Златоуст Российской словесности святитель Димитрий, митрополит Ростовский

Н.Д. Голованова

Златоуст Российской словесности
Святитель Димитрий, митрополит Ростовский

«Пастырь добрый», «Цевница духовная», «Звезда всю страну ученьми и чудесы озарившая», «райская ветвь Малороссии», «Святитель с медоточивыми устами» – так называли православные верующие митрополита Димитрия Ростовского, благоговея перед памятью угодника Божия, который, как писал иеромонах Пимен, «бодрствовал о пастве без суровости, хранил достоинство сана своего без кичения, ко всем великим и малым являл нелицемерную любовь»1.

Пастырь добрый и благочестивый подвижник, трудясь «нощеденственно» и ратуя о спасении ближних, был еще и великим писателем мирового исторического масштаба. «Моему сану (его же несмь достоин), – писал Святитель Димитрий, – надлежит Слово Божие проповедати не точию языком, но и пишущей рукою. То мое дело, то мое звание, то моя должность»2.

Агиограф, летописец, переводчик, писатель, поэт, драматург, музыкант… Он подарил православной культуре чудотворные и душеспасительные труды свои, которые стали источником духовной радости, нравственной силы для всех христиан, в том числе и для «пантеона российских писателей».

В «Путешествии по святым местам русским» И. С. Тургенев вопрошает: «Кому в России не известны его (Св. Димитрия) великие заслуги церкви, прославленные и по смерти даром чудотворения? Кто из нас не читал его творений и не умилялся теплым чувством, с которым они написаны?»3.

Святитель Игнатий Брянчанинов объяснял неутомимую жажду и потребность в чтении духовных произведений митрополита Ростовского тем, что они «носят на себе печать благодатного помазания Божия и сообщают это помазание читателям своим… здесь можно почерпнуть много сведений, очень нужных и очень полезных»4.

Ф. М. Достоевский в своей статье «О безошибочном знании необразованным и безграмотным русским народом главнейшей сущности Восточного вопроса» приводил поразительный пример того, что не читая Четьи-Минеи, не зная грамоты, люди знают жития: «по всей земле русской… распространен дух Четьи-Минеи… потому что есть чрезвычайно много рассказчиков и рассказчиц о житиях святых. Рассказывают они из Четьи-Минеи прекрасно, точно, не вставляя ни единого лишнего слова от себя, и их заслушиваются... Слышал я ... эти рассказы даже в острогах у разбойников, и разбойники слушали и воздыхали... В этих рассказах заключается для русского народа… нечто покаянное и очистительное»5.

Не потому ли в произведениях, как самого Федора Михайловича, так и других русских писателей сильны мотивы покаяния и странничества в поисках Истины? Как известно, Ф.М. Достоевский намеревался перевести Четьи-Минеи на английский язык, а на русском напечатать их в IV отделе «Читальника», книги для народного чтения. В библиотеке писателя имелось 11 выпусков Избранных житий святых, кратко изложенных по руководству Четьих-Миней.

Особенно почитаемыми для Ф. М. Достоевского были образы Алексия человека Божия, преподобного Сергия Радонежского, Марии Магдалины, Марии Египетской. В своем «пятикнижьи» (романах: «Преступление и наказание», «Подросток», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы») он неизбежно обращается к событиям и образам житий святых.

Последнее недописанное произведение «Братья Карамазовы» по жанру должно было быть «жизнеописанием» или «житием великого грешника». В русле агиографического канона представлена нам и юность Алексея Карамазова, отдаленно напоминающего Алексия человека Божия, святого из жития. Алексей «живет в монастыре и готовится на всю жизнь в нем затвориться», «с ранней юности он был человеколюбцем», «между сверстниками никогда не хотел выставляться», «обиды никому не помнил», был «стыдлив и целомудрен»6.

Переклички романа с житием Алексия человека Божия есть на разных уровнях. После представления героя идет сцена беседы старца с одной из верующих, которая просит помянуть недавно умершего сына Алексея, на что Зосима отвечает:

– Имя-то милое. На Алексея человека Божия?
– Божия, батюшка, Божия, Алексея человека Божия!
– Святой-то какой! Помяну, мать, помяну7.

Затем подчеркивается «похожесть» отца Алеши на «древнего римского патриция времен упадка»8, как известно, Алексий человек Божий родился в Риме, в богатой и знатной семье. Особенное внимание Ф. М. Достоевский концентрирует на молитве Богородице матери Алеши, в житии – это молитва родителей о будущем ребенке. Не случайно обращение к Пресвятой Деве, так как святой подвизается на паперти храма Богородицы. Спустя годы, Пречистая Матерь Божия велит служителю ввести Алексия в этот храм, «ибо молитва его восходит до Бога, и как венец на голове царской, так почиет на нем Дух Святый.»9. Брат Алеши, Дмитрий, также связывает его с этим святым: «Я-то пропал, Алексей, я-то, Божий ты человек. Я тебя больше всех люблю»10. Кротость, тихость, любовь к людям показаны в романе и через другой образ – старца Зосимы, прототипом которого был другой святой – Сергий Радонежский. Его житие, написанное Епифанием Премудрым, также было включено в Четьи-Минеи Димитрием Ростовским. Евангельская мысль, которая проходит через житие и произведения Ф. М. Достоевского: «Кто захочет быть старшим, пусть будет меньше всех и всем слуга» ясно звучит и в речи митрополита Димитрия, в Ростов на престол свой пришедшего: «Азъ же приидохъ, не да послужите ми, но да послужу вам, по словеси Господню: Хотяй быти, въ васъ первый, да будет всем слуга»11. Из жития преподобного Сергия взят и сюжет с голодным медведем. К образам житий Святителя Димитрия Ф.М. Достоевский обращается и в романах: «Подросток», «Идиот», «Бесы», «Преступление и наказание».

Святые – Алексий и Сергий – появляются и в произведениях другого русского писателя – Б.К.Зайцева. Однако, в отличие от Ф.М. Достоевского, писатель сосредоточил свое внимание прежде всего не на канонических, а на психологических моментах жизни праведников. Так, например, в житии Алексия человека Божия отсутствуют мотив любви Алексея к оставленной им жене Евлалии, их тайное узнавание друг друга, сказочный караул птиц у гроба святого. А в жизнеописании «Преподобного Сергия Радонежского» Б.К. Зайцев дополняет событийный ряд своим комментарием. В результате чего образуется метатекст – текст не только повествующий о жизни святого, но и о том, как создается само это произведение.

Писатель отмечает силу Сергия не в способностях к наукам, а в живой связи с Богом: «Сергий, кажется, принадлежал к тем, кому обычное дается тяжко, и посредственность обгонит их – зато необычное раскрыто целиком»12. Это был не только «уединенный пустырник, молитвенник, созерцатель, но и делатель»13.

Удивителен и рассказ Б. К. Зайцева «Сердце Авраамия», основанный на житии преподобного Авраамия Галицкого, ученика преподобного Сергия Радонежского. Писатель дополняет незначительные события Четьи-Минеи о чудесном обретении иконы Богоматери и основании монастырей легендой о «косматом сердце Авраамия», который сжил со свету свою жену и сумел «переродиться» только под воздействием благодатной иконы, с которой непосредственно связано первое название этой северной легенды «Богородица Умиление сердец»: «Авраамий же чувствовал, как медленно, огненно перетлевает его сердце, точно невидимая мельница размалывает его… Когда тайное кончилось, он поднялся. Икона все стояла, как и прежде. Но с величайшим изумлением увидел Авраамий, что теперь она сияла красками и чистыми и нежными…»14.

С волнительным трепетом и А. И. Герцен рассказывает о жизни преподобной Феодоры в повести «Легенда». Изумительный по красоте и изяществу язык этого произведения поражал ни одно поколение читателей, хотя сам писатель считал свои «аллегории» «дурными». Опустив некоторые подробности жития, писатель сосредоточил свое внимание на самой истории: «Как самую чистую душу увлекает жизнь пошлая»15. Недаром он сравнивает Александрию и Москву, рассуждает о том, как калечит душу тюрьма, о «веси земной и веси небесной». «Пересоздать общество человеческое, пересоздать самого человека, возвратить его Богу» – в этом видит А. И. Герцен призвание людей, когда «человек перестает быть земным и начинает быть небесным», «весь земная падает, весь небесная создается»16.

Горячим чувством молитвы проникнуто все повествование о женщине, подвизавшейся при монастыре в мужском обличье: «Тихая, аскетичная жизнь подняла так фантазию Феодора, так приучила его к созерцательности, что он целые часы проводил, мечтая то о прелестной жизни, которая готовится праведнику в обителях рая, то о соделании всей земли одною паствою Христа, то погружался в созерцаниее Бога и, долго теряясь в бесконечном, вдруг спускался на землю; и как хороша она ему казалась тогда, как ясно выражала Его...»17.

Не только прозаики, но и драматурги перелагали Четьи-Минеи Святителя Димитрия Ростовского. В театре царевны Натальи Алексеевны большинство пьес было основано на житиях. В «Комедии о Святой Екатерине» содержались прямые цитаты из Четьи-Минеи, в «Действии святой мученицы Евдокии» наблюдалось схожесть сюжета с житием святых мучеников Хрисанфа и Дарии. «Комедия пророка Даниила» последовательно была написана по житию. В «Комедии об апостоле Андрее» прослеживается общий для пьесы и Минеи мотив готовности умереть за веру Христову. Подобная драматургия, как отмечает И.А. Шляпкин, «сводилась, главным образом, к диалогизации формы. Изменения допускались лишь в смысле распространения в драматическую форму общих выражений минейного текста»18.

Сюжеты и мотивы из Четьих-Миней Святителя Димитрия Ростовского проникают и в поэзию. Неоконченная поэма А.С. Пушкина, написанная в 1813 году, является «саркастическим перифразом» жития Иоанна Новгородского, который сумел победить беса крестным знамением и, оседлав его, добрался до Иерусалима и вернулся в Новгород:

Лети, старик, сев на плеча Молока,
Толкай его в зад и под бока,
Лети, спеши в священный град востока,
Но помни то, что не на лошака
Ты возложил свои почтенны ноги.
Держись, держись всегда прямой дороги,
Ведь в мрачный ад дорога широка.19

Этот же эпизод своеобразно отражен и в «Ночи перед Рождеством» Н.В. Гоголя, где кузнец Вакула также легко путешествует на черте до Петербурга и обратно. Совершенно иное отношение писателя к святоотеческой литературе в более поздний период его творчества, когда он жадно будет искать чтения Четьих-Миней, «Розыска», «Молитвословий» и других произведений Димитрия Ростовского: «Душе моей нужней теперь, – напишет он в 1844 году, – то, что писано святителем нашей Церкви, чем то что можно читать на французском языке»20.

И.А. Бунин в своем христианском цикле также не мог оставить без внимания события жизни русских святых. «Эти стихи – ... сугубо русская страница истории» – писал он21. Поэт в основном описывает в своих произведениях последние минуты жизни святых или их чудеса, которые поражали людей. Так полна драматизма судьба юродивого Прокопия Устюжского, память которого отмечается 8 июля. Зимой святого изгоняют от себя люди, и даже псы сторонятся его:

Псов обрете на снеге и соломе,
И ляже посреди них, но бегоша
Те пси его. И возвратися паки
Святый в притвор церковный и седе,
Согнуся и трясыйся и отчаяв
Спасение себе. – Благословенно
Господне имя! Пси и человецы –
Единое в свирепстве и уме22.

В судьбе святого Игнатия И.А. Бунина поражает сон епископа Ростовского:

Сон лютый снился мне: в полночь, в соборном храме,
Из древней усыпальницы княжой,
Шли смерды – мертвецы с дымящими свечами,
Гранитный гроб несли, тяжелый и большой.

Я поднял жезл, я крикнул: «В доме Бога
Владыка – я! Презренный род, стоять!»
Они идут ... Глаза горят ... Их много ...
И не един не обратился вспять23.

Самому Святителю Димитрию посвящены одноименные стихотворение и рассказ. Повествование рассказа о последней земной ночи Димитрия заканчивается фразой: «только один Господь ведает меру неизреченной красоты русской души»24, а в стихотворении эта тема находит продолжение:

Твой гроб, дубовая колода,
Стоял открытый, и к нему
Все шли и шли толпы народа
В душистом голубом дыму25.

Теплой любовью к святителю Димитрию проникнуты произведения В.К.Кюхельбекера. В ссылке он не раз обращается к образу Ростовского митрополита с просьбой о помощи, перелагает притчу архипастыря «Истинный счастливец», пишет молитву в стихах «Предстателю у Всевышнего Святителю Димитрию Ростовскому»:

Я часто о тебе с друзьями говорю,
Я привлечен к тебе таинственным влеченьем.
В незаходимую ты погружен зарю:
Но близок ты ко мне любовью и жаленьем.

Угодник Господа! Какая связь, скажи,
Между тобою, муж, увенчанный звездами,
И мною, узником грехов и зол, и лжи,
Вдрожь перепуганным своими же делами.

К тебе влекуся, но – и ты влеком ко мне...
Ужели родственны и впрямь-то души наши,
И ты скорбишь в своей надзвездной вышине,
Что я, твой брат, пью жизнь из отравленной чаши!26

Творения Святителя Димитрия не только восхищали и вызывали стремление подражать жизни угодников Церкви, но и изумляли читателей отточенностью и изысканностью высокого слога. Л.Н. Толстой писал: «вообще по языку я предпочитаю простоту и удобопонятность и сложность языка допускал бы только тогда, когда он живописен и красив, каким он часто бывает у Димитрия Ростовского»27.

К Четьям-Минеям и личности Святителя обращались не только русские писатели, но и философы. В.В. Розанова интересовала жизнь Макария Египетского, о чем он сообщает в своей статье «Религиозное освящение супружества», Н.О. Лосского – Житие Алексия человека Божия, В.О. Ключевского особенно затронули древние Минеи и вопросы веры, поднятые Святителем в его произведениях.

Н.И. Костомаров отмечал: «Литературные труды Димитрия имели важное значение именно потому, что были сильно распространены в русском обществе ... Едва ли какой другой духовный писатель имел такой обширный круг читателей».28

И действительно, Н.А. Заболоцкий в своей поэме «Пастухи» дает художественную интерпретацию сцены пастырей «Рождественской драмы» Святителя, А.М Ремизов в книге «Россия в письменах» помещает главу «Грамотка», в которой рассказывается об обретении странички старинного письма из «Келейного Летописа» Святителя Димитрия. Ф. Н. Глинка в «Письмах к другу» пишет о подвиге Терентия Волоскова, подражавшего в «рассеивании мраков вредной ереси»29 Ростовскому митрополиту.

Множество художественных и публицистических произведений посвящено личности и творениям Ростовского святого. Его духовный брат Стефан Яворский слагает на погребение друга «Надгробную юже преосвященный Стефан по погребении Святаго Димитрия написа»:

Вси вы Ростова града людие рыдайте,
Пастыря умершаго слезно поминайте.
Димитриа владыку и преосвященна,
Митрополита тиха и смиренна30.

М. В. Ломоносов вслед за Стефаном Яворским пишет эпитафию, в которой обращается к потомкам:

Вперите в мысль, чему учитель сей учил,
Что ныне нам гласит от лика горних сил.
На милость Вышнего, на Истину склонитесь
И к матери своей вы Церкви примиритесь31.

Помимо службы, псалмов, кантов в честь Ростовского митрополита в день 200-летия его светлой кончины звучала кантата А. Державина на музыку В. Зиновьева:

В сонме великих ростовских святителей
Был ты сияющей новой звездой,
Лучший из наших духовных учителей,
Праведник с любящей чуткой душой!32

Личность огромнейшего исторического масштаба, Святитель Димитрий, был воистину Златоустом Российским. Его пьесы сравнивали с трагедиями Эсхила и Шекспира, его стихи – с произведениями Горация, его проповеди – со Словами древних отцов Церкви, его молитвословия – с творениями Романа Сладкопевца. 350-летие со дня светлого рождения святителя Димитрия Ростовского да будет источником духовной радости и благодати для нового «пантеона российских писателей!»

1. Дни богослужения православной, кафолической, восточной Церкви. Ч. 1. СПб. 1840. С. 185.
2. Святой Димитрий Ростовский и его избранные творения. – СПб. 1998. С. 30.
3. Тургенев И.С. Путешествие по святым местам русским // Тургенев И.С. Полное собрание сочинений в 30 т. Т. 1. М. 1978. С. 182.
4. Брянчанинов И. Письма о подвижнической жизни. Москва – Париж, 1996. С. 342.
5. Достоевский Ф. М. О безошибочном знании необразованным и безграмотным русским народом главнейшей сущности Восточного вопроса // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 т. Т. 25. Л., 1983. С. 214.
6. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 т. Т. 14. Л., 1983. С. 22-23.
7. Там же. С. 52.
8. Там же. С. 269.
9. Святитель Димитрий Ростовский. Житие преподобного Алексия, человека Божия // Святитель Димитрий Ростовский. Жития святых, март. С. 269.
10. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 т. Т. 15. Л., 1983. С. 254.
11. Святитель Димитрий Ростовский. Речь преосвященнаго Димитриа Митрополита Ростовского в Ростов на престол свой пришедшаго // Святитель Димитрий Ростовский. Сочинения в 6 т. Т. 1. М., 1786. С. 4.
12. Зайцев Б.К. Преподобный Сергий Радонежский // Зайцев Б.К. Сочинения в 3 т. Т. 2. М., 1993. С. 17.
13. Там же. С. 26.
14. Там же. С. 91.
15. Герцен А.И. Легенда // Герцен А.И. Собрание сочинений в 30 т. Т. 1. М., 1954. С. 491.
16. Там же. С. 95.
17. Там же. С. 102.
18. Шляпкин И.А. Царевна Наталья Алексеевна и театр ея времени. СПб., 1898. С. 60.
19. Пушкин А.С. Монах // Пушкин А.С. Сочинения в 3 т. Т. 1. М., 1985. С. 17.
20. Гоголь Н.В. Письма // Гоголь Н.В. Собрание сочинений в 9 т. Т. 9. М., 1994. С. 665.
21. Бунин И.А. Стихотворения и переводы. М., 1985. С. 14.
22. Там же. С. 336.
23. Там же. С. 337.
24. Бунин И.А. Святитель // Собрание сочинений в 9 т. Т. 5. М., 1966. С. 139.
25. Бунин И.А. Стихотворения и переводы. М., 1985. С. 328.
26. Кюхельбекер В.К. Святому Димитрию Ростовскому // Кюхельбекер В.К. Избранные произведения в 2 т. Т.1. Л., 1967. С. 315.
27. Толстой Л.Н. Письмо архимандриту Леониду // Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 90 т. Т. 62. М., 1953. С. 126.
28. Костомаров Н.И. Ростовский митрополит Димитрий Туптало // Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Кн. 2. М., 1995. С. 243.
29. Глинка Ф.Н. Терентий Иванович Волосков, ржевский механик, богослов и химик // Глинка Ф.Н. Письма к другу. М., 1990. С. 63.
30. Яворский С. Надгробная юже преосвященный Стефан по погребении Святаго Димитрия написа // Творения Святителя Димитрия митрополита Ростовского. Келейный летописец. М., 2000. С. 648.
31. Ломоносов М.В. Эпитафия Святителю Димитрию Ростовскому // Творения Святителя Димитрия митрополита Ростовского. Келейный летописец. М., 2000. С. 32.
32. Державин А. Кантата в честь 200-летия со дня кончины Святителя Димитрия, митрополита Ростовского // Димитриевы дни в Ростове Великом. Ростов, 1909. С. 35-36.