Как я обиделась

Нина Симонова

Как я «обиделась» или «королевская ночь» не удалась

Это был последний рабочий вечер моей смены перед очередной выпиской. Целый день какое-то лихорадочно-радостное состояние у детей и у медперсонала. Суета началась с самого утра: дети перед выпиской собирали вещи, чтоб не забыть, бегали из класса в ванную комнату, из гардероба в буфет, из палаты снова в гардероб, где хранятся чемоданы и сумки…

Ближе к обеду постовая медсестра призналась, что дети шушукаются и что-то затевают, видимо, решили напоследок провести «королевскую ночь».  Какая «королевская ночь»! Старшее отделение – так сказать, элита «Огонька» – и такие глупости! Попытки похулиганить были всегда, но чтобы на пятом отделении безобразничали ночью… Это все больше на четвёрке планировали. Задумалась, проанализировала, ведь, не считая трех человек, впервые прибывших в центр на лечение и четырех пациентов, оставленных на второй срок лечения, – большинство сегодня на 5-м отделении, надо признаться, были подросшие с «четвёрки» детишки. А перед тихим часом уже и санитарка озабоченно предупредила меня, что слышала, как Гоша С. просил снять видео и переслать ему, ведь он уезжал раньше всех. Сигнал тревоги сработал… Стала думать, как быть и что делать, потому что беспокойство медсестры было не безосновательным – мы-то уйдем, а ей до утра одной нести вахту на посту.

Октябрьский заезд был самым шебутным и беспокойным, нарушали правила и все меры приличия: то сушили сухари, в прямом смысле, на батарее в палате, то всю ночь ели чипсы и печеньки, мыли голову по утрам, не признавая правило делать это вечером, начинали пить воду и обниматься, не соблюдая социальную дистанцию. Ведь пандемия же! Сергей Б. в последний день перед выпиской зачем-то проковырял дыру в стене, сложил туда очередную утреннюю порцию таблеток и замаскировал желтым скотчем, чтоб не так заметно было, а еще подушку поставил на попа, чтоб не догадались вовсе. Но, как известно «дурак думкой богатеет», схрон быстро обнаружили и парня заставили написать очередную третью объяснительную, что он с легкостью фокусника и сотворил. Безнаказанность сделала своё дело: в очередной раз, получив замечание от санитарки, которая убирала ежедневно мусор в его палате, он просто ей нахамил, используя ненормативную лексику. И как в сказке, «не всё коту масленица» – детинушка-беспредельщик был после разговора с лечащим доктором выписан домой за сутки до официальной выписки.

Вечером, заглядывая мне в глаза, некоторые из ребят спрашивали, пойдем ли мы в актовый зал, будет ли караоке или просто послушаем музыку, но признаюсь, – ничего не хотелось делать доброго, вспомнились слова сестры-хозяйки, которая раздавая обед, бросила фразу, чтоб скорее уехали эти дети, что невозможно уже терпеть их гадости. На вечерней прогулке, дожидаясь последних девочек, я вышла с Лизой Г. и никого не обнаружила на том месте, где гулять можно! Всех нашла за углом здания, куда ходить категорически было нельзя… Это стало сигналом к действию. Лиза Г. честно спросила меня:

– Нина Ивановна, вы сейчас будете на них орать?

– Зачем орать? – удивилась я, хотя, внутри всё кипело и бушевало, – мы просто намного раньше закончим прогулку, тем более ветер усилился.

На мои вопросы, можно ли было гулять на этом месте? Кто разрешил? Дети, поняв, что переборщили и нарушили правила Центра, причем коллективно, стали наперебой просить прощения. Я была неумолима, и мы вернулись с прогулки, озадачив медсестру, которая не успела хорошенько проветрить палаты.

Попросила всех оставаться в палатах, ушла в класс и не успела подумать, что же делать дальше – заметила: пришли «ходоки» извиняться за всех – староста отделения с помощницей. Думаю, именно Лиза Г. предложила Матвею Ж. извиниться, потому что она уже седьмой раз была в «Огоньке», много раз – старостой пятого отделения и на «четвёрке» тоже, а Матвею впервые доверили такую должность. Ребята наперебой начали просить прощения, просили не сердиться, говорили мне хорошие слова, я молчала и делала вид, что обиделась. Через несколько минут, наблюдая в темном оконном проеме, (а свет был выключен) как все словно мышки молча и тихо расселись в классе и на мою фразу: «Ну что помолчим?», начали хором уже виниться, перебивая друг друга. Когда многоголосье затихло, я задала вопрос. Замечали ли они, когда, например, ругаются родители, громко крича, перебивая друг друга, оскорбляя и размахивая руками, что они не слышат друг друга, хотя находятся совсем рядом, близко. Их уши не слышат, глаза не видят, а сердца далеки. Дети молчали. Наверное, вспоминали знакомые нам всем ситуации семейных сцен, я продолжала, обращая внимание на истину, не доказывая её. Когда влюблённые общаются, – им слова не нужны, они с полуслова, с полувзгляда понимают друг друга и лёгкий шепот слышат отчетливо на расстоянии, иногда читают только по губам. Потому что их сердца максимально близки, они стучат в унисон. В классе повисла звенящая тишина…

Все молчали, а я продолжала говорить о том, что они уже взрослые и должны отвечать за свои поступки. Что дети в нашем центре являются представителями семьи, которая их делегировала на лечение, зачем же позорить своих родителей, они видят в своем ребенке продолжателя их, как правило, несбывшихся надежд. И только родители всегда от всего сердца радуются успехам и победам своих любимых чад. И что всё самое лучшее и хорошее мы берем от родителей – генетику, поведение, достижения и прочее, и что на плечи детей потом ложится серьёзная ответственность, доброта и забота. Привела в пример известную притчу, рассказ о семье, где в почтенном возрасте, обедая за общим столом, дедушка проливал суп на скатерть; у него дрожали руки, он старался, но нечаянно разбил тарелку. Невестка, а по ее требованию старика пересадили отдельно за другой стол, стала класть ему еду в деревянную посудину, потом и вовсе упросила супруга отдать его в дом престарелых и все, казалось, забыли об этом. Но в один прекрасный день мать увидела в руках у маленького сына деревянную миску, которую тот сделал специально для родителей, чтоб кормить их, когда они станут старыми. Всё происходило на глазах у ребенка, который уже решил, как ему поступить… Я всё говорила и говорила, казалось, что в классе нет ни души…

Все молча слушали, потом кто-то в темноте захлюпал носом, кто-то завздыхал, я тихо продолжила свой монолог... Страшно становится, когда нашей страной будет управлять нынешнее поколение, которое ничего в своей жизни тяжелее телефона не держало в руках. Что это поколение травмировано не только физически, но и духовно. О каких защитниках Родины можно говорить, если они похожи на «Иванов, непомнящих своего родства»! Если сегодняшние дети говорят нам, педагогам в лицо, что мы им надоели рассказами о войне…

Поверьте, это дико слышать! Старшее поколение россиян с молоком матери и пролитой кровью павших воинов нашей великой страны знают, что «как только мы забудем о войне, обязательно начнется новая война», а молодежь парирует, что «без войны не бывает мира». Но какой ценой! Мне страшно даже представить…

Молчаливую паузу пришлось заполнять вновь и напоминать подросткам, что их главная задача учиться, получить образование, найти любимую работу или занятие, чтобы приносить пользу людям. Желательно состояться как профессионал в жизни – управлять страной, полететь в космос, совершить великое открытие или путешествие – важно быть нужным людям!

Не делайте другим то, что вы не желаете для себя, и поступайте с другими так, как хотели бы, чтобы поступили с вами. На моей последней фразе Матвей Ж. оживился, узнав «золотое правило нравственности» – это порадовало меня, возможно, не всё еще потеряно…

   По палатам разошлись нехотя: кто-то из девчат вытирал слёзы, мальчишки присмирели и ушли к себе, даже, не набрав на ночь воды. Медсестра, с тревогой заглядывая мне в глаза, молча спрашивала «все ли в порядке?». Домой я уходила со спокойной совестью, в абсолютной тишине и только мое сердце бухало, как мне казалось, оглушительно. На самом деле в коридоре было слышно только громкое тиканье часов, и я была уверена, что медсестре не придется беспокоиться сегодняшней ночью.