Демоническое начало в творчестве М.Ю.Лермонтова

Муниципальное бюджетное образовательное учреждение лицей №8 имени Николая Николаевича Рукавишникова

Демоническое начало в творчестве М.Ю.Лермонтова

Автор:  Алексеенко Екатерина,

ученица 8 А класса

Научный руководитель: Бурцева Е.В., преподаватель русского языка и литературы

Томск - 2012

ОГЛАВЛЕНИЕ

1. Введение
2. Идеи «демонизма» в литературе
3. Образ «демона» в творчестве М.Ю. Лермонтова
4. Поэма «Демон» как квинтэссенция «демонизма» в творчестве
5. М.Ю. Лермонтова
6. Список литературы

Введение

М.Ю. Лермонтов - очень сложное явление в истории литературной жизни России. Поэт, проживший всего 26 лет и оставивший относительно небольшое литературное наследство, до сих пор остается неразгаданной и до конца не понятой личностью. В литературной критике творчества Лермонтова, начиная с прижизненных публикаций и кончая сегодняшним днем, можно наблюдать острую борьбу мнений, особенно по поводу такой неоднозначной темы, как демонические мотивы и их развитие в творчестве Лермонтова.

В лермонтоведении термин «демонизм» обрел как бы новую жизнь, объединив в себе философский смысл (индивидуализм, эгоцентризм) с психологическим («безочарование») и художническим (демонический характер). Раскрывая какую-то одну сторону демонизма как особой системы взглядов на человека, природу и общество, исследователи дополняют друг друга, углубляя суть понятия «демонизм». Но как только речь заходит об отношении самого Лермонтова к демону и демонизму, возникает весьма противоречивая картина. На одном полюсе – поэт, вступающий в спор со своим героем, на другом – поэт – почти двойник героя; между этими крайними полюсами поэт – постепенно побеждающий демонического героя и отвергающий его.

1. Идеи «демонизма» в литературе

Отношение к Сатане как аллегорической фигуре, воплощающей мировое зло, и одновременно конкретному его носителю, имеющему определенное материальное воплощение, в ту или иную эпоху было различным. Первый бунтовщик и возмутитель божеского порядка, носящий несколько имен (Сатана - "противник", дьявол, Люцифер и др.), в Ветхом завете выступает символом непокорности, но вовсе не мирового зла. Бунт лежал в основе сотворения мироздания. С метафизической точки зрения в основе любого бунта обычно лежат два момента, условно определяемые как позитивный и негативный: 1) свободолюбие и свобода воли; 2) тщеславие и гордыня.

Идея метафизического бунта, бунта вообще легла в основу романтического течения. Романтики привносят в образ Сатаны и бунтующих демонических героев высокую, хотя и "темную" духовность ("Демон" Лермонтова, "Каин" и "Корсар" Байрона и др.). Данное прочтение сатанинских образов в реабилитационном ключе будет подхвачено в конце ХІХ - начале ХХ века литературой символизма и декаданса (В. Соловьев, Л. Андреев, А. Блок и др.).

2. Образ «демона» в творчестве М.Ю. Лермонтова

Появление образа демона в творчестве – один из важнейших моментов творческой психологии Лермонтова. «Во всех стихотворениях Лермонтова, - как заметил В.В.Розанов, - есть уже начало «демона», «демон» недорисованный, «демон» многообразный. То слышим вздох его, то видим черту его лика». Этот образ «преследовал» его, как некая живая сила, существовавшая объективно, вне сознания, но одновременно как нечто субъективное, определявшее его душевный склад и поведение.

Тема Демона появилась в творчестве Лермонтова в 1829 г., в стихотворении «Мой Демон», в том же году была написана первая редакция поэмы «Демон», имеющей всего восемь редакций, причем последняя из них, как предполагают исследователи, была закончена в 1839г.

В этих ранних произведениях – декларация зла, которое пока несовместимо со страданием. Однако чуждый страданию и раскаянию Демон приходит на страницы юношеских произведений Лермонтова ненадолго. Почти одновременно (также в 1829г.) рождается Демон печальный, тоскующий. Он «своим злодействам не смеется», мечтает о любви и, наконец, «погибший ведает любовь».

Именно этот Демон обретает власть над душою лирического героя не силою разрушения, а силою своей неуспокоенности, стремлением к «образу совершенства». Как бы раздваиваясь между добром и злом, светом и тьмою, проходит Демон через все редакции поэмы, но раздвоение не означает тождества. Поэт, наоборот, показывает несовместимость обоих начал, там, где встречается добро и зло, - там вечная, неугасимая вражда. Вот поэтому ореол величия всех демонических героев Лермонтова заключается в этой «гордой вражде». Таким образом, демонизм у Лермонтова не философия зла, а демон – не символ такового.

Крепнущее в Лермонтове сознание того, что он «не Байрон», что он поэт «с русской душой», сказывается в его растущем протесте против «фанфаронов порока и эгоизма» (возможно, ничтожных подражателей байроническим героям), сказывается и на эволюции Лермонтова как певца сильной личности. Образы Арбенина, Демона (III редакция), Печорина («Княгиня Лиговская») свидетельствуют о критическом отношении автора к своим персонажам, особенно ощутимом в зрелую пору творчества писателя.

Поэтизируя Демона, давая возможность почувствовать светлые и высокие силы его души, Лермонтов не ставит вопрос о полном этическом оправдании его демонизма. Более того, образом Демона (последних редакций) и Печорина писатель развенчивает демонизм, судит его за неизбежный эгоцентризм.

Осуждение эгоцентризма сильной личности сочетается у Лермонтова с чувством жалости не столько к этой личности, сколько к ее «растраченным в пустыне» силам. Трагедия Печорина, Демона, Арбенина в том, что они тяготятся своей разрушительной энергией. Эта противоречивость отражает кризис демонизма – явления вынужденного, навязанного героям объективными обстоятельствами их бытия. Демон стал «духом зла» по воле бога, Арбенина согнул «жестокий век», Печорин изнемогает под бременем своей «ненужности», порожденной тем же веком и обществом. Каждый из них таил в себе огромные силы для добра и созидания, но каждый злом был обречен творить зло.

Все его демонические герои не достигли ни удовлетворения, ни счастья, ни элементарного спокойствия, доступного людям с чистой совестью, не вырвались из своего одиночества. Такова логика, понятая Лермонтовым, - «зло порождает зло». Демонизм же – это «анчар», несущий яд каждому, кто хоть в малой мере прикоснется к корням его – скептицизму и эгоцентризму. Лермонтов не столько судит своего опоэтизированного Демона, сколько господствующее в нем «собранье зол». Демонизм в художественной интерпретации Лермонтова тождественен антигуманизму, последний же, в свою очередь, связан с эгоцентризмом.

3. Поэма «Демон» как квинтэссенция «демонизма» в творчестве М.Ю. Лермонтова

Первый вариант «Демона» Лермонтов набрасывает пятнадцатилетним мальчиком, в 1829 году. С тех пор он неоднократно возвращается к этой поэме, создавая её различные редакции, в которых обстановка, действие и детали сюжета меняются, но образ главного героя сохраняет свои черты.

Демон Лермонтова - это его мука, предельный концентрат ее, все противоречия и странности его души, злой гений "безочарованья существа его поэзии". Поэтому Демон Лермонтова так разнится от своих литературных собратьев и разнится, прежде всего, двумя качествами:

1. Прежде всего, он необычайно многогранен: он мятежен и непримирим, как мильтоновский Сатана; знающ и мудр, как байроновский Люцифер; еще более прекрасен и соблазнителен и в то же время коварен, чем герой Виньи из поэмы "Элоа"; а по мощи отрицания даже превосходит гетевского Мефистофеля.
2.  В нем есть неведомая этим героям неудовлетворенность – не только миром, но и самим собой. Вместе с отрицанием и навязанным ему злом (мотив навязанного зла, наказания злом тоже впервые прослеживается Лермонтовым), в нем живет жажда идеала. Рефлексующий сатана очень человечен. И в то же время мощь его энергии (отрицательной, но могущей быть преобразованной в положительную) даже во зле поднимает его над людьми. Накал недоступных человеку страстей: и мощь любви, и мощь ненависти, и мощь ума и страдания, - и дает ему право ропота, противостояния, оспаривания правоты с Богом. Это не романтический, таинственный, облагороженный злодей, сильная личность, это и не холодный разочарованный мудрый скептик подобно Мефистофелю, скорее, это безочарованный и мучащийся безочарованьем несчастный, жаждущий перемены, разнообразья, очарования, плотности впечатлений и ощущений вместо пустого разреженного пространства вне-любви. Это духовное существо, жаждущее добра и понимания и взамен готовое принять искупление, существо, которое, пожалуй, в итоге именно мукой одиночества, концентрацией бродящих желаний, настоенностью не имеющих выхода и применения страстей, повышенной энергетичностью своего инфернального невидимого тела выше и значительней духовно и нравственно слабого человека. Зло выше равнодушия, а зло высокое нравственнее зла низкого, - эта мысль промелькнет еще в "Маскараде". Лермонтов был максималистом, его демон разрывал его на части.

Стоит отметить генезис и развитие образа Демона в лирике Лермонтова. В "Маскараде" эта проблема получила художественное воплощение, его Арбенин, человек огромной воли, могучей души, "гордого ума", берет на вооружение не пассивное добро, а протестующее зло, представляющее собою взбунтовавшееся, оскорбленное добро: это высокое зло, восставшее против зла низменного, царящего в обществе. На путь порока Арбенин вступает сознательно, в знак протеста, неприемлемости условных законов презираемого им общества. Так в "Маскараде" Лермонтов не просто спускает вселенского протестанта на землю, а вводит его в гущу современности, в окружение светской толпы. Погружение "могучего духа" в быт оказалось плодотворным для изображения того и другого. Первый обрел плоть и кровь живого, хотя и исключительного человека, второй наполнился глубоким вселенским смыслом: в быте отразилось бытие. "Бесовское" начало Арбенина, разными гранями объективированное в его спутниках-двойниках Казарине, Шприхе, Звездиче и Неизвестном, имеет в своей основе метафизическую природу. Неоднозначность каждого из образов, в каждом из которых "черт в душе сидит", которые суть тени, отбрасываемые Арбениным, его "темное начало", допускает условность и неоднозначность зла в мире, которое достигает наибольшей глубины трактовки в поэме Лермонтова "Демон". И все-таки это зло еще отделимо, сама тема двойничества предполагает возможность подобного разделения, отделения зла внутри человека, светлую часть его существа от темной. Можно сказать, что "бесовщина" Лермонтова направлена на то, чтобы размыть эту еще разделяющую добро и зло грань (к слову сказать, и "демонизм" Печорина как раз заключен в таком вот смешении, перестановке добра-зла, исходящей не из бытующей морали, а единственно из собственных представлений, как бы вопреки). Тем не менее, Лермонтов не вызывает однозначной симпатии к вселенскому протестанту, олицетворяющему силы зла, не делает из него культ, не восхищается, не славословит его подобно романтикам, - во зле его он ищет истоки добра. Не меняя их местами, не оборачивая одно в другое, он ищет причины постоянного зарождения и существования в мире величайшего зла (высокого зла против низкого), и добра как простой неискушенности "морем счастия и зла". Его инфернальность - это в какой-то мере степень овладения истиной и знанием мира, законов и условий его существования. Поэтому она трагична, поэтому неразрешима, поэтому мрачна и горда, она всегда - прежде всего "гордый ум", и ярко выражена в стихотворении "Мой демон" (1829):

Собранье зол его стихия.

Носясь меж дымных облаков,

Он любит бури роковые,

И пену рек, и шум дубров.

Меж листьев желтых, облетевших

Стоит его недвижный трон;

На нем, средь ветров онемевших,

Сидит уныл и мрачен он.

Он недоверчивость вселяет,

Он презрел чистую любовь.

Он все моленья отвергает,

Он равнодушно видит кровь,

И звук высоких ощущений

Он давит голосом страстей,

И муза кротких вдохновений

Страшится неземных очей

Демон, безнадежно любящий жизнь, унылый и тоскующий, подверженный высоким ощущеньям, которые намеренно давит в себе голосом страстей (следовательно, подверженный и страстям), абсолютно одинокий - это фигура не борца, а скорее некоего прозревшего пустоту и отверженность бытия и надевшего маску циника, "лишнего" в мироздании, отверженного, но не смирившегося творения, избравшего орудием противопоставления насмешку. Насмешка над суетностью и напрасностью бытия, над мелочностью человеческих страстей и надежд - от того же трагического всезнания. Но, насмехаясь, он в то же время

…любит пасмурные ночи,

Туманы, бледную луну,

Улыбки горькие и очи,

Безвестные слезам и сну…

Естественно, что с познанных им вселенских прозрений

…Ему смешны слова привета

И всякий верящий смешон;

Он чужд любви и сожаленья,

Живет он пищею земной,

Глотает жадно дым сраженья

И пар от крови пролитой…

Вот суть взаимоотношений Демона с миром (зла с добром) – снисходительная насмешка. И вот - его "Демон" (1841), вобравший в себя всю боль и безнадежность человечества. Символ вечной его неустроенности. С первых же строк выступает неоднозначность образа падшего ангела:

Печальный Демон, дух изгнанья,

Летал над грешною землей,

И лучших дней воспоминанья

Пред ним теснилися толпой…

…Ничтожной властвуя землей,

Он сеял зло без наслажденья,

Нигде искусству своему

Он не встречал сопротивленья –

И зло наскучило ему…

Редакций "Демона" насчитывается восемь. Первоначально образ Демона был прямолинейнее, борьба внутри него заканчивалась перевесом зла, ненависти, и соблазнение им Тамары представлялось преднамеренной местью за невозможность любви. Впоследствии Лермонтов настолько углубил, расширил этот образ, наделил его такими противоборствующими раздирающими страстями, что его неоднозначность породила целый ряд трактовок в осмыслении образа. С одной стороны - мощь свободного разума, а с другой - созидательная и в то же время разрушительная страсть, противоречивое единство этих двух начал, напряженная жизнь духа, неискоренимое стремление к восстановлению гармонии, связи с миром - и невозможность его осуществления сообщают этому образу не только трагизм, но и необыкновенную динамичность. Развивающийся на втором плане повествования "метаконфликт" между Демоном и Тамарой, с одной стороны, богом и созданным им миропорядком - с другой, наполняет содержание поэмы глубоким философским "сверхсмыслом". Встреча с Тамарой для Демона – не залог "возвращенного рая", а новая ступень в его исканиях "с начала мира". Глубинный сверхсмысл поэмы - во зле от зла, в обречении добром на зло, в невозможности метаморфоз, и даже во зле от добра.
Если западные писатели основным конфликтом между Богом и сатаной рассматривали жажду свободы и от нее - бунт сатаны против Бога, получавший различное толкование в том или ином случае, то Лермонтов переносит конфликт совсем в иную сферу. Его демон бунтует против собственной природы, желает любви и перерождения, а наказание его Богом мыслится в запрете данного перерождения, иными словами, в сохранении зла. Мотив возрождения "к жизни новой" превращается в сюжетный лейтмотив, хотя какое-то время Демон и остается прежним духом зла, борясь между зарождающимся чувством любви и привычкой к злу. Сила любви, связанная, прежде всего, с добром, приводит к тому, что он готов отказаться если не от зла вообще, то от "умысла жестокого" - обольщения хранимой богом Тамары.

…Тоску любви, ее волненье

Постигнул Демон в первый раз;

Он хочет в страхе удалиться...

Его крыло не шевелится!

И чудо! из померкших глаз

Слеза тяжелая катится...

И вот - кульминация его борьбы, решимости начать жизнь новую:

…И входит он, любить готовый

С душой, открытой для добра,

И мыслит он, что жизни новой

Пришла желанная пора…

Именно в этот момент между Демоном и Тамарой становится бог в лице Ангела - "хранителя грешницы прекрасной", с преждевременным, все испортившим обвинением:

…Дух беспокойный, дух порочный,

Кто звал тебя во тьме полночной?

Твоих поклонников здесь нет,

Зло не дышало здесь поныне;

К моей любви, в моей святыне

Не пролагай преступный след…

Это можно понять как искушение, провокацию Бога, тонкую месть, нежелание преображения зла. Сложнейшая психологическая ситуация с многообразным смысловым подтекстом, когда в душе героя сосуществуют сразу несколько взаимоисключающих чувств и волевых импульсов (кипение и противоборство любви к Тамаре и "яда" жгучей, "старинной ненависти" к Богу; непреклонность и смятение; злоба и коварство; предчувствие катастрофы и отчаянно-дерзкое устремление к ней) так и не разрешается однозначно. В свете происшедшей от встречи с ангелом метаморфозы, когда

…злой дух коварно усмехнулся;

Зарделся ревностию взгляд,

И вновь в душе его проснулся

Старинной ненависти яд…

Его монолог, обращенный к Тамаре, можно трактовать только как намеренный обман с целью покорения Тамары наперекор сопернику, когда в ход идут все средства: от возбуждения жалости до призыва к спасению, однако, сколько в нем всамделишной горечи, правды и боли. Да, это уже ложь, но одновременно и неподдельное движение смертельно уставшей души, предельный миг искренности и готовности к томившему его идеалу оставить мир "в неведенье спокойном", порыв откровенности и слабости.

…Я тот, чей взор надежду губит;

Я тот, кого никто не любит;

Я бич рабов моих земных,

Я царь познанья и свободы,

Я враг небес, я зло природы,

И, видишь, я у ног твоих!..

Меня добру и небесам

Ты возвратить могла бы словом.

Твоей любви святым покровом

Одетый, я предстал бы там

Как новый ангел в блеске новом.

О! только выслушай, молю,

Я раб твой, я тебя люблю!

Что без тебя мне эта вечность?

Моих владений бесконечность?

Пустые звучные слова,

Обширный храм - без божества…

Поистине философией зла можно назвать монолог Демона:

…Какое горькое томленье

Всю жизнь - века без разделенья

И наслаждаться и страдать,

За зло похвал не ожидать,

И за добро вознагражденья;

Жить для себя, скучать собой

И этой вечною борьбой

Без торжества, без примиренья!

Всегда жалеть, и не желать,

Все знать, все чувствовать, все видеть

Стараться все возненавидеть

И все на свете презирать!..

Увлекая и покоряя Тамару мощью и глубиной своих чувств, страданий и жаждой возрождения, Демон на какие-то мгновения и сам оказывается захваченным этим порывом, он верит, что хочет верить, и его клятва Тамаре довольно искренна:

…Хочу я с небом примириться;

Хочу любить, хочу молиться,

Хочу я веровать добру…

Но едва вступив в царство любви и гармонии, он разрушает его, умертвив Тамару своим поцелуем.

Смысл этого смертельного поцелуя особенно многозначен.
"Первичный", прямой смысл - в безмерной, испепеляющей страсти Демона, гибельной для простых смертных (разрушительное действие страсти). Другой смысл - в невозможности выхода из гнетущего одиночества и бесцельности существования, обретаемого ценой "невмешательства" в судьбы мира, в "отгороженное" от всего счастье любви. Еще один смысл - в ответственности Бога за сотворенный им мир, в котоpом добpо и зло так тесно пеpеплетены. В том наказании зла, котоpое pикошетом пеpепадает добpу. Четвеpтый подтекст - в несовместимости зла и любви, в губительности подобного сочетания для обоих (мысль, пpозвучавшая еще в "Маскаpаде"). "Смеpтельный яд" поцелуя Демона настоен на ненависти и злобе, отpавляющих даже такое животвоpящее чувство, как любовь. Hо эти чувства вложил ему в гpудь Бог, как наказание за непокоpность, пpевpатив его во "зло пpиpоды", и с новой силой возpодил их в душе Демона в момент, когда тот уже готов был любить и "веpовать добpу". Следовательно, не только Демон, но и Бог виновен в гибели Тамаpы. Более того, именно Богу, делает вывод Леpмонтов, неугодно пpеобpажение Демона и, таким обpазом, устpанение из миpа зла. Hаказание вечно, и оно взаимно.

…И пpоклял Демон побежденный

Мечты безумные свои,

И вновь остался он, надменный,

Один, как пpежде, во вселенной,

Без упованья и любви!..

Hо (еще один подсмысл) поpажение Демона не означает конечного утвеpжденья пpавоты Бога и созданного им миpа. Hеpаскаявшийся Демон остается живым укоpом его дисгаpмоничности и неустpоенности, не только пpежним "надменным", но еще более ожесточенным и непpимиpимым пpотивником неба.

Мотив пеpеключения pеестpа эмоций от жалости к наказанному повстанцу до откpытого осуждения самого Бога в романтической литературе встpечался и pаньше, но Леpмонтов пpидал этому мотиву наивысшее звучание, диссонанс вечной непpимиpимости и взаимного непонимания, а отсюда - невозможности обpетения счастья вне связи с общим миpопоpядком.

Его Демон человечнее Бога, вот, пожалуй, основная мысль Леpмонтова. Божественная гаpмония пpекpасна, да, но она вне-человечна, и именно потому вызывает "вечный pопот человека". Демон губит Тамаpу, но он обещает ей стpасть, вечную любовь, стихию, pай даже в аду. А что ждет ее у Бога? Глухие стены монастыpя, покой, тишина и забвение. Человечность Демона в том, что это и внутpенне пpотивоpечивое конкpетноличностное сознание; и художественное воплощение тpагических исканий человека, его обpетений и потеpь; и символико-философское отpажение глубинной сущности человеческого духа, человеческого pода в пpоцессе его бесконечного и тpудного познания миpа с целью его "очеловечивания". "Вечный pопот", бунтаpское пpотивостояние "внечеловечной" гаpмонии "божьего миpа" и сущего, пpедмета "жадного познанья", сочетается с безгpаничным своеволием pомантического бунтаpя-одиночки. Поэтому в столкновении пpавд геpоя и миpа (Демона и Бога) изменению подлежит не только миp, но и геpой. Миp, унивеpсум должен стать более человечным, человек - более миpообъемлющим. Отсюда усиление в pомантизме "Демона" не только субъективного, но и объективного начала, пpидающего поэме новое качественное своеобpазие.

Лермонтовский Демон просит у Бога права на любовь, но и в этом получает отказ.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Андроников И.Л. Лермонтов: Исследования и находки – М., 1977.
2. Жизнь и творчество М.Ю.Лермонтова /Выставка в школе – М., «Детская литература», 1984.
3. Лермонтовская энциклопедия – М., 1981.
4. Ломинадзе С.В. Поэтический мир Лермонтова – М., 1985.
5. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь – М., 1988.
6. М.Лермонтов /Книга для ученика и учителя – М., АСТ «Олимп», 1998.
7. М.Ю.Лермонтов. Избранные сочинения /Библиотека учителя – М., «Художественная литература», 1987.
8. М.Ю.Лермонтов. Лирика /Школьная программа. Справочные материалы – М., «Дрофа», 1998.
9. Максимов Д.Е. Поэзия Лермонтова – М., 1961.
10. Маранцман В.Г. Изучение литературы в 8 классе. – М., «Просвещение», 1987.