Содержание:

Введение        

Князь Владимир – правитель-реформатор        

Владимир Святой: язычник-Креститель-христианин        

Роль князя Владимира в формировании духовно-культурного единения Русской земли        

Заключение        

Список использованной литературы        

Введение

В 988 г. великий князь киевский Владимир Красное Солнышко, его дети, дружина, тысячи жителей столицы Древнерусского государства – города Киева были крещены в водах Днепра византийскими митрополитом и священниками. Эта дата, отмеченная в древнейшей русской летописи «Повести временных лет» считается годом принятия Русью христианства.

Крещение Руси – одно из важнейших культурных событий в истории Древней Руси. Распространяются достигшие высокого развития в Византии живопись и архитектура, а также письменность и письменная литература.

Введение христианства как единой государственной идеологии способствовало сплачиванию территории и укреплению Древнерусского государства. Была создана централизованная организация священнослужителей.

Единство религии с религиями древних стран Европы делало Древнерусское государство частью мирового христианского общества.

Крещение Руси знаменовало собой масштабный цивилизационный поворот в историческом пути русского государства. Значимость этого события нашей истории, несмотря на множество «пробелов» и спорных вопросов, не вызывает разногласий в обществе. Именно через призму главного события эпохи оценивается и роль князя Владимира Святославича.

Величие и мощь Православия последующих эпох наши современники невольно переносят на конец X века – время правления Крестителя Руси. Однако формальный отказ от язычества еще долгие десятилетия не давал осязаемых результатов. Плоды Владимирова выбора пожинал отнюдь не он, а его потомки. Предается забвению тот факт, что выбор веры привел к грандиозной личной драме князя и большим политическим неурядицам в его стране. Однако именно это обстоятельство, как ни странно, заставляет с еще большим уважением отнестись к правителю, проявившему политическую и человеческую твердость в проведении выбранной им линии

Тема нашего исследования «Роль князя Владимира в становлении духовности на Руси». На наш взгляд, обращение к данной теме есть выражение интереса современного российского общества к своим историческим истокам и культурному наследию.

Предметом исследования выступает социально-политическое развитие государства Русь во время правления князя Владимира.

Объект исследования – духовное единение народа Руси при реформах князя Владимира.

Цель работы: охарактеризовать роль князя Владимира в становлении духовности на Руси.

Цель исследования обусловила соответствующие задачи:

- оценить деятельность князя Владимира как правителя-реформатора;

- выделить события и личности, связанные с князем Владимиром, получившие наибольшее отражение в истории Руси;

- проследить развитие тенденции преобразования религиозной сферы от язычества до христианства;

- охарактеризовать роль князя Владимира в формировании духовно-культурного единения Русской земли.

Методологическая основа работы: в основу был положен проблемно-хронологический принцип, который даёт возможность изучить степень отражения деятельности князя Владимира в истории Отечества.

В процессе работы использовались различные виды источников. Данный подход обусловлен стремлением изучить проблему во всей многогранности.

Князь Владимир – правитель-реформатор

Уходя вторично за Дунай, Святослав оставил княжить в Киеве своего старшего сына Ярополка, а второму сыну, Олегу, отдал Древлянскую землю. Попросили себе князя и новгородцы: присутствие князя в городе делало их полноправными в русском государстве, ставило в равное положение с Киевом и Древлянской землей. Ярополк и Олег отказались княжить на далёком севере. Тогда дружинник Добрыня посоветовал новгородцам попросить на княжение третьего сына Святослава – Владимира, родившегося от ключницы княгини Ольги Малуши. Управляющий хозяйством в Древней Руси, ключник, уже по своей должности становился невольником, поэтому прозвище «робичич», сын рабыни, горящим клеймом сопровождало Владимира в течение всей его жизни. Добрыня сыграл особую роль в судьбе будущего крестителя Руси^[1]. Летописец назвал его «дядей» Владимира. Теперь нам трудно разобраться, являлся ли он кровным родственником молодого княжича или же был наставником и воспитателем Владимира. Такие «дядьки наставники из числа старших дружинников (бояр) опекали всех княжеских детей. В любом случае, достоверно известно, что Добрыня имел большое влияние на княжича.

Вскоре после гибели Святослава произошло трагическое событие: Лют, сын Свенельда, сподвижника Святослава и воеводы Ярополка, во время охоты на древлянской земле был убит князем Олегом (существует версия, что князь Игорь незадолго до смерти вручил Свенельду «древлянскую дань»; охотиться на зверя имел право лишь князь, таким образом, поступок молодого Свенельдича был символичен – он предъявлял права на древлянскую землю, тем самым, бросая вызов Олегу). Обычай кровной мести требовал отмщения. Свенельд склонил к войне князя Ярополка, и между братьями началась усобица. В столкновении у Овруча дружина Ярополка обратила в бегство полк Олега Древлянского.

Спасаясь, побежденные устремились к воротам крепости. На узком мосту через ров произошла давка, перила не выдержали и обломились. Многие беглецы упали в ров. Среди несчастных оказался и средний Святославич. Когда нашли его тело, «Ярополк подошел и заплакал над ним и пенял Свенельду: «Смотри на исполнение твоего желания». Узнав о гибели Олега, юный Владимир, опасаясь за свою жизнь, бежал в сопровождении Добрыни «за море» к варягам. Ярополк остался единственным князем Руси.

Однако через три года Владимир вернулся с наёмными варяжскими дружинами и двинулся на Киев.

В начавшейся войне оба брата стремились приобрести сильного союзника. Им мог стать правивший в Полоцке, важном стратегически пункте на пути из Новгорода в Смоленск, князь Рогволод, явившийся, по словам летописца, «из-за моря» (имел ли он отношение к потомкам Рюрика, не известно; возможно, полоцкий Рогволод был представителем «альтернативной» рюриковичам династии «от рода Русского»).

И Ярополк, и Владимир посватались к дочери Рогволода Рогнеде. Та выбрала Ярополка, презрительно обронив по адресу Владимира: «Не хочу розути робичича» (по древнерусскому обычаю, после свадьбы жена должна была снять с мужа обувь в знак покорности)^[2].

Согласно неписаным законам эпохи, вождь не мог оставить без отмщения подобное оскорбление. Узнав о надменном ответе, Владимир напал на Полоцк. Добрыня был оскорблен насмешкой Рогнеды не меньше Владимира. Его месть была жестокой и изощренной.

Насмехавшиеся над рабским происхождением Владимира Рогволод с гордой дочерью и всей семьей оказались в плену у Добрыни, то есть стали его рабами. Владимир принял решение: Рогволод и вся его семья были убиты, а Рогнеда принуждена выйти за него замуж. В непримиримом соперничестве с Ярополком Владимир стремился выиграть у старшего брата во всем.

Когда Владимир овладел Киевом, Ярополк бежал из города и укрылся в городе Родне на границе русских и печенежских земель. Подкупив воеводу Блуда, главного советника Ярополка, Владимир заманил старшего брата в свой терем в Киеве. Когда тот вошел в покои, Блуд, следовавший за Ярополком, быстро закрыл двери, а двое дружинников, стоявшие в дверях, пронзили князя мечами. Так решительно и жестоко проложил Владимир дорогу к престолу своего отца.

Новый князь (а ему в пору начала княжения в Киеве было около 16 лет), в отличие от своего отца, искавшего счастья в дальних длительных походах, сосредоточил свое внимание на внутренних проблемах русских земель. Проведя детство в тереме княгини Ольги, он многое перенял от своей бабки.

Конечно, и Владимир совершил целый ряд успешных походов на ляхов (поляков), ятвягов (в Пруссии) и булгар. Но это были кратковременные экспедиции в сопредельные с Русью земли, обычно сопровождавшиеся реальными территориальными или материальными приобретениями. Подчинялись соседние славянские племена, был установлен контроль над Галицкой Русью и торговыми путями по Неману и Пруту.

Молодой правитель продолжил начатое Вещим Олегом подчинение Киеву отдельных славянских племен. В 981–984 годах он окончательно покорил радимичей и вятичей^[3]. Эти огромные по своей численности и территории расселения племенные союзы, платившие ранее дань хазарам, были последними, до которых дошли пути князей Олега и Святослава, и именно их приведение к воле киевского князя оказалось самым тяжелым и длительным.

Однако главной заботой князя являлась организация обороны против печенегов.

Будучи малым ребенком, Владимир оказался вместе с братьями и престарелой бабкой Ольгой в Киеве во время осады города печенегами. Он хорошо запомнил страх, который испытали в отсутствие князя Святослава все жители города. Став Киевским князем, Владимир не уставал отбивать следовавшие один за другим печенежские набеги. Постоянные нападения требовали установления прочного заслона против степняков. «Не хорошо, – говорил Владимир, по свидетельству русской летописи, – что мало городов около Киева. И начал ставить города». Вскоре была сооружена целая система крепостей «градов», соединенных многокилометровыми валами и насыпями по рекам Десна, Осетр, Трубеж, Сула и Стугна. Князь сумел превратить организацию оборонительных линий от степняков в общегосударственное дело, призванное сплотить еще достаточно разрозненные восточнославянские племена в единый народ. Возведенные крепости заселялись не только местным населением из приграничных районов, но и «лучшими людьми» из далеких северных племен, которых мало затрагивали печенежские набеги. Это стало основополагающим принципом геополитической политики князя Владимира, не делавшего различий между полянами, древлянами и прочими племенами.

Об этих переселенцах, составивших население «богатырских застав», народ слагал песни и былины. Именно тогда в устном народном творчестве появились образы Святогора, Ильи Муромца, Алеши Поповича, Добрыни, без устали боровшихся с врагами, которыми выступали то Соловей-разбойник, то Змей Горыныч, то Идолище Поганое, то Тугарин Змеевич^[4]. Наряду с богатырями, народные сказания воспели и самого «ласкового князя Владимира». В былинах он предстает перед нами в образе щедрого и доброго князя, прозванного «Красное Солнышко».

Владимир Святой: язычник-Креститель-христианин

Дошедшие до нас сведения о Владимире рисуют образ реалиста-прагматика. Большинство его решений продиктованы политической необходимостью. Видимо, вполне практические цели лежали в основе религиозной политики Владимира.

Несмотря на общие корни религиозных представлений всех восточных славян, у отдельных племён они во многом различались. Существовали очень серьёзные региональные и племенные особенности обрядов и культов. Владимир, стремясь к интеграции обособленных славянских, балтских и финноугорских племенных групп, населявших его обширную державу, попробовал нивелировать религиозные разногласия тем же методом, который был использован при создании пограничных крепостей. Он решил устроить в Киеве, столице русских земель, пантеон, в котором должны были найти свое место все основные боги, почитавшиеся подданными ему племенами. Этот шаг должен был превратить Киев в духовную столицу Руси.

По приказу Владимира, на холме у княжеского дворца в Киеве были поставлены идолы Перуна, Дажьбога, Стрибога, Симаргла, Хорса и Мокоши. Перун выделялся серебряной головой и золотыми усами^[5]. Идолы были установлены не только в Киеве, но и в других городах, в том числе Новгороде.

Укрепить язычество пантеоном главных богов, как в античной Греции, не удалось.

Славянские языческие представления не были похожи на греческие. Верховный бог не воспринимался повелителем и царем богов, как это было у греков с Зевсом. Если дружинник чтил, прежде всего, громовержца Перуна, то кузнец – повелителя огня Сварога, купец – Велеса и т.д. Новенькие, блестящие золотой и серебряной отделкой киевские идолы не могли заменить неказистых, потемневших от времени, намоленных поколениями предков каменных и деревянных истуканов. Слишком трудно было заставить по-новому верить в старых богов.

Проводя свою языческую реформу, Владимир пытался решить вполне конкретную и назревшую политическую проблему. Он правильно сформулировал ее для себя, однако метод, предложенный для ее разрешения, оказался неверным. Реформа не дала ощутимых плодов. Славяне, как и раньше, продолжали поклоняться своим идолам, ведь для них язычество было не просто верой в сверхъестественные силы, – это была тысячелетняя традиция, несущая в себе опыт жизни и сосуществования вместе с природой.

Кроме того, настораживал выбор богов в пантеон – там были представлены боги, особо почитавшиеся в городской и дружинной среде. Не удивительно, что земледельцы, составлявшие основное население Киевской Руси, враждебно отнеслись к этому новшеству. По-видимому, этим и объясняется отказ Владимира от язычества и интерес к принципиально новой религии – единобожию.

Владимир обратился к опыту соседних государств, во многих из которых государственной религией являлось единобожие (хазары были обращены в иудаизм около 865 года; волжские булгары приняли ислам в 922 году; в период между 942 и 968 годами были обращены в христианство многие племена балтийских славян; в 960 году был крещен польский князь Миешко, в 974 году – датский король Гарольд Блотанд; в 976 году – Олаф Тригвассон, будущий король Норвегии; в 985 году – герцог Геза Венгерский). Вера в единого бога прочнее сплачивала государство и возвышала роль верховного правителя^[6].

Среди всех возможных вариантов единобожия было отдано предпочтение христианству. На этот выбор повлияло несколько обстоятельств. Во-первых, крупнейшей христианской державой являлась в то время Византия – главный торговый партнер Руси, с которым киевские князья были связаны союзническими обязательствами^[7]. Во-вторых, именно христианство исповедовали соседи Киевской Руси, родственные им южные и западные славяне. Наконец, христианские общины уже имелись в русских землях: в Киеве действовала церковь Ильи Пророка, христианами были и близкие родственники Владимира – его бабка княгиня Ольга и брат Ярополк.

Владимир с дружиной принял крещение по православному обряду. Летописец связывает это событие с захватом русским войском Корсуни и женитьбой киевского князя на порфироносной греческой принцессе Анне. Однако автор летописного рассказа, излагая данную версию крещения Владимира, упоминает и о существовании других мнений: «Несведующие же говорят, будто крестился Владимир в Киеве, иные же говорят – в Василеве, а другие и иначе скажут». Эта обмолвка летописца указывает на попытку различных христианских общин после крещения по-разному представить это событие и перенести место его действия туда, где были особенно сильны позиции той или иной христианской общины. (Само христианство в X веке не было однородным, существовали многочисленные варианты этого вероисповедания, многие из которых признавались официальной церковью еретическими. Именно в это время активно назревал раскол между греческой и римской церквями, вылившийся в XI веке в разделение церквей на католическую и православную. В Восточной Европе активно действовали ирландские и арианские проповедники. Не удивительно, что в «Повести временных лет» в рассказе о крещении Владимира обнаружены арианские формулировки.) Спорной остается даже сама дата крещения князя Владимира, но традиционно это событие датируется 988 годом.

С крещения князя Владимира и его дружины начался длительный многовековой процесс христианизации Руси. Князь начал с уничтожения языческих идолов в Киеве.

Все они были повергнуты, сожжены или изрублены на куски, а изображение Перуна сбросили с высокого берега в Днепр.

После разгрома идолов греческие священники, пришедшие с князем из Корсуни, приступили к крещению киевлян. Подобно Иоанну Крестителю, крестившему древних иудеев в водах реки Иордан, Владимир предложил киевлянам креститься в притоке Днепра – речке Почайне. Вслед за крещением семьи князя и киевлян начался тяжелый и порой драматичный процесс обращения в христианство остальных жителей Киевской Руси.

Поразительно, как различается описание крещения славян в различных древнерусских центрах. Если в Киеве мы видим воодушевление и энтузиазм населения, с видимым удовольствием, порубивших и сплавивших по Днепру чуждых им идолов, то совсем иную картину наблюдаем несколькими годами позже в Новгороде. В дошедших до нас исторических источниках повествуется, как болезненно восприняли надругательство над священными для них идолами новгородцы и как они крестились буквально под угрозой смерти. Когда Добрыня и другой воевода Владимира, Путята, явились в Новгород, собираясь крестить его жителей, те встретили их с оружием в руках, заявляя: «Лучше нам помрети, неже боги наша дати на поругание». Заставить упорных язычников покориться удалось лишь тогда, когда киевская рать подожгла несколько домов, грозя превратить весь деревянный город в огромный костёр. Новгородцы запросили мира. Добрыня сокрушил языческих идолов и заставил новгородцев креститься в Волхове.

Сопротивлявшихся волокли к реке силой. Память о насильственном крещении новгородцев сохранилась в поговорке: «Путята крести мечом, а Добрыня огнём».

Большинство горожан в Киевской Руси было крещено на протяжении княжения Владимира, но язычников ещё немало оставалось на Руси^[8]. Повсеместно новообращённые возвращалась к языческим обрядам сразу после ухода княжеской рати из их местности. Особенно долго язычество удерживалось на северо-востоке: Ростово-Суздальская и Муромская земли были обращены в христианство лишь в середине XI в.

Очевидно, что невозможно изменить мировоззрение человека, а, тем более, целого человеческого общества за год. Процесс срастания новой религии с традиционными представлениями славян продолжался несколько столетий, и надо отдать должное верности выбора князя Владимира: христианство в его православном варианте оказалось именно той религией, которая проявила наибольшую терпимость и готовность к сотрудничеству со старыми представлениями. Православие стало верой, которая сумела подняться над старинными племенными обычаями, и, не требуя искоренения всего, что было дорого сердцу славянина-земледельца, наложилась на славянское язычество и включила наиболее существенные праздники в свой церковный обиход. Таковы, например, праздник ухода зимы – масленица, приуроченный к началу Великого поста; праздник наступления лета теперь праздновали как Троицу; Святки приходились на Рождественские праздники и т.д. Функции многих языческих божеств были перенесены на многочисленных христианских святых: Перун – Илья Пророк, Купала – Иоанн Креститель, в данном случае произошло даже «сдвоение» имени: Иван Купала. До сих пор живет в русском народе вера в разные суеверия, от черных кошек и черных глаз, до леших, домовых и русалок.

Принятие христианства знаменовало собой завершение процесса становления государственности на Руси. Новая религия способствовала укреплению государственной власти. Отныне все общегосударственные мероприятия освящались авторитетом церкви. На службах в храмах каждодневно молились за здоровье правителя – великого князя, ибо по канонам христианства всякая существующая власть происходит от Бога. Таким образом, православие способствовало сглаживанию и социальных противоречий в обществе.

Благодаря Крещению Русь приобщилась к православной культуре: стали развиваться каменная архитектура, живопись, произошел всплеск в развитии ювелирного мастерства русских умельцев^[9]. Начальный импульс развитию всех этих культурных отраслей дали потребности церкви и православного богослужения. Величайшим приобретением, пришедшим на русские земли вместе с христианством, стала славянская письменность, созданная в IX веке Кириллом (Константином) и Мефодием на основе греческой азбуки и названная кириллицей. Христианская религия, в отличие от устного языческого предания, основана на письменном слове. Потребовалось создание условий для подготовки собственных книжников. Владимир открыл училища, в которые собрал (не всегда добровольно) множество отроков. Поначалу матери, отдавая своих сыновей в учение, «плакали о них как о мертвых». Но уже в XI столетии письменность и грамотность перестали быть непонятной диковинкой.

Уже вскоре после Крещения была построена первая каменная церковь на Руси во имя Успения Пресвятой Богородицы. Христианские храмы существовали в Киеве и раньше, например, церковь Ильи Пророка. Однако новая соборная церковь стала главным храмом Русской земли^[10]. В ней была и усыпальница киевских князей. По примеру Византийских императоров, Владимир одарил Церковь во имя Пресвятой Богородицы десятой частью всех княжеских доходов (священная мера Ветхого Завета), отчего и стала именоваться она Десятинной.

Десятинная церковь – «храм на крови». Она поставлена в соответствии с древней традицией на могилах святых. По преданию, киевский храм возвели на том месте, где язычники в 983 г. убили варягов-христиан Иоанна и Феодора. Отец и сын – мученики, ставшие кровавой жертвой языческим божествам – стали первыми почитаемыми русскими святыми (позже Десятинная церковь стала княжеской усыпальницей: в ней были похоронены Владимир с Анной, сюда были перенесены из Вышгорода останки княгини Ольги, а в 1044 Ярослав Мудрый похоронил в церкви останки посмертно «крещённых» Ярополка и Олега Древлянского).

Владимир поручил храм корсунскому духовенству во главе с Анастасом Корсунянином и, вероятно, строили его тоже корсунские мастера. Храм вместе со многими церков ными святынями, древнейшими иконами и книгами был безвозвратно утрачен при разрушении Киева войсками Батыя в 1240 г.

Владимир начал приведение в соответствие с основными христианскими нормами и русские правовые обычаи. Был введен церковный устав, а также элементы византийского гражданского права. Правда, распространенные в Византии жестокости уголовного законодательства – смертную казнь и членовредительные наказания – Владимиру пришлось отменить в пользу традиционных для Руси денежных штрафов – вир.

Еще одним проявлением нового государственно-политического самосознания Владимира Святославича стала чеканка в Киеве золотой и серебряной монеты. Едва ли выпуск первых древнерусских монет преследовал собственно экономические цели. В IX-X вв. на Руси в большом количестве ходила серебряная арабская монета – дирхем. Златники и сребреники Владимира выпускались небольшими тиражами из металла невысокой пробы. Это говорит скорее о политическом значении собственной монетной чеканки, наличие которой являлось элементом международного престижа. Если по весу она ориентировалась на привычный для Руси арабский дирхем, то по внешнему оформлению воспроизводила современные византийские образцы – золотые номисмы и серебряные милиарисии императоров Василия II и Константина VIII. Так же как на византийских монетах, где помещались изображения Христа и императора, на одной из сторон и золотников, и серебреников Владимира Святославича имелось изображение киевского князя в торжественном облачении (в венце с характерными византийскими подвесками по бокам, в плаще с застежкой-фибулой под подбородком и с крестом в руке), на обороте – на более ранних монетах образ Спасителя, а на более поздних – изображение княжеского родового знака в виде стилизованного трезубца (или сокола).

Владимир Святославич на монетах был представлен в рост сидящим на княжеском троне, что подчеркивалось и надписью: «Владимиръ на столе». Это редчайший в российской истории прижизненный портрет князя. Из портретных черт Владимира Святославича обращают на себя внимание массивный подбородок и длинные отвислые усы.

На политической карте Европы уже к началу XI столетия возникло большое и могущественное христианское государство. Вчерашняя варварская держава вошла в содружество христианских народов, что проявилось в многочисленных династических браках, которые стали заключать русские князья в XI веке с христианскими королевскими домами Западной Европы.

Принятие христианства вело к значительному смягчению царивших на Руси нравов. Церковь категорически запрещала человеческие жертвоприношения, ритуальные убийства жён и рабов на тризнах, упорно боролась против работорговли.

С христианской моралью пришло единобрачие и осуждение прелюбодейства. Князь Владимир старался соответствовать этим новым нормам. Источники сообщают, что он обуздал свою страсть к женскому полу, строил церкви, щедро раздавал милостыню.

Позднейшие книжники сумели оправдать ранние грехи Крестителя: «Был он женолюбец как и Соломон», вот только Соломон – «мудр был, а погиб, Владимир же грешен был, а обрел спасение». Летописец подвел итог описанию деяний князя словами: «Где умножился грех, там изобилует благодать, если прежде в невежестве согрешил, впоследствии же рассыпался покаяньем и милостынями».

Все это так, но все главная загадка истории Владимира Крестителя остались за пределами официального летописного рассказа. Летопись вообще не упоминает о Владимире с 996 по 1012 год. А ведь она не рассказала о самом существенном: как принятие христианства отразилось на политических и родовых взаимоотношениях внутри правящего дома? Если Святополк – старший из его сыновей по языческим нормам был сыном того, кто являлся мужем его матери, то по христианской заповеди – он сын своего отца.

Выходит, что возмужавший Святополк уже осознавал себя сыном старшего среди святославичей Ярополка. Соответственно он имел не меньше прав на Киевский престол, чем его незаконнорожденный отчим.

Конфликт Владимира со Святополком стал явным для всех и принял международный характер, поскольку Святополка, княжившего в то время в Турове, поддержал его тесть польский князь Болеслав. Польский же епископ Рейнберн – духовник супруги Святополка – стал его ближайшим советником. Владимир посадил Святополка в темницу, где его пасынок просидел до самой смерти отчима.

Другой возникший в связи с принятием христианства вопрос состоял в том, что из пяти жен Владимира лишь одну следовало считать законной, а соответственно, лишь сыновья этой супруги могли претендовать на наследование власти. Повесть временных лет сообщает нам о 12 сыновьях Владимира. В конце его правления все они были размещены по основным славянским центрам от Новгорода до Тмуторокани. По-видимому, Владимир рассчитывал воспользоваться византийским династическим правилом, по которому император при жизни определяет себе наследника. Выбор Владимира пал на одного из младших сыновей Бориса, являвшегося по материнской линии родственником болгарских царей. Но по Закону Русскому владения отца после смерти подлежали разделу между всеми его наследниками. Поэтому замысел Владимира не встретил понимания у его многочисленных отпрысков. Кто-то рассчитывал вмешаться в борьбу за Киевский стол, а кто-то предпочел довольствоваться малым и отделиться от отцовской державы с той землей, которая уже находилась под их управлением.

Так поступил Ярослав, сын униженной Владимиром Рогнеды. Он перестал уплачивать, установленную дань в Киев, чем вызвал небывалую ярость уже больного к тому времени отца. Владимир стал готовить военный поход на Ярослава, осуществлению которого помешала лишь смерть Крестителя.

Последние годы жизни Владимир жил в своей резиденции Берестове под Киевом постоянно ожидая мятежа со стороны кого-нибудь из своих отпрысков. Возможно, он искренне сожалел о прежде совершенном братоубийстве, но теперь, под занавес жизни мог стать сыноубийцей, собирая воинов в поход на Новгород и мятежного Ярослава. Этим планам не суждено было осуществиться. Владимир умер там же в Берестове 15 июля 1015 года.

Князь, похоже, не оставил политического завещания. И не потому, что не успел. В его распоряжении не было очевидного принципа, по которому можно было бы разделить власть в Русской земле. Принцип майората (наследование по старшинству в роде) еще не сложился.

Сам Владимир не мог его ввести, потому что пришел к власти, не будучи старшим в роде. К тому же его приемный, но старший по возрасту сын Святополк был родным отпрыском действительно старшего Святославича – Ярополка. Невозможно было выстроить и четкую возрастную иерархию сыновей: рожденные от пяти жен, они либо не знали, либо не хотели признавать старшинства братьев от другой матери. Все это отчетливо проявилось в усобицах, последовавших вслед за смертью Владимира.

Смерть Крестителя удалось скрыть на некоторое время. Приверженцы Святополка не оповестив никого о кончине Владимира, ночью совершили ритуал выноса тела через пролом в полу, положили на сани и отвезли в Десятинную церковь (по древним представлениям покойников выносили из дома, где они умерли, разбирая часть стены, крыши или пола, а к месту погребения в любое время года отвозили на санях). Лишь после того как Святополк освободился из темницы и взял под свой контроль стольный Киев, о смерти Владимира стало известно.

Владимира собрались оплакивать все киевляне. Узнав о его смерти «люди сошлись без числа и плакали о нем, бояре как о заступнике земли, бедные же как о своем заступнике и кормильце». Смерть умиротворяет память. Уже свидетели кончины Владимира благодарили своего князя за его дела возвеличившие страну, прославившие столицу.

Своим раскаянием, нищелюбием и милостыней в глазах соотечественников он вполне искупил грехи своей языческой жизни и оставил добрую память.

Роль князя Владимира в формировании духовно-культурного единения Русской земли

С принятием христианства Русская земля осознавалась как «новая» и населяли ее, естественно, «новые люди». Князь Владимир в молитве, произнесенной при крещении, воскликнул: «Христе Боже, створивший небо и землю! Призри на новые люди сия, и дажъ имъ, господи, увидити тобе ...Благословенъ господь Иисус Христос, иже възлюби новыя люди, Русскую землю, и просвъти ю крещеньем» ^[11]. В середине XI в. этот мотив звучит у Илариона в «Слове о законе и благодати», у Иакова Мниха в «Памете и похвале князю Володимеру», в «Житии святых мучеников Бориса и Глеба». Определение «новый» имеет двоякий смысл. Один употребляется по отношению к народам и землям, принявшим Новый Завет и ставшим христианами: «Тако глаголетъ Господь», – говорится в речи Философа-грека. Второй смысл используется по отношению к русским людям, воспринявшим христианское  учение, «поскольку они являются новыми христианами последнего времени» ^[12]. Нестор в прологе к «Чтению с житии и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба» (конец XI в.) называет ново крещенный русский народ «работниками одиннадцатого часа», имея ввиду то состояние ума и души, с которым трудились первые русские христиане на ниве евангельского пути. В первые века своего христианства Русь стремилась выдержать ставку буквального следования заповедям Христа, что привело в середине XI века к духовному конфликту с Византией. За шестьсот лет официального христианства здесь научились примирять непреклонное «требование соблюдать заповеди Бога» («акривия») с умением поступиться ими «если это целесообразно в видах спасения ближнего или интересов правой веры» ^[13] и собственного вселенского государства («икономия»). Русь сумела осмыслить нестандартную ситуацию и выразила точно обоснованную позицию, которая составила «нравственные императивы русской жизни» (В.Н.Топоров) и в последующем развитии русского самосознания определила основания «Русской идеи».

С 40-х годов XI в. до начала ХIII в. в образно-литературной форме были сформулированы три смысловые аспекта этой идеи-концепции:

1) Единство «всей Земли русской», что наиболее полно было высказано в «Повести временных лет» (ок. 1111–1118 гг.), «Слове о полку Игореве» (кон. XII – нач. ХIII вв.), «Слово о погибели Русской земли» (не ранее 1240 г.).;

2) духовное преемство и единство с христианским миром, что впервые прозвучало в «Слове о законе и благодати» Илариона (1049 г.);

3) Святость как высший нравственный идеал поведения, жизненная позиция, явленные, в первую очередь, в канонизации Бориса, Глеба, Феодосия.

Единство «всей Земли русской» как высший идеал на основе которого должна была строиться Русь, имело государственно-политическое содержание (национальная независимость и единство княжеского рода); национально-церковное самоопределение (автокефалия русской церкви); достижение этнокультурной целостности^[14]. Оно мыслилось как триединство государства (царство), церкви (священство) и народа (мир) и было ответом на византийский универсализм. Сам факт крещения уже был проявлением возросшего государственного самосознания. Восприятие православного вероучения; о единой и единственной православной державе, рядом с которой не может быть никакой иной, стимулировало представление в русском самосознании о том, что Русь хоть «бо и невидома» (Иларион) земля, а равна со всеми другими христианскими народами.

В этих реалиях актуальными становились вопросы титулования государей и совершенствования престолонаследия. Князь Владимир, став свойственником византийского императора, утвердился в своих претензиях на царский титул. По примеру библейского царя Соломона, он дал десятину первому соборному храму крещенной Руси – церкви Богородицы, названной поэтому Десятинной церковью. «Повесть временных лет» проводит аналогию в строительстве этого храма с первым иерусалимским собором: призвание мастеров, строительство на горе, украшение обрядовой утвари, семь лет работы, «праздник велик» по завершению строительства^[15]. Владимир стал чеканить собственную монету с изображением князя на престоле и в императорском венце. В «Повести временных лет», «Слове о законе и благодати» киевский князь сравнивается с византийским императором Константином: «Он в елинех и римлянех царство Богу покори, ты же – в Руси: уже бо и в онех и в нас Христос царем зовется», – провозглашал Илларион  и именовал Владимира «единодержец земли своей». В «Сказании о Борисе и Глебе» он называется «самодержец всей Русской земли». Титулами «самодержец» и «единодержец» в дальнейшем будут именоваться русские князья: Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, Андрей Боголюбский. В русских реалиях ХI–ХIII веков эти титулы не содержат идеи божественного происхождения княжеской власти. Она наследуется от Олега, Игоря, Святослава, князей-язычников и становится «единодержавной» лишь «по Божественному промыслу, которому приобщился Владимир». В середине  ХII в. в летописной традиции появляется понятие самовластия, осмысливаемое не в традиционных христианских категориях самоценности, самовластия души, а как самостоятельное правление государя, праведная государственная власть. «Держава самовластна ко Богу изваяная славою паче звезд небесных не токмо и Роускых концех ведома, но и соущим в море далече», – говорится в Ипатьевской летописи в панегирике великому киевскому князю Рюрику Ростиславичу» ^[16].

Новые титулы означали, во-первых, легитимность великокняжеской власти и, во-вторых, демонстрировали право на суверенитет и независимость Руси от претензий Византии на всехристианское единство. При этом русские князья не использовали в государственно-правовом этикете императорский титул василевса – «царь». В древнерусской традиции до начала XIII им именовались Иисус Христос – Царь Небесный и император Византии. Этот титул и соответствующие атрибуты употреблялись в церковно-литературной традиции и по отношению к князьям, но только тем, которые совершили богоугодные деяния в утверждении ценностей христианской веры.

Царский титул, византийская трактовка монарших прерогатив, согласно которым, Бог – это царь небесный, а царь – земной бог, утвердится лишь после падения Византийской империи (1453 г.) и освобождения от татаро-монгольского нашествия (1480 г.). С усвоением греческого идеала власти прекращается княжеская святость, и из московских государей никто уже не был канонизирован. Их родословные претензии, восходящие к императору Августу, разрушали традицию «общих предков», общих заступников в лице святых князей, восходившую к языческим временам. Новыми смыслами наполнятся понятия «самодержавие» и «самовластие». Самодержавие, единодержавие из идеи о властителе, независимом ни от какой сторонней внешней силы (идея национального суверенитета), превратится в представление о государе с неограниченной внутренней властью (императорское величие), которая исходит сама из себя, сама себя держит и ничем извне не ограничена.

Такие претензии монарха на духовную исключительность, самообожение постоянно соблазняли российскую верховную власть и в позднем Средневековье (Иван IV Грозный), и в Новое время (Петр I), и народ – ответил на это феноменом «самозванства». В его основе лежит концепция «возвращающегося избавителя», истинного царя, повторяющего в своих основных характеристиках образ идеального, святого, благочестивого князя. В русском общественном мнении, публицистике конца ХV–ХVI вв. самодержавие расценивается как тиранический произвол и неправедная власть. Духовной исключительности самодержца будет противопоставлено понятие самовластия как самоценности души и богоподобия каждого человека (Федор Курицин «Лаодикийское послание»).

В домонгольский период сохранялась традиция княжеского «родовластия», которое заключалось в совместном владении русскими землями. «Ряд Ярослава» 1054 г. закрепил систему распределения русских городов и земель на основе родового старшинства, по которому великокняжеский титул и киевский престол («во отца место») закреплялось за одним, преимущественно старшим из братьев-сонаследников, что называется «синьоратом». Условия престолонаследия оговаривались межкняжескими договорами и отражались в терминологии родства: отец – старший брат – младший брат. Этим решались две проблемы: сохранение государственной целостности и родового единства княжеской династии. В русской летописной традиции «княжеский «братский» род воплощал единство Русской земли и нового народа – они и были «субъектами» начальной русской истории (и права) в христианском значении этого понятия»^[17]. Они крестили Русскую землю, их усилиями просвещен народ, они стали творцами истории, когда обратились к Божьей правде. Древняя Русь видела в едином княжеском роде «не столько начала власти, сколько начало служения» народных вождей и заступников, деяниями которых заложены победы и слава Русской земли.

Традиции коллективного княжения прерываются в условиях раздела территории Русской земли между Ордой, Польшей и Литвой. Титул великого киевского князя теряет первоначальный смысл и вместо него появляется «Великий князь всея Руси», который отражает отношения не родства, а подчинения и князья обращаются к нему уже как к «господину князю великому». В результате, субъектом истории становится не княжеский род, а князь, возникает «государева служба», в которой отсутствуют взаимные обязательства и подразумеваются «безусловная и полная отдача себя», с одной стороны, а с другой лишь милость государя ^[18]. Единство же княжеского рода в последующие периоды стало мифологемой русской культурной традиции.

В ХIV–ХV вв. идеальный образ княжеского рода, как строителя государства и церкви начальной Руси, стал идейным фундаментом возрождения русской православной государственности и преемства великокняжеских престолов: Киев – Владимир – Москва^[19]. При этом была осуществлена целостная культурная программа: строительство Успенского собора в Москве (1362 г.) в подражание Владимирскому Успенскому собору (1158–1160 гг.), который в свою очередь, имел образцом Успенский собор Киево-ПечерскоЙ Лавры (1073–1077 гг.)^[20]. В 1395 г. в Москву была перенесена икона Владимирской Божьей матери из Владимирского Успенского собора, куда она была помещена Андреем Боголюбским при основании нового княжения на северо-востоке Руси. В 1408–1427 гг. Феофаном Греком, Андреем Рублевым и другими мастерами создаются фрески и росписи Благовещенского собора Московского Кремля и Спасского собора Московского Андроникова монастыря, т. е. в этот период строятся и украшаются соборы и палаты Москвы и Московского Кремля. В 1448 г. происходит разрыв Московской митрополии с Константинополем,  а в 1493 г. Иван III принимает титул «Государя всея Руси». Все это было направлено на возрождение изначального единства Руси и утверждение права Московского царства на древне-киевское наследие^[21].

В послании новгородцам Иван III перечисляет свои и их общие корни: Рюрик, правнук Рюрика, великий князь Владимир, Всеволод Большое Гнездо – от этих великих князей, «дед и прадед наших», «един род». Культ благоверных князей, воителей и заступников за Русскую землю, особо проявился в монгольскую эпоху, а в народном эпосе он оформился в киевском былинном цикле о князе Владимире Красное Солнышко, вобравшем в себя события языческого прошлого и христианского начала. Историческое самосознание народа, усваивая реалии татаро-монгольского нашествия, обратилось к прошлому «национальных начал и вершин» (М.М.Бахтин). Они были первоначалами не только в хронологическом повествовании, а и в ценностно-временном содержании: «все хорошо, все существенно хорошее («первое») – только в этом первом... мир «начал» и «вершин» безупречен и в превосходной степени образцов он готов, завершен и неизменен и как реальный факт и как смысл, и как ценность.

Этнический и социокультурный синтез различных районов Русской земли осуществлялся градостроительной политикой великих киевских князей: Владимира, Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха. «Сие не добро, еже мал город около Киева», – говорил Владимир и велел ставить города в крайних пределах Русской земли, в пограничье со степью, определяя тем самым границы княжеской власти и нового молодого государства. Символическое осмысление новых городов закреплялось в их названиях, получаемых от крестильных имен князей: Владимир Волынский, Ярославль, Юрьев.

С принятием христианства и строительством монументальных храмов менялся облик города. Его средоточием, главной святыней становился кафедральный собор («Где София, там и Новгород»), который организовывал вокруг себя все пространство, улицы, концы города. В свою очередь, город втягивал в сферу своих интересов посад и деревни, образуя с ними единое целое. Сами города тяготели к стольному городу, образуя иерархию статусов в зависимости от места князя в очередности наследования отцовского места. Все это вместе образовывало единое целое, нераздельность княжеской власти, русских земель и веры. Автор «Слова о погибели Русской земли» с гордостью описывал панораму «всей земли Русской»: «до угров и до ляхов, до чехов, от чехов до ятвагов, от ятвагов до литовцев, до немцев, от немцев до карелов, от карелов до Устюга, где обитают поганые той мичи иза Дышащее море, от моря до болгар, от болгар до бургасов, от бургасов до черемисов, от черемисов до мордвы – то все с помощью Божьею покорено было христианским народом, поганые эти страны повиновались великому князю» ^[22].

В 867 г. византийский патриарх Фотий писал о Руси как о «народе неизвестном», пришедшем «с крайних пределов земли». Спустя двести лет русский митрополит Иларион торжественно заявил о том, что Русская земля «вhдома и слышима есть всъми четырьми конци земли». Эти слова звучали как право русского народа на равенство в христианском мире и духовное преемство.

В иерархии многочисленных христианских церквей было определено, что только церковь, созданная Христом и его учениками, считается истинной. Церковь же, не имевшая апостольского благословения и принявшая учение через посредство других, считалась рангом ниже, подвластной и зависимой. На эти логические конструкции древнерусская мысль ответила легендой о крещении Руси Андреем Первозванным, заявив тем самым, что у нее те же учителя и наставники и она имеет право на автокефалию. Киевский князь Ярослав Мудрый осуществлял целую программу, направленную на. реальное достижение самостоятельности русской церкви: в 1037 г. в Киеве учреждена русская митрополия; созданы новые православные центры – Св.София (1043), Киево-Печерский монастырь (1051 г .); в 1054 г. назначен русский по происхождению митрополит Иларион; создан собственный пантеон святых; в результате Киев стал духовно-религиозным средоточием того времени^[23].

Под сводами Софийского собора прозвучало «Слово о законе и благодати» Илариона, которое учитывало духовные основы византийского православия, но при этом отразило русское осмысление христианской традиции.

Заключение

Принятие христианства благотворно сказалось на международном положении Киевского государства.

Русь уравнялась с христианскими государствами Европы и перестала быть для них варварской страной. Неоценимо и влияние православия на внутреннюю консолидацию державы. До Крещения восточные славяне считали себя представителями различных племен: вятичей, уличей, словен и т.д., приняв же христианство, они входили в некую большую общность – становились православными и, противопоставляя себя «поганым» (т.е. язычникам), все больше осознавали себя русскими.

Так, длительный процесс становления государственности у восточных славян, а также мудрая и дальновидная политика князя Владимира привели к возникновению на политической карте Европы уже к началу XI столетия большого и могущественного христианского государства, вступавшего в пору своего расцвета.

Крещение Руси имело огромное социально-экономическое и политическое значение для её развития. Христианство стало идеологией объединения различных областей Киевского государства. Оно становилось средством консолидации не только различных славянских, но финно-угорских, некоторых тюркских и других племён.

Христианство оказало большое влияние на развитие русской культуры в самом широком её смысле. Оно повлияло не только на расцвет литературы, архитектуры, строительного дела, живописи, различных ремёсел. Христианство познакомило язычников с новыми представлениями о нравственных ценностях, с новыми этическими нормами поведения человека. Для язычников было важно правильно совершить обряд погребения, чтобы умерший попал в новую счастливую загробную жизнь. Для христианина важно было при жизни заслужить своими богоугодными поступками переселение душ и в рай. Если у язычников человеческая жизнь ничего не стоит, то христианство утверждает абсолютную ценность человеческой жизни, человеческой личности. Причём впервые именно в России ещё при Владимире-крестителе был поднят вопрос о недопустимости смертной казни как наказания. Князь назвал её грехом перед Богом.

С принятием христианства многое изменилось на Руси, особенно в городе. Князья, бояре, купцы строили церкви. Великолепные храмы украшались золотом и серебром. Их мозаика, фрески, иконы знакомили людей с библейскими сюжетами. Настенные изображения сообщали и некоторые по дробности великокняжеской жизни. Сох ранились воспоминания иностранцев о Киеве. Они восхищались им.

Христианство приобщило Русь к европейской культу ре, поставило её на о дин уровень с наиболее развитыми западноевропейскими государствами того времени.

Девушки из знатных родов были желанными невестами для европейцев. Златовласая дочь Ярослава Мудрого — Анна, вышедшая замуж за французского короля Генрих а I , была не только красива и бога та, но и умна, имела прекрасное для того времени образование. Анна активно участвовала в политической жизни Франции. У неё была своя библиотека, одна из книг которой, Евангелие на славянском языке, хранится сейчас в Реймском соборе. Русское происхождение имели Евпраксия Всеволодовна — императрица Германии (XI в.), Евфросиния Мстиславна — королева Венгрии (XI I в.) и т. д.

Православие, став духовно-смысловым средоточием древнерусской культуры, формировало общие тенденции развития архитектуры, иконописи, литературы, музыки и однородные социокулътурные процессы в русских землях после распада Древнекиевского государства.

Древнерусские писатели, зодчие, иконописцы работали над одним общим ансамблем, слагали единое здание культуры, обладали замечательным «чувством плеча». Такой коллективности, слитности, сплоченности, при типологическом сходстве средневековых культур, нет в западноевропейском средневековье. Эти качества древнерусской культуры сопрягали ее целостность, сохраняли действительное единство всей земли Русской в условиях, когда она распадалась от княжеских разделов. Духовно-культурное единство стало одной из сил, позволивших выстоять в татаро-монгольскую эпоху, «сохранив человеческий облик» и, вернувшись к своим началам, «выстроить новый более высокий... образ жизни и человека» в ХIV–ХV вв.

Православие, с его соборными установками на коллективное восприятие и созерцание истины, становилось фактором самоосознания и самопознания народного единства. На становление русского национального самосознания, этнокультурной целостности повлияли три условия: во-первых, восприятие православия как «русской веры»; во-вторых, обозначение «Руси» одновременно как особого народа и особого государства; в-третьих, противопоставление «новоизбранных людей Русской земли «иностранцам» (немцам, варягам) и «иноверцам» («латинянам» и «басурманам»). Отсюда – взаимопроникновение конфессиональной, этнической и государственной принадлежности. В этом единстве объединяющим началом национального самосознания выступала православная вера. В ключевые моменты истории (татаро-монголъское нашествие, смутное время) народ готов был скорее «расстаться с властью и государственностью, чем с верой и Церковью».

Единство земли Русской сопрягалось и воспринималось как нерасчлененное целое через языковую общность. Русь приобщалась к христианству через церковнославянскую, кирилло-мефодиевскую языковую традицию. На этой основе в древнерусских землях сформировалась единая письменность, литературный и богослужебный языки. Эти общекультурные явления становились выражением этнического единства древних русичей, что породило принципиально новую – духовно-культурную, а не природно-родовую меру единства народа.

Список использованной литературы:

1. Беликов, Г.А. Соборы златоглавые / Г. А. Беликов, Б. М. Синельников. – Ставрополь: Ставропольское кн. изд-во, 2006. – 343 с.
2. Большаков, В.П., Володина Т. В., Выжлецова Н. Е. Своеобразие русской культуры в ее историческом развитии / Под  ред. В. П. Большакова. Великий Новгород, НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2002. – 192 с.
3. Георгиева, Т. С. Христианство и русская культура: учеб. пособ. для вузов / Т. С. Георгиева.- М: ГИЦ: «ВЛАДОС», 2001.- 241с.
4. История русской церкви. – Сортавла : Спасо-Преображ. Валаамский монастырь, 1991.– 736 с.
5. Как была крещена Русь. - 2-е изд. – М.: Политиздат, 1990. – 320 с.
6. Калинина, Г. В. Крещается раб Божий... / Г. В. Калинина. – М.: Лепта Книга, 2011. – 96 с.
7. Карамзин, Н.М. История государства Российского. – М.: 1989. – Т. 1. – 519 с.
8. Ключевский, О.В. Православие в России / О.В.Ключевский. – М.: Мысль, 2000. – 621 с.
9. Основы религиоведения: учебник /под ред. И.Н.Яблокова. - М: Высш. шк., 2004. - 368 с.
10. Повесть временных лет / пересказ. М. Замотиной; худож. И. Лыткина. – М.: Олма Медиа Групп, 2007. –190 с.
11. Половинкин, А.И. Православная духовная культура / А. И. Половинкин. – М.: ВЛАДОС-ПРЕСС, 2003. – 352 с.
12. Православие и духовное возрождение России. – Екатеринбург: Изд-во «Пироговъ», 2003. – 414 с.
13. Владимир Святославич // История государства Российского: Жизнеописания. IX-XVI вв. / Рос. нац. Б-ка. -М., 1996. – С. 56-66.
14. Ерёмина, Т.С. Крещение Руси // Русский православный храм. История. Символика. Предания / Т.С. Ерёмина. - М., 2002. – С. 7-23.
15. Лебедев, Г. Славянский царь Дир / Глеб Лебедев // Родина. – 2002.- № 11-12. – С. 24-26.
16. Назаренко, А. Две Руси IX века // Родина. – 2002. - № 11-12. – С. 16-22.
17. Образы святых князей Владимира, Бориса и Глеба в придворном искусстве времени Ивана IV // Искусствознание. Вып. 3 – 4. - М., 2011. - С. 69 – 86.
18. Рогожин, Н. Российская государственность и русская святость / Николай Рогожин // Родина. – 2012. - № 9. – С. 96-98.
19. Тысячелетие крещения Руси // Пристрастие. – 2-е изд. / Б. В. Раушенбах. – М., 2000. – С. 56-75.
20. Якушев, Р. Храм национальной истории // Свой. 2010. № 4. С. 50–53.
21. Епископ Александр. Святой равноапостольный князь Владимир и Крещение Руси [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.orthedu.ru/books/vladimir.htm.