Цикл в структуре книги Ю.Вэллы "Белые крики".

Вестник Ишимского гос. пед. института им. П.П. Ершова №1/2012, серия «Филология». Ишим: Изд-во Ишимского государственного педагогического института им. П.П. Ершова, 2012. С. 72 – 78.

УДК 82(47+57)09

Бикиняева Ляйля Галиевна,

Тюменский государственный университет, Россия

ЦИКЛ В СТРУКТУРЕ КНИГИ Ю. ВЭЛЛЫ «БЕЛЫЕ КРИКИ»

Аннотация: В статье в этнофилологическом аспекте исследуются поэтика циклов и их место в структуре книги ненецкого поэта Ю.К. Вэллы "Белые крики".

The article analyzes in the ethnological aspect the poetics and role of a cycle in the structure of the book of the Nenets writer Yuri Vella "Belye kriki" ("Белые крики").

Ключевые слова: Заглавие, лирический герой, миниатюра, мотив, тема, триптих, эпиграф, цикл.

Key words: title, persona (lyrical hero), genre of miniature, theme, genre of triptych, epigraph, literary cycle.

Книга Ю.К. Вэллы «Белые крики» состоит из трех глав. Главы имеют «полижанровую структуру» (О.В. Мирошникова), в них вошли стихи и проза. Первая глава книги названа «Врастание». В ней двадцать пять произведений и один цикл «Весенний триптих». О.В. Мирошникова отмечает, что «циклическая природа произведений определяет (…) особую корреляцию части и целого, ее метонимическую природу. Каждый микротекст выступает как (…) квинтэнсенция единого смыслового целого [Мирошникова 2003: 153]. В пространстве главы все произведения взаимодействуют друг с другом. Глава начинается со стихотворений «Сегодня, когда дед разбудил тебя…» и «Утро». Уже заглавия стихотворений символизируют «начало». Начало дня, начало жизни: «Тонконогий олененок / / На весенней проталине возле матери / / В свой первый день тяжело врастал».* О.К. Лагунова пишет: «Слово «врастать» обозначает «войти внутрь чего-нибудь, вырастая», «внутрь» - предполагает наличие внешнего пространства. Врасти можно только в «свое», врастая и вырастая, все живое «пускает» корни, которые держат, не давая упасть и бесследно пропасть. Представление о мире, центральное место в котором занимает Земля, а внутри ее вседержащий, концентрирующий силу и суть всего корень, характерно для многих угорских и самодийских народов» [Лагунова 2007: 141].

Книга «Белые крики» –  это, как определил сам автор в подзаголовке, –  «Книга о вечном». Это «замкнутое целое, объединенное единой мыслью» [Магомедова 2003: 185]. А.С. Дубинская пишет: «Все поэтические компоненты (строки-строфы-стихотворения-циклы-книга), подобно химическим элементам, взаимодействуют, формируя с каждым уровнем новую, усложненную единицу [Дубинская 2010: 114]. Взаимосвязь всех произведений в главе очевидна. Можно обозначить следующие «имплицитные циклические компоненты» (классификация и термины О.В. Мирошниковой): «сезонный рецептивный комплекс» ( «О чем кукует кукушка», «В зимние каникулы», «Весна у колодца», «Первая кукушка»); «жанрово-тематические минициклоиды» («Песня бабушки Ненги», «Песня ненецкого мальчика», «Песня оленевода», «Песня старого оленевода Аули»); «мотивно-концептуальные минипрациклы» («Сегодня…», «Утро», «Ранним утром…», «Встанешь утром…», «Сегодня утром дождь…»). Произведения заключают в себе «единую авторскую эмоцию» (В.А. Сапогов), эмоцию радости наступившему утру. Человек наблюдает, как «просыпается солнце», и лицо свое не прячет от «несущего удачу, дождя». Все произведения в главе, включая вошедшие в цикл, взаимодействуют друг с другом,  что подтверждает ряд ключевых слов, которые образуют целостный текст книги.

*Вэлла Ю.К. Белые крики. Книга о вечном. Сургут, 2000. В дальнейшем ссылки даются в тексте по данному изданию с указанием страницы.

И.В. Фоменко пишет: «ключевое слово обладает двумя важными характеристиками. Во-первых, оно частотно (…). Во-вторых, частотность – необходимое, но не достаточное условие для того, чтобы назвать слово ключевым. Оно должно обладать не только количественной, но и качественной характеристикой…» [Фоменко 2003: 68]. Ключевые слова главы «Врастание»: утро, солнце, дождь, птицы, небо, ветерок. Все слова относятся к небесной стихии.

Цикл «Весенний триптих» расположен в центре главы и состоит из трех стихотворений. И.В Фоменко отмечает: «Отношения между стихотворением и всем ансамблем можно рассматривать как отношения между элементом и системой, где элементы – это не просто части целого, но «явления… образующие в своей совокупности некое новое явление … отношения, образующие в своей совокупности некое новое отношение». Поэтому принципиально важную роль играют связи (циклообразующие) между отдельными стихотворениями, рождающие те «дополнительные смыслы» что определяются взаимодействием непосредственно воплощенного» [Фоменко 1992: 20]. Цикл «Весенний триптих» содержит такие циклообразующие связи как заглавие, числовое обозначение в заглавии, эпиграфы, «ключевое слово». Каждое стихотворение имеет свое название: «Разноцветное небо», «Такое разное небо», «Вечное небо». Название цикла уже констатирует его  жанровую специфику. В цикле «Весенний триптих» сюжеты разворачиваются независимо друг от друга и в одно время. И.В. Фоменко пишет: «Стихотворение в цикле теряет большую степень своей самостоятельности. Оно по прежнему может бытовать вне контекста, но в контексте становится относительно целостным поэтическим высказыванием со-противопоставленным другим. Причем содержание каждого стихотворения, участвуя в формировании целостности, влияет на концептуальность всего ансамбля, но и концептуальность общего замысла определяет теперь особенности содержания каждого стихотворения, составляющего одну из частей контекста [Фоменко 1992: 27]. Общее заглавие цикла  выступает в роли «скрепы», объединяя все стихотворения в единое целое. Между названиями стихотворений и заглавием всего цикла есть смысловая связь («Весенний триптих» – «Разноцветное небо» – «Такое разное небо» – «Вечное небо»). Весна – это время, когда раскрывается небо после долгой, туманной, холодной зимы. Весна – это начало жизни после долгой зимы, это время прилета птиц, время отела оленей и нереста рыб. А.В. Головнев отмечает: «Хороший прирост стада – это знак «правильной жизни», плохой – клеймо неудачника и даже грешника, обделенного благосклонностью бога-дарителя оленей Илимбембэртя» [Головнев 1995: 308].

Заглавия фиксируют тему стихотворений, обуславливают целостность цикла. Стихотворения отделены друг от друга числовым обозначением, которое в то же время служит и средством связи между ними, указывая на последовательность произведений. Л.С. Яницкий пишет: «Число создает своего рода ожидание конца или границы цикла, ограничивая количество стихотворений, входящих в цикл, указывает на неслучайность этого количества, его важность и значимость и соотносит стихотворения цикла с символическим смыслом того или иного числа. Зачастую число обладает важным символическим смыслом в культуре, восходя к той или иной базовой культурной мифологеме или архетипу» [Яницкий 2003: 74]. Троичная система присуща угорской картине природы: «понятие Верха соотносится с птицами, Низа – земноводными и рыбами, Середины – животными. (…) Три сферы представлены различными деревьями: белым (верхним) является береза, красным (средним) – сосна, черным (нижним) – кедр. (…) Святилища духов, располагаясь вдоль реки, нередко образуют тройственность: (…) так выглядят расположение верхнего (Овыр кох), среднего (Эвыт мыг) и нижнего (Коты мыг) святилищ на Тромъегане» [Головнев 1995: 264].

 Связывает три текста в цикле «Весенний триптих» ключевое слово – небо. Всем трем стихотворениям предшествуют эпиграфы, которые тоже посвящены небу: 1. «...Распахнул охотник свой / /  темный чум. Вздохнул широко. / / Влетело в чум небо. Превратилось / / оно в достаток и счастье .-Так до сих / / пор и живет с человеком» (с. 23);

2. . «Не выбирай себе, сынок, только / / хорошее небо. Настоящему / / человеку, трудолюбивому рыбаку / / и охотнику любое небо годится / / для жизни» (с. 25);

3. « — Что-то я снова, как в юности, / / стал чаще и чаще глядеть в небо...» (с. 26).

Эпиграфы расположены соответственно авторской логике, по этому же принципу расположены стихотворения. В текстах эпиграфов небо – это «достаток» и «счастье», «стихия погоды», «ситуация жизни и позиция человека», это любовь и вера в лучшее в жизни. Самоеды верят, что «земля неподвижна, а движется небо. На край земли спускается небесная кайма. У земли семь этажей, а также и семь небес, которые располагаются друг над другом слоями. В море у устьев рек – водоворот, где вода уходит под землю, а затем опять выступает в бездонных озерах и в источниках рек, звезды – это дыры или волосы в шкуре чума неба. На небо попадают через солнечную дыру» [Лехтисало 1998: 12].

В цикле Небо, (если обратиться к названиям стихотворений) во-первых, разноцветное («грустное», «нежное», «веселое», «ясное», «желтое», «зеленое», «синее», «высокое», «низкое», «густое», «цветным-цветное»);  во-вторых, разное («безоблачное», «когда облака на небе…», «когда на небе грозовые тучи…»); в третьих, вечное («небо от сердца до сердца…», «небо сквозь слезы счастья на рестницах…», «небо в лицо…», «небо в затылок…», «небо, подпирающее слева…», «небо, подпирающее справа…»).

Все священные места у ненцев находятся на возвышенных местах. «Священные места выглядят по-разному, - как отмечает Т. Лехтисало, - для них характерны стоящие в земле или прислоненные к дереву грубо вырубленные фигуры сядаев – «тени» духов и их помощники (…). В лесной области все вывешивается на живое дерево, и оно, вероятно, представляет собой древо жизни, от которого исходит все живое» [Лехтисало 1998: 52]. Не случайно поэт в стихотворении «И вот я снова возвращаюсь…» называет небо «широкоглазой синевой», которая «испытующе глядит», «спросить желает» (с. 45), ведь небо в сердце каждого человека, оно хранит память предков, рождающегося встречает небо, умирающий в последний раз глядит именно на небо. Небо – священно, оно вечно и его тревожит одна мысль: «Не стал ли и ты / / Серым / / Средь серых людей? / / Вернулся ли прежним - / / Белым?» (с. 45).

В отличие от жизнеутверждающей первой главы вторая («Белые крики») в основном о безнадежности, отчаянии, грусти и боли. В обращении лирического героя слышится осуждение уже в стихотворении, открывающем главу: «А на завтра / / Твой дядя / / С головной болью, / / С жаждой в душе и в желудке / / Снова отправлялся на дальние озера / / И яростно расстреливал / / Белые крики…» (с. 55). В главе часты вопросы лирического героя, констатирующие господство в еще недавно шумном мире пустоты, тишины («молчит суровый бор», «молчит ручей», «село мне молчит», «нету птичьего гомона», «дед молчал»). В главе есть миниатюра под названием «Молчание». В «Белых криках» снижена диалогическая интенция. Лирический герой задает множество вопросов, в которых обозначены происходящие на земле ненцев перемены: «О чем мужественно, но тревожно / / Переговариваются бывалые гуси?» (с. 64); «Что со мной происходит?» (с. 77); «Где тропа / / По которой кочевал мой род?» (с. 84); «Какую причину придумаешь ты себе?» (с. 93); «А что, если ты уже не человек? / / А что, если ты уже себя топором под корень..?» (с. 96); «За что?» (с. 100); «Как прикажете называть?» (с. 101); «Но, может, / / Для нас незаметно / / В нашей жизни уже наступила / / Мутация наших поступков, / / Мутация в отношениях, / / Мутация наших чувств?.. (с. 110). Вопросы встречаются в заглавиях, в начале произведений или же произведения заканчиваются знаком вопроса. Но ответов не следует за вопросами, причинами молчания становятся отсутствие достойного собеседника, бессмысленность разговоров и лирический герой отчаянно констатирует, что детей ждет «мир, вывернутый наизнанку». И сказать ему более нечего: «И мне сегодня нечего сказать…» (с. 57); «…И пыль, / / И духота / / В моих словах…?» (с. 75).

В главе «Белые крики» два цикла. Один в середине главы («Лесные боли»), второй в конце главы («Осенний триптих»). Цикл «Лесные боли» имеет полижанровую структуру, состоит из семи произведений: 6 стихотворений и 1 рассказ. Все произведения объединены мотивом всепроникающей боли. Мотив боли имплицирован в заглавиях, что подчеркивает единство события. Заглавие  цикла «Лесные боли» содержит информацию о сумме «болей», которые раскрываются в текстах, включенных в цикл. Циклообразующим в «Лесных болях» является общее заглавие, заглавия произведений цикла, общий эпиграф, эпиграфы произведений цикла, ключевое слово (боль), мотив (мотив боли и конца). В общем заглавии слово «боль» стоит во множественном числе, в составляющих цикл произведениях каждая боль пронумерована. Важно отметить, что каждое произведение является одной из ступеней в «единой линии развития трагического начала», в движении к «драматической кульминации». Пронумеровав все семь произведений, поэт подчеркивает важность каждого произведения и их порядок в цикле. В ненецкой мифологии цифра семь имеет особое значение: Нижний мир находится «под семью слоями мерзлоты» (А.В. Головнев) и  устроен семерично, у Нга семь дочерей и живут они в семи красных чумах, Нга называют также Отцом Семи Смертей. Число семь, как и число три можно встретить в ненецких мифах (три дня борется герой или семь дней длится сон героя, семь чумов, семь братьев, семь долгих дней длится путь и т.д.).

Мотив боли выражен не только в самих заглавиях, но и в эпиграфах произведений цикла и в самих произведениях. В стихотворении «Боль первая» ощущение боли выражено словами: «Ворвался трактор в мой урман», «подмял осину», «ей ноги с хрустом обломал», «дед мой сквозь сон стонал». «Чужое» пытается ворваться в «свой» мир природы и покоя лирического героя, разрушив все, что дорого и ценно. Стихотворение «Боль вторая» продолжает проблематику первого стихотворения, начиная с эпиграфа («С каждым годом оленеводческая жизнь становится труднее…»). Здесь отражена другая грань боли. От посягательств городской цивилизации страдает не только растительный мир, но и животный мир: «В полдень / / Олененок малый / / Над ручьем склонился. / / Он просил: / / - «Мне жарко, мама, / Я бы здесь напился». - / / - «Погоди,  / / Не пей, сынок, / / Потерпи немножко. / / Пахнет нефтью ручеек, / / Отравиться можно» (с. 81); «всюду буровые»; «ягель пахнет едкой гарью»; «а по тундре псы гуляют без хозяев словно волки». В «Боли третьей» лирический герой размышляет о том, что новое поколение (уста) забыли язык своего народа, забыли обычаи, традиции. Дети женятся, выходят замуж и забывают родных и близких. Эта тема звучит  уже в эпиграфе стихотворения: «— Ты знаешь, сын-то мой женился в городе на русской женщине. — Что ж тут такого? У меня зять — хохол. — Да я не против. Но женился-то мой аж десять лет назад, а я не только внуков, а невестку-то еще не видел...» (Из разговора двух оленеводов) (с. 83). В тексте читаем: «Люди старятся - / / Их язык не поет песен», «слова забылись», «реже слышу родную речь», «Над родной рекой / / Повседневный металла лязг…». «Боль четвертая» и «Боль пятая» продолжают тему потери «своего»: «И тундра встречает меня / / Радиоактивным / / Полярным сияньем / / И ядовитым / / Кислотным дождем, / / О, ужас!» (с. 88). Стихотворение «Боль шестая» посвящено сказочнику Ланэю. В эпиграфе читаем: «В соседнем стойбище живет последний сказочник. Я несколько раз пытался послушать его, уже мысленно беседовал с ним, но каждый раз заставал сородича в глубоком запое. То только что в магазин завезли баржу с одеколоном, то буровики приехалина вездеходе за обещанной пушниной, то  залетал попутный вертолет за рыбой для ухи...» (с. 88). Лирический герой переживает, что больше некому будет петь песни: «Спой мне песню, Ланэй! / / Пой, пока поется. / / Может, в душах внуков песня отзовется? / / Если наши дети мелодию подхватят, / / В суете и спешке / / Чувства не растратят» (с. 88); «Живы-то мы, живы, / / И только почему-то / / Женщины с похмелья рожают не детей - / / Рожают алкоголиков, / / Рожают наркоманов / / Подленьких / / Готовеньких / / На все…» (с. 89.). В «Боли седьмой» лирический герой рассуждает о том, что такое Родина: «Родина – это не только земля, где покоится прах предков. Человек жив, пока счастлив. Человек жив, пока чувствует на душе боль. Душевная боль передается по наследству. Наследственная боль – это и есть та нить, которая связывает человека с родиной. Перестанет болеть душа, значит нет твоей Родины» (с. 91).

Цикл «Осенний триптих» состоит из трех прозаических миниатюр: «Снегопад в Ленинграде», «Возвращение», «В ожидании первоснежья». Осень – период отлета птиц, гона оленей, пустеют рыбоугодья, люди перекочевывают к границе леса. Ноябрь считается месяцем «дикого оленя», в этот период начиналась охота на дикого оленя, пушного зверя. Циклообразующими в цикле являются заглавия миниатюр и тема «природности»  души человеческой, мотив дома. Во всех трех текстах изображается «пейзаж души». Уже первая миниатюра «Снегопад в Ленинграде» характеризуется «музыкальностью», «игрой звуков»: «Молодым певучим снегом покрылся город», «по-детски заулыбались скверы», «скрипучий утренний троллейбус», «дед… что-то шепчет», «девушка… шевелит, шевелит губами», «стрекочет и стрекочет… стайка юных школьниц» и т.д. Текст передает ощущение спокойствия, свежести и гармонии: «Но откуда-то и, кажется, отовсюду льется и льется неестественно-белый, заставляющий жмуриться, свет. И вдруг я понимаю – это же во мне вновь проснулось охотничье настроение моего деда, как и я, целое лето ожидавшего первоснежья» (с. 114).  Но городскому миру чужды радостные переживания первоснежья лирическим героем. И вырывается с грустью: «Ну почему же, почему это святое очищение для города выгребают-выгребают лопатами (…) и выпячивается в это младенчески-чистое утро, как старческий живот из-под рубахи, серый асфальт?..» (с. 114). В первую главу включено стихотворение «И вот я снова возвращаюсь …», в котором есть строки: «Не стал ли и ты / / Серым / / Средь серых людей? / / Вернулся ли прежним - / / Белым?..» (с. 45). Вопросы обращены и к себе, и к каждому, кто уходил и возвращался. Вторая миниатюра «Возвращение» начинается с описания первого впечатления возвращающегося домой: «Подъезжаю по реке к Варьегану – к селу моего детства», «белые-белые шиферные крыши», «закопченные временем, бревенчатые стены» и т.д. Отдельные детали создают целостную картину, охватывая все пространство миниатюры. Но перед лирическим героем предстает и другая картина, демонстрирующая гибель всего, что так дорого ему: «А вокруг и на берегу рыжее мятое железо, трубы, бетонные болванки, краны, цистерны, трактора…» (с. 115). И у лирического героя лишь пара вопросов: «Кто их пустил сюда? Зачем?» (с. 115).

В миниатюре, завершающей цикл, речь идет об ожидании первоснежья, что также указано в самом заглавии миниатюры. «Первый снег» – это удачная охота, «легкость на душе и прозрачность воздуха» (с. 115). Состоянию природы гармонирует состояние души героя: «Сильно посвежело. Хрустит лед под ногами, где вчера еще были лужи. Хрустит подмерзший ягель так, словно летним зноем иссушенный. Кругом хрустение. И не усталое – старческое, а звонкое – омолаживающее. Значит, быть охоте!» (с. 116). Но это всего лишь мечты и надежды лирического героя, на то, что быть еще охоте на его земле, а пока: «воздух… отравлен»; «с трудом дышится»; «муть в голове», «звон в голове»; «А у деда в глазах – слезы. Не за себя – он уже прожил, а за меня, за землю мою» (с. 116).

В главе третьей «О вечном» один цикл «Из «Медвежьего Игрища». В цикле 9 стихотворений. А.В. Головнев пишет: «Узлами обвязывают вокруг священных скульптур, шестов или деревьев любую другую жертвенную ткань. (…) По-ненецки узел – ю. Должно быть, от него образовано и близкое по звучанию понятие ю” – девять. Узлом девятка выглядит как связанная из трех триад (3х3). При этом просто «3» - обозначение мироустойчивости и завершенности: в легендах благополучием веет от стоящих по соседству трех чумов; близится развязка, если герой победоносно проходит три испытания или добывает трех жен. «Узел» же используется для описания (очерчивания) множества. Например, чтобы объехать всю землю, нужно посетить стоящие на песчаных, белых и мшистых мысах три стойбища, в каждом из которых насчитывается трижды-девять-по-девяти чумов» [Головнев 1995: 201]. Таким образом, «девятка-узел очерчивает все пространство земли», и этот круговорот бесконечен. «Круг» - знак бесконечности. Он имеет особое значение для ненцев.

Организуют произведение в единое целое общее заглавие, заглавия произведений цикла, общий эпиграф, ключевое слово (песня), мотив (мотив вечности). Цикл «Из «Медвежьего Игрища» открывает эпиграф, в котором автор говорит о том, как он присутствовал на «Медвежьем Игрище», записывал песни, которые там пелись, сделал их дословный перевод на русский язык. Затем из этих переводных работ сложил цикл стихотворений. После эпиграфа следует посвящение «Медведю»: «Через ствол ружья / / На тебя нацеленного / / Из тайги на нашу жизнь внимательно оглянись. / / Может увидишь нас улучшенными?..» (с. 151).

А.В. Головнев отмечает: «Так называемый культ медведя (особенно в форме медвежьего праздника), как известно, одна из ярких примет угорской культуры. Медведь считается подобием человека (иночеловеком), сохозяином земли, сыном, братом или посланником бога Торума (спущенным с неба, чтобы обучить людей добывать огонь)» [Головнев 1995: 266]. В цикле «Из Медвежьего Игрища» 9 стихотворений, 8 из них имеют жанровые заглавия: «Из песни казымского жителя», «Из песни хозяйки Казыма», «Из песни хозяйки Агана», «Из песни аганского жителя», «Из песни Красной Белки», «Из песни налима», «Из песни путника», «Из песни ворона». В заглавиях заложена информация об источнике отрывка (из песни). А.В. Головнев отмечает: «При поголовном пристрастии ненцев к песням и сказаниям они никогда не поют хором. Исполнение всегда индивидуально. Сказитель выбирает себе вторящего, но ведет повествование в одиночку, а вторящий, подобно эху, кратко проговаривает смысл произносимых фраз. (…) В тундре нечасто услышишь повторы сказаний. Если они и случаются, то заметно различие по сюжету и интонациям. Создается впечатление, что и каждый сказитель считает творческим долгом по-своему преобразовать древний текст» [Головнев 1995: 8, 9].

Поскольку  все произведения отрывки «из», они имеют открытый финал: «Ребенок, / / С наполненной Разумом душой, / / На колени к отцу взберется…» (с. 153); «До истока бы реки добраться / / И встретиться там с мутителями Воды…» (с. 155); «Смотрю: / / На середине дерева Красная Белка…» (с. 156); «Разве могут быть счастливы твои дети / / Моей смертью?..» (с. 157) и т.д. Поэт, словно сказитель, выразил в цикле, все, что услышано им самим.

«Белые крики» - Книга о вечном. А вечное для ненцев – жизнь, которую символизирует круг. Каждый из вошедших в нее циклов отражает значимые в земном пути человека вехи: приход, взросление, расставание с родиной, путешествие по миру, возвращение к истокам, встреча с ней, потери и т.д.

Произведения в каждом цикле книги объединены мотивами, органично связанными с ключевыми темами глав:

1. Глава «Врастание» – тема «должной жизни». Цикл «Весенний триптих» – мотив неба.
2. Глава «Белые крики» – тема потери. Цикл «Лесные боли» – мотив боли и конца, «Осенний триптих» – мотив дома».
3. Глава «О вечном» – тема памяти. Цикл «Из Медвежьих игрищ» – мотив вечности.

В каждом цикле, как и в каждом произведении вне цикла, лирический герой размышляет о смысле «должного» бытия, задавая множество вопросов себе и другим: сберег ли, сохранил ли, помнит ли, следует ли и он и тот, другой, тем традициям, которые чтили предки. Когда-то эти вопросы не возникали. Но всепроникающая боль, наполнившая жизнь ненцев, не только актуализирует эти вопросы, но возводит их теперь в ранг вечных.

Литература

1. Вэлла, Ю.К. Белые крики. Книга о вечном / Ю.К. Вэлла. –  Сургут, 2000.
2. Головнев, А.В. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров / А.В. Головнев. – Екатеринбург, 1995.
3. Дубинская, А.С. Имплицитная циклизация в книге И.Ф. Анненского «Тихие песни» / А.С. Дубинская // Авторское книготворчество в поэзии: комплексный подход. – Омск, 2010. с. 108-114.
4. Лагунова, О.К. Феномен творчества русскоязычных писателей ненцев и хантов последней трети ХХ века (Е. Айпин, Ю. Вэлла, А. Неркаги) / О.К. Лагунова.  – Тюмень, 2007.
5. Лехтисало, Т. Мифология юрако-самоедов (ненцев) / Т. Лехтисало. – Томск, 1998.
6. Магомедова Д.М. О жанровом принципе циклизации «книги стихов» на рубеже XIX-XX вв. / Д.М. Магомедова // Европейский лирический цикл. Историческое и сравнительное изучение. –  М., 2003. с. 183-195.
7. Мирошникова, О.В. Ансамбль итоговых книг в русской поэзии: проблема метациклизации / О.В. Мирошникова // Европейский лирический цикл. Историческое и сравнительное изучение. –  М., 2003. С. 140-159.
8. Фоменко, И.В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика // И.В. Фоменко. –  Тверь, 1992.
9. Фоменко, И.В. Книга стихов: миф или реальность? / И.В. Фоменко // Европейский лирический цикл. Историческое и сравнительное изучение. –  М., 2003. с. 64-72.
10. Яницкий, Л.С. Циклообразующая функция числа в европейской поэзии / Л.С. Яницкий // Европейский лирический цикл. Историческое и сравнительное изучение. – М., 2003. с. 74-81.