Научная статья по предмету "Ономастика" - Обрядовые действия с личным именем в татарской культуре

Обрядовые действия с личным именем в татарской культуре

Существует много народов на земле и  каждый народ выражает себя на разном языке, в специфике своей культуры, обычаях, ее традициях и содержит значительную роль в существование системы народа. Обычаи, суеверия, привычки закрепляются в антропонимической концепций в форме отдельных личных имен (или основных компонентов) и в данном виде вливаются в память культуры [427, с. 822].

Много лет, культура и достояние татарского народа закрепилось и сказалось в стереотипах поведения, обычаях и обрядах, этим самым создавая корпус личных имён, которая стала, как - часть языкового кода и  традицией народной культуры, развивая свой собственный ономастический символ. [6, с. 253]

В обычаях татарской культуры имя каждого человека, должно было соответствовать тому, которому оно предназначалось. В культуре татар существует некое изречение: «Исеме жисеменә туры килсен!», т.е. «Имя должно соответствовать сущности человека». В башкирском изреченье такое:  «Исеменә тап төшермә», «Исемеңне сығарма», что означает  (Имя найди не вырони), (Имя не вытаскивай). По-другому некие культуры говорят: «Бала исеменә ийә булырга тиеш, исем алу тиеш» (Ребенок должен быть хозяином своего имени, должен называться) [301, с. 181].

Отличительной чертой метаязыка классической традиционной духовной культуры считается не определённые границы ономастической функцией, между названием и именем, что, бесспорно, связано и с отличительными чертами архаического сознания, которому характерно создание и персонификация предметов и явлений окружающего мира [6, с. 213].

Обрядовые действия с личным именем осуществляют охраняющую, лечебную и магическую функцию. В традиционной культуре татарского народа,  личные имена выступают в качестве знаков культуры и отображают мифологические взгляды о природе имени, отождествляя имя с его носителем. В ритуальной и обрядовой деятельности, личное имя считается осознанием души, магической силой, способным контролировать поступки, мысли своего обладателя. Имя наделено магическими силами, которые представляет лечебной и защищающей функцией.

В традиционных обычаях татар одним из обрядовых действий изгнания нечистой силы, имеющей лечебно-защищающей функцией, является традиционный обычай исем алыштыру (переименование), в татарских диалектах исем awыштыру, исем алыштыру, исем бозу . «Пала тоуган суж мәчелес йийылар, исемен атаган Сәгыйтнур тәп по. Азан әйтеп колагына өч мәртәбә өрәсең: пашлап уң колагына, анан суң колагына. Позалар исемен. Нур тәп йөртәләр» (Собирают меджлис, называют Сагыйтнуром. Читают молитву – азан, три раза шепчут в правое ухо, затем после этого, в левое. Меняя имя. Начинают называть Нуром). В башкирской народной культуре именования выполняют исем алмаштырыу, используемое в магической медицине башкир как средство расторжения в связи его болезнью [1, с. 110].

В главном переименование в абсолютно всех исследуемых культурах осуществляют в таком случае, когда ребенок сильно заболел или на его теле появляется родимое пятно. В многочисленных тюркских традициях изменение имени применялось народной медицине, болезнь ребенка объяснялась с неподходящим или испорченным именем. К примеру, у казанских татар: в случае, если ребенок болеет, выполняли особое обрядовое действие, по которому готовили пшеную кашу, ставили ее на печку. В печной дымоход опускали ложку и заговаривали магическим словом: «Исемен алыштырам, Миннегол булсын. Кашык төшердем, сәламәтлек бирсен, дип» (досл. «Меняю имя, пусть будет Миннегуль. Опустил ложку, чтобы выздоровела») [84, с. 141].

Затем пшеную кашу отдавали птицам. Как известно, дымоход является местом для вхождения нечистых сил в дом. Печная труба считается обращением к нечистым силам. У сибирского татарского народа, печка наоборот является оберегом. Ребенка с родимыми пятнами или заболевшего ребенка клали в печку и кричали новое имя в дымоход. «У башкирского народа, существует обычай, если ребенок плакал или был болезненным и слабым, или даже был калекой, зачастую делали так: после испечения хлеба засовывали голову младенца(весьма крайне редко тело) в теплую печь, вынуждали поплакать в дымоход» [1, с. 42].

Такой обряд исполнялся в таком случае, если у ребенка проявлялась родинка. В турецкой культуре в процессе переименования выполняли различные обряды, которые отличались локальными особенностями. Как отмечает Мехмет Шакир Улкутраш, в районах Синопа и Самсуна Турецкой Республики существовал ритуал переименования, в котором изготавливали  три тонких лаваша, называя их различными именами. Тот или иной лаваш получался, тем именем нарекали ребенка. В районе Испарта сажали цветы или растения, прозвав их тем или иным именем, которое растение стремительно росло, тем именем называли ребенка. В районе Бурса существовал некий ритуал, когда два ножа называли тем или иным именем, бросали в воду, какой нож быстрее ржавел, тем именем называли ребенка [638, с. 378].

Как известно, появление мальчиков в семье встречалось с очень большой радостью, нежели рождение девочек на свет. В представление народа дети мужского пола считаются продолжателями рода, помимо этого, они представляли основную роль и силу в хозяйстве. Что относится девочек, то к ним относились, как ко временному члену семьи. В семьях, где не выживали дети, мишаре именовали келәүле йортлар (усадьбы, которые требуют моления). В таких домах проводился обряд келәү, который заключался в том что, надо было угощать деревенских детишек гусиным мясом.

Существование данной категории личных имен в диалектах татарского языка ещё раз доказывает сохранение архаичности лексики в их пластах. Сибирский татарский народ нарекал детей именами с отглагольным компонентом тукта- (остановись), в случаях порой когда в семье умирали дети: Туктар, Туктарбикә, Туктасын [7]. Данные имена давались, если дети умирали друг за другом, и было необходимо приостановить смерть: Калсын («пусть останется»), Үлмәс «не умрет», Үлмәскол «не умрет + раб», Яшәр «будет жить», Торсынбай «пусть живёт + богатый», Торсынай «пусть живёт+ луна; месяц» и др. У астраханского татарского народа в этом случае был обычай нарекать детей именами Сатыбал, Сөйөндөк, Куwандык, Туктар, Сатыбалды, Туктамыш, Тимерулат, Туктагол, Балтабай и др. Татары Рязанской области, для того чтобы дети не умирали, нарекали именами арабского происхождения муж. Бакый, жен. Бакыйа.

В тюркском этнокультурном месте стиля языка, имена с отглагольными элементами довольно широко распространены. К примеру, у казахов представлялись имена Токтасын, Турсын «пусть останется», Токтар «остается», Токтамыс «он остался», Ултуар «сын родится» и др. Согласно старому казахскому обычаю, если дети умирали в семье, в таком случае последующему родившемуся ребенку давали имена: Отеген, Отемис «исполненный», «возмещенный», Толеген, Толемес, Толенди «уплаченный, выплаченный, возмещенный убыток», Туктар «остановится», Бакмас «не посмотрит», Туктамыш «остановившийся», связанные с ритуалом продажи ребенка, исполняющие обман злых духов. К примеру, в диалектно-этнографическом тексте крещёных татар в обрядовом действии перед продажей ребенка три раза кричали в окно о продаже ребенка. Далее передавали ребенка «покупателю» через окно и произносили: «Баланы сатып алдым. Тәрәзәдән әбилек бирде. Ишектән үзем алдым. Йедегә йелдермәсен, Алтыга алдырмасын. Минең шикелле карт булсын. Бәхетле булсын, тәүфыйклы булсын!» (Я купил ребенка. Из окна бабка дала. С порога взяла на руки. Пусть станет как я, будет счастливым и воспитанным) [84, с. 190].

Заявляли, что продают дешево. Хоть ребенок и жил в своей семье, но но оставался ребенком покупателя. У татар, живущих в Новосибирске, также был обряд продажи ребенка: «Олгайса паланы пер пашлыктан сатып ала. Көннәк пәрепме, ней пәреп. Пала сау кала» (Если женщина рожает уже в возрасте, то она якобы продает ребенка какой-либо бабушке. Дарует ей наряд или что-нибудь, чтобы ребенок был здоровым). Смысл обряда продажи ребенка сводился к выкупу дитя. Проданный ребенок, по-мнению родителей, уже чужой, который не будет интересовать злых духов, «озлобленных» на родителей. На подоконнике окна проходят «торги». В роли продавца – повитуха, а в роли покупателя – обычно соседи. Символично звучит диалог между ними: - Сатабыз аласызмы? - Продаю, купите? - Алабыз. Күпме тора? - Купим. За сколько продаешь? - Биш тәңкә сорыйбыз, күп сорамыйбыз. - Пять рублей просим, недорого просим [84, с. 188]. В башкирской традиций «продажа ребенка» осуществлялась с помощью повивальной бабки. Она несет новорожденного к женщине у которой много детей. Затем женщина с этим младенцем приходит к его родителям и через окно «продает» им ребенка. Торг очень долог. За ребенка отдавали корову, барана, коня, домашнюю птицу. В старые времена «купленных» детей нарекали такими именами, как Һатыпал (Сатыбал ‒ досл. купи), Һатлык (Сатлык ‒ досл. проданный, купленный) [284, с. 41]. Для приобретения ребенка у башкир давали железо его же весом. Нарекали его Тимер или Һатыпалды, Һатылмыш. Для предания сил и здоровья ребенку,  называли его Йәшәр, Торһон, Үлмәсбай, Таштан, Корос.

Так же у башкирского народа существовал обычай нарекать ребенка плохими именами, для того чтобы злые духи боялись и обошли его стороной: Эталмас, Сускабай, Кабанбай. Обрядовые действия с продажей ребенка существуют и у многих других тюркских народов. В различных культурах турков существовал ритуал продажи, похожий татарскому. В семьях, где неоднократно умирали дети, шестидневного ребенка оставляли на улице. С первым повстречавшим человеком проводились торги. Продавая ребенка с похожим диалогом, ребенка нарекали как: Satılmış, Satı. В турецкой культуре имеется специализированное  отведенное место для обрядового действия, которое называется «Satı Taşı» досл. «камень для продажи», которое посещают семьи, в которых постоянно умирают дети. После посещения святого места нарекают своих детей последующими именами: если мальчик, то Satılmış, если девочка, то Satı [637, с. 380].

Ребенка называют отглагольными именами, отражающими разнообразные чувства родителей, если в семье длительный период не бывает детей: Куандык («мы обрадовались»), Сагындык («мы тосковали»), Соендек («мы обрадовались»), Юаныч («утешение»), Табылдык («мы нашлись») и др. [408, с. 44]. В некоторых случаях когда, ребенок приобретал родимое пятно на теле, то в церемонии имя наречения через дымоход спускали ложку. Называли и называют именами с компонентом миң: Миңнегөл, Миңнебай, Миңнекамал и др. «Баланың миңе булса, җүшкәдән кашык төшереп исем кушалар ыйы. Миңнегөл, Миңнебай, Миңнекамал исемнәре кушалар ыйы баланың миңе булса» (пер. Если у ребенка на теле видели родимое пятно, через печную трубу опускали ложку. Называли именами Миннегуль, Миннебай, Миннекамал) [84, с. 188]. Тогда очень сильно существовала вера в силу слова.

Для того, чтобы дети были очень крепкими как железо, детям присваивали имена с компонентом тимер – «железо», булат – «сталь». В культуре татарских народов Сибири и Астрахани существовала традиция называния детей терминами родства. В случае, если ребенка назвали в честь бабушки, дедушки, мамы или отца, то его к ему не обращались по имени, а обращались по названию, образованному от термина родства.

Если ребенок назван именем матери, то астраханские татары называли ребенка Аккыз (ак «белая» +кыз «девушка», если же имя отца, то Акбала (ак + бала «ребенок»). У тобольского татарского народа, в этом случае называли Атамац, Аташ. «Шараттин, аннан Урыстай (Ураз атай < Ураз әти) булган, паласына шарат кушкан, атач пулаты» (пер. По исламским канонам его назвали Урыстаем, далее его называли Атачем).

Таким образом, выявлено в большинстве случаев и сохранены некоторые  обрядовые действия с личным именем, свойственные мусульманской мифопоэтической традиции, это касается имен. Имя в этнокультурном пространстве языка содержит особенную прагматику, особенную соотнесенность с денотатом, оно наиболее тесно связано с апеллятивной лексикой. Языковое запрет, ономастическая и этимологическая магия в абсолютно всех тюркских языках относятся к обрядовым действиям, исполняемым с личным именем, которые содействует утверждению желаний родителей, предков; отожествления с внешним миром, природой; преувеличения положительного в мире; оберега, обмана смерти и улучшения судьбы.

Литература

1. Баязитова, Ф. С. Лексика обрядов имя наречения в татарском языке (по материалам диалектологических экспедиций) / Ф. С. Баязитова, Г. С. Хазиева- Демирбаш // Вестник: Санкт Петербургского университета. Филология. Востоковедение. Журналистика. – Сер. 9. – Вып. 2. – 2016. – С. 99 – 112.
2. Баязитова, Ф. С. Халык традицияләре лексикасы: бишек туе (йола һәм фольклор текстлары яссылыгында) / Ф. С. Баязитова. – Казан: ИЯЛИ, 2012. – 331 б.
3. Гильфанова, Ф. Х. Антропонимия тобольских и тюменских татар середины XVIII – XIX вв. (к проблеме этнической истории) / Ф.Х. Гильфанова. – Тюмень: Изд-во Тюмен. ун-та, 2005. – 115 с.
4. Лечебная и охранительная магия башкир. Тексты / Сост. и подготовка текстов Ф. Г. Хисамитдиновой. ‒ Уфа, 2009. ‒ 340 с.
5. Милли-мәдәни мирасыбыз: Актаныш. – Казан, 2010. – 415 б
6. Саттаров, Г. Ф. Отглагольные антропонимы в татарском языке / Г. Ф. Саттаров // Ономастика Поволжья (материалы III конференции по ономастике Поволжья). – Вып. 3. ‒Уфа. – 1973. ‒ С.41 – 48
7. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Пратюркский язык-основа. Картина тюркского этноса по данным языка / отв. ред. Э. Р. Тенишев, А. В. Дыбо. – М.: Наука, 2006. – 908 с.
8. Толстая, С. М. Пространство слова. Лексическая семантика в общеславянской перспективе / С. М. Толстая. ‒ М.: Индрик, 2008. – 527 с.
9. Хисамитдинова, Ф. Г. Мифологический словарь башкирского языка / Ф. Г. Хисамитдинова.–    М.: Наука, 2010. – 456 с.