Знать историю земли, на которой живём, мы обязаны; без прошлого нет настоящего, рвутся те нити, которые держат нас на родном месте и понятие Родина для молодого поколения становится просто-напросто географическим названием.
Данная работа отражает материал об исчезнувших деревнях в нашей местности
Основной базой для исследования послужили воспоминания жителей заброшенных деревень. Они рассказали о жизнедеятельности своей деревни, о занятиях односельчан, о том, почему покинули свои родные места.
Вложение | Размер |
---|---|
kuda_ty_ischezla_derevenka_moya_2.doc | 115.5 КБ |
Областная НПК школьников «Байкальское кольцо»
«Куда ты исчезла, деревенька моя?»
Номинация «История села, деревни, посёлка»
Автор: Сидорова Татьяна,
студентка II курса ВСГАО
г. Иркутск
Адрес: Жигаловский район,
с. Дальняя Закора, ул. Центральная, 40
2012
Введение.
В настоящее время перемены, происходящие в нашей стране на протяжении последних десятилетий, затронули судьбу многих сибирских деревень.
Проблема заброшенных деревень становится актуальной и возникает необходимость более тщательного изучения этого вопроса. Значение имеет рассмотрение причин, приводящих к исчезновению небольших населённых пунктов.
Избранная тема актуальна и в том, что позволяет проследить основные направления государственной политики по отношению к глубинке. Исследование данного вопроса даст возможность полнее раскрыть влияние экономических преобразований на деревню на протяжении изучаемого периода.
Объектом исследования является развитие и постепенное исчезновение деревень.
Предметом исследования ─ процесс воздействия государственной политики на сибирскую деревню.
Хронологические рамки исследования охватывают период начала 20-х—конца 70-х годов. Это период наибольшего развития деревень (30-е—40-е г.г.) и постепенное исчезновение (70-е годы).
Историография. Во время поиска мы столкнулись с отсутствием достаточного количества литературы, которая бы освещала разные точки зрения на проблему «умирающих» деревень. Наиболее полным исследованием об истории сибирских деревень является работа В.Шерстобоева «Илимская пашня», которая даёт представления о развитии деревень в 18—19 вв. Ещё в своей работе мы использовали материалы из книги А.Окладникова «История Сибири».
Источниковая база. Основной базой для исследования послужили воспоминания жителей заброшенных деревень. Они рассказали о жизнедеятельности своей деревни, о занятиях односельчан, о том, почему покинули свои родные места.
В группу источников вошла периодическая печать: газета «Ленинская правда», «История», выдержки из статей журнала «Сельская новь». Опубликованные в газетах статьи по своему характеру составляют информационные сообщения: сводки о сборе урожая и надоях молока; статьи о передовых трактористах, доярках, телятницах. Материалы из статей журнала дают возможность проследить отношение разных авторов на проблему вымирающих деревень.
Также были использованы материалы районного архива. В целом источники, привлечённые для нашей работы, позволили создать общее представление о развитии и дальнейшей судьбе близлежащих деревень: Камень, Пуляевщина и Федоровщина.
Практическая значимость исследования состоит в том, что его материалы могут быть использованы при разработке факультативов и спец. курсов по истории родного края, на уроках истории в изучаемый период, для школьного краеведческого музея.
Знать историю земли, на которой живём, мы обязаны; без прошлого нет настоящего, рвутся те нити, которые держат нас на родном месте и понятие Родина для молодого поколения становится просто-напросто географическим названием.
Глава I
У истоков сибирской истории
Более трёхсот лет на берегах верхней Лены стоят деревни и посёлки, основанные русскими служилыми людьми. Многие из них уже перестали существовать и остались только в памяти живших там людей. Пройдёт ещё несколько десятилетий, и исчезнут последние свидетели той далёкой истории.
Освоение Восточной Сибири начинается с 20-х годов 17 века.
I этап освоения – проникновение служилых людей енисейского и якутского воевод в Прибайкалье, основание острогов: в 1630 году – Ленского (Илимский), в 1631 г.—Братского, в 1641 г.—Верхоленского, в 1654 г. – Балаганского, в 1661 г.—Иркутского, ставшего административным центром поселения по рекам Илги, Тыпте, Коре с большим количеством дворов.
В 1822 г. Сибирь делится на Западную и Восточную. В состав Восточно-Сибирского генерал-губернаторства в 1823 г. входили: Енисейская губерния, Иркутская губерния, Якутская область с округами: Якутский, Вилюйский, Жигаловский, Верхоленский, Олекминский.
В 1917 г. на кануне февральской революции территории губернии имела следующие административно-территориальное деление: Верхоленский уезд, включая волости Баяндаевская, Кырленская, Ленская, Верхне-Кудинская, Ользоновская, Илгинская, Куленгская, Тутурская, Коготовская, Манзурская, Косостепская, Бирюльская, Верхоленская, Качугская.
В 1921 году произошли изменения. Была образована Жигаловская волость (из бывших Тутурской и Илгинской волостей Верхоленского уезда и Коношановской волости и Киренского уезда).
28 июня 1926 года Постановлением ВЦИК Иркутская губерния была упразднена и на её территории образованы три округа в составе Сибирского края. Округи включали в себя районы. Жигаловский район – с. Жигалово – входил в состав Иркутского округа.
На 1 января 1937 года Жигаловский район насчитывал 21 сельский совет.
На 12 января 1965 года Жигаловский район насчитывал всего 17 сельских советов и 1 поселковый. Уже к 90-м годам с лица земли исчезло 12 деревень.
«Многие деревни разрушены до основания. Заколоченные покосившиеся избы, занесённые землёй колодцы. А в иных и того не осталось, лишь промёрзшие на ветру ветлы, словно кресты на кладбище, указывают на ещё одну жертву командно-административной системы. Только немногие старожилы и могут теперь вспомнить о том, что когда-то в этих краях процветала жизнь».
Глава II
Традиционное сибирское село.
По святому обычаю древнему,
Я во здравие помолюсь:
Коли будет жива деревня-
Возродится Великая Русь!
д. Камень
Села, о которых будет идти речь в данной работе, имели давнюю историю. Возникли они в 18 веке (первое упоминание в исследованиях): д. Камень -1722 г. с числом дворов -2.
Деревня Камень возвышалась на горе Каменной, от которой и получила своё название.
«От Илгинского острогу вверх по Илге реке по Коченской протоке, на правой стороне, в расстоянии в 8 верстах – деревня, называемая по горе Каменной ─ Каменская, жилья крестьянских дворов».
В настоящее время от некогда многолюдной деревни остались только воспоминания старожилов. Ещё в 1995 году в деревне ещё жил один человек, но вскоре и этот последний житель покинул родные места (видеоматериал прилагается).
В начале 20 века поселение насчитывало более двадцати домов и около 170-180 жителей. Некоторые семья были большими, по 10-11 человек. Павлов Павел Петрович вспоминает, что деревня представляла собой одну длинную и прямую улицу в 20 домов. Ещё три дома находилось внизу, под горой, на берегу р. Илги. Там же были построены четырёхлетняя школа и ларёк. Дома были высокие и добротные, ведь строили их для себя и надолго.
Позже многие из них были перевезены в Дальнюю Закору.
Недалеко от деревни в р. Илгу впадает ключ. Некогда на этом ключе жители сделали плотину и построили мельницу.
«От Илгинского острогу вверх по Илге реке в семи верстах мельница колесчатая…», т.е. с наливным колесом. Производительность мельницы была высокой. Сюда приезжали молоть со всех близлежащих деревень. В 50-е года мельницей заведовал Алфёров Сергей Иванович. Ключ существует и сегодня, а от мельницы остались одни лишь старые брёвна. Мельница перестала существовать вместе с деревней.
В сосновом бору, ниже по склону горы, находилось деревенское кладбище. Некоторые захоронения и кресты сохранились до сих пор, на крестах ещё можно прочитать имена и фамилии.
Главным занятием основной части населения было подсечное земледелие. На полях появились рожь озимая и яровая, овёс, ячмень, пшеница, горох. На огородах выращивали капусту, репу, морковь, лук, чеснок, огурцы, картофель. Для возделывания земли пользовались сохой с железными сошниками, деревянной бороной, серпом, косой-горбушой.
Территорию деревни окружали сосновые леса, которые были богаты пушным зверем, лосем, изюбром. Встречались жители и с хозяином тайги – бурым медведем. Вокруг и вблизи деревни множество ягодников голубики, красной и чёрной смородины, жимолости, заросли черёмухи.
Самохин Иннокентий Иванович вспоминает, что в первом ручейке были чистки (участок земли, очищенный от леса) под сенокосные угодья, стояли зимовья для сенокосчиков. Велась широкая заготовка сена. Метали стога величиной 30-40 копён. Зимой вывозили его на лошадях.
Быстрое развитие сельскохозяйственного производства приводило к становлению различных форм крестьянских объединений. «Большое значение власти Сибири по прежнему придавали созданию коллективных хозяйств, главным образом коммун, в которых обобществлялись все средства производства. Большей экономической и результативностью, чем коммуны, отличались сельскохозяйственные артели». Но их было очень мало. Такая сельхозартель была создана в 30-е годы в деревне Камень – «Красный камень».
Все работы в артели выполнялись на лошадях: пахали, сеяли, убирали хлеб. Недалеко от деревни находились конюшня, свинарник, коровник, где работали местные жители. Была открыта птицеферма, разводили пчёл.
В годы НЭПа в Сибири зародилось своеобразное движение крестьян-культурников, ставившее своей целью постепенный подъём культуры земледелия и зоотехники. Это движение, начавшееся в крестьянской среде, получило поддержку государства. На базе сельхозартели «Красный камень» было организованно семеноводческое хозяйство – выращивали семена для района. Всё это было очень важно, т. к. позволяло выращивать более высокие урожаи.
По данным плановой комиссии Жигаловского районного совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов п.Жигалово за 1932 год Каменская сельхозартель имела посевные площади: рожь –20 га; ярица – 42,92 га; овёс –96,82 га; пшеница –44,38 га; ячмень – 72,95 га.
Сибирская деревня 30-х годов не была «земным раем». Большинство крестьян вело нелёгкую жизнь, трудились с помощью примитивных орудий, было в основном неграмотным, нередко не имея понятия о гигиене и комфорте.
Жизнь в деревне шла размерено и несуетно. Был привычен круговорот крестьянских забот, традиционен досуг. Долгими осенними и зимними вечерами молодёжь устраивала посиделки. На посиделках девушки пряли, пели песни. Взрослое население сидело по избам, ложась спать с курами.
Что же касается личного подворья, то здесь хлев диктовал режим крестьянину. Встань с петухами, накорми, напои, подои, прибери, а тогда уж, наработав аппетит, садись к столу. Население деревни не было зажиточным, но каждая семья имела небольшое хозяйство.
В 40-х г., когда началась насильственная депортация населения Западной Украины и Прибалтики, в д. Камень появились литовцы и украинцы. Ещё раньше сюда были переселены несколько семей татар.
Так и жили вместе люди разных национальностей: вместе работали, появлялись новые семьи. Многие переселенцы остались здесь навсегда, и этот край стал для них родным. Мой дедушка, по отцовской линии, по национальности был татарин. В Жигаловский район его семья приехала в 1939 г. из Казани. Первое время жили в д.Тутура, а затем переехали в д.Камень. Здесь мой дедушка женился на моей бабушке и остался работать в колхозе «Красный Камень» бухгалтером.
Когда началась война, мужчины ушли на фронт. Многие из них не вернулись. Их имена навечно остались в памяти людей, они занесены в книгу «Памяти», которая хранится в школьном музее. Оставшиеся в деревне женщины, старики и дети выживали, как могли.
Сидорова Мария Ивановна вспоминает, что только благодаря дедушке, который охотился и занимался рыбной ловлей, семья, имевшая восемь детей, сумела выжить в то трудное время.
Павлов Павел Петрович рассказывает, что приходилось собирать весной на полях колоски, долбить мёрзлую ещё картошку.
Но всё-таки выжили, продолжали работать и сдавать налоги государству. И уж совсем было оправились, как грянуло по стране указание укрупнять большие деревни за счёт малых. «Скорые на руку по отношению к сложившемуся укладу жизни хозяйственники, поспешно расписав в своих кабинетах российскую деревню на «перспективную» и «неперспективную», принялись с невиданной горячностью уничтожать «неперспективную»…». Это привело к исчезновению многих небольших деревень.
Люди стали покидать родную деревню, т. к. не стало рабочих мест, а в Дальнюю Закору добираться не было транспорта. Да ещё и мост через р. Тыпта отсутствовал.
Сидорова Мария Ивановна вспоминает, что когда она переехала жить в Дальнюю Закору, приходилось каждый день ездить на велосипеде к родителям, которые остались жить в родной деревне, чтобы помочь им по хозяйству.
Так постепенно и опустела деревня, только один житель не захотел покидать родные места. В 1995 году болезнь и его заставила уехать к сестре на центральную усадьбу.
В настоящее время от деревни ничего не осталось, только покосившиеся кресты на кладбище напоминают, что здесь когда-то жили люди.
д. Федоровщина.
Далеко от районного центра существовала ещё одна деревенька, от которой осталось одно название. В «Илимской пашне» читаем: «От Евдокимовой деревни вверх по Тыпте речке, по правую сторону, расстояние до деревни Якуцкого Спасского монастыря 2 версты (современная Тыпта). В ней часовня во имя нерукотворного образа Господа и Спаса нашего. От той монастырской заимки вверх по Тыпте, на правой стороне, расстояние 7 вёрст до деревни, называется по заимщику Фёдоровых, жилья крестьянских 3, монастырских 2 двора.
Согласно преданиям, жил на этом месте Сергушка Фёдоров. В честь него и назвали – Федоровщина. По воспоминаниям старожилов других названий местности не существовало.
Деревня находилась в двух километрах от деревни Тыпта, на пригорке. Внизу протекает речка Тыпта, недалеко – сосновый лес, который тогда был богат ягодами и грибами, всяким зверьём. По берегу реки тянулись сенокосные угодья.
Деревня представляла собой одну улицу, дома которой пристроились по обеим сторонам дороги, и насчитывала 18 строений. Основными занятиями местных жителей было хлебопашество и животноводство.
Земля представляла «чернозём з глиной в смешении, то есть суглинка». Пахали под озимые 2 раза, под яровые 3 раза в июне и в июле. Уборка начиналась с 15 августа и шла до первых чисел сентября. Земель было недостаточно «и к расчиске разве с нуждою». Рыбы и зверя ловили мало».
В 30-е годы здесь была создана сельхозартель, которая насчитывала 44 едока. Занимались земледелием и скотоводством. Рядом с деревней находилась молочно-товарная ферма, где сами доярки перерабатывали молоко в масло. Была конюшня, где стояли рабочие лошади. На этих лошадях ездили в Константиновку на мельницу, работали на полях, выполняли все работы.
По данным плановой комиссии Федоровская сельхозартель имела посевные площади: рожь – 25 га, ярица – 49,71 га, овёс – 7,62 га, ячмень – 6 га, пшеница – 31,84 га.
Кроме того, все кто мог, держали в личном подсобном хозяйстве коров, свиней, лошадей, овец.
В деревне, также, была начальная школа, клуб и магазин. В клубе проводились концерты, устроенные собственными силами. В ларьке продавали товары первой необходимости.
Во время войны всех мужиков и парней забрали, и деревня опустела. Тяжело было оставшимся семьям, но тем радостней стал день Победы. Все плакали, но это были слёзы радости.
Особенно трудное положение сложилось в деревне после войны, больше половины мужчин не вернулось домой. Прокормить семью позволяли в основном сторонние заработки и подсобное хозяйство. Основными продуктами питания становились картошка, выращенная на своём огороде, и молоко от личной коровы.
Селились здесь в основном русские, татар было всего 2 семьи. Все местные жители верили в бога, но так как церкви не было, ходили молиться в тыптинскую церковь.
«Федоровщина – деревня отдалённая, расположенная у тракта, что ведёт к самому Братскому морю. Деревня небольшая, а потому в ней нет магазина, а есть только киоск. Но в киоске можно найти всё, что необходимо в первую очередь деревенскому жителю».
К 50-м годам в связи с уничтожением «неперспективных» деревень, Федоровщина стала соединяться с Тыптой. После объединения скот угнали, свиней ликвидировали, не стало работы. И потянулся народ из Федоровщины: кто в Тыпту или Д-Закору, а многие и того дальше. Жильё или продавали под слом, или, разобрав на брёвна, перевозили на новое место. Была закрыта последняя точка – киоск, которая хоть как-то удерживала людей на этом месте, и опустела деревня. В 70-е годы оставалось ещё несколько опустевших домов.
Сидоров Иван Сергеевич вспоминает, что когда они с отцом пасли колхозных телят (325 голов) на этом месте, то жили в одном из уцелевших домов (оставалось 3 дома).
Сейчас нельзя определить, где стояли дома, на каком месте. Остались только негодные колодцы, запущенные сенокосы, заросшие поля.
Д. Пуляевщина.
Недалеко от села Дальняя Закора жила своей жизнью ещё одна деревня — Пуляевщина. Однако после опроса старожилов, выяснилось, что рядом была ещё одна деревушка—Гашёвщина — с небольшим количеством домов.
Нечаев Николай Андрианович вспоминает, что по рассказам отца, Пуляевщину назвали по имени первого жителя.
В начале XX века деревня насчитывала много домов. Начиналась она от моста вдоль дороги, и дальше, за поворотом, на берегу речки Тыпта находились клуб, магазин и ещё часть домов. Недалеко от деревни, на реке Чуварда, были построены две мельницы. До 1929 года они принадлежали частным лицам.
Жители деревни занимались земледелием и разведением скота. Каждая семья имела небольшое хозяйство: корову, овец, свиней, лошадь. Окружающая природа позволяла заниматься рыболовством и охотой.
В 1928 г между двумя деревнями была построена большая 4-х. летняя школа. С первых дней открытия там работали учителя: Водолажко Августина Трофимовна, которая проработала до войны, Волкова Мария Ивановна, Донова, Крилепова и др.
Волыжева Юлия Никифоровна рассказывает, что в школе не хватало учебников, тетрадей, письменных принадлежностей. Писать приходилось на старых книгах, газетах, афишах. После уроков выполняли домашнее задание и бежали играть в городки, бабки. Возле школы для детей была карусель на столбе— «исполин».
В 30-е годы был образован колхоз «Красный партизан». Колхоз имел около трёхсот гектар посевных площадей; сеяли рожь, пшеницу, овёс, ячмень. Имелась ферма, свинарник, много овец. Старожилы вспоминают, что разводить овец местных жителей научили приезжие литовцы.
Началась война. Несмотря на то, что Сибирь находилась за тысячи километров от театра военных действий, её население испытывало непосредственное влияние войны. Резко нарушился привычный ход жизни, снизился жизненный уровень населения. Удовлетворение минимальных потребностей людей в питании, одежде, жильё было сопряжено с огромными трудностями. Есть приходилось всё, что съедобно: турнепс, крапиву, очистки, из мякины стряпали лепёшки. В основном выживали за счёт личного хозяйства, какое ещё сохранилось, охоты и рыболовства.
По воспоминаниям жителей деревни, люди носили холщёвую одежду, шили юбки из ситца, но их берегли к праздникам; зимой приходилось работать в калошах. Работали с раннего утра до вечера. Отработав рабочий день в колхозе, крестьяне принимались за труды в своём личном хозяйстве. Огород размером до полугектара, корова и несколько голов овец, поросёнок да десяток кур и гусей – это собственность была крошечным живым ростком свободы. Этот росток свободы и спас крестьянство в годы войны.
Нечаев Николай Андрианович вспоминает, что после войны хозяйство было в развале, не было техники, коней (всего 7 коней по колхозу), поэтому председатель ходил по дворам и просил помочь в работе колхоза. Но уже в начале 50-х годов «Красный партизан» считался богатым колхозом. Для собственных нужд имелась своя кузница, и даже изготовлялись кирпичи.
На территории колхоза было открыто подсобное хозяйство организации Продснаб: держали скот и общие огороды. Когда колхозное правление было переведено в д. Тыпту, в этом здании был открыт магазин от Ленорса. Здесь можно было купить всё необходимое.
Жизнь в деревне шла размеренно. Люди умели работать и умели отдыхать. Молодёжь собиралась на посиделки. Алферова Галина Григорьевна рассказывает, что после трудного рабочего дня бежали на полянку и босиком танцевали под балалайку.
Женщины вечерами собирались при камельках и каждая находила себе занятие: кто пел песни, кто вязал или прял, кто танцевал. Песня всегда сопровождала крестьянскую жизнь. Кроме того, собирались в клубе, где был бильярд и гармошка. Местные жители и учителя устраивали концерты, приезжала районная агитбригада.
Своей церкви в деревне не было и приходилось на конях ездить в деревню Константиновка. Справляли все христианские праздники, особенно масленицу, когда запрягали лошадей и с гармошкой отправлялись в Д-Закору и Константиновку.
Люди стали разъезжаться ещё в период раскулачивания. Когда подсобное хозяйство Продснаба было ликвидировано, не стало рабочих мест. Вскоре был закрыт магазин от Ленорса и многие переехали в Д-Закору, Жигалово, а которые уезжали совсем.
Так постепенно перестала существовать ещё одна деревня, оставив после себя только воспоминания.
Помнят люди эти деревни. Как бы там ни было, но здесь жили люди, землю пахали, детей рожали. И вот будто чумой или холерой вымело людей.
Заключение
Интерес к прошлому, истории своего края и своих предков заложен в каждом человеке. С малых лет человеку приходилось слышать и понимать, что до него тоже было время, были люди, события. Человек слушает рассказы родственников и в памяти постепенно складывается образ прошлого. Когда становишься старше, к услышанному и увиденному добавляется прочитанное, а также знания, полученные на школьных уроках и т. д.
Все накопленные знания и услышанное от односельчан мы изложили в данной работе. На основе исследовательского материала можно сделать вывод, что беды российской, сибирской в том числе, деревни во многом зависят от государственной политики. Система принуждения в сельскохозяйственном труде, выжимания соков из крестьян было доведено до совершенства, особенно в эпоху коллективизации. Многочисленные реформы и перестройки, нововведения и почины не затрагивали главного – хладнокровной эксплуатации крестьянства.
Для сибирской деревни последствия «строительства социализма» имело разрушительный характер. «Снизился валовый сбор зерна, уменьшилось количество лошадей. Прежние размеры поголовья животных не удавалось восстановить на протяжении ряда десятилетий. Деревня нуждалась в современной технике, которая бы облегчила труд, и в подъёме культуры». Весь вопрос заключался в том, как осуществить эти преобразования, чтобы они не уничтожили крестьянского трудолюбия.
Но крестьянство разорили, уничтожили хозяйственную инициативу и ответственность у тех, у кого они были, а тем, у кого не было, не привили.
Вероятно самым разумным решением было бы сочетать самостоятельное крестьянское хозяйство и различные добровольные объединения крестьян (кооперативы).
«Колоссальный урон сельскому хозяйству нанесла великая Отечественная война. Она потребовала от деревенских тружеников величайшего самоотречения. Обязательный минимум трудодней был увеличен. Продукция колхозов и совхозов полностью и практически безвозмездно сдавалась государству. Выживали деревни за счёт приусадебных участков, хотя те и были обременены налогами и различными обязательными сборами».
По воспоминаниям жителей деревень видно как жили крестьяне в этот период. Работали с раннего утра до ночи, в основном женщины. Ели всё, что припасут: турнепс, картошку. У кого была корова – было молоко. На трудодни выдавали 100-200 грамм мякины, из которой стряпали лепёшки. Ещё ели баланду, крапиву, очистки; весной мёрзлую картошку, колосья собирали.
В отличие от рабочих, крестьяне не получили карточек на продовольствие и остались вне системы нормированного обеспечения ─ без соли, без сахара, без хлеба. Вся надежда возлагалась на личное хозяйство.
Реализованные на колхозном рынке продукты давали средства на приобретение необходимых предметов: керосина, мыла, спичек, соли, обуви, одежды. Чтобы выжить, крестьяне были вынуждены вступать в прямой товарообмен. Фактическое отчуждение крестьян от собственности, от результатов своего труда превращало их в крепостных государства, не имеющих никаких прав. Об этом свидетельствует тот факт, что даже в 1939 году, когда колхозная система укрепилась, около 16 тысяч колхозов не оплачивали труд в деньгах, 46 тысяч колхозов выдавали только по 2 копейки на трудодень, около 9 тысяч – не выдавали зерна на трудодни. К тому же надо иметь ввиду, что разрешение вести личное хозяйство давалось только тем крестьянам, которые отрабатывали норму в колхозе. Вся колхозная продукция сдавалась государству, хозяйство крестьян, также, было обложено налогами.
Ещё более трудное положение сложилось в послевоенной деревне. Во многих из них после войны не оказалось ни одного здорового мужчины. Почти все работы опять легли на плечи женщин.
Сразу после войны широко распространялись слухи о роспуске колхозов. Власть ответила на эти надежды новым закручиванием гаек. В 1946 г. начали отбирать угодья, розданные во время войны. Как и в годы первых пятилеток, колхоз должен был сначала выполнить государственные поставки и лишь после этого мог хоть как-то рассчитаться с работниками. Закупочные цены на колхозную продукцию делали всякое производство убыточным. Даже в 1950 году некоторые колхозы не выдавали на трудодни денег, а зерна полагалось на трудодень не менее 0,5 кг.
Уйти из колхоза сельские жители не могли, поскольку не имели паспортов. Только не вернувшись из армии, можно было избавиться «от «второго крепостного права – большевиков» ─ так крестьяне расшифровывали аббревиатуру ВКП/б.
Прокормить семью позволяли в основном сторонние заработки и подсобное хозяйство. И вновь произошло сокращение личных подсобных хозяйств, так как работа на личном подворье отвлекала крестьян от труда в колхозе, и свидетельствовало о неэффективности колхозной системы.
Н.С.Хрущёв предложил создать агрогорода, жители которых «будут сочетать работу в общественном сельском хозяйстве с городским бытовым комфортом. Личному хозяйству в агрогородах уже не находилось места».
Но переустроительная схема, не допускавшая вариантности и отвергающая право человека на выбор в своём жизнеустроении, ни к чему иному, кроме разорения привести не могла.
Натуральное хозяйство резко пошло на убыль, и причинами тому были деньги и старение. У трудоспособных появились деньги, а у стариков иссякли силы – одни не завели, другие вывели скотину, сократили огороды. Зачем тогда жить в деревне? И люди потянулись в города и посёлки, поближе к цивилизации, где не проводятся аграрные преобразования.
Крестьян унижали столетиями, их мнения никто не спрашивал. А им надо было совсем немного: дать право выбора, возможность работать на себя, копаться в своём хлеву, в своём саде-огороде. Чтобы крестьянин жил в добротном доме, мог в случае нужды вызвать врача на дом, чтобы дети его учились в местной школе, чтобы восстановлена была, заброшенная когда-то, церковь в его селе, ухоженным было деревенское кладбище, где лежат его предки, чтобы была возможность работать.
Но ситуация в деревне не улучшается. Социальная сфера села стала зоной бедствия: закрываются фельдшерские пункты, школы, больницы, клубы. Те, что ещё работают, влачат нищенское существование. Подавляющее большинство сельских тружеников не видят никаких перспектив в крестьянском труде, деревенской жизни.
Но исторически основной прирост населения в России обеспечивала деревня. Даже после того, как в XX веке большинство населения нашего государства переехало в города, высокая рождаемость на селе компенсировала её падение в городе. Численность городского населения росла за счёт постоянного притока рабочей силы из деревни. «Ещё в 1985 году уровень рождаемости на селе составил 2,6 ребёнка на семью, теперь ─ 1,8, то есть сельская семья не может обеспечить простого воспроизводства. Такого в России не было никогда. Если сейчас не принять самые радикальные меры, этот процесс может стать необратимым».
В настоящий момент в нашем селе Д-Закора трудно найти хоть какую-нибудь работу (если и есть места, то уже заняты), колхоз на стадии разорения, т.к. государство ничуть не заботится о поднятии своего сельского хозяйства. А если не будет работы, люди начнут уезжать.
Если бы у нас проводилась политика, защищающая крестьян, то на месте исчезнувших деревенек стояли бы добротные дома со всеми удобствами. С набором хозяйственных построек и техники, дорогами и автомобилями. Деревни нужны сегодня школы, ясли, бани, клубы, больницы; дороги в асфальте, чтобы к ферме можно было пройти в обычной обуви, а не в резиновых сапогах. И появились бы эти усадьбы без всяких предписаний и указов, а путём естественного отбора. Это были бы настоящие хозяева и хлеборобы, корнями связанные с этой землёй. Но ведь таким головы поднять не давали, да и сейчас не дают.
А ушли люди – одичала земля, замёрзла жизнь. Оставшиеся доживают свой век. И самое страшное – эта земля больше никому не нужна: ни в аренду, ни в собственность, ни в награду. Ведь здесь целину надо поднимать с нуля. То, что люди отвоёвывали у леса десятилетиями, заросло за несколько лет. Жизнь на эту землю положишь, а сумеешь ли на ноги встать – неизвестно.
По этому вопросу есть хорошее высказывание В.Г. Распутина: «Я решительно отказываюсь соглашаться с этим понятием: «неперспективная» деревня. Что такое «неперспективная»? Если там живут – там должен быть магазин для обеспечения их всем необходимым; если есть – должна быть школа. Вокруг земля, пашни – они будут трудиться на этой земле, выращивать хлеб, содержать скот. Если даже в деревне осталось 10-15 семей, и в этом перспективу её нужно видеть в увеличении населения, в возрождение жизни, а не в её уничтожении.
Люди оказались средством экономики, а не наоборот. Вот и сдвинули человека, как предмет, с насиженного места, откуда он… сразу ушёл на асфальт – попробуйте его обратно на осиротевшую землю. Теперь выясняется, что и с экономической точки зрения убирать «неперспективную» было не выгодно, что здесь наломали дров.
Спохватились: надо было осторожней! Но чём же вы, умные головы, думали раньше, почему из ваших сердец, как неперспективное, оказалось изъято чувство отчизны, складывающееся, в том числе, и из таких вот маленьких деревень?!»
Теперь видно, какими потерями обернулись опыты «укрепления» хозяйств и непоследовательная политика государства в отношении сельского хозяйства.
И всё-таки хочется верить в лучшее будущее сибирской деревни. Возрождение России, возрождение её народа нужно начинать с решения проблем российской деревни, крестьянства.
Литература
Васильев И.К. Ложность ориентира.// Сельская новь. № 9, 1991.
Говорухин Ю.Н. Тоска по железной руке.// Сельская новь. № 8, 1990.
Громыко Г.А. Отрезанный ломоть.// Сельская новь. № 3, 1994.
Гущин Н.Я. Сибирь XX столетия.// История. № 31, 1998.
Дьячков Г.А. Общественное и личное в колхозах. М., 1968.
Кичигин М.К. Забытая деревня.// Сельская новь. № 7, 1990.
Климова В.А. У истоков сибирской деревни.// Ленинская правда 1967, 23 ноября. Жигаловский архив.
Комков С.К. Критическая точка российской демографии.// Сельская новь. № 10, 2003.
Кудюкина М.А. Российские крестьяне в 20-е годы.// История. № 12, 1997.
Окладников А. История Сибири. М.,
Осокина Е.Н. Кризисы снабжения во времена «сталинского изобилия».// История. №4, 1998.
Плановая комиссия Жигаловского районного совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов п. Жигалово Жигаловского района Восточно-Сибирского края, 1932 // Жигаловский архив.
Распутин В.Г. Что в слове, что за словом? Иркутск, 1987.
Рощина Г.Н. Легко ли в деревне быть молодым? // Сельская новь. №3, 1994.
Шерстобоев В. Илимская пашня. М., т.1. 2002.
Информаторы
Самохин Иннокентий Иванович, 1935 г., д. Константиновка, (жил в д. Камень).
Павлов Павел Петрович, 1934 г., с. Дальняя Закора, (жил в д. Камень).
Сидорова Мария Ивановна, 1932 г., с. Дальняя Закора, (жила в д. Камень).
Сидоров Иван Сергеевич, 1960 г., с. Дальняя Закора.
Волыжева Юлия Никифоровна, 1929 г., д. Константиновка, (жила в д. Пуляевщина).
Нечаев Николай Андрианович, 1923 г., д. Константиновка, (жил в д. Пуляевщина).
Алфёрова Галина Григорьевна, 1934 г., д. Константиновка, (жила в д. Пуляевщина).
Бокова Тамара Николаевна, 1937 г., с. Дальняя Закора, (жила в д. Константиновка).
Самый главный и трудный вопрос
Юрий Алексеевич Гагарин
Сладость для сердца
Дельфин: сказка о мечтателе. Серджио Бамбарен
Сказка про Серого Зайку