страницах «Станционного смотрителя» не просто упоминает об истории блудного сына, а делает отдельные ее моменты предметом восприятия и оценки героя — рассказчика повести.
Пушкин выносит в текст, обнажая прием типологического сопоставления древней притчи и фабульных происшествий, как и его функцию. Чтобы понять замысел Пушкина, необходимо не только отделить библейскую притчу от «картинок», повествующих о блудном сыне, но и «картинки» от их описания в рассказе титулярного советника А. Г. Н., основанного на «живых» его юношеских впечатлениях.
Притча рассказывает, как юноша, получив свою часть отцовского достояния, покидает отчий дом, как на чужбине «он расточил имение свое, живя распутно» (Еванг. от Луки, 15, 13), как, нанявшись пасти свиней и не получая даже той пищи, какую получали они, молодой человек познал раскаяние и вернулся домой. Повествование архаическое, притча в силу закона хронологической несовместимости «идет» за блудным сыном и, подобно сказке, не вспоминает об оставшихся дома — ни об отце, ни о старшем брате. Вернувшись, юноша просто находит отца (и с ним — все, что притча связывает с понятием дома и христианского прощения) неизменным.
Евангельский рассказ эпичен по своей природе. Он служит проводником учительного смысла, но назидание притчи обращено не к блудному сыну (согрешившему, раскаявшемуся и прощенному), а к сыну праведному, не желающему принять и разделить отцовское прощение. Картинки, украшающие «скромную обитель» смотрителя, — продукт другой эпохи, несут на себе печать другого вида искусства и другой этики. Именно историческая эпоха меняет учительный смысл древней притчи. Время библейской притчи подчинено закону хронологической несовместимости. «Картинки» идут в этом отношении за притчей. Время остановилось для отца: после ухода сына не меняются ни сам старец, ни вещи, его окружающие. Не то с блудным сыном, для которого «мешок с деньгами» обратился «рубищем», а место «блудниц» заняли свиньи. Время и в притче, и в «картинках» течет для одной стороны, для сына. И Пушкин спорит не с филистерским толкованием притчи, а с архаическим, закрепленным литературной и изобразительной традицией представлением, согласно которому события библейского рассказа — воспитание юноши жизнью — осуществляются в неподвижном мире, среди застывших контрастов (добрый старик-отец — ложные друзья и блудницы), где, кроме самого юноши, ничего не меняется. В «Смотрителе» же повествование, не выпуская из поля зрения дочь, следит в первую очередь за теми переменами, которые произошли за время ее отсутствия в жизни оставленного ею отца.
В тексте «Станционного смотрителя» библейская притча представлена не сама по себе, и даже интерпретирующие ее согласно представлениям другой исторической эпохи «картинки» (в соответствии с законами искусства словесного) предстают в отражении описания, которое титулярный советник А. Г. Н. составил по юношеским своим впечатлениям. Дуню мы видим лишь сквозь призму посредствующего восприятия тех, кто рассказывает о ней. Осталось, однако, неосмысленным, что то же происходит и с «картинками», столь важными для повести в целом. Рассказывая о них, А. Г. Н. расставляет свои семантические акценты, и его описание оказывается новой и притом непосредственно явленной в повести Пушкина ступенью в интерпретации притчи.
По мере того как Дуня в беспредельно усложненном виде повторяет историю блудного сына, мы узнаем и о другом — о том, как ригоризм скорой на суд молодости А. Г. Н. сменился трезвым пониманием бесконечной сложности живой жизни. Восстанавливая со слов участника и очевидцев разыгравшуюся уже не на «картинках», а наяву драму, рассказчик не обвиняет: он размышляет, сочувствует и сострадает ее героям, ведет за собой читателя в самую сердцевину трагических событий. А случившееся со смотрителем — именно трагедия, в которой сталкиваются «равновеликие силы, причем гибель одной не увеличивает этического достоинства другой».
В.В. Гиппиус заметил, чем отличает от притчи повесть Пушкина: «...на Вырине, а не на Дуне сосредоточено внимание автора». «И то, что в чувствительных сюжетах было центром, — вопрос о судьбе героини — едва намечено: известно только, что Дуня не погибла, не „метет улицу с голью кабацкою“ <...> подробностей нет; потому, конечно, что <...> не это было для него (Пушкина, — Н. П.), существенным».
В евангельской притче блудный сын возвращается к отчему порогу, неправедно расточив свое достояние, гонимый раскаянием. Но высший смысл притчи в том и состоит, что блудный сын, познавший истину на опыте собственных блужданий и ошибок, дороже отцу, чем тот, кто, слепо вверившись традиции, не выстрадал правду, не обрел ее на пути испытаний и бедствий. Какие испытания выпали на долю Дуне, мы не знаем, мы можем только, подобно старому смотрителю, гадать о них. Мы не знаем, чем обернулся для нее самой выбор, сделанный однажды без особого раздумья, быть может — «по ветрености молодых лет». Ведомо нам одно: та цена, которую уплатил старый смотритель за бездумно эгоистический порыв своего дитяти. И каков бы ни был жизненный путь Дуни (а он вряд ли легок и принес ей безмятежное счастье, как полагал Гершензон), — это путь ее жизни, и он сулил Дуне свои, незнакомые ее отцу радости и горе. И что известно читателю, наверное — ни радости, ни горе не заглушили в душе «прекрасной барыни» сознания дочерней ее вины. Именно рассказ мальчика о том, как на могиле отца «она легла <...> и лежала долго», и привносит в финал повести ноту примирения. Он говорит, что в душе героини живо высшее, человеческое начало, что в своей новой, неизвестной повествователю жизни она сумела сохранить здоровое нравственное зерно, возвыситься до сознательного чувства вины и долга перед ушедшим.
Евангельская притча о блудном сыне является ключевым текстом или, по определению современного литературоведа Е.Ю.Полтавец, «основным идейным лейтмотивом» и для романа «Отцы и дети».
В романе нет прямого упоминания об этой притче, но аналогия с ней прослеживается в названии, в системе образов, перипетиях сюжета, в характерах и судьбах персонажей.
В конфликте Базарова с отцами видится сходство с притчей, правда, неполное. Блудный сын уходит от отца, забывает свой дом, пережив духовное падение, и, что главное, ему удается подняться, — покаявшись, он возвращается домой.
Евгений Базаров оторван от родительского дома. Он редко бывает у родителей (он не видел их три года), тяготится семейным кругом. Базарову скучно в родительском доме, родители раздражают его, он старается побыстрее отделаться от них. Когда Иван Васильевич остается в его комнате, чтобы «поболтать с ним», «Базаров тотчас его отослал, говоря, что ему спать хочется, а сам не заснул до утра…» Базаров презрительно отзывается о родителях: «Они вот, мои родители то есть, заняты и не заботятся о собственном ничтожестве, оно им не смердит…а я…я чувствую только скуку да злость».
Подобную форму отношений пытается навязать Базаров Аркадию в отношении его отца и других родственников. Он оскорбляет их, называя деда аркадия «дубиной порядочной», дядю – «архаическим явлением», «идиотом», отца – «отставным человеком», пытается спровоцировать Аркадия на упреки, конфликт с родными. Однако, Аркадий не презирает отца, наоборот, он пытается понять и оправдать своих близких. В финале мы видим Аркадия настоящим сыном Николая Петровича, он продолжает дело своего отца, живет с ним в одном доме в мире и согласии. Аркадий возвратился в отчий дом, да и Базаров тоже возвращается в родительский дом, но возвращается туда умирать. Нигилизм Базарова терпит крах именно под родительским кровом.
Почему же Тургенев показал смерть Базарова именно «родительском гнезде»? Базаров хочет уйти от обступивших его вопросов, но ему не удается это, а попытки порвать живые связи с жизнью, его окружающей и проснувшейся в нем самом, ведут героя к трагическому концу. Тургенев еще раз проводит Базарова по тому кругу, по которому он прошел: Марьино, Никольское, родительский дом. Но теперь мы не узнаем прежнего Базарова. Второй круг жизненных странствий Базарова сопровождают последние разрывы. Мрачному, замкнутому, холодеющему герою противостоит рвущаяся к нему сила беззаветной родительской любви.
Базаров – это блудный сын, который уходит от отцов, уходит от того, что называется культурой, которая жила поколениями.
В образе главного героя романа нигилиста Базарова олицетворена та часть русской молодежи второй половины XIX века, которая отреклась от веры отцов и перешла на позиции атеизма. Но такой переход неизбежно влечет за собой разрыв духовных связей со своим народом, чье мировоззрение являлось глубоко религиозным. На эту особенность указывает главный оппонент Базарова Павел Петрович Кирсанов: «Нет, русский народ не такой, каким вы его воображаете… Он свято чтит предания, он патриархальный, он не может жить без веры». Базаров признает справедливость этого утверждения, и на вопрос Кирсанова: «Стало быть, вы идете против своего народа?» – отвечает: «А хоть бы и так».
Что же происходит с блудным сыном?
«По прошествии многих дней, - повествуется в притче, - младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону…». «Дальняя сторона» – символ всего чуждого отеческому преданию, возникшего и сформировавшегося на иной почве.
И действительно, нигилизм русской молодежи опирался на философские, нравственные и социальные учения европейских мыслителей XVIII-XIX вв., в частности немецких материалистов.
Блудный сын в дальней стороне «расточил имение свое…» Это значит, что все, нажитое отцом и уготованное в наследство сыну, он не ценил, не берег и утратил. Так же и молодое поколение русских нигилистов решительно отрицает духовный опыт своего народа. Проблема отцовства - одна из важнейших, это проблема единства развития всего человечества. Только осознание человеком своих корней, своей глубокой духовной связи с прошлым дает ему будущее. Смена поколений - процесс всегда непростой и небезболезненный. «Дети» принимают в наследство от «отцов» весь духовный опыт человечества. Разумеется, они не должны рабски копировать «отцов», необходимо творческое переосмысление их жизненного credo - но переосмысление на основе уважения к принципам предков. В эпоху социальных потрясений такая переоценка ценностей новым поколением происходит гораздо более жестко и жестоко, чем это необходимо. И результаты всегда бывают трагичны: слишком многое в спешке утрачивается, слишком сложно эти пробелы восполнять. «В теперешнее время полезнее всего отрицание», - объясняет Базаров и указывает на цель этого отрицания: «Сперва надо место расчистить».
Но удастся ли молодому поколению на расчищенном месте создать что-то новое взамен разрушенных святынь, удастся ли накопить иные ценности? Ответ на этот вопрос содержится в Евангельской притче.
«Расточив имение свое», блудный сын впал в нищету: «Когда же прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться, и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней, и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему».
Как нужно понимать иносказательный смысл этого отрывка в контексте романа? Отличительными признаками материалистического мировоззрения, взятого на вооружение русскими нигилистами, являются рационализм и прагматизм. Основная черта этой философской системы – утверждение приоритета материального над духовным. Духовная сторона жизни объявляется или малозначимой, или просто бесполезной. Это, по определению героя романа, «романтизм, чепуха, гниль, художества». Нет любви, а есть только физиологическое влечение: «…и что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения». Нет красоты в природе, а есть лишь вечный круговорот химического вещества: «И природа пустяки в том значении, в каком вы ее понимаете». Нет духовного созерцания произведений искусства, а есть лишь физиологическое раздражение нервных окончаний, отсюда пренебрежительное отношение к нему нигилистов: «Рафаэль гроша медного не стоит…», «порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта…» Итак, никакой духовности. Только материя и польза.
Блудный сын, питающийся рожками, которые ели свиньи – символический образ огромной обобщающей силы. Человек, лишенный духовной пищи, низведен до уровня животного. По христианскому вероучению человек – образ и подобие Божье. В материалистическом понимании человек – одно из звеньев в цепи животных и растительных организмов. Этим объясняется обилие «зоологических» и «растительных» метафор в высказываниях Базарова о сущности человека («мы с тобой те же лягушки, только что на ногах стоим», «люди, что деревья в лесу, ни один ботаник не станет заниматься каждой отдельной березой» и т.п.)
Индивидуальная неповторимость личности, ее нравственность, по мнению Базарова, особого значения не имеют: «…при правильном устройстве общества совершенно будет равно, глуп ли человек или умен, зол или добр».
Итак, разрыв связей со своим народом, с той почвой, которая, по словам В.Г.Белинского, хранит «жизненные соки всякого развития личности», отрицание нравственных принципов и духовности – это и есть то состояние «великого голода в дальней стороне», о котором повествуется в притче.
Это состояние обрекает человеческую личность и общество в целом на духовную деградацию и гибель. И единственный спасительный выход из этого положения тот, который избрал блудный сын: пройдя через лишения и страдания, он раскаялся в содеянном и вернулся в родной дом к любящему и простившему отцу.
«Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам», по словам А.С.Пушкина, являются теми «дивными чувствами», на которых «основаны от века по воле Бога самого самостоянье человека, залог величия его». Разрыв с отечеством, отречение от духовного наследия предков приводит поколение «детей» к утрате «самостоянья», лишает его духовной опоры.
Вся мировая культура: музыка, живопись, литература – проникнуты Евангельской мудростью. Без знания Евангельских заповедей, сюжетов, притч невозможно приобщиться к великой культуре. Притча о блудном сыне несёт идею покаяния и прощения. Никогда не поздно понять свои ошибки, покаяться в грехах, вернуться на путь истинный и получить прощение. Тема блудного сына актуальна и сегодня. Она будет актуальна и важна всегда, потому что в любую эпоху человек проходит путь сомнений, ошибок, отступничества и возвращения. И спасение человека от всех бед и напастей, что выпадают на его долю, в умении критично отнестись к самому себе, оценить свои ошибки.
Литература
Художественная литература:
Монографии, статьи:
Зимний дуб
Домик зимней ночью
Две снежинки
Рисуем "Осенний дождь"
Можно от Солнца уйти...