Репрессии женщин в СССР в 20-30-х г.г ХХ века.

Репрессии женщин в СССР

Степень прошлого и нынешнего произвола при производстве арестов трудно преувеличить. Начало же было другим. РСДРП - указывалось в её программе - ставит своей задачей ниспровержение самодержавия и замену его демократической республикой. Необходима конституция, которая обеспечивала бы неприкосновенность личности. Так же необходимы гарантии неприкосновенности личности, - писал В.И. Ленин.

Захватив власть, эти и другие задачи коммунисты выполнили с точностью да наоборот. 8 ноября 1918 года VI Всероссийский чрезвычайный съезд Советов принял постановление «о точном соблюдении законов», в котором предписывалось применение в отношении правонарушителей экстренных мер, не предусмотренных законодательством или отступающих от него. В основу постановления положены указания В.И. Ленина о том, что меры борьбы с контрреволюцией «не должны ограничиваться законами», «требуют выхода из предела законов». Аналогичны и последующие установки.

Так, 14 января 1928 года была разослана партийная директива с требованием «арестовать спекулянтов, кулачков и прочих дезорганизаторов рынка и политики цен» и судить в «особо срочном и не связанном формальностями порядке». И.В. Сталин считал, что «не проверять, а арестовывать надо», и в указанном порядке хватали, расстреливали и лишали свободы массы невиновных.

Многие женщины были арестованы только за то, что они были женами своих мужей. Можно привести сотню таких примеров. Осенью 1929 года был арестован Антон Стефанович Ненцинский, его отправили в ссылку в Красноярск. Осенью 1930 года его жена, Аделя Игнатьевна Ненцинская была депортирована в Красноярск, где оказалась вместе с мужем в ссылке.16 сентября 1933 года они были осуждены тройкой ПП ОГПУ Востсибкрая по статье 59-3 (как члены контрреволюционной повстанческой бандитской группы). Мужа Игнатович Александры Александровны арестовали 30 мая 1937 года. Вскоре 13 октября этого года была арестована сама Александра Александровна. Такая же участь постигла и Наталью Андреевну Микельсон. Ее мужа – Карла Петровича Микельсон забрали 16 июля 1937 года, отправили в Лефортово. Его осудили по 58 статье, за участие в террористической шпионско - диверсионной организацией, и в тот же день расстреляли.

В такую же ситуацию попала Роза Львовна Кагарлицкая. Её мужа А.С. Россова 10 августа 1937 года забрали. Его объявили троцкистом с 1923 года и «членом руководства правотроцкистской диверсионной террористической организации в НКПС». 8 февраля 1938 года он был осужден Военной коллегией ВС СССР с конфискацией имущества. Расстрелян 10 февраля 1938 года в Москве. Р.Л. Кагарлицкую забрали 28 февраля 1937 года, за «недонесение». Она сидела в Бутырской тюрьме, виновной себя не признавала, 16 февраля 1938 года она была осуждена «особым совещанием» на 8 лет. После осуждения отправили в Мордовию, в ТЕМЛАГ.

Был и такой случай. Анисью Константиновну Стяжкину забрали из дома 1 января 1941 года. За ней приехал следователь из УНКГБ, устроил обыск, но ничего не нашел. Увез А.К. Стяжкину в Шарыпово. Оттуда ее отправили в тюрьму, в Минусинск, потом арестовали по доносу. На работе, при свидетелях, она высказала пожелание: «Пусть бы Сталин поел тот хлеб, что дети наши едят!» Хлеб для колхозников пекли с разным мусором, включая щепки, после этого хлеба во рту оставались занозы.

Аресты очень разнообразны по форме. Ермолаева Евгения Васильевна жила в Подтесово, гадала перед рождеством и нагадала, что Сталин враг народа, при этом не была его противницей. Подруги проболтались, и Евгению Васильевну посадили в лагерь тут же, в Подтесово.

Число арестов было огромно. «В 1934 году главный военный прокурор РККА С. Орловский докладывал Ворошилову: «Люди брались под арест прямо-таки полками.… Нельзя так работать – когда с начало арестовывают, а затем разбираются, кто из них действительно преступник…»

Хотя для принятия решения об аресте пригодны только доказательства, в результате следственных действий, в ход шли и агентурные данные. Во множестве случаев арестовывали до возбуждения уголовного дела и предъявления обвинения.

Когда же права человека не более чем пустые слова, раздаются пути призывы к уничтожению репрессий. При этом забывается, что на пути пренебрежения прав человека можно лишь умножить преступность, что один полицейский начальник, злоупотребляющий властью, приносит больше вреда, чем сотня преступников.

Большинство репрессированных были вынуждены сознаваться в невероятных преступлениях, которые вменялись им в вину. А также давать показания, в которых они свидетельствовали против других людей.

Допрашиваемых уговаривали дать нужные показания. За это людям обещали сохранить жизнь и освободить. Тех, кто сопротивлялся, подвергали физическому и моральному воздействию. За отказ от дачи нужных показаний обвиняемых пытали, расстреливали, избивали в камерах, арестовывали и ссылали детей, родителей или других близких людей.

По распоряжению следователей в камеры агентов НКВД. Они должны были рассказывать другим арестованным истории о том, как малолетних детей выводили на расстрел вместе с родителями. В садистской атмосфере расстрелов и моральных пыток можно было поверить всему. Как не поверить, если 7 апреля 1935 года было принято постановление ЦИК и СНК СССР, по которому уголовной ответственности, вплоть до расстрела, подлежали дети, начиная с 12-летнего возраста.

Например, из рассказа К.М. Шалыгина «Верность столбовским традициям» видно отношение следователей НКВД к репрессированным женщинам.

«В центре кабинета на стуле сидит худенькая уже не молодая женщина. Только она попытается прикоснуться к спинке стула, получает удар и громкий окрик. Нельзя наклониться и вперед. Так она сидит несколько суток, день и ночь без сна. Мучители ее следователи НКВД, меняются, а она сидит, потеряв счет времени. Заставляют подписать протокол, в котором написано, что она состоит в правотроцкистской, японско-германской диверсионной контрреволюционной организации. Надя, так зовут женщину, не подписывает. Молодые следователи, развлекаясь, делают из бумаги рупоры, и с двух сторон кричат ей, прижав рупоры к ушам: «Давай показания, давай показания!» и мат, мат, мат. Они повредили Надежде барабанную перепонку, она оглохла на одно ухо. Протокол остается неподписанным. Чем еще подействовать на женщину, мать? Ах да дети. «Не дашь показания, арестуем детей». Эта угроза сломила ее, протокол подписан. Истязателем этого мало. «Называй, кого завербовало в контрреволюционную организацию». Но предавать друзей было не в ее правилах, больше от нее не получили никаких показаний. Заключенных избивали, подвергали физическим и нравственным пыткам. Угрожали подвергнуть репрессиям близких».

Так в Магаданской тюрьме произошел случай с Оксаной Николаевной Мельник. Любовница (или, вернее наложница) охранника подшивает ему штаны. Оксана Николаевна нелестно отозвалась об охраннике, а девушка все ему донесла. Тот на корчевке избил ее: пинал, бил по боку, прыгал по животу, отбил почки.

Допросы неизменно сопровождались угрозами расстрела и самых жестоких истязаниях с целью получения признания своей или чужой вины. Из воспоминаний Ванды Яновны Павляк (Лозовской). «Допросы устраивали больше ночью. Вызывали по несколько человек, а кого и по два раза за ночь. Некоторых держали на допросе по16-18 часов. Они возвращались в камеру с опухшими ногами, лица тоже были опухшими. Иногда их буквально невозможно было узнать.

Люди со слабыми нервами теряли разум. Помню, была Вера Васильевна, по фамилии Мамкина. Если не ошибаюсь, жена начальника красного речного пароходства. Она день и ночь колотила в дверь камеры, кричала: «Отдайте ребенка!» Ее из камеры выдергивали надзиратели, били, и избитую снова толкали в камеру. Результат – тихое помешательство. Залезала она под стол, и никакими силами невозможно было ее оттуда вытащить. Помешательство было очевидным, но тюремные врачи объявили это симуляцией. В последствии, в Туруханской ссылке, как за ней не следили, как не караулили, она сумела уйти. Потом нашли в тундре только клочки от её кожаного пальто, обувь, и часть её длинной, почти до пят, косы. Ещё была Комаровская, которая день и ночь кричала, звала своего сына Геночку. Эти крики наводили такой ужас, что женщины падали в обморок.

Я не помню не одной такой недели, чтобы кто-то не помешался умом. Несчастных куда-то уводили, и мы не знали, что с ними стало. Приходя с допросов, люди приносили какие-то новости. Так до нас дошли слухи, что многих мужей расстреляли. В камере стало ещё страшнее».

Одной из репрессированных женщин, живущих в городе Красноярске, является Барская Клавдия Сергеевна. Клавдия Сергеевна родилась в 1917 году. Незадолго до ареста она вышла замуж и родила дочь. Но мужа ее вскоре арестовали, по обвинению в измене родине. После ареста Клавдия Сергеевна его больше не видела.

Но несчастия ее продолжались. В 1938 году, вечером в 19.00 у ее дома остановился воронок. Ей сказали: «Вас вызывает начальник милиции…» С этими словами ее забрали, даже не дав оставить годовалого ребенка у соседки. Клавдию Сергеевну привели в КПЗ, где она просидела 3 дня, при этом ничего не знав о своем ребенке. Дочка Барской пролежала в своей кроватке целый день, пока соседка не сжалилась над ее криками. На свой страх и риск проникла в квартиру и забрала ребенка к себе.

Надзиратель КПЗ, где сидела Клавдия Сергеевна, сказал, что среди заключенных где-то в камерах есть ее муж, и предложил посмотреть. Барская согласилась, но позже об этом пожалела. И вот надзиратель повел ее по камерам. По словам Клавдии Сергеевны, это было ужасное зрелище, в одной камере были подвешены на цепи люди, избитые, измученные голодом. В других одиночных камерах сидели полусумасшедшие, которые просили о помощи. Счастье, что Клавдия Сергеевна не нашла там своего мужа.

После многочисленных допросов выдвинули приговор 31 июля 1938 года ОСО при НКВД СССР как ЧСИР. Ее приговорили к 3 годам лишения свободы. Барскую в этот вечер отправили под конвоем на пассажирский поезд. Поезд отправился в Караганду, где кроме огромного поля бараков ничего не было. Клавдия Сергеевна запомнила огромную вывеску перед въездом в лагерь «Кто не был, тот будет, кто был - не забудет». Эти годы и правда К.С. Барская запомнила на всю жизнь.

Ее привели в отдельную камеру, где было несколько трехъярусных нар, ее поселили на 3 этаж, так как самые старшие лежали на первых, а молодые на третьих. В этот же день ее отправили на тяжелые работы, где она познакомилась с бывшей секретаршей Молотова, которая имела свое место в лагере. Видя то, как Барской тяжело было работать, она устроила ее в бухгалтерию. Там Клавдия Сергеевна все годы своего заключения. Хуже всего надзиратели относились к политическим заключенным, поэтому им было труднее всех

Один раз в месяц устраивали банный день. Так как Барскую забрали без вещей, у нее не было мыла и мочалки. Но в лагере к друг другу относились по-родственному и всем делились.

Больше всего Клавдия Сергеевна боялась, что у нее заведутся вши. По приезду в лагерь у Барской были длинные волосы, и она не хотела их обрезать. Так как баня была один раз в месяц, и расчесок нормальных не было, за волосами ухаживать было сложно. Но заключенные пытались с этой проблемой справиться. Они брали палки и рассекали их на несколько частей. И это называлось расческой.

Из воспоминания Клавдии Сергеевны поразили лагерные больницы. Одна из заключенных на пилораме порезала себе руку. Ее тут же увезли в больницу. На руку ей наложили шесть швов. Эта операция проводилась на холодном полу, в антисанитарных условиях.

Заключенные работали по двенадцать часов в сутки, и из-за этого много болели. За их тяжелый труд выдавали триста граммов хлеба и кружку воды, поэтому приходилось голодать. Оказавшись на свободе, Барская долгое время не могла устроиться на работу, так как была судимость. Но через некоторое время ей удалось найти работу. Но Клавдия Сергеевна никого не винила и не на кого не держала зла за то, что ей пришлось пережить.

Женщинам не возможно было жить в этих бесчеловечных условиях, они могли только существовать. Из женских воспоминаний, понимаешь, что им труднее, чем мужчинам пережить заключение, так как женщины еще при аресте душевно ранены.

В лагере женщине тяжелее, начиная с лагерной нечистоты. Одна из заключенных (Н.И. Суровлева), предвидя нечистоту в камере, оттачивала алюминиевую ложку для того чтобы обрезать косы, чтоб вши не завелись. В общем бараке невозможно ощутить себя чистой, достать теплую воду почти невозможно, иногда и никакой не достать: на 1-ом лагпункте зимой нельзя даже умыться, только мерзлую воду давали, которую даже растопить негде. Ничего нельзя достать законным путем, ни марли, ни тряпки.

Когда заключенных привозят в лагерь, их отправляют в баню. В лагерной бане разглядывают раздетых женщин как товар. Будет ли вода в бане или нет, но осмотр на вшивость обязателен. Затем мужчины становились по сторонам узкого коридора, а новоприбывших женщин пускали по этому коридору голыми, да не сразу всех, а по одной. Потом между мужчинами – работниками лагеря решалось, кто кого берёт. (По статистике 20-годов в лагере сидело в заключении одна женщина на шесть-семь мужчин) .

В 1930 году был случай: в жаркий день триста женщин просили конвой разрешить им искупаться в обводненном овраге. Конвой не разрешил. Тогда женщины с единодушием все разделись донага, и легли загорать возле самой магистрали, на виду у проходящих поездов. Пока шли поезда, конвой подавал команду одеться, но они не поддавались командам. Тогда пригрозили расстрелом, деваться было некуда.

Множество воспоминания доказывают, что женщине намного труднее не только в психическом плане, но и в бытовом. Воспоминания Рудь Людмилы Петровны этому доказательство. 5 ноября Рудь Л.П. была арестована. Хорошо, что при аресте на ней было зимнее пальто, маленькая шапочка, резиновые ботинки. В этом она ходила и спала. А спала на полу в углу под нарами.

«Камера была большая, по стенам стояли топчаны, а середина была пустая, это днём, а на ночь середину застилали, и никому не было места, спали под нарами, но днём вылезали и сидели на нарах. Когда ночью выходили на допрос, приходилось перешагивать через людей. И кто уже стал просыпаться, ждали, и если приходили обратно, с облегчением вздыхали и успокаивались.

Подъём был в 6 часов утра. Надзиратель отправлял заключенных по 5 человек в туалет. Хочешь, не хочешь, но идти надо, так как второй раз разрешали ходить только вечером. Потом приносили кипяток и 400 гр. хлеба, в обед давали баланду: мутная вода, да попадался в ней картофель с очистками, на ужин опять кипяток, и всё. Сахар выдавался один раз в год, а вот соли хватало, её не жалели. У многих заключенных были деньги, делали список и закупали».  Но вскоре случился суд, в котором оказалось обвинение Рудь ошибкой, которая запомнилась на всю жизнь.

Женщины, сидя в лагере, выполняли тяжелую работу, жили в нечеловеческих условиях и при этом они пытались любыми способами сохранить в себе женщину. Оксана Николаевна Мельник была очень непоседливая. Находясь в тюрьме, она стащила карандаш и накрасила губы, за что была наказана. В Мордовском лагере, где пребывала Оксана Николаевна, были швейные фабрики. Шили пальто для МПС, бушлаты, телогрейки, легкие платья и т. д. Смена была с 7 до 7, дневная и ночная. Работать было тяжело, иногда не было сил идти в столовую. Оксана Николаевна была отправлена в Магадан, за то что «высовывалась». Например, была хорошей мотористкой, выполняла норму на 210%. Ей сказали: «Враг работает хорошо, чтобы замаскировать себя».

В лагере старательно разрывали контакты: перемешивали, разбрасывали людей, если живешь в одном лагере, то в другой не пропускали. Особенно доставалось верующим, так как охранники разгоняли молитвы. На пасху выдавали торт – хлеб, посыпанный сахаром и кофеем в шахматном порядке.

В Магадане Мельник О.Н. жила в японских бараках, где было много клопов. Работали в каменном карьере. Воду привозили в бочках. Сначала мыли на стройке, а если вода оставалась, то умывались. Бараки отапливали сами, корчевали пни для отопления. Конвой командовал, кому какой пень тащить. В лагере Мельник О.Н. читала книги, учила русский язык.

Десять лет у них не было ни картошки, ни молока, ни жира, ни сливочного масла, мучное давали только по праздникам. Утром давали 700 гр. хлеба, также перловку. Еду собирали по помойкам, иногда подкармливали плотники из бригады. Баня была раз в месяц, до неё было 4 км.

Подводя итоги, можно сказать, что тяжелым наследием прошлого явились массовые репрессии, которые совершались сталинским руководством от имени партии. Начатые с середины 20-х годов репрессии продолжались с жесточайшей последовательностью несколько десятилетий. Тысячи людей были подвергнуты моральным и физическим истязаниям, многие из них истреблены. Жизнь их семей и близких была превращена в беспросветную полосу унижений и страданий. Массовые репрессии осуществлялись большей частью путем внесудебных расправ через так называемые особые совещания, коллегии, «тройки» и «двойки». Однако и в судах попирались элементарные нормы судопроизводства.

Восстановление справедливости, начатое XX съездом КПСС, велось непоследовательно и, по существу, прекратилось во второй половине 60-х годов.

Можно сделать вывод, что зачастую женщины не имели никакого отношения к политической жизни страны, но поплатились своей судьбой. Исследуя судьбы репрессированных женщин, следует отметить, что они обладали большим мужеством, выносливостью и храбростью.

Список источников и литературы

1.        Источники

1.1.        Адамова-Слиозберг, О. Л. Путь: Воспоминания/ О.Л. Адамова-Слиозберг.  –  М. : Возвращение, 1993., - 254 с.

1.2.        Гинзбург, Е. С. Крутой маршрут : Воспоминания, очерки/ Е.С. Гинзбург. – Рига : Курсив, 1989., – Т. 1 – 358 с.

1.3.        Неизвестная Россия. XX век: Архивы, письма, мемуары/ под ред. В.А. Козлова. — М., 1992., - 523 с.

1.4.        Солженицын, А.И. Архипелаг ГУЛАГ/ А.И. Солженицын. – М., 1989., - в 3 т.

1.5.        Театр ГУЛАГа: Воспоминания, очерки/ под ред. М.М. Кораллова – М., 1995., - 356 с.

2.        Интернет ресурсы

2.1.        Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы// Сахоровский центр: URL: http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=list&letter=2. (Дата обращения: 9.04.2016)