Сообщение "Поэтические течения русского постсимволизма"

Сообщение

«Поэтические течения русского постсимволизма.

Творческий путь О. Мандельштама»

Выполнила

студентка группы ЗФ 509-072-6-1 Т

Лоскут Ольга Александровна

Одной из главных черт литературы конца XIX, начала XX веков являлся огромный интерес к вечным темам: поиск смыла жизни отдельной личности и всего человечества в целом, загадки национального характера, истории страны, взаимовлияния мирского и духовного, взаимодействия человека и природы. Литература в конце XIX в. становится все более философской: авторы раскрывают темы войны, революции, личной трагедии человека, потерявшего в силу обстоятельств мир и внутреннюю гармонию. В произведениях писателей и поэтов рождается новый, смелый, неординарный, решительный и зачастую непредсказуемый герой, упорно преодолевающий все невзгоды и лишения. В большинстве работ пристальное внимание уделяется именно тому, как субъект через призму своего сознания воспринимает трагические общественные события. Особенностью поэзии и прозы стал интенсивный поиск оригинальных художественных форм, а также средств выражения чувств и эмоций. Стихотворная форма и рифма играли особо важную роль. Многие авторы отказывались от классической подачи текста и изобретали новые приемы, например, В. Маяковский создал свою знаменитую "лесенку". Нередко авторы для достижения особого эффекта использовали речевые и языковые аномалии, фрагментарность, алогизмы и даже допускали орфографические ошибки.

Поэты серебряного века русской поэзии свободно экспериментировали с художественными возможностями слова. Стремясь выразить сложные, нередко противоречивые, "летучие" душевные порывы, сочинители стали по-новому относится к слову, стараясь в своих стихотворениях передавать тончайшие оттенки смыслов. Стандартные, шаблонные определения четких объективных предметов: любви, зла, семейных ценностей, нравственности - стали заменятся абстрактными психологическими описаниями. Точные понятия уступили место намекам и недосказанностям. Такая зыбкость, текучесть словесного значения достигалась посредством ярчайших метафор, которые часто стали строиться не на явном сходстве предметов или явлений, а на неочевидных признаках.

Писатели и поэты, противопоставившие себя реализму, объявили о создании нового, современного искусства - модернизма. Насчитывается три основных литературных направления поэзии серебряного века: символизм, акмеизм, футуризм. Каждое из них имело свои ярчайшие особенности. Символизм первоначально возник во Франции как протест против обыденного отображения реальности и недовольство буржуазной жизнью. Родоначальники этого направления, в том числе Ж. Морсас, считали, что лишь при помощи особого намека - символа, можно постичь тайны мироздания. В России символизм появился в начале 1890-х гг. Основоположником этого течения стал Д. С. Мережковский, который провозгласил в своей книге три основных постулата нового искусства: символизацию, мистическое содержание и "расширение художественной впечатлительности".

Первыми символистами, позднее названными старшими, стали В. Я. Брюсов, К. Д. Бальмонт, Ф. К. Сологуб, З. Н. Гиппиус, Н. М. Минский и др. поэты. Их творчество часто характеризовалось резким отрицанием окружающей действительности. Они изображали реальную жизнь как скучную, безобразную и бессмысленную, стараясь передать тончайшие оттенки своих ощущений.

Период с 1901 по 1904 гг. знаменует собой наступление новой вехи русской поэзии. Стихи символистов пропитываются революционным духом и предчувствием грядущих перемен. Младшие символисты: А. Блок, В. Иванов, А. Белый - не отрицают мир, а утопически ждут его преображения, воспевая божественную красоту, любовь и женственность, которые обязательно изменят действительность. Именно с появлением на литературной арене младших символистов в литературу входит понятие символа. Поэты понимают его как многоаспектное слово, отражающее мир "неба", духовную сущность и в то же время "земное царство.

 Поэзия русского серебряного века в 1905-1907 гг. претерпевает изменения. Большинство символистов, ориентируясь на происходящие в стране общественно-политические события, пересматривают свои взгляды на мир и красоту. Последняя теперь понимается как хаос борьбы. Поэты создают образы нового мира, который приходит на смену погибающему. В. Я. Брюсов создает стихотворение "Грядущие гунны", А. Блок - "Барка жизни", "Поднималась из тьмы погребов…" и др

Изменяется и символика. Теперь она обращается не к античному наследию, а к русскому фольклору, а также славянской мифологии. После революции происходит размежевание символистов, на желающих оберегать искусство от революционной стихии и, наоборот, активно интересующихся социальной борьбой. После 1907 г. споры символистов исчерпывают себя, на смену приходит подражание искусству прошлого. А с 1910 г. русский символизм переживает кризис, отчетливо отображая свою внутреннюю противоречивость.

 В 1911 г. Н. С. Гумилев организовывает литературную группу - "Цех поэтов". В нее входили поэты С. Городецкий, О. Мандельштам, Г. Иванов и Г. Адамович. Это новое направление не отвергало окружающую действительность, а принимало реальность такой, какая она есть, утверждая ее ценность. "Цех поэтов" стал выпускать свой журнал "Гиперборей", а также печатать произведения в "Апполоне". Акмеизм, зародившись как литературная школа для поиска выхода из кризиса символизма, объединил очень разных по идейным и художественным установкам поэтов.

 Одним из наиболее известных авторов-акмеистов стала Анна Ахматова. Ее произведения были насыщенны любовными переживаниями и стали словно исповедью терзаемой страстями женской души.

Серебряный век в русской поэзии породил еще одно интересное направление под названием "футуризм" (от лат. futurum, то есть "будущее"). Поиск новых художественных форм в произведениях братьев Н. и Д. Бурлюков, Н. С. Гончаровой, Н. Кульбина, М. В. Матюшина стали предпосылкой зарождения этого направления в России.

 Серебряный век в русской поэзии породил еще одно интересное направление под названием "футуризм" (от лат. futurum, то есть "будущее"). Поиск новых художественных форм в произведениях братьев Н. и Д. Бурлюков, Н. С. Гончаровой, Н. Кульбина, М. В. Матюшина стали предпосылкой зарождения этого направления в России.

В 1910 г. в печать вышел футуристический сборник "Садок судей", в котором были собраны произведения таких ярчайших поэтов, как В. В. Каменский, В. В. Хлебников, братья Бурлюки, Е. Гуро. Эти авторы составили ядро так называемых кубофутуристов. Позднее к ним примкнул В. Маяковский. В декабре 1912 г. вышел альманах - "Пощечина общественному вкусу". Стихи кубофутуристов "Бух лесиный", "Дохлая луна", "Рыкающий Парнас", "Затычка" стали предметом многочисленных диспутов. Поначалу они воспринимались как способ раздразнить привычки читателя, но при более внимательном прочтении обнаруживались острое стремление показать новое видение мира и особая социальная вовлеченность. Антиэстетичность превращалась в неприятие бездушной, поддельной красоты, грубость выражений трансформировалась в глас толпы.

 Кроме кубофутуризма, возникло еще несколько течений, в том числе эгофутуризм, возглавляемый И. Северяниным. К нему примкнули такие поэты, как В. И. Гнездов, И. В. Игнатьев, К. Олимпов и др. Они создали издательство "Петербургский Глашатай", выпускали журналы и альманахи с оригинальными названиями: "Небокопы", "Орлы над пропастью", "Засахаре Кры" и т. д. Их стихи отличались экстравагантностью и часто были составлены из созданных ими самими слов. Кроме эгофутуристов, действовали еще две группы: "Центрифуга" (Б. Л. Пастернак, Н. Н. Асеев, С. П. Бобров) и "Мезонин поэзии" (Р. Ивнев, С. М. Третьяков, В. Г. Шереневич).

Серебряный век русской поэзии был недолог, но объединил плеяду ярчайших, талантливых поэтов. У многих из них биографии сложились трагически, ведь волею судьбы им пришлось жить и творить в такое роковое для страны, переломное время революций и хаоса послереволюционных лет, гражданской войны, крушения надежд и возрождения. Многие поэты погибли после трагических событий (В. Хлебников, А. Блок), многие эмигрировали (К. Бальмонт, З. Гиппиус, И. Северянин, М. Цветаева), некоторые свели счеты с жизнью, были расстреляны или сгинули в сталинских лагерях. Но тем не менее все они успели внести огромный вклад в русскую культуру и обогатить ее своими выразительными, красочными, оригинальными произведениями.

Осип Мандельштам родился (3) 15 января 1891 года в Варшаве. Мандельштам, будучи по рождению евреем, избирает путь русского поэта - не просто «русскоязычного», а именно русского. Выбор сделан Мандельштамом в пользу русской поэзии и «христианской культуры». Мандельштам был потрясен примером Чаадаева - русского человека, и притом человека пушкинской эпохи, то есть самой органичной эпохи русской культуры, избравшего католическую идею единства. Поэт угадывает в чаадаевской мысли освобождающий парадокс, родственный тем парадоксам, без которых не мог жить он сам, не вопреки своему русскому естеству, а благодаря ему, ведомый русским духовным странничеством. «Мысль Чаадаева национальна в своих истоках и там, где вливается в Рим. Только русский человек мог открыть этот запад... Туда... Чаадаев принес нравственную свободу, дар русской земли, лучший цветок, ею взращенный», - писал Мандельштам в 1915 году в статье о Чаадаеве.

Стихи Мандельштам начал писать не позднее второй половины 1906 года. Из его юношеских стихов сохранились только два: в январе 1907 года они были опубликованы в училищном журнале «Пробужденная мысль». На выпускном в училище Мандельштам читал свое стихотворение «Колесница», которое, правда, не сохранилось. Зато сохранились отзывы о нем: школьный журнал хвалит это произведение как лучшее, что было написано не только в школе, но и вообще в литературе дня, однако порицает неясную дикцию молодого Мандельштама. В том же 1907 году Мандельштам уезжает в Париж: родители, обеспокоенные его тягой к политической деятельности, решили отправить его поучиться в Сорбонне. По возвращении в Петербург Мандельштам в 1909 году слушал курс лекций по стихосложению на башне Вяч. Иванова, с которым познакомился еще в 1907 году. И в сюжетах стихотворений Мандельштама 1909-1910 гг. видно влияние Вяч. Иванова, но всегда виден свой собственный угол зрения.

К 1910 году относится первая публикация стихов Мандельштама в девятой книжке «Аполлона» («Дано мне тело, что мне делать с ним»; «Невыразимая печаль»; «Медлительнее снежный улей»; «Silentium»). Георгий Иванов потом напишет об этих стихах: «Я прочел это и почувствовал толчок в сердце: почему это не я написал! Такая «поэтическая зависть» - очень характерное чувство. Гумилев считал, что она безошибочней всех рассуждений определяет «вес» чужих стихов. Если шевельнулось – «зачем не я», - значит, стихи настоящие».

Осенью–зимой 1911 г. происходит все большее сближение Мандельштама с редакцией журнала «Аполлон». Редактор «Аполлона» С. Маковский вспоминал о Мандельштаме: «Заходил всегда со стихами и читал их вслух с одному ему свойственными подвываниями и придыханиями – почти что пел их, раскачиваясь в ритме. И сочинял он вслух, словно воспевал словесную удачу. Никогда я не встречал стихотворца, для которого тембр слов, буквенное их качество, имело бы большее значение».

Сближение Мандельштама с Гумилевым. Осенью 1912 года вошел в группу акмеистов. Сам М. и окружающие считали 1912 год для него переломным: молодой поэт перешел на позиции акмеизма. «Цех» собирался три раза в месяц, собирались у Е.Ю. Кузьминой-Караваевой на Манежной площади, в Царском селе на Малой улице у Гумилевых, у Лозинского на Васильевском острове, у Л. Бруни в Академии художеств. На заседаниях читали и разбирали стихи. Гумилев требовал развернутых выступлений «с придаточными предложениями». Новых членов «Цеха» выбирали тайным голосованием после прослушивания их стихов. По свидетельству Ахматовой, в «Цехе поэтов» Мандельштам очень скоро стал первой скрипкой. В жизни «Цеха» было много литературной игры, сочиняли эпиграммы, пародии, антологию античной глупости, щедрым сотрудником которой был Мандельштам. Примеры: «Лесбия, где ты была? – Я лежала в объятьях Морфея. – Женщина, ты солгала: в них я покоился сам!»

К началу 1912 года относится намерение Мандельштама издать свой первый сборник стихов. О ходе его подготовки нет никаких сведений, но известно (по анонсам в «Цехе поэтов» и «Гиперборее») первоначальное название сборника – «Раковина» – по названию одного из включенных в сборник стихотворений. Свое название «Камень» сборник получил непосредственно перед выходом от Н. Гумилева. Название опирается на мотивы нескольких последних стихотворений 1912 года, но при этом заключает в себе и внутреннюю мотивировку: «камень» этимологически связан со словом «акмэ» и является его анаграммой. «Камень» был издан под грифом «Акмэ» в апреле 1913 года. В сборник вошли 23 избранных стихотворения последних лет. Первая часть «Камня» считается символистской, а вторая – акмеистической. Мнения о сборнике были самые разные. Что я могу сказать. Поэт хорошо чувствует весомость мира. Сдержанность и скромность, наряду с уверенным осознанием своей силы, отличают его как художника. В любви к камню – все. В этих стихах есть воздух, есть вздох. Словарь стихов не особенно богат, но чист. Рифмы смелы и четки, всегда несомненны.

. Мандельштаму было на момент издания книги всего 22 года, и при этом не было нужды снисходить к возрасту автора, никто не мог сказать: «Автор еще очень молод, потому то-то и то-то простительно». Мандельштам появился сразу как зрелый поэт. Причем, как поэт – без учителя. Об этом писала Анна Ахматова в своих «Листках из дневника»: «У Мандельштама нет учителя. Я не знаю в мировой поэзии подобного факта. Мы знаем истоки Пушкина и Блока, но кто укажет, откуда донеслась до нас эта новая божественная гармония, которую называют стихами Осипа Мандельштама». Конечно, с Ахматовой можно поспорить. Для меня, например, в стихах Мандельштама именно пушкинская линия совершенно ясна. Но все-таки Мандельштам не ученик, который подражал учителю, а что-то другое. Мандельштам хорошо знает русскую, французскую и латинскую поэзию. Большая часть его стихов написаны на литературные и художественные темы. Характерные для него темы: Оссиан, Бах, Гомер, Нотр-Дам и др. Поэтический язык Мандельштама достигает иногда блистательной латинской звучности. В его поэзии постоянно, чуть ли не физически, чувствуется форма. Иногда даже кажется, что форма – это главное. Он постоянно подчеркивает ее, делает ее ощутимой. Как он этого достигает? Пользуется словами, которые входят в противоречие между собой: великолепные вышедшие из употребления архаизмы и слова ежедневного пользования, или слова, еще не вошедшие в употребление. Даже построены стихотворения так, чтобы ощущалась шероховатость, трудность формы: ломаная линия, меняющая направление с каждым поворотом строфы. И при этом величественное красноречие. Юрий Тынянов писал, что роль Мандельштама – в особых оттенках слов, в особой смысловой музыке. Что он принес из XIX века свой музыкальный стих – мелодия его стиха почти батюшковская. Решающую роль приобретает для целого стихотворения один образ – это ключ для всей иерархии образов. У него не слова, а тени слов. Вещь у него становится стиховой абстракцией. И характерна для него тема забытого слова. Оттенками для Мандельштама важен язык.

В мае 1913 года была написана статья Мандельштама «Утро акмеизма», которая была опубликована только в 1919 году в Воронеже. Эта статья стала программным манифестом акмеизма наряду со статьей самого Гумилева Выдержки их статьи Мандельштама: «Мироощущение для художника орудие и средство, как молоток в руках каменщика. Для акмеистов сознательный смысл слова, Логос, такая же прекрасная форма, как музыка для символистов. Акме6изм – для тех, кто, обуянный духом строительства, не отказывается малодушно от своей тяжести, а радостно принимает ее, чтобы разбудить и использовать архитектурно спящие в ней силы. Зодчий говорит: я строю – значит, я прав. Сознание своей правоты нам дороже всего в поэзии. Мы вводим готику в отношения слов, подобно тому, как Себастьян Бах утвердил ее в музыке. Камень как бы возжаждал иного бытия. Он сам обнаружил скрытую в нем потенциально способность динамики – как бы попросился в «крестовый свод». Строить – значит бороться с пустотой, гипнотизировать пространство. Любите существование вещи больше самой вещи и свое бытие больше самих себя – вот высшая заповедь акмеизма. А = А: какая прекрасная поэтическая тема. Символизм томился, скучал законом тождества, акмеизм делает его своим лозунгом. Как убедительна музыка Баха! Какая мощь доказательства! Доказывать и доказывать без конца: принимать в искусстве что-нибудь на веру недостойно художника, легко и скучно. Мы не летаем, мы поднимаемся только на те башни, какие сами можем построить».

Хочется вспомнить об известном тогда всему литературному Петербургу кафе (худ. кабаре) «Бродячая собака» на Михайловской площади, 5. Это кафе было задумано Борисом Прониным, в нем устраивались концерты, вечера поэзии, импровизированные спектакли, в оформлении которых художники стремились соединить зал и сцену. Современники писали, что окон в подвале не было, две низкие комнаты были расписаны яркими красками, был буфет, небольшая сцена, камин. И еще писали, что многим начинало казаться: весь мир сосредоточен в «Собаке», и нет иной жизни, иных интересов, чем «собачьи». С этих кафе связано несколько эпизодов биографии Мандельштама. Один из них – это создание стихотворения «Вполоборота, о, печаль…», посвященное Анне Ахматовой.

В июле-августе 1914 года с началом первой мировой войны Мандельштам освободился от мобилизации в связи с «сердечной астенией», но хотел пойти вольноопределяющимся или санитаром в военный поезд. Он поехал в Варшаву, провел там около 2-х недель, в санитарный поезд его не взяли, и он вернулся в Петроград в начале 1915 года. В июне этого года он познакомился с сестрами Цветаевыми, жил в Коктебеле. Анастасия Цветаева дала его любопытный словесный портрет: «Мой Андрюша (трехлетний сын) спрашивал меня тоненьким голосом: «Кто так вставил голову Мандельштаму? Он ходит, как царь!» Осип был величаво-шутлив, свысока любезен и всегда на краю обиды, т.к. никакая заботливость не казалась ему достаточной и достаточной почтительно выражаемой. Он легко раздражался. И великолепно читая по просьбе стихи, пуская, как орла, свой горделивый голос, даря слушателям ритмическую струю гипнотически повелительной интонации, он к нам снисходил, не веря нашему пониманию, и похвале внимал – свысока…»

В середине декабря 1915 г. вышло второе издание «Камня». В промежутке между первым и вторым изданием Мандельштам (во 2 пол. 1913 г.) увлекся футуризмом. Подготовка 2-го издания «Камня» была начата в 1-ые месяцы 1914 г. Осуществить его должен был книгоиздатель Аверьянов. Книга была собрана и напечатана за счет Мандельштама в ноябре-декабре 1915 г. В сборник были включены 67 стихотворений, и два из них были сняты военной цензурой: «Заснула чернь. Зияет площадь аркой» и «Императорский виссон». Чем новым отличалось это второе издание «Камня» от первого? В своей рецензии на первый «Камень» Н. Гумилев писал о строгом отборе Мандельштама своих ранних стихотворений (мол, строжайше отбирал, не включая, что попало). Во втором «Камне» появились ранние, доакмеистические стихи Мандельштама, датированные 1908-1912 гг. В третьем «Камне» (вышел в 1923 году) появились новые стихи: «На перламутровый челнок», «Природа – тот же Рим», «Из омута злого и вязкого» и др.

Из омута злого и вязкого // Я вырос, тростинкой шурша. // И страстно, и томно, и ласково // Запретною жизнью дыша. // И никну, никем не замеченный, // В холодный и топкий приют, // Приветственным шелестом встреченный // Коротких осенних минут. // Я счастлив жестокой обидою, // И в жизни, похожей на сон, // Я каждому тайно завидую // И в каждого тайно влюблен.

В 1916 году состоялся приезд в Петроград Марины Цветаевой. В своей прозе «нездешний вечер» и «История одного посвящения» она рассказывает о приездах Мандельштама в Москву, о том, как она ему ее показывала. От этих встреч остались ее стихи: «Из рук моих – нерукотворный град…», «Откуда такая нежность…», «ты запрокидываешь голову…» и др. Мандельштам ответил ей стихами «В разноголосице девического хора…» и др.

Февральскую революцию 1917 года Мандельштам встретил в Петрограде. Известно, что после октябрьского переворота он отказался от предложения левого эсера Блюмина работать на ВЧК. Самым значительным из откликов Мандельшта­ма на революцию 1917 года было стихотворение «Сумерки свободы». Его очень трудно подвести под схему «приятия» или «неприятия» революции в тривиальном смысле, но тема отчаяния звучит в нем очень отчетливо.О Мандельштаме первых месяцев после октября 1917 года пишет Ахматова: «Революцию Мандельштам встретил вполне сложившимся и уже, хотя и в узком кругу, известным поэтом. Мандельштам, один из первых, стал писать стихи на гражданские темы. Революция была для него огромным событием». Сам Мандельштам позже писал: «Октябрьская революция не могла не повлиять на мою работу, т.к. отняла у меня «биографию», ощущение личной значимости. Я благодарен ей за то, что она раз навсегда положила коней моей духовной обеспеченности». В 1918 году Мандельштам стал сотрудником газет «Вечерняя звезда» и «Страна». Переехал в Москву. Там у него произошло столкновение с тем же эсером Блюмкиным из-за смертных приговоров заложникам (отчасти описано в ПЗ Г. Иванова). Блюмкин похвастался перед М-мом, что распоряжается жизнью и смертью людей, имея чистые бланки подписанных ордеров на аресты. Мандельштам возмутился, угрожал пристрелить Блюмкина и способствовал освобождению арестованных.

В 1919 году он жил в Харькове, работал во Всеукраинском литературном комитете при Наркомпросе Украины. Потом переехал в Киев, где познакомился с Н.Я. Хазиной, своей будущей женой. В 1920 году была история с арестом М-ма врангелевской контрразвездкой, поездка в Тифлис. В октябре 1920 года он жил какое-то время в Петрограде в Доме искусств на Мойке, - в то время превращенный в общежитие для писателей и художников, где жили и Гумилев, и Лозинский и мн. др. Жизнь Мандельштама в эту голодную осень и страшную зиму 1920-1921 гг. описаны Г. Ивановым и И. Одоевцевой.

В статьях начала 1920-х годов поэт будто бы то­ропится сказать самое главное. В статье «Пшеница человеческая», наперед изобличающей пустоту, историческую неоправданность, тупиковость всех предстоящих попыток обновить кровавый пафос государственного величия, дан ошеломляюще трезвый, реалистический опыт о духовной ситуации эпохи масс, когда вышедшая из послушания «пшеница» не дает выпечь из себя «хлеба», а традиционные символы государственной «архитектуры» превращаются в бутафорию. «Обстановка политической жизни Европы как самостоятельного катастрофического процесса, завершившегося империалистической войной, совпала с прекращением органического роста национальных идей, с повсеместным распадов «народностей» на простое человеческое зерно, пшеницу, и теперь к голосу этой человеческой пшеницы, к голосу массы, как ее нынче косноязычно называют, мы должны прислушаться, чтобы понять, что происходит с нами и что нам готовит грядущий день», — писал Мандельштам. Какие бы превратности ни постигали хрупкое равновесие нервов поэта, какие бы зигзаги ни прочерчивали его поведение в повседневной жизни, его неподкупная мысль вглядывалась в происходя­щее твердо, без паники, без эйфории и ставила вопросы по существу: Нельзя дышать, и твердь кишит червями И ни одна звезда не говорит...   Для поэта страшнее внешней угрозы — угроза потерять чувство внутренней правоты, усомниться в своем отношении к слову. Этого не сравнить ни с какими неуютными обстоятельствами. Конечно, внутренняя угроза в конечном счете тоже связана. С состоянием общества, но иной, более тонкой связью; дело не в том, что поэт со страхом оглядывается на кого-то, — просто воздух, который он находит в своей собственной груди, зависит в своем качестве от атмосферы общества. Голос, так властно звучавший в «Камне» и в «Trisia», становится судорожным и напряженным. Трудная попытка уйти от самого себя запечатлена прежде всего в «Грифельной оде». Там примечательна густая темнота образов, решительно нарастающая, не оставляющая мест ни для какой прозрачности, ни для чего «дневного».

В августе 1922 года вышел из печати его новый поэтический сборник «Tristia». Составителем книги был М. Кузмин, он же (по названию одного из стихотворений книги) дал ему заглавие (tristia – скорбные песни, жалобы, элегии; так назывался один из сборников поэм Овидия). Вскоре Мандельштам подготовил и издал свой вариант собрания новых стихов – в конце мая - начале июня 1923 г. вышла «Вторая книга». Лейтмотивом этой книги стал повторяющийся образ заключительного этапа политической, национальной, религиозной и культурной истории: конец династии Пелопидов, Троя перед падением, Иудея после вавилонского пленения, упадок Москвы в Смутное время, Венеция XVIII века, гибнущий Петербург в 1918 году. Историческое видение Мандельштама отражало скорее такую мысль: «Лучшая, высшая философия всегда является лишь перед концом культурно-государственных периодов». Самые личные произведения «Второй книги» - т.н. летейские стихи. Умереть – значит, вспомнить. Вслед за «Второй книгой» вышло последнее, третье и сильно дополненное издание «Камня» (ГИЗ, 1923 г.). В сборнике новые, сильно отличающиеся от прежних стихи, позже выделенные в отдельный раздел «1921-1925». Начало этого цикла – стихотворение «Концерт на вокзале», своеобразный реквием по ушедшему XIX веку. И другие стихи тоже рисуют множество теней и образов умирающего века: жалкий и жестоки зверь с перебитым хребтом, чьи позвонки можно склеить только жертвенной кровью; полое золотое яблоко, которое исчезает, и после него остается его звенящий звук. «Грифельная ода» 1923 года. Омри Ронен в своей статье называет эту вещь самым абстрактным и самым загадочным из всех стихов того периода. Там заклинательные интонации, магическая композиционная структура. Онтологическая модель мандельштамовского слова в его взаимоотношениях с голодным временем, которое пожирает все человеческие создания и творения. Отношение к этим вещам у меня более сдержанное.

Книга «Шум времени» вышла в свет в 1925 году. Выдержки из книги: Музыка в Павловске. «Глухие годы России – девяностые годы, их медленное оползание, их болезненное спокойствие, их глубокий провинциализм – тихую заводь: последнее убежище умирающего века». Павловск – российский полу-Версаль, город «дворцовых лакеев, действительных статских вдов, рыжих приставов, чахоточных педагогов и взяточников, скопивших на дачу-особняк». «Мужчины исключительно были поглощены делом Дрейфуса, дамы с буфами нанимали и рассчитывали прислуг». Бунты и француженки. «Где-нибудь в Иль-де-Франсе: виноградные бочки, белые дороги, тополя, винодел с дочками уехал к бабушке в Руан. Вернулся – все опечатано, прессы и чаны опечатаны, на дверях и погребах – сургуч. Управляющий пытался утаить от акциза несколько ведер молодого вина. Его накрыли. Семья разорена. Огромный штраф, - и в результате суровые законы Франции подарили мне воспитательницу». «Иудейский хаос пробивался о все щели каменной петербургской квартиры. Крепкий румяный русский год катился по календарю, с крашеными яйцами и елками; а тут же путался призрак – новый год в сентябре и невеселые странные праздники, терзавшие слух дикими именами: Рош-Гашана и Йом-Кипур». Книжный шкап. Иудейский хаос – немцы – русские. Достоевский. Надсон. «В не по чину барственной шубе». «В.В. Гиппиус – учитель словесности, преподавший детям вместо литературы гораздо более интересную науку – литературную злость. От прочих свидетелей литературы, ее понятых, он отличался именно этим злобным удивлением. У него было звериное отношение к литературе как к единственному источнику животного тепла. Он грелся о литературу, терся о нее шерстью, рыжей щетиной волос и небритых щек. Он был Ромулом, ненавидящим свою волчицу, и, ненавидя, учил других ее любить. Прийти к В.В. домой почти всегда значило разбудить его. Спячка В.В. была литературным протестом. Я приходил к нему разбудить зверя литературы. Послушать, как он рычит, посмотреть, как он ворочается. Начиная от Радищева и Новикова, у В.В. устанавливалась уже личная связь с русскими писателями, желчное и любовное знакомство, с благородной завистью, ревностью, с шутливым неуважением, кровной несправедливостью, как водится в семье. В.В. учил строить литературу не как храм, а как род. В литературе он ценил патриархальное отцовское начало культуры. Как хорошо, что вместо лампадного жреческого огня, я успел полюбить рыжий огонек литературной злости».

В 1924 году Мандельштамы поселились в Ленинграде. Н.Я. вспоминала: «Шум времени» принял и напечатал директор издательства «Время» Г. Блок (двоюродный брат А. Блока). Приветливо встретил Маршак, дал работу. Практически все стихи для детей, написанные Мандельштамом, были приняты и составили 4 книги, вышедшие в 1925-26 годах». Мандельштам занимался в Ленинграде разными переводами и внутренними рецензиями на иностранные книги для издательств. Эта работа занимала у Мандельштама почти все время и за 1926-1929 гг. он не написал ни одного стихотворения. Летом 1927 года директор издательства «ЗиФ» Владимир Нарбут предложил Мандельштаму переработать дореволюционный перевод «Тиля Уленшпигеля» Ш. де Костера, сделанный Горнфельдом и Карякиным. Предложение было М-мом принято и выполнено, но при публикации редакция сделала ошибку, указав Мандельштама, как автора перевода. Был скандал. Горнфельд обвинял Мандельштама в плагиате. Но потом вроде суд встал на сторону Мандельштама.

В конце 1927 года Мандельштам закончил работу над «Египетской маркой» (по заказу «ЗиФ»). «Египетская марка» вышла в начале октября 1928 г. Затем Мандельштама постигает творческий кризис: ни одного стихотворения за пять лет. Го­ды, когда не было стихов, заняты работой над про­зой. В 1928 году Мандельштам, писал, отвечая на анкету под заглавием «Советский писатель и Ок­тябрь»: «Октябрьская революция не могла не по­влиять на мою работу, так как отняла у меня «био­графию», ощущение личной значимости, я благо­дарен ей за то, что она раз навсегда положила конец духовной обеспеченности и существованию на культурную ренту...» В том же 1928 году выходит «Египетская мар­ка», где тема отталкивания от себя доведена до надрыва, до транса: «Страшно подумать, что на­ша жизнь — это повесть без фабулы и героя, сде­ланная из пустоты и стекла, из горячего лепета одних отступлений, из петербургского инфлуэнцного бреда». У Мандельштама нет каких-то особенно филант­ропических тем; но ведь и Пушкин не был сенти­ментальным моралистом, когда подвел итоги сво­их поэтических заслуг в строке «И милость к пад­шим призывал». Дело не в морали, дело в поэзии. Согласно пушкинской вере, унаследованной Ман­дельштамом, поэзия не может дышать воздухом казней. Заступаясь за приговоренных к смерти, он не знал, что вскоре заступничество понадобится ему самому.

В 1929 году Мандельштам работал в газете «МК» (Тверская, 5) завотделом поэзии, вел «Литературную страницу». В этот же период он создал свою «Четвертую прозу». Из-за характеристики, которую дала комиссия Мандельштаму (была проверка редакции МК): «Можно использовать как специалиста, но под руководством», Мандельштам с «МК» расстался. В том же 1929 году Мандельштамы совершили путешествие по Закавказью (Грузия, Армения, нагорный Карабах) и в результате Мандельштам вернулся к стихам и написал книгу путевых очерков. Начало нового стихотворного периода у Мандельштама. О перерывах между стихами из воспоминаний Н.Я.: «Мандельштам никогда не писал стихи сплошь и подряд, а только «приступами». Он очень удивился, когда узнал, что Пастернак по утрам сидит в комнате и «пишет». У Мандельштама этот процесс протекал иначе. Периоды «накопления» между «приступами», вероятно, не менее важны, чем сами «приступы». В периоды «накопления» Мандельштам жил – он читал, старался поездить по стране, разговаривал, шумел. В этот период накапливались и «бродячие строчки», которые он никогда не записывал и обычно про них не говорил. Стихи приходили внезапно. Ахматовой он говорил, что для прихода стихов нужно событие, все равно – хорошее или плохое». Стихи 1930-1937 гг. «Андрею Белому».

В апреле и июне 1932 г. стихи Мандельштама публикуются в «Новом мире». В 1933 году появились острые нападки на Мандельштама в печати, в частности, на напечатанное в журнале «Звезда» «Путешествие в Армению» (обвиняли в том, что не показал строящийся в Армении социализм, а хвалил ее рабское прошлое). Болезнь Мандельштама. Письма Н.Я. к Молотову: «Дело в том, что Мандельштам не может прокормиться чисто литературным трудом – своими стихами и прозой. Скупой и малолистный автор, он дает чрезвычайно малую продукцию. У него нет профессии, которая бы его обеспечила, нет жилья, ничего нет. То, что он умеет делать, никак не котируется на трудовой бирже. Нужно или не нужно сохранить Мандельштама? А чтобы его сохранить, нужно создать для него нормальные условия жизни – дать ему академическую спокойную работу». Ответа на письма не было, но Мандельштаму все-таки выделили небольшую персональную пенсию и дали временное жилье. Но это ненадолго.

В 1934 г. он пережил обыск и арест за стихи, написанные в ноябре 1933 «Мы живем, под собою не чуя страны». Говорят, что он многим читал свое страшное стихотворение о Сталине, чувствовал смертельную опасность, но не мог молчать. Ахматовой сказал: «Я к смерти готов». Странно подумать, что это тот самый человек, который рассеянно и слепо натыкался на людей на улице и панически боялся милиционеров. 16 мая 1934 года его арестовали, предъявили обвинение в написании контрреволюционных стихов. Ахматова и Пастернак через Бухарина пытались смягчить участь Мандельштама. Результат от этих хлопот сначала был. Даже странным кажется такое мягкое решение: сначала ссылка в Чердынь Пермской области, потом Воронеж. Жене разрешили следовать за мужем. В 1935 году в Воронеже он работал над циклом стихов «Воронежские тетради».

Сам Мандельштам писал тогда: «Меня не принимает советская действительность. Еще хорошо, что не гонят сейчас. Но делать то, что мне тут дают, - не могу. Меня голодом заставили быть оппортунистом. Я написал горсточку настоящих стихов и из-за приспособленчества сорвал голос на последнем. Это начало опять большой пустоты». По окончании ссылки он переселился в Тверь. По просьбе Мандельштама А. Фадеев узнавал в правительственных кругах об участи поэта. Мандельштаму было наотрез отказано во всякой лит. деятельности, но по распоряжению секретаря СП Ставского Литфонд выделил Мандельштамам путевки на 2 месяца в дом отдыха «Саматиха». Это была ловушка. В этом доме отдыха Мандельштам был арестован в 1938 г. и получил 5 лет лагерей за контрреволюционную деятельность. Арест очень тяжело сказался на Мандельштаме, временами у него наступало помрачение сознания. Не признавая и все же каждодневно ощущая себя «тенью», изверженной из мира людей, поэт проходит через свое последнее искушение — поддаться иллюзорному соблазну вернуться в жизнь. Так возникает «Ода Сталину». И все-таки работа над «Одой» не могла не быть помрачением ума и саморазрушением гения. 2 мая 1938 года состоялся повторный арест. В лагере под Владивостоком 27 декабря 1938 года Осип Мандельштам умер.

Тело Мандельштама было похоронено в общей могиле лагерного кладбища, которое не сохранилось. Но символическая могила Мандельштама существует на могиле его жены Н.Я. на Старокунцевском кладбище в Москве.

Посмертным переизданиям сборника «Камень» вместе с другими книгами стихов положило начало нью-йоркское однотомное собрание сочинений (1955 год) под редакцией Струве и Филиппова. Это издание стало стимулом к научному изучению творчества поэта и к писанию мемуаров о нем.

Используемые ресурсы:

1. https://studfiles.net/preview/3299550/page:4/
2. http://libaid.ru/katalog/m/mandelshtam-osip/3667-zhiznennyj-i-tvorcheskij-put-o-mandelshtama
3. https://studfiles.net/preview/5787400/page:47/