Анализ произведения Г.Х.Андерсена «Гадкий утёнок»

    Мне эта сказка очень понравилась. Эта сказка жизненная, из нее очень многое можно взять для себя полезного. Когда читала сказку “Гадкий утенок” вспоминала я свои школьные годы. До восьмого класса я была в своем классе “гадким утенком”, мало общалась с одноклассниками, чаще была одна на переменках, многие мальчишки надо мной смеялись, была очень худенькой.      

    В общем, говоря, замыкалась в себя, жила в школе в своем одиночестве. А вот когда шел урок, так, бывало, ответить устно хотелось, но увы я стеснялась или боялась ответить, с трудом давались предметы история и физика. Бывало,  боишься поднять руку во время урока, чтобы ответить. Чувствуешь себя “гадким утенком”, сидящим в стороне от других. В техникуме, все стало намного лучше, забыла, что такое одиночество, появились подружки, поддержка. Эта сказка учит нас, чтобы мы никогда не забывали о людях, которые другие не такие как все, им тоже нужна поддержка, внимание.

      Гадкий утенок — сказочный образ, в котором воплощены представления автора о судьбе и назначении гения: вопреки всем обстоятельствам он обязательно добьется признания и славы. Гадкому утенку, родившемуся в утином гнезде, приходится многое претерпеть в жизни. Его считают безобразным, так как он совсем не похож на остальных обитателей птичьего двора, «ограничивающих пределы мира канавкой с лопухами». Таким же безобразным и ни на что не способным он кажется коту и курице, живущим у старушки в ее убогом домике. Он страдает от враждебности окружающих и мучительных сомнений в самом себе. Но однажды он чувствует, что у него выросли крепкие крылья. Он слетает на воду и видит в чистой, как зеркало, воде свое собственное отражение. Гадкий утёнок превратился в прекрасного лебедя. «Теперь он был рад, что перенес столько горя: он лучше мог оценить свое счастье и всю красоту, что его окружала». Образ Гадкого утёнка во многом носит автобиографический характер. Как отмечают критики, в истории Гадкого утёнка Андерсен в аллегорической форме убедительно рисует борьбу, которую пришлось вести ему самому на пути к славе и почестям.

Анализ произведения А.П.Чехов «Тоска»

   Ознакомившись с рассказом А.П. Чехова “Тоска”, я увидел проблему одиночества, отсутствие взаимопонимания между людьми. Рассказы Чехова одновременно ни о чем и обо всем. За мелочами обыденной жизни скрываются глубокие мысли автора. Так и в произведении “Тоска”
Чехов повествует нам о трудовом дне бедного труженика Иона Потапова.    

   Работая кучером, он встречается с разными людьми и проводит с ними большую часть времени. Нам может показаться, что это человек, которого не преследует проблема одиночества. Но заглянув в глубину строк, читатель может увидеть плачевное состояние души Иона. Не имея, жены, потеряв сына, Потапов остался наедине со своей искалеченной душой, ноющей от тоски, и с лошадью. Тоска его поедает. Наплевательское отношение пассажиров друг к другу и к самому Иону является горстью соли, насыпанной на его душевную рану. Столкнувшись с проблемой одиночества в рассказе А.П. Чехова “Тоска”, хочется призвать человечество к доброте, милосердию, взаимопониманию.
   Рассказы Чехова таят в себе огромный смысл, отличаясь от остальных четкостью и лаконичностью, неся в себе определенный моральный вывод. Примером такого рассказа может считаться его рассказ “Тоска”. Это рассказ о сытых, равнодушных людях, считающих себя классом выше, неспособных понять, пожалеть другого человека, поддержать его дружеской мягкой и доброй улыбкой, чуждых к отзывчивости и состраданию. Главным героем рассказа является Иона Потапов — бедный извозчик, совсем недавно похоронивший своего сына, ищущий поддержки и понимания людей. Конечно, его горе трудно понять людям, у которых никогда не болело

сердце и не немела душа. С какой доверчивой беззащитностью открывает старик Иона свою душу всем тем, кому в тот день нужен был извозчик. С какой детской открытостью пытается он увидеть в глазах ездоков огонек поддержки и сострадания. Но все его существо наталкивается на стену черствости, равнодушия и непонимания. Равнодушие. Как часто, слыша это слово, мы удивляемся и возмущаемся, думая про себя, что это к нам не относится. И как часто мы забываем об обидах и горестях, принесенных самими нами нашим самым близким и родным людям. Ведь часто от нас так мало требуется: выслушать, сказать ласковое слово, улыбнуться. Но и этой малости нам бывает, так жаль порой. Ну, что стоило героям рассказа “Тоска” проявить минимум ласки, сострадания и терпения, чтобы облегчить горе Ионе Потапову. В их душе стало бы намного светлее и чище, пойми они горе извозчика. Насколько же станет и наш мир светлее и лучше, когда нас, наконец, покинут сухость, черствость, равнодушие.
С творчеством А.П. Чехова мы знакомимся еще задолго до изучения его произведений по школьной программе. И сразу замечаем, что отличительной чертой его творчества является краткость. Сам Чехов говорил: “Умею коротко писать о длинных вещах”. Об одной из таких “длинных вещей” писатель повествует в рассказе “Тоска”. В нем А.П.Чехов поднимает вечную проблему человечества — проблему общения друг с другом, равнодушия к горю и несчастью окружающих, проблему одиночества. Ощущение
тоски и печали не покидает на протяжении чтения всего рассказа. Уже из названия рассказа понятно, что речь пойдет о грусти и боли. Начиная повествование, Чехов окутывает место действия, с которого начинается рассказ, дремотой; движение вокруг Ионы Потапова замедляется, и он погружается в свои мысли. Иона потерял сына, и боль этой потери он не в силах держать в себе, ему надо выговориться, рассказать кому-то о своей беде. Но он сталкивается с черствостью людей, равнодушием и непониманием. Затерянный в шумном городе, где все куда-то спешат, едут, идут, бегут, не обращая внимания на одинокого извозчика, Иона не находит отклика в душах и сердцах людей. Но находит его в молчаливом сочувствии лошади. К великому позору людей, Иона предпочел животное человеку. К несчастью, люди часто забывают об окружающем мире, погружаясь в свои проблемы, они не замечают жизни вокруг себя.
 Но любой из них может оказаться на месте Ионы и получить, то же самое, что дал когда-то другому — равнодушие и непонимание.
  Мне довелось познакомиться с произведениями Антона Павловича Чехова. За его пейзажами, нарисованными часто с помощью одной точной и меткой детали, за короткими диалогами и монологами, маленькими подробностями, за которыми читатель всегда различает не названные автором, но ясно видимые глубины жизни. Вот и сейчас в его рассказе “Тоска” достаточно нескольких предложений, чтобы понять атмосферу бездушия, окружающую главного героя. На землю мягким ковром ложатся сумерки, кружится мокрый, крупный снег, который “пластом ложится на крыши, плечи,
спины, шапки”. Это не просто сумерки и снег, это образ, символ какой-то безысходности, пустоты и равнодушия. Ощущаешь, как мал и ничтожен человек в этом бездушном пространстве. И Иона Потапов один в этой пустоте, где ему не с кем словом перемолвиться, В этом коротком рассказе Чехов рисует образ бездушного города с бездушными людьми. Город, где так много людей, но где ты духовно одинок. Четыре раза Потапов пытался завести разговор, четыре раза пытался рассказать о своем горе — о смерти сына. Ему хотелось, чтобы ему посочувствовали, пожалели. Он говорит, что с бабами лучше разговаривать на эту тему, “те хоть и дуры, но ревут от двух слов”. Однако его собеседников это не интересовало, они отнеслись равнодушно, безучастно к чужому горю. Иона не мог выговориться, а отсюда росла тоска, “тоска громадная, не знающая границ. Казалось, лопни грудь, вылейся из нее тоска, так она бы весь свет залила...”
  Вот главная поэтическая мысль, образующая лейтмотив “Тоски”. Извозчик не находит понимания у людей. Он начинает чувствовать боль и горечь от невысказанных страданий и тоски, не может уснуть ночью и идет посмотреть лошадь, которая для него стала самым дорогим и родным существом после смерти сына. В ней он видит родственную душу, как он лишился сына, так она лишилась своего хозяина и овса. Он начинает вспоминать и говорить о сыне, а затем “увлекается и рассказывает ей все”. Потому, что в этой пустоте и безмолвии, в этом “бездушном” городе — это единственное существо, которое слушало его, не оттолкнуло. Эта тема актуальна и для нас, мы все время куда-то спешим, не обращая внимания на страдания других людей, не думая о том, что сами можем оказаться в подобной ситуации.

Анализ произведения А.П.Чехов «Шуточка»

     События этого рассказа разворачиваются в ясный зимний полдень  на вершине высокой горы, наши герои: Надежда Петровна и ее друг, назовем его Александром Васильевичем.

Александр Васильевич просит Надежду Петровну съехать с горы на санках, она ужасно боится, но все же потом ему уступает. Когда санки летят вниз, он в это время говорит вполголоса: “Я люблю вас, Надя!” А потом внизу Надя встает вся белая, еле живая от испуга и начинает ** ... Немного погодя она начинает вспоминать слова Александра Васильевича и уже вопросительно смотрит в его глаза,  а он молчит. Чтобы убедиться, сказал ли он это, или эти слова ей просто послышались ветром, она решает снова прокатиться с ним с горы... Потом слова и слова...

Мне кажется, что Александр Васильевич был немного “дерзким”, во-первых, с этими словами, на мой взгляд, нельзя шутить, а, во-вторых, он столько раз испытывал бедную испуганную девушку, которая ужасно боялась лететь с горы на санках. Но в то же время Надя своей мужественностью доказывает нам, что она не очень-то испуганная девушка; которая садится вновь и вновь, чтобы удостовериться, не послышалось ли ей все это. Короче говоря, несмотря на свой испуг, идет к своей цели. У нее, на мой взгляд, была сила и воля... А в те времена не принято было девушке задавать такие вопросы напрямик...

А в последствии, хотя это была шутка, эти слова Надежде Петровне помогали жить, потому что каждому из нас хочется быть любимой или любимым.

Если бы случись со мной такая ситуация, сделала как бы и она. Хоть бы и боялась бы, но все же пробовала снова и снова.

Анализ произведения Бернанда Шоу «Пигмалион»

Суть пьесы Бернарда Шоу “Пигмалион” заключается в том, что главные герои пьесы: профессор Хиггинс и полковник Пиккеринг заключили между собой пари.  В котором  профессор Хиччинс обязуется за 6 месяцев, т.е. за полгода обучить бедную  деревенскую девушку - Элизу Дулиттл хорошим манерам. Она была цветочницей в магазине, так вот ее профессор должен был обучить правильной разговорной речи, подобающей графине, и манерам поведения в обществе, и через полгода он Элизу Дулиттл представляет в посольстве ее как графиню. Эксперимент удался!...

   Я думаю, когда профессор Хиччинс заключил с полковником пари, он, в первую очередь, хотел оправдать слова свои, сказанные герцогине, а во вторую хотел доказать полковнику Пиккерингу, что он величайший педагог в мире.  Для него Элиза  Дулиттл была орудием своего дела, он не задумывался о ее чувствах, о ее душе, он не думал, что с ней будет после эксперимента. Он делал свое дело и все.

   А Элиза, наоборот, стала все это пропускать через сердце, ей показалось, что это ее родной дом, где она нашла учителя своей мечты. В конце концов, она влюбляется в профессора Хиггинса, но он записал себя в холостяки.  Он имел любовные дела с девицами одинакового возраста со своей матушки, так как для него она являлась примером, он всегда боготворил только ее. Мне кажется, Элиза Дулиттл все-таки навсегда останется жить у профессора Хиггинса, потому что она теперь привыкла к этому дому, обычаям и к тому же первая платоническая любовь к своему учителю. Прочитав эту пьесу я поверила,  что даже из простого бедного, не умеющего правильно общаться человека можно его перевоспитать, обучить стать превосходным мастером своей речи и т.д., но очень важно иметь профессионального учителя.

Анализ произведения И. Триус «Жить стоит»

      Ирина (Эсфирь) Триус родилась 20 февраля 1925 года в большой семье. Тяжелая болезнь приковала ее к постели. Будучи лежащей, она изучила немецкий, английский, чешский, польский, болгарский языки, а впоследствии стала работать старшим научным сотрудником в отделе технической информации Министерства путей сообщения. Еще Ирина преподавала детям в больницах, где лечилась. 

    Эта повесть автобиагрофична. Главный герой сам автор. Зовут её Ирина Триус.  Ирина более двадцати лет, она прикована к постели, но при этом она не утратила веру в себя, она упорно трудится и борется за то, чтобы оставаться человеком полезным родине. До болезни она была инженером железнодорожником, но судьба не дала воплотиться ее мечте.  Будучи лежащей, хоть ей было так тяжело,  невыносимо больно, она своим упорством изучила немецкий, английский, чешский, польский, болгарский языки, а в последствие стала работать старшим научным сотрудником в отделе технической информации Министерства путей сообщения. Еще Ирина умудрилась в больницах преподавать детям, где она вместе с ними лежала - лечилась от своего недуга. Со всего земного шара к Ирине летели письма, их было так много, разные судьбы, разные люди, но их всех соединило одно - болезнь, как вырваться из этих цепких лап. Как могла Ирина всем помогала, особенно она помогла Марине.

В последствие Ирина начала писать, пишет она о том, что ей близко, что волнует ее. Ирине, конечно, очень крупно повезло, ее всегда окружали очень заботливые, внимательные люди. Да и сама Ирина - это мужественный человек, не боявшийся испытаний судьбы. Когда ей бывало очень тяжело, она бралась за работу, и только упорный труд возвращал ее к жизни.

  Для меня Ирина стала образцом, я ею гордилась, когда читала повесть, мне даже с ней хотелось повстречаться, поговорить, столько в ней энергии, она каждого больного могла заразить своим трудом, старанием, не смотря ни на что.  А с другой стороны мне Ирину очень жаль по человечески, ну почему бог, так равнодушен, заставляет страдать, болеть ни в чем не повинных людей. Ирина “Молодец!!!” Она достигла то, чего хотела, несмотря на такой страшный диагноз. Надо всегда верить в себя, не падать духом. Глядеть вперед, смотреть всем своим недугам в глаза и бороться с ними.  И может тогда, все мы вылечимся! Не зря говорят «Болезнь внутри нас».

 Беда наступала исподтишка. Боли в ноге, вначале терпимые, повторялись все чаще. Мучительно становилось двигаться, изменилась походка. И вдруг все проходило, и снова вся я была — движение, потому что не могла представить себе жизни без работы, без лыж, без волейбола. Но однажды очередной приступ острой боли в ноге не прошел, как обычно, а сменился тупой, сверлящей, не прекращающейся болью в спине. Впервые я испугалась по-настоящему. И все-таки, как могла, скрывала этот страх ото всех, кто меня окружал. Я, кажется, пыталась обманывать и себя...

Обычно день мой начинался в половине шестого. Я натощак глотала порошки от боли и бежала на работу. Бежала? Нет, теперь я шла медленно, прихрамывая. И добиралась до депо с единственным желанием — сесть, если уже нельзя лечь. Несколько минут отдыхала и шла в цех. Первые часы работы отвлекали от боли, но потом... В депо очень быстрый темп жизни. Я приноровилась к этому темпу легко и охотно, вероятно он соответствовал складу моего характера. Но как раз этот темп, эта атмосфера движения теперь и тяготили меня сильнее всего. Рабочие заметили это. Сами-то они не боялись ни беготни, ни сквозняков, ни дождя, ни тяжестей, как совсем недавно не боялась всего этого и я. Теперь они стали оберегать меня, как могли. Предупреждали каждое мое движение — я уже не могла ни спрыгнуть в канаву, ни влезть на крышу вагона, ни даже подняться в вагон. Иногда поезд, пришедший вне графика, приходилось осматривать прямо на путях, за воротами депо. Основная аппаратура мотор-вагонных секций помещается под вагонами. Осматривать ее согнувшись или на корточках я уже не могла, садилась прямо в снег. Тут, откуда ни возьмись, и появлялась удобная скамеечка, и чьи-то заботливые руки подставляли ее:

— Сядьте, Ира, а то простудитесь на снегу...

В обеденный перерыв все шли в столовую, а я поднималась в кабинет главного инженера и, если он уходил, запиралась там и отдыхала на диване. Этот час отдыха давал мне силы доработать до конца дня. Скоро товарищи узнали о моем убежище и стали приносить обед прямо в кабинет.

Как-то, уходя с работы, заметила я группу рабочих, шептавшихся о чем-то. Почувствовала — речь обо мне. Один из них подошел, спросил;

— Может, вас кто обижает, Ира? Вы скажите, — нас много, мы заступимся.

Чтобы скрыть, как я растрогана этой заботой и как страшусь надвигающейся беды, я засмеялась:

— Да я сама кого хочешь, обижу!

И, как могла, бодро пошла к выходу, услышав вслед:

— Уж вы обидите...

Если меня встречал после работы Алик, — а он приезжал теперь за мной ежедневно, — отпускали с ним. Если же Алик почему-либо задерживался, тогда вдруг оказывалось. что кому-то из рабочих непременно нужно идти в мою сторону. Я теперь не могла идти прежней ухабистой дорогой к станции и обходила ее кружным путем. Зимой, да еще за городом, дорога была скользкая, и мне одной, не очень твердо державшейся на ногах, идти было опасно.

Незадолго до нового года в отделении дороги созвали совещание инженеров по рационализации и изобретательству. Я сидела в последнем ряду. Главный инженер обратился ко мне с вопросом. Я не расслышала и не смогла ответить. Он повторил вопрос. Все повернулись ко мне, и от волнения я потерялась окончательно. Мне бы сказать, что я ничего не слышу, что я глохну, что на меня надвигается беда. Мне бы крикнуть: «Помогите!..» Но... мне было только двадцать четыре года, и единственное чувство, какое тогда охватило меня, было чувство стыда.

Теперь-то я знаю, что человек должен уметь жить так, чтобы, даже страдая, вызывать к себе уважение, а не жалость.

Эти жестокие слова я произнесла шепотом, плакала беззвучно — рядом лежали другие больные. До сих пор не могу понять, как могла я сказать такое? Он сидел рядом и молчал. Даже не утешал. Просто сидел и молчал. Разве я могла тогда знать, что около меня сидит смертельно больной человек? Врачи не могли помочь ему, он не мог помочь мне.

И я его обвиняла! Нет, он и тогда ни слова не сказал о своей болезни. А через два дня слег — раковая опухоль захватила печень. И больше я его никогда не видела...
Алик писал: «Я буду тебя ждать. Буду ждать столько, сколько потребуется для твоего выздоровления. Если надо, я буду ждать всю жизнь». И другом письме: «Ты должна быть здоровой, слышишь? Это надо не только для твоего счастья, но и для моего. Ты ведь любишь меня, ты не позволишь, чтобы я остался в жизни несчастным, а без тебя я буду несчастным».

Я любила его. И я изо всех сил старалась быть здоровой. Но с каждым днем мне становилось хуже. Об этом я не писала. Наоборот, сфотографировалась улыбающаяся, в цветущей сирени, одну карточку послала маме, успокаивая ее, другую — Алику, успокаивая себя.

Его звали Сашей, он работал техником на заводе. С того дня Саша стал часто приходить ко мне и проводил у моей постели много часов. Как-то привел нескольких парней из своего корпуса, они подхватили мою кровать и понесли к спортивной площадке — начинались соревнования по волейболу. Потом они решили переносить меня вечерами к летней сцене — в кино или на концерты. Первое время я очень стеснялась, особенно отдыхающих из других санаториев, и ребятам приходилось долго меня уговаривать. А потом привыкла. И к моей койке тоже все привыкли. Теперь я уже не страшилась вечеров — я не была одинока. Саша то собирал мне цветы, то приносил «для аппетита» керченскую селедку. Брал для меня из библиотеки книги и доставлял письма.

Он уже знал про меня все. Знал, что рушится сейчас моя жизнь. Рушится любовь. Как-то, увидев меня особенно грустной, сказал:

— Он будет ждать вас, Ира. Когда любишь, можно ждать всю жизнь.

Я даже вздрогнула, так совпали его слова с тем, что писал мне Алик. И — снова поверила...

Потом пришло время Сашиного отъезда. Я успела привязаться к нему всей душой и знала, как мне будет его недоставать. Накануне отъезда Саша предложил:

— Давайте, Ира, попробуем добраться разок до моря. Кто знает, когда еще вам придется увидеть его.

Это была и моя мечта, только неловко было просить, чтобы помогли дойти.

Я поднялась с постели. Море было близко, но шли мы долго и трудно. Саша нес меня к морю на руках. Нет, он ничуть не стеснялся любопытных взглядов встречных. Он и меня научил не замечать жестокого любопытства посторонних.

Возле воды Саша нагнулся и потрогал рукой песок:

— Попробуйте, Ира, какой горячий!

Вспомнил, что мне не нагнуться, набрал горсть, пересыпал в мою ладонь. Песок действительно был горячий. А море? Море было безмятежно спокойное, и ему не было дела ни до меня, ни до моей беды...

На следующий день мы прощались. Столько хорошего хотелось ему сказать, но Саша опередил:

— Спасибо, Ира, мне было очень хорошо с вами. И домой я возвращаюсь с чистой совестью — водку не пил и жене не изменял!

Пошутил? Я не ответила. Только навсегда запомнила добрые, улыбчивые глаза.

А еще через неделю уезжала и я.

Московское лето было в разгаре. На вокзале меня встречала вся семья и, конечно, Алик. Он еще издали увидел меня в окошке, поднял руки с цветами и... молча опустил: я не могла сама выйти из вагона.

Алик заканчивал дипломный проект, через несколько дней должна была состоятся защита. Забегал он поздно вечером и тут же убегал. А я целыми днями лежала одна в ожидании места в больнице. С утра все уходили на работу, и я оставалась наедине со своими невеселыми мыслями. Неужели врачи бессильны и для меня навсегда потеряно все, что составляет простое человеческое счастье?

Двадцать девятого июля состоялась защита дипломного проекта, а вечером мы отметили успех Алика. Это был канун дня, на который мы с ним давным-давно назначили свадьбу. Наверное, наша свадьба была бы красивой, как, впрочем, и все свадьбы.

Алик хотел, чтобы его родители пришли в этот вечер ко мне, но они отказались, и оттого было еще горше. Они, видимо, боялись своим визитом еще больше связать его со мной. Если раньше его мать относилась ко мне благосклонно, то теперь была настроена враждебно — не ко мне, конечно, а к тому, что моя судьба грозила несчастьем ее сыну. Я понимала ее. По крайней мере, старалась понять.

Это был наш последний вечер вдвоем. Несмотря ни на что, нам все еще было хорошо друг с другом. В девять часов вечера я уговорила Алика пойти домой — ведь этот день по праву принадлежал не только нам, но и его родителям.

Через несколько дней мама и Алик отвезли меня в больницу. Прощаясь, Алик сказал: «Я буду ждать тебя». Но смотрел он куда-то мимо...

«...И никогда не искал я внимания людей ко мне, ибо не то ценно, что мне дадут, но только то, что я могу дать... И не делился я с людьми слезами и стонами, но всегда отдавал им все богатства смеха и радостей моих...»

Павел Вежинов «Барьер»

      В повести рассказывается о композиторе Антонио, который развелся со своей женой и переживает трудный период в своей жизни. Однажды, в одном из ночных ресторанов Софии, Антоний встречает необычную девушку по имени Доротея, пережившую глубокую психологическую травму. По мере знакомства, Доротея становится приятным собеседником и близким другом Антония, пока не выясняется, что она может летать…

     Доротею наблюдает врач психиатр Юркова,  она очень заинтересована в судьбе девочки, знает о ней всё и бережёт её тонкую натуру. Композитора Антонио заинтересовала девушка, он не знал, куда себя деть от одиночества и предложил работать и жить у него. Привязавшись к девушке Индиго он не смог до конца уйти от реалий жизни.  Есть, очевидно, свойство, глубоко заложенное в человеческой природе. Подобно всякому нормальному человеку, я инстинктивно воспринимал как ненормальное все то, на что сам не был способен, или то, что другие делали не так, как я. Теперь я прекрасно понимаю: это свойство - лишь проявление невежественности и посредственности. Но что поделаешь, так уж устроен человек. Так устроена и курица, которая испуганно квохчет, с берега предостерегая высиженных ею желтых утят, уносимых счастливым течением реки. Я наблюдала в школе за одним мальчиком, он тоже не такой как все, я даже в разговаривая с бабушкой, почувствовала, что она его стесняется. Вот как устроен мир, если ты не такой как все значит, ты больной или от тебя шарахаются нормальные люди. А душа чище у необычных людей они тонки душой, легкоранимы и чувствительны к чужой боли. И тем более страдают когда, они хоть немножко нанесли вред чужой душе. Очень глубокое произведения прочитав его, хочется заглядывать в легкоранимые души и если можно чем-то помочь помогать.

 Наиболее психологические строки из произведения, которые меня заинтересовали:

Спасения нет. Чувство одиночества - не густое и липкое, а пронзительное  и  острое, как лезвие кинжала. Оно настигает меня внезапно, пытаясь прижать  к  стене подле дурацкой позеленевшей амфоры или фикуса,  задвинутого  в  угол  моей домработницей.  Едва  нахожу  в  себе  силы  вырваться  из  его  тисков  и выскакиваю за дверь, забыв погасить свет. Влетаю в лифт, спускаюсь  затаив дыхание  с  пятнадцатого  этажа  на  первый.

От  природы  я  человек  здравомыслящий,  помимо   музыки   интересуюсь

космогонией и астрофизикой, даже математикой, которую считаю основой  всех

наук. И полагаю, что сущность природы, в том числе и искусства, составляет

гармония. В этом я уверился, изучая простейшие законы природы.  И  если  в

чем-то я не могу отыскать гармонии, значит, это  нечто  ненормальное,  или

несовершенное, или непостижимое для меня.

   Говорю все это, чтобы стало понятно, в каком затруднительном  положении

я вдруг очутился. Но все, же  я  не  мальчик,  я  быстро  овладел  собой  и

спокойно прошелся по комнате.

   - А кто вам сказал, что вы не как все?

   Любезнее сформулировать вопрос я не сумел.

   - Установлено, - ответила она неохотно.

   Установлено,  оказывается.  Может,   я   человек   и   грубоватый,   но

неделикатным меня не назовешь. Расспрашивать дальше  я  не  решился.  Она,

похоже, это поняла, потому что добавила без особого желания:

   - Мне даже жить негде, я живу  в  сумасшедшем  доме...  Поэтому  мне  и

некуда было ехать.

   - А не сбежали ли вы оттуда?

   - Нет-нет! - возразила она почти обиженно. - Я только ночую там, а днем

я хожу на работу. Я амбулаторная, как врачи говорят.

- Значит, вы не такая, как они?

   - Не совсем, но у меня ведь бывали приступы.  Про  раздвоение  личности

слышали, конечно? Но когда это со мной происходит, я все-таки понимаю, где настоящее, а где выдуманное.

   Воспоминания, по-видимому, были мучительны для нее, потому что лицо  ее вдруг потемнело. Я понял, что должен отвлечь ее от неприятной темы.

   - А кто вас туда пригласил? В ресторан, я хочу сказать.

   - Никто.

   - Как никто?

   - Так... никто! Мне  иногда  хочется  побыть  в  красивом  зале,  среди

нарядных людей. Тогда я начинаю думать, что и  я  красивая  и  нормальная.

Знаю, конечно, что нормальные люди могут подавлять такие желания. Но я  не могу и потому пока не считаюсь совсем  нормальным  человеком.  Я  вошла  в ресторан и села за первый же столик. Это так легко. И  каждый  думал,  что меня пригласил кто-то другой.

   - Не так уж легко, - заметил я.

   - Она вам все рассказала?

   - Такой у нас уговор, - ответила она. - Вы поступили в тот вечер  очень

тактично. И очень человечно. Так что у  меня  нет  причин  что-то  от  вас

скрывать. В данный момент она практически здорова...  Я  наблюдаю  ее  лет

пять-шесть,  у  нее  бывали  легкие  приступы  шизофрении,   периодически,

конечно. Я бы назвала их навязчивыми идеями,  чтоб  вам  было  яснее.  Она

воображает себя одной из героинь тех книг, которые читает. Скажем,  Ириной из "Табака"... или Козеттой из "Отверженных"... Последний раз она вошла  в образ Таис, и это продолжалось, к сожалению, довольно долго.  Но  вот  уже шесть месяцев, как у нее не было никаких рецидивов.

   - Совсем никаких?

   - Можно считать, никаких...

   - В чем, по-вашему, причина ее болезни?

   Она кольнула меня быстрым,  еле  уловимым  взглядом  -  он  походил  на

прикосновение алмазного резца к стеклу.

   - Об этом я вам тоже скажу, - ответила она сдержанно. - Пожалуй, лучше,

чтобы вы знали. В детстве она пережила два  сильных  душевных  потрясения.

Когда ей было одиннадцать лет, легковая машина задавила отца  буквально  у

нее на глазах. Он тут же скончался. Мать ее вышла  замуж,  жизнь  в  новой

семье скоро стала невыносимой... Она ушла к дяде. В тринадцать лет,  когда

она только вступала, как говорится, в пору девичества, он  пытался  лишить

ее невинности.

   Юрукова  на  мгновенье  замолчала,  лицо  у  нее   было   хмурое.   Да,

действительно гнусно, подумал я, ошеломленный. Лучше бы я не спрашивал.

   - Но, по-моему, не в этом причина ее болезни, - продолжала  Юрукова.  -

Хотя все это взаимосвязано.  Как  вы  догадываетесь,  тут  играют  роль  и

некоторые наследственные факторы... Но сейчас она чувствует себя хорошо -

тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! Если  только  что-нибудь  не  вызовет  новый

стресс.

И с преувеличенным оживлением я описал ей, как Доротея угадала название

моих "Кастильских ночей", но скорее почувствовал,  чем  осознал,  что  мой

рассказ не произвел на врача особого впечатления.

   Впрочем, как я теперь сам понимаю, говорил я довольно сбивчиво.

   - Ничего странного, - спокойно сказала Юрукова. - Просто она  прочитала

ваши мысли. Сначала это и меня поражало, но потом я привыкла.

   - И вы говорите, что здесь нет ничего странного? - удивленно  посмотрел

я на нее.

   - Телепатия  -  не  досужие  выдумки...  У  Доротеи  редко,  но  бывают

поразительные догадки. Как знать, может, через несколько  веков  телепатия

будет нормальной формой общения между людьми...

Но моя собеседница, словно не поняла намека.

   - Притом память у нее не механическая, - продолжала она. -  И  интуиция

отлично помогает ей там, где не хватает знаний или логики. Вообще  Доротея

очень интересная девушка. С характером...

- Это скорее инстинкт. Там,  где  разум  бессилен,  природа  мобилизует

таинственные подспудные силы. Я часто  наблюдала  нечто  подобное  у  моих пациентов. И как врач не могла найти этому объяснения.

   Я ушел из клиники в полном смятении. Последние слова Юруковой  тащились за мной по пятам, как надоедливые попрошайки. Думал, что отделаюсь от  них в машине. Не удалось. Они устроились на заднем сиденье, продолжая изводить меня своими нелепыми вопросами и предположениями. Я включил радио  на  всю мощность. С тем же успехом. Если природа, в самом деле так  изобретательна, защищаясь, как утверждала доктор Юрукова, то в данном случае  она  избрала совершенно неведомые мне пути.

Прошла еще неделя. Единственным моим достижением за это время было  то, что раз и навсегда из моего дома было изгнано одиночество. Я  уже  был  не один. Доротея словно незримо жила во мне и рядом со мной, хотя  и  не  как человек, даже не как воспоминание. Воспоминание было не из приятных, и я старался отогнать его от себя. На его  месте  оставался  какой-то  осадок,

смутное и тягостное, но все, же живое чувство. Что  это  было  за  чувство?

Трудно сказать.  То  ли  горькой  укоризны,  то  ли  стыда  за  отсутствие

чуткости. Я ловил себя на том, что мысленно веду бесконечные разговоры, но не с нею, а с самим собой. Пытался понять, что  же  произошло.  Ничего  не изменилось, кроме того, что я был не одинок. Доротея прогнала одиночество.

Все было в порядке, если бы она сама  не  заняла  его  места.  И  если  бы

чувство одиночества не сменилось растерянностью.

   Как-то ночью, ворочаясь без сна в  постели,  я  силился  припомнить  ее

лицо. И странное дело, я не мог себе представить четко  и  определенно  ни

одной черты. Казалось, если б я встретил ее на улице в другой  одежде,  то

просто бы не узнал.

Но я вернулся в десять. Собрание было бурное, вопросы решались  важные,

правда, не настолько, чтобы из-за них кипели такие страсти. Но она была вне

себя от ужаса. Она не понимала, почему с собрания нельзя уйти.

   - Я уже думала, что тебя убили! - сказала она все еще испуганно.

   -  На улицах такая страшная темнота.

   - Кто меня может убить?

   - Как кто? Карбонарии! - ответила Доротея убежденно.

   Практически здорова! С чем я и поздравляю доктора Юрукову! Уж не решила ли она переложить свои заботы на меня?  Неплохая  идея!  Человек  богатый, свободный, что ему стоит позаботиться о  несчастной  больной  девушке.  Но Доротея сама, похоже, поняла свою ошибку, потому что смущенно добавила:

   - Что за глупости я говорю... Это просто от страха.

Я,  правда,  сам

умею красиво писать, но все, же  я  поразился  ее  способностям.  Человеку,

сумевшему выполнить такую работу, вероятно, многое по плечу.  Не  тогда  я

еще  не  подозревал,  насколько  это  банальное  суждение  соответствовало

истине.

   - Да, хорошо, - сказал я сдержанно. - Быстро ты это освоила.

   Я смутно понимал, что ее не следует сильно хвалить.

   - Ну конечно, книгу лучше переписывать. Здесь ведь  не  понимаешь,  что

пишешь. Но все-таки я уже запоминаю сразу по целой строке. Без ошибки.

   На этот раз я не сомневался, что она говорит чистую правду.  Без  этого

такую стопку нотных листов не перепишешь.

  - И ты не училась?

    - Нет, - ответила она, останавливаясь в нескольких  шагах  от  меня.  -

Зачем учиться тому, что естественно?

   - Может, ты и права, - ответил  я.  -  Ты  так  свободно  плыла...  как

головастик. Верно говорят,  что  человек  произошел  от  земноводных...  В

частности, от лягушек.

Мой отец был худой как скелет. В молодости он не был  таким  тощим,  но

год за годом все худел и худел. Пока от него не остались  только  кожа  да

кости. Знаешь почему? Потому что мама по ночам, когда  он  спал,  пила  из

него кровь. Вставляла ему сзади под самым затылком трубочку  и  высасывала

ее. Не пугайся, Антоний, я это говорю не потому, что  сумасшедшая,  это  я

так думала, когда была маленькая.  Доктор  Юрукова  говорит,  что  у  меня

слишком сильно развито воображение. И отсюда все мои несчастья, потому что я не могу, как она говорит, отличать видений от действительности.  У  меня вправду были видения, но с тех пор, как она стала мне давать лекарства,  я просто отупела. И сейчас живу как во сне. Папа тоже жил  как  во  сне.  Он

никогда не улыбался, говорил тихо, нос у него всегда был  влажный,  как  у

Барона. И, как Барон, он служил, кто бы и что бы ему  ни  приказал.  И  до

того он был жалкий, Антоний, до того покорные были у него  глаза.  Даже  в

самую сильную жару он хлюпал носом и сморкался в мятый-перемятый платок. И хотя он был очень грустный и молчаливый, но  нисколько  не  был  похож  на орла.

Скорее на тощую унылую ворону, которая зимой сунет клюв под крыло  и

сидит. Я видела, как он плакал. Тогда я не знала,  что  мама  завела  себе

любовника, какого-то пожарника. Когда папа умер, они поженились.  Пожарник был такой здоровый, что когда он зимой  раздевался  и  оставался  в  одной майке, то от него валил пар, как от лошади. Я никогда  не  слышала,  чтобы папа с мамой ругались из-за него, хотя он приходил к нам в гости  и  то  и дело брал под козырек, очень ему нравилось отдавать честь и тереть сапогом о сапог, пока не завоняет ваксой. Он был ужасный обжора. Один  раз,  когда мы с ним остались вдвоем на кухне, он стал поднимать крышки с  кастрюль  и есть изо всех подряд. Потом засмеялся и ущипнул меня  там.  Мне  было  так стыдно, что я целый день проплакала, но маме не посмела сказать. Незадолго до того, как папа умер, он стал приходить к нам чаще. Тогда папа уходил из дому и, наверно, бродил по  пустынным  улицам  и  плакал.  Доктор  Юрукова сказала, что у меня плохая наследственность, что я похожа на отца и потому такая тощая и такая чувствительная.

Анализ произведения Рея Брэдбери «Вельд»

Семья Хедли живет в доме с многообещающим названием “Все для счастья”.

     «Дети должны получать все самое лучшее”, – заявил отец.

“…мы для того и купили этот дом, чтобы ничего не делать самим”.

Для развития детей, для их игр приобрели родители дом с уникальной детской комнатой.

   Дом “одевал, кормил, холил, укачивал, пел и играл”.

Ванна автоматически мыла членов семьи, стол-автомат послушно подавал различные блюда. В доме были говорящие часы, чистильщики обуви, механические губки, мочалки, полотенца…  Все это великолепие незаметно уничтожило в детях самостоятельность, радость познания мира.

    Дети буквально не выходили из детской: ведь она превращает в реальность любую их фантазию. Скрытые одорофоны приносили волну запахов, делая вызванный по заказу фантастический мир осязаемым, реальным.

   Интересно, правда? Но вскоре Лидия Хедли почувствовала свою ненужность. “Я здесь вроде ни к чему. Дом – и жена,и мама,и горничная”. И муж ее тоже изменился. Стал нервным, курить начал больше обычного, дозу снотворного увеличил. Но самое страшное, что родители постепенно стали не нужны детям.

Почему так случилось?

    Ответ на этот вопрос убедительно дал врач-психиатр, приглашенный для консультации: “Ребенок не может жить без привязанностей. Вы с женой позволили этой комнате, этому дому занять ваше место в их сердцах. Детская комната стала для них матерью и отцом, оказалась в их жизни куда важнее подлинных родителей”.

     Питер и Венди в последнее время стали играть в африканский вельд. Лидия и Джордж целыми днями слышали чьи-то крики боли и ужаса. Львы кого-то разрывали на куски, а стервятники расклевывали остатки, обгладывали кости. Дети играли в смерть. Однажды взрослые едва убежали от львов, ринувшихся на них. И это в собственном доме!

   В доме поселился страх.

Какие художественные детали использует писатель, чтобы мы почувствовали нарастающую опасность?

   а) Постоянные крики из детской.

б) Дверь вздрагивала, “словно от удара изнутри”. Львы пытались вырваться.

в) Глава семьи нашел в детской окровавленный шарф жены и свой бумажник со следами крови и зубов львов.

г) Картина вельда неприятная. Едкий запах животных, шуршащая поступь крадущихся хищников. Раскаленный воздух. Лучи солнца – словно прикосновение горячей лапы. И запах крови.

Обращаем внимание на сравнения, на эпитеты, на роль глаголов, создающих правдоподобную картину вельда. Весь последний месяц Джордж “слышал львиный рык, чувствовал даже у себя в кабинете резкий запах хищников”.

д) Обилие желтого цвета беспокоило, создавало нервозность. Солнце в небе жаркое, желтое. Трава жухлая, то есть грязно – желтая, увядшая. Желтый цвет львиных шкур. Жуткие желто – зеленые глаза хищников.

       Родители увидели, что их дети стали несносны: они не слушаются, живут своей жизнью. Родители и дети словно два острова, между которыми нет связи.

Как подчеркивает автор внутреннюю пустоту детей, их эгоизм?

    Во-первых, они перестали играть в добрые сказки, заменив их кровавым вельдом.

Во-вторых, научились лицемерить, лгать.

Писатель также обращает внимание на их глаза, “ярко-голубые шарики”, лишенные мысли, не выражающие никаких чувств. В душах у них – вельд. Мальчик и девочка продумали и хладнокровно привели в действие план убийства самых близких людей, матери и отца. Разве это не чудовищно?

     Что же послужило толчком к драматическим событиям?

Как отреагировали дети на решение отца?

    Решение Джорджа уехать всей семьей на месяц, предварительно отключив все автоматы в доме, в том числе и детскую комнату.

“Они кричали, прыгали, швыряли вещи. Они вопили, рыдали, бранились, метались по комнатам”.

Решение отца они восприняли как убийство комнаты и очень переживали.

    Родители проявили малодушие и “на минуточку” включили комнату. Они забыли о предостережении врача – психиатра, который советовал “немедленно выключить эту проклятую комнату и минимум год ежедневно приводить детей на процедуры”. Значит, у детей была серьезно нарушена психика. “В данном случае детская, вместо того чтобы избавлять от разрушительных наклонностей, поощряет их!”.

    Дети совершили злодеяние, которое оправдать невозможно. Совершив убийство родителей, Питер и Венди убили и себя, собственную душу. Только пока они этого не поняли.

Беззаботная жизнь в доме создала у мальчика и девочки иллюзию счастья, но быть счастливым с ненавистью и грехом в душе нельзя. Именно об этом заставил нас задуматься талантливый писатель-фантаст.

Брэдбери предостерегает читателей об опасности проявления зла, жестокости и насилия, учит критическому осмыслению своих поступков.

Прочитав это произведение великого писателя Рея Брэдбери на кружковых занятиях,  которые я провожу в школе, я заставила детей задуматься о последствии этого произведения. О вреде планшетов, компьютеров, сотовых телефонов, которыми балуют их родители, на их духовное развитие, так как в основном используются для игр. Уставшие после работы родители убеждены, что дети за компьютером выполняют рефераты и делают уроки, просила,  опираясь на этот рассказ, задуматься о том, что дома рядом близкие любимые люди, которых они не замечают из-за  компьютерных игр. И что они живые и реальные, а всё то, что связано с их играми, всё это пыль и прах. Часто ученики педагогу-библиотекарю рассказывают больше, чем классным руководителям, педагогам т.к. через книгу мы заглядываем в душу ребёнку, и очень больно видеть, как черствеют их души, ведь ничто не заменит книгу.

Тургенев И.С. Живые мощи.

Для охотника дождь — сущее бедствие. Такому бедствию подверглись мы с Ермолаем во время охоты на тетеревов в Белевском уезде. Наконец, Ермолай предложил пойти на хутор Алексеевка, принадлежавший моей матушке, о существовании которого я раньше не подозревал. При хуторке оказался ветхий флигель, нежилой и чистый, в котором я и переночевал. На следующий день я проснулся рано и вышел в заросший сад. Неподалёку я заметил пасеку, к ней вела узкая тропинка. Подойдя к пасеке, я увидел рядом с ней плетёный сарайчик, и заглянул в полуоткрытую дверь. В углу я заметил подмостки и маленькую фигуру на них.

Я уже пошёл прочь, как вдруг слабый, медленный и сиплый голос окликнул меня по имени: «Барин! Пётр Петрович!». Я приблизился и остолбенел. Передо мной лежало существо с высохшей, словно бронзовой головой. Нос узкий, как лезвие ножа, губ почти не видно, только белеют зубы и глаза, да из-под платка выбиваются пряди жёлтых волос. Из-под одеяла виднеются две крошечные высохшие ручки. Лицо было не безобразное, даже красивое, но страшное своей необычностью.

Оказалось, что это существо когда-то было Лукерьей, первой красавицей в нашей дворне, плясуньей и певуньей, по которой я — 16-летний мальчик — втайне вздыхал. Лукерья рассказала про свою беду. Лет 6 или 7 назад Лукерью помолвили с Василием Поляковым. Как-то ночью она вышла на крыльцо, и ей почудился Васин голос. Спросонья она оступилась у пала с крыльца. С того дна начала Лукерья чахнуть и сохнуть, ноги отказали. Ни один врач не смог ей помочь. Под конец она совсем окостенела, и её перевезли на этот хутор. А Василий Поляков потужил, да и женился на другой.

Летом Лукерья лежит в сарайчике, а зимой её переносят в предбанник. Она рассказала, что почти не ест, лежит, наблюдает за окружающим миром. Она приучила себя не думать и не вспоминать — так время быстрее проходит. Прочтёт молитвы, какие знает, и опять лежит безо всякой думочки. Я предложил забрать её в больницу, где за ней будет хороший уход, но Лукерья отказалась. Привыкнув к темноте, я ясно различал её черты, и даже смог отыскать на этом лице следы былой красоты.

Лукерья пожаловалась, что мало спит из-за боли во всём теле, но если уснёт, то сняться ей сны диковинные. Однажды приснилось Лукерье, будто сидит она на большой дороге в одежде странницы-богомолки. Проходит мимо неё толпа странников, а между ними — женщина, на голову выше других. Платье на ней не русское и лицо строгое, Спросила Лукерья женщину, кто она, а женщина ответила, что она — её смерть. Стала просить Лукерья смерть забрать её с собой, и смерть ответила, что придёт за ней после петровок. Только, бывает, целая неделя пройдёт, а Лукерья не заснёт ни разу. Как-то проезжая барыня оставила ей скляночку с лекарством против бессонницы, да только давно выпита та скляночка. Я догадался, что это был опиум, и обещал достать ей такую скляночку.

Я не мог не подивиться вслух её мужеству и терпению. Лукерья возразила, что многие люди страдали больше, чем она. Помолчав, я спросил, сколько ей лет. Оказалось, что Лукерье ещё не было 30-ти. Попрощавшись, я спросил, не надо ли ей чего. Лукерья попросила только, чтобы моя матушка уменьшила оброк для местных крестьян, а для себя — ничего.

В тот же день я узнал от хуторского десятского, что в деревне Лукерью прозвали «Живые Мощи», и нет от неё никакого беспокойства. Несколько недель спустя я узнал, что Лукерья умерла, как раз после петровок. Весь день перед смертью она слышала колокольный звон, который шёл с неба. 

     Несмотря на перенесенные ею страдания и настоящее тяжелое положение, она и не думает падать духом – напротив, она кажется даже довольной своим положением, поет песни, любуется природой в ее разнообразных проявлениях – следит за тем, как липа или гречиха зацветают, как пчелы по пасеке летают, как ласточки гнезда вьют и т.д. Когда автор дивится ее терпению, она замечает, что ее терпение ничто в сравнении с терпением Иоанна Столпника или Жанны ДАрк, предание о которой она передает. Она глубоко религиозна, видит пророческие сны, Христа, иногда и свою собственную смерть; последней она совсем не боится, она ждет ее, как какой-то радости …

А. Маршалл  «Я умею прыгать через лужи»

     Известный австралийский писатель Алан Маршалл в талантливой повести рассказал необычную историю своего детства. Он родился в глухом австралийском поселке в семье объездчика лошадей. Отец мечтал сделать из него бегуна и наездника, но, когда мальчику минуло шесть лет, его приковал к постели полиомиелит. Алан долго лежал в больнице, перенес тяжелую операцию, с трудом передвигался на костылях. Но он, ни в чем не хотел уступать своим сверстникам. Исключительная настойчивость, мужество и жизнелюбие помогают мальчику сделать невозможное - победить неизлечимый недуг. Подвергая себя суровой закалке и неустанной тренировке, не щадя парализованных ног, он карабкается на скалы, сползает в овраги, учится плавать в холодном горном озере, которого опасаются даже взрослые, занимается охотой и рыбной ловлей и в довершение всего становится отличным наездником. Жизнь в семье, в школе, среди друзей, сочувствующих его несчастью, и врагов, издевающихся над калекой, история преодоления Аланом своей физической беспомощности - таков сюжет автобиографической повести Маршалла.

Ричард Бах   

Повесть-притча

 «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»

Невыдуманному Джонатану-Чайке,

                                          который живет в каждом из нас.

    С рыболовного судна забрасывают сеть с приманкой, и Стая чаек слетается, «чтобы хитростью или силой добыть крохи пищи». Только одна чайка по имени Джонатан Ливингстон совершает свои тренировочные полёты в полном одиночестве. Джонатан нарушает все неписанные законы Стаи — зависает в воздухе, летает низко над водой и развивает огромную скорость. Он пытается довести своё умение летать до совершенства.

 Это произведение мне напомнило недавно прочитанное произведение Павла Вежинова «Барьер». 

  Полёт — заветная мечта человека ещё со времён Икара. Люди уверены, что если бы у них были крылья, то они ни за что бы не растратили свой дар зря. Чайка по имени Джонатан Ливингстон — главный герой повести — недоумевает, почему его собратья предпочитают рыться в мусорной куче, а не летать. Его стремление к самопознанию и самосовершенству затрагивает потаённые струны человеческой души. Ведь только преодолевая себя и неизменно двигаясь вперёд, мы обретаем смысл жизни.

Для Джонатана полёт — это искусство и образ бытия. Однако, охваченные низменными заботами пропитания, чайки не понимают страсти своего соплеменника к небу. Так и люди, погружённые в повседневные проблемы, не замечают гораздо более ценного, того, без чего их жизнь теряет всякий смысл. Джонатан Ливингстон своим упорством и страстью к самосовершенствованию вновь обращает внимание людей на извечные ценности.

Через некоторое время Джонатан понимает, что сотворён совершенным и его возможности безграничны. 

   Это самая главная книга Ричарда Баха. Он услышал ее целиком, и записал, и это полностью изменило его жизнь, и вот теперь вы можете прочесть эту чудо-сказку, как никакая другая книга на свете отвечающую на вопросы: «Кто мы?», «Что мы здесь делаем?», «Куда мы идем?» «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» может изменить и вашу жизнь тоже. Читайте и любите друг друга!!!

Э. Портер «Поллианна»

   «Поллианна» Элеонор Портер — книга о жизни обычной девочки (сироты, которую из «чувства долга» взяла к себе суровая тетка), умевшей видеть во всем лучшую сторону и жить необычной «игрой в радость», которая перевернула жизнь всего городка и открыла сердца многих людей навстречу простым евангельским словам: «Всегда радуйтесь».  Сначала её отец монах научил её радоваться подарку с красного креста «костыли», вместо куклы, которую она ждала. «Радуйся тому, что у тебя их нет» А потеряв отца она шла по жизни радуясь, находя в безрадостном радость и учила других этому секрету. Повесть гениальна, я давно её рекомендую детям. Я считаю, что я своей дочери и другим детям вовремя дала прочитать её. Они поняли, что можно найти хоть каплю, но хорошее, если совсем всё плохо. И идти по жизни заряжая позитивом. Я давно в своей работе использую книги Портера «Поллианна» и «Поллианна возвращается». Ученики, первая ученица это была моя дочь, залпам прочитывали и вторую книгу. И поведение менялось, в школе они мимо не проходили, мы заговорчески улыбались, как будто у нас общий секрет, и мы знаем, как справиться с неприятностями. «Радоваться даже костылям, потому что у тебя их нет».