Катынь: история русско-польских отношений

Содержание:

Введение ………………………………………………………………..стр.2

Дело НКВД ………………………………………………………………стр.2

«Дело» Геббельса……………………………………………….……..стр.7

Эксгумация по-польски……………………………………………стр.13

«Посторонние» поляки в Катыни……………………………...стр.14

«Двойники» и «живые мертвецы» Катыни………………..стр.15

НКВД  или  нацисты?..........................................................стр.16

«Исторические» документы……………………………….….….стр.18

«Проклятое прошлое» и политическая борьба……….…стр.22

Следствие длиной в 14 лет…………………………………….…стр.25

Заключение…………………………………………………………….стр.30

Список использованной литературы………………………..стр.31

Нет народа, о котором было бы придумано столько лжи

и клеветы, как о русском народе.

(Екатерина II Великая)

Введение.

«Катынью» вот уже более 60 лет называют события, связанные с трагической судьбой граждан довоенной Польши, пропавших на территории Советского Союза в 1939-41 гг. Самую многочисленную категорию среди них составляли бывшие польские офицеры.

Согласно рассекреченным в 1992 г. документам ЦК ВКП(б) и НКВД-КГБ СССР считается, что 21 857 пленных польских офицеров, полицейских, государственных чиновников и представителей интеллигенции, находившихся в советских лагерях и тюрьмах, в 1940 г. были расстреляны сотрудниками НКВД в Катынском лесу под Смоленском, в Калинине (Твери) и Харькове. С тех пор «Катынь» не только географическое название – это водораздел в польско-российских отношениях.

Сегодня господствует версия о безусловной вине советского руководства за гибель польских военнопленных. Однако немало фактов убедительно свидетельствует о причастности к катынскому преступлению немцев. Тем не менее, настоящее исследование не ставит целью «перевод стрелок» ответственности за Катынь на нацистов. Главное – установление истины.

Целью моей работы является исследование всех подробностей Катынской трагедии, установление истины.

В своем исследовании я применил поисковый метод, а также метод сравнения.

Дело НКВД.

Вернемся в далекий 1943г., когда 13 апреля «Радио Берлина» сообщило о найденных в Катынском лесу захоронениях 10 тысяч польских офицеров, которые , как утверждали нацисты, были уничтожены большевиками. Дело получило название «Катынского». По указанию Гитлера «Катынским делом» занимался лично министр имперской пропаганды Геббельс. Польское правительство в эмиграции поддержало немецкую версию, и 16 апреля 1943г. с соответствующим коммюнике выступил министр обороны Польши генерал М.Кукель.

В ответ 15 апреля 1943г. Совинформбюро обвинило в катынском преступлении нацистов, объявив, что польские военнопленные «находились в 1941г. в районе западнее Смоленска на строительных работах и попали со многими советскими людьми, жителями Смоленской области, в руки немецко-фашистских палачей летом 1941 года» (Катынь. Расстрел. С.448).

В январе 1944 г. в Козьи Горы на место захоронения расстрелянных польских офицеров выехала Специальная комиссия под руководством академика Н.Н.Бурденко, которая подтвердила заявление Совинформбюро от 15 апреля 1943 г. Комиссия установила, что «до захвата немецкими оккупантами Смоленска в западных районах области на строительстве и ремонте шоссейных дорог работали польские военнопленные офицеры и солдаты. Размещались эти военнопленные в трех лагерях особого назначения, именовавшихся: лагерь №1-ОН, №2-ОН, №3-ОН, на расстоянии от 25 до 40 км на запад от Смоленска». Осенью  1941 г . военнопленные поляки были расстреляны в Катынском лесу «немецко-фашистскими захватчиками» (Катынь. Расстрел. С.515; Мацкевич. Катынь. Часть вторая).

Однако попытка в 1946 г. закрепить выводы комиссии Бурденко решением Международного военного трибунала (МВТ) в Нюрнберге и окончательно закрыть тем самым катынскую тему не имела успеха.

Вопрос о Катыни в Нюрнберге рассматривался 1-3 июля 1946 г. Советские свидетели повторили уже давно известные из Сообщения комиссии Бурденко факты. Немецким свидетелям при явном попустительстве председателя трибунала удалось формально опровергнуть или поставить под сомнение целый ряд небрежных утверждений советских прокуроров (к примеру, немецкий 537-й полк связи ошибочно именовался в советских документах «537-м строительным батальоном», оберст-лейтенант (подполковник) Аренс – «обер-лейтенантом Арнесом» и т.д.)

Эти мелкие, на первый взгляд, ошибки и неточности дали основания членам трибунала от трех западных держав выступить единым фронтом и, вопреки протестам члена МВТ от СССР генерал-майора юстиции И.Т.Никитченко, принять  по «катынскому эпизоду» двусмысленное решение. Суть его заключалась в том, что, не снимая с руководства нацистской Германии юридического обвинения в катынском преступлении, трибунал по формальным поводам исключил «катынский эпизод» из приговора!

В 1988г. польские историки Я.Мачишевский, Ч.Мадайчик, Р.Назаревич и М.Войцеховский провели так называемую «научно-историческую экспертизу» Сообщения Специальной комиссии Н.Н.Бурденко, в которой они признали выводы комиссии «несостоятельными» (Катынь. Расстрел. С.443). Никакой внятной реакции советских историков и официальных властей на польскую экспертизу не последовало. Это означало новую победу польской позиции в «Катынском деле».

Руководство ЦК КПСС вплоть до 1990г. ограничивалось лишь пропагандистскими заявлениями. Наиболее серьезным документом того времени стало постановление Политбюро ЦК КПСС от 5 апреля  1976 г. «О мерах противодействия западной пропаганде по так называемому «Катынскому делу», в  котором предлагалось дать «решительный отпор провокационным попыткам использовать так называемое «Катынское дело» для нанесения ущерба советско-польской дружбе» (Катынь. Расстрел.С.571,572).

В советское время катынская тема была закрытой даже для членов Политбюро и  секретарей ЦК КПСС. Однако удалось добиться для историков Ю.Зори и Н.Лебедевой разрешения работать в фондах закрытого Особого архива и Главного управления по делам военнопленных и интернированных. В.Парсаданова, как член двусторонней советско-польской комиссии, в Особом архиве уже работала.

В книге «Катынский синдром» отмечается, что «Весомым доказательством роли НКВД в уничтожении поляков в 1940г.»  явилось совпадение очередности фамилий при «выборочном сравнении списков-предписаний на отправку пленных из Козельского лагеря в УНКВД по Смоленской области и эксгумационных списков из Катыни в немецкой «Белой книге», которое обнаружил военный2 историк Ю.Зоря (Катынский синдром.С.291).

Однако, он не учел того элементарного обстоятельства, что формирование рабочих бригад и расселение по жилым баракам шло по мере поступления военнопленных в лагеря, что обусловливало сохранение тех компактных групп, в составе которых они ехали по этапу. Немцы, большие  любители порядка, предпочитали не менять четко налаженную систему. Поэтому, кто бы ни расстрелял пленных поляков – сотрудники НКВД весной 1940г. или нацисты осенью 1941 г., - на расстрел польских военнопленных должны были вести практически теми же группами, в составе которых они ехали по этапу, спали в бараках и ходили на работу.

Другим косвенным доказательством вины советских органов госбезопасности в бессудном расстреле тысяч польских граждан считаются документы конвойных войск об этапировании поляков из лагерей для военнопленных в областные управления НКВД. Историк Н.С.Лебедева выдвинула гипотезу, что термин «исполнено» в шифровках областных управлений НКВД о прибытии этапов пленных поляков означает «расстреляны».  По ее мнению, начальник Калиниского УНКВД Токарев , посылая шифровки заместителю Берии Меркулову «14/04. Восьмому наряду исполнено 300. Токарев» и «20/IV исполнено 345», информировал о расстреле 300 и 345 польских военнопленных (Катынь. Пленники.С.561,564).

Данная гипотеза опровергается тем фактом, что начальник Осташковского лагеря Борисовец после каждой отправки в распоряжение Калининского УНКВД очередного этапа с живыми поляками напрвлял шифровки  Токареву «10 мая исполнено 208.Борисовец», «11 мая исполнено 198. Борисовец».  Это означало, что из  Осташковского лагеря в адрес Калининского УНКВД отправлено 208 и 198 военнопленных поляков (Катынь.Расстрел.С.142). Так  что термин «исполнено» означал как подтверждение прибытия этих этапов, так и отправку этапов военнопленных или заключенных.

Возможно, он имел еще какое-то значение, но свидетельств этому нет.

Однако на основании изложенных выше косвенных некорректных гипотез заведующий Международным отделом ЦККПСС В.М.Фалин в своей записке от 23 февраля 1990г. «Дополнительные сведения о трагедии в Катыни» сообщил М.С.Горбачеву, что советские историки (Зоря Ю.Н., Парсаданова В.С., Лебедева Н.С.) обнаружили в фондах Особого архива и Центрального государственного архива Главного управления при Совете Министров СССР, а также Центрального государственного архива Октябрьской революции неизвестные документы и материалы о польских военнопленных, позволяющие «даже в отсутствии приказов об их расстреле и захоронении … сделать вывод о том, что гибель польских офицеров в районе Катыни – дело рук НКВД и персонально Бери и Меркулова» (Фалин В. Конфликты.С.346. Катынь.Расстрел.С.579,580).

13 апреля 1990 г. в день встречи М.Горбачева и В.Ярузельского в газете «Известия» появилось официальное  «Заявление ТАСС о катынской трагедии» с признанием вины «Берии, Меркулова и их подручных» за гибель примерно 15 тысяч польских офицеров (Катынь.Расстрел.С.580,581). Жертва Горбачева, как, впрочем, все, что он делал, оказалась напрасной. Отношения с Польшей не улучшились, наоборот, польское руководство получило прекрасную возможность усилить давление на СССР.

24 сентября 1992 г. произошло событие, в корне изменившее ситуацию в «Катынском деле». В этот день в Архиве президента РФ был «случайно»(?) обнаружен и вскрыт «закрытый пакет №1» по Катыни. Документы, хранившиеся  в пакете: решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940г., письмо Берии Сталину №794/Б от ____ марта (так в тексте!) 1940 г., письмо Шелепина Хрущеву Н-632-ш от 3 марта 1959 г. и др. – подтверждали ответственность советского руководства за гибель польских военнопленных. С этого момента «Катынское дело» приобрело совершенно иное звучание. Вина СССР в гибели 21 857 польских военнопленных стала считаться абсолютно доказанной.

Тем не менее по поводу обнаруженных в «закрытом пакете №1» «кремлевских» документов следует высказать несколько соображений. Их необычный внешний вид, неувязки в тексте, а также многочисленные нарушения в оформлении заставляют ставить вопрос об их достоверности, а точнее  о возможности  «корректировки» их содержания, которая могла произойти в период развенчания «культа личности» Сталина в 1956-1961 гг.

Российский публицист и телеведущий Леонид Млечин в книге «Железный Шурик» пишет, что «по мнению историков, Серов (тогдашний председатель КГБ) провел чистку архивов госбезопасности… В первую очередь  исчезли документы , которые свидетельствовали и причастности Хрущева к репрессиям» (Млечин Л. Железный Шурик. С.153).

В сентябре 1990 г. Главная военная прокуратура России приняла к производству дело №159 «О расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей НКВД в апреле-мае 1940 г.», открытое в марте 1990г. Прокуратурой  Харьковской области УССР.

В 1992 году при Главной военной прокуратуре  (ГВП) России по уголовному делу №159 начала работать комиссия экспертов, заключение которой, подписанное 2 августа 1993 г., представляло последовательно изложенную польскую версию катынского преступления.

Комиссия пришла к выводу о безусловной вине предвоенного советского руководства за расстрел польских военнопленных весной 1940 г . Сам расстрел был квалифицирован «как геноцид» и «тягчайшее преступление против мира, человечества». Выводы  комиссии академика Н.Н.Бурденко по катынскому преступлению 1944г. эксперты ГВП РФ, на основании польской  «научно-исторической экспертизы» 1998г.,  признали «ложными» (Катынский синдром. С.491,492).

Руководство ГВП, а затем и Генеральной прокуратуры РФ с указанной выше квалификацией катынского преступления не согласилась. Постановление о прекращении уголовного дела №159 от 13 июля 1994 г. было отмечено, и дальнейшее расследование было поручено другому прокурору. (Катынский синдром.С.491)

21 сентября 2004 г., после 9 лет повторного расследования, уголовное дело №159 было вновь прекращено. Большинство материалов по делу засекречены, однако определенная информация до сведения общественности дошла. Известно, что в постановлении ГВП «действия ряда конкретных высокопоставленных должностных лиц СССР в отношении 14 542 польских граждан, содержавшихся в лагерях НКВД СССР, квалифицированы как превышение власти, имевшее тяжелые последствия… уголовное дело в их отношении прекращено» в связи со смертью виновных.

Также подчеркнуто, что «в ходе расследования по делу по инициативе польской стороны тщательно исследовалась и не подтвердилась версия о геноциде польского народа в период рассматриваемых событий весны 1940 года…

Действия должностных лиц НКВД СССР в отношении польских граждан основывались на уголовно-правовом мотиве и не имели целью уничтожить какую-либо демографическую группу» (из письма генерал-майора юстиции Кондратова председателю общества «Мемориал» Рогинскому от 11.04.2005 г.).

Польская сторона не согласилась с «российской интерпретацией катынского преступления», прежде всего в плане отрицания версии о «геноциде». Сложившуюся ситуацию Польша попытается использовать как повод для перевода катынской проблемы под юрисдикцию международного права. Все это грозит самыми неожиданными последствиями для России. В итоге возможно повторение «Правовой ситуации по Косово», в которой сербы были необоснованно обвинены в геноциде албанцев.

Помимо этого в ноябре 2004 г., по заявлению Катынского комитета, 16 прокуроров  Института национальной памяти начали независимое от России расследование обстоятельств «Катынского дела». Вероятнее всего, польские прокуроры, по примеру американской еврейской диаспоры, массово предъявившей Германии индивидуальные иски за холокост, ведут подготовку к оформлению индивидуальных исков к России.

«Первые ласточки» здесь уже появились. В апреле 2006 г. 70 родственников погибших в Катыни польских офицеров обратилась в Европейский суд по правам человека в Страсбурге по поводу ненадлежащего расследования Россией всех обстоятельств катынского преступления. В будущем их число может составить несколько тысяч. В этом случае претензии к России, если исходить из международных норм компенсаций, могут составить до 4 млрд. долларов США.

Однако, вернемся к истокам.

«Дело» Геббельса.

Прежде всего необходимо исследовать обстоятельства развертывания нацистами пропагандистской кампании по поводу захоронений польских офицеров в Козьих Горах в Катынском лесу. В известных публикациях им уделено крайне мало внимания. А они вызывают не только вопросы. Они  позволяют уяснить целый ряд аспектов «Катынского дела».

Министр имперской пропаганды III рейха Геббельс утверждал, что «Катынское дело» «идет почти по программе». Он даже назвал эту программу «поминутной», то есть рассчитанной по-немецки, с величайшей скрупулезностью. Не означает ли это, что в деле с самого начала было запрограммировано всё?  На эту мысль наводят, в частности, и сами обстоятельства  выявления катынских захоронений.

Утверждается, что еще весной или летом 1942 г. некая полька (по другим данным, это был местный житель Парфен Киселев) показала катынские могилы полякам из организации Тодта, привезенным на строительные работы в Смоленск. Те, выяснив, что в могилах захоронены расстрелянные польские офицеры, поставили березовые кресты и доложили немецкому командованию. Но немцы якобы тогда не проявили к этой находке никакого интереса. (Катынский синдром. С.151,470. Катынь.Расстрел.С.422).

На самом деле  немецким властям о польских захоронениях в Катыни было известно ещё в конце 1941 г. или начале 1942 г. Сошлемся на протокол допроса Нюрнбергским трибуналом Фридриха Аренса (Friedrich ARENS), командира 537-го полка связи вермахта, дислоцировавшегося в 1941-1943 гг. в районе Козьих Гор.

На допросе Ф.Аренс показал, что вскоре после прибытия в Козьи Горы, в конце 1941 г., он обратил внимание на «место что-то типа кургана, на котором был березовый крест. Я видел этот березовый крест. В течение 1942 года мои солдаты твердили мне, что, предполагается , в наших лесах имели место бои. Но сначала я не придал этому никакого значения. Однако летом 1942 года эта тема упоминалась в приказе генерала фон Герсдорфа (Rudolf-Christoph von Gersdorff). Он сказал мне, что также слышал про это» (htth//katyn.codis.ru/nurkatyn.htm).

К сожалению, никого из членов Международного военного трибунала не заинтересовало, в каком контексте упоминались в приказе катынские захоронения. Тогда бы роль нацистов в «Катынском деле» могла выясниться ещё в 1946г.

Ситуация несколько прояснилась после вопросов главного советника юстиции, помощника прокурора со стороны СССР Л.Н.Смирнова. Он спросил Аренса: «Скажите, пожалуйста, почему Вы начали эксгумацию этих массовых захоронений только в марте 1943-го, хотя рбнаружили крест и узнали о массовых могилах уже в 1941-м?»

АРЕНС: Это была не моя забота, а дело армейской группировки. Я уже Вам говорил, что в течение 1942 г. эти рассказы стали более реальными. Я часто слышал про это и обсуждал это дело с полковником фон Герсдорфом, начальником разведки группы армий «Центр», который уведомил меня, что знает всё про это дело и что на этом мои обязанности заканчиваются. Я доложил о том, что слышал и видел…

Вышесказанное свидетельствует о том, что нацисты в начале 1942 г., а вероятнее всего, в конце 1941 г. знали о катынских захоронениях, как высказался начальник разведки группы армии «Центр», «всё». В таком случае ссылка немцев на «местных жителей» в 1943 г.служила лишь прикрытием. Подобное было возможно, если немцы «приложились» к катынскому преступлению и планировали использовать его в своих интересах.

Весной  1943 г. время «катынской операции» настало. После Сталинграда, когда ситуация на Восточном фронте для немцев стала ухудшаться, у нацистского руководства возникла идея, используя «катынскую карту», нанести мощный пропагандистский удар не только по Советам, но и по антигитлеровской коалиции в целом.

Вероятно, автором этого замыслы был сам Гитлер. 13 марта 1943 г. он прилетел в Смоленск и встречался с начальником отдела пропаганды вермахта полковником Хассо фон Веделем, офицеры которого работали в Смоленске и Козьих Горах и готовили первичные пропагандистские материалы по «Катынскому делу».

В определенной мере удар по союзникам нацистам  удался. 17 апреля Геббельс  заявил: «Нам удалось катынским делом внести большой раскол во фронт противника. Эмигрантское польское правительство в Лондоне использует этот благоприятный случай нанести чувствительный удар Советам».

Через несколько дней после сообщения «Радио Берлина» рейхсминистр Й.Геббельс призвал «пропитать катынским делом все международные политические дебаты» и обрушился на «еврейских негодяев Лондона и Москвы»: «За каких дураков считают  эти нахальные еврейские болваны европейскую цивилизацию!.. Такого идеального случая соединения еврейского (!) зверства и еврейской (!) лживости мы еще не знали во всей военной истории. Поэтому дни и недели напролет мы должны снова и снова с большим размахом вести наступление, как репей не отставать от противника».

Говоря о катынском расследовании, Геббельс  особо подчеркивал: «Немецкие офицеры, которые возьмут на себя руководство, должны быть исключительно политически подготовленными и опытными людьми, которые могут действовать ловко и уверенно. Такими должны быть и журналисты. Некоторые наши люди должны быть там раньше, чтобы во время прибытия Красного Креста всё было подготовлено», а также затем, «чтобы в случае возможного нежелательного для нас оборота дела можно соответствующим образом вмешаться» (Краль. Преступление против Европы.С.3)

Странное указание, если учесть, что нацистам якобы было «точно известно», что в катынских могилах находятся только жертвы ГПУ-НКВД. Какого «нежелательного оборота» боялся Геббельс? Помимо этого министр имперской пропаганды, а точнее дезинформации, опасался, как бы «при раскопках не натолкнулись на вещи, которые не соответствуют нашей линии». Почему он был уверен, что такие вещи могут найтись?

Не об этих ли «вещах» сообщала телеграмма начальника Главного управления пропаганды Хейнриха, посланная 3 мая 1943 г. из Варшавы в Краков Главному административному советнику Вайнрауху. Телеграмма была снабжена грифом: «Секретно. Весьма важно. Вручить немедленно». Вот текст телеграммы: «Вчера из Катыни возвратилась часть делегации польского Красного Креста. Они привезли гильзы патронов, которыми были расстреляны жертвы Катыни. Оказалось, что это немецкие боеприпасы калибра 4,65 фирмы Геко».

В этой связи необходимо сказать о периодичности цитируемых различными авторами фрагментах из дневника Геббельса, из которых, казалось бы, следует, что Геббельс «Катынское дело» называл «аферой».  Дело в том, что дневники Геббельса впервые были массово изданы в 1948 г. в Нью-Йорке и Лондоне в переводе на английский язык.

Изданный тогда же в Цюрихе оригинальный немецкий вариант был мало кому доступен. На русский язык эти фрагменты дневников были переведены именно с английского, причем не вполне точно.

В результате  английский  термин «affair» (дело) был ошибочно переведен как «афера», а «minition» (боеприпасы) – как «амуниция». Советскому читателю ошибочный перевод предложил в 1968 г. чешкий публицист Вацлав Краль в своей книге «Преступление против Европы» (Стрыгин. Рецензия на главу «Катынь» из книги А.И.Шиверских).

Более точный русский перевод этого фрагмента дневника Геббельса изложен в книге А.Деко «Великие загадки XX века» (Деко.С.289) «к несчастью, в Катыни были найдены немецкие боеприпасы (в книге Краля – «обмундирование»). Полагаю, это то, что мы продали Советам, ещё когда дружили, и это хорошо им послужило… а может, они и сами побросали пули в могилы. Но главное, что это должно остаться в тайне. Поскольку если это всплывет на поверхность и станет известно нашим врагам, все дело (в книге Краля – «афера»)  о Катыни лопнет».

В этой связи необходимо особое внимание обратить на технологию немецкой эксгумации трупов военнопленных, осуществленной в марте – июне 1943 г.

Польская позиция по «Катынскому делу» во многом базируется на результатах эксгумационных работ, осуществленных в Козьих Горах (Катынь) а период с 29 марта по 7 июня 1943 г. немецкими экспертами во главе с профессором  Герхардом Бутцем при участии Технической комиссии польского Красного   Креста (Катынский синдром.С.1536, 154. Мацкевич. Катынь, приложение 15. Отчет  профессора  медицины доктора  Бутца).

Пытаясь убедить мировое сообщество в своей объективности, нацисты постарались максимально привлечь иностранные и международные организации к работам по эксгумации тел, захороненных в Катыни. Однако Международный  Красный Крест (МКК) отказался участвовать в расследовании.

Наиболее четко позицию в отношении немецкого катынского расследования выразил премьер-министр Англии У.Черчилль. В письме Сталину от 24 апреля 1943 г. Черчилль написал: «Мы, конечно, будем энергично противиться какому-либо «расследованию» Международным Красным Крестом или каким-либо другим органом на любой территории, находящейся под властью немцев. Подобное расследование было бы обманом, а его выводы были бы получены путем запугивания» (Катынь. Расстрел. С.423,457).

Несмотря на отказ МКК, нацистам удалось организовать Международную комиссию из представителей 11 подконтрольных Германии стран и Швейцарии. 28 апреля 1973 г. эта комиссия прибыла в Катынь и уже 30 апреля подписала свое заключение, утверждавшее, что расстрел польских офицеров был произведен советскими  властями. Заключение опубликовали   в мае 1943 г. в газетах, а в сентябре 1943 г. – в «Официальных материалах о массовых убийствах в Катыни» (Amtliches Material zum Massenmord von Katyn.С.114-118).

Польские историки особо подчеркивают, что нет никаких оснований сомневаться в честности и профессионализме доктора Бутца. Правда, они забывают указание Геббельса о том, чтобы руководство процессом эксгумации в Катыни взяли на себя «исключительно политически подготовленные и опытные» немецкие офицеры. Вряд  ли доктор Бутц хотел иметь неприятности с гестапо или с ведомством Геббельса, особенно  в вопросах, находящихся на личном контроле у фюрера.

Не случайно Франтишек Гаек, чешский профессор, доктор судебной медицины, один из одиннадцати международных экспертов, работавших в Козьих Горах 28-30 апреля 1943 г., в своих «Катынских доказательствах» утверждал, что «Каждому из нас было ясно, что если бы мы не подписали протокол, который составили  проф. Бутц из Вроцлава и проф. Орсос из Будапешта, то наш самолет ни в коем случае не вернулся бы».

Тот же проф. Орсос в 1947 г. в доверительной беседе с югославким разведчиком Владимиром Миловановичем, которого он считал ярым антикоммунистом, сообщил, что на основании того, что немцы показывали, а в основном – что скрывали, в Катыни, он пришел к выводу, что польских офицеров расстреляли нацисты («Вечерне новости». Белград, март 1989 г. Абаринов.  Катынский лабиринт.  Глава «Лжеэксперты»).

По решению Польского Красного Креста (ПКК) 29 апреля в Катынь прибыли 12 польских экспертов, составившие Техническую Комиссию ПКК. Польская комиссия была демонстративно названа «технической», дабы подчеркнуть её неофициальный характер. Руководил комиссией доктор судебной медицины Марианн Водзинский. Она работала в Катыни (Козьих Горах) до 9 июня 1943 г.  (Катынь. Расстрел.С.428,480,487).

Вот как ситуацию с участием поляков в немецкой эксгумации описывает участник этих событий представитель Главного управления Польского Красного Креста в Варшаве в 1943 г. Грациан Яворский в своей справке-отчете, в 70-х годах тайком переправленной на Запад:

«С немецкой стороны мы испытывали постоянное давление, чтобы мы четко сказали, что преступление  - дело рук НКВД. Мы отказались сделать такое заявление. Но не потому, что у нас были какие-то сомнения, виновник был очевиден. Мы не хотели, чтобы нас использовали в гитлеровской пропаганде» (журнал «Zeszyty Historyczny», Paris(France), №45, 1978, стр.4).

В то же время Леопольд Ежевский в своей книге «Катынь» утверждает: «Все показания членов польской комиссии свидетельствуют, что немецкая сторона предоставила им свободу исследований и выводов, не оказывая на них никакого давления» (Ежевский. Глава «Расследование и политика»).

О «свободе исследований» поляков при эксгумации в Катыни свидетельствует  отчет Технической комиссии Польского Красного Креста, в котором говорится: «Члены комиссии, занятые поиском документов, не имели права их просмотра и сортировки. Они обязаны были только упаковывать следующие документы: а) бумажники…, б) всевозможные бумаги…; в) награды…; г) медальоны…; д) погоны…; е) кошельки; ж) всевозможные ценные предметы» (Катынь. Расстрел. С.481).

Особо следует подчеркнуть, что в нарушение элементарных канонов эксгумаций немецкие эксперту при составлении официального эксгумационного списка катынских жертв умышленно не указывали, из какой могилы и какого слоя были извлечены трупы польских военнопленных.

Подобная система позволяла манипулировать вещественными доказательствами. Необходимо заметить, что эксгумацию в Катыни немцы начали 29 марта 1943 г., то есть ещё за полмесяца (!) до приезда первых представителей Технической комиссии ПКК.

К приезду поляков немцы уже «идентифицировали тела №1-420» и, надо полагать, соответствующим образом обработали вещественные доказательства с этих эксгумированных трупов, которые можно было бесконтрольно использовать для фальсификации результатов эксгумации (Катынь. Расстрел. С.483).

Известный французский писатель и тележурналист, авторитетный историк и политик (бывший заместить министра иностранных дел Франции) Ален Деко в своей книге «Великие загадки XX века» в главе «Катынь:Гитлер или Сталин?» немного приоткрывает тайну, окутывающую процесс фабрикации нацистами «доказательств»в Катыни. Он пишет: «В 1945 г. молодой норвежец Карл  Йоханссен заявил полиции в Осло, что Катынь -  «самое удачное дело немецкой пропаганды во время войны». В лагере Заксенхаузен Йохансен трудился вместе с другими заключенными над поддельными польскими документами, старыми фотографиями…» (Деко. Великие загадки…С.274,275).

В Катыни выяснилась ещё одна странность, не характерная для НКВД. Трупы расстрелянных людей сотрудники НКВД,  как правило, беспорядочно сбрасывали в заранее вырытые ямы. Это подчеркивали  в своих показаниях многие свидетели, в том числе бывший начальник УНКВД по Калининградской области Д.С.Токарев.

Однако в Катыни ситуация была иная. Журналист В.Абаринов в своей книге «Катынский лабиринт» пишет: «Немцы устраивали специальные «экскурсии» (в Катынь) для местных жителей… В.Колтурович из Даугавпилса излагает свой разговор с женщиной, которая вместе с односельчанами ходила смотреть вскрытые могилы: «Я ее спросил: «Вера, а что говорили люди между собой, рассматривая могилы?». Рассуждения были  таковы: « Нашим халатным разгильдяям так не сделать – слишком аккуратная работа». Рвы были выкопаны идеально под шнур, трупы уложены идеальными штабелями. Аргумент, конечно, двусмысленный, к тому же из вторых рук».

А  вот аргументы из первых рук. В рапорте немецкой полиции от 10 июня 1943 г. за подписью лейтенанта полевой полиции Фосса говорится: «Исходя из положения трупов в братских могилах, следует предполагать, что большинство военнопленных было убито за пределами могил. Трупы располагались в беспорядке, и только в могилах 1,2,4 были уложены рядами и послойно» (Мацкевич. Катынь. Приложение №14)

В результате рапорт Фосса следует понимать так: 80% эксгумированных в Козьих Горах трупов были «уложены рядами и послойно» и лишь 20% - в беспорядке.

А вот какую телеграмму из Варшавы от 15 мая 1943 г. переслал министру иностранных дел Великобритании Антони Идену посол Великобритании при Польской Республике Оуэн О Малли: 1. У подножья склона холма находится массовое захоронение в форме «L», которое полностью раскопано. Его размеры: 16х26х6 метров. Тела убитых аккуратно выложены в ряды от 9 до 12 человек, один на другого, головами в противоположных направлениях…».

Можно согласиться со многим, но полагать,  что сотрудники НКВД спускались в ров на 3 - 4–х метровую глубину для аккуратной укладки расстрелянных рядами, да ещё и «королем-валетиком», - это из области невозможного. Налицо типичный немецкий обстоятельный подход – обеспечить максимальную заполняемость рва. Как видим, результаты эксгумации в Катыни, осуществленной в 1943 г. нацистами с помощью польских экспертов «с немецкой дотошностью и методичностью», вызывают немало вопросов, на которые пока нет ответов.

Эксгумация по-польски.

Анализ технологии немецкой эксгумации в Катыни 1943 г. требует возврата в 2006 г., когда стало ясно, что поляки хорошо освоили «методику» немецких специалистов.

Польские археологи и историки работают в рамках «Катынского дела» на территории бывшего СССР, начиная с 1991 г. За это время они по итогам эксгумации «достоверно»(?) установили 66 захоронений польских граждан :15-в Пятихатках (Харьков), 25- в Медном (Тверь), 8-в Козьих Горах (Смоленск), 18-в Быковне (Киев). К сожалению, мы не располагаем данными о методике, по которой те или иные захоронения в Пятихатках, Медном и Быковне признавались «польскими» или «советскими». Надо полагать, методика идентификации «польских» захоронений является традиционной – по документам и предметам, позволяющим установить, что останки в эксгумированных могилах принадлежат польским гражданам.

11 ноября 2006 г. киевский еженедельник «Зеркало Недели» опубликовал статью, в которой раскрыл некоторые «тайны» польской эксгумации в Быковне. Выяснилось, что летом 2006 г. раскопки здесь проводились с грубыми нарушениями украинского законодательства и игнорированием элементарных норм и общепринятой методики проведения эксгумаций: не велось полевое описание находок, отсутствовала нумерация захоронений, человеческий кости собирались в мешки без указания номера могилы, при эксгумациях не присутствовали представители местных властей, МВД, прокуратуры, санитарной службы, судмедэкспертизы  и  т.д.  Выяснилось также, что с аналогичными нарушениями проводилась в Быковне и предыдущая серия раскопок и эксгумаций в 2001 г. Не напоминает ли это те нарушения, которые немцы при молчаливом согласии поляков допускали в ходе раскопок в Катыни в 1943 г.?

Возможно, подобным сомнительным образом были «установлены» массовые польские захоронения в Медном под Тверью?

Мемориальный комплекс «Медное» состоит из двух частей. В одной, как утверждают надписи на мемориальных досках, захоронено 6 311 военнопленных поляков, в другой – 5 100 советских людей, ставших жертвами репрессий в 1937-1938 гг. Помимо этого на территории мемориала находятся два захоронения советских воинов, умерших в госпиталях и медсанбатах.

Члены тверского «Мемориала» и сотрудники Тверского УФСБ в 1995 г. установили по архивным следственным делам, а затем опубликовали фамилии и имена 5 177 жертв, расстрелянных в Калинине в 1937-1938 гг. и 1 185 - в 1939-1953 гг. Считается, что около 5 100 из них захоронены на том же спецкладбище  «Медное». Однако, найти конкретные места захоронения репрессированных советских людей так и не удалось.

Польские археологи прозондировали всю территорию спецкладбища «Медное» и его окрестности. Они пришли к твердому убеждению, что помимо обнаруженных на спецкладбище 25 «польских могил» и 2 советских захоронений за пределами спецкладбища никаких других захоронений в этом районе не существует. К такому же выводу пришли и специалисты Тверского УФСБ, проводившие зондажные бурения в Медном осенью 1995 г. Возникает вопрос: если на спецкладбище «Медное» находятся захоронения лишь польских военнопленных, то куда исчезли захоронения расстрелянных советских людей?

«Посторонние» поляки в Катыни.

Существенный удар по немецкой и, соответственно, польской версии катынского преступления наносит факт наличия в немецком эксгумационном списке 1943 г. так называемых «посторонних», то есть тех, кто не числился в списках Козельского лагеря. Польские эксперты всегда настаивали, что в Катыни (Козьих Горах) расстреливались только офицеры и исключительно из Козельского лагеря. Но в катынских могилах были также обнаружены трупы поляков, содержавшихся в Старобельском и Осташковском лагерях. Эти поляки могли попасть из Харькова и Калинина в Смоленскую область только в одном случае – если их в 1940 г. перевезли в лагеря особого назначения под Смоленск. Расстрелять их в этом случае могли только немцы.

28 мая 2005 г.в варшавском         Королевском  замке состоялась 15-я сессия традиционной ежегодной Катынской конференции. На ней с докладом о присутствии «посторонних»поляков в катынских могилах выступил член международного общества «Мемориал» Алексей Памятных.

«Посторонних» в немецком эксгумационном списке, согласно данным российского военного историка Юрия Зори, числилось 543, согласно данным польского военного историка Марека Тарчинского – 230 человек. А Памятных утверждает, что ему удалось доказать, что эти расхождения в списках являются мнимыми. По его мнению, они были вызваны неверным написанием польских фамилий по-немецки и по-русски.

Но рассуждения А.Памятных не вполне корректны. Так, он утверждает, что фамилия Шкута (Szkuta) – это искаженная фамилия офицера из Козельского лагеря Секулы (Sekula). Но он не учел того обстоятельства, что Шкуту опознали по справке о прививке, написанной лагерным врачом по-русски. А в русском языке спутать фамилии Шкута и Секула невозможно!

Кроме того, в составлении эксгумационного списка наряду с немецкими экспертами участвовали специалисты из польской Техничнской комиссии. При таких условиях сложно согласиться с тем, что каждая двенадцатая – пятнадцатая фамилия в этих списках была полностью искажена. Так что вывод А.Памятных о том, что в Катыни «захоронены только узники Козельского лагеря» («Новая Польша». №7-8, 2005), сомнителен.

25 апреля 1944 г. издаваемая в Лондоне голландская газета «Вой соф Недерланд» писала, что, по сообщениям подпольной голландской газеты, в Голландию прибыла на отдых группа германских служащих полевой жандармерии. Немцы рассказывали, что в Катыни было расстреляно много одетых в польское военное обмундирование евреев из Польши, которых до этого заставляли рыть могилы для польских военнопленных (ГАРФ, ф.4459, оп.27.ч1,л.3340,л.56).

Смоленский историк Л.В.Котов, находившийся в Смоленске весь период немецкой оккупации и собравший солидный документальный архив по «Катынскому делу», в статье «Трагедия в Козьих Горах» утверждал, что «гитлеровцы доставили в Смоленск около двух тысяч евреев из Варшавского гетто весной 1942 года…  Евреи были одеты в польскую военную форму. Их использовали на строительстве военно-инженерных сооружений, а потом? Потом расстреляли… Можем быть , в Козьих Горах?» («Политическая информация». №5, 1990, с.57).

Также установлено, что около 20% всех эксгумированных в Катыни составляли люди в гражданской одежде. У большей части из них были обнаружены документы офицеров. В то же время известно, что офицеры в гражданской одежде составляли крайне незначительную часть в этапах, отправленных из Козельского лагеря в апреле –мае 1940 г. В отчете д-ра Г.Бутца особо подчеркивалось: «Мундиры были в основном хорошо подогнаны… Сапоги были пошиты по размеру… жертвы были в собственных мундирах».

На основании анализа официального эксгумационного списка установлено, что из 4 143 эксгумированных немцами трупов 688 трупов были в солдатской униформе и не имели при себе никаких документов.

Возникает закономерный вопрос: что за польские содаты и лица в гражданской одежде оказались в катынских могилах, если в Козельском лагере содержались только офицеры, абсолютное большинство которых было одето в офицерскую форму?

«Двойники» и «живые мертвецы» Катыни.

Немецкий эксгумационный список 1943 г. скрывает и другие тайны. Фактом, убедительно свидетельствующим об умышленных манипуляциях немецких оккупационных властей с документами катынских жертв во время проведения раскопок в Козьих Горах, является наличие в официальном эксгумационном списке  значительного числа «двойников».

Если верить немцам, то польский капитан Чеслав Левкович (Czeslaw Levkowicz) был эксгумирован в Козьих Горах дважды – первый раз 30 апреля 1943 г. под №761 и второй раз – 12 мая 1943 г. под №1759. «Первый» труп капитана  Ч.Левковича опознали по справке о прививке №1708, фотографии, золотому крестику на цепочке с надписью «Kroutusiowi-Nulka» и свидетельству о производственной травме, найденному на теле.  «Второй»  труп  капитана  Ч.Левковича опознали по расчетно-сберегательной книжке, удостоверению артиллериста и письму от Янины Дембовской из Гостына.

«Первый» труп  Мариана Перека (Marian Perek) эксгумировали и опознали  10 мая 1943 г. под №1646 ( почтовая открытка, два письма и блокнот), «второй» труп – 24 мая 1943 г. под №3047 (офицерское удостоверение и записи из Козельска на русском языке).

Яна Гославского (Jan Goslawski) опознали первый раз 10  апреля 1943 г. по №107 (удостоверение личности, справка о прививке №3501, письмо военн6ого министерства) и второй раз 6 июня 1943 г. – под №4126 (два письма). Ни в одном случае опознания «двойников»  комплекты документов на одну и ту же фамилию, найденные на двух разных трупах, не совпадали. Объяснить такое большое число «двойников» случайностями (например, что часть документов в момент эксгумации выпала из кармана одного трупа и случайно попала в карман соседнего, что эксперты при упаковке документов перепутали конверты и пр.) невозможно, поскольку трупы «двойников» извлекались из разных могил, в разные дни, иногда с интервалом в несколько недель!

Удивительным фактом является то, некоторые польские офицеры, числившиеся в немецком эксгумационном списке, на самом деле оказались живы после окончания войны. Факт существования в Польше «живых мертвецов» из Катыни подтверждает публикация В.Шуткевича «По следам статьи «Молчит Катынский лес», в которой приводится письмо подполковника в отставке, бывшего офицера Войска Польского Б.П.Тартаковского. Борис Павлович пишет, что, когда их часть стояла в польском городе Урсус, в дом, рядом с которым квартировал Тартаковский, «вернулся майор Войска Польского, фамилия которого значилась в списках офицеров, расстрелянных в Катыни» («Комсомольская правда», 19 апреля 1990 г.).

Российский журналист, 26 лет проработавший в Польше, в частной беседе заявлял, что в 1960-70 голды его несколько раз знакомили с живыми поляками из катынского эксгумационного списка, но те категории отказались от дальнейших контактов с советскими корреспондентами, как будто от этого зависела из жизнь.

НКВД  или  нацисты?

Поскольку доказательства о причастности сотрудников НКВД к расстрелу польских офицеров широко известны, сделаем упор на те факты, которые свидетельствуют, что нацисты также расстреливали польских военнопленных.

Французский писатель и историк Ален Деко в своей книге «Великие загадки XX века», ссылается на «лейтенанта Красной Армии» Катарину Девилье. Деко отмечает, что во время её пребывания в Катыни у неё большое преимущество перед западными журналистами: она могла непосредственно, без контроля органов НКВД, общаться с населением. Местные жители сообщили Катарине, что немцы из 537-го полка связи, дислоцированные в Катыни, «по пьянке многое рассказывали».  В частности, они говорили: «Связной полк 537? Чушь. На самом деле они принадлежат к группе десанта «айнзатц-командо» ССII, а сейчас они прибыли с Украины, где уничтожили всех киевских евреев. А кого же они убивают здесь? Тоже евреев? Солдаты смеялись. О нет, более тонкая, ручная работа с револьвером…»

Местные жители даже назвали К.Девилье имена некоторых военнослужащих, многие из которых впоследствии звучали на Нюрнбергском трибунале. А.Деко был хорошо осведомлен относительно провального для советской стороны допроса 1 июля 1946 г. в Нюрнберге командира 537-го полка войск связи Ф.Аренса. (Деко. Великиеп загадки…С.266). Однако, ссылаясь на свидетельство К.Девилье он тем не менее назвал этот полк связи с «Катынским делом». Случайно ли? Возможно потому, что, по мнению Деко, 537-й полк войск связи служил прикрытием, как утвердали немецкие солдаты, для «айнзатц-командо» СС II?

Во время передачи «Трибуна истории»  на французском телевидении, которую вел А.Деко, К.Девилье  подверглась перекрестному допросу в прямом эфире со стороны ведущего французского специалиста по вопросам Центральной Европы Г.Монфора и бывшего польского военнопленного в советских лагерях, майора армии Андерса Ю.Чапского. Она вела себя очень уверенно и достойно выдержала это испытание, убедительно ответив на все вопросы. (Деко. Великие загадки… С.304).

Свидетельство К.Девилье заслуживает тщательного расследования, если учесть, что А.Деко также упомянул показания берлинского булочника Пауля Бредоу, служившего осенью 1941 года под Смоленском. П.Бредоу в 1958 г. в Варшаве, во время процесса над Э.Кохом, одним из нацистских палачей, под присягой заявил: «Я видел своими глазами, как польские офицеры тянули телефонный кабель между Смоленском и Катынью».   Во время эксгумации в 1943 г. он «сразу узнал униформу, в которую были одеты польские офицеры осенью 1941 г.» (Деко  А. «Великие загадки…» С.275).

П.Бредоу также сообщил, что он лично слышал телефонные переговоры между Кохом и фон Боком о перевозке поляков на Восток, где их расстреливали. Известно, что связь для штаба группы армий «Центр» обеспечивал тот самый 537-й полк связи, в причастность которого к расстрелу  польских военнопленных не поверили в Нюрнберге («Эрих Кох перед польским судом». С.161).

Ален Деко встречался с бывшим узником Шталага ПВ, расположенного в Померании, Рене Кульмо, который заявил, что в сентябре 1941 г. в их Шталаг прибыло с Востока 300 поляков. «Помню одного капитана, Винзенского. Я немного понимал по-польски, а он по-французски. Он рассказывал, что фрицы там, на востоке,  совершили чудовищное представление. Почти все их друзья, в основном офицеры, были убиты. Винзенский и другие говорили, что СС уничтожили почти всю польскую элиту».

А вот такие показания 5 июня 1947 г. немецкий гражданин Вильгельм Гауль Шнейдер дал американскому капитану Б.Ахту в г.Бамберге, в американской зоне оккупации Германии. Шнейдер заявил, что во время пребывания в следственной тюрьме «Tegel» зимой 1941-1942 гг. он находился в одной камере с немецким унтер-офицером, служившим в полку «Regiment Grossdeutschland», который использовался в карательных целях. Унтер-офицер рассказал Шнейдеру, что «поздней осенью 1941 г., точнее, в октябре этого года, его полк совершил массовое убийство более десяти тысяч польских офицеров в лесу, который, как он указал, находится под Катынью. Офицеры были доставлены в поездах из лагерей  для военнопленных, их каких – я не знаю, ибо он упоминал лишь, что их доставляли из тыла»  (Архив внешней политики Российской Федерации. Ф.07, оп.30а, п.20, д.13, л.23). Вспомним дневник польского офицера, который был опубликован в испанской газете «АВС». Совпадение на лицо.

Известно, что в  Фонде  Управления Командующего ВВС РККА в Центральном архиве Министерства обороны (ЦАМО) под грифом «секретно» хранится протокол допроса сотрудниками СМЕРШа немецкого военнопленного, принимавшего личное участие в расстреле польских офицеров в Катыни (ЦАМО, ф.35, оп.11280, д.798, л.175). Но обнародовать его пока не удается.

Это только часть свидетельств о том, что в Катыни польских офицеров расстреливали нацисты. Однако такие свидетельства пока игнорируются как польской, так и российской стороной.

«Исторические» документы.

Решающую роль в «Катынском деле» сыграли кремлевские документы из «закрытого пакета №1», свидетельствующие о вине советского руководства за расстрел польских военнопленных весной 1940 г. Более весомого аргумента, казалось бы, трудно представить. Однако вопиющая небрежность в оформлении этих документов, недопустимая для Политбюро, ошибки и противоречия в их содержании, загадочные перерывы в хранении заставляют ставить вопрос о степени надежности и достоверности информации, содержащейся в кремлевских документах.

Катынские документы из «закрытого пакета №1» часто называют «историческими». Первой про «историчность» заговорила польская сторона, стремясь тем самым дополнительно усилить их политическую и юридическую значимость, а также лишний раз подчеркнуть тот факт, что опубликование этих документов как бы подвело окончательную черту под научными дискуссиями историков по Катыни.

Придание документам из «закрытого пакета №1» статуса «исторических» позволило во многом обесценить и дезавуировать весть остальной массив информации по «Катынскому делу». На содержащиеся  в этом массиве многочисленные факты, доказывающие причастность нацистской Германии к катынскому преступлению, просто перестали обращать внимание.

В настоящее время в научный оборот  введены четыре документа из катынского «закрытого пакета №1». Это записка Берии Сталину №794/Б от 3 марта 1940 г. с предложением о расстреле польских военнопленных, выписка  с решением Политбюро ЦК ВКП(б) №П13/144 от 5 марта 1940 г. по «Вопросу НКВД» (два экземпляра), стр.9 и 10 из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП(б) №13-оп за 1940 г. и записка Шелепина Хрущеву Н-632-ш от 3 марта 1959 г.

«Закрытый пакет №1» 24 сентября 1992 г. был  «случайно» (?) обнаружен в Архиве Президента РФ комиссией в составе руководителя президентской администрации Ю.В.Петрова, советника Президента Д.А.Волкогонова, главного архивиста РФ Р.Г.Пихоя и директора Архива А.В.Короткова. В исследовании «Катынский синдром» рассказывается, что «документы оказались настолько серьезными, что их доложили Борису Николаевичу Ельцину. Реакция Президента была быстрой: он немедля распорядился, чтобы Рудольф Пихоя как главный архивист России вылетел в Варшаву и передал эти потрясающие документы президенту Валенсе» (Катынский синдром, с.386).

14 октября 1992 г. Р.Пихоя, по поручению Ельцина, вручил в Варшаве президенту Польши заверенные ксерокопии всех обнаруженных документов. Второй комплект ксерокопий А.Макаров и С.Шахрай в тот же день представили в Конституционный суд РФ, где они – внимание!- оказались весьма кстати. В то время Конституционный суд рассматривал известное «дело КПСС». Документы из «закрытого пакета №1» стали преподноситься сторонниками Ельцина как главное доказательство «бесчеловечной сущности» коммунистического режима. Такие внезапные актуализации сопровождают всю историю катынских документов. Они приобрели исключительное свойство – появляться в нужный момент  и в нужное время.

В польско-российских отношениях после обнародования «кремлевских» документов  начался новый этап. Теперь при  появлении любых  свидетельств, серьезно подрывающих польскую точку зрения на «Катынское дело», польская сторона апеллирует к «историческим документам», как к истине в последней инстанции. Главный редактор журнала «Новая Польша» профессор Ежи Помяновский, к  примеру, призывает «…извлечь гласные правовые последствия из памятного, заслуживающего уважения акта высших российских властей. Президент Российской Федерации Борис Ельцин вручил исторические документы – в том числе постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года – президенту Польши Леху Валенсе, торжественно подтвердив, что польские офицеры, интернированные в Старобельске, Козельске, Осташкове, были казнены весной 1940 г. по приказу Сталина» («Новая Польша», №5,2005).

Правда, Е. Помяновский допустил традиционную польскую неточность. Президент Ельцин лично не вручал документы Валенсе. Однако польскому профессору уж очень хотелось до предела повысить статус события. Это, между прочим, характерный для «Катынского дела» пример – беззастенчивое искажение польской стороной, казалось бы, всем известных фактов.

Обнаружение «исторических» документов по Катыни сопровождает шлейф труднообъяснимых странностей. При передаче документов Р.Пихоя публично заявил в Варшаве Л.Валенсе, что якобы президент Ельцин узнал о документах только после возвращения из Бишкека 11 октября 1992 г. Но спустя несколько дней, уже в Москве, тот же Пихоя в официальном интервью сказал представителю Польского агентства печати, что Ельцин знал о содержании документов с декабря 1991 года.

15 октября 1992 г. польское телевидение транслировало интервью самого Ельцина. Говоря о нравственной стороне «Катынского дела», он воскликнул: «Сколько же надо цинизма, чтобы скрывать правду полвека! Каким же цинизмом должны были обладать Горбачев и Ярузельский!» А в конце  российский Президент вдруг заявил, что в той «Особой папке» №1 по Катыни, которую передал ему Горбачев, «постановления Политбюро не было». Но тогда каким образом оно оказалось в «коллекции документов», переданных Л.Валенсе и в Конституционный суд РФ? В ответ на вопросы Ельцин лишь загадочно буркнул : «В конце концов мы его нашли». Когда? Где? Кто? (Бушин. «Преклоним колени, пани…». Минск. «Мы и время», №27-28, июль 1993 г.).

Оскорбленный Горбачев не остался в долгу и с присущей ему патетикой заметил: «Почему Ельцин молчал почти десять месяцев? Почему не передал документы Леху Валенсе, когда тот минувшей весной приезжал в Москву и посетил Катынь? Каким же цинизмом надо обладать!»

Чем была обусловлена почти десятимесячная пауза с обнародованием документов? Напомним, что в мае 1992 г. в Москву приезжал президент Польши Л.Валенса. Его визит, несомненно, напомнил Ельцину о секретах «закрытого пакета №1», полученного им от Горбачева 24 декабря 1991 г. Но Ельцин  предпочел тогда Валенсе катынские документы не передавать. Почему? Возможно, ждал более удобного момента, а может, «подельники» просто требовали время для «корректировки» содержания этих документов? Вспомним, сколько фальшивок, дискредитирующих советский период, появилось в начале 90-х годов прошлого столетия.

Упомянем лишь две наиболее известные, запущенные в оборот в начале 1990 – х. Так называемый «совместный приказ Берии и Жукова №0078/42 от 22 июня 1944 г. о выселении украинцев в Сибирь» и «Справка к записке Зайкова» о захоронении Советским Союзом химического оружия в Балтийском море. Обе фальшивки наделали в свое время много шума. На доказательство их поддельности у российских специалистов ушло немало времени и сил.

Заявления руководителей архивной службы России о «безусловной сохранности» всех документов их «Особой папки» и «закрытых пакетов» следует воспринимать с определенной долей скепсиса. Достаточно вспомнить историю про то, как Горбачев в свое время ненавязчиво предлагал заведующему Общим отделом ЦК КПСС Валерию Болдину уничтожить секретный дополнительный протокол к пакту Молотова-Риббентропа.

После выступления в 1989 г. на первом Съезде народных депутатов, когда Горбачев на весь мир заявил, что попытки найти подлинник секретного договора не увенчались успехом, он уже не намеками, а прямо спросил Болдина, уничтожил ли тот протоколы? Болдин ответил, что сделать это без специального решения нельзя (Катынский синдром, с.252).

Бывшие работники Общего отдела ЦК КПСС в частной беседе вначале полностью исключили возможность фальсификации документов из «закрытых пакетов» какими-либо злоумышленниками. Но они вынуждены были признать, что возможность такой фальсификации существовала, если в этом были заинтересованы первые лица партии и государства.

Один из бывших сотрудников  Общего отдела ЦК КПСС вспоминает любопытную деталь. По его словам, в 1991 г., накануне распада СССР, заведующий VI сектором (архив Политбюро) Л.Машков «портфелями носил» в кабинет заведующего Общим  отделом В.Болдина секретные документы Политбюро, в том числе и из «Особой папки». Делалось ли это по указанию Горбачева или это была инициатива Болдина, установить не удалось. Также неясно, все ли документы вернулись в архив в первоначальном виде.

Не меньше возможности изымать и «корректировать» документы сохранились и у администрации Ельцина, представители которой приложили немало усилий для шельмования советского периода в истории России.

Следует подчеркнуть, что документы из «закрытого пакета №1», на первый взгляд, выглядят очень убедительно и вызывают уважение даже у опытных архивистов. Они отпечатаны на подлинных типографских бланках (за исключением «записки Шелепина»), на них проставлены разноцветные мастичные оттиски различных штампов и печатей, стоят росписи членов Политбюро, подпись наркома Берии и технические пометки сотрудников аппарата. «Записка Берии» вдобавок к этому отпечатана на специальной бумаге с водяными знаками.

Тем удивительнее, что при всей своей внешней солидности документы высочайшей государственной значимости из «закрытого пакета №1 я    по Катыни содержат целый набор всевозможный нарушений существовавшего в то время порядка подготовки и работы с документами особой важности.

Каждое из этих нарушений, взятое в отдельности, выглядит достаточно безобидным. Подумаешь, велика важность – одна машинистка напечатала выписку на бланке устаревшего образца, другая забыла проставить свои инициалы на письме, исходящий номер вписан другим почерком  и  чернилами необычного цвета, секретарь по рассеянности не проставил пометки о направлении копий документа в дела текущего делопроизводства ЦК, нарком Берия дважды забыл расписаться на выписке с решением Политбюро, через 19 лет это же забыл сделать председатель КГБ  Шелепин и т.д. и т.п.!

Многие из этих нарушений становятся заметны лишь при непосредственном визуальном сравнении «исторических»  документов с десятками аналогичных документов Политбюро ЦК ВКП(б) за февраль – март 1940 г., которые оформлены в  соответствии с требованиями тогдашнего делопроизводства.  Возникает вопрос – почему именно «исторические» документы по Катыни  сопровождает такой «букет» нарушений? Почему большинство из работавших с ними опытнейших сотрудников и руководителей ЦК ВКП (б)-КПСС и НКВД-КГБ не избежали досадных ошибок и неполадок? Разрешить эти вопросы может только повторная, тщательная и независимая экспертиза «исторических» документов.

«Проклятое прошлое» и политическая борьба.

Но сколь бы серьезны ни были сомнения в подлинности документов,  объявленных «историческими», они разбиваются о неизбежный в данной ситуации вопрос: зачем понадобилось их фальсифицировать? Если бы в них обелялась деятельность НКВД и ЦК, это было бы понятным и логичным. Однако в данном случае эффект достигался  прямо противоположный : «исторические» документы возлагали на руководство Советского Союза полноту ответственности за одно из самых кровавых преступлений XX века.

Кто в здравом уме решился бы на такое – и не где-нибудь в Варшаве, Вашингтоне или Лондоне, где обосновалась польская эмиграция, а в Москве, в аппарате  того самого ЦК, который и оказывался в результате главным обвиняемым по «Катынскому делу»? Выходило, что все сведения, содержащиеся в «Особой папке», правдивы. «Главные злодеи» сами признались в своих преступлениях – что же тут ещё обсуждать? Логика вроде бы железная. Если  только не учитывать лихорадочную, сумасшедшую борьбу за власть, время от времени сотрясавшую Кремль. В этой борьбе жертвовали всем – интересами соратников, партии, страны и, прежде всего, историей, которая в очередной раз объявлялась «проклятым прошлым» и подлежала радикальному преодолению.

Вспомним, когда обнаружились «исторические документы». В сентябре 1992 г., в разгар процесса по делу КПСС. «Убойный» компромат, изобличающий коммунистов, был необходим Ельцину в борьбе с компартией. Более того, в этот период  до предела обостряется противостояние Президента и Верховного Совета. Это теперь, когда все завершилось расстрелом Дома Советов, фамилия Ельцин сопровождается приставкой «первый президент  России».  А обернись дело по-другому, Ельцину пришлось бы отвечать за «Беловежский сговор» и многие другие тяжкие уголовные преступления. В этой ситуации политического форс-мажора ему буквально до зарезу необходимы были аргументы, оправдывающие разрешение СССР и разгром КПСС. «Катынское преступление», имеющее, помимо прочего, громкий международный резонанс, вполне подходило для этого. Оно стоило того, чтобы тщательно «поработать с документами»…

Почто за сорок лет до этого в схожей ситуации оказался другой борец с «проклятым прошлым»  - Н.С.Хрущев. От хотя и стал Первым секретарем ЦК КПСС 13 сентября  1953 г., последующие четыре с половиной года вынужден был бороться за власть со сталинской когортой. Дело дошло до того, что 19 июня 1957г. Президиум ЦК КПСС по инициативе Молотова, Маленкова, Кагановича и «примкнувшего к ним» Шепилова сместил Хрущева с поста Первого секретаря ЦК.

Хрущева тогда спас министр обороны СССР Георгий  Жуков, который дал команду срочно доставить со всей страны самолетами военно-транспортной авиации в Москву сторонников Хрущева из числа членов Центрального Комитета.  22 июня 1957 г. на пленуме ЦК КПСС они осудили «антипартийную группу Молотова-Маленкова».  И лишь 27 марта 1958 г., совместив должности Первого секретаря ЦК партии и Председателя Совета Министров, Хрущев достиг абсолютной власти в СССР.

Ставки в политической борьбе за власть в те годы были предельно высоки. Поэтому «убойному» компромату на «сталинистов» Хрущев придавал особое значение. Необходимо заметить, что Н.Хрущев и И.Серов в довоенные годы совместно руководили Украиной. Один был первым секретарем ЦК Компартии Украины, другой – наркомом внутренних дел республики. За обоими числилось немало кровавых дел. Поэтому, прежде чем начинать кампанию против Сталина, Хрущеву и Серову надо было скрыть свои собственные преступления в «сталинский период».

В  предыдущей части говорилось, что, по мнению ряда историков, Председатель КГБ И.Серов «провел чистку архивов госбезопасности». Ветеран госбезопасности,  генерал-майор КГБ Анатолий Шиверских, рассказывал авторам о том, что перед XX съездом КПСС началась активная «зачистка» архивов  органов госбезопасности и компартии, продолжавшаяся до ухода Серова из КГБ в 1958 г. Это было необходимо для сокрытия преступлений Хрущева и «усугубления вины» Сталина и его команды: Молотова, Микояна, Кагановича,  Маленкова, Булганина. Можно предположить, что  при этом в некоторых случаях архивные документы не просто изымались, но и «корректировались» с изменением смысла.

В феврале 1956 г. состоялся XX съезд КПСС, на котором Хрущев развенчал  образ «отца народов». Но за все надо платить. Весной и осенью 1956 г. Польшу и другие соцстраны потрясли массовые волнения, которые явились эхом XX  съезда. Польская интеллигенция в Щецине и Торуни в числе других требований  настаивала на пересмотре советской версии «Катынского дела». Для стабилизации ситуации Хрущеву лично пришлось летать в Польшу. Ему обязаны были доложить об этих настроениях.

Тогдашний министр обороны Польши Константин Рокоссовский в книге «Победа нелюбой ценой» так описывает эти события: «28 мая 1956 г. в Познани произошли столкновения демонстрантов с внутренними войсками… В октябре в Варшаве стали  поговаривать о государственном перевороте» (Рокоссовский. Победа не  любой ценой, с.299).

Беспорядки закончились серьезными изменениями в польском партийном, государственном и военном руководстве. 19 октября 1956 г. первым секретарем ЦК Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) стал Владислав Гомулка, до этого несколько лет просидевший в тюрьме по политическому обвинению. Маршала Рокоссовского по требованию польской стороны отозвали в СССР.

В первое  время после избрания Гомулки Хрущев крайне настороженно относился к нему. Но потом, «интуитивно почувствовав в Гомулке лидера большого формата и близких ему установок, проникся к нему уважением… В  Международном отделе ЦК КПСС… считали что Хрущев видел в Гомулке сторонника перемен, который будет его полезным союзником в Москве в борьбе с противниками оттепели» (Катынский синдром, с.201).

В этой связи достаточно реальной представляется версия о том, что «исторические» документы впервые были подкорректированы ещё во времена Хрущева в расчете на использование их через В.Гомулку.

Леопольд Ежевский в своем исследовании «Катынь.1940» пишет, что на XXII съезде КПСС,  открывшемся 27 января 1961 г., «Хрущев пошел еще дальше в осуждении  сталинизма и приоткрыл завесу над другими преступлениями 1936 – 1953 гг., что в конечном счете ускорило его собственное падение. Уже много лет курсируют слухи, что именно в тот период Хрущев обратился к Владиславу Гомулке с предложением сказать правду о Катыни и возложить вину на Сталина, Берию, Меркулова и других, покойных уже, видных представителей сталинской гвардии.  Гомулка решительно отказался, мотивируя свой отказ возможным взрывом всеобщего возмущения в Польше и усилением антисоветских настроений» (Ежевский. Катынь,с.27).

Многие исследователи полагают, что данная ситуация является вымышленной.  Можно допустить, чтобы Хрущев, поставивший цель сделать Советский Союз первой державой мира, фактически предал интересы страны? Однако известно, что Хрущев совершил немало поступков, которые нанесли огромный урон СССР.

После смерти Сталина Хрущев фактически балансировал на грани и, стремясь укрепить свои властные позиции, готов был пожертвовать многим. Он хорошо знал, что в мировом сообществе господствует мнение, что расстрел польских офицеров в Катыни – дело рук «большевиков». В 1956 г. Хрущеву представлялся весьма удобный момент воспользоваться ситуацией и, свалив вину за расстрел всех польских военнопленных на Сталина и его «приспешников» - Молотова, Кагановича, Берию, Меркулова и др., демонстративно полностью порвать со «сталинским прошлым».

Факт разговора Хрущева с Гомулкой о Катыни представляется  достаточно достоверным. Тем более что известен свидетель этого разговора. Им являлся сотрудник ЦК КПСС Я.Ф.Дзержинский, который по догу службы присутствовал во время встречи Хрущева с Гомулкой. Его воспоминания изложены в книге другого сотрудника ЦК КПСС П.К.Костикова «Увиденное из Кремля. Москва-Варшава. Игра за Польшу».

Дзержинский так характеризует эту беседу, в ходе которой Хрущев сделал предложение Гомулке. Хрущев был «под хмельком, рассуждал в привычном ключе о Сталине и его преступлениях и неожиданно предложил сказать на митинге о Катыни как о злодеянии  Сталина, с тем чтобы Гомулка поддержал выступление заявлением, что польский народ  осуждает это деяние» (Катынский синдром, с.203-204).

В отличие от Хрущева, Гомулка повел себя как серьезный и ответственный  государственный деятель. Он моментально просчитал последствия такого заявления. Владислав Гомулка осознал, что в польском обществе возникнет масса болезненных вопросов относительно документов, мест захоронений офицеров, наказания виновных и т.д. Он понимал, что решение катынского вопроса надо начинать не с митинга. Все это он сказал Хрущеву. Гомулка в своих «Воспоминаниях», опубликованных в 1973 г., назвал публикацию и израильском издании «Курьер и Новины», в котором говорилось о предложении Хрущева рассказать правду о Катыни, «клеветой, сконструированной со злым умыслом» (Катынский синдром, с.202). В этом нет ничего удивительного. Многие поляки отказ Гомулки от предложения Хрущева рассказать «правду» о Катыни  расценивали как предательство. Поэтому другого выбора, помимо отрицания, у Гомулки не было.

Для Хрущева в 1956-57 гг. историческая правда о «Катынском деле» не имела принципиального значения. Судьба нескольких сотен или тысяч пропавших в СССР  поляков волновала его еще меньше. Главное было – обличить «тиран». Ну а для  оформления «доказательной базы» у Хрущева был такой безотказный «инструмент», как Серов. Тем более что исходный материал для «формирования доказательств» существовал.

Нет сомнений, что Политбюро ЦК ВКП (б) в марте 1940 г. приняло политическое решение о судьбе польских военнопленных, втом числе и о расстреле тех польских офицеров, которые были виновны в тяжких преступлениях. Известно, что НКВД еще в 1939 г. располагал исчерпывающими данными на польских офицеров, причастных к гибели пленных красноармейцев и провокациям против СССР.  Об этом, в частности, свидетельствует польский генерал В.Андерс, который в своих воспоминаниях «Без последней  главы» пишет, что следователи НКВД, «не стесняясь, показывали мне мое досье. Я с изумлением обнаружил там документы, касающиеся не только мельчайших подробностей моей служебной карьеры, но и многих совершенно частных эпизодов. Мне, например, показали совершенно незнакомые мне фотографии моей поездки на Олимпиаду в Амстердам и на международные конкурсы в Ниццу» (Андрес. Глава «Лубянка, сокамерники и все время НКВД»).  Такие досье, по утверждению большинства исследователей, были практически на всех пленных польских офицеров.

Завершая разговор о роли Хрущева в «Катынском деле», следует добавить, что после обретения полноты власти Хрущев потерял интерес к Катыни. Об этом свидетельствует тот факт, что, когда Гомулка попытался вернуться к разговору о польских офицерах, Хрущев его оборвал: «Вы хотели документов. Нет документов. Нужно было народу сказать попросту. Я предлагал… Не будем возвращаться к этому разговору» (Катынский синдром, с.207).

Следствие длиной в 14 лет.

22 марта 1990 г. прокуратурой Харьковской области Украинской ССР по факту обнаружения в лесопарковой зоне г.Харькова захоронений неизвестных лиц с признаками насильственной смерти было возбуждено уголовное дело, которое впоследствии передано в ГВП, где оно было принято к производству 30 сентября того же года, как уголовное дело №159 «О расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского  и  Старобельского спецлагерей  НКВД в апреле – мае 1940г». 21 сентября 2004 года Главной военной прокуратурой РФ это дело было прекращено.

Назначая следствие по уголовному делу №159, главный военный прокурор СССР  Александр Катусев ориентировал следственную бригаду на правовое оформление политического решения Горбачева о признании виновными руководителей НКВД. Делу следовало придать юридически законченную форму и закрыть за смертью обвиняемых. Эта установка действовала до конца следствия.

«Козыревщина» в то время довлела не только в международной политике, но в общественно-политической жизни России в целом. Поэтому не удивительно, что до 1995 г. проводимое следствие базировалось на заключении комиссии экспертов Главной военной прокуратуры по уголовному делу №159 от 2 августа 1993 г. (Катынский синдром, с.396, 446), представлявшем последовательно изложенную польскую версию катыни некого преступления. Судя по некоторым лексическим оборотам речи в тексте заключения, отдельные его части были дословно взяты из польских источников и дословно переведены на русский язык.

Вот не совсем свойственные русскому языку обороты речи: «Оно ввергло СССР в действия» (с.454 «Катынского синдрома»), «Не менялось стремление не распускать» (стр.461), «Не выдержало проверки материалами» (с.476), «которым полагался статус» (с.486) и т.д. Не случайно вышеупомянутое заключение российских экспертов впервые было опубликовано в 1994 г. в Варшщаве (на польском языке). На русском языке заключение впервые увидело свет в 2011 г. в книге «Катынский         синдром в советско-польских и российско-польских отношениях» (Катынский синдром, с.446-494).

Создается впечатление, что комиссия экспертов ГВП РФ при расследовании дела  №159 полностью положилась на выводы польской экспертизы 1988 г. и выводы Технической комиссии ПКК 1943 г. В своем заключении от 2 августа 1993 г. она сформулировала следующий  вывод : «сталинское руководство  грубо нарушило Рижский мирный договор и договор и ненападении между СССР и Польшей 1932 г. Оно ввергло СССР в действия, которые попадают под определение агрессии согласно конвенции об определении агрессии от 1933 г. …».

Что можно сказать по поводу заключения экспертов ГВП? Учитывая, что наше исследование в основном посвящено спорным вопросам,  которые вызывает заключение экспертов ГВП, коснемся лишь нескольких моментов.

Прежде всего, необходимо отметить, что в работе экспертной комиссии ГВП четко просматривается широкое применение известного принципа западной юриспруденции «per se», т.е. когда событие рассматривается само по себе, вне связи с событиями, ему предшествовавшими. Помимо этого эксперты в оценке польско-советских отношений и катынской проблемы широко применяли двойные стандарты.

В результате Польша, на протяжении двух десятилетий  (1919-1939 гг.) занимавшая крайне агрессивную и недружественную позицию в отношении СССР, предстала в заключении экспертов ГВП как жертва международного агрессора – Советского Союза.

Как уже отмечалось, эксперты ГВП утверждали, что «чем бы ни занимались до 1939 г. польские военнопленные или заключенные поляки, эти действия являлись внутренним делом Польши…» Этим утверждением эксперты фактически оправдывали преступные действия польской  военщины и властей, приведшие к гибели в польском плену в 1919-1922 гг. десятков тысяч советских красноармейцев.

Зато гибель польских военнопленных в советском плену эксперты квалифицировали как «тягчайшее преступление против мира, человечества и военное преступление».  Тем самым эксперты ГВП отказали советским властям в праве наказать польских офицеров, виновных в военных преступлениях. Дальнейшие «натяжки» и неточности, содержащиеся в заключении экспертов ГВП 1993 г., нет нужды перечислять. Это заключение, по утверждению одного из его авторов, российского историка и политолога проф. И.Яжборовской, в 1994 г. было поддержано (?) Главной военной прокуратурой России. Однако дальнейшее развитие событий показало, что для подобных утверждений у Яжборовской было мало оснований. Сама Яжборовская в интервью газете «Жечпосполита» подтвердила, что  « в 1995 г. новый прокурор, начавший вести это дело, получил четкие указания: ограничиться поиском виновных среди состава Политбюро…» («Жечпосполита», 5 авг.2005 г.)

Фактически на основании заключения комиссии экспертов старший военный прокурор ГВП РФ А.М.Яблоков 13 июля 1994 г. подготовил и вынес постановление о прекращении уголовного дела №159. В этом постановлении «Сталин и приближенные к нему члены Политбюро ЦК ВКП (б) Молотов, Ворошилов, Калинин, Каганович, Микоян и Берия; руководители НКВД/НКГБ/МГБ СССР и исполнители расстрелов на местах призвались виновными в совершении преступлений, предусмотренных статьей 6, пункты «а», «б», «в» Устава международного военного трибунала (МВf) в Нюрнберге (преступления против мира, человечества, военные преступления), и геноциде польских граждан» (Катынский синдром, с.400).

Однако руководство ГВП, а затем и Генеральной прокуратуры РФ с указанной выше квалификацией катынского преступления не согласилось. Постановление  от 13 июля  1994 г. было отменено, и дальнейшее расследование было поручено другому прокурору (Катынский синдром, с.491).

С назначением нового руководителя следственной бригады подходы  к уголовному делу №159 несколько изменились, но основные политические установки остались прежними. Следствие исходило из безусловной вины сталинского руководства за гибель польских военнопленных. Другие версии не рассматривались. Расследование продолжалось и завершилось лишь через десять лет, 21 сентября 2004 г.

Постановление и основная информация по делу засекречены. Однако кое-что о результатах расследования дела №159 можно узнать из ответа начальника управления надзора за исполнением законов о федеральной безопасности генерал-майора юстиции  В.К. Кондратова Председателю правления Международного историко-просветительского, благотворительного и правозащитного общества «Мемориал» А.Б. Рогинскому.

Процитируем этот ответ: «…Расследованием установлено, что в отношении польских граждан, содержащихся в лагерях НКВД СССР, органами НКВД  СССР в установленном УПК РСФСР (1923 г.) порядке расследовались уголовные дела по обвинению в совершении государственных преступлений.»

В начале марта 1940 г. по результатам  расследования уголовные дела переданы на рассмотрение внесудебному органу – «тройке», которая рассмотрела уголовные дела в отношении 14 542 польских граждан (на территории  РСФСР – 10 710 человек , на территории УССР – 3 832 человека), признала их виновными в совершении государственных преступлений и приняла решение об их расстреле.

Следствием достоверно установлена гибель в результате исполнения решений «тройки»  1 803 польских военнопленных, установлена личность 22 из них.

Действия ряда конкретных высокопоставленных должностных лиц СССР квалифицированы по п. «б» ст.193-17 УК РСФСР (1926 г.) как превышение власти, имевшее тяжелые последствия при наличии особо отягчающих обстоятельств. 21.09.2004 г. уголовное дело в их отношении прекращено на основании п.4 ч.1 ст.24 УПК РФ за смертью виновных.

В ходе расследования по делу по инициативе польской стороны тщательно исследовалась и не подтвердилась версия о геноциде польского народа в период рассматриваемых событий весной 1940 года…

Действия должностных лиц  НКВД СССР в отношении польских граждан основывались на уголовно0правовом мотиве и не имели целью уничтожить какую-либо демографическую группу.

… Российская прокуратура уведомила Генеральную прокуратуру Республики Польша о завершении следствия по данному уголовному делу и о готовности предоставления возможности ознакомления с 67 томами уголовного дела, не содержащими сведений, составляющих государственную тайну.

В настоящее время решается вопрос о возможности применения к расстрелянным польским гражданам Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий».

30 марта 2006 г. авторы настоящего исследования встретились в Главной военной прокуратуре Российской Федерации с генерал-майором юстиции Валерием Кондратовым и руководителем следственной бригады ГВП ПО «Катынскому» уголовному делу №159 полковником юстиции Сергеем Шаламаевым.

Генерал Кондратов и полковник Шаламаев подтвердили информацию о том, что Главная  военная прокуратура  исследовала ситуацию в отношении 10 685 поляков, содержащихся в тюрьмах Западной Белоруссии и Западной Украины. Согласно предложению Бери и решению  Политбюро  ЦК ВКП (б) подлежали расстрелу 11 000 польских заключенных. Однако в записке Шелепина указано, что было расстреляно лишь 7 305 содержавшихся в тюрьмах поляков. Судьба 3 695 оказалась неясной.

В отношении судьбы 7 305 заключенных из тюрем Западной  Украины и Западной Белоруссии, фигурирующих в «записке Шелепина», Главная военная прокуратура РФ предполагает, что все эти люди были во внесудебном порядке расстреляны сотрудниками НКВД СССР в апреле-мае 1940 ? г.

Никакими официальными сведениями о результатах польских раскопок и эксгумацией 1994 -963 гг. в Козьих Горах, Медном и Пятихатках ГВП РФ не располагает. К материалам уголовного дела №159 данные этих польских эксгумаций не приобщались, как и данные более поздних польско-украинских эксгумаций на спецкладбище в Быковне (г.Киев).

Во время беседы выявилась односторонность правовой позиции Главной военной прокуратуры в «Катынском деле». Это обусловлено тем, что расследование уголовного дела №159 с самого начала сотрудниками прокуратуры проводилось в очень узких временных рамках (весна 1940г.), а также, как отмечалось, в рамках единственной, заранее заданной следствию версии о безусловной вине руководства СССР в катынском расстреле.

Расследование этой версии проводилось при соблюдении  целого ряда формальных юридических ограничений со стороны российского уголовно-процессуального  законодательства, весьма несовершенного в вопросах исследования и последующей правовой оценки противоречивых исторических и политических проблем.

В результате следствие не рассмотрело один из основных эпизодов сообщения Специальной комиссии Н.Н.Бурденко 1944 г. Речь идет о переводе весной 1940 г. части осужденных польских военнопленных в три лагеря особого назначения под Смоленском.

Также не была исследована информация о фактах расстрелов немецкими оккупационными властями в районе Козьих Гор и в других местах западнее Смоленска в конце лета, осенью и в начале декабря 1941 года нескольких тысяч польских граждан, одетых в польскую военную форму.

Следователям российской военной прокуратуры было запрещено в рамках уголовного дела №159 увязывать расстрел части польских военнопленных в 1940 г. с военными преступлениями, совершенными польской стороной в ходе польско-советской войны 1919-1920 гг., а также с гибелью в польском плену большого количества военнопленных и интернированных советских граждан в 1919-1922 гг.

В результате это существенно ослабило позиции российской стороны в российско-польском катынском конфликте.

Надо  заметить, что для поляков проблема покаяния России за Катынь вторична.

Катынская трагедия стала краеугольным камнем сложившейся в Польше общенациональной пропагандистско-идеологической системы. Ежегодно проводятся десятки мероприятий, посвященные Катыни. Во многих польских городах имеется улица «Героев Катыни», гимназия «имени Жертв Катыни», местный «Катынский крест» и т.д. Польские политики осознают, что даже частичная деформация этой системы чревата для польского общества серьезными потрясениями.

Для польских политиков «Катынь» - это не только, а может быть, и не столько желание восстановить историческую правду и справедливость, сколько политический инструмент для получения «достойного и стабильного места» в Европе. Стремление Польши извлекать максимальную выгоду из всего, даже самого святого, подтвердил в ноябре 2006 г. польский президент Л.Качинький. Говоря о блокировании Польшей переговоров России с Евросоюзом, Качиньский подчеркнул, что для Варшавы очень важны добрые отношения с  Москвой, однако «эти отношения должны быть такими, чтобы они Польше что-то приносили».

Заключение.

Позиция польской стороны ставит крест на упованиях многих российских политологов, полагающих, что рано или поздно все болезненные исторические проблемы в отношениях между нашими странами сами собой «рассосутся», уступив место прагматизму и экономической целесообразности. Напрасные ожидания, во всяком случае в отношении Польши. В польском обществе история является одним из главных действующих лиц. Этим традициям уже более 200 лет.

Поэтому, вероятно, безрезультатно закончатся попытки российских политиков и дипломатов перевести катынскую проблему из идеологически-ритуальной плоскости на уровень реальной политики. В вопросах оценки Катынского преступления Польша вряд ли пойдет на какие-либо уступки. Тем более что российские юристы не располагают для этого реальными и обоснованными аргументами, а ведущие российские историки в области катынской проблемы, как правило, отстаивают польскую точку зрения.

Это еще раз подтверждает заявление государственной Думы РФ «О Катынской трагедии и ее жертвах», принятое 26 ноября 2010 г. и которое официально определяет позицию России по отношению к событию 1940 г. в Смоленской области, где  «органы советской госбезопасности уничтожили свыше 4 тысяч польских офицеров, интернированных в  1939 году в СССР».

Делать какие-либо окончательные выводы о подлинных обстоятельствах катынской трагедии без дополнительного исследования всей совокупности фактов – и давно известных, и выявленных за последнее время – весьма опрометчиво. Однако это не мешает сформулировать ряд вопросов и обозначить версии, на которые официальное расследование не дало ответа. Этому и было посвящено это исследование.

Список использованной литературы:

Hajek F. Dukazy Katynske. Praha.1946. (Франтишек Гаек. «Катынские доказательства». Прага, 1946. http:// katyn.ru/ index.php? go =Pages &in= view&id= 739&page= 0).

«Газета Выборча»/Gazeta Wyborcza  (Польша). 12 июля 2006 г. Интервью посла РФ в Польше В.М.Гринина.

Горбачев М.С. Жизнь и реформа. Кн.2. М.,РИА «Новости», 1995.

Гривенко В. 100 тысяч квадратных километров и другая арифметика. «Дипкурьер НГ», 28 сентября 2000.

Деко А. Катынь: Гитлер или Сталин. В книге «Великие загадки XXвека». Москва, «Вече»,2004.

Котов Л. «Трагедия в Козьих горах». Политическая информация. №5. Смоленск, 1990.

Кулеша В. «Rzeczpospolita» (Польша). 7-8 августа 2005.

Сборник воспоминаний «Дорогами памяти», выпуск 3. Издание ГМК «Катынь», 2005.

Тезисы по научно-исследовательской работе «Русско-польские отношения. Катынь».

«Катынью» вот уже более 60 лет называют события, связанные с трагической судьбой граждан довоенной Польши, пропавших на территории Советского Союза в 1939-41 гг. Самую многочисленную категорию среди них составляли бывшие польские офицеры.

Согласно рассекреченным в 1992 г. документам ЦК ВКП(б) и НКВД-КГБ СССР считается, что 21857 пленных польских офицеров, полицейских, государственных чиновников и представителей интеллигенции, находившихся в советских лагерях и тюрьмах , в 1940 году были расстреляны сотрудниками НКВД в Катынском лесу под Смоленском, в Калинине (Твери) и Харькове. С тех пор «Катынь» - не только географическое название, но и водораздел в российско-польских отношениях.

Сегодня господствует версия о безусловной вине советского руководства за гибель польских военнопленных. Однако немало фактов убедительно свидетельствуют о причастности к катынскому преступлению немцев. Тем не менее, настоящее исследование не ставит своей целью «перевод стрелок» ответственности за Катынь на немцев. Главное – установление истины.

Рассмотрим доказательства вины сотрудников НКВД. В первую очередь это совпадение фамилий расстрелянных при «выборочном сравнении списков-предписаний на отправку пленных из Козельского лагеря в НКВД по Смоленской области и эксгумационных списков из Катыни в немецкой «Белой книге». Другим косвенным доказательством вины советских органов госбезопасности в бессудном расстреле тысяч польских граждан считаются документы конвойных войск об этапировании поляков из лагерей для военнопленных в областные управления НКВД. Историк Н.С.Лебедева выдвинула гипотезу, что термин «исполнено» в шифровках обозначает «расстреляны». По ее мнению, начальник Калининского НКВД Токарев, посылая шифровки заместителю Берии Меркулову «14/04. Восьмому наряду исполнено 300. Токарев» и «20/04 исполнено 345», информировал о расстреле 300 и 345 польских военнопленных.

Данная гипотеза опровергается тем фактом, что начальник Осташковского лагеря Борисовец после каждой отправки в распоряжение Калининского НКВД очередного этапа с живыми поляками направлял шифровки Токареву: «10 мая исполнено 208. Борисовец», «11 мая исполнено 198. Борисовец». Это означало, что из Осташковского лагеря в адрес Калининского НКВД отправлено 208 и 198 военнопленных поляков. Так что термин «исполнено» означал как подтверждение прибытия этих этапов, так и отправку военнопленных или заключенных.

Доказательств же вины немцев намного больше. Например, существенный удар по немецкой версии катынского преступления наносит факт наличия в немецком эксгумационном списке 1943 года тех поляков, которые не числились в списках Козельского лагеря. Немецкие и польские эксперты настаивали, что в Катыни были расстреляны только узники Козельского лагеря. Но в катынских могилах были обнаружены трупы поляков из Старобельского и Осташковского лагерей. Эти поляки могли попасть сюда только в одном случае – если их в 1940 г. перевезли в лагеря особого назначения под Смоленск. Расстрелять их в этом случае могли только немцы.

В середине 1943 года под Смоленск была послана экспертная комиссия Польского Красного Креста, которая, тем не менее официального вердикта так и не вынесла. Однако, впоследствии сотрудники той миссии признавались: «С немецкой стороны мы испытывали постоянное давление, чтобы мы четко сказали, что преступление – дело рук НКВД. Мы отказались сделать такое заявление. Но не потому, что у нас были какие-то сомнения, виновник был очевиден. Мы не хотели, чтобы нас использовали в гитлеровской пропаганде».

Еще одно весомое доказательство – расположение трупов в могилах. Обычно сотрудники НКВД в спешке расстреливали узников, а тела сбрасывали в заранее подготовленные ямы. В Катыни же «тела убитых были аккуратно выложены в ряды от 9 до 12 человек, один на другого, головами в противоположных направлениях…». Предположение, что сотрудники НКВД выкопали ров глубиной 4 метра, спустились на глубину и аккуратно уложили трупы – это из области невозможного.

Также косвенным доказательством фальсификации основных документов Катынского дела служит тот факт, что документы по этому делу «рассекречивались» дважды – в 1956 и 1992 годах. Причем пакеты документов содержали информацию, подтверждающую вину советской стороны. Возможно, документы были фальсифицированы по указу Хрущева и Ельцина. Первому это было необходимо в период развенчания «культа личности» для очернения имени Сталина, второму – в период борьбы за власть с Коммунистической партией в качестве компромата против коммунистов.

Позиция польской стороны ставит крест на упованиях многих российских политологов, полагающих, что рано или поздно все болезненные исторические проблемы в отношениях между нашими странами сами собой «рассосутся», уступив место прагматизму и экономической целесообразности. Напрасные ожидания, во всяком случае, в отношении Польши. В польском обществе история является одним из главных действующих лиц. Этим традициям уже более 200 лет.

Поэтому, вероятно, безрезультатно закончатся попытки российских политиков перевести катынскую проблему из идеологической плоскости на уровень реальной политики. В вопросах оценки Катынского преступления Польша вряд ли пойдет на какие-либо уступки.

Делать какие-либо окончательные выводы о подлинных обстоятельствах катынской трагедии без дополнительного исследования всей совокупности фактов – и давно известных, и выявленных за последнее время – весьма опрометчиво. Однако это не мешает сформулировать ряд вопросов и обозначить версии, на которые официальное расследование не дало ответа. Этому и было посвящено это исследование.