Проект по литературе «Я часть той силы, всегда желавшей зла, творившей лишь благое» (образ Сатаны в произведениях мировой литературы)

ДЕПАРТАМЕНТ ОБРАЗОВАНИЯ ГОРОДА МОСКВЫ

ВОСТОЧНОЕ ОКРУЖНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ОБРАЗОВАНИЯ

Государственное образовательное учреждение

города Москвы Лицей №1598

Регистрационный номер № 1047718008040

107589, г.Москва, ул. Хабаровская, д. 18 стр.2, тел. 466-34-14, E-mail: info-1598@yandex.ru, admin@1328.ru, http://www.1598.me

Проект по литературе

«Я часть той силы, всегда желавшей зла, творившей         лишь благое»

(образ Сатаны в произведениях мировой литературы)

Выполнила: ученица 11 класса   Субботина Ольга

  Руководитель проекта: Дмитриева Е.В.

Содержание

Цель, задачи, гипотеза………………………………………………..2

Вступление……………………………………………………………..3

Кто же такой Сатана в Библии и Коране?.............................................3

Образ Дьявола в мировой литературе………………………………6

Портреты героев……………………………………………………6

Как появляются герои?..................................................................9

 С какой целью появляются герои в каждой из книг?.....................11

Какими средствами герои достигают поставленной цели?.............12

Что представляют собой герои?....................................................14

 В чем же смысл того, что происходит в этих произведениях?

Что авторы хотели сказать, создавая свои образы?.....................19

Выводы……………………………………………………………………29

Глоссарий………………………………………………………………....31

Литература………………………………………………………………...32

Цель: на основе произведений мировой литературы (Библии, Ален Рене Лесаж «Хромой бес», Гете «Фауст», М.Ю. Лермонтов «Демон», Л.Н.Андреев «Дневник Сатаны», М.А.Булгаков «Мастер и Маргарита») исследовать природу зла, воплощенного в образах Сатаны, сравнить их и понять отличие изображения этого образа в русской и иностранной литературе.

Задачи:

Прочитать названые произведения мировой литературы и проанализировать их с позиции поставленной проблемы.

Сравнить изображения Сатаны в разных произведениях, исходя из  их природы, сущности, времени, принадлежности к разным культурам.

Сопоставить образы Сатаны с особенностями жизни и характера разных авторов.

Сделать выводы по поставленным вопросам.

Гипотеза: Природа зла одинакова и воплощена в облике Сатаны. Но образы Сатаны в произведениях литературы различны и зависят от личности писателя, исторической эпохи, национальных особенностей и идеи произведения.

Вступление

Многих писателей давно волнует происхождение зла, образ Дьявола и его влияние на человека и общество. Я решила исследовать природу зла на примере художественных произведений мировой литературы, понять отличие образа Дьявола в них, сравнить произведения русской и иностранной литературы. И начну с Библии. Почему? Именно там мы впервые встречаемся с образом зла. Но Библия как таковая не наделяет демона какими-то конкретными качествами. В Библии говорится лишь о том, что Сатана – это полная противоположность Бога, конкретное его описание отсутствует.

Кто же такой Сатана в Библии и Коране?

Евреи и христиане предполагают, что сатана был фактически Ангелом, даже притом, что Библия этого никогда непосредственно не утверждала. Кроме того, Библия никогда не говорила о том, как Сатана стал плохим и почему? По крайней мере, Библия фактически не говорила о Сатане в течение времен Адама и Евы. Она начала говорить о Сатане позже.

Посмотрим на первое возникновение Сатаны в Библии:

 «Паралипоменон», гл. 21  

«И восстал сатана на Израиля, и возбудил Давида сделать счисление Израильтян».

Я буду рассматривать немного большее количество деталей о Сатане, где он, как предполагают (без реальных фактов) евреи и христиане, является Ангелом:

«Иов», гл. 1

«И был день, когда пришли сыны (ангелы) Бога предстать перед Господа; между ними пришел и сатана».

«И сказал Господь сатане: откуда ты пришел? И отвечал сатана Господу и сказал: я ходил по земле и обошел ее».

Евреи и христиане предполагают, что Сатана был Ангелом от стиха 1:6. Заметьте,  в том стихе Сатана действительно не идентифицировался как Ангел. Но говорится, что Бог призывал Ангелов и что Сатана шел с ними. Он  мог (исходя из этого места) быть чем-нибудь  другим, кроме Ангела, из сонма Джиннов, например, как утверждает Ислам (Псалом 103:4 "Ты творишь ангелов духами, своих служителей – огнём пылающим"), и он выдвигал себя с толпой Ангелов.

Сатана в Исламе отличен, чем Сатана в Библии. Библия испытывает недостаток в большом количестве информации об истории Сатаны с Всевышним Богом и Адамом (первое создание Человечества). Кроме того, книги Библии 1 «Паралипоменон» и «Иов», которые говорят о Сатане, - ненадежные и очень сомнительные. "Согласно древней еврейской традиции, Ездра написал Паралипоменон, Езрау и Нееемию, но это не может быть установлено с уверенностью. (Из Комментария Библии НИВ, страница 569)"

Основа для размышления - изображение Сатаны христианами, предполагая, что Исламский сатана является тем же самым, что христианский "монстр" с рожками и крыльями. Исламский сатана отличен. В Христианстве сатана - дьявол. Но в Исламе сатана может быть Дьяволом (Иблис), или неким злым человеком, или синонимом общего зла. Вот - некоторые аяты из Корана, показывающего, что сатана Корана - не всегда Иблис:

4/76. «Те, которые уверовали, сражаются на пути Аллаха, а те, которые не уверовали, сражаются на пути тагута (т.е. сатаны). Посему сражайтесь с помощниками сатаны. Воистину, козни сатаны слабы».

28/15. «Войдя в город, когда его жители были невнимательны, он (Моисей) встретил двух мужчин, которые дрались друг с другом. Один был из числа его сторонников (еврей), а другой был из числа его врагов. Тот, кто был из числа его сторонников, попросил его помочь ему против того, кто был из числа его врагов. Муса (Моисей) ударил его кулаком и прикончил. Он сказал: «Это – одно из деяний сатаны. Воистину, он (сатана) является явным врагом, вводящим в заблуждение».

114/1. «Скажи: «Прибегаю к защите Господа людей, Царя людей, Бога людей, от зла искусителя (дьявол, который шепчет зло в сердцах людей), исчезающего при поминании Аллаха, который наущает в груди людей, от джиннов и людей».

Сатана шепчет свою ложь человеку, и человек передает это другим людям, как он, так дьяволы человечества и джиннов - оба участвуют в дьявольском вдохновении и в шептании. Аят указывает, что люди должны искать убежище с Аллахом от зла обоих типов дьяволов - дьяволов среди людей и дьяволов среди джинов.

Слова «от джинов и людей» обращаются к шепотам, которые могут прибыть от джинов или могут прибыть от сыновей Адама.

В Библии, насколько я знаю, всего раз упоминается о созданиях из огня. В Псальмах 103

4 "Ты творишь ангелов духами, своих служителей – огнём пылающим"

Несколько не понятен смысл предложения, ибо духи Его и служители в принципе одно и то же: и те и другие - Его рабы. Вопрос можно разрешить тем, что служители, которые из огня, имеют некую свободу воли, наподобие человека, и они могут также выбирать между Подчинением Богу или противлением, что Ангелы не имеют, ибо они из Божьего света. Поэтому нужно отделять тех от других. Кто же эти загадочные служители из огня? Ислам даёт ответ.

15/26. «Мы сотворили человека из сухой звонкой глины, полученной из видоизмененной грязи».

15/27. «А еще раньше Мы сотворили джиннов из палящего пламени».

55/15. «…и создал джиннов из чистого пламени».

То есть джинны были созданы и существовали до создания человека. Господь поведал: 51/56 «Я сотворил джиннов и людей только для того, чтобы они поклонялись Мне».

Исламская традиция говорит, что Иблис (который джинн) в своё время, когда ещё был маленьким, был взят ангелами Господа к себе, он находился среди сонма Ангелом и также служил Господу в полной отдаче, он стал сильным и праведным до момента, когда Всевышний сказал ангелам, что Он сотворит человека: «Я установлю на земле наместника», который был создан "Руками Господа" и был в нём "Дух от Бога" (не часть Бога! а созданное, душа, созданная для него).

Итак, Господь сказал, что на земле появится (новый) наместник. После создания человека Господь сказал:

18/50. «Вот сказали Мы ангелам: «Падите ниц перед Адамом! (в знак почитания нового творения Господа)» Все они поклонились, кроме Иблиса. Он был одним из джиннов и ослушался воли своего Господа».

2/34. «Вот Мы сказали ангелам: «Падите ниц перед Адамом». Они пали ниц, и только Иблис отказался, возгордился и стал одним из неверующих».

38/73. Все ангелы без исключения пали ниц, кроме Иблиса, который возгордился и стал одним из неверующих. Он (Аллах) сказал: «О Иблис! Что помешало тебе пасть ниц перед тем, кого Я сотворили Своими обеими Руками? Ты возгордился или же принадлежишь к числу превозносящихся?»

Он сказал: «Я лучше него. Ты сотворил меня из огня, а его сотворил из глины».

Иблис, и другие джины, и люди, имеют добрую волю и свободу выбора: повиноваться Аллаху или не повиноваться Ему, так вот Иблис стал старейшиной среди существ, который по своему высокомерию отказался подчиниться Богу.

Чем отличаются в исламском предании джины от "бесов» в христианской  традиции?

Бесы, можно сказать, это фактически неверные Господу существа. Иблис был благородным джинном и стал сатаной (шайтаном) в момент, когда Господь сказал: 38/74 «Иблис, который возгордился и стал одним из неверным».

То есть, когда существо Божие становится неверующим, его можно назвать шайтаном из партии Иблиса. Итак, если человек или джинн не верит в Господа и не повинуется ему по своей причине, то он становится шайтаном или Дьяволом, как угодно. Вот, собственно, разница.

Итак, проанализировав всё выше сказанное, можно прийти к выводу, что Дьявол  - падший ангел, воплощение зла, и главная его черта – гордость. Не случайно он изгнан из рая, и в языке есть выражение «сатанинская гордость».

Образ Дьявола в мировой литературе

Испокон веков образ Дьявола интересует человека. Что такое зло? Как с ним бороться? Есть ли сила, противостоящая злу? Для ответа на эти вопросы необходимо познать природу зла, приоткрыть тайную завесу над образом Дьявола.

Писатели всего мира обращались к этой загадке: Лесаж в «Хромом бесе», Гете в «Фаусте», Лермонтов в «Демоне», Булгаков в «Мастере и Маргарите», Андреев в «Дневнике Сатаны».

Итак, мы пришли уже к выводу о том, что Сатана – воплощение зла и главная его черта – гордость. Но, если бы все герои всех книг были одинаковы, не было бы разнообразия в произведениях. А значит, несмотря на общую природу, все образы Сатаны имеют свои различия. От чего это зависит? Проанализируем разные произведения.

Все эти образы (Хромой бес – Асмодей, Мефистофель, Демон, Сатана, Воланд) – отрицательные персонажи. Это однозначно. Но что их различает?

Давайте посмотрим на их портрет.

4.1. Портреты героев

Хромой бес имеет необыкновенный голос, одет в  плащ,  «около двух с  половиной футов ростом,  опирается  на костыли.  У хромого уродца были козлиные ноги,  длинное лицо и  острый подбородок.  Цвет его  лица  был  изжелта-черный,  нос  сильно приплюснут,  глаза,  казавшиеся крошечными,  походили на  два  горящих  уголька;  непомерно большой  рот  со страшно отвислыми губами обрамляли длинные рыжие усы, закрученные кверху.

     Голова этого прелестного Купидона была  повязана красным крепом в виде тюрбана с  пучком петушиных и  павлиньих перьев.  Шею  его охватывал широкий воротник из желтого полотна,  разрисованный разными бусами и  сережками.  Он был в  короткой белой атласной одежде, опоясанной широкой лентой из  нового пергамента,   испещренного  волшебными  письменами.   На   его  платье  были изображены различные предметы  дамского обихода;  красивые ожерелья,  шарфы, пестрые фартуки, модные прически, одна замысловатее другой.  Но  все это было ничто по сравнению с  белым атласным плащом,  покрытым бесчисленным множеством фигурок,  нарисованных китайской тушью таким широким

мазком и так выразительно,  что не оставалось сомнения в том, что дело здесь не  обошлось  без  нечистого».

В облике Мефистофеля Гете подчеркивает  резкие угловатые черты, острый нос, скулы, бородку-эспаньолку.

Демон предстает перед нами лирическим существом без определенных черт, но с пламенной душой, выраженной в глазах:

И, чудо! из померкших глаз

Слеза тяжелая катится… 

Сиял  он  тихо,  как  звезда;
Манил  и  звал  он...  но  куда?..

Сатана приобретает черты американского миллиардера Генри Вандергуда, в тело которого вселяется.

Портрет Воланда показан перед началом Великого бала:
«Два глаза упёрлись Маргарите в лицо. Правый с золотою искрой на дне, сверлящий любого до дна души, и левый – пустой и чёрный, вроде как узкое игольное ухо, как выход в бездонный колодец всякой тьмы и теней. Лицо Воланда было скошено на сторону, правый угол рта оттянут к низу, на высоком облысевшим лбу были прорезаны глубокие параллельные острым бровям морщины. Кожу на лице Воланда как будто навеки сжёг загар» [1, c.522-523].

Истинное лицо Воланда Булгаков скрывает лишь в самом начале романа, дабы читателя заинтриговать, а потом уже прямо заявляет устами Мастера и самого Воланда, что на Патриаршие точно прибыл дьявол: «… ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой — золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с чёрным набалдашником в виде головы пуделя. По виду — лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз чёрный, левый почему-то зёленый. Брови чёрные, но одна выше другой».

Это с одной стороны. А с другой мы можем наблюдать интересные детали в постоянно меняющемся внешнем облике Воланда. Такая чисто житейская деталь, как больная нога, не только не вяжется с представлением о всемогущем Князе тьмы, но и делает этот образ по-человечески близким. Упоминание Воланда о рецепте, который достался ему от бабушки, окончательно опровергает версию о его идентичности с Сатаной. Ведь самая первая в истории человечества бабушка — праматерь наша Ева — приобрела такое свое качество именно благодаря сатанинским козням; и все мы хорошо знаем, что Сатана существовал уже тогда, когда будущая первая бабушка пребывала еще Первой девой.

Таким образом, путем тщательного подбора характерных черт Булгаков еще задолго до финала опровергает открыто декларируемую версию. Воланд предстает перед читателем не как Сатана, а едва ли не как "самый человечный человек" из всех персонажей романа. Не говоря уже ещё об одной интересной детали. Воланд прямо и открыто говорит об одной своей болезни: "Приближенные утверждают, что это ревматизм,.. но я сильно подозреваю, что эта боль в колене оставлена мне на память одной очаровательной ведьмой, с которой я близко познакомился в тысяча пятьсот семьдесят первом году в Брокенских горах, на Чертовой Кафедре". Воланд и сифилис? Интересно.

Итак, портреты разные у наших героев, но их объединяет одно – их необычность. Хочется отметить, что персонажи Лесажа и Гете нарисованы в сатирическом свете, Демон – больше в трагическом, а Воланд,  Сатана – в реалистическом. Почему это происходит? Могу предположить, что это зависит от менталитета и от времени написания произведения.

Творчество выдающегося французского писателя Лесажа (1668–1747) относится к тому времени, когда во Франции началось разложение феодализма и стали возникать новые капиталистические отношения. На место феодальной аристократии, занимавшей в течение нескольких столетий господствующее положение, начинает постепенно выдвигаться буржуазия. Социальные сдвиги в стране находят отражение и у Лесажа: героическая, возвышенная тематика, характерная для эпохи классицизма, начинает сменяться тематикой бытовой, отражающей явления современной общественной жизни. А отсюда и появление «Хромого беса».

«Фауст» относится к эпохе Просвещения, во главе которой – разум, отрицающий суеверия и ставящий под сомнение существование Бога, а значит, и Сатаны.

Демон – герой первой  половины 19 века, где вера – основа жизни людей. Поэтому его черты трагичны и даже человечны. Кроме этого, Демон – воплощение мучительных раздумий Лермонтова о себе и о времени, поэтому он так неоднозначен. Все герои, в той или иной степени, отражали жизненные коллизии своего времени, но лермонтовский герой превосходит их в этом отношении, мифологический образ становится символом современного Лермонтову человека с его мятущейся душой, пороками и лучшими устремлениями. Демон Лермонтова - это его мука, предельный концентрат ее, все противоречия и странности его души, злой гений "безочарованья существа его поэзии", как отметил ее особенность Жуковский вместе с Гоголем.

Лермонтов был максималистом, его демон разрывал его на части. И в результате он вобрал в себя всю боль и безнадежность человечества, стал символом вечной его неустроенности.

В творчестве Леонида Андреева нашли отражение мотивы Апокалипсиса. Их появление является следствием того, что писатель как раз жил в одну из переломных эпох мировой истории, и к тому же эта эпоха совпала по времени с рубежом двух столетий - концом XIX-го и началом ХХ века. Причем век ХХ оказался особенно кровавым и страшным: углубился мировой экономический кризис, начавшийся в конце XIX века; войны, одна за другой, сотрясали Европу; революции в России начала века эхом отдавались по всему миру, и их отголоски будут слышны еще долгие годы… Таким образом, грозовая атмосфера начала ХХ столетия, небывалые потрясения, войны и революции предельно обострили и изменили все процессы как в самой России, так и во всем мире. Возникла необходимость переосмыслить происходящее, по-новому взглянуть на действительность и свершающиеся исторические события. Не остался в стороне и Леонид Андреев. Эти процессы и  нашли отражение в его романе «Дневник Сатаны» (1919), и именно в нем в связи с апокалиптическими событиями, происходящими в России и во всем мире, воплотились некоторые Откровения святого Иоанна Богослова. Андреевское восприятие мира в начале XX века проникнуто тревогой, ощущением близости катастрофы, отражает в себе сознание неизбежности крушения старого мира, и гибель эта ассоциируется у писателя с картиной конца света, нарисованной Иоанном Богословом, то есть воспринимается Андреевым как последний бой добрых (божественных) и злых (дьявольских) сил за власть на земле. Но, по мнению Леонида Андреева, положение в этом мире достигло наивысшей трагической точки. Трагизм заключается в том, что мир настолько погряз в грехах, преуспел и усовершенствовался в делах преступных и темных, что далеко обогнал в этом самого «отца» всего зла - дьявола. Именно эта мысль писателя нашла отражение в его последнем произведении.

Булгаков – представитель страшного времени, когда не только говорить о свободе, но и думать о ней считалось преступлением. Его роман – это размышление автора о своей стране, о ее прошлом, настоящем, будущем, о вечности, о добре и зле, о жизни и смерти.

Как появляются герои?

Как же появляются наши герои? Асмодей из бутылки, которую разбивает Леандр-Перес фон Клеофас, Мефистофель – в образе пуделя, Демон -  в своем обличье. Сатана добровольно (а не по велению Бога) спускается на землю. Перед ним стоит определенная цель: познать людей и их мир. Необычен путь, который избирает андреевский дьявол для появления среди людей - он «вочеловечивается». Для достижения этой цели он использует человеческое тело - материальную оболочку для своей бессмертной души. Причем способ, с помощью которого сатана овладевает этим временным «помещением», полностью соответствует его дьявольской природе - это убийство. Его жертвой становится 38 - летний американский миллиардер Генри Вандергуд, мечтающий «облагодетельствовать человечество своими миллиардами». Предпосылкой для возникновения этого образа послужил реальный факт - разрекламированное намерение американского миллиардера Альфреда Вандербильта филантропически облагодетельствовать старую Европу. Вандербильт гибнет вместе с пассажирами «Лузитании», которая была потоплена немецкой подводной лодкой. Это произошло 7-го мая 1915 года. Действие романа происходит с 18 января по 27 мая 1914года. Таким образом, Андреев в своем произведении изображает буржуазную Европу накануне первой мировой войны.

Итак, бывший «всемогущий, бессмертный, повелитель и властелин», а ныне американский миллиардер Вандергуд едет в Рим. Движимый высокими альтруистическими побуждениями, он пересекает Атлантический океан и вступает на камни «вечного города». Генри Вандергуд полагает, что облагодетельствовать своими капиталами бедствующую Европу - дело более почетное, чем открыть еще один университет в Чикаго. Ажиотаж вокруг трех миллиардов Вандергуда и составляет сюжетную основу романа Андреева. Это позволяет писателю показать представителей разных классов и социальных сословий: католическое духовенство, свергнутых народом монархов, интеллигенцию, прислуживающую денежному мешку.

И, наконец, Воланд – в образе иностранца на Чистых прудах. Булгаковский сатана появляется в час небывало жаркого заката у Патриарших прудов не случайно, перечисление всех тайных реалий, связанных с данной точкой входа сатаны, позволяет сказать, что дьявол мог появиться в Москве только здесь, на пустой липовой аллеи у Патриарших прудов.
"Вы - немец?- спрашивает Бездомный подозрительного интуриста. - Я-то?- переспрашивает тот и, подумав, отвечает: да, пожалуй, немец" [1, c.283].

Садовое кольцо - память былой защиты, остаток магического охранительного круга, в месте разрыва которого внутрь, к человеку, и проникает нечистая сила. Кроме того, Воланд появляется в точке абсурда: Патриаршая слобода, которая находилась здесь в средние века, называлась раньше еще и Козьей, по местному болоту; Патриаршая козья в семантике булгаковского романа легко читается и как Богочертовское место, а если учесть, что коза по символике была животным сатаны, то в данном узле топономических сопоставлений  прочитывается два знака глумления: дьявол въехал в столицу мирового атеизма на козе, пародируя въезд Христа в Иерусалим на белой "осляти", в его свите единственное четвероногое - кот Бегемот - парафраз к той же священной евангельской ослице. Далее, сатана появляется в Москве с запада, у болота, ставшего прудом, из которого к тому же нельзя напиться (литераторы умирают от жажды), притянутый идеальным квадратом Патриарших прудов, чародейским остатком средневекового Козьего болота, по сути, следом чертова копыта, он является по голосу богохульства, в тот самый миг, когда Берлиоз доказывает Бездомному, что бог - миф, выдумка, что, с точки зрения Воланда, является абсурдом, ибо абсурд - отрицать Провидение за час до того, как самому отрицателю отрежет трамваем голову. И недаром въезд Воланда происходит со стороны площади Маяковского, бывшей (до 1935 г.) Триумфальной, на которой через Триумфальную арку ("Царские врата") в Москву въезжали цари, а ныне в "пролетарскую первопрестольную" через незримую снесенную триумфальную арку въезжает Царь преисподней, проникая в точке пересечения максимального поражения униженных идеями наименований.

Разные формы прихода в мир людей, но все они опять же необычны. Почему? Не будем забывать, что это – не обычный человек, а Сатана, на мой взгляд, фантастический персонаж. И его появление – это ещё один подтекст, необходимый писателю для  идейного содержания произведений.

. С какой целью появляются герои в каждой из книг?

В  романе  А.Р.Лесажа "Хромой бес"Асмодей  заявляет студенту, что хочет научить  его  всему, « чему вы только захотите:  вы познаете все,  что делается на свете:  я  открою вам человеческие  слабости,   я  стану  вашим  бесом-хранителем,  а  так  как  я образованнее,  чем  Сократ,  то  берусь  сделать вас  умнее  этого  великого философа.   Словом,  я  отдаю  себя  в  ваше  распоряжение  со  всеми  моими достоинствами и недостатками: и те и другие будут вам одинаково полезны». Бес  любострастия,  азартных игр  и распутства, "изобретатель каруселей, танцев, музыки, комедии и всех новейших мод"  поднимает крыши  мадридских домов,  открывая  взору спутника-студента тайное и интимно-личное, тщательно оберегаемое от посторонних глаз и ушей.

Мефистофель должен дать Фаусту момент полного удовлетворения жизнью и собой, когда бы Фауст мог воскликнуть: «Мгновение, повремени!»

 Только в этом случае Мефистофель завладеет душой Фауста, потому что тогда подтвердится его уничижительное мнение о человеке как о жалком существе, — и выиграет пари, заключенное с Господом, суть которого – «скотина ли человек или нет». Ели он таков, каким представляет себе Мефистофель, – он сильнее. И Фауст – лучший из рабов божьих, поэтому Мефистофелю нужно доказать, что именно он – «скотина из скотов».

    Сатана у Андреева, вселившийся в ничего не подозревающего Вандергуда,  спускается  с небес для того, чтобы зло подшутить над доверчивыми людьми. Таким образом, Генри Вандергуд приобретает свою «вторую реальность». Он получает своего собственного комментатора, не оставляющего камня на камне от филантропической проповеди американского миллиардера - благотворителя, который мнит себя эмиссаром «молодой Америки» и намерен лечить устаревшую Европу, внедряя в ее сознание идеалы заокеанской республики.

   Страсть к Тамаре заставляет Демона  явиться к ней с целью добиться ею взаимности. Демон приходит к Тамаре с «умыслом жестоким», его поцелуй приносит ей гибель — но даже это не снимает убежденности и искренности Демона. В самой этой ситуации, возможно, проявляется до конца не осознанный автором, но вполне ощутимый символ трагического характера самой любви. Восстание Демона против установленного богом миропорядка, горькие слова о земле, «где преступленья лишь да казни», соединяются в страстных речах Демона с утопической картиной, с мечтой об осуществлении всех возможностей, которые заключены в его натуре, со стремлением свести вместе «все, все земное» с красотою, многоцветностью и полнотою природы, всего сущего (закаты, облака, звезды, морское дно — все стихии вселенной). А встреча Тамары с Демоном позволила ей избежать «судьбы печальною рабыни», освободиться от внутреннего рабства: «душа рвала свои оковы».

Воланд устраивает проверку московскому обществу тридцатых годов на нравственность, сострадание, правду. Воланд говорит Левию Матвею: «Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли все тени?» [1, c.632]. Должно быть некое равновесие между добром и злом, которое в Москве было нарушено: чаша весов резко склонилась в сторону последнего, и Воланд пришел как главный каратель, чтобы восстановить его. Он пришел на Землю, чтобы восстановить гармонию там, где она была нарушена в пользу зла, которое включало в себя ложь, глупость, лицемерие и, наконец, предательство, заполонившее Москву. Земля изначально как бы прочно установилась между адом и раем, и на ней должно быть равновесие добра и зла, а если ее жители попытаются нарушить эту гармонию, то рай или ад (в зависимости от того, в какую сторону люди «склонили» свой Дом) «засосут» Землю, и она перестанет существовать, слившись с тем из царств, которое заработают люди своими поступками. 

Воланд разным персонажам, с ним контактирующим, даёт разное объяснение целей своего пребывания в Москве. Берлиозу и Бездомному он говорит, что прибыл, чтобы изучить найденные рукописи Геберта Аврилакского. Сотрудникам Театра Варьете Воланд объясняет свой визит намерением выступить с сеансом чёрной магии. Буфетчику Сокову уже после скандального сеанса сатана говорит, что просто хотел «повидать москвичей в массе, а удобнее всего это было сделать в театре». Маргарите Коровьев-Фагот перед началом Великого бала у сатаны сообщает, что цель визита Воланда и его свиты в Москву – проведение этого бала, чья хозяйка должна носить имя Маргарита и быть королевской крови.

Какими средствами герои достигают поставленной цели?

У каждого демона есть своя цель, ради осуществления которой он и появляется в определенном месте в определенный час. Но какими средствами будет достигнута цель? Все Демоны избрали один и тот же путь, а именно путь искушений.

Асмодей искушает студента знанием. Знанием всего и вся, все секреты мира обещает раскрыть Бес. В результате ослепительная по своей пестроте картина нравов и страстей, которую наблюдал студент этой ночью, сделала его мудрее и опытнее на тысячу лет. Ему открылись сокровенные пружины, которыми определялись повороты судеб, тайные пороки, запретные влечения, скрытые побуждения. Самые интимные подробности, самые потаенные мысли предстали перед Клеофасом как на ладони с помощью его гида. По сути, весь роман — это ночной разговор студента и Асмодея, по ходу которого нам рассказывается масса историй, то незамысловатых, то причудливо-невероятных. Часто это истории влюбленных, которым не дают соединиться то жестокость и подозрительность родителей, то неравенство происхождения. Одна из таких историй, к счастью, заканчивается счастливой свадьбой, но многие другие печальны.

Мефистофель искушает Фауста многим плотскими страстями, вином, знанием. Он пытается соблазнить Фауста вечной молодостью, деньгами, любовью, властью, силой красоты… Нужно отметить, что для Фауста именно искушение знанием было самым страшным. Но Фауст не может остановиться в своих исканиях; он всегда будет идти вперед. Мефистофель же станет ему и помощником, и помехой на этом пути. Именно Мефистофель становится проводником Фауста в его жизненных странствиях. Он нужен Фаусту, потому что нельзя двигаться вперед, не оставляя позади того, что уже изжило себя. Но, чуждый созиданию, Мефистофель способен помогать Фаусту лишь до известных пределов.  В первой части трагедии вехи странствий героя — это погреб Ауэрбаха в Лейпциге, кухня ведьмы, встреча Фауста с Гретхен и ее трагическая утрата. Мефистофель хочет прельстить Фауста маленькими радостями жизни, ибо прекрасно понимает, что отказ от творчества, от действия – конец для Фауста. Поэтому хочет заставить его забыть высокие стремления, опьянив ученого разгульной, чувственной жизнью. Потому он вначале приводит его в трактир (сцена 5), в компанию бражничающих студентов, где слышен «рев глоток и стаканов звон», устраивая там разные чудеса: вино начинает литься из дыр в крышке стола, пьяницы принимают носы друг друга за гроздья винограда и т.п. Но это совсем не то, чего ищет Фауст, еще в момент заключения договора предупредивший Мефистофеля:

Не радостей я жду, - прошу тебя понять!

Я брошусь в вихрь мучительной отрады,

Влюбленной злобы, сладостной досады;

Мой дух, от жажды знанья исцелен,

Откроется всем горестям отныне» [3, c.90].

В трактире Фаусту скучно, и Мефистофель ведет его в кухню ведьмы (сцена 6). Фаусту нравится здесь еще меньше: к бессмысленным их чарам отвращенье «пытаю я: найдется ль исцеленье

Здесь, в этом тьме безумства, для меня? [3, c.113]

Он, однако, не отказывается от предложенного ему ведьмой омолаживающего напитка и получает вторую, данную волшебством, жизнь.

Демон искушает Тамару страстью, выдаваемой за любовь. Демон говорит о самой страшной тайне человека — мгновенности его бытия. Бессмертие, которым Демон томится как «дух зла», обреченный на одиночество, впервые перестает быть для него ужасом, а обещание дать Тамаре «вечность за миг» отвечает сокровенной мечте человека — избавлению от смерти. 

В романе Леонида Андреева Сатана искушает деньгами, богатством. Только искушение это странное. Его деньги пробуждают в людях низменные чувства, со всех сторон к миллиардам тянутся жадные руки. Католический кардинал Х., один из алчных претендентов на вандергудовские миллиарды, похож то на «старую бритую обезьяну», то на «говорящего попугая», то на «волка», «лисицу» (2004 г, с. 370-371). Он меняет личины в зависимости от обстоятельств и служит единственному «Богу» - наживе, охотно вступая в долю с темным авантюристом Фомой Магнусом при дележе денег американца. Не любя людей, считая любовь бессилием и предоставляя ее тем, кто «на низу», кардинал пародийно излагает доводы о пользе «тайны - обмана»: пока есть смерть, нужна церковь, проповедующая бессмертие души, иначе кто же спасет человека от смерти, - и делает вывод о том, что мир хочет быть обманутым.

    Воланд искушает московскую публику деньгами, одеждой, косметикой, легкой наживой, то есть всеми страстями человеческими. Но главное искушение он преподносит Маргарите. Искушение любовью, причем любовью настоящей.

Разумеется, демоны искушают, но если человек поддался этому искушению, можно ли говорить о том, что во всем виноват только искуситель? На мой взгляд, нет. Может быть, задача Демонов спрашивать с человека урок жизни, ведь каким бы строгим ни был экзаменатор, сдача экзамена возможна. Разумеется, Демон идет отнюдь к не благой цели, но, на мой взгляд, гораздо важнее, что человек, существо, подобное Богу, не может устоять против соблазна.

Что представляют собой герои?

        Асмодей, герой Лесажа, насмешливый, скептичный и в то же время снисходительный к человеческим слабостям, оказывается прекрасным комментатором к сценам огромной человеческой комедии, которую он показывал юноше. Он говорит о себе: «Я устраиваю забавные браки — соединяю старикашек с несовершеннолетними, господ — со служанками, бесприданниц — с нежными любовниками, у которых нет ни гроша за душой. Это я ввел в мир роскошь, распутство, азартные игры и химию. Я изобретатель каруселей, танцев, музыки, комедии и всех новейших французских мод. Словом, я Асмодей, по прозванию Хромой бес».

    Мефистофель - не просто чёрт из сказки. В художественной системе философски насыщенного произведения Гёте Мефистофель, как и Фауст, предстает фигурой, символизирующей существенные жизненные начала. «Я дух, всегда привыкший отрицать», — говорит он. Мефистофель—символ силы отрицающей. Но ведь без отрицания не бывает и созидания. Такова диалектика всякого развития, в том числе и развития свободной мысли. Вот почему Мефистофель может характеризовать себя так: «Часть вечной силы я, всегда желавшей зла, творившей лишь благое… я отрицаю всё – и в этом суть моя» [3, c.76].  Эти слова Мефистофеля и следующие, более точные в переводе Б. Пастернака: «Достойно гибели всё то, что существует», часто приводят как образец диалектики, то есть познания мира в его противоречиях, в борьбе противоположностей.  «Не будет также ошибкой, - замечает Н.С. Лейтис, - видеть в Фаусте и Мефистофеле две стороны единой натуры человека: вдохновенный энтузиазм и насмешливую трезвость. Не случайно Гёте дал Мефистофелю немало собственных мыслей» [9, c.26].

        Во второй части трагедии, где Фауст обращается к созиданию, Мефистофель ему мешает или же искажает его намерения, привнося дух хищничества во все, к чему ни прикоснется, образ Мефистофеля приобретает сатирические черты. Мефистофель плохой помощник Фаусту в его созидательной деятельности.

     Демон, Лермонтовский герой, имеет отличия от всех предшествующих бесов и демонов. Этот демон буквально раздираем внутренними противоречиями, он тяготится своим изначальным, «сеющим зло» предназначением, хочет освободиться от него. Мы узнаем, что злодейские деяния занимали короткий отрезок времени после его изгнания из рая.

И  я  людьми  недолго  правил,
Греху  недолго  их  учил.
...........
Недолго...  пламень  чистой  веры
Легко  навек  я  залил  в  них...
...........
Но  злобы  мрачные  забавы
Недолго  нравилися  мне!

В нем есть неведомая другим героям неудовлетворенность – не только миром, но и самим собой. Вместе с отрицанием и навязанным ему злом (мотив навязанного зла, наказания злом тоже впервые прослеживается Лермонтовым), в нем живет жажда идеала. Ни один из названных героев не стремился с такою силой к нравственному возрождению, к истине, познанию, добру и красоте, ни один из них не строил таких утопических картин гармонии и счастья.

Не случайно появляются строки о желании «духа изгнанья» уподобиться человеку:

Не  жить,  как  ты,  мне  было  больно,
И  страшно — розно  жить  с  тобой.

Демон говорит, что он «царь познанья и свободы». Он предстает как символ мировой, вселенской неустроенности, как «Печальный  Демон,  дух  изгнанья», жертва внешних сил, навязавших чуждые его натуре зло и стремление к разрушению. Он готов преодолеть эти свойства, встать на путь любви, красоты, добра, истины. Эти же свойства придают ему огромную мощь, фантастические возможности. Поэтому его порыв к гармонии, попытка возрождения через любовь к земной женщине художественно убедительны. Он необычайно многогранен. Он мятежен и непримирим, знающ и мудр, прекрасен и соблазнителен и в то же время коварен, а по мощи отрицания даже превосходит гетевского Мефистофеля.

 Рефлексующий сатана очень человечен (о-человечен). И в то же время мощь его энергии (отрицательной, но могущей быть преобразованной в положительную) даже в зле поднимает его над человеками. Накал недоступных человеку страстей: и мощь любви, и мощь ненависти, и мощь ума и страдания, - и дает ему право ропота, противостояния, оспаривания правоты с Богом. Это не романтический, таинственный, облагороженный злодей, сильная личность, это и не холодный разочарованный мудрый скептик подобно Мефистофелю, скорее, это безочарованный и мучащийся безочарованьем несчастный, жаждущий перемены, разнообразья, очарования, плотности впечатлений и ощущений вместо пустого разреженного пространства вне любви, духовное существо, алчущее добра и понимания и взамен готовое принять искупление. Которое, пожалуй, в итоге (именно мукой одиночества, концентрацией бродящих желаний, настроенностью не имеющих выхода и применения страстей, повышенной энергетичностью своего невидимого тела) выше и значительней духовно и нравственно слабого человека. Зло выше равнодушия, а зло высокое нравственнее зла низкого.

С первых же строк выступает неоднозначность образа падшего ангела:

"Печальный Демон, дух изгнанья,

Летал над грешною землей,

И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой..”
"Ничтожной властвуя землей,
Он сеял зло без наслажденья,
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья -
И зло наскучило ему" [4, c.161].

        С одной стороны - мощь свободного разума, а с другой - созидательная и в то же время разрушительная страсть, противоречивое единство этих двух начал, напряженная жизнь духа, неискоренимое стремление к восстановлению гармонии, связи с миром - и невозможность его осуществления сообщают этому образу не только трагизм, но и необыкновенную динамичность. У Лермонтова она так же противоречива, двусмысленна, как и сам образ.

        Если западные писатели основным конфликтом между Богом и сатаной рассматривали жажду свободы и от нее - бунт сатаны против Бога, получавший различное толкование в том или ином случае, то Лермонтов переносит конфликт совсем в иную сферу. Его демон бунтует против собственной природы, желая любви и перерождения, а наказание его Богом мыслится в запрете данного перерождения, иными словами, в сохранении зла. Мотив возрождения "к жизни новой" превращается в сюжетный лейтмотив, хотя какое-то время Демон и остается прежним духом зла, борясь между зарождающимся чувством любви и привычкой к злу. Сила любви, связанная прежде всего с добром, приводит к тому, что он готов отказаться если не от зла вообще, то от "умысла жестокого" - обольщения хранимой богом Тамары.

"Тоску любви, ее волненье

Постигнул Демон в первый раз;

Он хочет в страхе удалиться...

Его крыло не шевелится!

И чудо! из померкших глаз

Слеза тяжелая катится..." [4, c.166]

        И вот - кульминация его борьбы, решимости начать жизнь новую:

"И входит он, любить готовый

С душой, открытой для добра,

И мыслит он, что жизни новой

Пришла желанная пора" [4, c.167]. 

        Сатана Андреева, с одной стороны, воплотил в себя «дух отрицанья», «дух сомненья». Но, с другой стороны, в нем остались черты Вандергуда, в которого он вселился,  и это собирательный образ социального зла. И заключено оно отнюдь не в личности бывшего свинопаса из штата Иллинойс, а в его несметных капиталах, иначе - самой природе империалистического общества. Следовательно, какими бы человеческими качествами не обладал Генри Вандергуд как личность, он не может принести людям добро.

Образ Воланда несет в романе огромную смысловую нагрузку. Булгаков вводит его в повествование под личиной Сатаны, неоднократно повторяя это утверждение. Но  постепенно он отдаляется от представления о Сатане. К тому же, "мессир" — "мессия"?.. И когда в повествование вводится грязная ночная сорочка Воланда, никак не вяжущаяся с представлением о Сатане ("При шпаге я, и плащ мой драгоценен"), возникающая параллель с рубищем Иешуа способствует сближению этих образов, которые в умах человечества всегда мыслились исключительно как антагонистические. Сцена принятия на себя грехов преступников всех времен и народов, что является функцией Сына Божьего, завершает это сближение.

Кроме того, подлинный Сатана, не далее как накануне остановивший время полночи, вряд ли нуждается в солнечных часах, образованных к тому же воткнутой в землю шпагой, отбрасывающий тень в виде креста. Сатана, как мы знаем, таких изображений не переносит. Кстати, в романе неоднократно повторяется, что Воланд связан с магией — он даже сам сказал, что прибыл в Москву, чтобы разобраться с рукописями чернокнижника Герберта.

Воланд не сеет зло, а только обнажает его при свете дня, тайное делая явным.

Воланд – дьявол, сатана, "князь тьмы", "дух зла и повелитель теней" (все эти определения встречаются в тексте романа). Воланд во многом ориентирован на Мефистофеля "Фауста" Гёте. Само имя Воланд взято из поэмы Гёте, где оно упоминается лишь однажды и в русских переводах обычно опускается. Так называет себя Мефистофель в сцене Вальпургиевой ночи, требуя от нечисти дать дорогу: «Дворянин Воланд идет!»

Силы ада играют в «Мастере и Маргарите» несколько необычную для них роль, а нетрадиционность самого Воланда в том, что он, будучи дьяволом, наделён некоторыми явными атрибутами Бога. Оттого силы зла не столько сбивают с пути праведного людей добрых и порядочных, сколько выводят на чистую воду и наказывают уже состоявшихся грешников. Нечистая сила учиняет в Москве, по воле Булгакова, немало разных безобразий. К Воланду писатель недаром досочинил его буйную свиту. В ней собраны специалисты разных профилей: мастер озорных проделок и розыгрышей кот Бегемот, красноречивый Коровьев, мрачный Азазелло. И, то чередуясь, то выступая вдвоем или втроем, они создают ситуации, порою и жутковатые, как в случае с Римским, но чаще комические, несмотря на разрушительные последствия их действий. 

Воланд – носитель судьбы, что восходит к давней традиции в русской литературе, связывавшей судьбу, рок, фатум не с богом, а с дьяволом. У Булгакова Воланд олицетворяет судьбу, карающую Берлиоза, Сокова и других, преступающих нормы христианской морали. Это первый дьявол в мировой литературе, наказывающий за несоблюдение заповедей Христа.
Один из ярких парадоксов романа как раз и заключается в том, что, изрядно набедокурив в Москве, шайка Воланда в то же время возвращала к жизни порядочность, честность и жестоко наказывала зло и неправду, служа как бы тем самым утверждению тысячелетних нравственных заповедей. Воланд разрушает рутину и несет наказание пошлякам и приспособленцам. И если ещё его свита предстает в личине мелких бесов, неравнодушных к поджогам, разрушению и пакостничеству, то сам мессир неизменно сохраняет некоторую величавость. Он наблюдает булгаковскую Москву как исследователь, ставящий научный опыт, словно он и впрямь послан в командировку от небесной канцелярии. Ему идет роль ученого, экспериментатора, мага. А полномочия его велики: он обладает привилегией наказующего деяния, что никак не с руки высшему созерцательному добру.

В чем же смысл того, что происходит в этих произведениях? Что авторы хотели сказать, создавая свои образы?

В «Хромом бесе» Лесажа показано, как за мнимой благопристойностью обнажалась в одну  ночь отталкивающая житейская правда, как слетал покров лицемерия с людских поступков, а трагедии оборачивались комедиями.

Пороки, которые обычно маскируются и уходят в тень, словно ожили перед глазами завороженного Клеофаса, и он поражается, как властны над людскими судьбами ревность и спесь, корысть и азарт, скупость и тщеславие.

Какова же она, человеческая природа? Чего в ней больше — мелочности или величия, низости или благородства? Пытаясь разобраться в этом, любознательный студент неутомимо следовал за своим проворным проводником. Они заглядывали в тюремные камеры, разглядывали колонны возвращающихся домой пленных, проникали в тайны сновидений, и даже своды гробниц не служили им препятствием. Они обсуждали причины безумия тех, кто заключен в дома умалишенных, а также тех чудаков, которые одержимы маниями, хотя и ведут обычный с виду образ жизни. Кто из них был рабом своей скупости, кто зависти, кто чванства, кто привычки к мотовству. «Куда ни посмотришь, везде видишь людей с поврежденными мозгами», — справедливо заметил бес, продолжив, что на свет словно «появляются все одни и те же люди, только в разных обличьях». Иначе говоря, человеческие типы и пороки необыкновенно живучи.

Да, человек грешен, слаб, жалок, он раб своих страстей и привычек. Но в то же время он наделен свободой творить свою судьбу, неведомой представителю нечистой силы. И эта свобода являет себя даже в прихотливой, непредсказуемой форме самого романа «Хромой бес». А сам бес недолго наслаждался на воле — вскоре чародей обнаружил его бегство и снова вернул назад.

В основе «Фауста» - противопоставление Фауст — Мефистофель.
Всё, что предлагает Мефистофель, его не устраивает. Трое сильных, в образе которых Гёте дал обобщенное изображение буржуазного хищничества, думают только о добыче: «Ну, это всё Нам прах и дым: По равной части Мы хотим» [3, c.310]. Фауст хочет идти другим, человечным путем. Знаменательно, что свой высший миг Фауст обретает не в успокоенности, а в движении вперед, не в достижении цели, а в предвидении ее достижения. Он не хочет останавливать мгновение. Да это и невозможно, как невозможно остановить течение жизни. Обусловленная договором формула звучит в устах Фауста в сослагательном наклонении: не как утверждение, а как допущение, предположение.

В финале Фауст изображен слепым. Гёте дает этим понять, что Фауст видел картины свободного расцвета родного края не наяву, а мысленным взором. В реальности же к нему приближается смерть. Все мечты оказываются напрасными. Труд и несомое им благо – такая же иллюзия, как и всё остальное. Звук лопат, который слышит Фауст, оказывается стуком заступов лемуров, роющих ему могилу. Мефистофель радостно суетится, полагая, что формула произнесена, и, значит, он выиграл спор.
Он дает свою характеристику и понимание Фауста и его жизни:

Нигде, ни в чем он счастьем не владел,

Влюблялся лишь в свое воображенье;

Последнее он удержать хотел,

Бедняк, пустое, жалкое мгновенье! [3, c.323]

Но и, умирая, Фауст одерживает над ним победу. Ангелы отнимают у Мефистофеля душу Фауста. Действие переносится на небо, где происходило и действие пролога. Со словами пролога «Блуждает человек, пока в нем есть стремленья» [3, c.42] перекликаются слова финала: «Чья жизнь в стремлениях прошла, того спасти мы можем».

Таков исход договора между Фаустом и Мефистофелем. Таков итог пари между Мефистофелем и Господом. Проведя Человека через испытания и соблазны, через ад, рай, чистилище, Гёте утверждает его величие перед лицом природы, истории, Вселенной, утверждает перспективы свободного развития человека и человечества. Фауст приходит к истине и выясняет, что смысл жизни человека – созидать, творить, жить и трудиться на благо людям, принося им пользу, борясь за счастливое будущее человечества. Человеческий разум, вопреки трактовке Мефистофеля о том, что это и есть причина всех человеческих страданий, восторжествовал и празднует свой триумф. И все же впечатления утопии у читателя не складывается, физическая слепота главного героя явно указывает на то, что в реальной жизни такого счастливого конца может и не быть.

Развивающийся на втором плане повествования «Демона» конфликт между Демоном и Тамарой, с

одной стороны, богом и созданным им миропорядком - с другой, наполняет содержание поэмы глубоким философским "сверхсмыслом". Встреча с Тамарой для Демона – не залог "возвращенного рая", а новая ступень в его исканиях "с начала мира". В борьбе со своим соперником, властителем Синодала, он прежний "лукавый Демон". Глубинный сверхсмысл поэмы -  в зле от зла, в обречении добром на зло, в невозможности метаморфоз, и даже в зле от добра.

Именно в этот момент между Демоном и Тамарой становится бог в лице Ангела - "хранителя грешницы прекрасной", с преждевременным, все испортившим обвинением:

"Дух беспокойный, дух порочный,

Кто звал тебя во тьме полночной?

Твоих поклонников здесь нет,

Зло не дышало здесь поныне;

К моей любви, в моей святыне

Не пролагай преступный след" [4, c.167].

Это можно понять как искушение, провокацию Бога, тонкую месть, нежелание преображения зла. Сложнейшая психологическая ситуация с многообразным смысловым подтекстом, когда в душе героя сосуществуют сразу несколько взаимоисключающих чувств и волевых импульсов (кипение и противоборство любви к Тамаре и "яда" жгучей, "старинной ненависти" к Богу; непреклонность и смятение; злоба и коварство; предчувствие катастрофы и отчаянно-дерзкое устремление к ней) так и не разрешается однозначно. В свете происшедшей от встречи с ангелом метаморфозы, когда

"злой дух коварно усмехнулся;

Зарделся ревностию взгляд,

И вновь в душе его проснулся

Старинной ненависти яд" [4, c.167],

его монолог, обращенный к Тамаре, можно трактовать только как намеренный обман с целью покорения Тамары наперекор сопернику, когда в ход идут все средства: от возбуждения жалости до призыва к спасению, однако сколько в нем всамделишной горечи, правды и боли. Да, это уже ложь, но одновременно и неподдельное движение смертельно уставшей души, предельный миг искренности и готовности к томившему его идеалу оставить мир "в неведенье спокойном", порыв откровенности и слабости.

"Я тот, чей взор надежду губит;  

Я тот, кого никто не любит;

Я бич рабов моих земных,

Я царь познанья и свободы,

Я враг небес, я зло природы,

И, видишь, я у ног твоих!..

Меня добру и небесам

Ты возвратить могла бы словом.

Твоей любви святым покровом

Одетый, я предстал бы там

Как новый ангел в блеске новом.

О! только выслушай, молю,

Я раб твой, я тебя люблю!

Что без тебя мне эта вечность?

Моих владений бесконечность?

Пустые звучные слова,

Обширный храм - без божества" [4, c.168].

Поистине философией зла можно назвать монолог Демона:

"Какое горькое томленье

Всю жизнь - века без разделенья

И наслаждаться и страдать,

За зло похвал не ожидать,

И за добро вознагражденья;

Жить для себя, скучать собой

И этой вечною борьбой

Без торжества, без примиренья!

Всегда жалеть, и не желать,

Все знать, все чувствовать, все видеть

Стараться все возненавидеть

И все на свете презирать!.." [4, c.167].

Увлекая и покоряя Тамару мощью и глубиной своих чувств, страданий и жаждой возрождения, Демон на какие-то мгновения и сам оказывается захваченным этим порывом, он верит, что хочет верить, и его клятва Тамаре довольно искренна:

"Хочу я с небом примириться;

Хочу любить, хочу молиться,

Хочу я веровать добру" [4, c.172].

Но едва вступив в царство любви и гармонии, он разрушает его, умертвив Тамару своим поцелуем. Смысл этого смертельного поцелуя особенно многозначен. "Первичный", прямой смысл - в безмерной, испепеляющей страсти Демона, гибельной для простых смертных (разрушительное действие страсти). Другой смысл - в невозможности выхода из гнетущего одиночества и бесцельности существования, обретаемого ценой "невмешательства" в судьбы мира, в "отгороженное" от всего счастье любви. Еще один смысл - в ответственности Бога за сотворенный им мир, в котором добро и зло так тесно переплетены. В том наказании зла, которое рикошетом перепадает добру. Четвертый подтекст - в несовместимости зла и любви, в губительности подобного сочетания для обоих. "Смертельный яд" поцелуя Демона застоен на ненависти и злобе, отравляющих даже такое животворящее чувство, как любовь. Но эти чувства вложил ему в грудь Бог, как наказание за непокорность, превратив  его в "зло природы", и с новой силой возродил их в душе Демона в момент, когда тот уже готов был любить и "веровать добру". Следовательно, не только Демон, но и Бог виновен в гибели Тамары. Более того, именно Богу, делает вывод Лермонтов, неугодно преображение Демона и, таким образом, устранение из мира зла. Наказание вечно, и оно взаимно.

"И проклял Демон побежденный

Мечты безумные свои,

И вновь остался он, надменный,

Один, как прежде, во вселенной,

Без упованья и любви!.." [4, c.169].

Но поражение Демона не означает конечного утвержденья правоты Бога и созданного им мира. Нераскаявшийся  Демон остается живым укором его дисгармоничности и неустроенности, не только прежним "надменным", но еще более ожесточенным и непримиримым противником неба.
Мотив переключения реестра эмоций от жалости к наказанному повстанцу до открытого осуждения самого Бога встречался и раньше, но Лермонтов придал этому мотиву наивысшее звучание, диссонанс вечной непримиримости и взаимного непонимания, а отсюда - невозможности обретения счастья вне связи с общим миропорядком. Сложность Демона - в столкновении в нем взаимоисключающих и взаимосвязанных правд, несущих порой полярно расходящиеся объяснения.  По мнению В. Белинского, Демон Лермонтова "отрицает для утвержденья, разрушает для созидания... Это Демон движения, вечного обновления..." [5, c.555]. Когда б так просто... Когда б сам Лермонтов мог постичь до конца "бесплотную духовность" своего героя (или антигероя) и своего отношения к нему, переходящего на уровень осмысления всего миропорядка...

Его Демон человечнее Бога, вот, пожалуй, основная мысль Лермонтова. Божественная гармония прекрасна, да, но она внечеловечна, и именно потому вызывает "вечный ропот человека". Демон губит Тамару, но он обещает ей страсть, вечную любовь, стихию, рай  даже в аду. А что ждет ее у Бога? Глухие стены монастыря, покой, тишина и забвение. Человечность Демона в том, что это и внутренне противоречивое конкpетноличностное сознание; и художественное воплощение трагических исканий человека, его обретений и потерь; и символико-философское отражение глубинной сущности человеческого духа, человеческого рода в процессе его бесконечного и трудного познания мира с целью его "очеловечивания". "Вечный ропот", бунтарское противостояние "внечеловечной" гармонии "божьего мира" и сущего, предмета "жадного познанья", сочетается с безграничным своеволием романтического бунтаря – одиночки. Поэтому в столкновении правд героя и мира (Демона и Бога) изменению подлежит не только мир, но и герой. Мир должен стать более человечным, человек - более миpообъемлющим. Отсюда усиление в романтизме "Демона" не только субъективного, но и объективного начала, придающего поэме новое качественное своеобразие.

Лермонтовский Демон просит у Бога права на любовь, но и в этом получает отказ.

Финал «Демона» открывал путь к «Мцыри» — страстному гимну жизни, утверждению абсолютной ценности бытия.

В романе «Дневник Сатаны» издевкой над церковью является причисление к рангу святых черта Топпи, который в прежней жизни был монахом, скончался под именем брата Винсента, прах которого стал объектом поклонения для верующих. Набожно, часто посещает церковь Мария, образ - символ некоего вселенского зла, «с ног до головы продажная, развращенная и совершенно бесстыдная», как характеризует ее Магнус.

Фома Магнус мечтает освободить энергию, заключенную в небольшом кусочке вещества, и взорвать землю: «Мы приведем в движение всю землю, и миллионы марионеток запрыгают по нашему приказу: ты еще не знаешь, как они талантливы и послушны» (2004 г, с. 445). Автор показывает, что мысль, не согретая и не облагороженная человечностью, высокими общественными стремлениями, способна превратиться в злую и поистине разрушительную силу. Магнус, как бы поменявшись ролью с сатаной, пытается разрушить в последнем веру в человека. Сам он, неся в душе ненависть за поруганный идеал (он увидел за ликом Мадонны «Вавилонскую блудницу»), обещает взорвать и человека: он хочет поманить его, вместо «обмана» кардинала о бессмертии, «чудом» земным и усиленно готовится к этому «опыту» над людьми. Все больше увеличивается его разрыв со «слабосильным» и порочным человечеством. Герой «Дневника Сатаны» считает, что среди людей появилось слишком много «двуногой мрази», они необыкновенно быстро плодятся, и смерть не справляется со своей работой. Чтобы помочь ей в сокращении людского племени, нужно лишь «обещать кроликам, что они станут львами», внушить веру в «бессмертие за небольшую плату» или в земной рай. «Ты увидишь, какую смелость и прочее разовьет мой кролик, когда я нарисую ему на стене райские кущи и эдемские сады», - пророчествует Магнус» (2004 г, с. 453).

Итак, по мере того как «вочеловечившийся» сатана входит в мир людей, все очевиднее становится отвратительная сущность их жизни и идеалов. Все здесь фальшиво. Голый расчет, жестокий инстинкт разрушения и продажность господствуют в этом мире. В нем не осталось подлинно человеческих ценностей. Только лишь холмы Кампаньи, верное в своей щедрости солнце, природа и простые крестьяне, обрабатывающие землю под этим солнцем, напоминают о красоте жизни. «Вочеловечившийся» Сатана современный Вавилон узрел, вступив на камни «вечного города» - Рима. Это собирательный образ, символ буржуазной Европы, капиталистического мира, таящего в себе величайшую угрозу всему человечеству, его культуре. Ничто уже не спасет этот мир: ни сила гуманистического порыва, ни красота, и художник не видит его социального и духовного исцеления.

Находясь среди людей, познавая их, «вочеловечившися» Сатана претерпевает эволюцию, в процессе которой «вандергудовская настойка человечности» заставляет его в некотором смысле служить добру, любви, гуманности, в то время как дьявольские функции достаются Магнусу, мечтающему о совращении и уничтожении миллионов с помощью тюрем, эшафотов, войн.

«Затея» Сатаны - Вандергуда оборачивается фарсом: обобранный Фомой Магнусом, высмеянный кардиналом, посланец преисподней, некогда вызывавший мистический страх у людей, теперь выглядит наивным и жалким. Сатана не заметил, что обычаи преисподней уже воцарились среди людей, и Фома Магнус опозоренному и бессильному дьяволу иронически выговаривает: «Если ты Сатана, то ты и здесь опоздал… Посмотри на этих скромных и маленьких друзей моих и устыдись: где в твоем аду ты найдешь таких очаровательных, бесстрашных, на все готовых чертей?» (2004 г, с. 472).

Роман «Дневник Сатаны» - это резкий протест против всех институтов и ценностей буржуазного общества, в самой природе которого заложены силы, враждебные человеку. «Дневник Сатаны», последнее неоконченное произведение Андреева, - это и «книга итогов» всего творчества писателя, и одновременно гениальное пророчество. Андреев дает возможность увидеть и осмыслить страшную перспективу человечества. Тревожно актуальный смысл приобретают предостережения художника, который, по словам М. Горького, «был удивительно догадлив, наблюдая человеческую душу» (2001 г, с. 51). Однако эта его «догадливость» касалась не только человека, но и общества, в котором правит жестокий закон зла, расчета и лжи. Примечательно, что автор не считает дьявола извечным врагом Бога и человека. В его изображении это дух сомнения, не останавливающийся ни перед чем ради изменения действительности. Бог не скрывает истину, но трагедия Сатаны в том, что он не может ее понять, и творит зло, стремясь принудить Всевышнего дать всем счастье. Помочь Богу и себе должны сами люди. Только смогут ли? На этот вопрос Андреев не отвечает. Вместо этого он стремился своим обличающим словом, мыслью и эмоцией, окрашенными страданиями и тоской, внести в жизнь людей добро и свет, помочь им на пути человеческого самоутверждения, призывает сойти с гибельных путей.

Булгаковская Маргарита в зеркально-перевернутом виде варьирует историю Фауста. Фауст продавал душу дьяволу ради страсти к познанию и предавал любовь Маргариты. В романе Маргарита готова на сделку с Воландом и становится ведьмой ради любви и верности Мастеру. История Маргариты из «Фауста» во многом перекликается с историей булгаковской Фриды. Но у Булгакова мотив милосердия и любви в образе Маргариты решён иначе, чем в гётевской поэме, где перед силою любви «сдалась природа сатаны…он не снёс её укола, милосердие побороло», и Фауст был отпущен в свет. В «Мастере и Маргарите» милосердие к Фриде проявляет Маргарита, а не сам Воланд. Любовь никак не влияет на природу сатаны, ибо на самом деле судьба гениального Мастера предопределена Воландом заранее. Замысел сатаны совпадает с тем, чем просит наградить Мастера Иешуа, и Маргарита здесь – часть этой награды.

В реальности Воланда известно все, следовательно, предсказуемо, регламентируемо и жестко сцеплено в единый событийный ряд. Иначе быть не может. Одно звено с неразрывной жесткостью тащит за собой ряд иных звеньев - неожиданности невозможны, нереальны. Иными словами, в реальности Воланда нереальна свобода воли, допускающая нарушения причинно-следственных связей, отступления от них, вносящая элемент непредсказуемости. Несмотря на всю чудесность, в ней реален лишь чисто материальный фатализм. И эта жестко спланированная, единожды и в единственном варианте существующая реальность, главенствующая над реальностью человеческой - размытой, многовариантной и непостижимой - является дьявольской. Попробуем обрисовать мир Воланда - реальность, вторгшуюся в повседневную жизнь москвичей. 

Здесь нет места бессознательным допущениям, неявным идеализациям и неосознанным предпосылкам, на которых основана повседневная жизнь. В таком мире Воланду не представляет труда делать успешные предсказания. Прошлое и будущее столь же прозрачны и ясны для Воланда,
Сам Воланд сознает трудности, которые возникают при безуспешной попытке воссоздать прошлое Мастера и Маргариты. Чтобы решить проблему, ему пришлось перенести героев в свой собственный мир, в котором время отсутствует. Правда, это было не столько решением проблемы, сколько ее подменой. Воланду не удалось справиться с субъективным, эмоционально-нагруженным временем, и он подменил повседневность миром логики, где "времена" одновременны.
Воланд знает все; его планы - не планы в смысле повседневной жизни. Его предсказания, соответствующие строгому детерминизму его мира, - самоосуществляющиеся предсказания, и его желания соответствуют его предсказаниям. В этом смысле свобода Воланда заключена в рамки строгой необходимости, осознающейся им как таковая. Можно сказать, что образ Воланда - очищенный от человеческой случайности, слабости и порывов Фауст. В мире Воланда нет смерти. Воланд от такой тревоги освобожден. Он ничего не должен делать; он бесстрашен, хладнокровен, свободен.

Ясно, что реальность, в которой существует Воланд, не соответствует традиционным религиозным представлениям о рае, аде, загробной жизни и т.п., а сам Воланд - не традиционный "христианский" дьявол.
Столкновение "дьявольского" мира с реальностью повседневной жизни, порожденное фантазией Булгакова, вызвало столько смертей, пожаров, свело с ума десятки людей.

Всяким, пусть даже самым соблазнительным передвижениям, нечистая сила предпочитает места обитания и постоянной прописки: нехорошая квартирка 50 в доме 302-бис по Садовой, Варьете (в двух шагах) в сквере на бывшей Триумфальной площади - все это вместе образует чертог тьмы, в котором есть и прихожая, и череда исполинских залов для сатанинского бала, и зал с уютными ложами для зрителей ада, и подвал Варьете, в этом же чертоге прописана и Аннушка, и Берлиоз.

Булгаков колебался и все-таки ставил свет выше тьмы. В последнем разговоре с мастером Воланд говорит:

"Я получил распоряжение относительно вас... - Разве вам могут велеть? О да. Велено унести вас...".

Бог приказывает сатане и, следовательно, отвечает за все зло мира. Важно, что эту просьбу дух зла мог бы и не выполнить. Здесь зло следует логике гетевского парадокса: желая зла, зло все-таки (иногда) приносит благо.

Конечно, такие отношения между Богом и Сатаной совершенно немыслимы с точки зрения христианской традиции. С точки зрения писателя, есть изначальность Бога и Дьявола, между которыми есть отношения, а не только лишь бескомпромиссная борьба, что Сатана - сын божий, что власть Бога и Сатаны над людьми заодно, но, как замечает автор "Мастера и Маргариты", не против человека. "Все будет правильно", - говорит мастеру Воланд, то есть в соответствии с тем, что предначертано Провидением.

Все это выводит на один важный (первоочередной) вопрос: а зло ли зло в книге Булгакова? Ужасная смерть Берлиоза вовсе не дело рук Воланда, он лишь в пылу полемики приоткрыл Михаилу Александровичу его судьбу, он лишь наделен даром божественного всеведения и только; по-своему, то есть по-дьявольски он даже пытается сделать доброе дело, отправляя дяде Берлиоза телеграмму в Киев: "Меня только что зарезало трамваем на Патриарших. Похороны пятницу, три часа дня" [1, c.464]. На протяжении всего романа сатана не совершил ни одного злого поступка, не нарушил ни одну заповедь, наоборот, милосердно извлек из клиники мастера, воскресил из праха и золы сожженную рукопись, соединил любящих, взял с собой и даровал покой, хоть и за линией жизни. Остальные, можно сказать, понесли заслуженную кару. Шутовская свита сатаны: Коровьев, Бегемот и Азазелло –  тоже непостижимым образом воюют на стороне высшей справедливости против алчности, подлости, низости, трусости, безверия и прочих смертных грехов человека. Сатана и Ко - кара, но не соблазн. Словом, мировое зло карает только грешников, но не может принести бед праведнику, зло друг другу творят только люди. Булгаков отказывает злу в злотворении, в увеличении суммы мирового греха. У тьмы, стало быть, высокая цель: свершение страшного суда. Вот откуда этот самый первый эпитет романа: однажды весною, в час небывало жаркого заката... (Ср. с ветхозаветным: "Ибо придет День, пылающий как печь"). Судный день второго пришествия.
Эта парадоксальная апокалипсическая роль судьи делает тьму если не светом, то очищающим огнем. И в этом булгаковском ракурсе Воланд, вершащий праведный суд над грешниками и дарующий вечную жизнь  Маргарите и мастеру, занимает на престоле Страшного суда место самого Спасителя, а романная Москва становится местом Страшного суда и тем самым замыкает новозаветную линию событий, начатую в иудейском Ершалаиме. Надо думать, что Булгаковская амбивалентность бога и дьявола - скорбный плод его трагической жизни.

По временной соотнесенности двух событий: ершалаимской мессисианы и московской дьяволиады - пасхальным праздником стал Страшный суд, а крестить Москву "огнем и духом" вместо Спасителя явился Сатана. Ироническое колебание, нервозность чувствуется с первых же строк романа, где снова в мир явился некто и его не узнают на Патриарших прудах книжники. (Вот первопричина гибели: в неузнавании пророков, только в Москве пророком выступает сатана). Воланд, карающий зло, дьявол, рассказывающий от себя евангелие, то есть сатана-евангелист  - все это повышает нервозность, раздраженность атмосферы романа, в которой сквозит желание освистать сатану. Это желание сквозит и в самой пародии на Страшный суд, этакий бульварный судный день.  

Сама личность Воланда, статичная, хотя и неординарная, двойственна. Воланд - это антихрист с чертами мессии. В нем смесь сатанинского с божественным. И в то же время он является пародией. На что? Прежде всего, на принятую в годы написания романа и все более канонизирующуюся интерпретацию образа сатаны, ассоциирующегося с революционером-борцом, положительным героем. На плоскости вечности Ершалаим и Москва - это еще и два космических Хаоса, достигших критического состояния. Пришествие Христа (как и пришествие Сатаны) должно было внести в этот хаос гармонию, порядок, оно было тем единственным шансом, какой дало Провидение кипящей в грехе Содомогоморре. Требовалось лишь узнать пророка (сатану на Патриарших), узнавание и было той ничтожной ценой, какую должно было заплатить человечество за "царство божие" на земле. Но пророки не были узнаны, и Содомогоморры пали.

"Тьма, пришедшая с запада, накрыла громадный город. Исчезли мосты, дворцы. Все пропало, как будто этого не было на свете" [1, c.635].

Москва ушла под землю, потому что проклявшие своих пророков города обречены на Страшный суд, причем не на божий суд, а на суд сатаны. «Сейчас придет гроза, последняя гроза, - говорит Воланд,- она довершит все, что нужно довершить».

Но суд сатаны, нагрянувшего в Москву, не состоялся. Новые ершалаимцы оказались недостойными даже Суда, все обошлось серией хулиганств и пожаров.

Роман Булгакова - не предсказание, а роман-предупреждение (в финале автор все же "пощадил" город, и сгинула с неба черным клубком дьявольская тьма). Предупреждение о пришествии Сатаны? О нашествии зла и исходе последних праведников, без которых город не устоит, даже если во главе второго пришествия парадоксальным образом встанет дьявол-спаситель? Булгаков создал волнующую и законченную жизнь дьяволобога (после человекобога Достоевского), творящего наперекор всем христианским догмам суд и прощение...Только вот красота этой картины отмечена каким-то мрачным изъяном. В этой порочной красоте дивного творения чувствуется усталость душевного надрыва, яд соблазна. Мысль уязвлена сомнением. На книгу ложится сначала легкая, а затем все более густеющая тень смерти. Зарницы апокалипсиса озаряют последние страницы романа: "И свернется небо как свиток, и времени больше не будет". Густота финального мрака, лихорадка пьяной Луны, смех на грани глумления - все эти порочные красоты сатанианы выдают пороки и тайные неправды авторского замысла... Булгаковский дьявол - антихрист. Он, отец наущений, не может быть отцом деяний. Нет, Воланд скорее не Сатана, он скорее рыцарь ада, Дон-Кихот тьмы, но не Белиал - отец и князь злобы. Создать положительного прекрасного дьявола не под силу даже гению.

Выводы.

 Сатана – порождение ада, «дух сомненья»,  отрицательный персонаж, цель которого – разрушение.

 Сатана – противоположность Богу, но и неотделимая часть миропорядка, так как без зла не было бы добра.

 Цель создания образа Сатаны в произведениях – желание понять эту природу зла, найти гармонию в мире, проверить современное состояние общества и нравственность человека. А что, как не искушение, даст ответ на вопрос: силен человек или нет? Что в нем больше – Бога или черта?

 Каждый созданный образ отражает мировоззрение писателя, его отношение к миру и человеку, состояние общества, отношение его к вере и безверию.

 Главное отличие всех образов друг от друга заключается именно во взаимодействии с Богом и человеком. Если у Лесажа человек грешен, слаб, жалок, он раб своих страстей и привычек и в  то же время он наделен свободой творить свою судьбу, неведомой представителю нечистой силы, то Гёте утверждает его величие перед лицом природы, истории, Вселенной, утверждает перспективы свободного развития человека и человечества. Фауст приходит к истине и выясняет, что смысл жизни человека – созидать, творить, жить и трудиться на благо людям, принося им пользу, борясь за счастливое будущее человечества. Человеческий разум, вопреки трактовке Мефистофеля о том, что это и есть причина всех человеческих страданий, восторжествовал и празднует свой триумф. В этих двух произведениях Бог сильнее Сатаны, и они противопоставлены друг другу. У Лермонтова именно Богу неугодно преображение Демона и устранение из мира зла. Наказание вечно, и оно взаимно. Но поражение Демона не означает конечного утвержденья правоты Бога и созданного им мира. Нераскаявшийся  Демон остается живым укором его дисгармоничности и неустроенности, не только прежним "надменным", но еще более ожесточенным и непримиримым противником неба. Демон человечнее Бога, вот, пожалуй, основная мысль Лермонтова. Божественная гармония прекрасна, но она внечеловечна, и именно потому вызывает "вечный ропот человека".

            По мере того как сатана Андреева входит в мир людей, все очевиднее становится отвратительная сущность их жизни и идеалов. Голый расчет, жестокий инстинкт разрушения и продажность господствуют в этом мире. В нем не осталось подлинно человеческих ценностей. Автор не считает дьявола извечным врагом Бога и человека. В его изображении это дух сомнения, не останавливающийся ни перед чем ради изменения действительности. Бог не скрывает истину, но трагедия Сатаны в том, что он не может ее понять, и творит зло, стремясь принудить Всевышнего дать всем счастье. Помочь Богу и себе должны сами люди. Только смогут ли? На этот вопрос Андреев не отвечает.

     Булгаков создал волнующую и законченную жизнь дьяволобога, творящего наперекор всем христианским догмам суд и прощение... Только вот красота этой картины отмечена каким-то мрачным изъяном.

 Все образы отмечены одной важной чертой – желая сотворить зло человеку, они в конечном итоге дают ему возможность узнать мир, познать себя, узнать любовь, получить награду за страдания, задуматься над миром и собой. А значит, они часть той силы, «всегда желавшей зла, творящей лишь благое».

 Образы Дьяволов, созданных русской литературой, сильнее, крупнее, весомее и при этом добрее, человечнее, наделены человеческими страстями и чертами. Я думаю, это по той особенности, отмеченной ещё Марксом, в бесконечной вере в добро нашей литературы.

 Итог, к которому подводят все произведения о Дьяволе, - необходимость задуматься о нравственном состоянии общества, о путях решения главных вопросов бытия: как жить дальше, чтобы сохранить себя и право называться Человеком. Для этого и приходят Дьяволы в мир людей.

Литература

Булгаков М. Мастер и Маргарита // Булгаков М. Белая гвардия. Мастер и Маргарита. – Киев: изд-во ЦК ЛКСМУ «Молодь», 1989.

Лермонтов М.Ю. Избранное. – М.: Гос. изд-во худ. литературы, 1953. – С.18.

 Гете И.В. Фауст (пер. Б. Пастернака) // Гете И.В. Избранные произведения. – М.: Худ. лит, 1959.

Андреев Л.Н. Дневник Сатаны. Романы. Повести и рассказы. Письма. Воспоминания современников. - М.: изд-во «Школа-Пресс», 1996.

Французский фривольный роман.  А.Р.Лесаж. "Хромой бес". 1997.

Библия, М.: Российское Библейское общество, 2007 г.

Барков A. Тайны романа "Мастер и Маргарита" и его автора// Радуга - 1995.

Белинский В.Г. Собр. соч. В 3-х т. Т.1. - М.,1948. – VII, C.555.

Манн Ю. “Над бездной адскою блуждая…” // Манн Ю. Динамика русского романтизма. – М.: Аспект пресс, 1995. – С.207-225.

Эккерман И.П. Разговоры с Гете. - М., 1981

Иезуитова Л. А. Творчество Леонида Андреева.— Л., 1976.