Романс в жизни А.С.Пушкина
учебно-методический материал по теме

" Романс в жизни Пушкина "

     Вокальное  произведение  для  одного  голоса  с  сопровождением чаще всего

называют  не  песней, а романсом. Слово романс --- испанского происхождения.

Первоначально  оно  обозначало  светскую  песню  на  романском, то есть на ис-

панском, языке, в  отличие  от  песнопений  на  латинском  языке. В Россию этот

термин  пришел  из  Франции  и первоначально обозначал произведения именно на  французский   текст. Такие   романсы, следуя  моде, во  множестве  сочиняли

русские  композиторы  конца  ХVIII и  начала XIX века. Произведения же, напи-

санные  на  русский текст, назывались российскими песнями. С течением време-ни  значение слова романс расширилось и термин этот стал обозначать произве-дение  для  голоса  с  сопровождением, написанное  в более сложной, чем песня, форме.

     Начало  расцвета  романса --- первая половина XIX века, период , для которо-го  вообще характерен особый интерес к лирическому искусству, выражающему внутренний  мир  человеческой  личности. В  это время создавали свои произве-

дения : Глинка,  Даргомыжский,  Алябьев,  Варламов. Во  второй  половине XIX

столетия  и в начале XX  к именам первых классиков романса прибавились имена Чайковского,  Мусоргского,  Бородина,  Римского - Корсакова,  Рахманинова.

Созданные  ими  романсы и сейчас постоянно звучат в концертных программах,

пользуясь неослабевающей любовью слушателей.

      Романс, как и песня, по самой своей природе связан с поэзией. Хорошие сти-хи как будто сами “просятся на музыку”. В русском романсе, по существу, отражена  вся история русской поэзии, от Пушкина и даже от его предшественников до наших дней.

     Музыкальные  впечатления  глубоко  отразились  в  пушкинском  творчестве. «Моцарт и Сальери», строфы  о  Россини  в  «Евгении  Онегине», пение Лауры в «Каменном госте»  и  Мери  в «Пире во время чумы», русские народные песни в «Евгении Онегине», в «Борисе Годунове», в «Руслане и Людмиле», в «Капитанской дочке».  

     Но, может быть, еще сильнее оказалось обратное влияние --- влияние творчества  поэта на музыку. Очень многие  ранние русские романсы написаны композиторами на стихи своего великого современника.

     При  жизни  Пушкина  их  было  создано  около восьмидесяти. Напечатано ---

шестьдесят  (рассеянные  по альманахам и редчайшим отделениям изданиям нот пушкинской  поры  романсы  эти были однажды собраны. Они вошли в сборник “Пушкин в романсах и песнях его современников”).

     В  создании  романсов  и  песен  на  слова Пушкина участвовало тридцать его современников.   Среди   них   профессиональные  композиторы :   Верстовский, Алябьев, Геништа, Глинка, Есаулов. Но большинство --- дилетанты.

     На  иные  стихи  писали музыку несколько композиторов. Каждый восприни-мал  и  толковал одно и то же произведение по-своему. Предназначались эти ро-мансы главным образом для домашнего музицирования. В концертах романсы в то  время  почти  не  исполнялись. Отсюда --- простая  музыкальная  фактура их, доступная  любителям вокальная часть --- небольшой  диапозон  (полторы  окта-вы, а иногда и того меньше).

     Какие же стихи положены на музыку? Кто авторы музыки?

     Представим  себе  лицей,  где учился Пушкин. Это --- закрытое учебное заве-дение в  Царском  Селе, в  30  верстах  от  Петербурга. Мальчики почти нигде не бывают. Водят  их,  впрочем, в домашний театр графа Толстого, где играют кре-постные  актеры.  Приемные  дни,  когда  к  лицеистам приезжают родные, были для них приятным развлечением.

     “… Первую   платоническую,   истинно   поэтическую   любовь   возбудила  в Пушкине   сестра   одного   из  лицейских  товарищей  его  ( фрейлина  Катерина Павловна  Бакунина). Она  часто  навещала  брата  своего и всегда приезжала на лицейские  балы. Прелестное лицо ее, дивный стан и очаровательное обращение произвели   всеобщий  восторг  во  всей  лицейской  молодежи ”,  ---  вспоминал лицеист  С.Д. Комовский.  Бакуниной --- двадцать  лет. Пушкину  и  его  товари-щам --- пятнадцать – шестнадцать.            

     Пушкин  хочет выразить чувства свои в стихах. Темы любви он в поэзии еще не  касался. И  он обращается к поэтическим образцам---Анакреону, Державину, Парни. Следуя им, пишет “К живописцу”.

    Дитя харит и вдохновения,

В порыве пламенной души

            Небрежной кистью наслажденья

Мне друга сердце напиши.

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .   .

     Чувство  и  поэтический   голос  Пушкина  едва  пробиваются  в  этом  стихотворении.

     “ Эти стихи --- выражение не одного только его страдавшего сердечка! . . “---вспоминал  Пущин  (он  и  сам  был  влюблен  в  Бакунину так же, как и друг его

Малиновский).

    На  эти  стихи  тотчас  же  отозвались лицеисты-композиторы. “К живописцу” очень удачно положено было на ноты лицейским же товарищем Пушкина Яковлевым  и  постоянно  пето до самого выхода из заведения “,--- вспоминал тот же Комовский. К сожалению, романс этот до нас не дошел.

    Сохранился романс на эти же слова другого лицейского товарища Пушкина--- Николая Корсакова.

    Поэту--- шестнадцать лет, композитору--- пятнадцать.

    Это --- единственное  известное  нам  музыкальное  произведение  Корсакова. Были  у  него еще два романса на слова Пушкина--- “К Маше” (“Вчера мне Маша приказала . . .”), написанные  семилетней  сестре  Дельвига, и «К Делии» («О Делия драгая! Спеши моя краса…»). Лицеисты  вспоминали,  что первый куплет романса  «К  Делии»  на  музыку, сочиненную  Корсаковым,  часто  распевался в лицее  на  два  голоса с гитарой. «Наш виртуоз Корсаков, --- сообщал в письме к родным  летом  1816  года товарищ его Горчаков, --- сочиняет еженедельно «голос»,  т.е.  мотив  к  куплетам  на  заданное  слово  «наших  поэтов и нескольких рифмачей», которые  читали  каждую  субботу  друг  другу свои новые куплеты. «Голоса эти довольно часто ему удаются», --- признает Горчаков.

     Корсаков  был одарен в разных искусствах: певец, гитарист, стихотворец, автор  прозаических  статей. Был  он  и  одним из главных участников в лицейских рукописных журналах, и актером в лицейских спектаклях.

     Пушкин  посвятил Корсакову еще в 1814 году строфу в своем стихотворении «Пирующие студенты»:

         Приближься, милый наш певец,

Любимый Аполлоном!

Воспой властителя сердец

     Гитары тихим звоном …

     Спустя два года Корсаков уехал в русскую миссию во Флоренцию, где тяжело заболел «грудью» (туберкулезом?). Там он и умер в двадцать лет.

     С  нежностью  вспомнил  о  нем  Пушкин  в стихах к «лицейской годовщине» 1825  года  («19  октября»). Ссыльный  поэт, в  деревне,  оторванный  от  друзей, мысленно переносится на «праздник наш», «на пир любви, на сладостное вече», и, словно окидывая взором собравшихся, задает вопрос:

      Чей  глас умолк на братской перекличке?

Кто не пришел? Кого меж вами нет?

И отвечает:

                                          Он не пришел, кудрявый наш певец,

                                          С огнем в очах, с гитарой сладкогласной:

                                          Под миртами Италии прекрасной

                                          Он тихо спит, и дружеский резец

                                          Не начертал над русскою могилой

                                          Слов несколько на языке родном,

                                          Чтоб некогда нашел привет унылый

                                          Сын севера, бродя в краю чужом.

     Вернемся  к  первым , положенным  на музыку стихам Пушкина. Известно из воспоминаний, что  романс  “К  живописцу”  нравился  лицеистам.  Его  усердно распевали.  Композитор  сам  преподнес Екатерине Бакуниной ноты с надписью на  французском языке : “Романс с аккомпанементом фортепиано, посвященный мадемуазель  Бакуниной”. Автограф  нот  отыскался  в начале нашего века у потомков Бакуниной.

     Мелодия  романса привлекает непосредственностью. Простой, легко запоминающийся  напев  иногда  игриво изящен.  Равномерный  аккомпанемент  может исполнить  и  не  очень  искусный  любитель,  не  на одном фортепиано,  но и на гитаре,--- как и певали в лицее.

     Стихи “К  живописцу”  и  наивный  романс, родившийся в общем настроении влюбленности  в  Екатерину  Бакунину,  только  скромное   “вступление”  к прекрасному  циклу  элегий, уже вполне пушкинских поэтическим  совершенством, уже  не  робких  по  голосу  чувств. Элегии  посвящены Бакуниной, в  каждой из них, как  в  интимном дневнике, поэт открывает свою любовь к ней. Первая любовь  юноши  Пушкина  безответна, с печалью, тоской, взрывами отчаяния. Мятущийся  дух  рвется из оков одиночества. Чистотой чувств светятся юношеские желания. Влюбленный  поэт  то  безмятежно мечтает, то отдается безудержному отчаянию. Мысли о любви сплетаются с мыслью о смерти.

      Юный  поэт  делает запись о своих чувствах в дневник 1815 года: «29 ноября

                                    Итак, я счастлив был, итак, я наслаждался,

                                    Отрадой тихою, восторгом упивался …

                                          И где веселья быстрый день?

                                          Промчался лётом провиденья,

                                          Увяла прелесть наслажденья,

                                    И снова вкруг меня угрюмой скуки тень!..

     Я счастлив был!.. Нет, я вчера не был счастлив; поутру я мучился ожиданьем, с  неописанным волнением стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу --- ее не  видно  было! --- наконец,  я  потерял  надежду, вдруг  нечаянно встречаюсь с ней на лестнице, сладкая минута !..

                                           Он пел любовь --- но был печален глас.

                                           Увы! Он знал любви одну лишь муку! ---

                                                                                        Жуковский

     Как она мила была! Как черное платье пристало к милой Бакуниной!

     Но я не видел ее 18 часов --- ах! какое положение, какая мука …

     Но я был счастлив 5 минут …»

     Следующее  лето  Бакунина  живет  в  Царском  Селе, а осенью  покидает эти места. Пушкин бродит в одиночестве, там, где «милая ходила», тоскует:

                                         Уж нет ее … до сладостной весны

Простился я с блаженством и с душою.

                                                      «Осеннее утро»

      В  октябре  1816  года  лицей празднует годовщину своего открытия. На бал, как обычно, приезжает и Бакунина. Встреча не приносит Пушкину радости. Вероятно, он почувствовал на этом балу ее равнодушие, а может быть, понял, что у него есть счастливый соперник.

     В  последний  год  пребывания  Пушкина  в  лицее в однообразной жизни его появляется  радостное  событие: старший курс отпускают на зимние каникулы в Петербург. Две недели проводят лицеисты вне стен лицея.

      Пушкин  надеется встретить в Петербурге Бакунину. А может быть и объясниться … Но, увидев ее, он снова понял, что она к нему равнодушна:    

                                    Минувших дней погаснули мечтанья,

                                      И умер глас в бесчувственной струне.

                                                                                         Элегия

      Последним  поэтическим  произведением  Пушкина, рожденным  любовью к Екатерине Бакуниной, стало стихотворение «Поэт». Впрочем, отголоски встречаются и в более поздних произведениях поэта: 24 ноября  1817 г. он пишет ей в альбом светский мадригал, 1825 г. --- упоминает о ней в ранней редакции стихотворения «19  октября». Но  и  это  не  все. Пушкин  вспоминает  о своей ранней юности  в  «Евгении  Онегине». Поэту  тридцать  лет. С  улыбкой  описывает он себя  юнцом, который  «говорить старался басом». И снова возврат к своей первой любви, так же трепетно, как в раннем лирическом дневнике:

                                       В те дни … в те дни, когда впервые

                                       Заметил я черты живые

                                       Прелестной девы, и любовь

                                       Младую взволновала кровь,

                                      И я, тоскуя безнадежно,

                                      Томясь обманом пылких снов,

                                      Везде искал ее следов,

                                      Об ней задумывался нежно,

                                      Весь день минутной встречи ждал

                                      И счастье тайных мук узнал …

                                                         ГлаваVIII, строфа II беловой рукописи

      Кто  же  была  Бакунина? Что  представляла  она собой? Мы почти ничего не знаем … Была она художницей. Училась живописи у Александра Брюллова, который  считал  ее  очень  талантливой. В  начале  нашего  века  люди видели еще прекрасный  альбом  акварельных  портретов  ее  работы, изображающих петербуржцев  30 – 40  годов. Мы  знаем, кроме  автопортрета  Бакуниной,  несколько хорошо  исполненных  ею  копий с акварелей Брюллова. Автопортрет говорит о большой одаренности молодой художницы.  

     Ставшее  случайно известным упоминание о Бакуниной в одном позднейшем письме  приоткрывает  благородные  свойства  ее  души. Пишет  из Ялуторовска  

И. И. Пущин  своему  лицейскому  другу  Матюшкину. Он благодарит друзей за подарок,  присланный  ему  в Сибирь --- фортепиано ... А в конце письма пишет:

 «В  последнем письме Лиза мне посылает поклон от Екатерины Павловны Полторацкой,  в  наше  время --- Бакуниной. Ты,  верно, ее видаешь. Скажи ей слово дружбы  от  меня». Это  был  февраль  1853 года, конец царствования Николая I, годы  особенно  реакционные,  когда  не всякий, даже с оказией, решался высказать симпатию и сочувствие ссыльным.

         Музыкальнейшие  стихи «Певец», написанные 17-летним поэтом, привлекли композиторов. При жизни  Пушкина на эти стихи было написано два романса ---

Н.С. Титовым  и  Верстовским. Мягким элегическим характером обе пьесы вторят поэтическому тексту. Но «романсным» приемам композиторов не поддалась изысканность  строфы,  кажущейся  такой  простой  (двухстопный  стих, завершающий  четыре  пятистопных стиха). Титов растянул двухстопный стих на три такта, а Верстовский повторил его, переделав его тем самым в четырехстопный.

      Романсы  Николая  Сергеевича Титова, не отличаясь ни глубиной, ни оригинальностью,  привлекают  задушевностью,  чем  и  объясняется  популярность  в свое  время  романсов  этого  офицера, так  много музыки написавшего на стихи Пушкина.

     Позднее  на  текст  «Певца» было написано еще много романсов. Помимо совершенно  забытых  дилетантов,  мы  видим  имена Антона Рубинштейна и Чайковского,  открывшего  свою  оперу «Евгений Онегин» дуэтом Татьяны и Ольги на текст этой юношеской элегии Пушкина.

     Из  прекрасного  цикла  элегий, посвященных  первой любви поэта, еще одно стихотворение ---  «К  Морфею»  было  положено  на  музыку. Другой  Титов --- Николай  Алексеевич, типичный дилетант, поднялся в этом романсе до большой выразительности. Он  послушен  каждой интонации поэта. Особенно впечатляет драматизм  мелодического  хода  в  словах  «Сокрой  от  памяти унылой Разлуки страшный приговор».

     Но последуем за Пушкиным. 1820 год. Он уже на юге.

     «… Морем  отправились  мы  мимо  полуденных  берегов  Тавриды, в Юрзуф (Гурзуф), где  находилось  семейство  Раевского. Ночью  на  корабле  написал  я Элегию,  которую  тебе  присылаю». Так  писал Пушкин брату 24 сентября 1820 года  из  Кишинева, посылая  ему  свое  стихотворение «Погасло дневное свети-    ло …». Это --- одно  из  самых  ярких  и  значительных  произведений  романтического  периода  творчества  Пушкина. В этих стихах заложена правда пережитого, но правда, преображенная романтическим восприятием мира. Пушкин был

выслан  из  Петербурга, а в стихах изображает себя «искателем новых впечатлений», бежавшим из «отеческих краев».

     «Читал ли «Черное море» Александра Пушкина в последнем «Сыне Отечества»?» --- спрашивал Александр Тургенев Вяземского.

     «Не  только  читал Пушкина, но с ума сошел от его стихов,--- отвечал Вяземский. --- Что за шельма! Не я ли наговорил ему эту байронщизну:

                                        Но только не к брегам печальным

                                       Туманной родины моей.

Мне  жаль, что  в этой элегии дело о любви одной. Зачем не упомянуть о других неудачах сердца? Тут было где поразгуляться.»  

     В 1826 году элегия вошла в первый печатный сборник «Стихотворения Алек-сандра Пушкина» и сразу же была положена на музыку композитором Иосифом Геништой. По силе драматического содержания и по красоте музыкального дви-жения  «Погасло  дневное светило» Геништы --- явление необыкновенное в русской вокальной музыке того времени.

     Пушкин  услышал  его, когда  оно еще только было написано. Было это в том же  1826  году, когда  Пушкин приехал в Москву из ссылки и читал «Бориса Годунова» в кругу молодых писателей.

     Ореол славы, сопровождающий триумфальное появление Пушкина в Москве после ссылки, привел его и в салон Зинаиды Волконской^[1]∗. «Там стены пели, там мысли, чувства,  разговоры, движения --- все было пение», --- с восторгом вспоминал Вяземский.

     «В  Москве, --- рассказывал  он же, --- дом княгини Зинаиды Волконской был изящным   сборным  местом  всех  замечательных и отборных личностей современного  общества. Тут  соединялись представители большого света, сановники и красавицы, молодежь и возраст зрелый, люди умственного труда, профессора, писатели,  журналисты,  поэты,  художники. Все  в  этом доме носило отпечаток служения искусству и мысли. Были в нем  чтения, концерты, дилетантами и любительницами  итальянских  опер. Посреди  артистов  и  во главе их стояла сама хозяйка  дома. Слышавшим  ее нельзя было забыть впечатления, которое произ-

водила она своим полным и звучным контральто и одушевленною игрою в роли Танкреда  в  опере  Россини. Помнится  и слышится еще, как она, в присутствии Пушкина  и  в  первый день знакомства с ним, пропела элегию его, положенную на музыку Геништою:

                                        Погасло дневное светило,

                                        На море синее вечерний пал туман … 

     Пушкин был живо тронут этим обольщением тонкого и художественного кокетства. По  обыкновению, краска  вспыхивала  в лице его. В нем этот детский и женский   признак   сильной   впечатлительности  был  несомненное  выражение внутреннего смущения, радости, досады, всякого потрясающего ощущения».

     Геништа  написал  на  слова  Пушкина  еще два романса --- «Черную шаль» и «Черкесскую песню».

     «Черную шаль» положили на музыку еще Виельгорский и Верстовский. Особенный  успех  выпал  на  долю  Верстовского.  Композитор  часто пел «Черную шаль» сам, «с особенным выражением, своим  небольшим баритоном, аккомпанируемый Грибоедовым», --- вспоминает  одна  из современниц. «Грибоедов же дал  ему  совет  поставить  «Черную шаль» «в картинном положении», --- свидетельствует в своих мемуарах Верстовский.

     Это  и  было  осуществлено  в  Большом театре в Москве 10 января 1824 года. На сцене с декорациями певец Булахов пел в молдавском костюме. «Это --- прекрасная  мысль!» --- писал  по  этому  поводу  большой  меломан А.Я. Булгаков^[2]∗ брату в Петербург. «Маленький Пушкин не подозревает в Бессарабии … что его чествуют здесь в Москве и таким новым образом». Конечно, находясь  в  ссылке (уже не в Бессарабии, а в Одессе), Пушкин был лишен возможности внимательно следить за театральной жизнью Москвы.

     Отвечая  брату  из Петербурга, К.Я. Булгаков писал: «Черная шаль», подлинно,  как  расслушал я ее, вещь не важная. Старая мне больше нравится, особливо как  поет  ее  Владимир Голицын». О чем говорит он? Какая старая вещь? Вероятно, романс  Геништы  или  Виельгорского, которые могли уже быть написаны, и задолго до издания^[3]✴ исполняться любителями. Горячо приветствовал   романсы   Верстовского   выдающийся   музыкальный   критик  пушкинского  времени  В.Ф. Одоевский^[4]✵, назвавший их кантатами. «Наш молодой  музыкант, --- писал  он,  ---  решительно  сказать  можно,  одухотворил своею  гармониею  пиитические  произведения,  им   избранные,  дал  им  новую жизнь,  открыл в них оттенки, совершенно  потерянные при чтении». Одоевский

утверждал, что «певец, который станет петь его музыку, будет иметь случай показать  не искусство свое в музыкальных сальтоморталях, но степень рассуждения  об  изящном --- степень своей чувствительности». Переходя к «Черной шали», Одоевский  так  отвечает  воображаемому строгому критику на вопрос: «Но не ужли  сия  музыка  совершенна?» --- «Нет, отвечаю я, --- может быть, и есть в ней  ошибки, но  сила  чувств, новость  мыслей  сего произведения не позволили мне заметить оных ошибок в первую минуту восторга. Ошибки заметит хладное время; теперь  же  я  могу только вспомнить, как трепетное ожидание волновало мою душу при стихе:

                                       В покой отдаленный вхожу я один, 

Ожидание, которое не возбуждается при чтении сего стиха, но необходимое для перехода  к  следующему, что  совершенно  постигнул  г. Верстовский; помню и сей  смелый  переход: «не взвидел я света и проч., стенания: «я помню моленья» и  проч. и  теперь  еще  отзываются  в слухе моем; и теперь еще меня приводит в содрогание стих:

                                     С тех пор не целую прелестных очей …

в  коем  музыкант  наш  умел  с  такою  силою  выразить сожаление, раскаяние и вместе  еще  не  погасшую  ярость  чувствия,  коих  столь тесное соединение вне пределов поэзии».(Из «Вестника Европы», 1824  г., №1, стр. 65-66.).

     А  Николай  Полевой сообщал, что «песни Пушкина сделались народными; в деревне  поют  его  «Черную  шаль». А.Н. Верстовский  с  большим  искусством сделал на сию песню музыку, и доныне жители Москвы не наслушаются очаровательных звуков, вполне выражающих силу стихов Пушкина»^[5]∗.

     Едва  ли  могли распевать в деревнях «Черную шаль» Верстовского, его драматическая музыка слишком сложна. Скорее можно предположить, что это была совсем простая музыка Виельгорского, написанная в куплетной форме.

     С Верстовским, человеком необыкновенно привлекательным, Пушкин был в приятельских отношениях, были они даже на «ты». «Он --- свой человек в писательской  среде, завсегдатай салонов, умеющий и поддержать беседу на литературные темы, и,  подсев  к  роялю, очаровать собравшихся то сонатой любимого Вебера, то песней «Как на матушке, на Неве-реке», которую «часто игрывал покойному Пушкину»^[6]✵.  

     Песня эта должна была покорять Пушкина не одной только прелестью своего захватывающего  ритма, но и тем, что она воссоздавала увлекавший поэта образ «гиганта сторукого» --- Петра Великого.

     Первым  крупным  произведением, написанным Пушкиным в южной ссылке, была  поэма  «Кавказский пленник ». Одно время поэт думал в монолог пленника, обращенный к черкешенке, ввести свое лирическое стихотворение:

                                             Я пережил свои желанья,

                                            Я разлюбил свои мечты;

                                           Остались мне одни страданья,

                                           Плоды сердечной пустоты.

                                           . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  

     Стихи  эти  близки к настроению героя поэмы. «Я в нем хотел изобразить это равнодушие  к  жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи XIX века». Так объяснял  сам  Пушкин  свой  замысел  в  письме к своему кишиневскому приятелю В.П. Горчакову.

     Все оттенки чувств пушкинской элегии стремится передать в романсе «Я пережил  свои желанья…» Н.С. Титов. Чтобы верно следовать за развитием лирической мысли поэта, композитор отказался от куплетной формы, более  легкой и естественной  для  стихотворения,  написанного  строфами. Каждая пушкинская строфа  завершается  в  музыке  чувствительной  ферматой (длительной паузой), подчеркивающей  состояние  созерцания  собственной грусти. (Кстати, в раннем дилетантском  романсе  фермата  как  музыкально-выразительный  прием  очень распространена.

     В  «Кавказском  пленнике»  привлекала  композиторов и «Черкесская песня». По-разному трактуют ее Геништа и Алябьев.

     Геништа  подчеркивает  драматическое  начало. В основу своей песни он положил настроение стоящего в дозоре казака --- настороженность. Песня стремительна, построена на таинственной тревожной акцентировке.

     В  песне  Алябьева   преобладает  лирическое  начало,  вообще  свойственное композитору. В словах «Казак усталый задремал» Алябьев услышал  сочувствие к  заснувшему  часовому. Он окрашивает слова «Не спи, казак»  особенно лирической  интонацией,  подчеркнутой  замедленным темпом. Для этих слов четыре такта написаны в темпе Andante вместо основного Allegro. Сменой ритма и гармонии,  характером  мелодии --- то  речитативно – разговорной, то распевной --- Алябьев  создает  настроение  таинственности  и  тревоги, но без подчеркнутого драматизма.

     Композитор  имел основание лирически интерпретировать пушкинскую песню. Хотя  и  названа она поэтом  “ Черкесской песней “, но замысел ее не совсем ясен.  Это  первый  его  опыт  в этнографическом жанре. Если бы это была песня черкесов,  то  она  должна бы быть враждебной, ироничной. А написана она лирично. Кажется, что эта песня  --- не черкесская, а казачья:

                                              Бегите, русские певицы;

                                             Спешите, красные, домой…

                                              .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

     Был ли Алябьев с Пушкиным знаком --- неизвестно. Они могли встречаться в Петербурге,   до  ссылки  Пушкина.  А  могло случиться --- и в Москве, во время нелегальных  наездов  туда  Алябьева.  Судьба композитора сложилась трагически. Он  просидел  три  года  в  тюрьме  из-за  подозрения  в  убийстве одного из партнеров во время азартной  карточной игры. Был приговорен к высылке в Сибирь,  в  Тобольск. Теперь  доказано  то же, что утверждал судивший Алябьева в первой  инстанции  друг Пушкина, декабрист  И. И. Пущин, --- Алябьев был невиновен. Спустя три года после “ Кавказского пленника “ Пушкин написал драматическую  поэму  “Цыганы“.  И  туда   ввел  он  эпизоды,  написанные иными, нежели вся поэма, размерами, близкие простым песням.

     Характеризуя  образ жизни  “изгнанника перелетного“, приставшего к табору горожанина Алеко, поэт вводит песню “ Птичка божия не знает…“.

     “Птичку”  положил на музыку композитор Н. А. Титов. Легкость, непринужденная  грация  этой  песни, написанной в ритме польки, быстрый темп, колоратурное  сопрано,  для  которого песня написана, --- все это выражает стремление композитора  воспроизвести  щебетание, вспархивание, образ “птички беззаботной ”.

     Второй  песенный  эпизод,   введеный   поэтом  в  поэму,  ---  песня  Земфиры

“Старый  муж,  грозный  муж”.  Это  ---  перевод   цыганской   песни   “Арде-мэ, фриже-мэ, | Пе кэрбуне пуне-мэ!”

     Необычная  для  русской поэзии, вызывающая, дикая песня цыганки, готовой идти на пытки ради любви, привлекла композиторов яркой эмоциональностью и драматической ситуацией.

     “Виельгорский  сделал  прекрасную  музыку на твой:” Режь меня! жги меня!” Я  ее  еще не слыхал”,--- пишет Вяземский Пушкину в Михайловское в сентябре 1825  года. Поэт  отвечает: ”Радуюсь,  однако, участи моей песни  “ Режь меня ”. Это очень близкий перевод, посылаю тебе дикий напев подлинника. Покажи это Виельгорскому   ---   кажется,   мотив  ---  чрезвычайно   счастливый.  Отдай  его Полевому и с песней “.

     Сообщение  о  романсе   Вельгорского  вызывает у Пушкина желание сделать достоянием  публики и подлинную цыганскую песню, слова которой он перевел и  внес  в  свою  поэму. И поэт посылает в печать хранившийся у него несколько лет  листок  с  нотами, записанными  за цыганами кем-то из его знакомых музыкантов. На обороте листка Пушкин приписывает: “Не  потеряй этих нот, если не будут они гравированы, покажи это Верстовскому“.

     Верстовскиий  ноты  посмотрел,  обозначил  темп,  нюансы,  подписал  слова пушкинского   текста,  и цыганская песня --- слова и ноты --- тотчас же была напечатана   в  “ Московском  телеграфе ”.  Под  текстом  находилось  примечание издателя: “Прилагаем ноты дикого напева сей песни, слышанного самим поэтом в Бессарабии ”.

      Вяземский  вспоминал  о  впечатлении Карамзина, слышавшего песню “Ста-рый  муж…”  Виельгорского  в исполнении композитора: “ Когда дошло до сти-хов: “ режь меня, жги меня ” и проч., Карамзин воскликнул: “ Как можно класть на музыку такие ужасы, и охота вам их петь?”     Песня Виельгорского забылась.    Иное  дело --- песня  на тот же текст Верстовского. По исключительному драма-тизму,  по  имитации  вскриков,  разговорным  интонациям, она словно предвос-хищает грядущее появление Мусоргского.

    Одна из загадок пушкинского творчества --- сочинение им в дни тяжелейшего душевного  состояния --- 13 ноября 1824 года, в михайловской ссылке, “Испанс-кой  песни ”: “ Ночной  зефир | Струит  эфир…”. Как  могла  родиться  в глухую северную  осень  яркая картина испанской ночи? Образы --- зримые, слышимые. Первая  строфа  ---  пейзаж,  вторая  ---  лаконичная  серенада  молодой испанке. Легкая, светлая, безмятежная песня… Непостижимо…

     “Испанская песня” не могла не увлечь композиторов. К альманаху, в котором были  напечатаны  эти  стихи,  были  приложены  ноты песни, сочиненной Верс-товским.

     Еще до выхода альманаха на этот текст написал музыку и юный поэт Веневи-тинов.

После  его  безвременной  смерти  музыкальный критик и писатель князь Влади-мир Федорович Одоевский писал сотрудникам “ Московского вестника”: “Могу также  доставить  два музыкальных произведения Дмитрия: музыка на “ Ночной зефир” --- и другая на романс Эгмонта, которого слов не помню; если не приложите к «Вестнику» этой музыки, то мне бы хотелось издать их вместе с сочинениями моего друга, чудно соединявшего в себе три искусства»^[7]∗.

      Романс Веневитинова,  нам  не  известный, был  бы  особенно  интересен, --- ведь  мы совсем не знаем музыкальных произведений этого разносторонне одаренного человека.

     Не  дошла  до  нас  и  изданная  в свое время музыка Н. С. Титова на пушкинскую “ Испанскую песню ”.

     Сохранилась  “ Испанская  песня ” лишь  в  музыке  Верстовского и в музыке Есаулова.   Оба   композитора  написали  ее  в  ритме  испанского танца  болеро.

     Особенно  хороша  песня  Есаулова.  Вся  она  идет  пианиссимо, воссоздавая ощущение   легкого   дыхания   южного   ветерка  ---  “  Ночной  зефир  |  Струит эфир…” .

     Если  рождение “ Испанской песни ” не находит себе объяснения в душевном состоянии  Пушкина  во  время михайловской ссылки, то как нельзя более выра-жает  его  стихотворение  “ Зимний  вечер ”.  В  нем  чувствуется безысходность тоски поэта, обреченного на безвыездное --- год за годом --- сидение в ссылке, в деревне.

     “ Зимний  вечер ” был  положен  на  музыку  Михаилом  Лукьяновичем Яков-левым,   товарищем   Пушкина  по  лицею,  одним  из  многих  дилетантов  пуш-кинской  эпохи,  писавших  романсы на его стихи. Еще в лицее написал Яковлев

романс “К живописцу ”, позднее --- “ Слезу ”, а в 1835 году --- “ Зимний вечер ”.

     Монотонностью  мелодии,  минорным  строем  музыки автор стремится пере-дать  безнадежное  одиночество  поэта  в  деревенской ссылке. Однако “ Зимний вечер ” Яковлева не подымается до трагического настроения этих стихов.

     14  марта  1828  года  Петербург  огласился пушечными выстрелами. Это был салют  в  честь Туркманчайского мира, завершившего войну с Персией. Договор этот был привезен в столицу дипломатическим курьером Грибоедовым, автором ненапечатанной,  но  широко  известной  в  рукописи, лучшей комедии эпохи ---

“ Горе от ума ”. Был Грибоедов и хорошим музыкантом. Известны  два его валь-са, в  духе Шопена, написанные до появления произведений польского компози-тора. Как-то провел Грибоедов целый день с молодым композитором Михаилом  Глинкой. Наиграл  ему  услышанной  проездом  через  Кавказ грузинской песни. Услышала эту мелодию и Анна Оленина, дочь президента Академии художеств.  

     Она музыкальна, поет соло, участвует в вокальном трио, берет уроки пения у Глинки. Это  веселая,  чувствительная ,  хорошенькая  девушка,  избалованная, с “маленькой ножкой”, с “локоном золотым”.

     Судьба  Пушкина  изменилась.  Он  живет уже в Петербурге. В рукописях его весной  1828 года встречаются записи : Annette Olenine, Eninelo Ettenna (это имя и  фамилия  Аннеты  Олениной,  прочтенные  «наоборот»). А  на одной из страниц  ---  старательно  зачеркнутая  надпись:  Annette  Pouchkine.  Она  выдает его мечту.

     Грузинский мотив напевает Оленина Пушкину. Музыка рождает воспоминания, мечта переносит поэта на Северный Кавказ.

Не пой, красавица, при мне

  Ты песен Грузии печальной…

     Через  полгода  стихи  эти  были  напечатаны. А еще два года спустя вышли с музыкой Глинки.

     Глинка  страстно увлекался народной музыкой. Где бы он ни был, запоминались ему мелодии  народных  песен. Русские, финские, татарские, польские … А затем  он  вводил  их  в  свои произведения. Это был живой творческий принцип Глинки, сознательная  задача  ---  обогащать возможности музыки сокровищами народной мелодики и ритмики.

     Так случилось и с грузинским напевом, услышанным Грибоедовым. Этот напев и есть зерно музыки Глинки к стихам Пушкина «Не пой, красавица …».

     Недаром назвал композитор свое произведение «Грузинская песня».

     Может   удивить,  что   грузинская  песня  могла  всколыхнуть  воспоминания Пушкина,  ведь  в  Грузии  он  побывает  лишь  в  1829 году, а первая его ссылка ограничилась  Северным Кавказом. Однако и там были распространены грузинские песни:

Поет ему и песни гор,

        И песни Грузии счастливой.

     Но  текст  оказался  для  Глинки  второстепенным.  Сложную  и тонкую ткань музыкальных  ассоциаций  Пушкина  он  подменил  воспроизведением простого народного мотива.

     Таково  было  первое  произведение  совсем  еще  молодого   композитора  на текст  великого  поэта. Впоследствии гениальный Глинка с глубоким проникновением  истолковывал  произведения Пушкина, его оперы --- вершина камерной музыки.

     О  личном  знакомстве  Глинки  с  Пушкиным рассказывает сам композитор в своих  «Записках»:  «Я  часто  видался  с  известнейшим  поэтом  нашим  Алекс. Серг. Пушкиным и пользовался знакомством до самой его кончины».

     Как  отнесся  Пушкин  к  «Грузинской  песне»  Глинки  ---  неизвестно. Но не слышать ее не мог.

     А  13  декабря  1836  года  на  обеде у А.В. Всеволожского Пушкин и его друзья --- Жуковский  и  Вяземский  ---  исполнили написанный ими «Канон в честь Глинки»  на  музыку  Одоевского  и  Виельгорского.  Четвертый куплет написал Пушкин:

                                                 Слушая сию новинку,

                                                 Зависть, злобой омрачась,

                                                 Пусть скрежещет, но уж Глинку

                                                 Затоптать не может в грязь.

***

     «Пушкин ко мне пристал, --- сообщает Верстовский Шевыреву, --- чтоб я написал  музыку  Казака  из  «Полтавы». --- Посылаю его к Вам. --- Мысль пришла недурная выразить галопом всю музыку. --- Пусть  фортепьянист сыграет Вам, а в пении вспомните меня…» ( письмо от 29 мая 1829 года ).

     Стихи  эти  выделяются  из  поэмы,  --- написаны они строфами, в отличии от текста поэмы со свободным расположением рифм.

      Такого  рода  вставные  эпизоды песенного типа встречаются в поэмах Пушкина:  песнь девы « Ложиться в поле мрак ночной… » ( « Руслан и Людмила » ); Черкесская песня --- « В реке бежит  гремучий вал… » ( «Кавказский пленник»); татарская   песня   « Дарует   небо   человеку…»  ( « Бахчисарайский  фонтан » );  «Птичка  божия  не  знает…» и «  Старый муж… » ( « Цыганы » ). Эти песенные эпизоды особенно манили композиторов. Колоритные, характерные, они давали возможность  даже  не  очень  талантливому композитору имитировать характер музыки различных народностей.

     Мы рассказали лишь о нескольких романсах и песнях на слова Пушкина, написанных  при его жизни. Стихи великого поэта привлекали и продолжают привлекать  композиторов  и  сегодня. Бородин, Римский-Корсаков, Глазунов, Кюи, Рахманинов,  Метнер  оставили  нам прекрасные образцы лирических интерпретаций  поэзии  Пушкина.  И  Прокофьев,  и  молодые  композиторы отдают дань своих  восторгов  его бессмертной музе. И не далее, как в последние годы, слава Пушкина  захватила  уже  и  западную музыку. Английский композитор Бриттен овладел  русскими  текстами  шести  стихотворений  Пушкина  и написал на них романсы.

Список используемой литературы:

• В. Васина-Гроссман. «Первая книга о музыке», 1988, «Музыка», Москва.

• С. Шлифштейн. «Глинка и Пушкин», 1950, Музгиз, Москва.

• Советский  энциклопедический  словарь, 1987,  «Советская энциклопедия», Москва.

• Е.Л. Даттел. «Музыкальное путешествие», 1970, «Просвещение», Москва.