Исследовательская работа на тему «История одной обычной российской немецкой семьи»

История одной обычной российской немецкой семьи

       Автор: Гинч Семён  Витальевич

       Адрес:  629405, ЯНАО, г. Лабытнанги, ул. Брусничная, д.12, кв. 2, телефон:89824003116

       Адрес школы: 629404, ЯНАО, г. Лабытнанги, ул. Школьная -45,

Гимназия г. Лабытнанги, 11 класс, телефон: 8(34992) 59153.

       Руководитель: Алексеева Светлана Геннадьевна, учитель истории и обществознания   Гимназии г. Лабытнанги.

г. Лабытнанги, 2012 год

         Тема: «История одной обычной российской немецкой семьи»

                                                                  ПЛАН

          1. Введение …………………………………………………………………….. …..стр.3

          2. Глава 1. История семьи.  Корни…………………………………………………стр.4

          3. Глава 2. Жизнь семьи на Ямале……………………………………………… …стр.7

          4. Заключение………………………………………………………………………стр.12

           Источники……………………………………………………………………...стр.13

           Библиография………………………………………………………………….стр.13

           Приложение.     ………………………………………………………………..стр.14

Введение.

       История страны – это не только набор дат, событий и фактов, это история каждого отдельного человека. XX век ушёл в прошлое, уходят от нас и они, очевидцы и живые свидетели тех событий, о которых мы узнаём большей частью на уроках истории или из телевизионных передач.    

       Мне повезло. Повезло услышать  рассказ 67-летнего человека,  Элеоноры Георгиевны Таловских (Штро - фамилия её родителей) со многими  удивительными подробностями повседневной жизни. Я соприкоснулся с живой историей, историей Ямала - края, где я живу, необычной историей нескольких поколений одной обычной  семьи  в  России XX века. Знакомство с этой замечательной, жизнерадостной и оптимистичной женщиной, её судьба, судьба её семьи  и история её интереснейшей, сложной жизни заставила меня совершенно по - новому  взглянуть и на школьный учебник, и на историю страны в целом.

      Актуальность темы исследования обусловлена необходимостью научного анализа депортационной политики советского государства, в том числе и в отношении немецкого населения. С момента установления советской власти во внутренней политике руководства страны постоянно присутствовала задача расширения экономического пространства и создания на этой основе могущественной державы. Особое место в решении этой задачи отводилось привлечению дополнительных трудовых ресурсов к освоению необжитых территорий на севере государства. Делалось это главным образом за счёт принудительного перемещения в отдалённые регионы отдельных слоёв и категорий населения. Во время Великой Отечественной войны практика насильственного переселения людей была не просто  продолжена, но в качестве оправдания деятельности властей использовались обстоятельства военного времени, под прикрытием которых была создана целая система специальных поселений, организованных по национальному признаку.

      Проблема исследования заключается в том, что тема депортации народов достаточно изучена, но более глубокое детальное  изучение истории семьи в условиях депортации позволяет нам взглянуть  на известные факты и события по - новому.

      Целью данного исследования является изучение процесса депортации  народов через рассмотрение  истории отдельно взятой  немецкой семьи.

      Задачи, которые я перед собой поставил, заключаются в следующем:

1. Подобрать литературу по теме исследования.

2. Более подробно изучить историю России ХХ века, периода, связанного с депортацией народов.

3. Рассмотреть процесс депортации на примере судьбы  жительницы города Лабытнанги Штро Э.Г. через  знакомство с архивом семьи и  воспоминания членов её семьи.

4. Обобщить собранную информацию и подготовить материалы для использования на уроках истории России, истории ЯНАО, культуры народов Ямала, внеклассных мероприятиях в любом образовательном учреждении округа

5. Подготовить материал для городского краеведческого музея.

    Объект исследования – процесс депортации народов через историю отдельно взятой семьи.

    Предмет исследования-события и факты из жизни нескольких поколений одной семьи которая в результате депортации оказалась на Ямале в городе Лабытнанги и сумела выжить и сохранить человеческое достоинство в экстремальных условиях войны, депортации и репрессий, голода и холода Ямала.

    Гипотеза: изучив историю и судьбу отдельно взятой семьи, более глубоко понять, что семья в переломные моменты истории страны является опорой человека в преодолении трудностей.

    Методы:

1.Анализ источников литературы.

2. Анализ архивных документов.

3. Интервьюирование.

4. Обобщение и систематизация информации.

Глава 1. История семьи.  Корни.

    После  того, как я обратился в краеведческий музей г. Лабытнанги, выяснилось, что, несмотря на то, что там имеется 1410 экспонатов, никакой информацией о семье Штро музей не располагает. Основными источниками  информации для меня стали аудиовизуальные документы и  домашний архив семьи Штро, воспоминания  Элеоноры  Георгиевны и Виктора Георгиевича, их рассказ, настолько  живой и эмоциональный, что назвать это интервью сложно. Наши встречи совершенно не носили официального характера, часы общения пролетали  абсолютно незаметно,  и не хотелось уходить – настолько интересным человеком, собеседником и рассказчиком была эта женщина, намного интереснее, чем многие мои сверстники. В качестве технического средства в беседах с Элеонорой Георгиевной  я использовал аудиозапись. Виктор Георгиевич дал видеоинтервью.

       Предки  Элеоноры Георгиевны, немцы по происхождению,  проживали в России с 1823 года.  Так рассказывала  бабушка, Шарлотта Богдановна Брейнер, 1889 года рождения.  Бабушка была из крестьянского сословия, родилась в селе Овцено под Санкт-Петербургом в  многодетной  немецкой лютеранской семье.  Брейнер - её фамилия по мужу.  Александр  Христофорович, дворянин по происхождению,  как-то приехал в село отдыхать. Встречи могло и не быть - семья  была очень набожной и девочку определили на службу и учёбу при церкви, «отдали  Богу», как тогда говорили, с трёх до шестнадцати лет она жила не в семье. Но так уж сложилось - там, в церкви они и встретились.  Жених был старше на 10 лет, тоже немец и имел высшее образование, служил инженером на железной дороге.  После революции он продолжал работать по специальности, оказался нужен и полезен  новой власти, даже некоторое время работал в Смольном.  Умер в 1939 году, чудом избежав репрессий  и оставив жене и дочери Алисе  квартиру в Дерптском переулке в Ленинграде, недалеко от  Никольской церкви.  

     Алиса, мама Элеоноры Георгиевны, родилась в 1923 году,  получила  отличное  по тем  временам образование, росла в достатке в благополучной семье, в совершенстве знала немецкий, неплохо владела английским и французским (благодаря отцу), посещала по вечерам занятия при Эрмитаже, хорошо разбиралась в античном искусстве, живописи, музыке, часто посещала с родителями театр и музеи. Когда началась Великая Отечественная война, она окончила курсы медсестёр, а затем, как и все ленинградцы, пережившие блокаду, рыла окопы, работала в госпитале, весной 1942 её призвали в действующую армию переводчиком, но судьба распорядилась по-своему. В середине 1942 года их в 24 часа выселили из Ленинграда, разрешив, словно в насмешку,  взять с собой 20 килограмм любых вещей. А нести-то никто ничего не мог, люди сами еле передвигались, еле ноги несли! Как самую большую ценность мама с бабушкой взяли с собой швейную машинку, которая не раз их потом  выручала.  К тому времени многие родственники уже умерли, кто-то погиб при бомбёжках и артобстрелах,  бабушка лежала, опухшая от голода, почти не вставала.  Всю последующую жизнь она говорила, что спас их тогда от смерти  Бог, если бы не это выселение, они бы просто умерли с голоду. Пришли люди в форме и сказали, что их выселяют, потому что они немцы.  Собирались в спешке, но паники не было.  Рядом, на вокзале, в поезде были такие же высланные, немцы, финны, эстонцы, калмыки, молдаване, западные украинцы, такие же спокойные и молчаливые. Слово «репрессированные» вслух не произносилось.  Куда везут – никто не объяснял, никто ничего не знал. Ехали долго, полтора месяца до Омска, в холодных товарных вагонах, часто  останавливались, их перегоняли из эшелона в эшелон, многие умирали по пути, на остановках трупы выносили, хоронить и закапывать  и не разрешали, да и не успевали, так и оставались тела вдоль железной дороги. В Омске всех погрузили на пароход, и тут  уже стало известно – везут на север, на Ямал, в Салехард. 

     Ни Шарлотта Богдановна, ни Алиса не знали тогда, как надолго  покидают родной  город. Оказалось, что одна – навсегда, а другая  - на долгие  17 лет.  Только в 1959 году, после смерти Сталина и XX съезда КПСС, получив право выезда с Ямала, уже  вместе с мужем Алиса впервые поехала в отпуск и сумела побывать в Ленинграде, прийти на свою родную улицу Декабристов  к дому, где прошли детство и юность.  Пришли и осмелились позвонить в свою квартиру. Незнакомая женщина открыла дверь. Алиса стала объяснять, кто они и почему пришли, а в глубине квартиры увидела на знакомом дубовом круглом столе папину серебряную пепельницу.  Новые жильцы так и не выбросили чужие вещи, а может, сами пользовались.  И не смогла Алиса больше ничего говорить, объяснять, просто расплакалась и ушла. Долго  потом она плакала во дворе, никак не могла успокоиться, а муж  утешал её…

      Судьба отца Элеоноры Георгиевны,  Штро Георгия  Георгиевича,  тоже немца по национальности, во многом сходна с судьбой мамы. Родился  он в Саратовской губернии, в селе Гусенбах в 1912 году в  крестьянской и тоже набожной и большой семье. Пережили засуху и голод в Поволжье в 21 году. Из шести  братьев отца,  два брата - дяди Георгия  -  были пасторами, одного расстреляли в 1917 году прямо в церкви, другой  сумел каким-то чудом бежать, эмигрировать в Америку.  Бежал и никогда больше не писал, не пытался связаться с родственниками, потому что понимал, что те могут пострадать. Но семья так и страдала, долго потом, до 1957 года, отца Элеоноры Георгиевны периодически вызывали на допросы и спрашивали, нет ли известий от дяди, не дал ли он о себе знать.

     В 30-е годы всю многочисленную родню Георгия  высылают из родного села. Высылают по тому же национальному признаку, потому что немцы. Высылают всех дядей, тёть, двоюродных-троюродных братьев  и сестёр. Причём высылают абсолютно в разные места, разлучали, как будто специально, чтоб семьи распались,  чтоб не сохранились никакие родственные связи. Одного из родных братьев  вместе с мамой выслали в Казахстан, другого – под Сургут, третьего – под Тюмень. Всех определили в Трудармию. Георгия же в 1942 году ссылают дальше всех, в Заполярье. В своей автобиографии он подробно описывает этот период своей жизни (см. Приложение).

     «Так в 1942 году в Салехарде судьба свела моих родителей, - вспоминает Элеонора Георгиевна, - встретились они на своё счастье на Крайнем Севере, там, где и не думали никогда оказаться. Познакомились, как многие тогда, на танцах в ОДКНС (Окружной Дом культуры народов севера). Шла  война, а на танцы молодёжь всё равно бегала, и знакомились, и любили друг друга, и женились. Вот  так в Салехарде  они поженились  в 1943, а в  1944 году родилась я».

                                  Глава 2. Жизнь семьи на Ямале.

Из воспоминаний Элеоноры Георгиевны.

        «В 1947 году нашу семью выселяют ещё дальше, в посёлок Пуйко, 200 километров вниз по Оби. Этот посёлок находился на маленьком  острове, вокруг  только тундра и болото. Зимой, когда всё замерзало и можно было по льду ходить везде, а весной и летом  перемещались только на лодках. По всему посёлку были проложены тротуары – мостки на  толстых, высоких  сваях. Жили в бараках, всей семьёй в одной комнате, спали на двух – трехъярусных нарах. В посёлке было около 100 человек ещё с 30-х годов, такие же репрессированные, в основном раскулаченные крестьяне из разных областей  и разных национальностей. Вторая волна переселенцев – такие, как мои родители, репрессированные уже в 40-е годы».

       Так выполнялось Постановление СНК РСФСР от 18 августа 1930 года «О мероприятиях по проведению спецколонизации в Северном и Сибирском краях Уральской области», в котором говорилось, что «…необходимо максимально использовать рабочую силу спецпереселенцев на лесоразработках, на рыбных промыслах, а также в сельском хозяйстве…» Антон Вальгамов, научный сотрудник Шурышкарского (Ямальский район, ЯНАО) районного историко – краеведческого музея, считает, что «…направление миллионов людей на спецпереселения – это была государственная политика с целью освоения необжитых и малообжитых районов страны посредством насильственных поселений, нужен был резерв дешёвой рабочей силы, необходимой для освоения бескрайних просторов… Проводя такую политику, государство выступало в роли преступника по отношению к своему народу, нарушая элементарные гражданские права и человеческое достоинство» [1].

      Гусманова Н. Б., доцент, кандидат наук, изучая эту тему, приводит такие данные: в 1943- 44 годах растёт число учащихся в Ямало-Ненецком  округе, так как был большой приток эвакуированного населения и спецпереселенцев из числа немцев, украинцев, поляков, татар и других народов. В 1949-50 учебном году в школах ЯНАО учились дети более чем 10 национальностей: русских – 3754 человек, ненцев – 1100, коми – 840, ханты – 679, татар – 305, украинцев – 104, немцев – 100, калмыков  – 62, казахов  –  62, других национальностей  –  104 человека [2].

      Вспоминает Элеонора Георгиевна:

        «Все взрослые работали на Рыбзаводе, с утра до вечера ежедневно на заготовке, засолке и переработке рыбы,  заготавливали  также лёд в огромные чаны, чтобы летом сохранять рыбу (холодильников ведь не было), а по ночамих могли ещё вызывать на погрузку и разгрузку. Выходных и  отпусков не было. Директор Рыбзавода – Никонов Николай Иванович, очень порядочный человек, коммунист, начальство на него оказывало давление, но он видел, что люди хорошо работают, стараются, план выполняют, и относился ко всем  по-доброму. Проводил собрания, убеждал, просил…  Жили без права выезда, хотя паспорта у всех имелись, и без права переписки. Отмечались каждую неделю, хотя побегов никогда не было, да и  бежать было некуда – кругом вода.  Там мы прожили 8 лет.

     Один раз в месяц показывали трофейные фильмы, немецкие и индийские. Была общая баня на весь посёлок. В 50-е годы появился клуб, в нём – духовой оркестр, самодеятельность. Переселенцы – русские, украинцы, калмыки, финны, немцы, эстонцы – старались сохранять свою культуру, дома все разговаривали на своих языках, пели национальные песни.

    Жили в посёлке очень сплочённо, одной большой семьёй, если радость – то одна на всех, и беда – одна на всех. Хорошо помню, что дома и в школе говорить о том, что мы ссыльные и  репрессированные, было непринято, никто не имел права рассуждать на эту тему, она старательно замалчивалась взрослыми, тем более при нас, детях. И хотя все, даже маленькие дети, всё внутренне понимали,  все молчали. Если где-то что-то и произносили, то только шепотком, тайно и на улице, чтоб дети не услышали и нечаянно не проговорились, о чём говорится дома.  На судьбу никогда не жаловались. Каждый надеялся, что скоро в органах  разберутся и разрешат вернуться на родину. Но шли годы ожидания и ничего не менялось.

       Запомнила я зрительно и того человека, который имел в посёлке огромную власть, фамилия его была Полугрудов, он был простым милиционером, один-единственный на весь посёлок, но его все боялись.  У него все и отмечались, он и вызывал по очереди по ночам на допросы и  избивал. А бил он мастерски: засовывал в валенок кирпич и бил по  голове, по спине, по почкам.  И больно, и синяков нет. Однажды он вызвал к себе соседа, спокойного, тихого и молчаливого эстонца, и так его «допросил», что тот вышел, упал и замёрз, а утром его  нашли мёртвым.

     Питались мы очень скудно, спасали ханты и ненцы, привозили оленину, но редко, у самих всё отнимали, чаще привозили рыбу. Рыбы, рыба, рыба, месяцами рыба – солёная, вяленая, сушёная, жареная. Магазин имелся, привозили спички, керосин, завоз продуктов был только

 осенью и привозили только сухие овощи – картошку, морковь, свёклу, лук, больше ничего. Их набирали до нового завоза следующей осенью. Из сладкого – конфеты - «подушечки», они были большой радостью. Шоколад первый раз я попробовала в 12 лет. Врач был один на весь посёлок, Линде Эрих Владимирович, врач от Бога, он был и  терапевтом, и хирургом,  и акушером, и детским врачом. Прививок никаких не делали детям, лекарств не было, витаминов не хватало, а дети всё равно рождались – у женщин не было никакого выбора, поэтому детей было очень много в посёлке и детская смертность была очень высокой, умирали и от скарлатины, и от дифтерита, и от  коклюша. Так умерли двое моих младших братьев, один прожил полгода, другой  умер в шестилетнем возрасте. Осталось нас у родителей трое, я и мои младшие братья Георгий и  Виктор.

     Сейчас я думаю, что помогло нам тогда выжить?  И нахожу один ответ – семья, любовь родителей и бабушки, забота.  Мне очень повезло, родители любили друг друга, любили нас, своих детей, и всеми силами старались дать нам (репрессированным изгоям!) в тех нечеловеческих условиях тепло, нежность, внушить любовь к жизни, жажду знаний, чувство собственного достоинства, даже оптимизм. Я очень хорошо помню, сколько родители занимались нашим образованием! Школа-четырёхлетка  в посёлке была, но учителя как-то не задерживались, менялись каждый год, они ведь вольными были людьми, захотели – приехали, посмотрели, увидели, что жить здесь невозможно, захотели – уехали. А занимались мы так: первый ряд – первый класс, второй ряд – второй класс, а на третьем ряду сидели и третий, и четвёртый класс. Всё, что мы недополучили в школе, мы получили дома, благо родители были грамотными и образованными людьми. Папа и до ссылки  работал бухгалтером, мама работала и в хирургическом отделении больницы, и в детском саду, а затем папа научил её бухгалтерии и забрал к себе. Очень хорошо помню, сколько мама плакала и переживала, кем вырастут её дети здесь, смогут ли они дальше учиться? Какое будущее их ожидает, рыбалить будут или оленеводами станут? А бабушка – нет, никогда не плакала, всё время её успокаивала, даже ругала, говорила, что грех плакать, тебе Господь помог выжить в Ленинграде, помог выехать, послал хорошего человека, дал хороших деток.  Господь и здесь всё усмотрит и направит.  Удивительно, но бабушка оказалась права.

    О бабушке разговор особый. Все поселковые её уважали. Она была «крепким стержнем», и всю жизнь  оставалась  очень стойко верующим человеком, прекрасно знала все церковные каноны, обряды, праздники, церковные исчисления и в посёлке неофициально выполняла функции священника. К ней приходили тайно, обычно по ночам, с просьбами: «Богдановна, покрести ребёночка!» Никому бабушка никогда не отказывала, и отпевала, и благословляла молодых, и крестила.

     И отдыхали мы благодаря бабушке. Она умудрялась как-то и пироги печь из ничего, и песенные вечера устраивать (семья у нас была певчая), и танцы под патефон, часто собирались вечерами всей семьёй, соседей собирали, играли в лото, праздновали все советские праздники. И корову завели позже благодаря ей, появились  у нас молоко, сметана, творог. Всё благодаря бабушке.

         В 1954 году за отцом присылают катер, и мы всей семьёй переезжаем в Салемал, такой же, как и Пуйко, посёлок, только на правом, высоком и сухом берегу Оби.  Так в 8 лет я увидела землю, растущие деревья, не на картинке, а настоящие(!), увидела траву, цветы и услышала пение птиц. Тут  была уже семиклассная школа и мама немного успокоилась. Здесь мы прожили 5 лет, а в 1959 году папу переводят в Салехард главным бухгалтером  на Рыбоконсервный комбинат. Права выезда за пределы Ямала ещё не было, а по округу уже разрешали переезжать, и  помог директор комбината поляк Владимир Менчинский, тоже из ссыльных, похлопотал и поговорил  с кем надо. Чуть позже Менчинского перевели в Лабытнанги  директором Лесобазы, сейчас  сказали бы «градообразующего предприятия», он забрал с собой отца и наша семья  смогла переехать в Лабытнанги.  Здесь уже и школа–десятилетка  была, и мы с братьями  смогли получить образование, здесь родители  прожили всю оставшуюся жизнь.  Работали до пенсии, честно, хорошо, так, как умели, на работе их уважали, ценили, имели они и грамоты, и поощрения.

       Чувствовала ли я  какое-то особое отношение к себе?  Да, чувствовала. Колкости, шепотки. И со стороны детей, и со стороны взрослых. Трижды меня  избивали мальчишки в школе, ещё в Пуйко, причём интересно, что избивали только татар и немцев, хотя полно  было детей всяких национальностей в посёлке. Били, обзывали «немец» - это было страшное слово! Ещё обзывали «фриц», «фашист». Как мне было обидно! Я всегда себя ощущала россиянкой!  Я ведь не виновата в том, что у меня такая национальность! Честно говоря, всё время в школе я чувствовала себя человеком второго сорта, изгоем, зажато и скованно, всего боялась, а раскрывалась я только дома, вот тут я была смелой, вольненькой, весёлой, уверенной в себе. Училась я хорошо, в октябрята, в пионеры, в комсомол вступала вместе со всеми одноклассниками, никаких препонов не было.  Но позже, уже в 9 классе, в Лабытнанги, жуткой ненавистью ненавидела меня  учительница по географии. Не скрывала нисколько своего отношения, вызывает к доске и всё время произнесёт сквозь зубы: «Немка». Как клеймом клеймила. Потом уже при поступлении в медицинское училище в Салехарде опять сказалась моя национальность. Хвалит-хвалит  комиссия и мои оценки, и мои ответы, а поступить я 3 года не могла. Так и не смогла, пока папа не сказал: «Хватит! Не поедешь  больше поступать!».   Я потом только поняла, почему меня так и не взяли.

     Интересно ещё и вот что.  После XX съезда партии мама получила разрешение на выезд в 1956 году, а папа получил отказ. Никто ничего не объяснял, но намекали, что у него, мол,  родственники за границей и он  неблагонадёжен.  Мама и бабушка получили вместе с  правом  выезда право вернуться в Ленинград. А куда возвращаться – то было? О квартире, мебели,  имуществе или хотя бы о какой-то материальной компенсации и речи никакой не шло. Так и осталась семья на севере, никто нигде их не ждал.

         В 1994 году вышел Закон Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий», папа и бабушка  до него не дожили, бабушка умерла в 1981 году, папа – в 1988.  Маме, мне и братьям  здесь, в Лабытнанги  документы о реабилитации выдали  только спустя 2 года, в 1996. 

        Я очень благодарна своим родителями и своей бабушке. И очень горжусь ими. Они сумели вырастить и воспитать меня с братьями правильно, не озлобленными, а достойными людьми, в любви к жизни и  к  окружающим людям. Так и мы старалась воспитывать своих детей и внуков. Я горжусь своим младшим братом, Виктор Георгиевич Штро – кандидат биологических наук, много лет является директором экологического научно – исследовательского стационара ИЭРЖ УрО РАН (Института экологии растений и животных Уральского отделения Российской  Академии наук) РФ. Он тоже считает, что стойкость, умение выживать, жизнелюбие, тягу к знаниям ему вложили родители и семья».

                                                           Заключение.

         Двадцатый век пристально изучается историками, анализируется политиками, в школе мы изучаем не только историю страны, но и историю ЯНАО. Я сознательно не останавливаюсь  на событиях в стране и на Ямале в рассматриваемый период, многое давно изучено, хотя, «белые пятна», конечно, есть. Но не это является предметом моего исследования. В истории семьи Элеоноры Георгиевны Штро – Таловских (это её фамилия по мужу)  как в зеркале отразилась история России в XX веке. Все грандиозные события в стране затронули её: и революция 1917 года, и репрессии 30-40-х годов, и Великая Отечественная война, и послевоенное восстановление, и реабилитация жертв  сталинских репрессий.

        Мы часто слышим - «XX век стал одним из самых драматических в истории России», «трагические страницы XX века», а вот у меня после общения с Элеонорой Георгиевной сложилось несколько иное  представление  о 40-х – 60-х годах прошлого века. Безусловно, было трудно, страшно, голодно, но, видимо, очень многое, если не всё, зависит от семьи, того позитивного заряда и настроя, который в ней закладывается в ребёнка с детства, закладывается домашним укладом, бытом, той любовью и поддержкой, которые  есть в семье и которые  помогали выживать и преодолевать все трудности и беды.  Таким образом, гипотеза моего исследования получила подтверждение.

       Материал о семье Штро, собранный мной, был рецензирован сотрудниками городского краеведческого музея, принят в архив музея и будет использоваться ими при проведении тематических мероприятий, в частности, при подготовке экспозиции ко Дню Победы.

       И ещё неожиданно для себя  я сделал такой вывод: побольше бы в России таких  крепких и дружных семей, как семья Штро! А сам я обязательно постараюсь в будущем создать именно такую свою собственную прочную семью.

Источники.

1. Материалы аудиоинтервью, взятых  у Штро Э. Г. (сентябрь–декабрь 2011 г.)
2. Материалы интервью, взятых  у  Штро В. Г. (сентябрь – декабрь 2011 г.)
3. Семейный архив и фотоархив семьи Штро.

Библиография.

1. Вальгамов А. Статья «Спецпереселенцы», журнал «Ямальский меридиан», №6, 1999
2. Герман А.А., Иларионова Т.С., Плеве И.Р. История немцев России. Учебное пособие - М.: Издательство "МСНК-пресс", 2007
3. Головнёв А.В., Зайцев Г.С., Прибыльский Ю.П. История Ямала. «Этнографическое бюро», Тобольск – Яр - Сале, 1994
4. Гусманова Н. Б. Статья «Время репрессий», журнал  «Ямальский меридиан», №4, 2005
5. Данилов В.П. Сталинизм и советское общество//Вопросы истории. 2004.№ 2, с.173-175.
6. Липатова Л.Ф. Двадцатый век глазами обдорян. Салехард, 2005
7. Полян П. Не по своей воле… История и география принудительных миграций в СССР. М., «ОГИ-Мемориал», 2001
8. Репрессии против российских немцев. Наказанный народ. М., «Звенья», 1999
9. Хлевнюк О.В. 1937: Сталин, НКВД и советское общество. М., «Республика»,1992
10. Яковлев А.Н. Сумерки. ООО «Издательская фирма Материк», 2003
11. Яковлев А.Н. Депортация народов СССР (1930-1950-е гг.). М.,1992-1995

                Интернетресурсы:

http://forum.wolgadeutsche.net/. Немцы Поволжья. Историко-краеведческий и      генеалогический форум.