Функционально-семантическая категория определенности-неопределенности и идеи “скрытой” грамматики.

Бороздых Анастасия Петровна

Категория определенности-неопределенности никогда не выдвигалась на первое место среди приоритетных тем лингвистических исследований, тем не менее она не раз становилась объектом внимания исследователей различных школ и направлений.

Скачать:

ВложениеРазмер
Microsoft Office document icon statya_5.doc78.5 КБ

Предварительный просмотр:

Бороздых А.П.

Функционально-семантическая категория определенности-неопределенности и идеи “скрытой” грамматики.

        Категория определенности-неопределенности (далее КОН) никогда не выдвигалась на первое место среди приоритетных тем лингвистических исследований, тем не менее она не раз становилась объектом внимания исследователей различных школ и направлений. В разные периоды развития языкознания КОН изучалась на материале многих языков, прежде всего европейских, где имеются специальные грамматические категории, предназначенные для представления семантики определенности и неопределенности.

        Представляется очевидным, что КОН, хотя и не является в полном смысле грамматической универсалией, может рассматриваться как универсальная понятийная категория, присущая всем языкам и проявляющаяся в семантической структуре высказывания. Носители любого языка, независимо от наличия или отсутствия в нем формальных показателей определенности-неопределенности, говоря о чем-либо, довольно часто имеют в виду конкретные, определенные предметы и явления либо неопределенные. И, как правило, ни для кого из участников коммуникативного акта не составляет труда понять, определенный предмет был назван или неопределенный. Это говорит о том, что в любом языке существует набор средств для выражения какого-либо грамматического значения, но типологически разные языки могут выражать данное значение различными способами.

        Таким образом, по отношению к выражению значений определенности-неопределенности мы можем разделить языки мира на две группы: те, в которых требуется обязательное формальное выражение этих значений с помощью ограниченного набора показателей, отвечающих за маркирование того или иного значения (артикли), и те, в системе которых нет таких четких показателей, они скрыты, но соответствующие значения выражаются косвенно с помощью средств, присущих разным уровням языковой структуры.  

        Такое явление, как “скрытая” грамматика и “скрытые” категории, давно уже отмечалось лингвистами. И.А. Бодуэн де Куртенэ писал о “потаенных языковых представлениях”: “В одном языке отражаются одни группы внеязыковых представлений, в другом – другие. То, что некогда обозначалось, лишается со временем своих языковых экспонентов. С другой стороны, особенности и различия, ранее вовсе не принимаемые в соображение, в более поздние эпохи развития того же языкового материала могут получить вполне определенные экспоненты (таково, например, различие формальной определенности и неопределенности существительных, свойственное нынче романскому языковому миру, но чуждое состоянию латинского языка)… В каждый момент жизни каждого языка дремлют в зачаточном виде такие различения, для которых недостает еще особых экспонентов” [Куртенэ, 1963, т. II, с. 83-84].

        C.Д. Кацнельсон отмечает, что в языках аналитического строя существует много явлений, не имеющих непосредственного обнаружения во внешней структуре языка. Основную нагрузку в плане выражения грамматических отношений несут так называемые внутренние связи – типы значений, их принадлежность к тому или иному разряду, типы сочетаемости слов и т.д. “Скрытая грамматика – это грамматические сигналы, имплицитно содержащиеся в синтаксических сочетаниях и семантике слов” [Кацнельсон, 1972, с. 78].

        Более конкретно идея скрытой грамматики проводится в работах Л.В. Щербы. В своей статье  “О частях речи в русском языке” он подчеркивает важность семантического фактора для рассматриваемой проблемы и говорит об определяющей роли смысловой стороны: “Не видя смысла, нельзя еще устанавливать формальных признаков, так как неизвестно, значат ли они что-либо, а, следовательно, существуют ли они как таковые” [Щерба, 1957, с.65]. Важная роль смыслового фактора видится также в том, что при некоторых обстоятельствах язык обходится без звукового обнаружения категории. Ученый намечает существенный аспект скрытых грамматических явлений, которые ранее ускользали от взора исследователей, склонных к отождествлению грамматических форм с суффиксами или префиксами.

        В середине 20 в. американский этнолог и лингвист Б.Л. Уорф, занимаясь вопросами скрытой грамматики, выделил категории “явные” (overt categories) и “неявные” (covert categories). Первые выражаются формальными показателями, категории же второго типа формального выражения, как правило, не получают. Скрытые категории Уорф называл криптотипами, понимая под ними категории с очень тонкими смысловыми оттенками, выявляемые по их взаимодействию с некоторыми формами. Понятие криптотип применялось к тем случаям, когда грамматическое значение выражалось в типе сочетаемости данной единицы с другими, т.е. в контексте, а специализированные показатели этого значения как таковые отсутствуют.

Э. Кошмидер, подобно Уорфу, также говорит о скрытых категориях, именуя их “категориями подразумеваемого содержания” (Kategorien des Gemeinten). В его работах отмечается, что язык по своей внешней структуре не логичен, в нем много непоследовательностей, но категории подразумеваемого содержания образуют в нем стройную логическую систему.

Работая над теорией функциональной грамматики, А.В. Бондарко отмечает, что “скрытая грамматика – это понятие образное и не всегда, собственно, грамматика; во многих случаях это грамматически значимое в лексике и контексте” [Бондарко, 2002, с. 25]. Он указывает на то, что о скрытой грамматике и скрытых категориях речь должна идти в том смысле, что грамматически значимые элементы лексики и контекста, а также функции, так или иначе связанные с формами, но выходящие за пределы их категориального грамматического значения, выявляются сложно, опосредованно, нередко косвенно. Так, например, “…противопоставление значений определенности-неопределенности в русском языке опирается на грамматические формальные средства – такие, как употребление винительного или родительного падежа, употребление неопределенных местоимений или использование значащего отсутствия  местоимения или прилагательного со значением неопределенности, использование порядка слов и т.д. Однако эти средства разрознены, они не концентрированы в единую систему с однородными компонентами, какими являются в ряде языков ряды форм артикля” [Бондарко, 1976, с. 12].

Применительно к русскому языку нельзя говорить о морфологической категории определенности-неопределенности. Принцип ее структурной организации отличается тем, что нет противопоставления друг другу рядов морфологических форм.  

Опираясь на отдельные замечания предшественников, А.В. Бондарко, обращаясь к КОН, предположил, что семантика данной категории, как и некоторых других понятийных категорий может выражаться не только грамматическими, но и лексическими, словообразовательными, синтаксическими и другими средствами [Бондарко, 1971]. В рамках теории функционально-семантических категорий он предлагает представить грамматическую систему языка как систему объединений, в которой взаимодействуют грамматическая форма и элементы других языковых уровней, называя их функционально-семантическими категориями, имеющими структуру функционально-семантического поля (далее ФСП) [см. там же, с. 17].

Каждое ФСП характеризуется следующими свойствами:

  1. Наличием у языковых средств, входящих в данный семантический комплекс, инвариантных функций;
  2. Взаимодействием не только однородных, но и разнородных (лексических и грамматических) элементов;
  3. Наличием особой структурной организации, для которой характерно соотношение центра и периферии;
  4. Возможностью пересечения с другими полями.                 

Следует подчеркнуть, что любое ФСП, в том числе функционально-семантическое поле определенности-неопределенности (далее ФСПОН), представляет собой не простую сумму элементов, а их сложное взаимодействие, которое осуществляется в рамках парадигматических и синтагматических отношений. Парадигматическое взаимодействие конституентов предполагает различный характер выражения категориального значения. Синтагматическое взаимодействие осуществляется в процессе функционирования языковых единиц в речи и проявляется в их взаимном влиянии друг на друга.

При моделировании структуры поля выделяют доминирующие средства, обладающие всей полнотой признаков общекатегориального значения, специализированные для его выражения и образующие ядро ФСП. Вокруг доминанты располагаются периферийные средства, не обладающие всем набором признаков данной категории, но имеющие дополнительные признаки от смежных категорий.

Среди особенностей, присущих центру и периферии, выделяют следующие:

- максимальная концентрация специфических признаков в центре и их диффузия на периферии;

- максимальная функциональная нагруженность элементов центра и уменьшение функциональной нагрузки на периферии;

- наибольшая функционально-семантическая специализация центральных элементов и меньшая специализация элементов периферии для реализации определенной семантической функции;

- интеграция связей и отношений в центре и их ослабление, рассредоточение на периферии;

- наибольшая частотность употребления элементов центра и нерегулярность употребления периферийных конституентов.

Если рассматривать ФСПОН с указанных позиций, оно имеет полицентрическую структуру, т.е. это слабо центрированное поле, которое базируется на некоторой совокупности различных языковых средств, не образующих единой гомогенной системы [Бондарко, 1987]. В русском языке это поле представляет собой "рассеянную" структуру, где существует множество слабо связанных друг с другом или изолированных разнородных компонентов, при этом границы между центральной и периферийной зонами слабо выражены.

КОН является важнейшей категорией речевого общения, позволяющей фиксировать различную степень знания о предметах окружающей действительности. В процессе коммуникации постоянно возникает необходимость характеризовать передаваемую информацию по признакам определенности-неопределенности.

Например, в русском языке ФСПОН представляет собой сочетание двух явно выраженных, но не равноправных центра: линейно-интонационный и центр местоименных детерминативов [Гладров, 1992]. Первый связан с актуально-коммуникативной структурой высказывания, наиболее регулярно употребляемыми средствами данного центра являются порядок слов и фразовая интонация, которые тесно связаны с актуальным членением в русском языке.

Центр ФСПОН, образуемый местоименными детерминативами, является по сравнению с линейно интонационным центром менее формализованным. В. Гладров указывает, что в употреблении неопределенных местоимений для выражения неопределенности существительного и указательных местоимений для обозначения определенного значения в русских текстах нельзя установить строгой регулярности и системности. Кроме того, в употреблении неопределенных и указательных местоимений нельзя констатировать никакого оппозитивного принципа. Среди периферийных средств обычно выделяются фразовая интонация, оппозиция винительного и родительного падежей, совершенный и несовершенный вид глагола, числительные и т.д.

Несмотря на то, что общие значения неопределенности и определенности в местоименных детерминативах осложняются различными семантическими приращениями, эти формы всегда однозначно передают значение определенности или неопределенности.

        Центральное место среди неопределенных местоимений занимает слово один. Значение неопределенности, которое оно передает, основывается прежде всего на том, что оно характеризует существительное как новое для слушателя, как название предмета (в широком смысле), по каким-то неопределенным, неизвестным для слушателя основаниям выделяемого из ряда однородных:

                Он сел на скамейку в одном просторном сквере. (здесь и далее иллюстрации из произведений В.В. Набокова)

Однако в сочетании со словом только местоимение один приобретает значение определенности.

                Один только Подтягин заходил в эту комнату.

Функцию сигнализации неопределенности выполняют также местоимения какой-то, кое-какой, некий, какой-нибудь, что-то и т.д.:

В это время вдруг отворилась дверь и какой-то военный, с портфелем в руке вышел оттуда.

Каждый день он мне приносит какую-нибудь новую книгу.

Кое-какой может встретиться в данном значении только по отношению к неисчисляемым существительным.

                Можешь мне верить, я располагаю кое-какой информацией.

К местоимениям-прилагательным, способным выражать значение неопределенности, относится некоторые.

Семейка эта, повторяю, сошлась тогда вся вместе в первый раз в жизни, и некоторые члены ее в первый раз в жизни увидали друг друга.

        Значение определенности чаще всего передается детерминативами этот, тот, такой. “…указательное местоимение этот эксплицитно выражает определенность того или иного существительного на основании контекста” [Кржижкова, 1972, с. 147]:

                Эта площадка была их любимым местом.

                Я взял ту книгу, которую мне порекомендовал Ганин.

В пятницу утром танцовщики разослали остальным четырем жильцам такую записку: господин Ганин нас покидает.  

        Наряду с местоимениями регулярно обнаруживают себя в языке и выступают средствами выражения семантики определенности-неопределенности порядок слов и фразовая интонация. Как известно, словорасположение и интонационный контур являются важнейшими средствами актуального членения в русском языке. Соотношение оппозиции определенности-неопределенности с актуальным членением не раз уже обсуждалось в языкознании. Наиболее распространенным является прагматический подход, в рамках которого определенность-неопределенность приравнивается к известности-неизвестности.

        На различные коммуникативные реализации простого предложения и их соотнесенность с выражением семантики КОН обратил внимание А.В. Бельский. В частности, он замечает: “Интонационное детерминирование номинатива-подлежащего передает оттенки смысла, выражаемые в других языках посредством определенного артикля. Сравнивая фразы Мальчик пришел и Мальчик пришел, мы легко устанавливаем, что в первом случае говорящий имеет в виду определенного мальчика, который уже известен собеседникам, а во втором он сообщает о приходе мальчика, как о чем-то новом, неожиданном. То же (но с некоторым новым оттенком смысла) и при инверсированном расположении слов: Пришел мальчик (известное, ожидаемое лицо) и Пришел мальчик (может быть, не известный собеседнику). Так простое восприятие тона позволяет установить, что русская фразовая акцентуация выражает смысловые категории, эквивалентные различию слов с определенным и неопределенным артиклем” [Бельский, 1956]. Сравним :

На дубовой пустыне стола, а также на постели, разбросаны были тонкие листы.

На этих листах Ганин мельком заметил карандашные чертежи, колеса, квадраты, сделанные без всякой технической точности.

Cлово листы в первом предложении обозначает новый для слушающего объект, занимает позицию в конце предложения. Несмотря на то, что это существительное является подлежащим, оно стоит в постпозиции к сказуемому и несет на себе фразовое ударение. Конечная позиция и фразовое ударение в этом случае сигнализируют неопределенность объекта, обозначаемого именем существительным. Во втором предложении данного примера стоящее за словом листы содержание уже не является новым. Указательное местоимение этих и начальная позиция существительного здесь передает значение определенности.

        Средством выражения семантики определенности-неопределенности может быть оппозиция винительного и родительного падежей.

Ганин прикрыл его одеялом, дал ему выпить воды, отворил пошире окно.

                 Воду он собирался отнести хозяйке пансиона.

 При первом упоминании существительное в позиции прямого дополнения стоит в родительном падеже и передает тем самым значение неопределенности. Когда в тексте тот же самый объект упоминается повторно, существительное, которое также является дополнением, выступает в винительном падеже. В этом случае оно передает значение определенности.

        В предложениях с прямым дополнением можно найти проявление взаимодействия элементов поля определенности-неопределенности с элементами поля аспектуальности. Неопределенное значение существительного-дополнения часто связывается с совершенным видом глагола, в то время как значение определенности в данной позиции может быть связано с несовершенным видом глагола.

                Вчера Алферов получил от жены письмо.

Да, письмо он нам уже показывал.

        Взаимодействие поля определенности-неопределенности с полем количественности можно увидеть в таких высказываниях, где значение неопределенности в тех случаях, когда существительное обозначает единичный предмет, передается множественным числом имени.

Судьба так захотела, чтобы минут пять спустя Клара постучалась к Алферову, чтобы спросить, нет ли у него марок...

 Марка была наклеена вниз головой, и в углу толстый палец Эрики оставил жирный след.

        Слово марок характеризуется признаком первого упоминания, который передается формой множественного числа. Как выясняется из целого высказывания, речь действительно идет только об одной марке.

        При анализе количественной определенности-неопределенности необходимо учитывать, что употребление в речи слов и сочетаний с количественной семантикой в значительной степени зависит от таких прагматических факторов, как индивидуальный фонд языковых знаний обоих участников вербальной коммуникации, их мотивационно-потребностная сфера, эмоции и т.д.

        К средствам выражения определенной количественности можно отнести: натуральный ряд чисел; порядковые числительные, указывающие на единичный предмет; существительные, обозначающие единицу меры; некоторые фразеологические сочетания.

                Четыре месяца спустя она умерла от тифа на острове Корфу.

Я нашел службу: преподавал английский язык группе взрослых парижан шестнадцатого округа.

Третьего дня она пять часов просидела у него.

Между нами происходили скандалы, большие и маленькие. Самые крупные произошли в следующих местах: Ажурные Коттеджи, Виргиния; Мильнеровский перевал, на высоте 10.759 футов, в Колорадо…  

                Как в аптеке со значением “совершенно точно”, “точь-в-точь”.

        Неопределенная количественность может быть выражена словами много, мало, несколько, множество и т.д.

                Получив через несколько минут билетик, он обрадовался.

Лакей принес какое-то рагу в большом количестве и картофельное пюре.

Моя молодость вся насквозь проблагоухала тьмою цветов, окружавшей ее, а соседний лес…

        Словосочетания два или три, три-четыре выражают в речи значение неопределенно малого количества объектов действительности.

Одна из моих работ вызвала одобрительные ухмылки у шести-семи ученых, прочитавших ее.

        Изменение темо-рематических отношений может менять значение определенного количества на неопределенное. Обратный порядок слов в сочетании количественного числительного и существительного передает значение неопределенного количества и носит оттенок приблизительности.

                Прошло минут десять, вдруг наверху что-то щелкнуло.

Алфёров поерзал на лавке, раза два вздохнул, затем стал тихо и сахаристо посвистывать.

Таким образом, несмотря на то, что КОН в русском языке не имеет в основе морфологической категории, можно установить связь между семантическими вариантами и частотой использования средств выражения. Функционально-семантический подход позволяет увидеть реальную картину языковой системы, связи и взаимодействия единиц разных уровней языка, а главное – согласованную жизнь языковых единиц в речи, их совместное функционирование в тексте. Это способствует детальному рассмотрению и описанию структуры КОН, что подробно излагается в тексте диссертационного исследования, фрагментом которого является данная статья.

Литература:

  1. Бондарко А.В. Грамматическая категория и контекст. Л.: Наука, 1971
  2. Бондарко А.В. Теория морфологических категорий. Л.: Наука, 1976
  3. Бондарко А.В. Теория функциональной грамматики: “Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис.” Л.: Наука, 1987
  4. Бондарко А.В. Теория значения в системе функциональной грамматики (на материале русского языка). М., 2002
  5. Гладров В. Структура поля определенности-неопределенности в русском языке. // Теория функциональной грамматики: “Субъектность. Объектность. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность-неопределенность.” СПб: Наука, 1992
  6. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. Л.: Наука, 1972
  7. Куртене Б. Избранные труды по общему языкознанию. т.2, М., 1963
  8. Набоков В.В Лолита. Изд-во ФОЛИО, 2001
  9. Набоков В.В. Машенька. Изд-во ФОЛИО, 2002
  10. Ревзин И.И. Структура языка как моделирующее системы. М.: Наука, 1978
  11. Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957
  12.  Koschmieder E. Beiträge zur allgemeinen Syntax. Heidelberg, 1965
  13.  Whorf B.L. Language, Thought and Reality. Cambridge, N.Y., 1959