Мы - дальневосточники

Муниципальное общеобразовательное учреждение

средняя общеобразовательная школа № 2 с.Некрасовка

Хабаровского муниципального района

Хабаровского края

Краевой конкурс сочинений «Мы - дальневосточники!»

Тема сочинения  «История моей семьи»

Рассказ «Переселенец Гурий Манжула

Работу выполнил

ученик 9 класса

Мишин Дмитрий Сергеевич

Учитель

Елена Анатольевна Наумова

С.Некрасовка

2011 год

Любовь Гурьевна Тюхтина, дочь переселенца и одного из первых основателей деревни Ново-Алексеевка (Некрасовки) Гурия Федосеевича - моя родная бабушка, она всегда старается заинтересовать нас, своих внуков, рассказами о прошлом нашей семьи. Вот и в этот раз она начала свое повествование о том, как ее отец, мальчик Гурий Манжула, родившийся на Украине в начале ХХ века, в 1907 году был привезен на Дальний Восток. «Осень переливалась всеми красками, дни становились короче. Урожай был собран, огород убран. Федосей распрягал во дворе лошадь, когда прибежала дочь: «Тятя, тятя, иди скорее в хату, мамка зовёт». Варвара сидела на корточках около сундука с одеждой, лицо  исказила болезненная гримаса, она была на сносях. Для Федосея, молодого мужика, дело было привычное, на свет должен был появиться четвёртый ребёнок. Федосей уложил Варвару в постель, поспешил в соседнюю хату, там жила  бабка-повитуха.  По пути велел старшему сыну растопить печь, поставить чугунок с водой. В дом вошла очень старая (уж и сама ни помнила, когда родилась), но еще довольно подвижная старушка. Наступали сумерки. Она велела зажечь лучину, разложила на столе  свои  нехитрые принадлежности, подошла к Варваре. «Молись дочка, господь не оставит». Перекрестилась сама, наложила крест на Варвару. В доме всё затихло. Дети, присмирев, жались к отцу. Варвара напряглась, вскрикнула, старушка засуетилась возле неё, в тот же самый миг, нарушив тишину, раздался громкий крик младенца, оповещая миру, что он родился. Бабка  ловко перевязала пуповину, завернула ребёнка в тряпицу, подняла его высоко: «Парубок у тебя, Федосей. Родился в канун праздника святого Гурия. Быть ему Гурием».

Несмотря на зимние холода, малыш рос крепеньким и здоровым. Варвара хлопотала по дому, вечерами, уложив детей, рукодельничала, латала ветхую одёжонку, пряла пряжу. Ее муж Федосей в своей деревне был мастер на все руки, да семью надо было кормить. Род Федосея происходил из рядовых запорожских козаков  Корсуньского куреня Запорожской сечи. Семья же Федосея жила все тяжелее.

Федосей Манжула, глава большой семьи, был безземельным  крестьянином-отходником,  уходил на заработки в города и сёла Киевской и Херсонской губерний, но приносил оттуда домой мало денег. Да и не мог он разбогатеть на старом месте. Жизнь его кругом стесняла, и его силе негде было разгуляться. Жила семья трудно. Поэтому и дети вынуждены были зарабатывать свой кусок хлеба. Когда Гурию исполнилось шесть лет, летом он ходил со старшими братьями на заработки, пас  овец и свиней у местных кулаков по 3 рубля в лето, а также работал в экономии у помещика Абаза на свекловичных полях, собирал вредителей-долгоносиков по 7 копеек в день.

Однажды в деревню приехал чиновник и рассказал крестьянам, что тем, кто согласится переехать на Дальний Восток, будут предоставлены льготы. С них снимут все старые недоимки, а на новых местах наделят землей, кто сколько сможет обработать, не будут брать налогов и освободят их вместе с детьми от рекрутской повинности.

Когда стали выкликать охотников ехать в далекий край, дело решилось само собой, словно семья только этого и ждала. Федосей решил уйти туда, где, как говорили, богачей и начальства нет. Он надеялся, что если на новых местах сойдутся люди небогатые, то и жизнь у них станет равной и справедливой. Так отсутствие земли и страшная нужда заставила Федосея, как и многих бедняков, в начале 1907 года начать собираться в далекий неведомый край, на Дальний Восток, куда в 1905году были посланы ходоками крестьяне, в том числе Манжула Иван, брат Федосея, для изучения нового места поселения. Сборы были недолгими. Собирать-то особо было нечего.

Из рассказа бабушки:  «До зимних сумерек добрались до Киева. Город ошеломил Гурия своим многолюдьем, шумом диковинных машин. Все здесь было в диковинку. Вдруг из темноты, громко шумя и пуская клубы пара, на железнодорожной станции появилось чудище. От неожиданности Гурий вместе с другими детьми прижался к родителям, в глазах стоял немой испуг. Грохот стал стихать,  паровоз, так его назвал отец, лязгая металлом, остановился.  Из вагонов стали выходить люди. Эта огромная чёрная машина пугала детей своими размерами, но детское любопытство взяло верх, они подошли поближе, Гурий протянул робко руку и дотронулся до холодного металла. Наклонившись, внимательно смотрел на большие железные колёса, упиравшиеся в длинные железные палки.  «Какие же должны быть силы, чтобы толкать  эту махину?» Вскоре пришел отец и велел собираться. Паровоз дал гудок, заскрежетал колёсами. И началась дальняя дорога в новую  жизнь.  Лёжа ночью в вагоне на соломе, Гурий пытался представить себе эту новую жизнь.  Ехали долго. Весна уже вовсю вступала в свои права. Дни становились длиннее, пейзажи - всё наряднее. Реже проплывали города, лишь бескрайние поля и леса сменяли друг друга. Если считать зарубки, которые Гурий вырезал на переборке, что отделяла угол для животных, которых везли переселенцы, получалось сорок  дней. Ещё через несколько дней прибыли на станцию Чита».

Когда новоселы прибывали в край, их сначала направляли в переселенческие участки, а затем расселяли в бараках, где они должны были кормиться за свой счет.  «В Чите подали подводы, и переселенцев отправили на пристань, где их ждал маленький пароходик. Вышел мужчина в белой фуражке, объявил, что пароход небольшой,  может взять только семей 20 и скарб, остальных заберет следующим рейсом через неделю. Оставшихся поместили в длинный дощатый сарай. Мать во дворе  хлопотала у печки.  Отец отправился на речной базар за провизией. За ужином он рассказал, что на базаре узнал: на пароходе по реке до Хабаровска при хорошей погоде можно добраться  дней за пять. Наконец наступил долгожданный день. Варвара, перекрестившись, ступила на деревянные сходни  и благополучно добралась до палубы. За ней бежали дети,  неся нехитрую поклажу, следом поднялся отец   с большими узлами с домашней утварью наперевес. Расположились на корме, речной ветер трепал светлые волосы Гурия. Он был любопытней остальных детей, хоть и боялся не меньше их, но страх не помешал ему заглянуть во все уголки пароходика. Вдруг палуба затряслась, что-то затарахтело под ней, а из большой трубы пошел чёрный дым. Пароходик медленно отчалил от пристани. Ребятишки смотрели, как удалялся берег, и люди на нём становились всё меньше и меньше. Как бы прощаясь, громко загудела труба. Гурий от неожиданности вздрогнул, и тут же почувствовал на своём плече тяжелую, грубую и в то же время тёплую руку отца. Мальчик  поднял глаза и увидел отцовское лицо. Его брови были сдвинуты, глаза смотрели, не моргая, в даль. Потрепав Гурия по волосам, он поднял его на руки, посадил на плечо и, протянув руку вперёд, сказал: «Смотри, сын, впереди нас ждёт новая жизнь!» Так день за днём добиралась семья Федосея Манжула через всю Россию на далекий Дальний Восток.

Приехали в Хабаровск. Остановились на переселенческом пункте.

«Рано утром подвода, запряжённая парой лошадей, в сопровождении верховых казаков отправилась в город.  День уже клонился к вечеру, когда мальчишки заметили на дороге подводу и побежали к бараку с криком: «Едут, едут!». Все  как по команде бросили свои дела, застыли в ожидании, устремив взгляд на дорогу. Мужики  слезли с телег, подошли к амбару с переселенцами, собравшиеся расступились, пропуская их вперед. Осмотрев собравшихся, негромко кашлянув, Федосей сообщил, что  переселенцы получили разрешение на поселение и завтра с проводником поедут смотреть отведенное место.

На следующий день Федосей и другие главы семей на  рыбацких лодках переправились через Амур, пришли на выделенный им участок,   увидели кочкарник и сплошные болота. Удрученные таким положением дел, решили устраиваться в обжитых сёлах, таких как Ильинка, Гаровка, Берёзовка, Матвеевка или Князе-Волконка, но жители потребовали с них большой магарыч — по 2 ведра водки с семьи. Ни с чем вернулись мужики на пристань. Обсудив все за и против, решили ехать в управу, просить  разрешения самим выбирать участок. Получив разрешение, пошли искать место. Дошли до Гаровки, повернули оттуда на юг и добрались наконец до речки. Подумав, решили селиться здесь, но нужно было прорубить просеку. Вернувшись на пристань, собрали  переселенцев, рассказали, что нашли хорошее место у речки в 20 километрах от Хабаровска, но добраться до него стоит больших трудов, так как дороги нет. Рано утром, вооружившись топорами да пилами, мужики  доехали до Ильинки, оставили телеги с лошадьми в последнем дворе, к полудню приступили к вырубке просеки. Десять дней они прорубали дорогу в тайге. Мешали частые дожди. Наконец 16 мая 1907г. семьи на лошадях и пешком двинулись к месту нового жительства. Так началась новая деревня.

Отвели каждой семье участок – кусок дикой тайги. Чтобы не затянуло мужиков болото, делали бревенчатый настил на земле, на него веток набрасывали, а потом вещи складывали. Сверху жилье корой обложили. Начали жить. Валили деревья, рубили дома, строились. В августе пошли дожди. Дороги стали непроходимыми. Хлеб и другие продукты кончились. Несколько человек отправились к переселенческому начальнику за помощью. Тот разрешил продать часть леса. И начала стонать тайга с раннего утра до поздней ночи.  

На отведённых участках семьи соорудили примитивные жилища - курени (то же, что и шалаш) из жердей и хвойного лапника. Жители новой деревни Ново-Алексеевка  Николо-Александровской волости Хабаровского уезда, приехав на новое место, «выбивались в люди», трудились с темна до темна. Многое зависело от самого человека, от его трудолюбия. Расчищали место для участков, чтобы в дальнейшем строить жильё, разрабатывали землю, рубили деревья для будущих домов. Женщины корчевали-раскапывали землю мотыгами, всё взрослое население было занято раскорчевкой леса под огороды и дома. Мальчишки, освоив новое место, тоже помогали родителям, ставили в лесу силки для ловли дикой птицы, ловили в речке рыбу, нянчили младших детей. На первое время съестные припасы привезли с собой. А дальше как быть? Ни соли, ни спичек, ни керосину здесь сейчас не купишь. Новый урожай будет лишь на следующее лето. Кое-как за счет собственных скудных средств и таежного промысла протянули переселенцы до весны. Изголодались. Исхудали. Наконец, сошел снег, задымилась на солнце согретая земля. Вспахали ее и разбросали из привязанных к поясам лукошек зерно. После теплых дождей дружно потянулись к солнцу всходы.

Тяжело давалась дальневосточная вольная земля. Но думы, что над ними нет помещиков,  придавали людям силы: ведь старались они для себя, да и живности в лесу хватало. В маленькой речке Ситинке водилась рыба.  Не ленись - и будешь сыт. Зимой мужики заготавливали лес для строительства, ходили в тайгу за зверем и пушниной. Ездили в Хабаровск, продавали излишки. На вырученные в городе деньги запасались солью, нитками, мануфактурой.

Постепенно строили хаты. Лес брали на месте. Но чтобы  накрыть дом тёсом,  нужны доски для пола, рам для окон, дверей. В тайге были  артели по пилке досок, существовали подрядчики - хозяева артелей. Всё дали в долг, за это зимой мужики должны отработать на вывозке леса в город. Два  года жили в неоштукатуренном доме, не было средств на гвозди и дранку, печь сделали глинобитную для выпечки хлеба, плиту сложили из чистого камня, который привезли с речки,  с перекатов.

Очень трудно было в первую зиму.  Кончилась мука, нет молока. Мало теплой одежды: все износилось, изорвалось, надо бы делать новое. Жена Федосея Варвара не смела опускать руки. Она знала: если отступится, все погибнут. Каждый клочок земли здесь надо было добывать у леса с величайшими усилиями. Вековые деревья не поддавались, пни не выкорчевывались, земля не пахалась.

Шло время. Люди привыкали к новому месту. Деревня обустраивалась, разрасталась. К 1910 году в ней было 190 домов.  Жизнь украинцев-переселенцев налаживалась.

Бабушка Люба рассказывала: «В детстве, в 60-е годы, я часто слышала украинскую речь. Часто к нам домой приходили  гости:  отцовы братья и сёстры, их было восемь. Они часто пели украинские песни, и их было слышно даже на улице. Прохожие останавливались, чтобы послушать этот многоголосый украинский хор. Церковные праздники в семье не отмечали, так как отец был партийным, в 20-50-е годы  это не приветствовалось. Но в светлый день Пасхи отец надевал любимую рубашку, которую ему вышила его мать, Варвара Васильевна, украинской вышивкой, подпоясывал её красивым рушником. Отец сразу преображался, глаза светились радостью, всегда сосредоточенный и серьезный, он становился весёлым, в этот день он брал нас с младшей сестрой гулять в городской парк. Мы катались на качелях, ели мороженое. В городе он часто встречал своих знакомых и друзей, они подолгу разговаривали, и, озираясь по сторонам, обнимались и целовались. Теперь я понимаю, что они так поздравляли друг друга с христианским праздником Пасхой. На похоронах отца родные пели грустные украинские песни, так по-своему они с ним прощались. Нашими соседями по квартире были белорусы, тётя Галя и дядя Кузьма Фирсовы. Я часто бывала у них дома, так как дружила с  дочкой Инной. Мне нравилось бывать у них. Над кроватью родителей висели большие портреты бабушки и дедушки, молодые, красивые, они были одеты в рубахи и сарафаны с вышивкой. Подушки накрыты вышитыми накидками, а по низу кровати вязаное белое кружево (подзор). По праздникам тётя Галя стелила вышитую скатерть, разглаживая её руками, говорила: «Маму вышивала мине на свадьбу. Я берегу».

В каждом дворе новой деревни были ручные жернова, на них дробили в крупу кукурузу, просо. Наиболее страдной порой в новой дальневосточной деревне считался сенокос. Рассчитывали только на себя. Очень боялись неурожая и мора животных, так как в таком случае зимой будет голодно.

Постепенно в деревне росло население. Приезжали семьи таких же переселенцев. Росла потребность в обучении детей. Грамоту мало кто из мужиков знал. Книга считалась редкостью. То есть жили отрезанными от мира. По инициативе сельского общества в Николо-Александровской волости Хабаровского уезда стали открываться начальные школы. Это были, главным образом, школы грамоты. Мой прадед Гурий Манжула писал в воспоминаниях, которые хранятся сегодня в архиве краеведческого музея имени Н.Гродекова: «В 1908 году в таежную деревню Ново-Алексеевка на жительство прислали политических ссыльных, студентов Калининского Вячеслав, братьев Чередниченко и Петра Ручку, которые по своей инициативе в частной избе создали  частную  школу, которая просуществовала несколько месяцев. Они собирали крестьянских ребятишек и обучали их грамоте. В этой школе я и продолжил учёбу. Через два месяца Калининский Вячеслав был арестован и увезен жандармами из деревни. Учёбу пришлось отложить на год». В 1909 году крестьяне обществом  на свои средства построили маленькое здание начальной церковно-приходской школы.  Давно уже нет того домика, где располагалась эта школа. Но память о ней живет в воспоминаниях сельчан. Была она для крестьянских детей, которые учились с удовольствием. Гурий продолжил учёбу и весной 1911 года закончил первые три группы обучения. Учился он с усердием и преуспел в учёбе.

Мои прадеды жили с верой в душе. Переселенцы лес корчевали, дома строили, жили и работали ради своих детей, о будущем которых заботились. Создав в глухой дальневосточной тайге деревню, обустроив свой быт, они таким образом совершили великий подвиг, который всегда будут помнить истинные дальневосточники.