Инсценировка главы из романа И.Шмелева "Лето Господне" для детского театра
"Лето Господне" — роман известного русского писателя И. С. Шмелёва, одно из самых лучших произведений автора. Был издан в полном варианте в Париже в 1948 г. Основой романа является рассказ о русском Рождестве. В нем сосредоточены главные черты истинно православного человека: вера в чудо, любовь к Богу, детское, чистое, незамутненное ощущение мира и тихой радости.
Инсценировка, выполненная на основе романа, подходит для постановки в детском театре. Сам процесс работы над замечательным произведением рождает в коллективе доброжелательную атмосферу радости от общения с великой русской культурой, духом, традицией и бытом, в котором так много замечательного, степенного и значительно несправедливо забытого в наше быстрое суетное время.
Скачать:
Вложение | Размер |
---|---|
instsenirovka._ivan_shmelyov_leto_gospodne_rozhdestvo_-_kopiya.docx | 22.15 КБ |
Предварительный просмотр:
Методическая разработка
«Инсценировка главы «Рождество» из романа Ивана Шмелева «Лето Господне»
для детского театра»
Действующие лица:
Мама – многодетная мать, в центральном эпизоде в церкви – Богородица.
Катя – робкая сказочница
Костя – бойкий юморист
Алиса – деревенская забавница
Вероника – строгая старшая сестра
Ксюня – неземная восторженная девочка
Арина – основательная верующая девочка
Рома – маленький наивный мальчуган
(Звучит колыбельная. Дети по очереди выходят на сцену, которая представляет собой детскую, где стоят две двуспальные кровати. Каждый делает свои приготовления ко сну. Входит мама.)
Мама: Вы хотите, милые дети, чтобы я рассказала вам про наше Рождество. Ну, что же... Не поймете чего – подскажет сердце. Как будто я такие, как вы.
(Звучит классическая музыка. Во время ЗТМ мать покидает сцену. Дети по очереди на своих монологах приподнимаются с кроватей, описывают зрителю разные эпизоды старого Рождества, о которых перед сном им рассказывала мама. В некоторых зарисовках участвуют все. Один только маленький Рома всё время спит на втором этаже кровати.)
Катя. Снежок… Здесь он – редко, выпадет – и стаял. А у нас, повалит, – свету, бывало, не видать, дня на три! Все завалит. На улицах – сугробы, все бело. На крышах, на заборах, на фонарях – вот сколько снегу! С крыш свисает. Висит – и рухнет мягко, как мука. Ну, за ворот засыплет. Дворники сгребают в кучи, свозят. А не сгребай – увязнешь. Тихо у нас зимой, и глухо. Несутся санки, а не слышно. Наше Рождество подходит издалека, тихо. Глубокие снега, морозы крепче. Увидишь, что мороженых свиней подвозят, – скоро и Рождество.
Костя. Перед Рождеством, на Конной площади, в Москве, – там лошадями торговали, – стон стоит. А площадь эта... – как бы тебе сказать?.. – да попросторней будет, чем... знаешь, Эйфелева-то башня где? И вся – в санях. Тысячи саней, рядами. Мороженые свиньи – как дрова лежат на версту. Завалит снегом, а из-под снега рыла да зады. Перед свининой – поросячий ряд, на версту. А там – гусиный, куриный, утка, глухари-тетерьки, рябчик... Прямо из саней торговля. И без весов, поштучно больше. Широка Россия, – без весов, на глаз.
Алиса. Перед Рождеством, дня за три, на рынках, на площадях, – лес елок. А какие елки! Этого добра в России сколько хочешь. На Театральной площади, бывало, – лес. Стоят, в снегу. Мужики, в тулупах, как в лесу. Народ гуляет, выбирает. Собаки в елках – будто волки, право. Костры горят, погреться. Дым столбами. Сбитенщики ходят, аукаются в елках: “Эй, сладкий сбитень! калачики горячи!..” Сбитень? А такой горячий, лучше чая. С медом, с имбирем, – душисто, сладко. Стакан – копейка. Калачик мерзлый, стаканчик, сбитню, толстенький такой, граненый, – пальцы жжет. На снежку, в лесу... приятно! Потягиваешь понемножку, а пар – клубами, как из паровоза. А мороз крепчает. Небо – в дыму – лиловое, в огне. На елках иней. Морозная Россия, а... тепло!..
Вероника. В Сочельник, под Рождество, – бывало, до звезды не ели. Кутью варили, из пшеницы, с медом; взвар – из чернослива, груши, шепталы... Ставили под образа, на сено. Почему?.. А будто – дар Христу. Ну.., будто, Он на сене, в яслях.
Ксюня. Бывало, ждешь звезды, протрешь все стекла. На стеклах лед, с мороза. Елочки на них, разводы, как кружевное. Ноготком протрешь – звезды не видно? Видно! Первая звезда, а вон – другая... А какие звезды!.. Форточку откроешь – резанет, ожжет морозом. А звезды..! На черном небе так и кипит от света, дрожит, мерцает. А какие звезды!.. Усатые, живые, бьются, колют глаз. И звон услышишь. Морозный, гулкий, – прямо, серебро. Такого не услышишь, нет.
Арина. В Кремле ударят, – древний звон, степенный, с глухотцой. И все запело, тысяча церквей играет. Не Пасха, перезвону нет, а стелет звоном, кроет серебром, как пенье, без конца-начала...
Вероника. Ко всенощной.
Костя. Валенки наденешь, тулупчик из барана, шапку, башлычок, – мороз и не щиплет.
Арина. Выйдешь – певучий звон.
Ксюня. И звезды.
Алиса. Калитку тронешь, – так и осыплет треском. Мороз!
Катя. Снег синий, крепкий, попискивает тонко-тонко. По улице – сугробы, горы.
Ксюня. В окошках розовые огоньки лампадок. А воздух... – синий, серебрится пылью, дымный, звездный.
Арина. Звездный звон, певучий, – плывет, не молкнет; звон-чудо, звон-виденье.
Вероника. Идешь и думаешь: сейчас услышу ласковый напев-молитву, простой, особенный какой-то, детский, теплый... – и почему-то видится кроватка, звезды.
(Звучит молитва «Рождество твое, Христе Боже наш, возсияй Мирови Свет разума…» В синем тумане из центра сцены появляется Образ Богородицы с Младенцем. Дети встают на колени, тянут к ней ручки, она приближается, они встают, хотят увидеть ребенка, заслоняют Образ. А когда поворачиваются к залу, Богородицы с Младенцем уже нет.)
Вероника. И почему-то кажется, что давний-давний тот напев священный... был всегда. И будет.
Костя. Идешь из церкви. Все – другое.
Катя. Снег – святой.
Ксюня. И звезды – святые, новые, рождественские звезды.
Вероника. Посмотришь в небо. Где же она, та давняя звезда, которая волхвам явилась?
Ксюня. Вон она: над Барминихиным двором, над садом! Каждый год – над этим садом, низко. Она голубоватая. Святая.
Костя. Бывало, думал: “Если к ней идти – придешь туда. Вот, прийти бы... и поклониться вместе с пастухами Рождеству!
Вероника. Он – в яслях, в маленькой кормушке, как в конюшне...
Алиса. Только не дойдешь, мороз, замерзнешь!”
Ксюня. Смотришь, смотришь – и думаешь: “Волсви же со звездою путеше-эствуют!..”
Все. Волсви?
Ксюня. Волсви?.. Значит – мудрецы, волхвы.
(Неожиданно для всех поднимается Рома. Возбужденно слушает последние реплики ребят, встает на кровать, прохаживается в волнении.)
Рома. А, маленький, я думал – волки. Да, добрые такие волки, – думал. Звезда ведет их, а они идут, притихли. Маленький Христос родился, и даже волки добрые теперь. Даже и волки рады. Правда, хорошо ведь? Хвосты у них опущены. Идут, поглядывают на звезду. А та ведет их. Вот и привела.
Вероника. Вы видите – кормушка с сеном, светлый-светлый мальчик, ручкой манит?..
Рома. Да, и волков... всех манит.
Костя. Как я хотел увидеть!.. Овцы там, коровы, голуби взлетают по стропилам... и пастухи, склонились... и цари, волхвы...
Ксюня. И звезды... все звезды там, у входа, толпятся, светят...
Рома. И вот, подходят волки. Их у нас в России много!.. Смотрят, а войти боятся. Почему боятся? А стыдно им... злые такие были.
Вероника. Ты спрашиваешь – впустят? Ну, конечно, впустят. Скажут: ну, и вы входите, нынче Рождество!
(Голос мамы из-за кулис: «Дети, вы спите?» Дети мигом шмыгают по кроваткам)
Катя. И в доме – Рождество. Пахнет натертыми полами, мастикой, елкой.
Ксюня. Лампы не горят, а все лампадки.
Костя. Печки трещат-пылают.
Алиса. В холодном зале таинственно темнеет елка, – другая, чем на рынке.
Ксюня. За ней чуть брезжит алый огонек лампадки…
Катя. Тихий свет, святой.
Арина. Где-то гармоника играет...
Вероника. В детской горит лампадка.
Катя. Красные языки из печки прыгают на замерзших окнах.
Ксюня. За ними – звезды. Светит большая звезда над Барминихивым садом.
Рома. …Но это совсем другая. А та, Святая, ушла.
Все. До будущего года.
(Дети машут звезде, затем укладываются спать. Звучит фонограмма. Появляется мама, поет колыбельную песню, поправляя одеяла на кроватках детей. Голос ее становится всё тише. ЗТМ.)